Барабашов Валерий. Изувер

   С помощью пистолетов он станет обеспеченным человеком. Он выбьется из нищеты. У него будут деньги, много денег. Может быть, такие, как показывают по телевизору, "дипломаты", полные новеньких тугих пачек. Лучше бы долларов. На худой конец, сгодятся и свои, "деревянные".
   Но пачки денег надежно охраняются вооруженными людьми. И лежат в банковских сейфах.
   Но какое-то время путешествуют у инкассаторов в мешках. Ездят на колесах по всему городу.
   Совсем рядом. У всех на глазах. Сколько раз видел Койот эти инкассаторские машины с зеленой полосой на борту, с мигалками на крыше, с суровыми на вид парнями в армейском камуфляже, сидящими внутри этих машин. Дверцы машин без ручек, их снаружи не откроешь. Инкассаторы сами открывают их. Много раз в день. У каждого магазина, который они обслуживают, собирая деньги...
   Можно, конечно, зайти и в магазин перед сдачей выручки. Вечером, когда заведующая со своими помощниками считает у себя в кабинетах деньги. За час-полтора до приезда инкассатора.
   Можно войти в Сбербанк - два пистолета в руках нападающего и маска на лице произведут нужное впечатление. Выстрел в потолок или в люстру, требование к кассиру выложить наличность, и кассир отдаст, если глянет на него (на нее)
   зрачок смерти. И нажмет, разумеется, ногой (коленом) потайную кнопку звонка "тревога!". И ринутся к банку менты. Но они приедут через пятьдесять минут, не раньше. А это - солидное для гангстера время. За десять минут можно далеко уйти.
   Или уехать. Если будет машина.
   Если будут сообщники.
   Если они все хорошо, тщательно продумают.
   А потом по-братски поделят добычу.
   Но кто-нибудь из сообщников рано или поздно может проговориться. Похвастается. Пожелает произвести впечатление на знакомых корешков.
   Рано или поздно это произойдет. И тогда тайна перестанет быть тайной. Тайна - это когда знает один.
   Надо действовать в одиночку. Отец прав. Он пожил на свете, он знает мир. Он знает, что нужно делать.
   Брошенный вскользь совет - даже не совет, а так, мысли по поводу стали для Койота программой. Точнее, принципом действия. Предстоящего, кровавого.
   Но без крови оружие и деньги не взять. Это ясно даже младенцу, даже Костику. Он уже понял, что из "бу-бу" убивают. Он пока не знает, для чего именно нужно стрелять из "бу-бу".
   Подрастет - узнает.
   Да, надо действовать в одиночку. И прежде всего добыть "Макаровы". Обрез штука громоздкая, заметная. Но без него пока не обойтись.
   Два коротко отпиленных ружейных ствола.
   Шестнадцатый калибр.
   Два милиционера. Два "Макарова".
   И всего два выстрела. Секунды.
   Койот уже чувствовал в ладонях рифленые, удобные для руки пистолетные рукояти.
   Он решит потом, что будет делать с пистолетами: брать банк, инкассаторскую машину или врываться в магазин, в подсобку, в кабинет завмагадиректора, где считают миллионы...
   Он хорошо подготовится к нападению, он тщательно все продумает. Он не будет спешить.
   * * *
   Парный милицейский патруль работал в самом центре Придонска - на Проспекте и прилегающих к нему улицах. Улицы ярко освещены.
   Снуют туда-сюда машины, общественный транспорт. Масса людей. У всех свои заботы. Тут мало кто обращает внимание на других. В том числе и на двух молодых милиционеров, экипированных вполне по-современному: при рации, при пистолетах и наручниках. Как и должно быть. И работа их вполне понятная: ходят по вечерним улицам города, наблюдают за порядком. Пресекают мелкие нарушения. Вызывают подмогу при крупных беспорядках. Работает обратная связь: милиционер может получить задание из райотдела задержать такого-то по приметам...
