Страница:
перешли Рейн и обосновались на территории современной Западной Германии.
Троянские или аркадийские корни - это все детали, но они вовсе не
противоречат друг другу. Во всяком случае, Гомер считал, что в осаде Трои
принимали участие многие аркадийцы; и древнегреческие историки тоже сообщали
о каком-то племени, пришедшем из Аркадии. Мимоходом отметим, что в этих
местах медведь раньше считался священным животным и был предметом
таинственного культа и ритуальных жертв. Название "Аркадия", впрочем,
происходит от "аркадес", что значит "медвежий народ", и древние аркадийцы
утверждали, что являются потомками Аркаса, божества земли, имя которого
переводится как "медведь". Наконец, из греческой мифологии мы узнаем, что
Аркас был сыном нимфы Каллисто, очень похожей на охотницу Артемиду. Сегодня
Каллисто знакома нам по очертаниям созвездия Большой Медведицы, а Аркас -
Малой Медведицы.
Подобное же положение занимал медведь и у сикамбров-франков, предков
Меровингов. Как и древние аркадийцы, они поклонялись ему в виде Артемиды,
или, точнее, ее галльской сестры Ардуины, божества Арденн, культ которой
существовал задолго до средних веков. Одним из главных центров таинств
Ардуины был Люневиль, расположенный недалеко от двух местностей, которые нам
уже знакомы: это Стенэ и Орваль, где до 1304 года католическая Церковь
обнародовала приказы, запрещающие культ языческой богини[87].
Особые тотемические и магические силы, признаваемые за медведем в этих
меровингских Арденнах, вполне объясняют то, что имя "Урсус" ("Ursus") -
"медведь" по-латински - было дано "документами Общины" всей королевской
династии. Но самый поразительный факт - это то, что по-галльски слово
"медведь" произносится "арт" ("arth"), откуда и происходит имя "Артур"
("Arthur"). Но так как мы не можем долго следовать по этой дороге и
отклоняться от нашей темы, то ограничимся пока констатацией того, что
знаменитый король Артур был современником Меровингов и также принадлежал к
тому же мистическому циклу о медведе.
Приход сикамбров в Галлию.
В начале V века нашествие гуннов на Европу повлекло за собой широко
развернувшуюся миграцию. Именно в эту эпоху сикамбры перешли Рейн, вошли в
Галлию и обосновались на территории современной Бельгии и на севере Франции
в районе Арденн. Сто лет спустя эта область стала называться королевством
Австразия, в центре которого находилась современная Лотарингия.
Не стоит думать, что сикамбры вошли в Галлию подобно орде варваров. Их
появление не было отмечено никакой суматохой, никакими жестокостями, как это
часто бывало. Напротив, они наилучшим образом слились с местным населением.
В течение веков язычники - но не дикари - поддерживали с римлянами
прекрасные отношения, зная и применяя у себя их нравы, обычаи и принципы
управления, и некоторые из них добивались званий офицеров императорской
армии, а в некоторых случаях становились даже римскими консулами. Поэтому в
данном случае ни о каком нашествии не может быть и речи, здесь имела место
мирная ассимиляция. И когда в конце V века рухнула Римская империя,
совершенно естественно, что сикамбры заняли вакантное место, не прибегая к
насилию, но уважая древние обычаи. Таким образом, общественный строй
государства первых Меровингов мало отличался от Римской империи, и
управление Галлией просто перешло в другие руки.
Меровей и его потомки.
Имя "Меровей" носят две исторические личности, и поэтому трудно
определить точно, который из двух родился от легендарного морского чудовища.
Действительно, известно, что один Меровей, вождь племени сикамбров, жил в
417 году, сражался вместе с римлянами и умер в 438; говорят даже, что он
посетил Рим, где произвел сенсацию, проезжая верхом на коне по
загроможденным улочкам столицы империи с развевающимися на ветру длинными
волосами.
Потом, в 448 году, сын первого Меровея, носящий то же имя, был
провозглашен в Турнэ королем франков и царствовал в течение последующих
десяти лет до самой своей смерти. Первый монарх объединившегося франкского
народа и, в силу своего знаменитого двойного рождения - или в силу некой
действительности, которую он символизировал, - он дал свое имя династии,
которую основал.
При его наследниках франкское королевство продолжает процветать, но не
в примитивном и варварском смысле этого слова, как можно себе вообразить, а
напротив - это была цивилизация, сравнимая в некоторых аспектах с Византией,
и уровень ее развития был гораздо выше, чем во Франции, спустя каких-нибудь
пятьсот лет, во время правления последних монархов Средневековья. Так,
король Хильдерик I не только построил в Париже и Суассоне великолепные
амфитеатры в римском стиле; он был также прекрасным поэтом, гордившимся
своими талантами, и несравненным оратором, особенно когда произносил речи,
обращенные к церковным властям, доказывающие гибкость его мысли, владение
диалектикой и глубокое знание самых различных тем, что ставило его наравне с
его собеседниками.
Конечно, подчиненные меровингским законам франки выказывали иногда
некоторую грубость, но никогда не демонстрировали особого расположения или
вкуса к войне, как викинги, гунны или вестготы. Главной их деятельностью
были сельское хозяйство и торговля в Средиземноморье, но высоким уровнем
отличались и их ремесла, как свидетельствуют различные и многочисленные
экспонаты, выставленные в европейских музеях.
Наконец, меровингские короли обладали сказочными богатствами, особенно
золотом, которое делалось в большом количестве в виде золотых монет на
королевских фабриках, одна из которых была расположена на месте современного
города Сьон в Швейцарии. Многочисленные образцы этих монет существуют и в
наши дни: на них вычеканен равноконечный крест, тот самый, который возьмет
себе во время крестовых походов франкское королевство в Иерусалиме.
Королевская династия.
Как мы видели, окруженные нимбом из тайны, легенд, магии и
сверхъестественного, что сопутствовало им на протяжении всей их жизни,
меровингские короли совершенно не походили на других правителей той эпохи.
Если их жизнь, нравы, экономическая система были в некоторых деталях похожи
на жизнь, нравы и экономику их европейских современников, то их династия и
королевская власть носили очень специфический характер.
