Батчер Джим. Барабаны зомби

   – Вроде бы чисто.
   Я взял со стола обрез и поднял посох, удерживая их одной рукой. Мыш, прихрамывая, пристроился ко мне сбоку. Шерсть у него на загривке стояла дыбом, и из груди его вырывался с интервалом в пару секунд низкий, почти неслышный рык. Мы вышли и начали подниматься по лестнице.
   На улице шел дождь, мелкий, но ровный. Было темно. Очень темно. Сколько хватало взгляда, я не видел ни одного горящего фонаря. Должно быть, с началом атаки Гривейн вырубил своей магией электричество во всем квартале. Сам-то я электричеством не пользуюсь, так что, сидя в подвале, не заметил этого.
   Я испытал очень неприятное ощущение тонущего, у которого отняли даже соломину. Если свет не горел, а телефоны не работали, значит, возможно, никаких копов нам на помощь не спешит. Когда мои обереги начали грохотать и вообще нарушать тишину, телефоны уже молчали. А без фонарей более чем вероятно, никто и не заметил в темноте ничего особенного, а и дождь наверняка приглушил звуки. В подобных условиях люди обыкновенно предпочитают оставаться в уюте своих домов, а если кто и услышал чего-нибудь странного, не имея при этом возможности сообщить об этом в полицию, скорее всего, он остался дома и сделал вид, что происходящее его не касается.
   Запчасти зомби усеяли верх лестницы, стоянку и маленький газон перед домом. Часть их казалась обгоревшей, часть на вид поплавилась как воск на летнем солнцепеке. На земле виднелось довольно много жирных черных пятен. Я затруднялся подсчитать, сколько зомби уничтожено – но вряд ли меньше, чем сколько я видел их в первые секунды нападения.
   Однако у Гривейна их еще хватало. Дождь почти скрывал их из вида, но я все-таки мог разглядеть их, стоявших неподвижно вокруг дома. Десятки неподвижных фигур. Блин-тарарам. Если бы мы предприняли попытку прорваться к машине, мы бы и «мама» не успели сказать. Где-то позади продолжал равномерно ухать сабвуфер.
   Возле Жучка стоял Трупные Пятна. На нем было то же пальто, та же широкополая шляпа, да и на морщинистом, покрытом пятнами лице его сохранялось все то же кислое выражение. Тонкие седые волосы шевелились с каждым слабейшим движением воздуха – за исключением нескольких мокрых прядей. Секунду-другую я смотрел на него. Роста дюйма на два или три выше среднего. Черты его казались мне знакомыми, я был в этом совершенно уверен, но никак не мог вспомнить, почему именно. Это раздражало меня засевшей занозой – чертовски раздражало – но мне некогда было разбираться с этим, роясь в памяти.
   Баттерс лежал, съежившись, на мокром гравии у ног Трупных Пятен. Он дышал часто, хрипло, уставившись в темноту перед собой.
   Трупные Пятна махнул рукой в сторону Баттерса. В ответ я поднял листок с цифрами, помахал им в воздухе и убрал обратно в карман.
   – Положите его в машину, – приказал я Трупным Пятнам.
   – Сам клади, – отозвался тот хриплым, пропитым голосом.
   Мыш уставился на Трупные Пятна и зарычал чуть громче. Я тоже злобно прищурился, но сдержался.
   – Томас, – бросил я.
   Томас сунул саблю в ножны и, настороженно косясь на Трупные Пятна, поднял Баттерса как ребенка и понес его к машине. Мы с Мышом тем временем присматривали за Пятнами.
   – Положи его назад, – скомандовал я.
   Томас открыл дверцу и сунул Баттерса на задний диван. Коротышка привалился к стенке и застыл, съежившись. Возможно, в таком состоянии он уместился бы в пакет для покупок из супермаркета.
   – Мыш, – произнес я. – В машину.
   Мыш прыгнул в салон и устроился на диване рядом с Баттерсом, так и не сводя глаз с Трупных Пятен.
