Он повернулся к свидетельницам:
   - Мария Георгиевна, и вы, Анна Ильинична, посмотрите внимательно на этих женщин. Когонибудь из них вы видели раньше?
   Седая рыхлая Анна Ильинична спросила:
   - А можно мне вот этой даме задать вопрос? - она показала рукой на Валентину.
   - Конечно, пожалуйста.
   - Скажите, милочка, куда вас в тот раз довезли на "КамАЗе"? Мы вам с Марией Георгиевной так позавидовали! Мы же еще минут двадцать пять стояли. Мария Георгиевна говорит: видишь, молодые какие сообразительные...
   Валентина спокойно ответила:
   - Вы меня с кем-то путаете, уважаемая. Ни на каком "КамАЗе" меня никуда не подвозили, вас я вижу впервые.
   - Да, но мы с вами еще вели разговор о том, что очень редко сюда, к больнице, автобусы ходят, что...
   - Я вам еще раз говорю, уважаемая! - голос Валентины зазвенел. - Ни у какой больницы я не была, на "КамАЗах" не ездила.
   - Ее голос, ее! - уверенно проговорила вторая свидетельница, Мария Георгиевна. - Теперь и я ее узнала. На вас, девушка, была серая плиссированная юбка и красная кофточка. И именно вы уехали на "КамАЗе", а в кузов еще двое запрыгнули. Я не знаю, что там было дальше, но на остановке вместе с нами вы стояли, вы!
   - Я вам еще раз обеим повторяю: вы меня с кем-то путаете! Я не была у туберкулезной больницы, у меня нет серой юбки и красной кофточки, я не уезжала на "КамАЗе"! - Фразы эти отскакивали от Валентины, как теннисные мячи от ракетки.
   - Спокойнее, Валентина Ивановна, - сказал Костромин. - Не надо нервничать. У нас деловой разговор... - Он кивнул Саженцеву, и тот вышел из кабинета, вернулся с Мухиной, поварихой.
   - Скажите, Таня, у кого вы купили красную кофточку и серую плиссированную юбку? - спросил Костромин.
   - Я же вам говорила, у Клепцовой, - и Мухина рукой показала на побледневшую Валентину.
   - Да ты с ума сошла, Тань! - воскликнула та - Какая юбка?! Какая кофта! Отродясь у меня таких не было. Я красный цвет вообще не люблю.
   - Ну... ты же сама сказала, Валь, что юбка мала стала, в поясе не сходится, да и кофточка... - растерянно произнесла Мухина, и только тут, наверное, поняла, что попала в историю.
   Свидетельницы, подписавшие протокол опознания, и все остальные женщины были отпущены, а Костромин стал задавать Клепцовой новые вопросы:
   - Кто был с вами в "КамАЗе"?
   - Кто запрыгнул в кузов?
   - Где вы попросили Крылышкина остановиться?
   - Кто убивал водителя?
   - Где остальные документы?
   - Кому и за сколько был продан "КамАЗ"?..
   Валентина молчала. В ушах бился голос Жорика: "...Срочно! Юбку и кофточку - на мусорку!.. И тверди, как попугай: такой одежды никогда не было, у туберкулезной больницы никогда не была, ни с каким шофером "КамАЗа" не знакома..."
   Что же она, дура, наделала! Тряпки пожалела, каких-то жалких сорок тысяч с Таньки взяла...
   Господи! Что же теперь делать-то? Она же не только себя, но и ребят подвела...
   - Мне плохо... Я не могу больше... У меня дико болит голова, я гипертоник! - жалобно проговорила она, и Костромин поднялся, велел Саженцеву:
   - Отвези ее в ИВС , пусть подумает, отдохнет. Завтра поговорим.
   Глава 32
   УБИТЬ АМИРАНА
   Звонок из Батуми раздался сразу после майских праздников.
   Слышимость была неважной, но за шуршанием, попискиванием, потрескиванием телефонной аппаратуры Койот все же узнал голос Джабы Махарадзе. Джаба тоже узнал его, потому что на обычное: "Алло, слушаю..." сейчас же сказал:
   - Привет, Павел!
