Страница:
Сегодня все заставляет верить, что автор четвертого Евангелия был из
них всех единственным очевидцем распятия. Как он утверждает, ступни Иисуса
были прибиты к кресту, что позволяло ему кое-как дышать, и ноги не были
перебиты. Теоретически он мог прожить еще достаточно долго; но едва его
подняли на крест, спустя всего несколько часов, к нему приходит смерть, и
сам Пилат в Евангелии от Марка (XV, 44) удивляется, что Христос так быстро
умер.
Отчего же умер Иисус? Не от удара копьем, так как четвертое Евангелие
уточняет (XIX, 33), что к этому моменту он уже был мертв. Тогда от
истощения, от грубого обращения, которые он перенес? Возможно, но не
обязательно, ибо все эти условия, вместе взятые, не влекли неизбежную
смерть, по крайней мере, так быстро. Но кое-что еще кажется подозрительным.
Почему, согласно тому же четвертому Евангелию, вот-вот собираясь перебить
ему ноги, чтобы ускорить смерть - ведь он уже умирал, - этот способ был
использован только тогда, когда смерть запаздывала?
В случае Иисуса эта последняя появляется, так сказать, в очень
подходящий момент, как раз вовремя, чтобы помешать солдатам сломать ему
кости, вовремя также, чтобы одно из слов Писания оказалось выполнено. По
этому поводу, впрочем, многие комментаторы считают, что Иисус
"запрограммировал" свою жизнь в соответствии с пророчествами Ветхого Завета,
относящимися как раз к пришествию мессии. Именно по этой причине, например,
Захария объявил ему, что он должен раздобыть себе осла в Вифании, чтобы
торжественно вступить в Иерусалим, и этими же причинами, долженствуя
совпасть с древними преданиями, объясняются и некоторые подробности
распятия. Короче, эта предполагаемая смерть Иисуса, спасающегося In
extremis[118] от очевидной кончины и позволяющая таким образом
выполнить предсказания Ветхого Завета, по крайней мере, подозрительна.
Неправдоподобная и слишком совершенная, она очень хорошо совпадает с
приходом солдата, готового вмешаться, чтобы ускорить конец. В этих условиях
не исключена позднейшая вставка в текст или исполнение плана, тщательно
выработанного заранее, и все возможные предположения тяготеют больше ко
второму выводу.
В четвертом Евангелии Иисус, поднятый на крест, жалуется на жажду, и
кто-то тут же протягивает ему губку, смоченную в уксусе. И этот жест,
переданный одинаково в других Евангелиях, в противовес прочно укоренившейся
идее, не имел никакого злого умысла. Уксус, или "кислое вино", был
кисловатым на вкус напитком, который считался возбуждающим, и часто его
использовали раненые римские солдаты или рабы на галерах, слишком
измученные, чтобы продолжать свою работу.
Но что любопытно: в случае с Иисусом уксус производит совершенно
обратный эффект. Едва Иисус его вдыхает, либо пробует на вкус, как
произносит свои последние слова и "испускает дух". Такая реакция является
физиологически необъяснимой, если только губка не была пропитана уксусом, а
вместо него каким-нибудь наркотическим или снотворным составом, например,
смесью опиума и белладонны, которую приготовляли тогда повсеместно на
Ближнем Востоке... Но для чего Иисусу дали такой наркотик? Почему? Если
только не для того, чтобы подчиниться требованию искусной военной хитрости и
умертвить еще живую жертву? Таким образом Иисусу не только спасали жизнь, но
и выполняли также, по крайней мере, видимо, пророчество Ветхого Завета.
Даже вне этого контекста другие аспекты распятия также требуют
доказательств. Так, само место казни располагается на Голгофе, то есть в
местности, название которой переводится как "череп", которую по традиции
представляют голым холмом, напоминающим по форме череп, находящуюся на
северо-западе Иерусалима. Но место распятия вовсе не похоже на таковое, ибо
в четвертом Евангелии мы находим следующее описание: "На том месте, где Он
распят, был сад, и в саду гроб новый, в котором еще никто не был положен"
(Иоанн, XIX, 41). То есть Иисус был казнен в саду, где имелся готовый гроб
или склеп, или поблизости от этого места, а не в одном из публичных мест,
предназначенных для казней, не на вершине голого холма. Согласно Матфею
(XXVII, 60), могила и сад являлись собственностью Иосифа из Аримафеи,
богатого человека и тайного ученика Иисуса.
Кроме того, народные предания описывают распятие как важное событие, на
котором присутствовала целая толпа зрителей. И здесь мы видим полное
противоречие: Евангелия дают различные версии. У Матфея, Марка и Луки при
казни присутствовали многочисленные друзья Иисуса, среди которых было много
женщин, и держались они "вдалеке", и это еще раз подтверждает, что казнь
совершалась, если можно так выразиться, в интимной обстановке, на частной
территории, возможно, в Гефсиманском саду. Если этот сад принадлежал одному
из "тайных" учеников Иисуса, то его использование учителем до распятия
становится вполне правдоподобным.
Нужно ли уточнять, что казнь, совершаемая в таких условиях и достаточно
далеко от посторонних глаз, могла быть разработана по любому плану в
качестве ожидаемого события, и у зрителей на самом деле не было возможности
проверить личность казненного и еще менее того - был ли он действительно
мертв.
Конечно, подобная мистификация должна была совершаться с согласия
Понтия Пилата или влиятельного члена римской администрации. А такое
сообщничество вполне могло иметь место, ибо Пилат был жестоким,
коррумпированным тираном и, безусловно, склонным к подкупу. Почему же он
колебался в выборе: обменять жизнь Иисуса на деньги или на его обещание не
вмешиваться больше в государственную политику? Даже если не заходить так
далеко, то все равно, бесспорно то, что он был сильно замешан в это дело,
что он прекрасно знал о стремлении Иисуса к титулу "Царя Иудейского" и что
он удивился или претворился удивленным столь быстрой смерти его, прежде чем
согласиться - главная деталь - выдать тело Иисуса Иосифу из Аримафеи...