   – Хорошо, – кивнул я, передавая обрез Томасу. – Дальнейший порядок действий. Томас, ты сядешь сзади. Пятна, вы сидите на стволе обреза. То есть, я имею в виду, Томас разрядит его вам в задницу, стоит вам выкинуть хоть какой-либо фортель.
   Он смотрел на меня с непроницаемым лицом.
   – Вы меня поняли.
   Он кивнул, сощурив глаза.
   – Повторите.
   – Я тебя понял, – на этот раз в его хриплом голосе слышалась нескрываемая ненависть.
   – Отлично, – сказал я. – Садитесь.
   Трупные Пятна подошел к машине. Ему пришлось обойти меня, чтобы сесть в правую дверь, и когда нас разделяли один-два шага, он вдруг застыл. Он стоял так несколько секунд, разглядывая меня с ног до головы.
   – Ну, чего? – спросил я.
   – Где она? – спросил он. Казалось, он обращается не ко мне, а сам к себе. – Почему ее здесь нет?
   – Знаете, я сегодня что-то устал, – сообщил я ему. – Заткнитесь и садитесь в машину.
   На короткое мгновение я увидел его глаза, и при этих моих глазах они вдруг вспыхнули смертельной, почти безумной ненавистью. Даже не заглядывая ему в душу, я видел, что Трупные Пятна жаждет моей смерти. В этой жажде не было ничего разумного, ничего осознанного. Он хотел причинить мне как можно больше боли, и он хотел, чтобы я умер. Это читалось в его глазах так отчетливо, словно это было написано у него на лбу крупными буквами.
   И все равно он казался мне до ужаса знакомым, хотя – хоть убей! – я не помнил, откуда его знаю.
   Я отвел взгляд, чтобы не заглядывать ему в душу.
   – Садитесь в машину, – повторил я.
   – Я тебя убью, – произнес он. – Может, не сегодня. Но скоро. Я увижу, как ты подохнешь.
   – Придется вам занимать очередь, Пятна, – буркнул я ему. – Я слышал, билеты остались только по брони.
   Он прищурился еще сильнее и открыл рот, чтобы сказать что-то.
   Мыш вдруг испустил предостерегающий рык.
   Я напрягся, глядя на Пятна, но он сделал то же самое, что и я. Он вздрогнул и принялся тревожно оглядываться по сторонам. Когда глаза его уставились куда-то мне за спину, взгляд его вдруг расширился.
   Томас держал его на мушке, поэтому я повернулся и посмотрел туда же.
   Из дождя, из темноты выплывало облако света. Оно надвигалось с угрожающей скоростью, и через пару полных замешательства секунд я понял, что это такое.
   Это были призраки.
   Окруженная зеленоватым призрачным сиянием, на нас неслась кавалерийская лава – несколько дюжин всадников времен Гражданской войны. К такому зрелищу полагался бы еще грохот сотен подков, но звук доносился негромкий, далекий и напоминал, скорее, бегущее стадо скота. В полупрозрачных руках всадники держали пистолеты и сабли; синие мундиры казались в призрачном свете черными. Один из передних всадников поднес к губам горн, и в ночном воздухе прогремел сигнал к атаке.
   Следом за ними верхом на призрачных конях (вид те имели такой, словно их утопили) неслись Ли Хань и Собиратель Трупов. На бедре у вурдалака висел на широкой кожаной лямке тамтам, и тот на всем скаку отбивал на нем бойкий боевой ритм – примитивный, дикий. Алисия сменила одежду и теперь щеголяла в кожаном байкерском прикиде со всеми положенными цепями и шипастыми браслетами. На поясе ее висел изогнутый меч, тяжелый ятаган весьма угрожающего вида. Приблизившись, она послала своего призрачного скакуна на острие атаки, выхватила меч и, раскрутив его над головой, с диким, свирепым смехом устремилась прямо на нас.
   – Подстава! – взвыл Трупные Пятна. – Нас предали!
   Из тумана вынырнул в гуще своих зомби Гривейн. Он бросил взгляд на приближающегося Собирателя Трупов и испустил полный ярости вопль. Потом поднял руки, и все зомби, которых я мог разглядеть, резко дернулись, а потом бросились навстречу нападающим.
