Страница:
каковым, впрочем, был и предполагаемый устав, присланный из Сен-Жюльена -
произведение тех самых авторов.
Но, утверждал Жан-Люк Шомей, Сион на самом деле строил честолюбивые
планы на ближайшее будущее. Через несколько лет во французском правительстве
произойдут крайне серьезные события, которые подготовят дорогу для народной
монархии, управляемой человеком из рода Меровингов. Сион будет царствовать в
тени, как он делал это в течение многих веков, но не с материалистической
целью, а чтобы восстановить "истинные ценности", то есть ценности духовные
и, может быть даже, эзотерические; во всяком случае, уточняет наш
собеседник, дохристианские, несмотря на подчеркнуто католические тенденции
Устава. Но это еще не все. Да, по его мнению, Франсуа Дюко-Бурже
действительно был великим магистром Сиона, и если мы удивлялись тому, что
этот католик-традиционалист смог приспособиться к дохристианским ценностям,
то не лучше ли было бы пойти к нему самому и прямо спросить об этом?
Ж.-Л. Шомей настойчиво говорит о древности Сионской Общины и о различии
ее членов, цели которых состояли не только в том, чтобы восстановить
династию Меровингов. Именно поэтому, настаивает он (и это очень любопытно),
не все члены Сионской Общины являются евреями. Не естественно ли в этом
случае предположить, что таковых было много, если не большинство? И не есть
ли это новое противоречие? Потому что, если устав не выдвигает никаких
точных требований по этому поводу, то как примирить внутри ордена его
членов-евреев и великого магистра-католика, например, аббата Дюко-Бурже,
крайнего традиционалиста, и его друга монсеньера Лефевра, известного своей
почти антисемитской позицией?
Но это не единственный парадокс, открытый Ж.-Л. Шомеем, который говорил
также и о неком "Лотарингском принце" из рода Меровингов, облеченном
священной миссией. Просто поразительное заявление, ибо в настоящее время
никакого лотарингского принца, ни даже личности, обладающей этим именем, не
существует... Может, он будет жить инкогнито? Или же Ж.-Л. Шомей использовал
слово "принц" в более широком смысле, означающем "потомок"? В таком случае,
этим принцем мог бы быть Отто Габсбург, герцог Лотарингский.
Ответы Жан-Люка Шомея нашей знакомой журналистке поднимали опять
множество вопросов, и она, обескураженная, закончила беседу. Теперь под
эгидой Би-Би-Си должно было состояться свидание с Пьером Плантаром.
С первого же взгляда Пьер Плантар показался нам человеком учтивым и
полным достоинства, непринужденным, скромным, любезным. Нас удивили его
безграничная эрудиция и гибкость ума. Его реплики были очень остроумными,
хлесткими, иногда колкими, но никогда - злыми. Глаза его светились
снисходительностью и иронией, что не уменьшало его власти, которую он,
казалось, испытывает на окружающих его людях. Однако, в нем угадывалось
что-то аскетическое, суровое, происходившее, возможно, от простоты его
поведения и от отсутствия показной роскоши. Он был одет элегантно, но в
классическом стиле, и все в его облике дышало хорошим вкусом и умеренностью.
Во время этой беседы и в течение двух последующих Пьер Плантар дал нам
ясно понять, что он ничего не расскажет ни о нынешней деятельности, ни о
целях Сионской Общины; зато он с готовностью ответил бы на вопросы,
относящиеся к прошлому этого ордена. Он также отказался от всякого
публичного заявления о будущем, хотя допустил, что будет трудно избежать
какого-либо намека на него в ходе бесед. Кроме того, он объявил нам, что
Сионская Община действительно владела исчезнувшим сокровищем иерусалимского
Храма, похищенным римскими легионами Тита в 70 году нашей эры, и что это
достояние в нужный момент будет возвращено в Израиль. Но каким бы оно ни
было - историческим, археологическим или политическим, - это сокровище
являлось второстепенным. Настоящим же было сокровище "духовного порядка", и
часть его заключалась в том, чтобы облегчить важные изменения, которые
должны были произойти в общественном порядке.
В этих словах мы увидели отзвук высказываний Ж.-Л. Шомея: радикальное
потрясение во Франции, но не революция, а изменения в установлениях,
предшествующих возвращению монархии. И это не было насмешливым пророчеством,
настаивал Пьер Плантар, но глубоким и окончательным убеждением, в которое он
искренне верил.
Нам были известны основные темы этих заявлений, среди которых, однако,
то тут, то там появлялись противоречия. Так, Пьер Плантар иногда употреблял
местоимение "мы", явно говоря от имени Сионской Общины, но в иные моменты,
казалось, он отъединялся от нее и говорил только сам за себя, ибо он был
претендентом-Меровингом, потенциальным королем, а Сион был лишь поддержкой и
союзником. Это были два разных голоса: один принадлежал Генеральному
секретарю Сиона, другой - непризнанному королю, "царствующему, но не
правящему", видящему в ордене нечто вроде консультанта по личным вопросам, и
было трудно определить, где кончается один голос и начинается другой. Короче
говоря, в этом наш собеседник явно желал остаться в тени.
Таким образом, после этих трех бесед мы не слишком продвинулись вперед,
и, кроме Комитетов Общественного Спасения и писем генерала де Голля, мы
больше ничего не знали ни о политическом могуществе Сиона, ни о случайной
возможности или же наследственном праве его членов изменить правительство и
общественный строй во Франции.
Мы не продвинулись и в поисках причин того, что меровингская династия
более, чем другая королевская династия, должна быть признана всем миром.
Например, требования Стюартов, которые существуют и сегодня и все еще
претендуют на английский трон, стоят на более прочной основе, чем требования
меровингских потомков. И другие вакантные европейские короны имеют своих
претендентов: еще живы члены династий Бурбонов, Габсбургов, Гогенцоллернов и
Романовых; почему же им надо верить меньше, чем Меровингам, и в силу какого
такого "абсолютного права наследования" эти последние будут иметь
первенство?