Мужские потомки меровингского рода не были "священными" королями, но
начинали считаться таковыми с двенадцатилетнего возраста; этот день рождения
не был отмечен никакой публичной церемонией, ни коронацией, ни помазанием на
царство - просто начиная с этого дня они, как будто подчиняясь некоему
священному праву, брали на себя бремя власти. Но так как король был
верховным правителем королевства, никто не заставлял его - да от него это и
не требовалось - входить в практические детали своего дела; его роль больше
состояла прежде всего в том, чтобы "быть", чем "делать", царствовать не
управляя, короче, воплощать в себе символ, быть ритуальной фигурой и
королем-священником одновременно. Управление и хозяйственная деятельность
предназначались для человека, не принадлежавшего к королевской династии,
своего. рода канцлеру, называемому майордомом - такая структура
меровингского режима несколько напоминает некоторые современные
конституционные монархии.
Подобно Патриархам из Ветхого Завета, даже после того, как они
обратились в христианство, меровингские правители были полигамными и
содержали роскошные гаремы. Даже когда аристократия, уступив нажиму Церкви,
решилась принять строгую моногамию, монархи отказались следовать этому, а
Церковь, что очень любопытно, не протестуя, согласилась закрыть глаза на эту
привилегию, о чем один английский историк, удивляясь, написал следующими
словами:
"Почему полигамия была молчаливо одобрена франками? Быть может, мы
имеем здесь дело с древним обычаем королевской семьи, семьи такого ранга,
что уже никакой, даже самый выгодный династический брак не сможет еще более
облагородить ее кровь, и она не может быть осквернена кровью рабыни...
Родится ли королева в королевской династии или от куртизанки - это не имело
значения... В его собственной крови находилась эта сила рода, и все, кто
принадлежал к нему, разделяли ее...".
Другие, подразумевавшие то же самое, спрашивали себя:
"А может, Меровинги - это германская династия
Heerkonige[88], выходцы из древней королевской династии времен
великого переселения народов?"
Но сколько королевских семей в мире обладало такими привилегиями и
почему Меровинги имели на это больше прав, чем другие? Каким образом их
кровь наделяла их такими исключительными правами? Это были вопросы без
ответов, и мы терялись в догадках...
Пакт Хлодвига.
Самым знаменитым из всех меровингских королей был внук Меровея, Хлодвиг
I, который царствовал с 481 по 511 год. Все французские школьники знают это
имя, ибо благодаря ему Франция приняла христианство, и римско-католическая
Церковь завоевала в Западной Европе главенство, которое продлилось не
меньше, чем тысячу лет.
Итак, в 496 году католическая Церковь оказалась в ненадежном положении,
и ее существованию, хрупкому с самого начала века, угрожала очень серьезная
опасность. Римский епископ провозгласил себя папой между 384 и 399 годами,
но его официальный статус, идентичный статусам других епископов того
времени, совершенно не походил на современное папство. Не будучи духовным
руководителем и верховным властителем христианского мира, он, в конце
концов, представлял собой просто одну из многочисленных и противоречивых
форм христианства, безнадежно борющегося, чтобы выжить, несмотря на
конфликты, расколы и оппозиции теологического порядка. Действительно,
римская Церковь обладала едва ли большей властью, чем Церковь кельтская, с
которой первая пребывала в постоянном разногласии; она была окружена не
большей значительностью, чем какая-нибудь еретическая секта, вроде
арианства, которое, например, отрицало божественность Иисуса, настаивая на
его человеческой природе. Впрочем, заметим, кстати, что в конце V века
епископства в Западной Европе были в различной степени вовлечены в эту форму
арианства.
В той мере, в какой римская Церковь хотела выжить и утвердить свой
авторитет, она нуждалась в могущественной поддержке. И если христианство
хотело развиваться по единственному пути римской доктрины, ему надо было
распространять эту доктрину, внедрять, если это было необходимо, навязывать
ее с помощью светских сил, достаточно надежных и эффективных, чтобы
победить, вытеснить и окончательно задушить все соперничающие с ней
верования. Церковь начала искать эту поддержку, эту силу и нашла ее, вполне
естественно, у Хлодвига.
В 486 году Хлодвиг в большой степени увеличил владения Меровингов и,
благодаря победам над враждебными ему племенами, присоединил к Арденнам
прилегающие к ним многочисленные мелкие государства и княжества. Теперь
такие важные города, как Труа, Реймс и Амьен, входили во франкское
королевство, и Хлодвиг, конечно, не замедлил бы стать одним из самых
могущественных монархов в Западной Европе.
Его обращение и крещение играют, безусловно, в нашем расследовании одну
из главных ролей. Все подробности в свое время были описаны в знаменитом
рассказе "Житие святого Ремигия", но, к несчастью, за исключением некоторых
страниц, рукопись была уничтожена спустя двести пятьдесят лет. С какой целью
и ради какого таинственного замысла? По всей видимости, это было сделано
умышленно, и только несколько фрагментов еще свидетельствуют о том, какой
огромный интерес представляло ее содержание.
Согласно преданиям, внезапное и неожиданное обращение Хлодвига было
делом рук его жены Хродехильды, ревностной католички, которая, как кажется,
не успокоилась до тех пор, пока не увидела, как ее муж принял ее веру,
благодаря помощи ее исповедника Ремигия - упорство, за которое она позже
была канонизирована. Но за этим преданием стоит конкретная историческая
действительность. В самом деле, когда Хлодвиг обратился в римскую веру,
чтобы стать первым королем-католиком франков, то он завоевал гораздо больше,
нежели простое уважение своей супруги, и царство более существенное, чем
небесное.