   – Убейте их! – ревел Гривейн. Ей-Богу, не вру, в уголках рта его виднелась пена, а глаза прямо-таки горели злобой из-под полей котелка. – Всех убейте, всех!
   Трупные Пятна повернулся ко мне и выхватил из рукава маленький пистолет, «Дерринджер». Судя по размерам, и пуля в нем была вряд ли большая, но чтобы убить меня с такого расстояния, хватило бы и маленькой. Я отпрянул назад и направо и упал, пытаясь прикрыться от него машиной. Послышался хлопок, блеснула вспышка. Я крепко приложился боком о гравий. Трупные Пятна обошел машину кругом, явно решив использовать вторую пулю.
   У Томаса не оставалось времени на то, чтобы выскочить из машины. Грянул гром, и ветровое стекло моей бедной машинки вылетело вместе с зарядом картечи. Облако картечин и осколков стекла ударило в Трупные Пятна, и он, пошатнувшись, упал.
   Я перехватил посох здоровой рукой и с размаху огрел его по запястью. Послышался неприятный хруст, и пистолет вылетел из его пальцев.
   Он рассвирепел.
   Пржде, чем я сообразил, что происходит, Трупные Пятна навалился на меня сверху и вцепился обеими руками в горло. Я понял, что он вот-вот передавит мне трахею и отчаянно забился – без особого успеха, потому как силой старик, похоже, обладал безумной.
   – Моя! – взвизгнул он и встряхнул. Я больно ударился затылком о камни, и в глазах моих вспыхнули славные такие, разноцветные звездочки. – Отдай! – он тряхнул меня еще и еще. – Моя!
   Рядом с нами приземлился на четвереньки зомби и повернулся в мою сторону. Мертвые глаза его смотрели, казалось, сквозь меня, но он занес кулак и устремил его точно в мою голову.
   Прежде, чем я ощутил удар, в ночи свистнула сабля одного из призрачных кавалеристов и отсекла зомби голову. Из обрубка шеи брызнула черная жижа; голова покатилась по гравию и застыла, продолжая глядеть на меня пустыми глазами.
   – Пригнись! – рявкнул Томас. Я перестал сопротивляться Пятнам и вжался спиной и затылком в землю.
   Водительская дверь Жучка распахнулась, едва не задела мне по носу и с размаху врезала Пятнам по физиономии. Тот отлетел от меня.
   Томас высунулся, чтобы втащить меня в машину, и тут второй наскакавший кавалерист замахнулся на него саблей. Томас дернулся, так что удар пришелся не по шее, а по голове. Лицо и плечо его мгновенно залило кровью, слишком светлой, чтобы спутать ее с человеческой.
   Не обращая внимания на рану, Томас схватил меня за шиворот и, стиснув зубы, втащил в машину. Я выудил из кармана ключи и сунул их в замок зажигания, вдавив ногой в пол педаль газа. Двигатель провернулся раз, чихнул и стих.
   – Черт! – в ярости вскричал Томас. Воздух над крышкой багажника Жучка прочертила тонкая зеленая линия. Мгновением спустя вторая такая же уткнулась в крышку. Лязгнул металл, и в крышке появилась пулевая пробоина.
   Я попытался завести мотор еще раз, и на этот раз он ожил.
   – Слава великому Жучку! – заорал я и врубил задний ход. Разбрызгивая колесами гравий, мы тронулись с места и врезались хвостом вперед в самую гущу зомби. Я крутанул руль, нацелив округлую крышку багажника в сторону улицы, и переключил передачу. Краем глаза я успел увидеть, как Собиратель Трупов с занесенным над головой ятаганом налетает на Гривейна. Не отступив ни на шаг, тот извлек откуда-то из карманов своей шинели длинную стальную цепь, которой он перехватил опускавшийся на него клинок и отбил его в сторону.
   Алисия взвыла от злости и развернула жеребца для новой атаки, снеся мимоходом голову подвернувшемуся зомби.