   - Приветствую и тебя, Джаба. Откуда звонишь?
   - Из дома, вестимо... ха-ха-ха... - Махарадзе сдержанно засмеялся. Наверное, он прощупывал настроение Койота, его реакцию на звонок из Грузии.
   Реакция была нормальной.
   Джаба спросил:
   - Как живешь, Павел?
   - Думаю, похуже, чем Брынцалов.
   - Го-го-го... Ты планку высоко поставил. Опустись на землю. Таких, как Володя Брынцалов, в России не много.
   - Ну-ну. Уже опустил. А ты как поживаешь, Джаба? Как твой бизнес? Не собираешься ли в Придонск?
   - Именно поэтому и звоню. Собираюсь.
   - Что привезешь? Снова апельсины?
   - Да ну, какие сейчас апельсины?! Май месяц. По другим делам с Гогой приедем, Паша - С Гогой?
   - Ну да. Забыл, что ли, про брата моего?
   - Нет, не забыл.
   - И про должок свой не забыл?
   Койот помедлил с ответом. Так хотелось сказать этому наглому грузину: "Да пошел ты на хер, какой еще "должок"? Скажи спасибо, что ноги от ментов унес, что живешь за горами за долами, считай, за границей, что взять тебя там трудно, и потому все еще на свободе. И чего звонишь? Зачем? Дело сделано, не все получилось, как планировали, да, но и на рожон, в Россию, тебе лезть со своим братцем не следует, это опасно для всех нас. А то, что ты потерял часть денег... на то и бизнес, он без риска и потерь не бывает".
   Джаба, конечно, думал по-другому. И, надо думать, вины за собой большой не чувствовал.
   Да, купил "КамАЗ" с рук, по дешевке, но они же не знали с Гогой, что за грузовиком - кровь, убийство, они так с Волковыми не договаривались. С них, с Волковых, надо спрашивать. Какие к ним, Махарадзе, честным бизнесменам, могут быть претензии?.. А если будут - они все милиции объяснят. В крайнем случае, потеряют "КамАЗ", который на данный день они и так потеряли.
   - Джаба, ты чего хочешь? - спросил Койот.
   - Ты говорил, что отработаешь, Паша.
   - Говорил.
   - Ну вот, время пришло. Мы скоро приедем.
   - Когда конкретно?
   - Тебе это знать не нужно. Я же сказал: скоро.
   Ты вообще телефону не доверяй, понял?
   - Да, все понял. Жду.
   Койот положил трубку, послонялся по квартире, поразмышлял. Дома он был один, отец на работе, мачеху менты упрятали в кутузку. На душе тревожно. После задержания Валентины состоялся у них с отцом семейный совет: как быть?
   Бели Валентина сознается, им всем грозит тюрьма. Этот проклятый рецепт!.. Почему он, Павел, не выбросил его, зачем принес домой? Ведь, кроме техпаспорта на "КамАЗ", братьям Махарадзе ничего не требовалось.
   Идиот! Кретин! Ублюдок!
   Койот в бессильной тоске ругал себя последними словами. Как подвел всех! И в первую очередь себя. Если Валентина сознается... Все же полетит к черту!
   Позвали Жорика, сказали ему о чепе.
   Жорик долго, со смаком и злобой матерился, крыл Койота на чем свет стоит. Даже замахнулся на него на кухне, но отец удержал руку кореша, сказал рассудительно:
   - Что теперь толку махаться? Думать надо, как из говна выбраться.
   Думать им оставалось лишь в одном направлении - молить Бога, чтобы Валентина не созналась, чтобы стояла на своем: свидетельницы ошиблись, спутали ее с кем-то, у больницы она не была.
   Судя по тому, что их, Волковых и Жорика, пока не арестовали, можно было предположить, что Валентина держится и их имен не назвала.
   И дай ей Бог сил выдержать поединок с ментами, скинуть с себя их щупальца, доказать свою невиновность. Ведь на руках у следователей нет никаких доказательств ее причастности к этому делу, одни лишь подозрения да показания двух старух.