Известно, что в 496 году между ним и святым Ремигием произошло
несколько тайных встреч, после которых немедленно последовало надлежащим
образом оформленное согласие между франкским королем и римской Церковью. Для
Рима это была беспрецедентная политическая победа, которая обеспечивала
выживание его Церкви и устанавливала ее высшую духовную власть над всей
Западной Европой. Наконец-то она стала равной Константинополю - блестящей и
далекой родине греческого православия; теперь она может дать волю своим
мечтам о владычестве и найти неотвратимое средство положить конец различным
существовавшим тогда формам ереси. Инструментом этой духовной гегемонии,
мечом из плоти и крови католической Церкви, ее светской рукой, ощутимым
проявлением ее власти впредь должен был стать Хлодвиг, благодаря которому
все надежды были, наконец, дозволены.
Что, в свою очередь, выигрывал король франков?
Что касается его, то он получал титул "Нового Константина" ("Novus
Konstantinus"), а также - разрешение править объединенной империей,
"священной римской империей", предназначенной заменить империю Константина,
незадолго до того разрушенную вандалами и вестготами.
Как считают некоторые современные историки, еще задолго до своего
крещения Хлодвиг предусмотрел возможность сделать эту древнюю римскую
империю наследственным владением Меровингов. Как бы то ни было, теперь он
становится чем-то вроде императора Западной Европы, патриархом германских
государств на Западе, царствуя, но не управляя, над всеми народами и
королями.
Этот пакт, подписанный Хлодвигом и римской Церковью, оказался чреват
тяжелыми последствиями для христианского мира VI века и последующих веков.
Действительно, крещение короля франков знаменовало рождение новой римской
империи, христианской империи, основанной на самой церкви и управляемой
королями-Меровингами. Теперь между духовной властью и светским государством
существовала нерасторжимая связь, ибо одно приносило клятву верности
другому, и оба были связаны друг с другом навсегда. Договор был скреплен
церемонией - крещением Хлодвига святым Ремигием, который произнес на латыни
знаменитые слова:
"Mitis depone colla, Sicamber, adora quod incendisti, incendi quod
adorasti"[89].
Вспомним, ибо это часто забывают, что это крещение никоим образом не
было коронацией. В самом деле, Церковь и не должна была объявлять Хлодвига
королем, так как он уже был им, и ей ничего больше не оставалось, как
признать его таковым. Таким образом, она официально связывала себя не с
одним Хлодвигом, а с его последователями, не с отдельной личностью, а с
династией. В этом смысле пакт по всем пунктам походил на связь Бога из
Ветхого Завета с царем Давидом. Конечно, его можно было изменить - как в
случае с Соломоном, - но его нельзя было ни отменить, ни порвать, ни
предать. Этого Меровинги никогда не должны были забывать.
До конца своей жизни Хлодвиг старался свято исполнять надежды и
честолюбивые замыслы, питаемые Римом на его счет. С сознанием и
энергичностью, достойными восхищения, он силой оружия насаждал веру -
предмет его договора; будучи официально одобренным и духовно поддерживаемым
Церковью, он на юге и на востоке расширил границы своего королевства,
которое занимало теперь большую часть Франции и значительную часть Германии.
Самыми коварными из его соперников были исповедующие арианство
вестготы, чья империя простиралась от Северных Пиренеев до Тулузы; Хлодвиг
начал против них ужасные штурмы и окончательно победил их в 507 году в битве
при Вуйе. После этого Тулуза и Аквитания не замедлили пасть перед ним, как,
впрочем, и все остальные вражеские земли, чьи правители еще до прихода
франкских войск сложили оружие. От Тулузы вестготы отступили к Каркассону,
затем, будучи изгнанными из этой цитадели, они основали свою столицу и
последний бастион в Разесе, в графстве Редэ, который сегодня зовется
деревней Ренн-ле-Шато.
Дагоберт II.
После смерти Хлодвига в 511 году созданная им империя была, согласно
меровингскому обычаю, разделена среди четырех его сыновей. И в течение более
ста лет меровингская династия царствовала в многочисленных разрозненных
королевствах. Но так как они большую часть времени вели войны и больше
запутывались в вопросах наследования, то с годами их права стали давать
повод ко все возрастающим беспорядкам. Власть, так хорошо централизованная
Хлодвигом, все больше и больше ослаблялась и медленно приходила в упадок.
Всякого рода смуты, интриги, похищения и убийства и плюс к этому хронический
беспорядок мало-помалу докатились до самых отдаленных уголков франкского
королевства.
Однако в самом центре этого хаоса родилась и быстро росла новая
верховная власть, образец силы и равновесия, которые обеспечивали не
официальные правители, а майордомы, о которых мы говорили выше. В силу
сложившихся обстоятельств, эти последние действительно умножали свою власть
и даже внесли большой вклад в падение монархии.
Лишенные власти, безвольные последние Меровинги стали знаменитыми
"королями-бездельниками" - таким презрительным прозвищем заклеймила этих
слабых и снисходительных монархов История; они были изнеженными, и ими легко
манипулировали алчные и подлые советники, правившие вместо них.
Но давайте не будем относиться к ним слишком сурово. Если на самом деле
анархия в меровингском королевстве толкала к трону юных принцев, которые
самым жалким образом уступали давлению своего окружения, то другие, более
зрелые, представлялись настоящими правителями. Именно таков был случай
Дагоберта II, жизнь которого с самого начала похожа на одну из
многочисленных средневековых легенд или на волшебную сказку. Однако
описанные события действительно имели место.
Дагоберт II родился в 651 году, он был наследником королевства
Австразия, но когда спустя пять лет умер его отец, их майордом Гримоальд
похитил мальчика, чтобы помешать ему взойти на трон. Напрасно повсюду искали
ребенка, и нетрудно было убедить двор в его смерти. Ссылаясь на волю
покойного монарха, Гримоальд тут же предложил выбрать новым королем его
собственного сына. Хитрость удалась, причем не только с вельможами, но и с
матерью Дагоберта, которая отдала всю власть в руки честолюбивого майордома.
Однако настоящий наследник трона не умер. В действительности, Гримоальд
не захотел его убивать, а отдал его епископу города Пуатье, который, в свою
очередь, не желая совершать преступления, отправил его в Ирландию. Так, свое
детство Дагоберт провел в монастыре Слана близ Дублина, где он получил
лучшее образование, чем ему могли дать во Франции. Между прочим, легенда
рассказывает, что в Ирландии он отправился ко двору Верховного Короля Тары и
познакомился с тремя принцами из Нортумбрии[90], воспитанными
также сланскими монахами. В 666 году он женится на кельтской принцессе
Матильде; затем покидает Ирландию, едет в Англию и устраивается в Йорке, в
королевстве Нортумбрия, где подружился с епископом Уилфридом, который стал
его советником.
