Батлер Октавия. Рассвет

   – Ты понимаешь, что я имею в виду.
   Медленно, но верно до нее дошло, что Никани не только разговаривает с ней на оанкали, но и сама она отвечает ему на том же языке – причем отвечает не задумываясь. Оанкали казался для нее таким же привычным языком, каким был до недавнего времени английский, таким же понятным и простым. Она без труда вспоминала все, чему учило ее оолой, что она услышала тут и там сама. Теперь для нее не составляло труда найти в своих познаниях бреши и заделать их краткими и точными вопросами – в основном это касалось слов и выражений, которые она привыкла применять разговаривая по-английски и аналогов которым не знала в оанкали; часть грамматики оанкали также была непонятна ей; некоторые слова чужого языка не имели точного перевода на английский, но их смысл был ей теперь вполне понятен.
   И только теперь, наконец-то, тревога и возбуждение взяли над ней верх, она была испугана, потрясена, в том числе и приятно… Она медленно поднялась, осторожно ступая на ноги, испытывая их прочность, ощущая дрожь в коленях, но все же уверенная, что с минуту на минуту эта дрожь пройдет. Напрягая внимание, она попыталась изгнать из головы туман, чтобы получше разобраться в чувствах и ощущениях в своем обновленном теле.
   – Это хорошо, что семья решила свести нас вместе, – сказало ей Никани. – Но я не хочу больше работать с тобой. Я пыталось просить, чтобы меня освободили от этой обязанности. Я боюсь. Я очень хорошо отдаю себе отчет в том, насколько просто было мне ошибиться и причинить тебе вред.
   – Ты хочешь сказать… что сомневаешься, что то, что только что со мной было сделано – правильно?
   – В том, что я сделало? Конечно, нисколько не сомневаюсь. Кстати, это твое «только что» заняло несколько дней. Значительно дольше, чем ты обычно спишь.
   – Но ты говорило, что могло ошибиться…
   – Были опасения, что не мне не удалось убедить тебя полностью довериться мне, чтобы у меня была возможность показать тебе все, на что я способно – показать тебе, что я не причиню тебе вреда. Я боялось того, что после ты станешь ненавидеть меня. Для оолой это… более чем плохо. Это очень плохо. Хуже, чем мне хотелось бы сказать тебе.
   – Но Кахгуяхт очевидно так не думает.
   – Ооан сказало, что людям – нашим новым обменным партнерам – мы не можем причинить вред в том, в чем причиняем вред друг другу. Тут-то все и кроется. Все может зайти слишком далеко, вот что я хочу сказать. Мы были выведены специально для того, чтобы работать с вами. Мы – Динсо. Мы рождены для того, чтобы найти выход из всех затруднений, которые только могут возникнуть из наших с вами расхождений.
   – Принуждение, – горько произнесла она. – Вот что мне здесь не нравится, но оно преследует меня повсюду.
   – Нет. Ооан не сделал бы этого. Ни за что. И я тоже. Я бы отправился к Ахайясу и Дайчаан и сказал, что не смогу спариться с ними. Мне пришлось бы искать себе пару среди Акай, поскольку те никак не связаны с людьми. Не связаны напрямую.
   Щупальца Никани снова разгладились.
   – Но теперь у меня, Ахайясу и Дайчаан будут дети – и ты можешь навестить их вместе со мной. Как только ты будешь готова, мы объясним тебе твою задачу, и ты сможешь приступить к работе, для которой была выбрана. Мне предстоит последняя метаморфоза, я хочу просить тебя помочь мне пройти через нее.
   Никани снова почесало себя подмышками.
   – Ты поможешь мне?
   Лилит отвернулась от маленького оолой и посмотрела в стену.
   – И что мне нужно будет делать?