   Следователи, правда, вызывали уже Волковастаршего, задавали свои гнусные вопросы про рецепт бабки Крылышкиной, но он им пел так, как договорились с Валентиной: нашел в троллейбусе, зачем принес домой - не знает, случайно оказался в кармане, а потом случайно же попал под диван.
   Менты отца отпустили, но предупредили, что могут вызвать еще, если что-то нужно будет уточнить и перепроверить.
   Отец, в общем-то, был спокоен, так как в убийстве шофера "КамАЗа" не принимал участия, а Валентине, в случае чего, большой срок не светит. Вот Павел и Жорик...
   Держись, Валентина! Крепись, голубушка! Раскроешь рот, сознаешься все, хана! И сама загремишь, и им с Жориком ходка обеспечена.
   Ах, какую он, мудак, допустил глупость с этим рецептом! Поди ж ты, так проколоться...
   Вот они и сидели вчера вечером здесь, на кухне, горевали об этой самой Пашкиной глупости, посылали Валентине свои мысли-приветы и пожелания держаться. Выпили втроем пару бутылок водки, отец даже поплакал на столе (жалко было Валентину). Жорик предложил Павлу еще сгонять за спиртным, но отец воспротивился. Резонно заметил, что менты за ними могут явиться в любой момент, если Валентина все же даст показания, а потому голова должна быть трезвой - тогда лишнего не брякнешь и в руках себя легче удержать.
   Отец принес из спальни фотографию Валентины (она была снята на городском пляже у водохранилища, в купальнике), поставил снимок перед собой, у недопитого стакана, шмыгал мокрым носом:
   - Баба-то какая, а, ребята! Молодая, справная... Что ляжки у ней, что титьки. Четвертый размер. Мы ей как-то лифчики покупали, я помню.
   А посадят ее, что тогда? Как я без нее? Кто нас с Пашкой кормить будет?
   Койот с Жориком умильно и пьяно смотрели на кормилицу, поддакивали Волкову-старшему, что да, все у Валентины при ней, баба что надо, и жалко, если ее посадят, и как-то совсем забыли про себя, про то, что за Валентиной загремят и они.
   И продолжали хвалить ее котлеты и борщи, и жалели о том, что втравили бабу в эту поганую историю. Возилась бы себе на кухне... Да и передачки бы в тюрьму носила А теперь...
   Кому носить-то?
   * * *
   Джаба совершенно справедливо предупреждал Койота, чтобы тот не доверял своему телефону. И правильно, между прочим, делал.
   Телефон Волковых вот уже месяц стоял на прослушивании. Круглосуточном. Дежурные, меняясь в сменах, сидели у записывающих магнитофонов, слушали по параллельным наушникам все разговоры в их квартире.
   Звонков было немного - то отец с работы позвонит (приди, мол, Паша, помоги... Или: я тут ящик картошки заначил, махани-ка его домой...), то Жорик что-нибудь выдаст, то Людмила у него, Павла, поинтересуется: когда, мол, придешь, деньги нужны, Костик голодный сидит...
   Там, в семье, Койот по-прежнему бывает от случая к случаю, один раз в семь-десять дней, и больше одного вечера с Людмилой не выдерживает.
   Оперативники управления ФСБ, слушающие все семейные и другие разговоры, все это хорошо знали. К тому же "топтуны" ходили за Койотом по всему городу, видели его хмурое, злое даже лицо, наблюдали за его контактами. Контактов, впрочем, особых не наблюдалось. Так, случайные собутыльники, случайные разговоры где-нибудь возле пивнушки.
   Койот, конечно, нервничал, это чувствовалось.
   Он тоже чувствовал, что его обкладывают, кудато медленно и верно загоняют. Да и обстановка вокруг менялась.
   Убили Кашалота.
   Добровольно, с повинной, пошли в прокуратуру Мосол и Колорадский Жук.
   Задержана Валентина.
   Уехала Марина... А вот она-то знала все! И, может, хорошо, что уехала.
   Вот-вот явятся братья Махарадзе. Это для него, Койота, дополнительная опасность: ведь их ищут! Брошенный на стоянке ГАИ "КамАЗ", найденный труп шофера Крылышкина - разве милиция закрыла это дело? Подозреваются и братья Махарадзе, как они этого не понимают?!
