Батчер Джим. Барабаны зомби

   На мгновение воцарилась тишина, а потом визг ветра превратился в вой, какого не смогла бы издать ни одна собака. Из теней вынырнула огромная гончая, зверь ростом с хорошего пони – темная шерсть, ослепительно-белые зубы и горящие янтарные глаза самого Эрлкинга. Все новые гончие возникали из теней, сбиваясь восторженной, кровожадной сворой вокруг коня Эрлкинга.
   Эрлкинг развернул жеребца, поднял меч, издевательски салютуя им мне, и выкрикнул команду коню и своре гончих. Черный жеребец взвился в воздух, замолотил копытами, словно по склону холма – и продолжал подъем. Гончие прыгнули и следом за своим хозяином устремились в зубы грозе. Вспышка молнии на мгновение ослепила меня, а когда глаза мои снова обрели способность видеть, они уже исчезли.
   Дикая Охота вырвалась на волю в Чикаго.
   И ведь это я призвал их сюда.
   Я изо всех сил пытался пошевелиться, и наконец мне это удалось. Я не настолько доверял своему вестибулярному аппарату, чтобы попробовать встать, но сумел-таки перевернуться на спину. Холодные капли захлестали мне в лицо.
   – Впечатляющее зрелище, Дрезден, – произнес Коул, приставив к кончику моего носа мой же собственный револьвер. – Всегда жаль, когда кто-то, обладающий таким талантом, умирает в столь юном возрасте.

Глава тридцать четвертая

   Я смотрел на бездонный туннель револьверного ствола и думал про себя, что сорок четвертый калибр до абсурдного велик. Потом я перевел взгляд на Коула.
   – Но вы ведь не собираетесь сделать это своими руками, не так ли? – спросил я. – В противном случае вы пальнули бы мне в затылок, и делу конец. При таком моем оглушенном состоянии вы могли бы даже не слишком опасаться смертного проклятия.
   – Неплохо, неплохо, – одобрительно произнес Коул. – По крайней мере, в логике вам не откажешь. Что ж, при условии, что вы не будете дергаться и не дадите мне повода посчитать вас угрозой для себя, я с радостью сохраню вам жизнь до тех пор, пока за вами не вернется Эрлкинг.
   Я не стал дергаться – отчасти потому, что не хотел схлопотать пулю, отчасти потому, что боялся, что стоит мне слишком сильно двинуть головой, и меня вырвет.
   – Как вы меня нашли? – поинтересовался я.
   – Мы с Кумори следили за вами по очереди на протяжении почти всего дня, – ответил он.
   – И когда вы, ребята, только спите? – вздохнул я.
   – Нет сна для проклятых, – хмыкнул Коул. В голосе его из-под капюшона слышалась ирония, но ствол револьвера даже не дрогнул.
   – Ну да, кто-нибудь из вас, да должен был присматривать за мной, – согласился я. – Вам, и Гривейну, и Собирателю Трупов – всем нужно, чтобы в городе объявился Эрлкинг. Собственно, вам безразлично, кто его призовет – главное, чтобы призвали.
   – И у вас единственного был повод держать его в стороне от событий, – согласился Коул. – Все, что от меня требовалось – это наблюдать за вами и сделать так, чтобы вы не смогли и на самом деле запереть Эрлкинга.
   – И потому вы за мной следили, – сказал я.
   – Только потому, – кивнул он. – Видите ли, мне казалось, вы и впрямь могли сделать это, не помешай я вам. Из нас троих я один полагал, что вам это могло удасться.
   – Не понял, – признался я. – Мне-то казалось, вы, ребята, терпеть друг друга не можете.
   – О, да.
   – Так все-таки, вы действуете сообща или пытаетесь укокошить друг друга?
   – Как бы вам сказать, – хмыкнул Коул, и мне показалось, что на этот раз он по-настоящему смеется у себя под капюшоном. – Мы мило улыбаемся друг другу, разыгрывая эту партию во славу Кеммлера. Но, конечно же, каждый из нас намерен убить остальных при первом удобном случае. Насколько я понимаю, Собиратель Трупов пытался вчера ночью устранить Гривейна?