Согласно римским законам, тело распятого не имело права на погребение,
и обычно вокруг крестов ставилась стража, чтобы помешать родственникам или
друзьям похоронить его. Жертву оставляли на кресте на милость стихии и на
съедение хищным птицам. Но Пилат, сознательно нарушая закон, позволяет
Иосифу из Аримафеи снять тело. Не есть ли это явное доказательство его
сообщничества, свидетельствующее еще о многом?
Действительно, в Евангелии от Марка Иосиф из Аримафеи просит у Пилата
тело Иисуса. Тот, удивленный такой быстрой смертью, посылает центуриона
проверить и, удовлетворенный, отдает тело Иосифу. Внешне все просто. В
греческом же переводе того же Евангелия контекст гораздо более сложен, ибо,
когда Иосиф просит тело, он употребляет слово "soma", которое применяется
исключительно к живому телу, тогда как Пилат, согласившись на его просьбу,
употребляет слово "ptoma" означающее тело - труп, а это ясно предполагает,
что в данном случае просьба Иосифа касается живого тела, а разрешение Пилата
относится к мертвому, и этот последний, быть может, лишь притворяется,
считая его таковым.
Римские законы, как мы уже говорили, отказывают в погребении распятым,
и в этих условиях удивительно, что Иосиф получает разрешение располагать
телом Иисуса. Но для чего он просил это разрешение? Имел ли он на него
права? Или же он действовал как "тайный" ученик приговоренного, и этот
единственный поступок уже являлся признанием? Если только Пилат не знал уже
о его убеждениях, или другой фактор не оправдывал просьбу Иосифа из
Аримафеи.
Об Иосифе из Аримафеи известно немного, только то, что он был членом
синедриона, Совета Старейшин, управляющим еврейским сообществом Иерусалима
под эгидой римлян, и обладал весьма значительным состоянием, в которое
входил сад со склепом у городских ворот. Зато определенно известно то, что
он пользовался достаточно большим влиянием, чтобы поддерживать прямые
отношения с Пилатом.
Средневековые легенды идут еще дальше, ибо они приписывают Иосифу из
Аримафеи охрану Святого Грааля и видят в Персевале одного из его потомков.
Согласно более недавним источникам, кровные узы связывали его с Иисусом и
его семьей - гипотеза, позволяющая по всей законности требовать тело своего
родственника и тем более разрешающая Пилату, которого легко было подкупить,
отдать ему тело.
Одним словом, Иосиф из Аримафеи, богатый и влиятельный член синедриона,
на самом деле был родственником Иисуса, и в этом мы видим доказательство
аристократического происхождения последнего. Во всяком случае, это родство
объясняет его связь со Святым Граалем и "королевской кровью".
Сценарий.
Мы уже пытались построить гипотезу относительно существования потомства
Иисуса. Теперь мы придадим ей новые размеры и большую связность, благодаря
объяснению, хотя бы и временному, некоторых решающих деталей.
Иисус, явный царь-священник, аристократ и законный претендент на трон
Палестины, попытался вернуть себе свое законное наследство. Родом из
Галилеи, глубоко враждебный навязанному римлянами режиму, он рассчитывал на
то, что по всей стране, а особенно в Иерусалиме он найдет богатых и
влиятельных сторонников; среди них фигурировал могущественный член
синедриона, возможно, один из его родственников. Благодаря своей жене или ее
семье царь-священник располагал также большим домом в Вифании, в
окрестностях Иерусалима, где он находился накануне своего триумфального
въезда в столицу. Именно в этот дом он приглашал своих учеников на ритуалы
посвящения, как это было с его шурином.
Делая это, он мог только вызвать сильное оппозиционное движение со
стороны римской администрации и некоторых традиционалистских еврейских
кругов, например, саддукеев, которым удалось открыто противодействовать его
планам, хотя они и не смогли его полностью нейтрализовать по причине
поддержки, которой он пользовался в высоких сферах. По соглашению с
коррумпированным римским прокуратором они решили устроить инсценировку
распятия и провести ее в частном саду, на которой присутствовали бы лишь
самые близкие люди, а толпа стояла бы на достаточно большом расстоянии.
Таким вот образом произошла предполагаемая казнь, в результате которой был
распят неизвестный, заняв на кресте место царя-священника и сделав вид, что
он быстро умер. Затем под покровом сумерек "тело" унесли и положили в
могилу, вырытую рядом, откуда оно "чудесным" образом исчезло спустя день или
два...
Если мы допустим, что таков был точный сценарий, то что же тогда стало
с Иисусом?
В той мере, в какой нам известна история его потомства, ни этот вопрос,
ни ответ на него не представляют главного интереса. Впрочем, по поводу его
кончины были выдвинуты самые различные гипотезы; в индийских и мусульманских
легендах он дожил до преклонного возраста, находясь где-то на востоке, чаще
всего упоминается Кашмир, и, со своей стороны, некий австралиец довольно
убедительно поведал о том, что Иисус умер в Масаде во время взятия крепости
римлянами в 74 году[119].
Наконец, согласно письму, которое получили мы сами, документы,
найденные Беранже Соньером в Ренн-ле-Шато, содержали "формальное"
доказательство того, что Иисус еще жил в 45 году; но где? Быть может, в
Египте, в Александрии, где в то же самое время Ормус основал орден Розы и
Креста, пытаясь примирить принципы христианства с древними дохристианскими
таинствами? Или же в окрестностях Ренн-ле-Шато, где, как говорили, было
спрятано мумифицированное тело Иисуса, - такая гипотеза объясняла бы
зашифрованное послание из пергаментов Соньера: "ОН УМЕР ЗДЕСЬ"...?
По нашему мнению, шансов на то, что он сопровождал свою семью до
Марселя, мало. Во-первых, из-за его плохого физического состояния;
во-вторых, потому что его присутствие представляло бы ненужную опасность для
его близких. Следовательно, ему было лучше остаться в Святой Земле и со
своим братом, святым Иаковом, продолжить продвижение к своей цели.
Итак, мы вынуждены признать, что не можем сформулировать
удовлетворительную гипотезу о том, что сталось с Иисусом после распятия, но,
повторяем, в пределах нашего расследования эта деталь нам не кажется
главной. Зато больший интерес, на наш взгляд, представляет судьба его
шурина, жены и детей. Действительно, мы видели, что они, вместе покинув
Святую Землю на корабле, высадились в Марселе. Обладательница бесценного
сокровища, Мария из Магдалы, Магдалеянка, взяла с собой во Францию
"Санграаль", "королевскую кровь", священное будущее дома Давидова.