В то время между кельтской и римской Церковью существовал раскол:
первая отказывалась признавать авторитет второй. Уилфрид, заботившийся о
единстве и пытавшийся привести заблудших овец к материнской груди, уже успел
добиться в этом некоторого успеха на совете в Уитби в 664 году, и, может
быть, в этих условиях его дружба и интерес к юному Дагоберту не имел никакой
задней мысли. В то время союз Меровингов с Римом, установленный полтора века
назад Хлодвигом, несколько ослаб, и Уилфрид, верный сторонник Рима, считал
своим долгом помочь ему укрепить его первенство в Англии и на континенте: в
ближайшем будущем Дагоберт мог вернуться во франкское королевство и
потребовать себе трон Австразии; будучи у себя дома, он также мог
согласиться взять в руки меч, чтобы оказать поддержку Церкви. То есть
епископ был настолько мудр, что уже сейчас хотел обеспечить для себя его
лояльность.
В 670 году принцесса Матильда, жена Дагоберта, умерла, дав жизнь их
третьей дочери, и Уилфрид, не теряя времени, подыскал некоронованному
монарху другую жену. Если в первый раз в женитьбе Дагоберта играли роль
мотивы династического порядка, то во второй раз они были еще сильнее, ибо он
женился на Гизеле из Редэ, дочери Беры II, графа Редэ, и внучке Тулки,
короля вестготов...
По этому поводу напрашивается много размышлений, на первый взгляд,
очевидных и не лишенных интереса. Во-первых, королевская кровь вестготов с
тех пор должна была смешаться с кровью Меровингов; затем, благодаря этой
связи, которая устанавливала границы государства в Арденнах и Пиренеях,
зарождался образ той Франции, которую мы знаем сегодня. Наконец, и что
особенно важно, эта связь помещала вестготов, исповедовавших арианство, в
сферу деятельности римской Церкви.
Итак, в 671 году Дагоберт женился на Гизеле, возвратившись на
континент. Судя по рассказам современников, свадьба состоялась в
Редэ-Ренн-ле-Шато, - в резиденции юной принцессы Разесской, и в церкви
святой Магдалины, на месте которой спустя много веков должна была подняться
церковь Беранже Соньера. У Дагоберта уже было три дочери от первого брака,
но не было наследника, и вот вторая жена родила ему еще двух дочерей, а
затем, в 676 году, сына, Сигиберта IV, - в это время Дагоберт уже снова был
королем.
В течение трех лет после свадьбы Дагоберт, казалось, ждал в
Ренн-ле-Шато своего часа, наблюдая издалека за своими северными владениями
до 674 года, когда представился благоприятный случай. При помощи матери и
советников он отправился в Австразию, потребовал королевский венец и был
официально провозглашен королем. Уилфрид, епископ Йоркский, бесспорно,
сыграл большую роль в этом событии, а также и другой персонаж, которому
История уделила мало внимания - святой Аматус, епископ Сьонский из
Швейцарии[91].
Сев на трон, Дагоберт не стал королем-бездельником, но, напротив,
показал себя достойным наследником Хлодвига. Быстро освоившись, он укрепил
свою власть, положил конец анархии в королевстве и затем положил все силы на
то, чтобы установить в нем порядок. Он правил жестко и подчинил себе
бунтующую знать, достаточно сильную в экономическом и военном плане, чтобы
сопротивляться трону. Наконец, говорят, что он собрал в Ренн-ле-Шато
бесценные сокровища, предназначенные для завоевания Аквитании, которая
ускользнула от опеки Меровингов около сорока лет тому назад и стала
независимым государством.
Но если Уилфрид Йоркский ждал от нового короля Австразии, что тот
станет защитником Церкви, то он был жестоко разочарован в его поведении, ибо
Дагоберт не сделал в этом направлении ничего. Напротив, он, казалось, даже
попытался затормозить все попытки римской экспансии внутри своего
королевства, явно провоцируя ярость церковных властей, не лишенную, впрочем,
основания. На этот счет существует письмо французского прелата, горько
жалующегося Уилфриду на налоги, которые поднял Дагоберт, "презрев Церкви
Божий и их епископов".
Но у короля были и другие причины для того, чтобы поссориться с
римскими властями. В силу своего брака с Гизелой де Редэ, вестготской
принцессой, Дагоберт действительно получил значительные земельные владения
на территории современного Лангедока, и его не могло не затронуть арианское
влияние, существующее в этой стране даже в королевской семье: теоретически
вестготы были верны католической Церкви, но их верноподданические чувства в
действительности были очень гипотетическими и второстепенными по отношению к
глубоким религиозным тенденциям своего рода.
В 679 году, после трех лет царствования, Дагоберт уже успел нажить себе
значительное число врагов, как светских, так и религиозных. Во-первых, это
была знать, попытки которой обрести независимость он энергично обуздал;
во-вторых, Церковь, экспансии которой он явно препятствовал. Что же касается
франкских правителей в соседних государствах, то они одновременно опасались
и завидовали сильному и централизованному режиму, в который кое-кто
предусмотрительно поместил своих агентов. Среди них фигурировал собственной
персоной майордом Пепин д'Эристаль, тайно связанный с врагами короля, и, в
случае необходимости, он был сторонником убийства и предательства. Как и
многие последние меровингские короли, Дагоберт имел две столицы, главнейшая
из которых находилась в Стенэ[92], на границе с Арденнами. А
перед королевским дворцом в Стенэ простирался густой лес, считающийся
священным с незапамятных времен и называющийся Веврским лесом. Двадцать
третьего декабря 679 года Дагоберт отправился туда на охоту. Неизвестно,
было ли это ритуальной церемонией, но в последующих рассказах явно слышится
мощное эхо легенд, которые ходили в то время по Галлии от Рейна до Бретани,
Троянские или аркадийские корни - это все детали, но они вовсе не
противоречат друг другу. Во всяком случае, Гомер считал, что в осаде Трои
принимали участие многие аркадийцы; и древнегреческие историки тоже сообщали
о каком-то племени, пришедшем из Аркадии. Мимоходом отметим, что в этих
местах медведь раньше считался священным животным и был предметом
таинственного культа и ритуальных жертв. Название "Аркадия", впрочем,
происходит от "аркадес", что значит "медвежий народ", и древние аркадийцы
утверждали, что являются потомками Аркаса, божества земли, имя которого
переводится как "медведь". Наконец, из греческой мифологии мы узнаем, что
Аркас был сыном нимфы Каллисто, очень похожей на охотницу Артемиду. Сегодня
Каллисто знакома нам по очертаниям созвездия Большой Медведицы, а Аркас -
Малой Медведицы.