   – Угу. Зрелище вышло хоть куда.
   – Жаль. Я бы с удовольствием посмотрел на такое. Однако я был занят настоящим делом. Вот так всегда…
   – Выводили из строя городскую электросеть?
   – И телефонную, радиосвязь, а также кое-какие другие мелочи, – признался Коул. – Непростая работа, но надо же было кому-то это сделать. Само собой, это досталось на мою долю. Впрочем, мы еще посмотрим, как все обернется к завтрашнему утру.
   – Ха, – заметил я. – Они полагают, что используют вас и вашу энергию, в то время как сами сохраняют силы к битве. А вы полагаете, что усыпляете их внимание с тем, чтобы с наступлением Темносияния забрать всю силу.
   – Не вижу смысла демонстрировать мое мастерство фехтования и призывания мертвых, когда у меня нет намерения состязаться с ними в тактике.
   – Вы и правда собираетесь заделаться богом? – спросил я.
   – Я собираюсь забрать силу, – отозвался Коул. – Я смотрю на себя как на наименьшее зло.
   – Так-так, – буркнул я. – Кто-то должен забрать себе всю силу. Так почему бы не вы,, так?
   – Примерно так, – согласился Коул.
   – А что, если ее не заберет никто?
   – Я не вижу такой вероятности, – сказал он. – Гривейн и Собиратель Трупов настроены очень серьезно. Я надеюсь одолеть их в борьбе за приз и использовать его, чтобы убить их. Это единственный способ помешать этим безумцам сделаться страшнее всего, что видела земля прежде.
   – Верно, – согласился я. – И вы для этой работы – идеальный безумец.
   Мгновение Коул молчал. Рука его в кожаной перчатке продолжала сжимать мой пистолет; с дула капала мне на лицо вода. Когда он снова заговорил, голос его звучал немного обиженно.
   – Я не считаю себя сумасшедшим. Правда, если бы и был, как бы я знал об этом.
   Я поежился. Возможно, от дождя и холода.
   Коул отступил от меня на шаг, и голос его снова сделался твердым, уверенным.
   – Ты нашла его?
   Я заглянул ему за спину и увидел Кумори, выходившую из дверей Мёрфиного дома.
   – Да.
   Я пристально смотрел на Кумори. Сердце у меня в груди болезненно сжалось.
   Дверь за собой она не закрыла. Свет в окне кухни погас, и в доме не угадывалось никакого движения.
   – Отлично, – произнес Коул, отступая от меня еще на шаг. – Я уже советовал вам, Дрезден, не путаться у меня под ногами. Теперь мне кажется, что вы слишком горды, чтобы отступать. Мне известно, что в городе находятся Стражи. Они не создают серьезных помех моим планам.
   – Вам кажется, вы одолеете их в бою? – поинтересовался я.
   – У меня нет ни малейшего намерения биться с ними, Дрезден, – возразил Коул. – Я намерен просто убить их. Можете, кстати, присоединиться к ним, если вам не хочется ждать Эрлкинга. Мне безразлично, как вы умрете.
   Голос его звучал ровно, без тени сомнения. Это здорово пугало. Сердце сжалось еще сильнее – не знаю только, от боязни за Баттерса или от явного безумия Коула.
   – Есть только одна загвоздочка, Коул, – произнес я.
   Коул начал было отворачиваться от меня, но застыл.
   – Да?
   – У вас до сих пор нет «Слова». И как вы рассчитываете пережить Темносияние без него?
   Вместо ответа Коул осторожно снял мой револьвер с боевого взвода и отвернулся. И делая это, он смеялся – негромко, но смеялся. Он двинулся прочь, и Кумори пристроилась к нему сбоку. Дождавшись ее, Коул бросил мой револьвер в траву, поднял руку и словно раздвинул ей воздух перед собой. Я ощутил возмущение магической энергии, когда он раздвинул завесу между материальным миром и Небывальщиной, и они ступили в нее – прямо с Мёрфиного двора. Прореха между мирами закрылась за спиной у Коула, и двор снова опустел, словно никого и не было.