13. ВЕЛИКАЯ ТАЙНА ЦЕРКВИ
Мы полностью отдаем себе отчет в том, что этот сценарий, по крайней
мере, сильно далек от традиционного христианского учения. Но чем дальше шли
мы по этому пути, тем больше это учение, измеряющееся веками, казалось нам
результатом отбора, изыманий и переделок гораздо более обширных и
разрозненных материалов. Иными словами, Новый Завет предлагал образ Иисуса и
его эпохи измененным, согласно требованиям и интересам различных обществ и
отдельных личностей, имевшим на разных уровнях определенную цель, которую
надо было охранять. Поэтому они стерли смущающие или затрудняющие детали,
как, например, "тайное" Евангелие от Марка, чтобы оставить лишь смесь из не
слишком компрометирующих текстов, оправдывающих все возможные догадки.
Если Иисус был законным претендентом на трон, то, вероятно, в самом
начале он добился поддержки высокопоставленных представителей народа -
собственной семьи, членов местной аристократии и отдельных личностей из
Иудеи и Иерусалима. Но этого, очевидно, было недостаточно, чтобы помочь ему
осуществить его планы, главным из которых было овладение троном. Он был
вынужден искать более существенную поддержку в различных других слоях
общества, и для этого он применил самое надежное средство, чтобы привлечь к
себе сторонников - исполнение миссии. Не одну из современных, циничных и
разрушительных миссий, а миссию благородную и великодушную, праведную и
идеалистическую, которая, тем не менее, несмотря на ее большую
оригинальность в плане религиозного содержания, имела своей основной целью
принести как можно больше согласия. Иисус обратился сначала к угнетенным,
страждущим и преследуемым, к огромной толпе униженных и несчастных, которая
была особенно расположена воспринять слова успокоения и надежды.
Если современный читатель захотел бы на несколько мгновений пренебречь
многочисленными предрассудками и идеями, которые все вместе затемняют наше
суждение, то он нашел бы здесь механизм, необыкновенно похожий на тот,
который сегодня мы встречаем повсюду - механизм, предназначенный для того,
чтобы объединить отдельных индивидуумов во имя общего дела, чтобы сделать их
инструментом, побеждающим господствующий деспотический режим. Этическая и
политическая миссия Иисуса была, таким образом, прежде всего предназначена
для страждущих и преследуемых, для угнетенных и несчастных, которые могли
дать ему необходимую поддержку, а не к саддукеям, сотрудничающим с римлянами
и не склонным поделиться своими богатствами или скомпрометировать свою
благонадежность.
Миссия Иисуса, такая, какой ее передают Евангелия, не несла в себе
ничего нового или исключительного, ибо в ней можно найти элементы
фарисейской доктрины и, как это доказывают рукописи Мертвого моря, явные
следы ессейской мысли. Но если его учение действительно не было
оригинальным, то его способ передачи был таковым: Иисус на самом деле в
высшей степени обладал даром исцелять и делать чудеса, говорить с толпой с
помощью образных проповедей и заклинаний, доступных всем. Кроме того, в
противовес его предвестникам - ессеям, он не ограничивался заявлениями о
пришествии мессии; он сам представлялся мессией, и доверие к нему, как и его
авторитет, сильно возросли.
Несомненно то, что, когда он въезжал в Иерусалим, Иисус уже собрал
вокруг себя значительное количество учеников. Но - и это необходимо уточнить
- они делились на две разные категории, интересы которых совершенно
отличались друг от друга. С одной стороны, маленькое ядро "посвященных" -
его собственная семья, члены местной знати и влиятельные лица, спешившие
увидеть своего кандидата на троне; с другой - толпа, маленькие люди, еще
более спешащие увидеть выполненными обещания, содержащиеся в его миссии.
Исключительно важно как следует отметить разницу между этими двумя группами,
политические цели которых были одинаковыми, но мотивировки - абсолютно
разными.
Поэтому единство, и так трудное для них, совсем перестало существовать
после провала их общих планов. Объятое страхом, маленькое ядро его близких
тут же поспешило спасти первым делом единственное сокровище, по-настоящему
ценное для них, как и для любой знатной или королевской семьи - потомство,
хотя бы и ценой изгнания. Что касается адептов миссии, равнодушных к судьбе
рода, они лишь постарались передать и распространить его Слово.
Эта миссия, которой мы им обязаны, - христианство, такое, каким оно
прошло через века, чтобы дойти до нас. Развитию и распространению его
посвящено столько учений и трактатов, что не стоит затрагивать здесь этот
сюжет. Скажем только, что со святым Павлом эта миссия выкристаллизовалась в
свою окончательную форму и что на этой основе поднялось все теологическое
здание христианской веры. Можно сказать, что в эпоху, когда были составлены
Евангелия, основные принципы новой религии, возможно, уже были определены.
Эта религия, как мы уже видели, была, главным образом, предназначена
для римской или романизированной аудитории и должна была представлять все
события в выгодном свете, то есть сводить до минимума роль римлян в ущерб
евреям. Но это не единственный элемент, свободно истолкованный по отношению
к исторической действительности нарождающимся христианством. Действительно,
римляне привыкли обожествлять своих лидеров, например, Цезаря, и нужно было
сделать Иисуса богом, чтобы соперничать с ними на равных. Это и сделал
святой Павел.
Но для того, чтобы обосноваться в Палестине, проникнуть и завоевать
Сирию и Малую Азию, Грецию, Египет, Рим и Западную Европу, новая религия
должна была повсюду быть принята народами и соразмеряться с их верованиями.
Иными словами, власть, величие и чудеса нового бога должны были быть
способными к конкуренции с теми богами, которых он хотел вытеснить. Короче,
если Иисус желал внедриться в романизированном мире его эпохи, то ему нужно
было представляться не мессией в старом смысле этого слова, не
царем-священником, а настоящим богом во плоти. Как и ему подобные сириец,
финикиец, египтянин и другие, он хотел пройти по подземному миру и через
мрачную тьму Ада, чтобы выйти оттуда с весной, помолодевшим и торжествующим.