   У патруля - строго намеченный в РОВД маршрут. Периодически милиционеры дают о себе знать. Дежурный офицер делает в журнале пометки. Патруль такой-то на линии, все в порядке.
   Койот ходил за этими двумя три вечера. Слушал их переговоры по рации, знал уже, что старшину зовут Володей, а сержанта - Николаем.
   Знал, что маршрут этой пары пересекает сквер у Дома офицеров. И что милиционеры минут десять - с половины двенадцатого до двадцати трех сорока - сидят на скамье в глубине сквера, отдыхают. Курят, разговаривают. Сидят они лицом к Проспекту. Сюда, в сквер, свет с главной улицы города почти не достает. Сто метров, а уже темень.
   Фонарей в сквере почти нет, точнее, в каких-то сгорели лампы, Другие вообще отключены в целях экономии. Электроэнергия дорогая, денег на освещение у города мало.
   Темно в сквере. Когда-то тут по вечерам работали аттракционы, буфеты и кафе, на танцплощадке гремела музыка, в сквере было многолюдно, празднично. И света хватало. Как-никак центр города, место, где отдыхает, веселится молодежь.
   Да и старикам было радостно сидеть тут, на скамейках.
   Тихо теперь, темно, пустынно. Другие времена пришли.
   Не надо подходить к милиционерам сзади, думал Койот. Это их может насторожить, спугнуть.
   Нужно идти как бы навстречу им. Пусть они видят его, как он приближается ровным шагом, ничем не привлекая внимания.
   Милиционеры и в этот, четвертый вечер охоты за ними не изменили своего маршрута. Все было как обычно, в предыдущие вечера. И это вселяло в Койота уверенность в успехе. Повторяемость действий патруля облегчала его задачу. За эти три вечера он, Койот, стал как бы их третьим коллегой: ходил за ними по улицам, присматривался к их работе, запоминал каждую мелочь. Уже со спины, по походке, мог сказать, в каком нынче настроении его подопечные, его будущие жертвы, можно ли сегодня нападать на них.
   В один из вечеров Койот заметил, что патруль явно выполнял какое-то задание: останавливал на Проспекте мужчин кавказской внешности, проверял у них документы. Весь вечер. Старшина с сержантом даже не отдыхали в сквере. Постояли у памятника Пятницкому, покурили и двинули дальше.
   В тот вечер Койот не стал нападать. Парни были возбуждены, лица их выглядели серьезными, озабоченными, взгляд строгий, ищущий. Лучше им было на глаза не попадаться. Вдруг взбредет в голову - проверить первого попавшегося. Какие-нибудь приметы совпадут с тем, на кого им дали ориентировку, что-нибудь не понравилось в его облике. Проверят так, на всякий случай. Чего доброго, в сумку попытаются заглянуть, которую он носит на плече. А в сумке - обрез.
   Если его, Койота, задержат с обрезом - это срок. На этот раз не условный, нет. Его больше не простят. Двадцать четыре года, взрослый мужчина. Можно, конечно, тут же что-то придумать - мол, только что нашел, нес сдавать вам, в милицию...
   Смешно. То ли нес сдавать, то ли задумал преступление. У ментов на этот счет фантазия работает в одном направлении: вор должен сидеть в тюрьме, человек с оружием - тоже. Нечего ходить с обрезом по ночному городу. Да и соответствующая статья за хранение оружия предусмотрена.
   Сегодня Володя и Николай благодушны. Весело разговаривают, чему-то смеются. Остановились у ЦУМа поболтать с какими-то девахами. То ли просто знакомые, то ли "ночные бабочки", которые и сами к молодым мужикам клеятся. В том числе и к милиционерам. Знают, что и в милиции не прочь потрахаться, тем более на дурничку.
   Девки - что надо: мордашки смазливые, ноги длинные, юбки короткие. Вполне возможно, что под юбками больше ничего - для экономии времени и для лучшей вентиляции. К тому же придерживаются профессионального правила: подняла подол - и сейчас же открывается малое предприятие: для малоимущих и студентов. Обслуживание быстрое, без проволочек. Так сказать, экспресс-сервис. Удобный во всех смыслах.