   Я остался сидеть в темноте под дождем один. Откуда-то издалека, сверху, донесся звериный вой.
   По логике вещей он должен был бы напугать меня, но я чувствовал себя так хреново, что мне хотелось только лечь и закрыть глаза. Хоть на минуту. Правда, я понимал, что если поступлю так, я не смогу открыть их скоро. Может, и никогда.
   Надо было узнать, что с Баттерсом и Мышом. Я перекатился на живот и подобрал свой посох, потом прополз на карачках еще пару футов и подобрал материнский амулет. Потом встал. В голове пульсировала тупая боль, и я ненадолго наклонил голову, подставив затылок дождевой воде. Я постоял так немного, и боль чуть унялась – по крайней мере, настолько, что я мог уже ее терпеть. Башка у меня закаленная: ей доставались плюхи и круче, да и времени нянчиться со своей болью у меня не было. Я пару раз глубоко вздохнул-выдохнул, а потом поплелся на кухню.
   В кухне царила темнота. Горевшие в ней свечи погасли все до одной. Я поднял пентаграмму над головой и засветил ее. Потом еще раз осмотрел кухню в ее серебристо-голубом сиянии.
   Кухня была пуста. Никаких следов ни Мыша, ни Баттерса – и никаких следов борьбы. Мой страх немного унялся. Если Кумори обнаружила их, она наверняка оставила бы за собой следы насилия: кровь, перевернутую мебель. Баттерсовы записи так и лежали аккуратной стопкой на краю кухонного стола.
   Дом у Мёрфи небольшой, и мест, где мог бы укрыться Баттерс, в нем не так уж много. Я прохромал в гостиную, потом по короткому коридору в спальни и ванную.
   – Баттерс? – негромко окликнул я. – Это я, Гарри. Мыш?
   В дверь платяного шкафа за моей спиной вдруг поскреблись, и я едва не подпрыгнул до потолка. Я совладал с резко участившимся сердцебиением и открыл дверцу шкафа.
   Баттерс с Мышом сидели на полу шкафа. Баттерс сидел у задней стенки, а Мыш, несмотря на несколько помятый вид, прочно обосновался между Баттерсом и дверью. При виде меня хвост его заколотил по стенке шкафа, и он полез из него ко мне.
   – Ох, слава Богу, – выдохнул Баттерс. Следом за Мышом он выбрался из шкафа. – Вы в порядке, Гарри?
   – Бывало и хуже, – заверил я его. – Вы-то как? Что случилось?
   – Мм… – произнес Баттерс. – Я смотрел, как вы там, во дворе. А потом… ну, потом что-то такое появилось внутри этого вашего круга из колючей проволоки. И я… Я плохо разглядел, но ветер залил окно водой, и мне показалось, я видел, как что-то двигалось за окном, и… И я закричал и вроде как в панику ударился, – он залился краской. – Извините. Я… я просто такой маленький был по сравнению с этой тварью. Я перепугался.
   Он забился в нору. Что ж, возможно, это и не самая глупая реакция на появление разъяренного властелина фэйре.
   – Не переживайте, – сказал я. – Мыш оставался с вами?
   – Угу, – подтвердил Баттерс. – Кажется, да. Он попытался выскочить наружу, когда та тварь в круге завизжала. Я даже не понял, что держу его за ошейник, когда я… ы…
   Лицо Баттерса слегка позеленело, он выдавил из себя: «Извините», – и бросился в ванную.
   Я услышал, как его выворачивает наизнанку, и, нахмурившись, повернулся к Мышу.
   – А знаешь что? – сказал я ему. – Мне плевать, будь Баттерс нашпигован гамма-излучением, или будь у него зеленая кожа, или розовые портки. Он при всем желании не мог бы затащить тебя в шкаф.
   Мыш посмотрел на меня и с загадочным выражением склонил голову набок.
   – Но это означает, что все было с точностью до наоборот. Что это ты затащил Баттерса в убежище.
   Мыш разинул пасть в довольной собачьей ухмылке.