   – Ты просто должна будешь остаться со мной. Сейчас я не смогу пригласить ни Ахайясу, ни Дайчаан – для меня это будет мукой. Дело в том, что в этом случае я буду возбужден – сексуально – и не смогу действовать хладнокровно. С таким возбуждением мне не справиться. Но с тобой мне это не грозит. Твой запах, твои прикосновения – они безразличны мне, нейтральны.
   Вот и слава Богу, подумала она.
   – Но оставаться одно во время метаморфозы я тоже не могу – этого не следует делать. В эти моменты нам нужно, чтобы кто-то был рядом, обязательно, это необходимо гораздо больше, чем в любом другом случае.
   Она попыталась представить себе Никани с дополнительной парой рук, таким, каким он будет выглядеть, когда станет взрослым. На кого он станет похож – на Кахгуяхта? Или на Тедиин или Йядайю. Насколько сексуальные перемены и пол оанкали влияют на их индивидуальные различия? Лилит покачала головой. Спроси ее, и она не сможет ответить даже насколько половое созревание влияет на различия среди ее сородичей, землян.
   – Эти вторые руки, – спросила она, – они служат вам половым органом?
   – Нет, – ответило Никани, – но руки прикрывают половые органы: чувственные руки.
   – Но… – Лилит нахмурилась. – У Кахгуяхта нет никаких чувственных рук на конце его второй пары.
   По сути, у Кахгуяхта на конце второй пары рук вообще ничего не было. Только прохладные нашлепки из жесткой, но гладкой кожи – немного похожие на мозоли.
   – Руки находятся внутри. Если ты попросишь, Ооан покажет их тебе.
   – Как-нибудь обойдусь.
   Щупальца Никани разгладились.
   – Я покажу тебе их – когда у меня будет, что показывать. Так ты останешься со мной на то время, пока у меня будут расти руки?
   А что еще ей оставалось делать? Куда она от него денется?
   – Да, я останусь. Расскажи мне все, что, по-твоему, я должна знать, прежде чем все начнется.
   – Хорошо. Большую часть времени я буду спать, но кто-нибудь все равно должен быть рядом – это обязательно. Если ты будешь тут рядом со мной, я буду знать об этом, и все будет хорошо. Может быть тебе… придется покормить меня.
   – Хорошо.
   Ничего необычного в том, как оанкали едят, не было. Вполне обычным образом. По крайней мере, таким было внешнее впечатление. Некоторые из их передних зубов были заострены, но размер этих зубов едва ли превышал человеческий. Дважды во время своих прогулок Лилит видела, как женские особи оанкали высовывали языки на всю длину вплоть до горлового отверстия, хотя в обычных условиях длинные серые языки оанкали находились в их ртах и использовались так же, как и у людей.
   Никани издало звук, однозначно означающий облегчение – пошуршал одновременно всеми щупальцами тела, словно кто-то скомкал лист сухой неплотной бумаги.
   – Хорошо, – проговорило оно. – Наши пары, остающиеся с нами в момент созревания, знают, что мы испытываем, они понимают наше отчаяние. Хотя некоторые считают это даже забавным.
   Лилит удивилась, почувствовав, что ее губы сложились в улыбку.
   – В некотором роде – да. Их можно понять.
   – Забавным это может показаться только палачам. Меня тоже мучили, хотя, когда появилась ты, мои мучения облегчились. Но прежде бывало…
   Никани замолчало, направив на Лилит вялое щупальце.
   – Знаешь, Лилит, я пытался добиться, чтобы тебе разрешили встречу с другим англоговорящим человеком. Наиболее подходящим тебе. Недавно ооан дало мне свое согласие – вскоре тебе предстоит встреча.

8

   День – Лилит твердо решила для себя, что это именно дневное время суток, поскольку на то указывало ей ее тело; теперь она была уверена в своих ощущениях совершенно, и ее новая, улучшенная память, указывала ей на то же, – день этот был днем бурной продолжительной активности, потом такого же продолжительного сна. Тем более что теперь, все еще поражаясь этому, она могла с легкостью воскресить в своей памяти каждый день своего бодрствования. Она отлично помнила все дни, в течение которых Никани искало для нее человека, говорящего по-английски. Решив поговорить и опросить нескольких, оно занялось этим лично. Просить Никани взять ее с собой было так же бесполезно, как и просить рассказать ей хоть что-то о людях, с которыми оно разговаривало.
