Страница:
Зато один экземпляр "Иудейской войны" Иосифа Флавия, очень отличающийся
от других, был найден в России. Записанный на старославянском языке, текст
датируется примерно 1261 годом, и автор перевода не кажется ортодоксальным
иудеем, ибо он придерживается очень многочисленных "дохристианских" ссылок.
В этой версии Иосифа Иисус описан как человек, политический революционер и
особенно как "царь, который никогда не царствовал", имеющий "по образу
назореев" черту посередине головы, уточняет текст.
Очень многие и долго опровергали подлинность этого "славянского
Иосифа". Но мы с нашей стороны склонны скорее считать его настоящим и видеть
в нем перевод одного или многих экземпляров произведения историка,
избежавших уничтожения, приказанного Диоклетианом, а затем от ярости
редакторов Константина. В самом деле, к этому выводу нас привели многие
соображения. Какой интерес и кому изобретать "славянского Иосифа"? Его образ
Иисуса-царя был бы с трудом принят еврейской публикой XIII века; а образ
Иисуса-человека до мозга костей не был бы принят христианами того времени. И
наконец, почему у Оригена, толкователя и теолога начала III века, существует
явный намек на версию произведения Иосифа, где автор отбирает у Иисуса роль
мессии? Мы считаем, что, вероятно, именно здесь надо искать настоящие корни
славянского текста Иосифа Флавия.
Гностические сочинения.
Второе восстание против власти Рима, как мы уже знаем, произошло через
60 лет после первого, между 132 и 135 годами. По окончании его все евреи
были изгнаны из Иерусалима, который стал римским городом. Но уже давно
История не интересовалась более Святой Землей, и мы ничего не знаем о
событиях, которые происходили там в течение последующих двух веков; без
сомнения, они не слишком отличались, от "мрачного Средневековья", в которое
была погружена вся Европа.
Если большое число верующих евреев и христиан, тем не менее, осталось в
Палестине, вне Иерусалима, то большая часть их пересекла границы Святой
Земли, унося с собой и рассеивая в своем окружении великие принципы своих
доктрин. Еврейское население, рассеявшееся по всему миру, переживало вторую
диаспору в своей истории, ибо уже за семь веков до описываемых событий они
бежали из Иерусалима, попавшего в руки вавилонян. Что касается христианства,
то оно тоже вышло на широкие дороги, которые должны были привести его в
Малую Азию, в Грецию, в Рим, в Галлию, Англию и Северную Африку. К
сожалению, в каком бы уголке цивилизованного мира ни появлялась община, там
тут же пускала корни своя версия событий, происшедших около 33 года;
бесчисленные, обязательно отличающиеся друг от друга, эти рассказы,
официально объявленные ересями, могли только множиться и развиваться повсюду
в очень анархической манере, несмотря на совместные усилия Климента
Александрийского, Иренея и им подобных.
Некоторые из этих "ересей", согласно общепринятому выражению, исходящие
от очевидцев, заботливо поддерживались набожными и обращенными в ту или иную
форму христианства евреями, другие основывались на легендах и слухах или же
еще на различных верованиях того времени: египетских, греческих или
относящихся к культу Митры. Но в любом случае все они представляли серьезную
опасность для "адептов миссии" и для еще очень неустойчивой ортодоксии.
О них, однако, мало что известно, кроме более или менее ошибочных
сведений, которые распространялись их врагами. Как сообщают последние, эти
ереси тогда делились на два основных течения: тех, кто считал Иисуса Богом,
без каких-либо человеческих качеств или почти без таковых, и тех, для кого
он был всего лишь смертным пророком, немного похожим на такого, каким был
Будда, или каким будет через полтысячелетия Магомет.
Среди самых первых ересиархов[126] фигурирует Валентин,
уроженец Александрии, который провел большую часть своей жизни (136 - 165) в
Риме и считал Птолемея одним из своих сторонников. Претендуя на то, что он
располагал кое-какими "секретными сведениями" об Иисусе, он отказывался
подчиняться римской власти и иерархии, предпочитая им непосредственную связь
с Богом, источник личного знания, доктрину, противоречащую уже действующей
догме, и которая будет объектом самых яростных обвинений Иренея Лионского.