Подобное же положение занимал медведь и у сикамбров-франков, предков
Меровингов. Как и древние аркадийцы, они поклонялись ему в виде Артемиды,
или, точнее, ее галльской сестры Ардуины, божества Арденн, культ которой
существовал задолго до средних веков. Одним из главных центров таинств
Ардуины был Люневиль, расположенный недалеко от двух местностей, которые нам
уже знакомы: это Стенэ и Орваль, где до 1304 года католическая Церковь
обнародовала приказы, запрещающие культ языческой богини[87].
Особые тотемические и магические силы, признаваемые за медведем в этих
меровингских Арденнах, вполне объясняют то, что имя "Урсус" ("Ursus") -
"медведь" по-латински - было дано "документами Общины" всей королевской
династии. Но самый поразительный факт - это то, что по-галльски слово
"медведь" произносится "арт" ("arth"), откуда и происходит имя "Артур"
("Arthur"). Но так как мы не можем долго следовать по этой дороге и
отклоняться от нашей темы, то ограничимся пока констатацией того, что
знаменитый король Артур был современником Меровингов и также принадлежал к
тому же мистическому циклу о медведе.
Приход сикамбров в Галлию.
В начале V века нашествие гуннов на Европу повлекло за собой широко
развернувшуюся миграцию. Именно в эту эпоху сикамбры перешли Рейн, вошли в
Галлию и обосновались на территории современной Бельгии и на севере Франции
в районе Арденн. Сто лет спустя эта область стала называться королевством
Австразия, в центре которого находилась современная Лотарингия.
Не стоит думать, что сикамбры вошли в Галлию подобно орде варваров. Их
появление не было отмечено никакой суматохой, никакими жестокостями, как это
часто бывало. Напротив, они наилучшим образом слились с местным населением.
В течение веков язычники - но не дикари - поддерживали с римлянами
прекрасные отношения, зная и применяя у себя их нравы, обычаи и принципы
управления, и некоторые из них добивались званий офицеров императорской
армии, а в некоторых случаях становились даже римскими консулами. Поэтому в
данном случае ни о каком нашествии не может быть и речи, здесь имела место
мирная ассимиляция. И когда в конце V века рухнула Римская империя,
совершенно естественно, что сикамбры заняли вакантное место, не прибегая к
насилию, но уважая древние обычаи. Таким образом, общественный строй
государства первых Меровингов мало отличался от Римской империи, и
управление Галлией просто перешло в другие руки.
Меровей и его потомки.
Имя "Меровей" носят две исторические личности, и поэтому трудно
определить точно, который из двух родился от легендарного морского чудовища.
Действительно, известно, что один Меровей, вождь племени сикамбров, жил в
417 году, сражался вместе с римлянами и умер в 438; говорят даже, что он
посетил Рим, где произвел сенсацию, проезжая верхом на коне по
загроможденным улочкам столицы империи с развевающимися на ветру длинными
волосами.
Потом, в 448 году, сын первого Меровея, носящий то же имя, был
провозглашен в Турнэ королем франков и царствовал в течение последующих
десяти лет до самой своей смерти. Первый монарх объединившегося франкского
народа и, в силу своего знаменитого двойного рождения - или в силу некой
действительности, которую он символизировал, - он дал свое имя династии,
которую основал.
При его наследниках франкское королевство продолжает процветать, но не
в примитивном и варварском смысле этого слова, как можно себе вообразить, а
напротив - это была цивилизация, сравнимая в некоторых аспектах с Византией,
и уровень ее развития был гораздо выше, чем во Франции, спустя каких-нибудь
пятьсот лет, во время правления последних монархов Средневековья. Так,
король Хильдерик I не только построил в Париже и Суассоне великолепные
амфитеатры в римском стиле; он был также прекрасным поэтом, гордившимся
своими талантами, и несравненным оратором, особенно когда произносил речи,
обращенные к церковным властям, доказывающие гибкость его мысли, владение
диалектикой и глубокое знание самых различных тем, что ставило его наравне с
его собеседниками.
Конечно, подчиненные меровингским законам франки выказывали иногда
некоторую грубость, но никогда не демонстрировали особого расположения или
вкуса к войне, как викинги, гунны или вестготы. Главной их деятельностью
были сельское хозяйство и торговля в Средиземноморье, но высоким уровнем
отличались и их ремесла, как свидетельствуют различные и многочисленные
экспонаты, выставленные в европейских музеях.
Наконец, меровингские короли обладали сказочными богатствами, особенно
золотом, которое делалось в большом количестве в виде золотых монет на
королевских фабриках, одна из которых была расположена на месте современного
города Сьон в Швейцарии. Многочисленные образцы этих монет существуют и в
наши дни: на них вычеканен равноконечный крест, тот самый, который возьмет
себе во время крестовых походов франкское королевство в Иерусалиме.
Королевская династия.
Как мы видели, окруженные нимбом из тайны, легенд, магии и
сверхъестественного, что сопутствовало им на протяжении всей их жизни,
меровингские короли совершенно не походили на других правителей той эпохи.
Если их жизнь, нравы, экономическая система были в некоторых деталях похожи
на жизнь, нравы и экономику их европейских современников, то их династия и
королевская власть носили очень специфический характер.