   В конце концов Кахгуяхт утвердило выбор. Оно встретилось с тем человеком и подтвердило выбор своего молодого коллеги.
   – Это один из тех людей, которые решили остаться с нами на корабле, – сказало Никани Лилит.
   Она уже подозревала это на основании тех скупых фраз, которые Кахгуяхт обронило в ее присутствии. И тем не менее, в это было трудно поверить.
   – Это будет мужчина или женщина? – спросила она.
   – Мужчина.
   – И почему… почему он решил не возвращаться на Землю?
   – Он прожил среди нас довольно долгое время. Ег΀¾ Пробудили очень молодым и больше уже не погружали в сон, и теперь он лишь ненамного старше тебя. Клан Тоахт попросил отдать его им, и он согласился жить среди них.
   Попросили отдать его им? Был ли у него при этом какой-либо выбор? Скорее всего такой же, как и у нее, тем более что в ту пору он был гораздо моложе ее. Он был наверняка еще мальчик, совсем молоденький. Какой он сейчас? Что могут они слепить из человеческого сырья?
   – Отведите меня к нему, – попросила она.
   Во второй раз Лилит ехала на плоской платформе по запруженным коридорам. Скорость ее путешествия на этот раз была едва ли быстрее, чем первый. Никакого руля не было видно – время от времени, чтобы повернуть платформу в ту или иную сторону, Никани прикасалось головными щупальцами к правому или левому борту. Всего поездка заняла наверное полчаса, потом платформа остановилась, и они сошли с нее. Никани прикоснулось к платформе несколько раз щупальцем, и та, не разворачиваясь, отправилась обратно.
   – А на чем же мы вернемся? – спросила она.
   – Поедем на другой, – ответило оно. – Может быть ты захочешь задержаться здесь на некоторое время.
   Она ожгла его яростным взглядом. К чему оно клонит? Что это за разговоры? Новая программа размножения на основе тщательно подобранной пары пленников? Она оглянулась, чтобы в последний раз проводить взглядом удаляющуюся платформу. Быть может она поторопилась давать согласие на свидание с этим мужчиной? Что он за тип? Уж если он отказался от человечества и согласился остаться жить с нелюдями, что еще за фортель может он выкинуть?
   – Оно животное, – объяснило Никани.
   – Что?
   – Эта платформа, на которой мы приехали – это животное. Тиллио. Разве ты не знала?
   – Нет, не знала, хотя ты не особенно меня удивило. И каким же образом оно движется?
   – Оно скользит по очень тонкой пленке слизи благодаря последовательному сокращению групп мышц.
   – Оно слизняк?
   – Я понимаю, о чем ты говоришь. На самом деле тиллио не совсем слизняк. Такое название не вполне адекватно. Хотя в общих чертах суть та же самая. Я видел земных существ, использующих для передвижения пленку слизи. По сравнению с тиллио, они очень несовершенны, хотя черты сходства у них есть. Тиллио был создан нами на основе другого животного гораздо больших размеров, еще более подвижного.
   – Но никакой дорожки из слизи за ним я не заметила.
   – Так оно и есть – за ним ничего не остается. В задней части тела тиллио имеется орган, который собирает всю слизь. А то, что остается, поглощает в себя корабль.
   – Скажи мне, Никани, а машины вы строите? Хотя бы какие-нибудь? Может быть вы строили машины раньше? Используете ли вы когда-нибудь металл и пластик, вместо того чтобы вечно возиться с живой плотью?
   – Когда иного способа нет, мы изготовляем и машины. Но нам… это нам не очень нравится. На машины нет такого спроса.