   – Но из этого следует, что ты понимал, что Кумори тебе не справиться, и что она представляла опасность для Баттерса. И ты знал, что я хотел, чтобы ты защищал его. Значит, это ты решил вместо того, чтобы драться или удирать, спрятать его, – я нахмурился. – А собакам не положено быть такими хитрозадыми.
   Мыш негромко фыркнул, тряхнул лобастой башкой и повалился на пол пузом вверх, чтобы я почесал ему розовые паха.
   – Ну и черт с ним, – сказал я, уступая его умильной ухмылке и наклоняясь, чтобы почесать ему пузо. – Ты это честно заработал.
   Спустя пару минут из ванной появился Баттерс.
   – Прошу прощения, – произнес он. – Нервы. Я… гм… Гарри, мне очень жаль, что я удрал вот так.
   – Укрылись от противника, – поправил я. – В военных делах, когда вам не хочется говорить, что вы драпали как заяц, вы всегда можете сказать, что «укрылись от противника». Звучит более героически.
   – Верно, – согласился Баттерс, покраснев еще сильнее.
   – Это очень занятное дело – укрываться от противника, – заметил я. – Я так все время укрываюсь.
   – Так что случилось? – спросил Баттерс.
   – Я вызвал Эрлкинга, но мне помешали запереть его. Они зашли в дом, совсем ненадолго, и… – я вдруг поперхнулся. Мое облегчение от того, что с Баттерсом и Мышом ничего не случилось, начало таять, потому что до меня дошло, наконец: Кумори искала в доме вовсе не их.
   – Что? – тихо спросил Баттерс. – Гарри, что-то случилось?
   – Сукин сын, – выругался я, с трудом удержавшись от более крепких выражений. – Как я мог свалять такого дурака?
   Я повернулся и, шатаясь, устремился по коридору, через гостиную – на кухню. Подняв руку с амулетом, я осветил стол.
   На нем не лежало ничего, кроме пустых чайных чашек, банок из-под пива, погасших свечей, бумаги и карандашей.
   На том месте, где лежал Боб-череп, не было ничего.
   – Ох, черт, – пробормотал Баттерс. – Ох, черт. Они его забрали.
   – Они его забрали, – эхом прорычал я.
   – Но зачем? – прошептал Баттерс. – Зачем они сделали это?
   – Затем, что Боб не всегда принадлежал мне, – ответил я. – Прежде он принадлежал моему бывшему наставнику, Джастину. А еще до того – некроманту, Кеммлеру, – я в ярости развернулся и врезал кулаком по дверце холодильника с такой силой, что на металле осталась вмятина, а на костяшках пальцев – кровь.
   – Я… я не понимаю, – признался Баттерс еще тише.
   – У Кеммлера Боб занимался тем же, чем у меня. Работал консультантом. Ассистентом при научных опытах. Говорящим справочником магической теории, – объяснил я. – Потому Коул и забрал его.
   – Коул собирается ставить опыты? – не понял Баттерс.
   – Нет, – огрызнулся я. – Коул знает, что Боб принадлежал Кеммлеру. Что Бобу известно все то, что знал Кеммлер.
   – Ну и что?
   – Это значит, что Коулу больше не нужно искать «Слово Кеммлера». Ему вообще не нужна больше эта дурацкая книжка, потому что у него в руках дух, который помог Кеммлеру ее написать, – я тряхнул головой, пытаясь унять противный металлический привкус во рту. – И я, можно сказать, сам отдал его ему в руки.

Глава тридцать пятая

   Я раздраженно покосился на окровавленные костяшки пальцев.
   – Собирайте шмотки и держитесь рядом с Мышом, – рявкнул я. – Мы едем.
   – Едем? – переспросил Баттерс.
   – Вам здесь небезопасно оставаться. Им известно про это место. Я не могу оставлять вас здесь.
   Баттерс поперхнулся.
   – Куда мы едем?
   – Они весь день следили за мной. Мне надо убедиться, что с людьми, с которыми я встречался сегодня, все в порядке, – я задержался, пытаясь привести мысли в порядок. – Ну и… мне нужно отыскать книгу.