Следовательно, нет ничего удивительного в том, что понятие воскресения
приобрело такое значение, и что Иисус должен был быть сравним с Таммузом,
Адонисом, Аттисом, Озирисом и бесчисленной когортой умирающих и воскресающих
богов, которые населяли в то время страны и сознания. Это было также
основной причиной того, что была провозглашена доктрина о его рождении от
девственницы, причина праздника Пасхи, праздника смерти и воскресения,
которые совпадали с ритуальными праздниками весны и вечного обновления из
других современных ему культов и таинств.
Но в той мере, в которой надо было продвигать миф о "боге", его земная
семья, его политические и династические амбиции оказывались лишними, ибо,
привязанные к эпохе и специфической личности, они стесняли его притязания на
универсальность. Поэтому-то их систематически исключали из биографии Иисуса,
также как и все намеки на зелотов и ессеев, потому что было бы очень
затруднительно смешивать бога с грязными подробностями заговора, сверх того
- обреченного на провал. Таким образом, в Евангелиях остались те тексты,
которые нам известны сегодня, рассказы суровой, магической простоты,
описывающие события, случайно происшедшие в Палестине в I веке, занятой
римлянами, но, в общем-то, в том вечном настоящем, свойственном любому мифу.
В то время как "миссия" начинала свой путь, семья и ученики Иисуса шли
своим. Обвинив Иродов в том, что они уничтожили вместе с архивами,
касающимися знатных еврейских семей, все доказательства их прав на трон, они
эмигрировали по всему миру в III веке, рассказывает Юлий Африканий, и увезли
с собой несколько документов, избегнувших уничтожения в 66-74 годах.
Но эта семья могла быстро стать неудобной, даже опасной для мифа.
Действительно, будучи свидетельницей исторической картины, которая служила
ей основой, она рисковала подвергнуть этот миф сомнению, бросить на него
тень недоверия, и, таким образом, серьезно скомпрометировать его будущее
распространение. Поэтому очень скоро христианство постаралось стереть из
своего прошлого все следы этой семьи, этого потомства и их честолюбивых
намерений; оно также постаралось уничтожить по мере возможности саму семью.
Этим объясняется ее молчание и ее существование в подполье, нетерпимость
первых отцов Церкви к малейшему отклонению от ортодоксального пути, который
они пытались навязать, и, быть может, один из корней антисемитизма.
Признавая римлян невиновными, а виновными - евреев, "адепты миссии" и
распространители мифа достигали двух целей: они приспосабливали миссию к
римской публике и компрометировали семью Иисуса, которая была еврейской.
Спровоцированный таким образом антисемитизм, кроме того, послужил бы еще
лучше их интересам, ибо, если семья нашла приют в еврейской общине империи,
то, быть может, благодаря ловко поведенному народному движению, можно было
добиться молчания стесняющих свидетелей.
Льстя таким образом римской аудитории, обожествляя Иисуса и используя
евреев в качестве козлов отпущения, зародыши христианской ортодоксии имели
все шансы, чтобы встретить благодатную почву, затем развиться и укрепиться в
течение II века. Многие помогли этой эволюции, среди них на первом месте
находится Иреней, епископ Лионский, около 180 года.
Еще более, чем первые отцы Церкви, Иреней внес большой вклад в то,
чтобы придать юной христианской религии стабильную форму. Его объемистое
опровержение фальшивой теологии "Libros Adversus Haereses"[120]с
жаром осуждает и обвиняет все отклонения от ортодоксии, известные издавна
еретические течения; их различию, их преступлениям и их заблуждениям он
противопоставляет единство, истинность и превосходство христианской Церкви,
единственной "достойной преданности", единственной, способной даровать
спасение, и вне которой существуют только еретики, достойные самой худшей
кары.
Теория гностиков была в глазах Иренея одной из самых злых форм
отклонения, облаченных в христианскую доктрину. Основывающаяся на личном
опыте и на личной связи с Богом, она сводила к минимуму роль священников и
епископов и мешала образованию настоящего единения. Епископ Лионский
стремился разрушить гностицизм, отвергая личное общение с Богом в пользу
коллективной веры, ставшей бесспорной, благодаря установлению определенных и
окончательных догм. Так родились теологическая система и совокупность
основных принципов, составленных таким образом, что они не оставляли места
личной инициативе. Ей Иреней противопоставлял единственную "католическую",
то есть универсальную, Церковь, основанную, с одной стороны, на апостольских
преданиях, а с другой - на Писании. Но раньше ему нужно было определить и
раз и навсегда зафиксировать содержание написанного послания, которое впредь
должно было послужить орудием. Таким образом, Новый Завет, пройдя через руки
Иренея, и стал таким, каким мы его знаем сегодня.
Тем не менее, ереси не исчезли, как раз напротив; но, благодаря Иренею,
христианство стало прочной доктриной с четкой структурой - условие,
необходимое для того, чтобы оно выжило и имело успех. Поэтому было бы
разумным считать, что епископ Лионский подготовил дорогу событиям,
происшедшим сразу после царствования Константина: христианизация римской
империи.
Роль Константина в истории и развитии христианства была предметом
многочисленных и ошибочных толкований; особенное затруднение вызывает эпизод
с его предполагаемой дарственной. Однако именно ему и не без основания
приписывают решительную победу над "адептами миссии" Иисуса; но чтобы
определить действительные обстоятельства, главенствовавшие в тот важнейший
момент, нам надо отделить Историю от вымысла.
Согласно церковной традиции, Константин унаследовал от своего отца
явную склонность к христианству. В действительности этот вкус должен был
быть связан очень тесно с вопросами интереса, ибо тогда христиан было много,
а Константин нуждался в любой поддержке против Максанса, своего соперника,
претендующего на императорский трон. В 312 году, победив Максанса на мосту
Мильвиус, Константин остался единственным хозяином империи, но еще раньше
произошел случай, который легенда оспаривает у истории. Во время молитвы,
как говорят, Константин увидел на небе сияющий крест, окруженный девизом:
"In hoc signovinces" - "С этим знаком победишь"; затем какой-то голос
приказал ему поместить щиты и знамена солдат под защиту этой эмблемы. И тут
них всех единственным очевидцем распятия. Как он утверждает, ступни Иисуса
были прибиты к кресту, что позволяло ему кое-как дышать, и ноги не были
перебиты. Теоретически он мог прожить еще достаточно долго; но едва его
подняли на крест, спустя всего несколько часов, к нему приходит смерть, и
сам Пилат в Евангелии от Марка (XV, 44) удивляется, что Христос так быстро
умер.