Эти раздумья снова привели нас к мысли о том, что Сионская Община
является сектой оригиналов, если не мистификаторов. Однако, необходимо было
признать, что все наши поиски приводили к тому, что в прошлом орден обладал
бесспорной властью и большим влиянием на политику других государств. Не было
ли это достаточно серьезной гарантией? Конечно, еще и сегодня многие аспекты
его деятельности оставались туманными и таинственными, как, например, полное
бескорыстие в финансовом плане. Действительно, стоило Пьеру Плантару только
захотеть, и, по примеру многочисленных сект и культов, он смог бы сделать
себе из Сионской Общины весьма доходное предприятие, но это был абсолютно не
тот случай. Большинство "документов Общины" не были предназначены для
продажи, и сама Община не производила нового набора членов, как это обычно
делала любая масонская ложа, - число ее членов было строго ограничено, и
новички принимались только на вакантные места.
Такое отношение подчеркивало большое доверие ордена к самому себе и
малую необходимость - финансового или другого порядка - для того, чтобы
увеличиваться. Обладал ли он внутри себя специфическим качеством, достаточно
значительным, чтобы повлечь за собой принятие в члены ордена таких людей,
как Мальро, Жюэн или де Голль? И надо ли заключать из этого, что Мальро,
Жюэн или де Голль тоже заботились о восстановлении меровингской династии на
французском троне? Много раз мы задавали себе этот вопрос, и он всегда
оставался без ответа...
Политика Сионской Общины.
Вернемся теперь назад, в 1973 год, когда появилась работа, подписанная
швейцарским журналистом Матье Паоли, названная "Изнанка политической
амбиции", в которой содержится набросок расследования, проведенного автором
по поводу Сионской Общины.
Как и мы, Матье Паоли вошел в контакт с представителем ордена, имя
которого он не сообщает; но у него не было рекомендации от Би-Би-Си, а его
собеседник, не имевший стати Пьера Плантара, оказался менее общительным. Но,
с другой стороны, живущий на континенте М.Паоли имел больше возможностей,
чем мы, для того, чтобы предпринять свои поиски и быстро отправляться туда,
куда было нужно. Его работа содержала много новых и интересных сведений, и
мы пожалели, что он не смог продолжить свои исследования во втором томе,
ибо, не успев обнаружить его следов, мы узнали, что он только что был
расстрелян израильским правительством за то, как нам сказали, что он продал
арабам его секреты[81].
Расследование его имело много общего с нашим: он тоже познакомился с
дочерью Шидлофа в Лондоне и узнал, что тот не имел никаких связей с тайными
обществами, франкмасонством и генеалогиями Меровингов; как и мы, он связался
с Великой Альпийской Ложей и получил лишь двусмысленные ответы, а канцлер ее
дошел даже до того, что стал отрицать существование Лобино. и даже Шидлофа,
равно как и некоторых работ, имеющих на титульном листе аббревиатуру
названия их ложи, тогда как некоторые считали, что видели их на своем месте
в его собственной библиотеке!
"Одно из двух, - заключает Матье Паоли, - зная об особенном характере
работ Анри Лобино, Великая Альпийская Ложа, которая запрещает себе всякую
политическую деятельность как за пределами Швейцарии, так и внутри страны,
не хочет, чтобы все узнали о том, что она косвенно замешана в это дело; или
же некоторое движение пользуется именем Великой Ложи, чтобы замаскировать
свою деятельность".
Но самое потрясающее открытие Матье Паоли сделал в библиотеке Версаля -
четыре номера "Сиркюи"[82]. Если название это было таким же, что
и название журнала Сионской Общины[83], с именем Пьера Плантара
на первой странице, то этот "Сиркюи" объявлял себя "Периодическим изданием
по вопросам культуры Федерации Французских Сил, 116, улица Пьер-Жуэ,
Онэ-су-Буа (Сена-и-Уаза), телефон: 929-72-49". Какое отношение он имел к
"Сиркюи", упомянутому в уставе Сионской Общины?
Никто и никогда этого не узнает, потому что, как стало известно
М.Паоли, по указанному адресу никогда не существовало никакого издательства,
а номер телефона оказался фальшивым. И эта "Федерация Французских Сил", по
всей вероятности, тоже была выдумкой. Единственный позитивный и удивительный
момент этого напрасного поиска: местопребывание Комитетов Общественного
Спасения тоже было в Онэ... Существовала ли связь между Федерацией и
Комитетами? М.Паоли думал, что да, так как No 2 "Сиркюи" упоминал о письме
генерала де Голля, благодарившего Пьера Плантара за его услуги; а эти
услуги, как мы видели, состояли в создании Комитетов Общественного Спасения,
которыми он и управлял по просьбе генерала.
Все четыре номера "Сиркюи" были посвящены эзотеризму, и статьи в них
были подписаны Пьером Плантаром или его псевдонимом "Chyren", его женой и
другими, хорошо известными нашему расследованию именами. Кроме того, сюжеты
некоторых статей казались совершенно несовместимыми с сюжетами остальных,
например, статья о тайнах виноградарства, а именно: о прививках. Но, может
быть, надо было видеть в этом аллегорию, в которой виноград и виноградарство
символизируют генеалогические древа и династические браки?
В своей работе Паоли упоминает также о яростном национализме авторов
журнала. "Существуют ли еще люди, способные думать о ФРАНЦИИ, как во время
оккупации, когда патриоты и члены Сопротивления абсолютно не волновались о
политической принадлежности их товарищей по борьбе?" - спрашивает себя некий
Адриан Севретт. И далее: "Прежде всего мы - французы, мы являемся той силой,
которая борется на всех фронтах, чтобы построить новую и здоровую
Францию...".
Следуя подробному плану правительства, предназначенному вернуть Франции
ее блеск, возродить понятие провинции как "живого кусочка Франции, следа
нашего прошлого, самой основы, которая сформировала нашу нацию... У нее есть
свой фольклор, свои обычаи, свои памятники, часто свой местный диалект,
который нам хотелось бы восстановить и слушать".
Безусловно, план выполнимый, если верить авторам "Сиркюи", и здесь,
кажется, мало замешана политика, потому что он не хочет болыпе быть ни
правым, ни левым, и не больше радикалом, чем реакционером; план, наполненный
"прочным здравым смыслом", подчеркивал Матье Паоли. Однако нигде не было
сделано определенного намека на основу его действия, на реставрацию народной
монархии, управляемой Меровингом, - хорошо усвоенный и просматривающийся во
многих номерах журнала принцип.