   Вполне возможно, что он, Койот, о тех девицах так пошло подумал зря. Могут оказаться самые что ни на есть порядочные девушки. И трусы на них есть, и в "малое предприятие" к ним не сразу попадешь. За деньги в наше время, конечно, все возможно, и самые распорядочные красавицы не устоят.
   Поболтав с девицами, старшина и сержант пошли дальше. Койот не спеша шел за ними. Неприметный худощавый молодой человек. На плече сумка на ремне, на ногах кеды (в них мягко, удобно, шагов совершенно не слышно). Синие потертые джинсы, темно-коричневая рубашка с коротким рукавом. Тысячи молодых людей ходят так, в том числе и с сумками на плече.
   Койот остановился у "стекляшки", или "аквариума" - так молодежь прозвала кафе "Мороженое" напротив памятника Пятницкому. Через широкие витражи удобно наблюдать за патрулем.
   Милиционеры сели на свое привычное место - на скамью в глубине сквера. Тусклый свет дальнего фонаря высвечивает контуры: форменные фуражечки, плечи. И еще дымок сигарет. Закурили. Значит, четыре-пять минут с места не сдвинутся. Отдых. Пять минут - это даже много.
   От кафе до скамьи - семьдесят семь шагов. Койот сосчитал их раньше.
   Половина двенадцатого ночи. Проспект почта пуст. У Дома офицеров, где остановка троллейбусных маршрутов, - никого. Все уехали. Проносятся редкие машины. Город уже отдыхает, спит.
   И в сквере пусто, нет даже парочек и разных там бомжей. Только два эти отдыхающих молодых милиционера.
   Жить им осталось считанные минуты. Койот звериным каким-то чутьем определил, что сегодня ему повезет. Кто-то твердил ему в самой глубине мозга: действуй, сегодня получится.
   И он пошел. Не доставая обрез из сумки, взвел курки. Зашагал, по-прежнему держа правую руку в сумке. Пальцы его привычно уже обхватили цевье и спусковые крючки. Он породнился с обрезом, он хорошо чувствовал его, он был уверен, что эта машинка смерти не подведет.
   Пальцы не вздрагивали и не напрягались. Они спокойно и деловито поглаживали цевье, поигрывали на спусковых крючках. И сам Койот не мандражил. Он давно готовился к нападению, он сотни раз проиграл его в воображении, он был готов к выстрелам.
   Голова его работала спокойно и ясно. И глаза хорошо видели сидящих на скамье милиционеров. С Проспекта все же доставал сюда отраженный, рассеянный свет, за поведением патруля можно было следить издали, по мере приближения к милиционерам. Если кто-то из них вдруг встанет и что-нибудь потребует от него, Койота (предъявить паспорт, проверить, не пьян ли), он сейчас же выстрелит в этого, первого. Тому, второму, потребуется время, чтобы вскочить, схватиться за кобуру, вырвать из нее пистолет...
   Он не успеет этого сделать.
   Койот понимал, что и милиционеры его отлично видели. Он шел со стороны освещенной улицы, а они сидели практически в темноте.
   От кафе-"стекляшки" шел в их сторону парень с сумкой на правом плече. Шел спокойно, не качался. Видно, домой, отдыхать.
   Ах, если бы люди умели читать мысли других!
   Ну хотя бы милиционеры, которым грозит смертельная опасность. И вообще все, кто оказывается по тем или иным причинам на краю гибели.
   Скольких бы удалось избежать трагедий!..
   Увы. Чужие преступные замыслы для всех - тайна, почти всегда неожиданность.
   Койот подошел к милиционерам почти вплотную, метра на два. И по инерции сделал еще один шаг. Наверное, они успели подумать, что парень хочет что-то спросить у них, может быть, попросить зажигалку...