   Но если Махарадзе задержат, они, разумеется, тут же назовут их, Волковых. И скажут, у кого именно приобрели грузовик. Тогда уж никакие байки про найденный в троллейбусе рецепт не помогут.
   Сужается круг, сужается...
   ...Анализировали звонок из Батуми и на совещании у генерала Николаева.
   Генерал дважды прослушал магнитофонную запись, спросил Мельникова:
   - Как вы думаете, Александр Николаевич, зачем они сюда едут? На какой такой "должок"
   Волкова намекают?
   - Тут почти все стало на свои места, товарищ генерал, - высказал свои соображения Мельников. - В квартире Волковых сотрудниками РУОПа найден, как вы знаете, рецепт, выписанный на мать Крылышкина. Свидетельницы опознали Валентину - пассажирку убитого потом шофера, сейчас она задержана... Мы попросили Костромина не форсировать пока события с допросами и очными ставками в связи с этим звонком из Батуми. Я думаю, надо несколько дней подождать, пока вся компания соберется вместе. Мы тогда и без помощи Интерпола обойдемся.
   - Вряд ли братья Махарадзе прилетят именно за тем долгом Павла, на который они намекают в телефонном разговоре, - высказался Николаев. - У них была какая-то иная договоренность.
   Джабаже говорит, - он скосил глаза на магнитофон, - ты, мол, обещал отработать. Что бы это значило? И как именно Волков может "отработать" грузинам, которым он должен приличную сумму?
   - За Павлом стойкая теперь репутация киллера, товарищ генерал, продолжил свою мысль Мельников. - Ему могут предложить именно эту работу, "отработать" долг с помощью оружия. В противном случае они бы прямо сказали по телефону: верни деньги за "КамАЗ".
   - Согласен. - Николаев встал, прошелся по кабинету, сказал: - Хорошо. Подождем. Судя по всему, Махарадзе появятся у нас со дня на день...
   Сделаем так: все авиарейсы из Батуми или Тбилиси будем встречать. Установим за Махарадзе наблюдение. Телефонные разговоры слушать, все контакты с Волковым - фиксировать.
   На том пока и разошлись.
   * * *
   Махарадзе прилетели в Придонск на следующий день, в семь утра, и уже через час, приехав на такси, сидели в квартире Волковых, пили свежезаваренный чай, говорили о том о сем. Волковастаршего гости уже не застали, он ушел на работу, чему братья не особенно и огорчились - им нужен был, конечно, Койот.
   Насытившись, Махарадзе приступили к главному разговору.
   Говорил Джаба:
   - Паша, должок за "КамАЗ" мы тебе можем простить. Да у тебя и денег нет, так?
   - Так.
   - Ну вот, дорогой. Деньги мы тебе дадим, мы теперь люди самостоятельные.
   - Поздравляю.
   - Спасибо. Ты тоже обижен не будешь. Мы помнили о тебе, Паша, знали, что у нас в России есть надежный человек.
   - Что я должен делать?
   - Нужно убрать одного человека. В Москве.
   Голова его стоит... - Джаба сделал эффектную паузу, - десять тысяч долларов.
   У Койота перехватило дыхание.
   - Сколько? - переспросил он.
   - Десять тысяч "зеленых", - повторил старший Махарадзе. - Перемножить на курс "деревянных" сможешь? - Джаба усмехнулся. - Считай, новая "Волга" у тебя в кармане.
   Койот судорожно сглотнул слюну.
   - Кто... такой?
   - Паша, не задавай лишних вопросов. Зовут его Амиран. Больше тебе знать ничего не надо.
   Тебе его в Москве покажут. Скажут, где и когда ждать. Дадут оружие, "Тульский Токарева"-, с глушителем. Работу надо сделать наверняка, с контрольным выстрелом. Пистолет бросишь. Возле места... работы... тебя будет ждать машина. Из Москвы уедешь в тот же день. Не сюда, в Сочи.
   Отдохнешь, успокоишься. Две-три недели. Командировочные тебе оплатят. Кроме тех десяти тысяч.
   - Это твой враг, Джаба? - спросил Койот.