   – Книгу некроманта? – спросил Баттерс. – Зачем?
   Я достал из кармана ключи и направился к Жучку.
   – Затем, что у меня, черт подери, до сих пор ни малейшего представления о том, что должно случиться в их этом Темносиянии. Единственное, что я понял и попытался предотвратить, было призвание Эрлкинга, но это пошло у меня коту под хвост. Я то и дело обжигаюсь, потому что мало знаю о том, что происходит. Мне надо рассчитать, как бы ловчее вставить отвертку в Коуловы шестеренки во время Темносияния.
   – Зачем?
   – Затем, что единственное, что я мог бы сделать кроме этого – это пытаться прорваться сквозь толпу некромантов и всякой нежити и попытаться прокомпостировать его билет в открытую, лицом к лицу.
   – А это не получится?
   – Не хотелось бы пробовать, – буркнул я и вышел на дождь. – Я, можно сказать, наилегчайший вес, а они все выступают в сверхтяжелом. В открытом бою, думаю, Коул без труда надерет мне мою многострадальную задницу. Мой единственный шанс – драться хитро, а для этого мне нужно больше знать о том, что происходит. Для этого мне и нужна книга.
   Баттерс поспевал за мной, держась за ошейник Мыша. Мы уселись в Жучка, и я завел мотор.
   – Но мы до сих пор не знаем, что означают эти цифры, – сказал он.
   – Это можно исправить, – буркнул я. – Прямо сейчас.
   – Гм… – заметил Баттерс, когда я вывел Жучка на улицу. – Вы можете, конечно, говорить «прямо сейчас», сколько вам угодно, но я этого пока так и не знаю.
   – Это может быть шифр? – спросил я. – Как от сейфа?
   – Цифры в старых сейфах означали количество оборотов по часовой стрелке и против. У тех, что поновее, это просто цифровой код, но если вы только не найдете сейф с шестнадцатизначным кодом, это нам поможет очень мало.
   – Кредитная карта? – предположил я. – У них ведь тоже шестнадцатизначные номера, верно?
   – Возможно, – согласился Баттерс. – Думаете, это номер карты? Возможно, кредитной… или платежной, на которую Костлявый Тони хотел получить от них деньги?
   Я поморщился.
   – Чушь какая-то выходит, – сказал я. – Такого рода штуку он держал бы в кармане. А не прятал бы в шарике, подвешенном на нитке в пищеводе.
   – Тоже верно, – вздохнул Баттерс.
   Некоторое время мы ехали молча. Если не считать света фар других машин, улицы были темны. В отсутствие горящих фонарей, под проливным дождем казалось, будто мы едем в пещере. Поток машин оставался плотным, сгущаясь на магистралях в пробки, но по сравнению с дневным временем количество машин заметно уменьшилось. Большинство жителей Чикаго, похоже, укрылось на ночь по домам – очень кстати во многих отношениях.
   Спустя несколько минут Баттерс начал тревожно оглядываться по сторонам.
   – Гарри, это не самый лучший городской район.
   – Знаю, – откликнулся я и остановил машину на запретном месте перед пожарным гидрантом: все равно других свободных мест у тротуара я не видел.
   Баттерс поперхнулся.
   – Почему вы остановили машину?
   – Мне нужно проверить кое-кого, – ответил я. – Оставайтесь здесь с Мышом. Я сейчас вернусь.
   – Но…
   – Баттерс, – начал раздражаться я. – Здесь живет девушка, которая помогла мне сегодня. Мне нужно удостовериться, что Коул и его кобылица не причинили ей вреда.
   – Но… разве вы не можете сделать этого после того, как вы разберетесь с нехорошими парнями?
   Я покачал головой.
   – Я должен. Я не знаю, что произойдет через несколько часов, но, черт меня подери, эта девушка помогла меня просто потому, что я ее попросил. Я, а не кто-то, втравил ее в это. Коул и Кумори не жалели сил на то, чтобы уничтожить все экземпляры «Эрлкинга», которые смогли найти, и если они догадаются, что я узнал заклинание из ее памяти, ей будет грозить опасность. Мне нужно убедиться, что с ней все в порядке.