Отчего же умер Иисус? Не от удара копьем, так как четвертое Евангелие
уточняет (XIX, 33), что к этому моменту он уже был мертв. Тогда от
истощения, от грубого обращения, которые он перенес? Возможно, но не
обязательно, ибо все эти условия, вместе взятые, не влекли неизбежную
смерть, по крайней мере, так быстро. Но кое-что еще кажется подозрительным.
Почему, согласно тому же четвертому Евангелию, вот-вот собираясь перебить
ему ноги, чтобы ускорить смерть - ведь он уже умирал, - этот способ был
использован только тогда, когда смерть запаздывала?
В случае Иисуса эта последняя появляется, так сказать, в очень
подходящий момент, как раз вовремя, чтобы помешать солдатам сломать ему
кости, вовремя также, чтобы одно из слов Писания оказалось выполнено. По
этому поводу, впрочем, многие комментаторы считают, что Иисус
"запрограммировал" свою жизнь в соответствии с пророчествами Ветхого Завета,
относящимися как раз к пришествию мессии. Именно по этой причине, например,
Захария объявил ему, что он должен раздобыть себе осла в Вифании, чтобы
торжественно вступить в Иерусалим, и этими же причинами, долженствуя
совпасть с древними преданиями, объясняются и некоторые подробности
распятия. Короче, эта предполагаемая смерть Иисуса, спасающегося In
extremis[118] от очевидной кончины и позволяющая таким образом
выполнить предсказания Ветхого Завета, по крайней мере, подозрительна.
Неправдоподобная и слишком совершенная, она очень хорошо совпадает с
приходом солдата, готового вмешаться, чтобы ускорить конец. В этих условиях
не исключена позднейшая вставка в текст или исполнение плана, тщательно
выработанного заранее, и все возможные предположения тяготеют больше ко
второму выводу.
В четвертом Евангелии Иисус, поднятый на крест, жалуется на жажду, и
кто-то тут же протягивает ему губку, смоченную в уксусе. И этот жест,
переданный одинаково в других Евангелиях, в противовес прочно укоренившейся
идее, не имел никакого злого умысла. Уксус, или "кислое вино", был
кисловатым на вкус напитком, который считался возбуждающим, и часто его
использовали раненые римские солдаты или рабы на галерах, слишком
измученные, чтобы продолжать свою работу.
Но что любопытно: в случае с Иисусом уксус производит совершенно
обратный эффект. Едва Иисус его вдыхает, либо пробует на вкус, как
произносит свои последние слова и "испускает дух". Такая реакция является
физиологически необъяснимой, если только губка не была пропитана уксусом, а
вместо него каким-нибудь наркотическим или снотворным составом, например,
смесью опиума и белладонны, которую приготовляли тогда повсеместно на
Ближнем Востоке... Но для чего Иисусу дали такой наркотик? Почему? Если
только не для того, чтобы подчиниться требованию искусной военной хитрости и
умертвить еще живую жертву? Таким образом Иисусу не только спасали жизнь, но
и выполняли также, по крайней мере, видимо, пророчество Ветхого Завета.
Даже вне этого контекста другие аспекты распятия также требуют
доказательств. Так, само место казни располагается на Голгофе, то есть в
местности, название которой переводится как "череп", которую по традиции
представляют голым холмом, напоминающим по форме череп, находящуюся на
северо-западе Иерусалима. Но место распятия вовсе не похоже на таковое, ибо
в четвертом Евангелии мы находим следующее описание: "На том месте, где Он
распят, был сад, и в саду гроб новый, в котором еще никто не был положен"
(Иоанн, XIX, 41). То есть Иисус был казнен в саду, где имелся готовый гроб
или склеп, или поблизости от этого места, а не в одном из публичных мест,
предназначенных для казней, не на вершине голого холма. Согласно Матфею
(XXVII, 60), могила и сад являлись собственностью Иосифа из Аримафеи,
богатого человека и тайного ученика Иисуса.
Кроме того, народные предания описывают распятие как важное событие, на
котором присутствовала целая толпа зрителей. И здесь мы видим полное
противоречие: Евангелия дают различные версии. У Матфея, Марка и Луки при
казни присутствовали многочисленные друзья Иисуса, среди которых было много
женщин, и держались они "вдалеке", и это еще раз подтверждает, что казнь
совершалась, если можно так выразиться, в интимной обстановке, на частной
территории, возможно, в Гефсиманском саду. Если этот сад принадлежал одному
из "тайных" учеников Иисуса, то его использование учителем до распятия
становится вполне правдоподобным.
Нужно ли уточнять, что казнь, совершаемая в таких условиях и достаточно
далеко от посторонних глаз, могла быть разработана по любому плану в
качестве ожидаемого события, и у зрителей на самом деле не было возможности
проверить личность казненного и еще менее того - был ли он действительно
мертв.
Конечно, подобная мистификация должна была совершаться с согласия
Понтия Пилата или влиятельного члена римской администрации. А такое
сообщничество вполне могло иметь место, ибо Пилат был жестоким,
коррумпированным тираном и, безусловно, склонным к подкупу. Почему же он
колебался в выборе: обменять жизнь Иисуса на деньги или на его обещание не
вмешиваться больше в государственную политику? Даже если не заходить так
далеко, то все равно, бесспорно то, что он был сильно замешан в это дело,
что он прекрасно знал о стремлении Иисуса к титулу "Царя Иудейского" и что
он удивился или претворился удивленным столь быстрой смерти его, прежде чем
согласиться - главная деталь - выдать тело Иисуса Иосифу из Аримафеи...