   - Паша, тебя это не касается, я же сказал, не задавай лишних вопросов. Амирана лично я не знаю. Но знаю, что он в Москве мешает другим людям. Больше ничего не спрашивай. Принимай решение. Ты же мужчина!.. Деньги получишь на месте. Можешь потребовать аванс.
   - А если я откажусь, Джаба?
   - Ты не откажешься, Паша. Такие веши дважды не предлагают. Уберут тебя. Ты уже в системе. Усек?
   Койот помолчал. По скулам его склоненной головы ходили желваки.
   - Не надо меня пугать, Джаба. Я же говорил тебе еще в прошлом году: отработаю.
   - Ну вот, это решение мужчины. Молодец, дорогой! Завтра мы должны быть в Москве. А пока погуляем.
   Гога уже выставлял из сумок хорошее грузинское вино и дорогие закуски.
   Глава 33
   В НЕЖНЫХ ОБЪЯТИЯХ ФСБ
   Гогу Махарадзе "топтуны" упустили.
   По совету Койота он поднялся на чердак, прошел по нему, спустился в другом подъезде и, не замеченный "наружкой", вышел из дома. Потом поймал машину и через три четверти часа был в аэропорту. Еще через час он был уже в воздухе, на пути в Москву.
   Вечером Гога позвонил в Придонск, попросил Джабу.
   Разговор шел на грузинском.
   - Я на месте, Джаба.
   - Как долетел?
   - Хорошо. Меня встретили.
   - Там все готово?
   - Конечно. Как наш солист себя чувствует?
   - Нормально. Спокоен. Сидим с его отцом, чаи гоняем... ха-ха-ха...
   - А я забыл спросить... там... Валентины чтото не видно было?
   - Ее нет. Сказали, что она уехала в деревню, мать заболела.
   - У вас там все спокойно, Джаба?
   - Да, не волнуйся, брат. Переночуем и прилетим. Скажи Арсену, пусть треть гонорара солисту сразу отдаст, чтобы он не дергался, спокойно работал. А дальше - как решили. Сам знаешь.
   - Конечно, скажу. Ну, до завтра, Джаба! Обнимаю тебя.
   - И я тоже.
   Уже по-русски Джаба сказал Волковым:
   - Привет вам от Гоги. Долетел хорошо. Пожелал спокойной ночи.
   * * *
   Грузинский текст надо было срочно перевести. О чем говорили по телефону из квартиры Волковых? Кто говорил? О чем договаривались эти люди?
   В русском управлении ФСБ грузинского языка никто, разумеется, не знал. Но грузины в городе жили. Немного, но тем не менее.
   Омельченко с Брянцевым сели на телефоны.
   Через час на столе Мельникова лежал список, в котором мелькали имена: Гиви, Резо, Отари, Вахтанг, Иосиф... И соответствующие фамилии.
   Однако оперативную тайну всем не доверишь.
   К тому же, шел уже десятый час вечера. Не каждый из обрусевших, проживающих в Придонске грузин согласится в законный час отдыха давать какие-либо консультации ФСБ.
   Но медлить было нельзя.
   Мельников позвонил домой Кириллову, доложил о проблемах. Полковник (он жил недалеко от управления) тотчас бросил домашние дела, пришел.
   Полистал свою записную книжку. Вспомнил, что на одной из кафедр университета работает преподавателем некий Гурам Суренович Меранашвили, наполовину грузин, наполовину армянин. В Придонске он с незапамятных времен, вполне возможно, что давно уже забыл язык своих предков.
   Гурам Суренович дал согласие послушать пленку, при условии, что за ним приедут - жил он на окраине Придонска.
   Через полчаса Меранашвили сидел в кабинете Кириллова и слушал запись.
   - Мне кажется, это какие-то урки договариваются, Анатолий Михайлович, сказал он. - И о серьезных делах.
   - У нас такое же предположение, Гурам Суренович, - согласился Кириллов. - Потому и пригласили вас помочь.
   - Ну что ж, давайте ручку и бумагу. Я запишу диалог.
   Через пятнадцать минут работа была сделана.
   На столе Кириллова лежал точный перевод разговора братьев Махарадзс.