"С одной стороны, у нас есть скрытое потомство Меровингов, -
комментирует М.Паоли, дойдя до этого пункта своего расследования, - а с
другой стороны - тайное движение. Сионская Община, цель которой - позволить
реставрировать народную монархию и меровингскую династию... Речь идет о том,
чтобы узнать, удовольствуется ли это движение эзотерико-политическими
спекуляциями (невысказанная цель которых - сделать много денег, используя
чистосердечие и наивность мира) или же это движение будет действовать
дальше".
Поставив, как и мы уже много раз это делали, основной вопрос о
действенности Сионской Общины, Матье Паоли поднимает другой вопрос, особенно
серьезный:
"Конечно, Сионская Община располагает могущественными связями.
Действительно, создание любой ассоциации подвергается предварительному
исследованию этого вопроса министром внутренних дел; так же дело обстоит с
созданием журнала или издательства. Эти же люди публикуют под псевдонимами и
с фальшивыми адресами несуществующих издательств работы далеко не
коммерческого характера, как в Швейцарии, так и во Франции. Одно из двух:
либо чиновники не выполняют должным образом свою работу, либо...".
Матье Паоли присоединился здесь к нашим собственным мыслям, а именно: к
раздумьям о фантастическом адресе, фигурирующем на уставе Сен-Жюльена. Как
мы видим, он не уточняет другого исхода альтернативы, но явно намекает на
то, что официальные власти, как и многие высокопоставленные лица, все на
разных уровнях связаны с Сионом. А Сион снова возвращает себе через них свое
лицо - великой и могущественной организации.
В конце своего исследования об Общине Матье Паоли казался, наконец,
удовлетворенным: он нашел "меровингскую" мотивацию, дающую полный смысл
целям и самому существованию общества. Но такой перспективой он сам был
потрясен. Какой интерес, спрашивал он себя, в действительности представляла
сегодня реставрация этой династии, ведь прошла тысяча лет после ее
свержения?! Будет ли отличаться современный меровингский режим от любого
другого современного общественного строя? И если да, то почему? И в чем? Что
такого отличительного предлагали потомки Дагоберта II? Если их требования
законны, не являются ли они несвоевременными? Но с другой стороны, почему же
тогда они возбуждали и сегодня еще возбуждают столько интереса и понимания
среди тех, кому хватает и денег, и ума, и здравого смысла, и занятий?
Именно в этом и состояла наша проблема. Мы тоже готовы были признать
права меровингского рода; но имели ли они значение теперь, в наше время?
Была ли законность их прав достаточно аргументирована? И почему все же в
конце XX века монархия, будет ли она законной или нет, принесет то
одобрение, которым, казалось, пользовались Меровинги?
Тем не менее, мы не должны обольщаться и слишком легко верить, что мы
не были игрушками в руках химер. Нет! Каждый этап наших поисков показывал
нам, что мы имеем дело с важной организацией, прекрасно построенной,
составленной из величайших умов нашего века. И эти люди, повторим это,
всерьез принимали реставрацию меровингской династии спустя тысячу лет, чтобы
поставить ее над своими политическими, социальными и религиозными
разногласиями.
С одной стороны - нонсенс, с другой - глубокая логика. Мы метались меж
двух огней, не находя выхода. Может быть, мы где-нибудь свернули не на ту
дорогу? Или же какой-то элемент проблемы от нас ускользнул? Законные
наследственные права действительно были единственным аргументом, который
предъявляют потомки Меровингов? Может быть и нет, и какая-то особая
характеристика с важнейшими последствиями фундаментально отличала их от
других династий. Значит, эта королевская кровь была отмечена печатью
исключительности, о которой никто не подозревал?..
9. КОРОЛИ С ДЛИННЫМИ ВОЛОСАМИ.
Загадка меровингской династии еще более туманна, чем тайна катаров и
рыцарей Храма - настолько тесно переплетаются здесь действительность и
вымысел. Так, несмотря на наши усилия, чтобы отделить настоящее от
фальшивого, достоверность от легенды, мы оставались окутанными непроницаемым
облаком тайны.
Происходящий от сикамбров, германского племени, более известного под
именем франков, меровингский род властвовал в течение V и VI веков на
обширных территориях, ставших затем Францией и Германией. Не будем забывать,
что эта эпоха была также эпохой короля Артура и послужила фоном для большого
романтического цикла о Граале. Без сомнения, эти годы, самые темные из того
времени, которое неправильно назвали "мрачным Средневековьем", в наших
глазах гораздо менее мрачны, чем были сознательно затемнены.
Образование и культура, как мы знаем, были в то время монополией
католической Церкви, и информация, относящаяся к этому периоду, которая у
нас имеется, исходит из ее, Церкви, источников, остальное же исчезло или
было уничтожено. Иногда, к счастью, несмотря на молчание или незнание,
которые слишком долго окружали эту эпоху, несмотря на покрывало, заботливой
рукой наброшенное на их тайну, какая-нибудь деталь могла просочиться и дойти
до нас. Слово, дата внезапно выступали из тени, и, благодаря им, можно было
восстановить увлекательную реальность, так отличающуюся от того, что нам
преподала официальная История.
Легенда о Меровингах.
Происхождение меровингской династии сопряжено с многочисленными
загадками, и первая из них касается непосредственно природы этой расы.
В самом деле, понятие династии обычно вызывает в памяти семью или
"дом", царствующий на том месте, откуда исчезли, либо были изгнаны, либо
низложены предшественники. Так, война Алой и Белой Розы в Англии была
отмечена сменой династий; затем, сто лет спустя, Тюдоры исчезли, и Стюарты
взошли на трон, в свою очередь через посредство Оранского и Ганноверского
домов.
Ничего подобного не было в истории Меровингов - ни узурпации, ни
грубости, ни угасания предшествующей династии. Кажется, что они всегда
правили Францией и всегда были признаны законными ее королями. До того дня,
когда один из них, которого судьба отметила особым знаком, дал свое имя
династии.