Согласно римским законам, тело распятого не имело права на погребение,
и обычно вокруг крестов ставилась стража, чтобы помешать родственникам или
друзьям похоронить его. Жертву оставляли на кресте на милость стихии и на
съедение хищным птицам. Но Пилат, сознательно нарушая закон, позволяет
Иосифу из Аримафеи снять тело. Не есть ли это явное доказательство его
сообщничества, свидетельствующее еще о многом?
Действительно, в Евангелии от Марка Иосиф из Аримафеи просит у Пилата
тело Иисуса. Тот, удивленный такой быстрой смертью, посылает центуриона
проверить и, удовлетворенный, отдает тело Иосифу. Внешне все просто. В
греческом же переводе того же Евангелия контекст гораздо более сложен, ибо,
когда Иосиф просит тело, он употребляет слово "soma", которое применяется
исключительно к живому телу, тогда как Пилат, согласившись на его просьбу,
употребляет слово "ptoma" означающее тело - труп, а это ясно предполагает,
что в данном случае просьба Иосифа касается живого тела, а разрешение Пилата
относится к мертвому, и этот последний, быть может, лишь притворяется,
считая его таковым.
Римские законы, как мы уже говорили, отказывают в погребении распятым,
и в этих условиях удивительно, что Иосиф получает разрешение располагать
телом Иисуса. Но для чего он просил это разрешение? Имел ли он на него
права? Или же он действовал как "тайный" ученик приговоренного, и этот
единственный поступок уже являлся признанием? Если только Пилат не знал уже
о его убеждениях, или другой фактор не оправдывал просьбу Иосифа из
Аримафеи.
Об Иосифе из Аримафеи известно немного, только то, что он был членом
синедриона, Совета Старейшин, управляющим еврейским сообществом Иерусалима
под эгидой римлян, и обладал весьма значительным состоянием, в которое
входил сад со склепом у городских ворот. Зато определенно известно то, что
он пользовался достаточно большим влиянием, чтобы поддерживать прямые
отношения с Пилатом.
Средневековые легенды идут еще дальше, ибо они приписывают Иосифу из
Аримафеи охрану Святого Грааля и видят в Персевале одного из его потомков.
Согласно более недавним источникам, кровные узы связывали его с Иисусом и
его семьей - гипотеза, позволяющая по всей законности требовать тело своего
родственника и тем более разрешающая Пилату, которого легко было подкупить,
отдать ему тело.
Одним словом, Иосиф из Аримафеи, богатый и влиятельный член синедриона,
на самом деле был родственником Иисуса, и в этом мы видим доказательство
аристократического происхождения последнего. Во всяком случае, это родство
объясняет его связь со Святым Граалем и "королевской кровью".
Сценарий.
Мы уже пытались построить гипотезу относительно существования потомства
Иисуса. Теперь мы придадим ей новые размеры и большую связность, благодаря
объяснению, хотя бы и временному, некоторых решающих деталей.
Иисус, явный царь-священник, аристократ и законный претендент на трон
Палестины, попытался вернуть себе свое законное наследство. Родом из
Галилеи, глубоко враждебный навязанному римлянами режиму, он рассчитывал на
то, что по всей стране, а особенно в Иерусалиме он найдет богатых и
влиятельных сторонников; среди них фигурировал могущественный член
синедриона, возможно, один из его родственников. Благодаря своей жене или ее
семье царь-священник располагал также большим домом в Вифании, в
окрестностях Иерусалима, где он находился накануне своего триумфального
въезда в столицу. Именно в этот дом он приглашал своих учеников на ритуалы
посвящения, как это было с его шурином.
Делая это, он мог только вызвать сильное оппозиционное движение со
стороны римской администрации и некоторых традиционалистских еврейских
кругов, например, саддукеев, которым удалось открыто противодействовать его
планам, хотя они и не смогли его полностью нейтрализовать по причине
поддержки, которой он пользовался в высоких сферах. По соглашению с
коррумпированным римским прокуратором они решили устроить инсценировку
распятия и провести ее в частном саду, на которой присутствовали бы лишь
самые близкие люди, а толпа стояла бы на достаточно большом расстоянии.
Таким вот образом произошла предполагаемая казнь, в результате которой был
распят неизвестный, заняв на кресте место царя-священника и сделав вид, что
он быстро умер. Затем под покровом сумерек "тело" унесли и положили в
могилу, вырытую рядом, откуда оно "чудесным" образом исчезло спустя день или
два...
Если мы допустим, что таков был точный сценарий, то что же тогда стало
с Иисусом?
В той мере, в какой нам известна история его потомства, ни этот вопрос,
ни ответ на него не представляют главного интереса. Впрочем, по поводу его
кончины были выдвинуты самые различные гипотезы; в индийских и мусульманских
легендах он дожил до преклонного возраста, находясь где-то на востоке, чаще
всего упоминается Кашмир, и, со своей стороны, некий австралиец довольно
убедительно поведал о том, что Иисус умер в Масаде во время взятия крепости
римлянами в 74 году[119].
Наконец, согласно письму, которое получили мы сами, документы,
найденные Беранже Соньером в Ренн-ле-Шато, содержали "формальное"
доказательство того, что Иисус еще жил в 45 году; но где? Быть может, в
Египте, в Александрии, где в то же самое время Ормус основал орден Розы и
Креста, пытаясь примирить принципы христианства с древними дохристианскими
таинствами? Или же в окрестностях Ренн-ле-Шато, где, как говорили, было
спрятано мумифицированное тело Иисуса, - такая гипотеза объясняла бы
зашифрованное послание из пергаментов Соньера: "ОН УМЕР ЗДЕСЬ"...?
По нашему мнению, шансов на то, что он сопровождал свою семью до
Марселя, мало. Во-первых, из-за его плохого физического состояния;
во-вторых, потому что его присутствие представляло бы ненужную опасность для
его близких. Следовательно, ему было лучше остаться в Святой Земле и со
своим братом, святым Иаковом, продолжить продвижение к своей цели.
Итак, мы вынуждены признать, что не можем сформулировать
удовлетворительную гипотезу о том, что сталось с Иисусом после распятия, но,
повторяем, в пределах нашего расследования эта деталь нам не кажется
главной. Зато больший интерес, на наш взгляд, представляет судьба его
шурина, жены и детей. Действительно, мы видели, что они, вместе покинув
Святую Землю на корабле, высадились в Марселе. Обладательница бесценного
сокровища, Мария из Магдалы, Магдалеянка, взяла с собой во Францию
"Санграаль", "королевскую кровь", священное будущее дома Давидова.