   Я вдавил в пол педаль газа, и Жук ринулся вперед – прямо на троицу призрачных кавалеристов. Те повернули нам навстречу.
   – Ненавижу праздновать труса, – буркнул я и врубил вторую передачу.
   Когда столкновение казалось неизбежным, полупрозрачные всадники послали своих призрачных лошадей в прыжок, и они перемахнули через машину и приземлились за ее хвостом. Я не стал давать им шанса развернуться и напасть на нас сзади. Я врубил третью, выскочил на улицу, повернул налево и на полной скорости погнал машину прочь. Только отъехав на несколько кварталов, я сбавил ход настолько, что смог опустить окно.
   Ни криков, ни шума боя сюда не доносилось. Дождь глушил звуки, и в сгустившейся позади темноте я не видел никого и ничего. Единственным слышным звуком оставалось далекое уханье сабвуфера, гнавшего в бой Гривейновых зомби, а еще дальше, тихо, но с каждой секундой все громче и громче – сирены.
   – Все в порядке? – спросил я.
   – Выживу, – буркнул Томас. Он стащил куртку и рубашку, и теперь прижимал последнюю к окровавленной голове.
   – Мыш? – спросил я.
   Холодный нос с шумом выдохнул мне прямо в ухо, а горячий язык лизнул щеку.
   – Хорошо, – вздохнул я. – Баттерс?
   Последовало молчание.
   Томас, хмурясь, оглянулся на задний диван.
   – Баттерс? – повторил я. – Эй, дружище. Земля вызывает Баттерса.
   Тишина.
   – Баттерс? – встревожился я.
   Последовала долгая пауза. Потом кто-то медленно перевел дух.
   – Полька не умирает, – произнес он чуть слышно.
   Рот мой против воли скривился в свирепой ухмылке.
   – Черта с два умирает! – сказал я.
   – Верно, – вздохнул Томас. – Куда мы едем?
   – Возвращаться мы не можем, – вслух размышлял я. – И с разрядившимися оберегами в этом нет никакого смысла.
   – Тогда куда же?
   Я остановился на перекрестке и порылся в карманах. Одну из двух вещей, которые я искал, я нашел, вторую – нет.
   – Гарри? – покосился на меня Томас. – Что случилось?
   – Копия цифр, которую я написал для Гривейна, – ответил я. – Она исчезла. Должно быть, Трупные Пятна выдернул ее, пока мы возились.
   – Черт, – буркнул Томас.
   Я убрал ключ от дома Мёрфи обратно в карман.
   – Ладно. Есть одно место, где мы можем занориться на некоторое время, пока не решим, что делать дальше. Тебя здорово порезали?
   – Царапина, – фыркнул Томас. – Выглядит страшнее, чем есть на самом деле.
   – Ты ее только продолжай зажимать, – посоветовал я.
   – Спасибо, сам знаю, – отозвался Томас, правда, без раздражения.
   Я тронул Жучка с места, хмуро глядя в окно.
   – Эй, – произнес я. – Ребята, вы ничего не замечаете?
   Томас огляделся по сторонам.
   – Вроде, ничего. Слишком темно.
   Баттерс судорожно втянул в себя воздух.
   – Правильно, – произнес он продолжавшим еще немного дрожать голосом. – Слишком темно, – он махнул рукой в сторону окна. – Ведь дома должны быть видны.
   Томас выглянул в окно.
   – Темно.
   – Огни не горят, – негромко сказал я. – Видишь хоть чего-нибудь?
   Томас внимательно огляделся по сторонам, докладывая обо всем, что видит.
   – Вон там, вроде, костер горит. Фары. Полицейская мигалка. А больше… – он мотнул головой.
   – Что случилось? – прошептал Баттерс.
   – То, о чем говорила Мэб. Они это сделали, – сказал я. – Наследники Кеммлера.
   – Но зачем? – не понял Томас.
   – Они думают, что один из них станет завтра вечером богом. Они сеют страх. Хаос. Неуверенность.
   – Зачем?
   – Мостят дорогу.
   Томас ничего не сказал. Остальные тоже промолчали.