   Лилит вздохнула.
   – Ну где он, этот ваш мужчина? Кстати, как его зовут?
   – Поль Титус.
   Это ей ничего не говорит. Вслед за Никани она подошла к ближней стене, послушно принявшейся изменяться от прикосновения длинного головного щупальца оолой. Цвет стены сменился от молочно-белого к тускло-красному, но стена не открылась.
   – Что-то не так? – спросила Лилит.
   – Нет, все в порядке. Просто кто-то скоро откроет стену с другой стороны. В чужой дом, порядки которого не слишком хорошо тебе известны, лучше не вламываться, а подождать, когда тебе откроют дверь хозяева. Живущие внутри знают, что мы пришли, и скоро пустят нас внутрь – так оно будет лучше.
   – На Земле мы, когда подходили к чужой двери, стучали, прежде чем войти внутрь – это то же самое, – отозвалась Лилит и уже хотела продемонстрировать этот гостевой стук, когда стена неожиданно начала открываться. В образовавшемся проходе стоял мужчина, одетый только в потрепанные шорты.
   Лилит жадно вгляделась в лицо незнакомца. Настоящий человек – высокий, широкоплечий, с такой же темной, как и у нее, кожей, чисто выбритый. С первого взгляда он не слишком понравился ей – показался чужим и пугающим – но тем не менее это был человек, ее собрат, и желание заговорить с ним пересилило. Он был прекрасен. Даже если бы он оказался старым, дряхлым и сгорбленным, все равно он был бы прекрасен в ее глазах.
   Она вопросительно оглянулась на Никани, но то замерло, словно превратился в статую. Было ясно, что оолой не хотело вмешиваться, предоставив ей возможность принимать решение.
   – Ты – Поль Титус? – наконец спросила она по-английски.
   Мужчина открыл рот, потом закрыл его, сглотнул и кивнул.
   – Да, – наконец отозвался он.
   Звук его голоса – глубокий, настолько человеческий и мужской – разбудил в ней голод по общению.
   – Меня зовут Лилит Йяпо, – представилась она. – Ты знал, что я приду, или мы застали тебя врасплох?
   – Входите, – сказал он и заставил стену раствориться еще шире, потом отступил в сторону давая дорогу. – Я знал, что вы придете. Ты представить себе не можешь, как я ждал этой встречи.
   Поль бросил взгляд на Никани.
   – Каалникани оо Йдахиатедиинкахгуяхт ай Динсо, прошу тебя, входи. Благодарю тебя за то, что ты привел ко мне эту женщину.
   Никани ступил в образовавшийся проход, сопроводив свой шаг сложным жестом головных щупалец, означающим приветствие. Они оказались в комнате – как обычно по-спартански пустой. Добравшись до платформы в углу комнаты, Никани взобралось на нее и уселось. Лилит тоже села – так чтобы Никани оказалось за ее спиной. Она хотела забыть о присутствии оолой, пристально следящего за ними и запоминающего их действия, ибо именно за этим оно и находилось здесь. Лилит же хотелось видеть перед собой только мужчину. Воистину он был чудом – человеческое существо, говорящее по-английски и похожее, пусть немного, но все равно, на одного из ее любимых братьев, погибших в войну. Где он жил перед войной? Каким образом ему удалось уцелеть? Видел ли он за это время хотя бы одного другого человека? Знает ли он?..
   – Так ты в самом деле сам решил остаться на корабле оанкали? – внезапно спросила она. Нельзя сказать, что этот вопрос был первым, который она хотела задать, когда ехала сюда.
   Скрестив по-турецки ноги, Поль уселся на большой платформе, которая могла служить одновременно и столом и кроватью.