   Сумка, висящая у него на плече, оказалась почти против их спокойных, чуть усталых лиц. Койот чуть приподнял в ней цевье, целясь милиционеру, сидящему справа, в грудь. Это движение он отработал заранее, хорошо знал, под каким углом должно быть направлено оружие, чтобы ударить наверняка.
   Грохнул выстрел. Сержант вскрикнул. Схватившись за простреленную грудь, вскочил сгоряча, побежал к свету, к кафе, к клумбе с белыми гладиолусами.
   Старшина не успел даже приподняться. Лишь рука инстинктивно скользнула к кобуре.
   Койот нажал на второй спусковой крючок.
   Свинцовый горох пронзил грудь почти насквозь...
   Старшина так и остался сидеть, открыв в немом крике рот. Умер мгновенно. Койот это видел.
   Краем глаза видел, как сержант, отбежавший на несколько шагов от скамьи, упал.
   Уже открытым перочинным ножом Койот хладнокровно перерезай тренчик тонкий ремешок которым пистолет прикрепляется к кобуре. Вожделенный "макарон" старшины был в руках Койота. Преодолев несколько метров до лежащего ничком сержанта, он то же самое проделал и со вторым ремешком. И второй "Макаров" оказался в сумке. Теперь надо рвать когти.
   Выдержка у Койота железная. Он не побежал, он спокойно, размеренно пошел прочь - в глубину темного сквера, на параллельную Проспекту улицу. Повернул по ней вправо, чуть прибавил шагу, с каждым мгновением удаляясь теперь от места кровавого насилия. И этот свой отход он спланировал, хорошо и тщательно продумал. Бежать не надо - бегущий человек привлекает внимание.
   Через два квартала Койот снова повернул направо, пересек Проспект, пошел вниз, к берегу водохранилища, к мосту. Прошагал и его, свернув потом на старую дамбу, которая прямиком вывела его почти кдому, в Левобережье. Осталось миновать несколько плохо освещенных кварталов с двухэтажными старыми домами, два-три переулка, изученных им как свои пять пальцев.
   Он потратил на дорогу сорок пять минут. Как на последней тренировке. Разница была минуты в две. И похвалил себя за то, что избрал именно этот способ исчезнуть с места преступления: вопервых, он не зависел от транспорта, во-вторых, его почти никто не видел. А если и видел, то.. Ну что он может сказать, случайно встретившийся на полночной улице человек?!
   Сумку с обрезом и пистолетами Койот оставил в отцовском сарае. У него был ключ, он взял его заранее. Присыпал сумку всяким хламом, закрыл сарай, подергал дверь. Так просто ее, обитую железом и с мощным замком, не откроешь.
   Взять дверь можно разве что ломом. Но кто будет ломать ее этой ночью? Зачем? Все соседи знают: кроме поломанных стульев, ржавых ведер и старой обуви, в сарае Волковых ничего нет. Даже погреба. Зачем туда лезть?
   "Ну, отдыхайте пока, - тихо сказал Койот своему пополнившемуся арсеналу. - Завтра-послезавтра перепрячу".
   Около часу ночи он был уже на Прибрежной, в квартире тещи. На недовольный вопрос сонной Людмилы: "Где это ты шляешься?" - буркнул невразумительное - то ли в карты с друзьями играл, то ли в нарды...
   Жена не стала уточнять и снова улеглась в постель. А Павел неторопливо разделся до трусов, попил на кухне чаю. Думал о том, что вся городская милиция, наверное, уже на ногах, ищет его, а он вот спокойно сидит дома и ужинает. Вот что значит хорошо все продумать, подготовиться.
   Теперь надо залечь на дно, затихнуть на несколько месяцев, не меньше. Может, и на год.
   Жизнь покажет. Менты, конечно, будут его искать со страшной силой. А он и прятаться не станет. Как жил, так и будет жить. Открыто ходить по улицам, искать работу, встречаться с друзьями, гулять с Костиком. Надо только хорошо, надежно спрятать "Макаровы". А обрез... да, от него нужно избавиться. Он свою роль выполнил.