Историческая действительность, касающаяся этого Меровея (Меровеха или
Меровеуса) совершенно скрыта легендой. Это почти сверхъестественный
персонаж, принадлежащий великим классическим мифам, даже его имя
свидетельствует о его чудесном происхождении, ибо в нем находят отзвук
французские слова "мать" и "море"[84].
По мнению главного франкского летописца и согласно последующей легенде,
Меровей был рожден от двух отцов. Действительно, рассказывают, что, будучи
уже беременной, его мать, жена короля Клодио, пошла купаться в море; там ее
соблазнило и похитило таинственное морское существо - "зверь Нептунов, на
Квинотавра похожий", тоже мифологическое животное. Возможно, это существо
сделало королеву беременной второй раз, и когда родился Меровей, в его жилах
текли две разные крови: кровь франкского короля и кровь таинственного
морского чудовища.
Распространенная легенда времен античности и последующих европейских
традиций, - скажете вы. Конечно, но, как и все легенды, она далека от того,
чтобы полностью быть вымышленной, а является символической и за своей
чудесной видимостью скрывает конкретную историческую действительность. В
случае с Меровеем эта аллегория означает передачу ему матерью иностранной
крови или же смешением династических родов, следствием чего явилось то, что
франки оказались связанными с другим племенем, пришедшим, возможно, "из-за
моря". С течением лет и с развитием легенд оно, непонятно почему,
превратилось в морское существо.
Итак, Меровей родился, облеченный самой необыкновенной властью, и с
этого дня, какой бы ни была историческая действительность, основанная на
легенде, меровингская династия оказалась окружена аурой магии и
сверхъестественного, которые никогда ее не покинут.
Если верить преданиям, меровингские короли, по примеру их знаменитого
современника Мерлина, были приверженцами оккультных наук и любых форм
эзотеризма. Впрочем, их часто называли королями-"колдунами" или
"чудотворцами", ибо они обладали, как говорит опять же легенда, чудесной
силой исцелять только наложением рук, и кисти, свисающие по бокам их
одеяний, обладали такими же целительными свойствами. У них также был дар
ясновидения и экстрасенсорного общения с животными и силами окружающей их
природы, и рассказывали, что на шее они носили магическое ожерелье. Наконец,
их объявляли обладателями таинственной формулы, которая защищала их и
гарантировала долголетие - дар, который, однако, не подтверждается Историей.
На их теле имелось родимое пятно, которое свидетельствовало об их священном
происхождении и позволяло немедленно их узнать: красное пятно в виде креста
было расположено либо на сердце - любопытное предвосхищение герба
тамплиеров, - либо между лопатками.
Меровингов называли также "королями с длинными волосами". По примеру
знаменитого Самсона из Ветхого Завета, они на самом деле отказывались стричь
волосы, в которых помещалась вся их "доблесть" - сущность и секрет их
сверхъестественных способностей. Причины этих верований нам неизвестны, но,
кажется, что их принимали очень всерьез, по крайней мере, до 754 года, когда
Хильдерика III низложили, заключили в тюрьму и по категорическому приказу
папы ему остригли волосы.
Какими бы обыкновенными они ни казались, основываются эти легенды все
же на конкретных и бесспорных явлениях действительности, а именно: на тех,
что касаются особого положения, которое занимали Меровинги при жизни. На
самом деле их считали не королями в современном смысле этого слова, а скорее
королями-священниками, земным олицетворением всемогущества Божия, каковыми
до них были фараоны Древнего Египта. Они не царствовали милостью Божией, но
были живыми ее представителями, воплощением - качество, обычно признаваемое
только за Иисусом Христом. Их ритуалы больше походили на священнические, чем
на королевские. Так, были обнаружены тела некоторых меровингских монархов,
носящие на черепах ритуальные надрезы, подобные тем, какие можно видеть на
черепах древних великих буддийских священников Тибета; эти надрезы позволяли
душе покидать тело в момент смерти и входить в контакт с божественным миром.
Не следует ли в связи с этим и тонзуру священников отнести к этой древней
меровингской практике?
В 1653 году в Арденнах была найдена меровингская могила, имеющая
большое значение; это было захоронение Хильдерика I, сына Меровея, отца
Хлодвига - самого знаменитого представителя династии. В могиле находилось
оружие, сокровища, различные драгоценности и значки, которые обычно находят
в королевских захоронениях. Но в этом имелись также предметы, относящиеся
больше к области магии и колдовства, чем к королевской власти: отрезанная
лошадиная голова, голова быка, сделанная из золота, и хрустальный шар.
Одним из священных символов Меровингов была пчела, и таких пчелок из
золота в могиле Хильдерика было около трехсот; все содержимое могилы было
передано Леопольду-Вильгельму Габсбургскому, военному правителю австрийских
Нидерландов и брату императора Фердинанда III[85]. Однако все эти
сокровища позже вернутся во Францию, и со времени коронации в 1804 году
Наполеон сделал пчел главным украшением своего парадного облачения.
Но это не единственное проявление императорского интереса к королям,
которые задолго до него занимали трон Франции. По его приказу аббат Пишон
очень серьезно занялся генеалогическими поисками, чтобы узнать, выжил ли род
Меровингов после падения династии. Именно эти заказанные Наполеоном
документы впоследствии будут широко использованы в генеалогиях "документов
Общины"[86].
Аркадийский медведь.
Итак, между нами и исторической действительностью, чей непроницаемый
экран мы старались исследовать, вставал фантастический мир, достойный той
эпохи, когда по всей Европе рождались великие циклы мифов и легенд.
На самом деле, об истинном происхождении Меровингов известно очень
мало. Сами они считали себя потомками Ноя, который в их глазах еще больше,
чем сам Моисей, был источником мудрости - понятие, которое вновь возникнет
через какую-нибудь тысячу лет в европейском франк-масонстве. Так как они еще
претендовали на то, чтобы их считали потомками жителей древней Трои,
современные историки начали искать их след в античной Греции, а в
особенности в регионе, называемом ранее Аркадией. Как говорят эти историки,
предки меровингских королей на самом деле имели связи с аркадийским
королевским домом и в самом начале христианской эры дошли до Дуная, потом
произведение тех самых авторов.