   – Когда они пробудили меня, мне было всего четырнадцать, – ответил он. – Все, кого я знал, давно были мертвы. Оанкали сказали мне, что если я хочу вернуться, то со временем они смогут переправить меня обратно на Землю. Но стоило мне немного пожить здесь, как я понял, что это именно то место, где мне хотелось находиться всегда. На Земле у меня не осталось ничего, что тянуло бы меня обратно.
   – Все потеряли своих родственников и друзей, – подала голос она. – Что касается меня, то, насколько я знаю, я единственная, кто уцелел из моей семьи.
   – Я видел своего отца и братьев – их мертвые тела. Что случилось с моей матерью, я не знаю. Когда оанкали нашли меня, я тоже уже умирал. По крайней мере, так они потом рассказали мне. Сам я ничего не помню, но у меня нет оснований им не верить.
   – Я тоже не помню, как они нашли меня.
   Лилит оглянулась назад.
   – Скажи, Никани, быть может нам специально стирали память, чтобы мы забыли о том, как нас забирали с Земли – я права?
   За ее спиной Никани медленно поднялось.
   – Это действительно так. Те из людей, которым оставляли воспоминания о моменте их спасения, теряли контроль над собой. Они умирали, как бы потом мы ни старались им помочь.
   Что ж, в этом нет ничего удивительного. Она попыталась представить себе, что бы она сделала с собой, если бы, очнувшись от первого сна на корабле, внезапно осознала, что все, что было недавно для нее ее миром – ее семья, ее дом, друзья, – погибло и кануло в небытие? Конечно, это стало бы для нее небывалым шоком. Потом бы она вспомнила оанкали – их поисковый отряд, занимающийся спасением уцелевших людей. Возможно, она сочла бы этих существ видением, порожденным ее пошатнувшимся рассудком. Она сочла бы себя сумасшедшей. Быть может она и на самом деле сошла бы с ума. Чудо, что она до сих пор не убила себя в одной из попыток вырваться на свободу.
   – Не хочешь перекусить? – спросил ее Поль.
   – С удовольствием, – ответила она, внезапно почувствовав смущение.
   Наступило продолжительное молчание.
   – Кем ты была прежде? – спросил он. – Я хочу сказать, кем ты работала?
   – Я вернулась обратно в колледж, – ответила она. – Моей специальностью была антропология.
   Лилит горько рассмеялась.
   – Предположительно считалось, что большую часть времени я должна была проводить на природе, в поле или в пустыне – но черт возьми, до поля я так добраться и не успела.
   – Антропология? – переспросил он, подняв брови. – Ах, да, я помню – перед войной я читал кое-какие статьи Маргарет Мид. А что именно ты изучала? Общинно-племенной строй?
   – Как бы там ни было, в областях этой науки полным-полно неизученного. Меня всегда интересовали другие люди, те, чей уклад жизни отличался от нашего.
   – Откуда ты родом?
   – Из Лос-Анжелеса.
   – О, да, Голливуд, Биверли Хиллс, кинозвезды… мне всегда хотелось там побывать.
   Одно единственное посещение Голливуда моментально рассеяло бы его иллюзии.
   – А ты откуда?
   – Я из Денвера.
   – И ты был там, когда началась война?
   – Нет – я находился в Гранд-Каньоне, охотился там с друзьями на кроликов. Мы первый раз за много месяцев куда-то выбрались и отлично проводили время, по-настоящему здорово. А потом, после всего, мы начали замерзать. А ведь мой отец говорил, что «ядерная зима» – это треп политиков.
   – А я была в Андах, в Перу, – сказала она. – Ехала на автобусе в Мачу-Пичу. До тех пор я тоже нигде долгое время не была. По крайней мере с того времени, как вышла замуж…
   – Ты была замужем?
   – Да. Но мой муж и сын… они погибли – по чужой вине, перед самой войной. И я попросила, чтобы меня отправили в какую-нибудь дальнюю экспедицию, и Перу для этого подошло как нельзя лучше. В колледже пошли мне навстречу. Моя подруга уже работала там, она-то и посоветовала мне отвлечься таким образом. Она тоже поехала со мной… и умерла у меня на глазах.