13. ВЕЛИКАЯ ТАЙНА ЦЕРКВИ
Мы полностью отдаем себе отчет в том, что этот сценарий, по крайней
мере, сильно далек от традиционного христианского учения. Но чем дальше шли
мы по этому пути, тем больше это учение, измеряющееся веками, казалось нам
результатом отбора, изыманий и переделок гораздо более обширных и
разрозненных материалов. Иными словами, Новый Завет предлагал образ Иисуса и
его эпохи измененным, согласно требованиям и интересам различных обществ и
отдельных личностей, имевшим на разных уровнях определенную цель, которую
надо было охранять. Поэтому они стерли смущающие или затрудняющие детали,
как, например, "тайное" Евангелие от Марка, чтобы оставить лишь смесь из не
слишком компрометирующих текстов, оправдывающих все возможные догадки.
Если Иисус был законным претендентом на трон, то, вероятно, в самом
начале он добился поддержки высокопоставленных представителей народа -
собственной семьи, членов местной аристократии и отдельных личностей из
Иудеи и Иерусалима. Но этого, очевидно, было недостаточно, чтобы помочь ему
осуществить его планы, главным из которых было овладение троном. Он был
вынужден искать более существенную поддержку в различных других слоях
общества, и для этого он применил самое надежное средство, чтобы привлечь к
себе сторонников - исполнение миссии. Не одну из современных, циничных и
разрушительных миссий, а миссию благородную и великодушную, праведную и
идеалистическую, которая, тем не менее, несмотря на ее большую
оригинальность в плане религиозного содержания, имела своей основной целью
принести как можно больше согласия. Иисус обратился сначала к угнетенным,
страждущим и преследуемым, к огромной толпе униженных и несчастных, которая
была особенно расположена воспринять слова успокоения и надежды.
Если современный читатель захотел бы на несколько мгновений пренебречь
многочисленными предрассудками и идеями, которые все вместе затемняют наше
суждение, то он нашел бы здесь механизм, необыкновенно похожий на тот,
который сегодня мы встречаем повсюду - механизм, предназначенный для того,
чтобы объединить отдельных индивидуумов во имя общего дела, чтобы сделать их
инструментом, побеждающим господствующий деспотический режим. Этическая и
политическая миссия Иисуса была, таким образом, прежде всего предназначена
для страждущих и преследуемых, для угнетенных и несчастных, которые могли
дать ему необходимую поддержку, а не к саддукеям, сотрудничающим с римлянами
и не склонным поделиться своими богатствами или скомпрометировать свою
благонадежность.
Миссия Иисуса, такая, какой ее передают Евангелия, не несла в себе
ничего нового или исключительного, ибо в ней можно найти элементы
фарисейской доктрины и, как это доказывают рукописи Мертвого моря, явные
следы ессейской мысли. Но если его учение действительно не было
оригинальным, то его способ передачи был таковым: Иисус на самом деле в
высшей степени обладал даром исцелять и делать чудеса, говорить с толпой с
помощью образных проповедей и заклинаний, доступных всем. Кроме того, в
противовес его предвестникам - ессеям, он не ограничивался заявлениями о
пришествии мессии; он сам представлялся мессией, и доверие к нему, как и его
авторитет, сильно возросли.
Несомненно то, что, когда он въезжал в Иерусалим, Иисус уже собрал
вокруг себя значительное количество учеников. Но - и это необходимо уточнить
- они делились на две разные категории, интересы которых совершенно
отличались друг от друга. С одной стороны, маленькое ядро "посвященных" -
его собственная семья, члены местной знати и влиятельные лица, спешившие
увидеть своего кандидата на троне; с другой - толпа, маленькие люди, еще
более спешащие увидеть выполненными обещания, содержащиеся в его миссии.
Исключительно важно как следует отметить разницу между этими двумя группами,
политические цели которых были одинаковыми, но мотивировки - абсолютно
разными.
Поэтому единство, и так трудное для них, совсем перестало существовать
после провала их общих планов. Объятое страхом, маленькое ядро его близких
тут же поспешило спасти первым делом единственное сокровище, по-настоящему
ценное для них, как и для любой знатной или королевской семьи - потомство,
хотя бы и ценой изгнания. Что касается адептов миссии, равнодушных к судьбе
рода, они лишь постарались передать и распространить его Слово.
Эта миссия, которой мы им обязаны, - христианство, такое, каким оно
прошло через века, чтобы дойти до нас. Развитию и распространению его
посвящено столько учений и трактатов, что не стоит затрагивать здесь этот
сюжет. Скажем только, что со святым Павлом эта миссия выкристаллизовалась в
свою окончательную форму и что на этой основе поднялось все теологическое
здание христианской веры. Можно сказать, что в эпоху, когда были составлены
Евангелия, основные принципы новой религии, возможно, уже были определены.
Эта религия, как мы уже видели, была, главным образом, предназначена
для римской или романизированной аудитории и должна была представлять все
события в выгодном свете, то есть сводить до минимума роль римлян в ущерб
евреям. Но это не единственный элемент, свободно истолкованный по отношению
к исторической действительности нарождающимся христианством. Действительно,
римляне привыкли обожествлять своих лидеров, например, Цезаря, и нужно было
сделать Иисуса богом, чтобы соперничать с ними на равных. Это и сделал
святой Павел.
Но для того, чтобы обосноваться в Палестине, проникнуть и завоевать
Сирию и Малую Азию, Грецию, Египет, Рим и Западную Европу, новая религия
должна была повсюду быть принята народами и соразмеряться с их верованиями.
Иными словами, власть, величие и чудеса нового бога должны были быть
способными к конкуренции с теми богами, которых он хотел вытеснить. Короче,
если Иисус желал внедриться в романизированном мире его эпохи, то ему нужно
было представляться не мессией в старом смысле этого слова, не
царем-священником, а настоящим богом во плоти. Как и ему подобные сириец,
финикиец, египтянин и другие, он хотел пройти по подземному миру и через
мрачную тьму Ада, чтобы выйти оттуда с весной, помолодевшим и торжествующим.