   Покурив и поглазев на черное ночное небо через открытую форточку кухни, Койот тихонько, на цыпочках, пошел в спальню. Постоял у кроватки Костика, вгляделся в спящего малыша.
   Ночь была душная (середина же июня!), и Костик спал в одной короткой рубашонке. Свет в их комнату падал с улицы, сочился с высокого и единственного, наверное, на всей Прибрежной фонаря тускло освещал их скромное жилище - двенадцать с хвостиком квадратных метров, голые стены, обшарпанный стол, разложенный на ночь диван, стулья с развешанной на них одеждой, старый тещин шкаф со скрипучей, вечно соскакивающей с петель дверцей. Да и все остальное в доме - тещино, "презентованное" молодым на жизнь. Они с Людкой купили только кроватку Костику, да и ту в комиссионном магазине за бесценок.
   Павел поправил под вспотевшей головой ребенка подушку, улыбнулся, вспомнив его энергичное "бу-бу", накрыл ножки сына простыней.
   Потоптавшись минуту-другую у окна, осторожно лег рядом с Людмилой, положил руку на заголившееся ее теплое бедро, погладил. Людка что-то мыкнула спросонья, но руку не скинула и тогда он повернул ее на бок, прижал к себе, стараясь все же не шуметь, не будить тещу, спящую в соседней комнате...
   Сделав свое дело, Койот уже через пять минут спал безмятежным и сладким сном.
   Глава 3
   ПО ГОРЯЧИМ СЛЕДАМ
   А следов-то и не оказалось.
   Ни единого.
   Правда, на цветочной клумбе, возле которой лежал один из милиционеров, обнаружили отпечатки-вмятины чьих-то кроссовок, и эксперты тут же залили их гипсом. Но, как потом оказалось, след этот вел в никуда. Неизвестный шалопай, которому лень было обойти клумбу, попер напрямую, только и всего. Койот же к клумбе не приближался. Что он - дурак, на виду ментов шагать по клумбе?! В таком случае они обязательно бы остановили его: асфальта, что ли, мало?
   Дежурный "уазик" из Центрального РОВД был на месте происшествия через несколько минут.
   Если точно, то через восемь. После звонка охранника соседнего с Домом офицеров магазина. Тот, услышав выстрелы, позвонил в райотдел...
   Сержант, отбежавший от скамейки, был еще жив, но без сознания. Умер он на операционном столе.
   Вслед за райотдельским "УАЗом" примчались еще несколько машин: "Скорая помощь", дежурный "рафик" с опергруппой областного УВД, черная "Волга" начальника Центрального РОВД, машина, доставившая дежурного следователя областной прокуратуры, потом и белая новенькая "Волга" генерала Тропинина, начальника УВД...
   Уже через полчаса у Дома офицеров, можно сказать, было столпотворение людей и машин.
   Сквер, как это и полагается, оцепили, зевак попросили удалиться. Да их, в общем-то, было немного - полночь, как-никак. Все законопослушные нормальные граждане уже спали.
   Вспыхивали блицы фотографов, раздавались чьи-то негромкие команды, повизгивала служебная собака. Но собака никакого следа взять, конечно, не могла - слишком уже натоптали...
   Осмотр места происшествия мало что дал: полусидящий труп старшины, умирающий в нескольких метрах от него сержант, раскрытая пачка "Астры" под скамьей, два окурка, кровь, срезанные у обоих милиционеров тренчики, отсутствие оружия в обеих кобурах и обойм к пистолетам, газетные, подгорелые пыжи...
   С первого взгляда операм и экспертам было ясно: нападение совершено с целью завладения оружием.
   Но все же это была самая первая, рабочая версия.
   Уже работавшие опергруппы начали опрос зевак: может, кто-то и что-то видел? Граждане!..
   Свидетелей преступления не оказалось. Случайные и припозднившиеся прохожие завернули сюда, к скверу, позже, уже увидев скопление милицейских машин.