   – Да…
   Поль неопределенно передернул плечами.
   – Я тоже собирался в колледж – подумывал об этом. Но я только-только готовился перейти в десятый класс, когда все полетело к чертям.
   – По-моему, большинство людей, спасенных оанкали, происходят из южного полушария, – задумчиво заметила она. – Я хочу сказать, что там тоже быстро холодало, но в тех краях холода опускались местами, очень неравномерно. Я слышала о том, что это было так. Там наверное уцелело больше всего народу.
   Поль задумался о чем-то своем.
   – Чудно, – наконец сказал он. – Когда ты попала сюда, то была гораздо старше меня, но я прожил здесь больше чем ты. И теперь я оказался старше тебя.
   – Интересно, сколько народа уцелело в северном полушарии – не считая военных и политиков, чьи бомбоубежища не были разрушены.
   Она снова повернулась, чтобы спросить Никани, но, как оказалось, оно незаметно оставило их.
   – Оно ушло пару минут назад, – сказал ей Поль. – Когда они хотят, то могут двигаться совершенно бесшумно.
   – Но…
   – Эй, тебе нечего бояться. Оно скоро вернется. В любом случае я смогу открыть для тебя стену в любой момент, если тебе захочется выйти наружу.
   – Ты умеешь открывать стены?
   – Конечно умею. Когда я решил остаться, мне изменили химию тела, совсем немного. И теперь стены открываются по моему приказу, как перед любым оанкали.
   – Ах вот как.
   Она совсем не была уверена, что рада тому, что ее вот так вдруг оставили наедине с едва знакомым мужчиной – в особенности если все, что он говорит про себя – правда. Если он умеет открывать стены, а она – нет, то выходит, что она его пленница.
   – Уверен, что они следят за нами, – сказала она и продолжила на оанкали, ловко имитируя выговор Никани: – «Вот и посмотрим, чем они займутся, когда останутся одни».
   Поль рассмеялся.
   – Скорее всего, ты права. Хотя меня это мало волнует.
   – Но это волнует меня. Я предпочитаю наблюдать сама, а не находиться под наблюдением.
   Поль снова рассмеялся.
   – Может быть он решил, что мы почувствуем себя свободней, если он оставит нас одних? Твой приятель очень деликатный мужчина.
   Она аккуратно сделала вид, что не обратила внимания на последние слова Поля.
   – Никани не мужчина – оно оолой.
   – Да, я знаю. Но разве тебе оно никогда не казалось самцом?
   – Нет. Они сразу же объяснили мне различие, и с тех пор я воспринимаю их только в таком свете.
   – Когда я сам впервые увидел оолой, я решил, что они выступают тут в роли и мужских и женских особей, в то время как все остальные существа – бесполые евнухи.
   Думать так, решила про себя Лилит, было глупо для человека, решившего навсегда связать свою судьбу с этим народом – невежество не просто расчетливое, но и воинственное.
   – Тебе нужно дождаться, когда твой оолой повзрослеет, достигнет половой зрелости, и тогда ты поймешь, что я имею в виду, – продолжил он. – После того как у них вырастают эти две здоровенных штуковины, они сильно меняются.
   Поль поднял бровь.
   – Ты знаешь, что такое эта их «вторая пара рук»?
   – Да, – кивнула она.
   Скорее всего он знал об этом больше чем она, но она не хотела поощрять его на разговоры о сексе, пусть даже сексе оанкали.
   – Тогда тебе наверное должно быть известно, что по сути это никакие не руки, как они усердно втолковывают нам. Когда у оолой вырастают такие руки, они немедленно дают об этом знать куда надо, каким-то начальникам. Оанкали женщины и мужчины особенно не нужны, они обходятся своими евнухами.
   Лилит взволнованно облизала губы.
   – Никани хотело, чтобы в течение всей его метаморфозы я находилась с ним.