Назовем также Марциона, автора не менее серьезной ереси. Богатый
судовладелец, ставший епископом, он прибыл в Рим около 140 года, но его
учение навлекло на него отлучение от Церкви, последовавшее четыре года
спустя. Действительно, он осмелился установить радикальное отличие "закона"
от "любви", соответственно относящихся к Ветхому и Новому Заветам; мысли,
которые частично обнаружатся спустя более, чем тысячелетие, в таком
произведении, как "Перлесваус". Марцион также был первым писателем, который
составил канонический список книг Библии, откуда он полностью исключил
Ветхий Завет, считая его не соответствующим его идеалу. Впрочем, в ответ на
это Иреней немедленно предложил другой, основу той Библии, которую мы читаем
сегодня.
Третьим великим ересиархом той эпохи был Василид, философ
Александрийской школы, который выражал свои убеждения между 120 и 130
годами. Зная древние Писания и христианские Евангелия так же хорошо, как и
египетскую и эллинистическую мысль, он составил не менее двадцати четырех
комментариев Евангелий, и, согласно Иренею, утверждал самую отвратительную
из всех ересей, а именно: что распятие было обманом, Иисус не умер на
кресте, ибо его место там занял Симон из Сирены.
Ясно, что подобные заявления могли удивлять людей, и однако они
оказались весьма стойкими, так как в VII веке Коран выдвинул такие же
доводы, и в нем тоже Симон из Сирены был тем святым человеком, которого
распяли вместо Иисуса. А ведь это та самая точка зрения, которую мы узнали,
напомним, из таинственного письма англиканского священника, того, который
заявлял, что имеет "формальное доказательство" этой подмены.
И именно в Египте, а особенно в Александрии, втором городе римской
империи, месте встречи всех цивилизаций, горниле бесконечного разнообразия
верований и учений, куда пришли верующие иудеи и христиане после двух
восстаний в Иудее, появились на свет эти первые ереси. Также именно в
Египте, следуя логике, мы должны были найти окончательное доказательство
нашей гипотезы, в тех "Гностических Евангелиях" известных под названием
"Рукописи Наг Хаммади".
В декабре 1945 года один египетский крестьянин, копая землю неподалеку
от деревни Наг Хаммади, что в Верхнем Египте, наткнулся на кувшин из красной
глины, в котором лежали тринадцать пергаментных свитков, завернутые в кожу.
Не подозревая о важности своего открытия, он сам и его семья использовали
большую часть документов на домашние нужды, и это продолжалось до тех пор,
пока, благодаря счастливому случаю, об их существовании не прослышали
эксперты. Один из найденных текстов был продан за пределами Египта,
противозаконно в чисто меркантильных целях; часть из них была приобретена
фирмой "С. Дж. Юнд Фундейшн", и среди них находилось знаменитое Евангелие от
Фомы.
В 1952 году египетское правительство национализировало остаток
коллекции Наг Хаммади, и, девять лет спустя, в 1961, под эгидой ассамблеи
международных экспертов были осуществлены перепись и перевод всех рукописей.
В 1972 году было закончено первое фотографическое издание первого тома, а в
1977, наконец, появился первый английский перевод всей коллекции документов.
Состоит она из небольшого количества библейских текстов; каждый
"кодекс" заключает в себе множество трактатов ярко выраженного гностического
характера, датирующихся, кажется, концом IV или началом V века. Это копии,
оригиналы которых восходят к очень древней эпохе, ибо некоторые из них,
Евангелие от Фомы, Евангелие Истины и Евангелие Египтян, упоминались еще
первыми отцами Церкви - Климентом Александрийским, Иренеем Лионским и
Оригеном. Может быть даже, как считает кое-кто, большая их часть была
составлена до 150 года, по крайней мере, один из текстов кажется более
древним чем Четвероевангелие Нового Завета.
Рукописи Наг Хаммади составляют очень представительный ансамбль из всей
первой христианской литературы, и в этом смысле они находятся в более
выгодном положении, чем Евангелия. Написанные для египетской публики, они не
были объектом переделок и не подвергались никаким изменениям. Прежде всего,
они основываются на свидетельствах из первых рук, на рассказах, собранных
евреями, бежавшими из Святой Земли и, вследствие этого, могущими иметь
счастье знать Иисуса лично. Гарантирующие таким образом верность изложения
конкретных исторических фактов, которую, со своей стороны, не могли
предложить Евангелия, они, на наш взгляд, придают подлинность самым
серьезным событиям.