   – Уууууу, – произнес Баттерс. – Это та девушка, которая приглашала вас, типа, на свидание?
   Я зажмурился.
   – Вы-то откуда знаете?
   – Томас сказал.
   Я беззвучно выругался.
   – Напомните мне, чтобы я расквасил ему нос при случае.
   – Эй, – запротестовал Баттерс. – По крайней мере, он разуверил меня в том, что вы гей.
   Я смерил Баттерса взглядом и выбрался из машины.
   – Садитесь за руль, – посоветовал я ему. – Если заметите какую-либо опасность, делайте ноги. По возможности сделайте круг и вернитесь, чтобы подобрать меня.
   – Ясно, – кивнул Баттерс. – Понято.
   Пригибаясь под дождем и ветром, я нырнул в подъезд Шилы. Оказавшись в вестибюле, я засветил пентаграмму, поднял ее над головой, а потом поднялся к ней на этаж так же, как сделал это утром. Лестница и вестибюль на этаже показались мне незнакомыми – как это бывает в темноте с местами которые прежде видел только раз или два, при дневном свете. Впрочем, я нашел дорогу к дверям Шилы без особого труда.
   Я подождал секунду-другую и попробовал ощутить установленные ею обереги. Обереги оказались на месте. Что ж, хорошо. Если кто-либо приходил к ней со времени моего утреннего визита, ему пришлось бы или уничтожить оберег, или нейтрализовать его, чтобы попасть внутрь.
   Если, конечно, этот «кто-то» не добился ее приглашения войти. Шила не производила впечатления человека, способного давать любому и каждому от ворот поворот на основании чистой паранойи.
   Я постучал.
   Ответа не последовало.
   Она говорила, что собиралась к друзьям. Возможно, она на какой-то костюмированной вечеринке. Болтает с друзьями. Ест какую-то вкуснятину. Развлекается.
   Возможно.
   Я снова постучал.
   – Шила? – окликнул я. – Это я, Гарри.
   Я услышал за дверью мягкие шаги, скрипнула половица, потом дверь приоткрылась, звякнув цепочкой. В проеме стояла Шила. Изнутри квартиры струился теплый свечной свет.
   – Гарри, – тихо произнесла она, и рот ее приоткрылся в улыбке. – Что вы здесь делаете? Сейчас, – она прикрыла дверь, лязгнула цепочкой и распахнула ее. – Заходите.
   – Да мне некогда, – замялся я, но все же перешагнул порог. Внутри, на столе у дивана горело с полдюжины свечей; на смятом пледе лежала книга в бумажной обложке.
   На этот раз Шила подобрала свои длинные, темные волосы в пучок, удерживаемый парой японских палочек для еды, так что уши и гладкая шея оказались соблазнительно открыты. Одежду ее составляли мягкая бумажная футболка с эмблемой «Медведей», доходившая ей до колен, и пушистые розовые шлепанцы. Футболка висела на ней мешком, но это все равно делало изгибы и округлости ее тела соблазнительнее, чем полагалось бы. Я видел ее икры, и сочетание мягкости и силы в них тоже впечатляло меня больше, чем полагалось бы.
   Шила проследила направление моего взгляда, и щеки ее чуть порозовели.
   – Привет, – произнесла она негромко.
   – Привет, – отозвался я и улыбнулся ей в ответ. – Эй, я думал, вы собирались в гости?
   Она покачала головой.
   – Собиралась. Но пешком под дождем идти не хотелось, а дозвониться до друзей, чтобы меня подбросили, я не смогла, вот я и дома, – она склонила голову набок и нахмурилась. – У вас вид… не знаю, напряженный. Злой.
   – И то, и другое, – кивнул я. – Тут всякие вещи происходят.
   Она кивнула, и взгляд ее серых глаз посерьезнел.
   – Я слышала, что заваривается какая-то нехорошая каша. Вы ведь с этим пытаетесь справиться, да?