Но, утверждал Жан-Люк Шомей, Сион на самом деле строил честолюбивые
планы на ближайшее будущее. Через несколько лет во французском правительстве
произойдут крайне серьезные события, которые подготовят дорогу для народной
монархии, управляемой человеком из рода Меровингов. Сион будет царствовать в
тени, как он делал это в течение многих веков, но не с материалистической
целью, а чтобы восстановить "истинные ценности", то есть ценности духовные
и, может быть даже, эзотерические; во всяком случае, уточняет наш
собеседник, дохристианские, несмотря на подчеркнуто католические тенденции
Устава. Но это еще не все. Да, по его мнению, Франсуа Дюко-Бурже
действительно был великим магистром Сиона, и если мы удивлялись тому, что
этот католик-традиционалист смог приспособиться к дохристианским ценностям,
то не лучше ли было бы пойти к нему самому и прямо спросить об этом?
Ж.-Л. Шомей настойчиво говорит о древности Сионской Общины и о различии
ее членов, цели которых состояли не только в том, чтобы восстановить
династию Меровингов. Именно поэтому, настаивает он (и это очень любопытно),
не все члены Сионской Общины являются евреями. Не естественно ли в этом
случае предположить, что таковых было много, если не большинство? И не есть
ли это новое противоречие? Потому что, если устав не выдвигает никаких
точных требований по этому поводу, то как примирить внутри ордена его
членов-евреев и великого магистра-католика, например, аббата Дюко-Бурже,
крайнего традиционалиста, и его друга монсеньера Лефевра, известного своей
почти антисемитской позицией?
Но это не единственный парадокс, открытый Ж.-Л. Шомеем, который говорил
также и о неком "Лотарингском принце" из рода Меровингов, облеченном
священной миссией. Просто поразительное заявление, ибо в настоящее время
никакого лотарингского принца, ни даже личности, обладающей этим именем, не
существует... Может, он будет жить инкогнито? Или же Ж.-Л. Шомей использовал
слово "принц" в более широком смысле, означающем "потомок"? В таком случае,
этим принцем мог бы быть Отто Габсбург, герцог Лотарингский.
Ответы Жан-Люка Шомея нашей знакомой журналистке поднимали опять
множество вопросов, и она, обескураженная, закончила беседу. Теперь под
эгидой Би-Би-Си должно было состояться свидание с Пьером Плантаром.
С первого же взгляда Пьер Плантар показался нам человеком учтивым и
полным достоинства, непринужденным, скромным, любезным. Нас удивили его
безграничная эрудиция и гибкость ума. Его реплики были очень остроумными,
хлесткими, иногда колкими, но никогда - злыми. Глаза его светились
снисходительностью и иронией, что не уменьшало его власти, которую он,
казалось, испытывает на окружающих его людях. Однако, в нем угадывалось
что-то аскетическое, суровое, происходившее, возможно, от простоты его
поведения и от отсутствия показной роскоши. Он был одет элегантно, но в
классическом стиле, и все в его облике дышало хорошим вкусом и умеренностью.
Во время этой беседы и в течение двух последующих Пьер Плантар дал нам
ясно понять, что он ничего не расскажет ни о нынешней деятельности, ни о
целях Сионской Общины; зато он с готовностью ответил бы на вопросы,
относящиеся к прошлому этого ордена. Он также отказался от всякого
публичного заявления о будущем, хотя допустил, что будет трудно избежать
какого-либо намека на него в ходе бесед. Кроме того, он объявил нам, что
Сионская Община действительно владела исчезнувшим сокровищем иерусалимского
Храма, похищенным римскими легионами Тита в 70 году нашей эры, и что это
достояние в нужный момент будет возвращено в Израиль. Но каким бы оно ни
было - историческим, археологическим или политическим, - это сокровище
являлось второстепенным. Настоящим же было сокровище "духовного порядка", и
часть его заключалась в том, чтобы облегчить важные изменения, которые
должны были произойти в общественном порядке.
В этих словах мы увидели отзвук высказываний Ж.-Л. Шомея: радикальное
потрясение во Франции, но не революция, а изменения в установлениях,
предшествующих возвращению монархии. И это не было насмешливым пророчеством,
настаивал Пьер Плантар, но глубоким и окончательным убеждением, в которое он
искренне верил.
Нам были известны основные темы этих заявлений, среди которых, однако,
то тут, то там появлялись противоречия. Так, Пьер Плантар иногда употреблял
местоимение "мы", явно говоря от имени Сионской Общины, но в иные моменты,
казалось, он отъединялся от нее и говорил только сам за себя, ибо он был
претендентом-Меровингом, потенциальным королем, а Сион был лишь поддержкой и
союзником. Это были два разных голоса: один принадлежал Генеральному
секретарю Сиона, другой - непризнанному королю, "царствующему, но не
правящему", видящему в ордене нечто вроде консультанта по личным вопросам, и
было трудно определить, где кончается один голос и начинается другой. Короче
говоря, в этом наш собеседник явно желал остаться в тени.
Таким образом, после этих трех бесед мы не слишком продвинулись вперед,
и, кроме Комитетов Общественного Спасения и писем генерала де Голля, мы
больше ничего не знали ни о политическом могуществе Сиона, ни о случайной
возможности или же наследственном праве его членов изменить правительство и
общественный строй во Франции.
Мы не продвинулись и в поисках причин того, что меровингская династия
более, чем другая королевская династия, должна быть признана всем миром.
Например, требования Стюартов, которые существуют и сегодня и все еще
претендуют на английский трон, стоят на более прочной основе, чем требования
меровингских потомков. И другие вакантные европейские короны имеют своих
претендентов: еще живы члены династий Бурбонов, Габсбургов, Гогенцоллернов и
Романовых; почему же им надо верить меньше, чем Меровингам, и в силу какого
такого "абсолютного права наследования" эти последние будут иметь
первенство?