   Милиция работала четко. И дежурные, и поднятые телефонным звонком с постелей оперы сразу попадали в руки полковника Васильева, заместителя Тропинина по оперативной работе, или, как сейчас принято говорить, начальника криминальной милиции. Прибывший на место преступления даже чуть раньше генерала, Васильев, кое-как, наспех одевшийся, в темных брюках и синей, спортивного покроя рубашке, распоряжался чуть хрипловатым, заметно взволнованным голосом. Стоя у капота "Волги", держа в одной руке попискивающую трубку радиотелефона, другой рукой он очерчивал вокруг сквера некое пространство, в которое попадали жилые дома, говорил внимательно слушающим его оперативникам:
   - Срочный поквартирный обход... Из этого дома обязательно должны были видеть, хоть чтото, но должны! Не все спали, убежден... Дальше:
   куда преступник или преступники могли скрыться из сквера? Куда бы ты пошел, Сергеев?
   Щупленький, невысокого роста оперативник пожал плечами, ткнул неопределенно:
   - На свет, к Проспекту, вряд ли, товарищ полковник. Хотя, если здесь, у Дома офицеров, поставить машину и спокойно подойти, сесть в нее...
   Вряд ли кто обратит на это внимание.
   - Логично. Версия отхода принимается. Бери пару ребят, пройдите по скверу к Фридриха Энгельса, опросите квартиры вон того дома, у кинотеатра
   Но самый мощный десант был выброшен все же в квартиры домов, непосредственно прилегающих к скверу. В этих квартирах просто обязаны были что-то слышать или видеть. Стреляли же практически под окнами, в каких-то пятнадцатидвадцати метрах!
   Логика оправдала себя.
   Один из жильцов пятиэтажки, к торцу которого прилепилось кафе, действительно не спал, отчетливо слышал выстрелы и, встревоженный ими, вышел на балкон. Но увидел лишь спину какогото неторопливо идущего по скверу человека.
   Гражданин этот, пожилой уже человек, не мог сказать милиции ничего определенного. Ни примерного возраста того, кто шел по скверу, ни его роста, ни одежды. Он и сумки у него на плече не заметил. Скользнул старческим подслеповатым взглядом по идущей мужской фигуре и тут же переключился на лежащего у клумбы милиционера. Гражданин этот счел своим долгом позвонить в милицию, но там деловито и спокойно ответили, что машина выехала, разберутся...
   Старший оперуполномоченный по особо тяжким преступлениям Придонского УВД подполковник милиции Сидорчук, работавший в ту ночь вместе со всеми оперативниками, снова и снова спрашивал гражданина Амелина о том, что тот видел и слышал. Вдвоем они вышли на балкон, и Амелин, грузный седой пенсионер-отставник в полосатой легкой пижаме, в который уже раз показывал руками, гудел старческим, слегка надтреснутым басом:
   - Ну, я же тебе говорю, подполковник: ни черта в этом сквере не видно. Хулиганье лампочки поразбивало, или их там и не было. Что тут увидишь, гляди сам!.. Я понимаю, что тебе нужно - приметы этой шпаны, но я ж не видел никого. Слышу - стреляют. А я еще телевизор в той комнате смотрел. Пока встал, тапки надел, пришел сюда, в эту комнату, балкон пока открыл.
   Вон тот, верхний шпингалет заедает у меня, я табуретку подставил, залез. Жена заругалась: чего там лазаешь, спать мешаешь?.. Ну я что, не понимаю - стрельба же! Сам в армии двадцать лет отслужил, понимаю что к чему. Ну вот, открыл я наконец балкон, вышел. Вижу: человек какой-то у клумбы лежит, а там, далеко, тень мелькнула - пошел кто-то. Отсюда ли он, от клумбы или от скамейки шел, или с какой другой стороны - пес его знает! Да я на него и смотрел-то секунду. Глядел на того, что лежит - вроде милиционер... Ну вот. Позвонил. Из райотдела быстро приехали, ничего не могу сказать. А потом нагнали машин, тут уж не до сна. Теперь-то понятно, что случилось, кого убили...