   – Да.
   Она прикусила нижнюю губу.
   – Тогда зачем вы здесь?
   Очень хороша она была – в короткой рубахе, в сиянии свечей. Лица она не красила, и все равно казалась пьяняще мягкой, женственной. Я подумал, не поцеловать ли мне ее еще раз – ну, проверить, не вышел ли первый поцелуй так, случайно. Все же я тряхнул головой и напомнил себе, что сегодня ночью мне нужно заниматься делом.
   – Я только хотел удостовериться, что с вами все в порядке.
   Глаза ее расширились.
   – Мне что, грозит опасность?
   Я успокаивающе поднял руку.
   – Не думаю, чтобы так. Но сегодня за мной следили. Мне надо убедиться, что вы в безопасности. Вы никого не видели? Или, может, тревожились без видимой причины?
   – Не больше, чем в любой другой день, – ответила она.Ударил гром, и дождь припустил по стеклам с удвоенной силой. – Нет, честно.
   Я перевел дух и чуть расслабился.
   – Что ж, хорошо. Я рад.
   Снова грянул гром, а мы так и стояли, глядя друг на друга. На мгновение мы посмотрели друг другу в глаза и тут же отвели их, пока ничего не случилось.
   – Гарри, – тихо произнесла она. – Я могу вам чем-нибудь помочь?
   – Вы уже помогли, – отозвался я.
   Она шагнула ко мне, и ее темные глаза разом показались мне ужасно большими.
   – Вы уверены?
   Мое сердце снова забилось быстрее, но я чуть отодвинулся от нее.
   – Угу. Шила, я просто знал, что не смогу сосредоточиться на том, что мне предстоит сделать сегодня, если не повидаюсь прежде с вами.
   Она кивнула и скрестила руки на груди.
   – Хорошо. Но когда вы покончите с этими делами, я хотела бы с вами поговорить кое о чем.
   – О чем? – спросил я.
   Она тряхнула головой и положила руку мне на локоть.
   – Это так просто не объяснить. Если вы считаете, что вам необходима полная концентрация, мне не хотелось бы отвлекать вас всякими пустяками.
   Я посмотрел ей в лицо, потом – очень осторожно – скользнул взглядом ниже.
   – Возможно, так лучше. А то сейчас я нахожу вас очень отвлекающей.
   Она покраснела сильнее.
   – Нет. Это вы так реагируете на опасность. Вы боитесь, что погибнете, а секс по природе своей жизнеутверждающий.
   – Думаете, поэтому? – усомнился я.
   – Помимо всего прочего, – сказала она.
   Несколько следующих секунд мои гормоны делали все, что в их силах, чтобы склонить меня к отказу от концентрации, но я обуздал их. Шила говорила правду: меня мучили боль, и страх, и опасность, и подобные обстоятельства порой заставляют вас обращать внимание на самые разные штуки: на отблески свечей на волосах у Шилы, например, или на слабый аромат розового масла и цветочного мыла – ну и, конечно, в тот момент опасность грозила Шиле примерно так же, как и мне.
   Я не хотел пользоваться моментом. И я не хотел начинать с ней ничего такого, чего я мог бы не довести до конца. Из всего, что я знал, выходило, что я буду мертв еще до наступления следующего дня, а это самое последнее дело – позволить вещам зайти слишком далеко только потому, что ты напуган.
   С другой стороны, если подумать, нет ничего плохого в том, чтобы получать удовольствие от жизни, пока она у тебя еще есть.
   Я наклонил голову, осторожно приподнял ее подбородок здоровой рукой и снова поцеловал в губы. Она вздрогнула и отозвалась – медленно, неуверенно, застенчиво как-то. Еще секунду я касался ее губ своими, не отпуская ее подбородка пальцами, а потом выпрямился, осторожно оборвав поцелуй.
   Мгновением позже она открыла глаза; дыхание у нее чуть участилось.
   Я коснулся ее щеки пальцами и улыбнулся ей.
   – Скоро перезвоню.
   Она кивнула. Глаза ее затуманились тревогой.