   Ничего не могу сказать за остальных, но я изрядно струхнул.
   Холодная, сырая темень погребальным саваном опустилась на Чикаго.

Глава двадцать четвертая

   Дом, в котором жила Мёрфи, достался ей от бабушки – славный домик в районе, построенном еще до того, как в обиход вошли лампочки Эдисона, и в то время как некоторые подобные кварталы пришли в упадок, эта улочка производила впечатление исторического заповедника – гладенькие, аккуратно подстриженные газоны, ухоженные деревья, уютно окрашенные домики.
   Я свернул Жучка с улицы, поколебался секунду и повел его дальше – по газону – за дом, к маленькой пристройке, похожую больше на сарайчик для инструментов, спроектированный Человеком – Имбирной Коврижкой. Я заглушил мотор и с минуту сидел, слушая, как тихонько шипит и пощелкивает остывающий агрегат. Стоило мне выключить фары, как вокруг сделалось очень темно. Нога болела как черт-те что. Я испытывал огромный соблазн закрыть глаза и отдохнуть немного, не сходя с места.
   Вместо этого я полез в картонный ящик, который вожу с собой в машине рядом с ручником. Порывшись, я нашел рядом с двумя наполненными святой водой воздушными шарами, парой старых носок и тяжелой, проросшей картофелиной похрустывающую пластиковую упаковку. Я разорвал ее, достал пластмассовую трубку. Резко согнул ее и встряхнул. Две жидкости внутри смешались, и трубка засветилась золотисто-зеленым сиянием.
   Я выбрался из машины и потащил свою усталую задницу к задней двери. Томас, Мыш и Баттерс шли за мной. Я отпер дверь Мёрфиным ключом и запустил всех внутрь.
   Внутри Мёрфиного дома царил… скажем так, ужасно славный уют. Старая викторианская мебель, поношенная, но при этом ухоженная. В убранстве в изобилии присутствовали кружевные салфетки, и вообще, это место производило впечатление этакого… девчачьего, что ли. Когда бабушка Мёрфи отправилась в мир иной, а в дом въехала Мёрфи, она почти ничего не стала менять. Единственным свидетельством того, что здесь проживает самый крутой детектив Чикаго, стала деревянная подставка на каминной полке, на которой красовалась друг под другом пара японских мечей-катан.
   Из гостиной я прошел на кухню и полез в тумбочку, где Мёрфи держала спички. Я зажег пару свечей, потом с их помощью нашел пару старых керосиновых ламп и раскочегарил и их.
   Пока я занимался этим, вошел Томас, взял светящуюся трубку и, держа ее в левой руке, полез в холодильник.
   – Эй, – окликнул я его. – Это не твой холодильник.
   – Мёрфи ведь не стала бы жадничать, не так ли? – бросил Томас, не оборачиваясь.
   – Дело не в этом, – возразил я. – И он все равно не твой.
   – Электричества нету, – отозвался Томас, скрывшись в холодильнике по самые плечи. – Не пропадать же добру. Ага, вот, пицца… И пиво.
   Секунду-другую я молча смотрел на него.
   – Проверь морозильник, – буркнул я, наконец. – Мёрфи любит мороженое.
   – Тоже верно, – согласился он, вылез и оглянулся на меня. – Сиди, Гарри, сиди. Я тебе чего-нибудь принесу.
   – Я в порядке, – сказал я.
   – Нет, не в порядке. У тебя снова вся нога в крови.
   Я удивленно опустил взгляд. Бинты, и правда, насквозь пропитались свежей, темной кровью.
   – Черт. Как некстати.
   В дверях кухни бледным привидением возник Баттерс. Волосы его растрепались больше обычного, что немудрено, если вспомнить, по какой грязи его сегодня валяли. Очки его пропали, и он подслеповато щурился, глядя на нас. Ссадина на нижней губе распухла и потемнела, и на левой скуле тоже темнел впечатляющих размеров синяк – предположительно, след Гривейнова допроса.
   – Дайте мне умыться, – сказал Баттерс. – Потом посмотрю, что у вас с ногой. Ее надо держать в чистоте, Гарри.