   Да, с балкона этого, четвертого, этажа мало что можно было увидеть. И темно, и ветви деревьев мешают. Клумбу видно получше, свет на нее падает и с фонаря, стоящего у самого Дома офицеров, и из окон. Хотя сейчас, когда поднялась вся эта суматоха, огней в квартирах зажглось множество, света в сквере заметно прибавилось. А еще полчаса назад...
   И выстрелам не все придали должное значение. Слышали, конечно, многие. Но кто-то зевнул и на другой бок перевернулся, кто-то поругал милицию распустили, мол, шпану, палят почти в самом центре города, а ментам хоть бы что, а кто-то, может, и в окно глянул, так же спину неторопливо уходящего человека видел, да не хочет ничего говорить, свяжешься с милицией, ходи потом, давай показания...
   Сидорчук снова стал дотошно, с профессиональным пристрастием расспрашивать пенсионера Амелина, как да что; отставной полковникартиллерист добросовестно напрягал память, морщил свой высокий белый лоб, вспоминал хоть что-нибудь новенькое про того, кто уходил через сквер, но что, в самом деле, вспомнишь нового, если видел спину всего секунду-другую и более ничего?! И сам Сидорчук снова выходил на балкон, сам до рези в глазах вглядывался в темень сквера. М-да. Ниточка, кажется, обрывалась.
   Поблагодарив Амелина, Сидорчук пошел в следующую квартиру, где работали оперы из Центрального РОВД, послушал еще нескольких "свидетелей", но ничего интересного не услышал.
   Хмурый, в расстроенных чувствах, вернулся к машине, где на немой вопрос Васильева лишь красноречиво поджал губы. Полковник понял.
   Они с ним условились, что Сидорчук будет все время рядом с ним, Васильевым, будет просеивать поступающую информацию и сейчас же с группой приданных ему офицеров ринется по наиболее вероятному забрезжившему следу преступника или преступников, если таковые окажутся. Васильев, как начальник импровизированного этого, возникшего здесь, у Дома офицеров, штаба, держал в руках все нити: по рации ему практически поминутно докладывали со всего города о ходе операции "Невод": блокированы все автомобильные дороги, ведущие из города, активно работают поисковые группы на вокзалах, в аэропорту, задерживаются и проверяются все подозрительные граждане, оказавшиеся в столь поздний час на улицах Придонска, оперативники "шерстили" злачные места города, где шла еще разгульная ночная жизнь - рестораны, ночные клубы, бары и дискотеки...
   Десятки опергрупп, сколоченных из поднятых с постелей сыщиков, ринулись по известным им адресам местных авторитетов, преступников, в свою очередь, поднимали с диванов и кроватей бывших зеков, воров, тех, кто недавно освободился, за кем числились некогда совершенная "мокруха", разбойные нападения, грабежи. Трясли их, полусонных, встревоженных и недоумевающих, кое-кого и насмерть перепугав.
   Всех спрашивали практически об одном и том же: где был сегодня вечером, с девяти до двенадцати?
   Тех, кто не мог сразу и внятно ответить, забирали с собой.
   Расшевелили и агентуру. Намекали и прямо требовали от своих помощников: узнать! Добыть хотя бы какую-то информацию. Кто? Кто мог это сделать?
   Во всю мощь работал информационный центр управления милиции. На экранах компьютеров мелькали фотографии бывших и потенциальных мокрушников, сведения, клички. Пошли чередой Ленчики, Лесники, Лысые, Кашалоты, Мосолы, Яшки Хмурые, Арбалеты, Скрипачи, Шакалы, Косые и Горбуны... За минувшую ночь почти все они были опрощены. Но у всех бывших мокрушников оказались железные алиби. Спал дома, уехал накануне в деревню, к родне, работал во вторую смену, охранял фирму, копался на даче...