   Стало ясно, что завтра утром Павел Волков должен лететь в Москву вместе с Джабой Махарадзе. Убивать какого-то Амирана...
   * * *
   Мельников позвонил Крайко.
   - Эмма Александровна, добрый вечер. Извините за поздний звонок.
   - Ладно тебе извиняться, Саша, ты же не будешь беспокоить меня по пустякам.
   - Да, дело срочное... Наш подопечный завтра утром собирается улетать в Москву. Судя по перехваченному нами телефонному разговору, на новое серьезное дело...
   - Можем упустить?
   - Можем.
   - Оружие вы не нашли?
   - Нет. Никаких упоминаний о нем мы не прослушали.
   - Понятно. Та-ак... Сколько там у нас натикало?.. Ого! Половина одиннадцатого! Наше прокурорское начальство отдыхает. Разрешения на задержание Заиграев не даст даже в этой ситуации, упрется. Значит, решение принимать мне. - Крайко умолкла. В трубке отчетливо было слышно ее сосредоточенное дыхание. В следующее мгновение она сказала:
   - Берите обоих. Под мою ответственность.
   Лучше, конечно, в аэропорту, с билетами на руках.
   Им сложнее будет объясняться - куда и зачем собирались лететь. А брать сейчас, на квартире...
   нет, не стоит.
   - Вы правы, Эмма Александровна, лучше в аэропорту, - согласился Мельников. - Лишние улики. Основание для вопросов...
   - Саша, не будем терять время. Действуйте!
   Во сколько самолет?
   - В семь утра.
   - Через час, в восемь, жду от тебя звонка. Полагаю, уже из изолятора Жду!
   И Крайко положила трубку.
   * * *
   Ночь для следящих за преступниками прошла спокойно.
   Окна в квартире Волковых светились до полуночи. В открытые форточки доносились нестройные хмельные голоса, смех, звяканье посуды. Волковы и Махарадзе гуляли.
   А под окнами квартиры, меняясь по выработанной схеме, прогуливались молодые люди с рациями в карманах курток, время от времени докладывая по связи:
   - Первый, у меня все спокойно.
   - Наверху потушили свет. Из подъезда никто не выходил.
   - Говорит Шестой. Все тихо. Спят.
   Да, Койот спал.
   Спал его отец, Виталий Волков.
   Спал и гость из солнечного Батуми, Джаба Махарадзе, посредник заказного убийства в Москве.
   * * *
   Ночь в автомобиле даже для молодых и здоровых людей - занятие не из приятных. Ноги не вытянешь, полностью не расслабишься, спать нельзя. Преступники хитры и изобретательны:
   исчез же из квартиры, которая находилась под наблюдением, Гога Махарадзе!.. Позвонил уже из Москвы...
   Койот и Джаба, судя по всему, исчезать не собирались. Они спокойно, ничего не подозревая, дрыхли на втором этаже старого городского дома Слежки и наблюдения за собой не заметили. Да и сложно было ее заметить.
   Не спали "топтуны".
   Не спали офицеры отдела Мельникова.
   Был соответствующим образом проинструктирован дежурный по управлению ФСБ.
   Была наготове группа захвата Все эти люди как бы оберегали сон Павла Волкова и Джабы Махарадзе.
   Начало мая в Придонске - чудная пора. Вовсю уже зеленеют скверы и городские парки, нежное тепло разливается по улицам, они - чисто вымытые и подметенные - благоухают свежестью, стекла домов охотно ловят самые первые солнечные лучи, еще не жаркие, розовые со сна, робкие.
   В половине пятого улицы города еще пусты:
   пробежит какой-нибудь "жигуленок" по серому асфальту, и снова тишина. Потом зашуршит губастыми шинами пустой и гулкий троллейбус, с воем промчится "Икарус"-"гармошка", и испуганное эхо забьется меж стен домов, будоража досматривающих последние сны людей, вынуждая их просыпаться...
   Койот поднялся первым. Глянул на молчавший пока будильник, подошел к окну, раскрыл его. В комнату потек чистый воздух, тело охватила приятная утренняя прохлада Хорошо-о!