Следовательно, нет ничего удивительного в том, что понятие воскресения
приобрело такое значение, и что Иисус должен был быть сравним с Таммузом,
Адонисом, Аттисом, Озирисом и бесчисленной когортой умирающих и воскресающих
богов, которые населяли в то время страны и сознания. Это было также
основной причиной того, что была провозглашена доктрина о его рождении от
девственницы, причина праздника Пасхи, праздника смерти и воскресения,
которые совпадали с ритуальными праздниками весны и вечного обновления из
других современных ему культов и таинств.
Но в той мере, в которой надо было продвигать миф о "боге", его земная
семья, его политические и династические амбиции оказывались лишними, ибо,
привязанные к эпохе и специфической личности, они стесняли его притязания на
универсальность. Поэтому-то их систематически исключали из биографии Иисуса,
также как и все намеки на зелотов и ессеев, потому что было бы очень
затруднительно смешивать бога с грязными подробностями заговора, сверх того
- обреченного на провал. Таким образом, в Евангелиях остались те тексты,
которые нам известны сегодня, рассказы суровой, магической простоты,
описывающие события, случайно происшедшие в Палестине в I веке, занятой
римлянами, но, в общем-то, в том вечном настоящем, свойственном любому мифу.
В то время как "миссия" начинала свой путь, семья и ученики Иисуса шли
своим. Обвинив Иродов в том, что они уничтожили вместе с архивами,
касающимися знатных еврейских семей, все доказательства их прав на трон, они
эмигрировали по всему миру в III веке, рассказывает Юлий Африканий, и увезли
с собой несколько документов, избегнувших уничтожения в 66-74 годах.
Но эта семья могла быстро стать неудобной, даже опасной для мифа.
Действительно, будучи свидетельницей исторической картины, которая служила
ей основой, она рисковала подвергнуть этот миф сомнению, бросить на него
тень недоверия, и, таким образом, серьезно скомпрометировать его будущее
распространение. Поэтому очень скоро христианство постаралось стереть из
своего прошлого все следы этой семьи, этого потомства и их честолюбивых
намерений; оно также постаралось уничтожить по мере возможности саму семью.
Этим объясняется ее молчание и ее существование в подполье, нетерпимость
первых отцов Церкви к малейшему отклонению от ортодоксального пути, который
они пытались навязать, и, быть может, один из корней антисемитизма.
Признавая римлян невиновными, а виновными - евреев, "адепты миссии" и
распространители мифа достигали двух целей: они приспосабливали миссию к
римской публике и компрометировали семью Иисуса, которая была еврейской.
Спровоцированный таким образом антисемитизм, кроме того, послужил бы еще
лучше их интересам, ибо, если семья нашла приют в еврейской общине империи,
то, быть может, благодаря ловко поведенному народному движению, можно было
добиться молчания стесняющих свидетелей.
Льстя таким образом римской аудитории, обожествляя Иисуса и используя
евреев в качестве козлов отпущения, зародыши христианской ортодоксии имели
все шансы, чтобы встретить благодатную почву, затем развиться и укрепиться в
течение II века. Многие помогли этой эволюции, среди них на первом месте
находится Иреней, епископ Лионский, около 180 года.
Еще более, чем первые отцы Церкви, Иреней внес большой вклад в то,
чтобы придать юной христианской религии стабильную форму. Его объемистое
опровержение фальшивой теологии "Libros Adversus Haereses"[120]с
жаром осуждает и обвиняет все отклонения от ортодоксии, известные издавна
еретические течения; их различию, их преступлениям и их заблуждениям он
противопоставляет единство, истинность и превосходство христианской Церкви,
единственной "достойной преданности", единственной, способной даровать
спасение, и вне которой существуют только еретики, достойные самой худшей
кары.
Теория гностиков была в глазах Иренея одной из самых злых форм
отклонения, облаченных в христианскую доктрину. Основывающаяся на личном
опыте и на личной связи с Богом, она сводила к минимуму роль священников и
епископов и мешала образованию настоящего единения. Епископ Лионский
стремился разрушить гностицизм, отвергая личное общение с Богом в пользу
коллективной веры, ставшей бесспорной, благодаря установлению определенных и
окончательных догм. Так родились теологическая система и совокупность
основных принципов, составленных таким образом, что они не оставляли места
личной инициативе. Ей Иреней противопоставлял единственную "католическую",
то есть универсальную, Церковь, основанную, с одной стороны, на апостольских
преданиях, а с другой - на Писании. Но раньше ему нужно было определить и
раз и навсегда зафиксировать содержание написанного послания, которое впредь
должно было послужить орудием. Таким образом, Новый Завет, пройдя через руки
Иренея, и стал таким, каким мы его знаем сегодня.
Тем не менее, ереси не исчезли, как раз напротив; но, благодаря Иренею,
христианство стало прочной доктриной с четкой структурой - условие,
необходимое для того, чтобы оно выжило и имело успех. Поэтому было бы
разумным считать, что епископ Лионский подготовил дорогу событиям,
происшедшим сразу после царствования Константина: христианизация римской
империи.
Роль Константина в истории и развитии христианства была предметом
многочисленных и ошибочных толкований; особенное затруднение вызывает эпизод
с его предполагаемой дарственной. Однако именно ему и не без основания
приписывают решительную победу над "адептами миссии" Иисуса; но чтобы
определить действительные обстоятельства, главенствовавшие в тот важнейший
момент, нам надо отделить Историю от вымысла.
Согласно церковной традиции, Константин унаследовал от своего отца
явную склонность к христианству. В действительности этот вкус должен был
быть связан очень тесно с вопросами интереса, ибо тогда христиан было много,
а Константин нуждался в любой поддержке против Максанса, своего соперника,
претендующего на императорский трон. В 312 году, победив Максанса на мосту
Мильвиус, Константин остался единственным хозяином империи, но еще раньше
произошел случай, который легенда оспаривает у истории. Во время молитвы,
как говорят, Константин увидел на небе сияющий крест, окруженный девизом:
"In hoc signovinces" - "С этим знаком победишь"; затем какой-то голос
приказал ему поместить щиты и знамена солдат под защиту этой эмблемы. И тут