Эти раздумья снова привели нас к мысли о том, что Сионская Община
является сектой оригиналов, если не мистификаторов. Однако, необходимо было
признать, что все наши поиски приводили к тому, что в прошлом орден обладал
бесспорной властью и большим влиянием на политику других государств. Не было
ли это достаточно серьезной гарантией? Конечно, еще и сегодня многие аспекты
его деятельности оставались туманными и таинственными, как, например, полное
бескорыстие в финансовом плане. Действительно, стоило Пьеру Плантару только
захотеть, и, по примеру многочисленных сект и культов, он смог бы сделать
себе из Сионской Общины весьма доходное предприятие, но это был абсолютно не
тот случай. Большинство "документов Общины" не были предназначены для
продажи, и сама Община не производила нового набора членов, как это обычно
делала любая масонская ложа, - число ее членов было строго ограничено, и
новички принимались только на вакантные места.
Такое отношение подчеркивало большое доверие ордена к самому себе и
малую необходимость - финансового или другого порядка - для того, чтобы
увеличиваться. Обладал ли он внутри себя специфическим качеством, достаточно
значительным, чтобы повлечь за собой принятие в члены ордена таких людей,
как Мальро, Жюэн или де Голль? И надо ли заключать из этого, что Мальро,
Жюэн или де Голль тоже заботились о восстановлении меровингской династии на
французском троне? Много раз мы задавали себе этот вопрос, и он всегда
оставался без ответа...
Политика Сионской Общины.
Вернемся теперь назад, в 1973 год, когда появилась работа, подписанная
швейцарским журналистом Матье Паоли, названная "Изнанка политической
амбиции", в которой содержится набросок расследования, проведенного автором
по поводу Сионской Общины.
Как и мы, Матье Паоли вошел в контакт с представителем ордена, имя
которого он не сообщает; но у него не было рекомендации от Би-Би-Си, а его
собеседник, не имевший стати Пьера Плантара, оказался менее общительным. Но,
с другой стороны, живущий на континенте М.Паоли имел больше возможностей,
чем мы, для того, чтобы предпринять свои поиски и быстро отправляться туда,
куда было нужно. Его работа содержала много новых и интересных сведений, и
мы пожалели, что он не смог продолжить свои исследования во втором томе,
ибо, не успев обнаружить его следов, мы узнали, что он только что был
расстрелян израильским правительством за то, как нам сказали, что он продал
арабам его секреты[81].
Расследование его имело много общего с нашим: он тоже познакомился с
дочерью Шидлофа в Лондоне и узнал, что тот не имел никаких связей с тайными
обществами, франкмасонством и генеалогиями Меровингов; как и мы, он связался
с Великой Альпийской Ложей и получил лишь двусмысленные ответы, а канцлер ее
дошел даже до того, что стал отрицать существование Лобино. и даже Шидлофа,
равно как и некоторых работ, имеющих на титульном листе аббревиатуру
названия их ложи, тогда как некоторые считали, что видели их на своем месте
в его собственной библиотеке!
"Одно из двух, - заключает Матье Паоли, - зная об особенном характере
работ Анри Лобино, Великая Альпийская Ложа, которая запрещает себе всякую
политическую деятельность как за пределами Швейцарии, так и внутри страны,
не хочет, чтобы все узнали о том, что она косвенно замешана в это дело; или
же некоторое движение пользуется именем Великой Ложи, чтобы замаскировать
свою деятельность".
Но самое потрясающее открытие Матье Паоли сделал в библиотеке Версаля -
четыре номера "Сиркюи"[82]. Если название это было таким же, что
и название журнала Сионской Общины[83], с именем Пьера Плантара
на первой странице, то этот "Сиркюи" объявлял себя "Периодическим изданием
по вопросам культуры Федерации Французских Сил, 116, улица Пьер-Жуэ,
Онэ-су-Буа (Сена-и-Уаза), телефон: 929-72-49". Какое отношение он имел к
"Сиркюи", упомянутому в уставе Сионской Общины?
Никто и никогда этого не узнает, потому что, как стало известно
М.Паоли, по указанному адресу никогда не существовало никакого издательства,
а номер телефона оказался фальшивым. И эта "Федерация Французских Сил", по
всей вероятности, тоже была выдумкой. Единственный позитивный и удивительный
момент этого напрасного поиска: местопребывание Комитетов Общественного
Спасения тоже было в Онэ... Существовала ли связь между Федерацией и
Комитетами? М.Паоли думал, что да, так как No 2 "Сиркюи" упоминал о письме
генерала де Голля, благодарившего Пьера Плантара за его услуги; а эти
услуги, как мы видели, состояли в создании Комитетов Общественного Спасения,
которыми он и управлял по просьбе генерала.
Все четыре номера "Сиркюи" были посвящены эзотеризму, и статьи в них
были подписаны Пьером Плантаром или его псевдонимом "Chyren", его женой и
другими, хорошо известными нашему расследованию именами. Кроме того, сюжеты
некоторых статей казались совершенно несовместимыми с сюжетами остальных,
например, статья о тайнах виноградарства, а именно: о прививках. Но, может
быть, надо было видеть в этом аллегорию, в которой виноград и виноградарство
символизируют генеалогические древа и династические браки?
В своей работе Паоли упоминает также о яростном национализме авторов
журнала. "Существуют ли еще люди, способные думать о ФРАНЦИИ, как во время
оккупации, когда патриоты и члены Сопротивления абсолютно не волновались о
политической принадлежности их товарищей по борьбе?" - спрашивает себя некий
Адриан Севретт. И далее: "Прежде всего мы - французы, мы являемся той силой,
которая борется на всех фронтах, чтобы построить новую и здоровую
Францию...".
Следуя подробному плану правительства, предназначенному вернуть Франции
ее блеск, возродить понятие провинции как "живого кусочка Франции, следа
нашего прошлого, самой основы, которая сформировала нашу нацию... У нее есть
свой фольклор, свои обычаи, свои памятники, часто свой местный диалект,
который нам хотелось бы восстановить и слушать".
Безусловно, план выполнимый, если верить авторам "Сиркюи", и здесь,
кажется, мало замешана политика, потому что он не хочет болыпе быть ни
правым, ни левым, и не больше радикалом, чем реакционером; план, наполненный
"прочным здравым смыслом", подчеркивал Матье Паоли. Однако нигде не было
сделано определенного намека на основу его действия, на реставрацию народной
монархии, управляемой Меровингом, - хорошо усвоенный и просматривающийся во
многих номерах журнала принцип.