Мужские потомки меровингского рода не были "священными" королями, но
начинали считаться таковыми с двенадцатилетнего возраста; этот день рождения
не был отмечен никакой публичной церемонией, ни коронацией, ни помазанием на
царство - просто начиная с этого дня они, как будто подчиняясь некоему
священному праву, брали на себя бремя власти. Но так как король был
верховным правителем королевства, никто не заставлял его - да от него это и
не требовалось - входить в практические детали своего дела; его роль больше
состояла прежде всего в том, чтобы "быть", чем "делать", царствовать не
управляя, короче, воплощать в себе символ, быть ритуальной фигурой и
королем-священником одновременно. Управление и хозяйственная деятельность
предназначались для человека, не принадлежавшего к королевской династии,
своего. рода канцлеру, называемому майордомом - такая структура
меровингского режима несколько напоминает некоторые современные
конституционные монархии.
Подобно Патриархам из Ветхого Завета, даже после того, как они
обратились в христианство, меровингские правители были полигамными и
содержали роскошные гаремы. Даже когда аристократия, уступив нажиму Церкви,
решилась принять строгую моногамию, монархи отказались следовать этому, а
Церковь, что очень любопытно, не протестуя, согласилась закрыть глаза на эту
привилегию, о чем один английский историк, удивляясь, написал следующими
словами:
"Почему полигамия была молчаливо одобрена франками? Быть может, мы
имеем здесь дело с древним обычаем королевской семьи, семьи такого ранга,
что уже никакой, даже самый выгодный династический брак не сможет еще более
облагородить ее кровь, и она не может быть осквернена кровью рабыни...
Родится ли королева в королевской династии или от куртизанки - это не имело
значения... В его собственной крови находилась эта сила рода, и все, кто
принадлежал к нему, разделяли ее...".
Другие, подразумевавшие то же самое, спрашивали себя:
"А может, Меровинги - это германская династия
Heerkonige[88], выходцы из древней королевской династии времен
великого переселения народов?"
Но сколько королевских семей в мире обладало такими привилегиями и
почему Меровинги имели на это больше прав, чем другие? Каким образом их
кровь наделяла их такими исключительными правами? Это были вопросы без
ответов, и мы терялись в догадках...
Пакт Хлодвига.
Самым знаменитым из всех меровингских королей был внук Меровея, Хлодвиг
I, который царствовал с 481 по 511 год. Все французские школьники знают это
имя, ибо благодаря ему Франция приняла христианство, и римско-католическая
Церковь завоевала в Западной Европе главенство, которое продлилось не
меньше, чем тысячу лет.
Итак, в 496 году католическая Церковь оказалась в ненадежном положении,
и ее существованию, хрупкому с самого начала века, угрожала очень серьезная
опасность. Римский епископ провозгласил себя папой между 384 и 399 годами,
но его официальный статус, идентичный статусам других епископов того
времени, совершенно не походил на современное папство. Не будучи духовным
руководителем и верховным властителем христианского мира, он, в конце
концов, представлял собой просто одну из многочисленных и противоречивых
форм христианства, безнадежно борющегося, чтобы выжить, несмотря на
конфликты, расколы и оппозиции теологического порядка. Действительно,
римская Церковь обладала едва ли большей властью, чем Церковь кельтская, с
которой первая пребывала в постоянном разногласии; она была окружена не
большей значительностью, чем какая-нибудь еретическая секта, вроде
арианства, которое, например, отрицало божественность Иисуса, настаивая на
его человеческой природе. Впрочем, заметим, кстати, что в конце V века
епископства в Западной Европе были в различной степени вовлечены в эту форму
арианства.
В той мере, в какой римская Церковь хотела выжить и утвердить свой
авторитет, она нуждалась в могущественной поддержке. И если христианство
хотело развиваться по единственному пути римской доктрины, ему надо было
распространять эту доктрину, внедрять, если это было необходимо, навязывать
ее с помощью светских сил, достаточно надежных и эффективных, чтобы
победить, вытеснить и окончательно задушить все соперничающие с ней
верования. Церковь начала искать эту поддержку, эту силу и нашла ее, вполне
естественно, у Хлодвига.
В 486 году Хлодвиг в большой степени увеличил владения Меровингов и,
благодаря победам над враждебными ему племенами, присоединил к Арденнам
прилегающие к ним многочисленные мелкие государства и княжества. Теперь
такие важные города, как Труа, Реймс и Амьен, входили во франкское
королевство, и Хлодвиг, конечно, не замедлил бы стать одним из самых
могущественных монархов в Западной Европе.
Его обращение и крещение играют, безусловно, в нашем расследовании одну
из главных ролей. Все подробности в свое время были описаны в знаменитом
рассказе "Житие святого Ремигия", но, к несчастью, за исключением некоторых
страниц, рукопись была уничтожена спустя двести пятьдесят лет. С какой целью
и ради какого таинственного замысла? По всей видимости, это было сделано
умышленно, и только несколько фрагментов еще свидетельствуют о том, какой
огромный интерес представляло ее содержание.
Согласно преданиям, внезапное и неожиданное обращение Хлодвига было
делом рук его жены Хродехильды, ревностной католички, которая, как кажется,
не успокоилась до тех пор, пока не увидела, как ее муж принял ее веру,
благодаря помощи ее исповедника Ремигия - упорство, за которое она позже
была канонизирована. Но за этим преданием стоит конкретная историческая
действительность. В самом деле, когда Хлодвиг обратился в римскую веру,
чтобы стать первым королем-католиком франков, то он завоевал гораздо больше,
нежели простое уважение своей супруги, и царство более существенное, чем
небесное.
Известно, что в 496 году между ним и святым Ремигием произошло
несколько тайных встреч, после которых немедленно последовало надлежащим
образом оформленное согласие между франкским королем и римской Церковью. Для
Рима это была беспрецедентная политическая победа, которая обеспечивала
выживание его Церкви и устанавливала ее высшую духовную власть над всей
Западной Европой. Наконец-то она стала равной Константинополю - блестящей и
далекой родине греческого православия; теперь она может дать волю своим
мечтам о владычестве и найти неотвратимое средство положить конец различным
существовавшим тогда формам ереси. Инструментом этой духовной гегемонии,
мечом из плоти и крови католической Церкви, ее светской рукой, ощутимым
проявлением ее власти впредь должен был стать Хлодвиг, благодаря которому
все надежды были, наконец, дозволены.