   – Да вы присядьте, – предложил Томас. – Баттерс, вы проголодались?
   – Да, – кивнул Баттерс. – Здесь есть ванная?
   – Из коридора, первая дверь слева, – отозвался я. – И, кажется, Мёрфи держит аптечку первой помощи под раковиной.
   Баттерс молча шагнул к столу, взял одну свечу и так же молча вышел.
   – Что ж, – сказал я. – По крайней мере, сейчас он в относительной безопасности.
   – Возможно, – кивнул Томас, не переставая выгружать еду из холодильника на стол. – Им известно, что он ничего не знает. Но ты рискнул своей жизнью ради спасения его. Это может навести их на мысли.
   – Что ты имеешь в виду? – не понял я.
   – Ты был готов погибнуть ради его спасения. Думаешь, Гривейн настолько знаком с понятием дружбы, чтобы дать этому правильную оценку?
   Я поморщился.
   – Возможно, нет.
   – Вот я и говорю: они могут задуматься, чем же это он для тебя так ценен. И что ты такого знаешь, неизвестного им, – он полез в шкаф и нашел там немного хлеба и крекеры. – Может, это не приведет их ни к каким выводам. А может, и нет. Ему стоит держаться осторожнее.
   Я согласно кивнул.
   – Вот ты за ним и присмотришь.
   Томас подозрительно покосился на меня.
   – Думаешь поехать дальше?
   – Перекушу и поеду, – кивнул я.
   – Не валяй дурака, – сказал Томас. – У тебя нога ранена. Ты и ходишь-то с трудом. Поешь. Поспи немного.
   – Некогда, – вздохнул я.
   Секунду он смотрел на меня, сжав рот в упрямую линию, потом кивнул.
   – Поговорим об этом, когда поедим. Голод располагает к злости. Легко принять неверное решение.
   – Не лишено логики, – согласился я.
   – Сними куртку. Сядь. Пусть Баттерс осмотрит твою ногу.
   – Ее всего-то перевязать надо, – возразил я. – Это я и сам могу.
   – Ты меня не понял, балда, – хмыкнул Томас. – Настоящий друг дал бы Баттерсу повозиться с проблемой, с которой тот точно справится. Остальных с него на сегодня хватит.
   Я испепелил Томаса взглядом, стащил с себя куртку и прохромал в гостиную.
   – С тобой проще иметь дело, когда ты примитивный самовлюбленный говнюк.
   – Ну да, я и забыл, насколько ты ограничен, умник, – заметил Томас. – Буду осторожнее.
   Я осторожно присел на старый Мёрфин диван. Он скрипнул под моим весом. Мёрфи невелика ростом – думаю, и ее бабушка тоже была такой. Меня не назвать особенно мускулистым, но с моим ростом никто не отнесет меня к легкому весу. Я положил на журнальный столик несколько кружевных салфеток, чтобы не испачкать его кровью, и взгромоздил на него свою истерзанную ногу. Это сняло с раны часть давления; правда, из этого не следовало, что она перестала болеть. Она просто болела чуть менее злобно. Что ж. все лучше, чем ничего.
   Я сидел так, пока из коридора не вышел Баттерс с Мёрфиной аптечкой в руках. Я хорошо знаю обычные компактные наборы для оказания первой помощи, которые легко помещаются в автомобильном бардачке. Мёрфи как человек предусмотрительный заменила эту крошечную барсетку на ящик размером с плотницкий.
   – Не думаю, чтобы рана была слишком уж серьезной, – сказал я Баттерсу.
   – Лучше посмотреть и выяснить, что ничего не нужно, – негромко, но решительно возразил он. Он поставил на столик ящик с медикаментами, керосиновую лампу и ловкими, уверенными движениями принялся разбинтовывать ногу. Сняв последний, насквозь пропитанный кровью слой, он всмотрелся в рану, придвинул лампу ближе и поморщился.
   – Ну и месиво. Вы порвали два центральных стежка, – он с извиняющимся видом покосился на меня. – Мне придется заменить их, а то и все остальные постепенно поедут.