"С одной стороны, у нас есть скрытое потомство Меровингов, -
комментирует М.Паоли, дойдя до этого пункта своего расследования, - а с
другой стороны - тайное движение. Сионская Община, цель которой - позволить
реставрировать народную монархию и меровингскую династию... Речь идет о том,
чтобы узнать, удовольствуется ли это движение эзотерико-политическими
спекуляциями (невысказанная цель которых - сделать много денег, используя
чистосердечие и наивность мира) или же это движение будет действовать
дальше".
Поставив, как и мы уже много раз это делали, основной вопрос о
действенности Сионской Общины, Матье Паоли поднимает другой вопрос, особенно
серьезный:
"Конечно, Сионская Община располагает могущественными связями.
Действительно, создание любой ассоциации подвергается предварительному
исследованию этого вопроса министром внутренних дел; так же дело обстоит с
созданием журнала или издательства. Эти же люди публикуют под псевдонимами и
с фальшивыми адресами несуществующих издательств работы далеко не
коммерческого характера, как в Швейцарии, так и во Франции. Одно из двух:
либо чиновники не выполняют должным образом свою работу, либо...".
Матье Паоли присоединился здесь к нашим собственным мыслям, а именно: к
раздумьям о фантастическом адресе, фигурирующем на уставе Сен-Жюльена. Как
мы видим, он не уточняет другого исхода альтернативы, но явно намекает на
то, что официальные власти, как и многие высокопоставленные лица, все на
разных уровнях связаны с Сионом. А Сион снова возвращает себе через них свое
лицо - великой и могущественной организации.
В конце своего исследования об Общине Матье Паоли казался, наконец,
удовлетворенным: он нашел "меровингскую" мотивацию, дающую полный смысл
целям и самому существованию общества. Но такой перспективой он сам был
потрясен. Какой интерес, спрашивал он себя, в действительности представляла
сегодня реставрация этой династии, ведь прошла тысяча лет после ее
свержения?! Будет ли отличаться современный меровингский режим от любого
другого современного общественного строя? И если да, то почему? И в чем? Что
такого отличительного предлагали потомки Дагоберта II? Если их требования
законны, не являются ли они несвоевременными? Но с другой стороны, почему же
тогда они возбуждали и сегодня еще возбуждают столько интереса и понимания
среди тех, кому хватает и денег, и ума, и здравого смысла, и занятий?
Именно в этом и состояла наша проблема. Мы тоже готовы были признать
права меровингского рода; но имели ли они значение теперь, в наше время?
Была ли законность их прав достаточно аргументирована? И почему все же в
конце XX века монархия, будет ли она законной или нет, принесет то
одобрение, которым, казалось, пользовались Меровинги?
Тем не менее, мы не должны обольщаться и слишком легко верить, что мы
не были игрушками в руках химер. Нет! Каждый этап наших поисков показывал
нам, что мы имеем дело с важной организацией, прекрасно построенной,
составленной из величайших умов нашего века. И эти люди, повторим это,
всерьез принимали реставрацию меровингской династии спустя тысячу лет, чтобы
поставить ее над своими политическими, социальными и религиозными
разногласиями.
С одной стороны - нонсенс, с другой - глубокая логика. Мы метались меж
двух огней, не находя выхода. Может быть, мы где-нибудь свернули не на ту
дорогу? Или же какой-то элемент проблемы от нас ускользнул? Законные
наследственные права действительно были единственным аргументом, который
предъявляют потомки Меровингов? Может быть и нет, и какая-то особая
характеристика с важнейшими последствиями фундаментально отличала их от
других династий. Значит, эта королевская кровь была отмечена печатью
исключительности, о которой никто не подозревал?..
9. КОРОЛИ С ДЛИННЫМИ ВОЛОСАМИ.
Загадка меровингской династии еще более туманна, чем тайна катаров и
рыцарей Храма - настолько тесно переплетаются здесь действительность и
вымысел. Так, несмотря на наши усилия, чтобы отделить настоящее от
фальшивого, достоверность от легенды, мы оставались окутанными непроницаемым
облаком тайны.
Происходящий от сикамбров, германского племени, более известного под
именем франков, меровингский род властвовал в течение V и VI веков на
обширных территориях, ставших затем Францией и Германией. Не будем забывать,
что эта эпоха была также эпохой короля Артура и послужила фоном для большого
романтического цикла о Граале. Без сомнения, эти годы, самые темные из того
времени, которое неправильно назвали "мрачным Средневековьем", в наших
глазах гораздо менее мрачны, чем были сознательно затемнены.
Образование и культура, как мы знаем, были в то время монополией
католической Церкви, и информация, относящаяся к этому периоду, которая у
нас имеется, исходит из ее, Церкви, источников, остальное же исчезло или
было уничтожено. Иногда, к счастью, несмотря на молчание или незнание,
которые слишком долго окружали эту эпоху, несмотря на покрывало, заботливой
рукой наброшенное на их тайну, какая-нибудь деталь могла просочиться и дойти
до нас. Слово, дата внезапно выступали из тени, и, благодаря им, можно было
восстановить увлекательную реальность, так отличающуюся от того, что нам
преподала официальная История.
Легенда о Меровингах.
Происхождение меровингской династии сопряжено с многочисленными
загадками, и первая из них касается непосредственно природы этой расы.
В самом деле, понятие династии обычно вызывает в памяти семью или
"дом", царствующий на том месте, откуда исчезли, либо были изгнаны, либо
низложены предшественники. Так, война Алой и Белой Розы в Англии была
отмечена сменой династий; затем, сто лет спустя, Тюдоры исчезли, и Стюарты
взошли на трон, в свою очередь через посредство Оранского и Ганноверского
домов.
Ничего подобного не было в истории Меровингов - ни узурпации, ни
грубости, ни угасания предшествующей династии. Кажется, что они всегда
правили Францией и всегда были признаны законными ее королями. До того дня,
когда один из них, которого судьба отметила особым знаком, дал свое имя
династии.