Что, в свою очередь, выигрывал король франков?
Что касается его, то он получал титул "Нового Константина" ("Novus
Konstantinus"), а также - разрешение править объединенной империей,
"священной римской империей", предназначенной заменить империю Константина,
незадолго до того разрушенную вандалами и вестготами.
Как считают некоторые современные историки, еще задолго до своего
крещения Хлодвиг предусмотрел возможность сделать эту древнюю римскую
империю наследственным владением Меровингов. Как бы то ни было, теперь он
становится чем-то вроде императора Западной Европы, патриархом германских
государств на Западе, царствуя, но не управляя, над всеми народами и
королями.
Этот пакт, подписанный Хлодвигом и римской Церковью, оказался чреват
тяжелыми последствиями для христианского мира VI века и последующих веков.
Действительно, крещение короля франков знаменовало рождение новой римской
империи, христианской империи, основанной на самой церкви и управляемой
королями-Меровингами. Теперь между духовной властью и светским государством
существовала нерасторжимая связь, ибо одно приносило клятву верности
другому, и оба были связаны друг с другом навсегда. Договор был скреплен
церемонией - крещением Хлодвига святым Ремигием, который произнес на латыни
знаменитые слова:
"Mitis depone colla, Sicamber, adora quod incendisti, incendi quod
adorasti"[89].
Вспомним, ибо это часто забывают, что это крещение никоим образом не
было коронацией. В самом деле, Церковь и не должна была объявлять Хлодвига
королем, так как он уже был им, и ей ничего больше не оставалось, как
признать его таковым. Таким образом, она официально связывала себя не с
одним Хлодвигом, а с его последователями, не с отдельной личностью, а с
династией. В этом смысле пакт по всем пунктам походил на связь Бога из
Ветхого Завета с царем Давидом. Конечно, его можно было изменить - как в
случае с Соломоном, - но его нельзя было ни отменить, ни порвать, ни
предать. Этого Меровинги никогда не должны были забывать.
До конца своей жизни Хлодвиг старался свято исполнять надежды и
честолюбивые замыслы, питаемые Римом на его счет. С сознанием и
энергичностью, достойными восхищения, он силой оружия насаждал веру -
предмет его договора; будучи официально одобренным и духовно поддерживаемым
Церковью, он на юге и на востоке расширил границы своего королевства,
которое занимало теперь большую часть Франции и значительную часть Германии.
Самыми коварными из его соперников были исповедующие арианство
вестготы, чья империя простиралась от Северных Пиренеев до Тулузы; Хлодвиг
начал против них ужасные штурмы и окончательно победил их в 507 году в битве
при Вуйе. После этого Тулуза и Аквитания не замедлили пасть перед ним, как,
впрочем, и все остальные вражеские земли, чьи правители еще до прихода
франкских войск сложили оружие. От Тулузы вестготы отступили к Каркассону,
затем, будучи изгнанными из этой цитадели, они основали свою столицу и
последний бастион в Разесе, в графстве Редэ, который сегодня зовется
деревней Ренн-ле-Шато.
Дагоберт II.
После смерти Хлодвига в 511 году созданная им империя была, согласно
меровингскому обычаю, разделена среди четырех его сыновей. И в течение более
ста лет меровингская династия царствовала в многочисленных разрозненных
королевствах. Но так как они большую часть времени вели войны и больше
запутывались в вопросах наследования, то с годами их права стали давать
повод ко все возрастающим беспорядкам. Власть, так хорошо централизованная
Хлодвигом, все больше и больше ослаблялась и медленно приходила в упадок.
Всякого рода смуты, интриги, похищения и убийства и плюс к этому хронический
беспорядок мало-помалу докатились до самых отдаленных уголков франкского
королевства.
Однако в самом центре этого хаоса родилась и быстро росла новая
верховная власть, образец силы и равновесия, которые обеспечивали не
официальные правители, а майордомы, о которых мы говорили выше. В силу
сложившихся обстоятельств, эти последние действительно умножали свою власть
и даже внесли большой вклад в падение монархии.
Лишенные власти, безвольные последние Меровинги стали знаменитыми
"королями-бездельниками" - таким презрительным прозвищем заклеймила этих
слабых и снисходительных монархов История; они были изнеженными, и ими легко
манипулировали алчные и подлые советники, правившие вместо них.
Но давайте не будем относиться к ним слишком сурово. Если на самом деле
анархия в меровингском королевстве толкала к трону юных принцев, которые
самым жалким образом уступали давлению своего окружения, то другие, более
зрелые, представлялись настоящими правителями. Именно таков был случай
Дагоберта II, жизнь которого с самого начала похожа на одну из
многочисленных средневековых легенд или на волшебную сказку. Однако
описанные события действительно имели место.
Дагоберт II родился в 651 году, он был наследником королевства
Австразия, но когда спустя пять лет умер его отец, их майордом Гримоальд
похитил мальчика, чтобы помешать ему взойти на трон. Напрасно повсюду искали
ребенка, и нетрудно было убедить двор в его смерти. Ссылаясь на волю
покойного монарха, Гримоальд тут же предложил выбрать новым королем его
собственного сына. Хитрость удалась, причем не только с вельможами, но и с
матерью Дагоберта, которая отдала всю власть в руки честолюбивого майордома.
Однако настоящий наследник трона не умер. В действительности, Гримоальд
не захотел его убивать, а отдал его епископу города Пуатье, который, в свою
очередь, не желая совершать преступления, отправил его в Ирландию. Так, свое
детство Дагоберт провел в монастыре Слана близ Дублина, где он получил
лучшее образование, чем ему могли дать во Франции. Между прочим, легенда
рассказывает, что в Ирландии он отправился ко двору Верховного Короля Тары и
познакомился с тремя принцами из Нортумбрии[90], воспитанными
также сланскими монахами. В 666 году он женится на кельтской принцессе
Матильде; затем покидает Ирландию, едет в Англию и устраивается в Йорке, в
королевстве Нортумбрия, где подружился с епископом Уилфридом, который стал
его советником.