   – Само собой, ему нужна твоя помощь. И как оно это объяснило тебе? И что ты на это ему ответила?
   – Я сказала, что конечно помогу ему чем смогу. Он просил совсем немного.
   Поль рассмеялся.
   – Конечно, у них все просто. Но ты правильно сделала, что не отказала ему – пусть он останется у тебя в долгу. Это совсем неплохо, у оолой тут власть, а иметь сильного друга – это всегда полезно. Само собой разумеется, тебе сразу же начнут доверять. Они знают, что такое благодарность, и предоставят тебе гораздо большую свободу, чем до сих пор ты, наверное, имела. Может быть они даже немного перестроят тебя химически, чтобы ты тоже смогла открывать кое-какие двери.
   – И ты тоже добился своего права таким образом?
   Поль непоседливо поерзал на стуле.
   – Да, что-то вроде того.
   Поднявшись со своего возвышения и не оборачиваясь, он дотронулся всеми десятью пальцами до стены позади себя, и та растворилась. Там, в проеме можно было разглядеть кладовую с различными продуктами, похожую на ту, что она уже видела у себя дома. Дома? А где же еще, ведь она там живет.
   Заглянув в кладовую, он выбрал два сандвича и что-то похожее на небольшие пироги – если только конечно это были пироги – и два пакетика чего-то, что очень напоминало картошку-фри.
   Лилит с удивлением рассмотрела предложенную еду. Она уже начала привыкать к еде семейства Никани – вкус и выбор еды вполне ее устраивал, и при этом она считала, что точно так же питаются все оанкали. Иногда она тосковала по мясу, но с тех пор как однажды оанкали сказали ей, что сами они никогда не убивают животных, тем более не употребляют их в пищу и не позволят сделать это ей, по крайней мере пока она живет среди них, она уже больше не поднимала при них этот вопрос и стала забывать о мясе. Она никогда не была особенным гурманом и ей в голову не приходило поинтересоваться у своих хозяев о том, что быть может они специально делают еду такой, чтобы она соответствовала ее привычным вкусовым ощущениям.
   – Иногда, – сказал ей Поль, – мне так сильно хочется гамбургер, что я даже вижу их во сне. Знаешь, такие с сыром, беконом, пикулями и…
   – С чем эти твои сандвичи? – спросила его она.
   – Эрзац-мясо. В основном соя, так мне кажется. И куат.
   Куатасайаша, овощ оанкали, на вкус напоминающий сыр.
   – Мне тоже нравится куат, – сказала она.
   – Тогда давай, налегай, что смотреть попусту. Ведь ты не для того пришла, чтобы сидеть и глазеть, как я обедаю?
   Она улыбнулась и взяла у него один из принесенных сандвичей. Она не была голодна, но в общей трапезе было что-то сближающее и вселяющее уверенность в надежность Поля. Вместе с сандвичем она съела немного картошки.
   – Это кассава, – объяснил он ей. – Очень похожа на настоящую картошку. Прежде, пока я не оказался здесь, я никогда о кассаве ничего не слышал. Это какой-то земной тропический овощ, который оанкали решили выращивать у себя на корабле.
   – Я знаю. Они делают это для того чтобы научить тех из нас, кто решит вернуться на Землю, ухаживать за кассавой и готовить из него разные блюда. Из кассавы можно делать муку и печь лепешки.
   Поль посмотрел на нее, подняв одну бровь.
   – В чем дело? – поинтересовалась она.
   Взгляд Поля соскользнул с нее и устремился куда-то в пустоту.
   – Ты когда-нибудь пыталась представить это себе? – мягко спросил ее он. – Я хочу сказать… Каменный Век? Выкапывать из земли палками съедобные коренья, а может быть есть жуков и крыс. Крысы, я слышал, выжили. Коровы, овцы и лошади – те вымерли. Собак тоже не стало. А вот крыс сколько угодно.