   Я поперхнулся. Мне очень не хотелось, чтобы меня штопали без анестезии. Или я недополучил своей дозы боли на прошедший день?
   – Валяйте, – сказал я.
   Он кивнул и начал смывать кровь с кожи вокруг раны. Потом протер пальцы стерилизующими салфетками и натянул пару резиновых перчаток.
   – Здесь есть обезболивающий состав. Я использую его, но он ненамного сильнее той штуки, которой вы мажете десны при зубной боли.
   – Вы просто давайте побыстрее, – буркнул я.
   Он снова кивнул, взял кривую иглу, хирургическую нить, еще раз поправил свет и принялся за работу. Он орудовал довольно быстро. Я изо всех сил старался молчать. Когда он закончил, горло у меня саднило. Ну, не то, чтобы я орал в голос, но только потому, что я душил вопли прежде, чем они вырывались у меня изо рта.
   Потом я лежал на диване вялой тушкой, пока Баттерс бинтовал ногу чистыми бинтами.
   – Вы уже ведь начали принимать антибиотики? – спросил он.
   – Нет пока, – признался я.
   Он неодобрительно покачал головой.
   – Примите прямо сейчас. Мне даже думать не хочется, чего вы могли насобирать в рану там, у вас дома, – он поперхнулся и немного побледнел. – То есть, Боже мой…
   – Это, наверное, худшее из того, что бывает, когда разгуливаешь мертвым, – заметил я. – Всюду за тобой след…
   Он улыбнулся мне – ну, по крайней мере, честно попытался улыбнуться.
   – Гарри, – произнес он. – Мне очень жаль.
   – Чего жаль?
   – Я… – он тряхнул головой. – От меня там не было толку. Хуже, чем не было толку. Вы могли пострадать из-за меня.
   В дверях кухни появился Томас, бледный и безмолвный. Он двинул бровью, ухитрившись сказать: «Я же говорил,» – не открывая рта.
   Я испепелил его взглядом. Он чуть улыбнулся и скрылся обратно на кухню. Баттерс ничего не заметил.
   – Не переживайте, – сказал я. – Вам ведь никогда прежде не приходилось переживать такого?
   – В смысле зомби, и призраков, и некромантов? – спросил он.
   – В смысле, чего угодно, угрожающего жизни. Вообще опасного.
   – А… – он помолчал немного. – Нет. Я пытался пойти в армию, но даже шагистики не осилил. Работал в госпитале. Такая же история вышла, когда я пытался стать полисменом. То есть, желание было, но дух подкачал.
   – Некоторые просто не созданы для такого, – заверил я его. – И этого нечего стыдиться.
   – Ну, да… – сказал он, явно оставшись при своем мнении.
   – Вы умеете много такого, чего я не могу, – сказал я и кивнул на свою ногу.
   – Но это – это же так просто, – возразил Баттерс. – Я хочу сказать, только термины длинноваты. Но и только, а все остальное не так уж и сложно.
   – Да вы сами послушайте, что вы говорите, – возмутился я. – Сидите здесь и на голубом глазу пытаетесь меня уверить в том, что медицина – вещь простая, если не считать терминологии. Вы хоть представляете себе, какой она представляется неучу вроде меня? Каково вообще общаться с образованным человеком вроде вас?
   Он отмахнулся.
   – Я ведь не гений какой-нибудь, – он нахмурился. – Ну, вообще-то, в техническом смысле… IQ у меня как у гения, но это все ерунда. У многих не хуже. Суть в том, что я практически всю свою зрелую жизнь занимался только этим. Потому и умею делать это неплохо.
   – Суть также в том, – сказал я, – что я практически всю свою зрелую жизнь разбирался с зомби, призраками и прочей нечистью, которая пыталась меня убить. Потому я умею делать это примерно так же неплохо. Просто у нас специальности разные. Вот и все. Так что не посыпайте голову пеплом оттого, что не можете делать мою работу так же хорошо, как я.
   Он начал собирать со стола окровавленные бинты и обрезки нити, потом стянул с рук перчатки.