В то время между кельтской и римской Церковью существовал раскол:
первая отказывалась признавать авторитет второй. Уилфрид, заботившийся о
единстве и пытавшийся привести заблудших овец к материнской груди, уже успел
добиться в этом некоторого успеха на совете в Уитби в 664 году, и, может
быть, в этих условиях его дружба и интерес к юному Дагоберту не имел никакой
задней мысли. В то время союз Меровингов с Римом, установленный полтора века
назад Хлодвигом, несколько ослаб, и Уилфрид, верный сторонник Рима, считал
своим долгом помочь ему укрепить его первенство в Англии и на континенте: в
ближайшем будущем Дагоберт мог вернуться во франкское королевство и
потребовать себе трон Австразии; будучи у себя дома, он также мог
согласиться взять в руки меч, чтобы оказать поддержку Церкви. То есть
епископ был настолько мудр, что уже сейчас хотел обеспечить для себя его
лояльность.
В 670 году принцесса Матильда, жена Дагоберта, умерла, дав жизнь их
третьей дочери, и Уилфрид, не теряя времени, подыскал некоронованному
монарху другую жену. Если в первый раз в женитьбе Дагоберта играли роль
мотивы династического порядка, то во второй раз они были еще сильнее, ибо он
женился на Гизеле из Редэ, дочери Беры II, графа Редэ, и внучке Тулки,
короля вестготов...
По этому поводу напрашивается много размышлений, на первый взгляд,
очевидных и не лишенных интереса. Во-первых, королевская кровь вестготов с
тех пор должна была смешаться с кровью Меровингов; затем, благодаря этой
связи, которая устанавливала границы государства в Арденнах и Пиренеях,
зарождался образ той Франции, которую мы знаем сегодня. Наконец, и что
особенно важно, эта связь помещала вестготов, исповедовавших арианство, в
сферу деятельности римской Церкви.
Итак, в 671 году Дагоберт женился на Гизеле, возвратившись на
континент. Судя по рассказам современников, свадьба состоялась в
Редэ-Ренн-ле-Шато, - в резиденции юной принцессы Разесской, и в церкви
святой Магдалины, на месте которой спустя много веков должна была подняться
церковь Беранже Соньера. У Дагоберта уже было три дочери от первого брака,
но не было наследника, и вот вторая жена родила ему еще двух дочерей, а
затем, в 676 году, сына, Сигиберта IV, - в это время Дагоберт уже снова был
королем.
В течение трех лет после свадьбы Дагоберт, казалось, ждал в
Ренн-ле-Шато своего часа, наблюдая издалека за своими северными владениями
до 674 года, когда представился благоприятный случай. При помощи матери и
советников он отправился в Австразию, потребовал королевский венец и был
официально провозглашен королем. Уилфрид, епископ Йоркский, бесспорно,
сыграл большую роль в этом событии, а также и другой персонаж, которому
История уделила мало внимания - святой Аматус, епископ Сьонский из
Швейцарии[91].
Сев на трон, Дагоберт не стал королем-бездельником, но, напротив,
показал себя достойным наследником Хлодвига. Быстро освоившись, он укрепил
свою власть, положил конец анархии в королевстве и затем положил все силы на
то, чтобы установить в нем порядок. Он правил жестко и подчинил себе
бунтующую знать, достаточно сильную в экономическом и военном плане, чтобы
сопротивляться трону. Наконец, говорят, что он собрал в Ренн-ле-Шато
бесценные сокровища, предназначенные для завоевания Аквитании, которая
ускользнула от опеки Меровингов около сорока лет тому назад и стала
независимым государством.
Но если Уилфрид Йоркский ждал от нового короля Австразии, что тот
станет защитником Церкви, то он был жестоко разочарован в его поведении, ибо
Дагоберт не сделал в этом направлении ничего. Напротив, он, казалось, даже
попытался затормозить все попытки римской экспансии внутри своего
королевства, явно провоцируя ярость церковных властей, не лишенную, впрочем,
основания. На этот счет существует письмо французского прелата, горько
жалующегося Уилфриду на налоги, которые поднял Дагоберт, "презрев Церкви
Божий и их епископов".
Но у короля были и другие причины для того, чтобы поссориться с
римскими властями. В силу своего брака с Гизелой де Редэ, вестготской
принцессой, Дагоберт действительно получил значительные земельные владения
на территории современного Лангедока, и его не могло не затронуть арианское
влияние, существующее в этой стране даже в королевской семье: теоретически
вестготы были верны католической Церкви, но их верноподданические чувства в
действительности были очень гипотетическими и второстепенными по отношению к
глубоким религиозным тенденциям своего рода.
В 679 году, после трех лет царствования, Дагоберт уже успел нажить себе
значительное число врагов, как светских, так и религиозных. Во-первых, это
была знать, попытки которой обрести независимость он энергично обуздал;
во-вторых, Церковь, экспансии которой он явно препятствовал. Что же касается
франкских правителей в соседних государствах, то они одновременно опасались
и завидовали сильному и централизованному режиму, в который кое-кто
предусмотрительно поместил своих агентов. Среди них фигурировал собственной
персоной майордом Пепин д'Эристаль, тайно связанный с врагами короля, и, в
случае необходимости, он был сторонником убийства и предательства. Как и
многие последние меровингские короли, Дагоберт имел две столицы, главнейшая
из которых находилась в Стенэ[92], на границе с Арденнами. А
перед королевским дворцом в Стенэ простирался густой лес, считающийся
священным с незапамятных времен и называющийся Веврским лесом. Двадцать
третьего декабря 679 года Дагоберт отправился туда на охоту. Неизвестно,
было ли это ритуальной церемонией, но в последующих рассказах явно слышится
мощное эхо легенд, которые ходили в то время по Галлии от Рейна до Бретани,