   Он потянулся: сладкая истома жила в каждой клетке его тела, радовалась солнечному утру, пробуждению.
   Хорошо жить на свете! А жить хорошо - еще лучше!
   Что ж, кажется, теперь он, Павел Волков, заживет. Десять тысяч "зеленых" - это вам, граждане, не кот чихнул! Это кое для кого целое состояние. Особенно в его положении... Если не шиковать, тратить деньги с умом, на них можно пожить года два вполне безбедно...
   Разумеется, он сделает работу в Москве. Выдержки у него хватит. И рука не дрогнет. Никакого такого Амирана он не знает, он для него просто мишень. Амиран чем-то провинился перед другими, его решили убить. Жизнь жестока. Кто-то имеет право существовать, радоваться вот этому утру, первым лучам солнца, улыбкам женщин, а кого-то этой радости лишают, значит, заслужил.
   Он, Койот, здесь ни при чем. Пусть рассудят потом наверху, в Небесной Канцелярии, кто прав, а кто виноват. Он же, Павел Волков, выполняет свою работу. А за работу полагается плата.
   Из Москвы он уедет на юг, в Сочи. Отдохнет.
   Погуляет. Познакомится там с какой-нибудь женщиной, скажет, что он бизнесмен, занимается торговлей... Наконец фортуна повернулась к нему лицом.
   Ах, какой он дурак, что открылся Марине!
   Зачем развязал язык, зачем?! Твердил же себе, понимал:тайна - это когда знает один.
   Марина, должно быть, ничего никому не сказала, иначе бы его уже замели. Но сколько женщина сможет держать язык за зубами? И что, собственно, удержит ее? Она же ничем не обязана ему. Он в ту ночь пообещал на ней жениться, да, это в какой-то мере может на нее повлиять, но, с другой стороны, зачем ей такой муж, за которым могут прийти в любой день?
   И кому он вообще теперь нужен, кроме себя самогода, наверное, заказчиков.
   Зря, зря он открылся Марине! Непростительная минутная слабость. Зато теперь на душе тревога и даже какой-то холодноватый страх. Теперь он ждет ментов каждую ночь, мучительно засыпает, видит кошмарные сны!
   Его возьмут, он это чувствует. Что-то незримое повисло над ним, как те инопланетяне на своих тарелках, что носятся над Землей, изучают людей, вступая с ними в странные контакты.
   Может, эти инопланетяне кружат сейчас и над его домом, заглядывают в это вот распахнутое окно, может, это они холодят его душу?
   Истому сменила мелкая противная дрожь. Через каких-нибудь два часа он, Койот, полетит в Москву. Убивать еще одного человека.
   Его, Павла Волкова, признали хорошим киллером. Которому везет. Который умеет скрыться с места убийства. Которого не могут найти.
   И за это ему предложили хорошие деньги.
   Он их честно, добросовестно отработает.
   ...Утро поднялось совсем летнее - солнечное, с голубым высоким небом, тихое и теплое...
   Таким утром особенно остро чувствуется, как хороша и прекрасна жизнь! И хочется жить бесконечно долго.
   "Инопланетяне" дремали в своих тачках - белой "Волге" и бежевой "шестерке", когда по рации раздалось:
   - Внимание! Вышли из подъезда. Идут в сторону Ленинградской... Направились к рынку.
   Оперативники несколько зевнули объект - не видели, как Джаба с Койотом вышли на Ленинградскую, как мгновенно (так уж им повезло)
   взяли машину и покатили в аэропорт.
   Теперь надо было, не медля, догонять.
   И "Волга" с "жигуленком" помчались кратчайшим путем, по окружной дороге.
   Мельников сидел как на иголках. Он отвечал за исход операции.
   "Упустили! Упустили! - стучало в висках. - Не смыкали глаз всю ночь, а в самый последний момент... Эх!.. А если этот телефонный разговор на грузинском языке - ход конем, отвлекающий маневр? Если преступники заранее продумали и специально запустили по телефону "дезу"? И полетит Койот вовсе не в Москву, а куда-нибудь на юг, в тот же Тбилиси? Или в Свердловск-Екатеринбург?!"