Историческая действительность, касающаяся этого Меровея (Меровеха или
Меровеуса) совершенно скрыта легендой. Это почти сверхъестественный
персонаж, принадлежащий великим классическим мифам, даже его имя
свидетельствует о его чудесном происхождении, ибо в нем находят отзвук
французские слова "мать" и "море"[84].
По мнению главного франкского летописца и согласно последующей легенде,
Меровей был рожден от двух отцов. Действительно, рассказывают, что, будучи
уже беременной, его мать, жена короля Клодио, пошла купаться в море; там ее
соблазнило и похитило таинственное морское существо - "зверь Нептунов, на
Квинотавра похожий", тоже мифологическое животное. Возможно, это существо
сделало королеву беременной второй раз, и когда родился Меровей, в его жилах
текли две разные крови: кровь франкского короля и кровь таинственного
морского чудовища.
Распространенная легенда времен античности и последующих европейских
традиций, - скажете вы. Конечно, но, как и все легенды, она далека от того,
чтобы полностью быть вымышленной, а является символической и за своей
чудесной видимостью скрывает конкретную историческую действительность. В
случае с Меровеем эта аллегория означает передачу ему матерью иностранной
крови или же смешением династических родов, следствием чего явилось то, что
франки оказались связанными с другим племенем, пришедшим, возможно, "из-за
моря". С течением лет и с развитием легенд оно, непонятно почему,
превратилось в морское существо.
Итак, Меровей родился, облеченный самой необыкновенной властью, и с
этого дня, какой бы ни была историческая действительность, основанная на
легенде, меровингская династия оказалась окружена аурой магии и
сверхъестественного, которые никогда ее не покинут.
Если верить преданиям, меровингские короли, по примеру их знаменитого
современника Мерлина, были приверженцами оккультных наук и любых форм
эзотеризма. Впрочем, их часто называли королями-"колдунами" или
"чудотворцами", ибо они обладали, как говорит опять же легенда, чудесной
силой исцелять только наложением рук, и кисти, свисающие по бокам их
одеяний, обладали такими же целительными свойствами. У них также был дар
ясновидения и экстрасенсорного общения с животными и силами окружающей их
природы, и рассказывали, что на шее они носили магическое ожерелье. Наконец,
их объявляли обладателями таинственной формулы, которая защищала их и
гарантировала долголетие - дар, который, однако, не подтверждается Историей.
На их теле имелось родимое пятно, которое свидетельствовало об их священном
происхождении и позволяло немедленно их узнать: красное пятно в виде креста
было расположено либо на сердце - любопытное предвосхищение герба
тамплиеров, - либо между лопатками.
Меровингов называли также "королями с длинными волосами". По примеру
знаменитого Самсона из Ветхого Завета, они на самом деле отказывались стричь
волосы, в которых помещалась вся их "доблесть" - сущность и секрет их
сверхъестественных способностей. Причины этих верований нам неизвестны, но,
кажется, что их принимали очень всерьез, по крайней мере, до 754 года, когда
Хильдерика III низложили, заключили в тюрьму и по категорическому приказу
папы ему остригли волосы.
Какими бы обыкновенными они ни казались, основываются эти легенды все
же на конкретных и бесспорных явлениях действительности, а именно: на тех,
что касаются особого положения, которое занимали Меровинги при жизни. На
самом деле их считали не королями в современном смысле этого слова, а скорее
королями-священниками, земным олицетворением всемогущества Божия, каковыми
до них были фараоны Древнего Египта. Они не царствовали милостью Божией, но
были живыми ее представителями, воплощением - качество, обычно признаваемое
только за Иисусом Христом. Их ритуалы больше походили на священнические, чем
на королевские. Так, были обнаружены тела некоторых меровингских монархов,
носящие на черепах ритуальные надрезы, подобные тем, какие можно видеть на
черепах древних великих буддийских священников Тибета; эти надрезы позволяли
душе покидать тело в момент смерти и входить в контакт с божественным миром.
Не следует ли в связи с этим и тонзуру священников отнести к этой древней
меровингской практике?
В 1653 году в Арденнах была найдена меровингская могила, имеющая
большое значение; это было захоронение Хильдерика I, сына Меровея, отца
Хлодвига - самого знаменитого представителя династии. В могиле находилось
оружие, сокровища, различные драгоценности и значки, которые обычно находят
в королевских захоронениях. Но в этом имелись также предметы, относящиеся
больше к области магии и колдовства, чем к королевской власти: отрезанная
лошадиная голова, голова быка, сделанная из золота, и хрустальный шар.
Одним из священных символов Меровингов была пчела, и таких пчелок из
золота в могиле Хильдерика было около трехсот; все содержимое могилы было
передано Леопольду-Вильгельму Габсбургскому, военному правителю австрийских
Нидерландов и брату императора Фердинанда III[85]. Однако все эти
сокровища позже вернутся во Францию, и со времени коронации в 1804 году
Наполеон сделал пчел главным украшением своего парадного облачения.
Но это не единственное проявление императорского интереса к королям,
которые задолго до него занимали трон Франции. По его приказу аббат Пишон
очень серьезно занялся генеалогическими поисками, чтобы узнать, выжил ли род
Меровингов после падения династии. Именно эти заказанные Наполеоном
документы впоследствии будут широко использованы в генеалогиях "документов
Общины"[86].
Аркадийский медведь.
Итак, между нами и исторической действительностью, чей непроницаемый
экран мы старались исследовать, вставал фантастический мир, достойный той
эпохи, когда по всей Европе рождались великие циклы мифов и легенд.
На самом деле, об истинном происхождении Меровингов известно очень
мало. Сами они считали себя потомками Ноя, который в их глазах еще больше,
чем сам Моисей, был источником мудрости - понятие, которое вновь возникнет
через какую-нибудь тысячу лет в европейском франк-масонстве. Так как они еще
претендовали на то, чтобы их считали потомками жителей древней Трои,
современные историки начали искать их след в античной Греции, а в
особенности в регионе, называемом ранее Аркадией. Как говорят эти историки,
предки меровингских королей на самом деле имели связи с аркадийским
королевским домом и в самом начале христианской эры дошли до Дуная, потом