Следовательно, нет ничего удивительного в том, что эти рукописи, не
подходящие "под догмы новой религии, определенные Римом, подняли яростную
вражду в рядах "адептов миссии". Одна из них, например, не помеченная
никакой датой, "Парафраз Сета", констатирует те самые доводы, которые
использовал еретик, Василид, заявлявший, что Иисус избежал смерти на кресте,
благодаря ловкой подмене.
"Я умер только с виду, - говорит в этом тексте здравствующий Иисус, -
это другой был на моем месте и выпил желчь и уксус. Они побили меня
тростником, но крест на своих плечах нес другой, Симон. На другого надели
терновый венец... А я лишь улыбался их неведению".
В текстах Наг Хаммади в ярком свете предстают и другие уточняющие
детали, не существующие в официальных Евангелиях; таковы некоторые признаки
разногласия между Петром и Магдалеянкой, будущее проявление раскола между
"адептами миссии" и защитниками потомства Иисуса: "Сестра моя, -
действительно читаем мы в Евангелии от Марии, - мы знаем, что Спаситель
любил тебя больше, чем других женщин. Передай нам его слова, которые ты
помнишь, которые ты слышала и которых мы не знаем". Но дальше ученик
вопрошает, не скрывая на этот раз своего возмущения: "Должны ли мы все
слушать ее? Действительно ли он предпочитал ее нам? Может ли быть, чтобы в
наше отсутствие он говорил с женщиной, вместо того, чтобы открыто поговорить
с нами?" - Я верю этому, - отвечает тогда Петру другой ученик, - ибо
Спаситель знал ее лучше, чем кого-либо, и поэтому он любил ее больше, чем
нас".
Впрочем, многочисленные отрывки Евангелия от Филиппа, кажется,
проясняют нам причину этого несогласия между Петром и Марией из Магдалы,
которое удивительно похоже на ревность. Во-первых, намек на свадебную
комнату, в котором любой не преминет увидеть символический образ; но еще
лучше эти определенно ясные строки: "Их было трое, идущих всегда вместе с
Иисусом; его мать Мария, его сестра и Магдалеянка, та, которую называли его
подругой". Подруга? Или же это слово надо перевести как "супруга"? В самом
деле, Филипп не оставляет на этот счет никаких сомнений, когда он
недвусмысленно передает поведение Иисуса по отношению к ней:
"Подругой Спасителя была Мария из Магдалы. Христос любил ее больше, чем
всех своих учеников, и часто целовал ее в губы. Другие ученики, - уточняет
он, - обижались на это, не пытаясь даже скрыть свое неодобрение, и
спрашивали Иисуса: Почему ты любишь ее больше, чем любого из нас? А
Спаситель отвечал в свою очеоедь: Почему бы мне не любить ее больше, чем
вас?"
Не лишены интереса и различные комментарии по этому поводу в Евангелии
от Филиппа: "Нельзя отрицать плоть и любовь. Если вы боитесь их, вы станете
их рабом, но если вы ими злоупотребляете, они поглотят вас и парализуют
целиком" И еще: "Велико таинство брака, ибо без него мир не существовал бы.
Существование мира зависит от человека, а существование человека - от
брака". Наконец, далее: - "Есть Сын человека и есть сын Сына человека.
Господь есть Сын человеческий, а сын Сына человеческого есть тот, кто создан
через Сына человеческого".
14. Династия Грааль.
Так, благодаря рукописям Наг Хаммади, возможность существования прямого
потомства от Иисуса становилась правдоподобной. Действительно, с какой стати
сомневаться в свидетельстве, "гностическом", конечно, но не менее
достоверном и не менее достойном веры в него, чем тексты Нового Завета? По
какой причине нужно отбросить сразу такую версию, даже спорную, как подмена
на кресте, несогласие между Петром и Магдалеянкой, свадьба Иисуса и рождение
"сына Сына человеческого"? Тем не менее, пусть все нас хорошо поймут. Еще
раз повторим, что наш рассказ прежде всего основывается на историческом, а
вовсе не на богословском уровне. Ибо История во времена Иисуса была такой же
сложной, каковой она является и сегодня, и подвергается самым различным
толкованиям.
Как мы предположили ранее, конфликт между Петром и Марией из Магдалы,
упомянутый в рукописях Наг Хаммади, вполне вероятно, был отражением того,
который противопоставил тогда "адептов миссии" потомству Иисуса. Первые, а
не вторые должны были выйти из него победителями, и ход западной цивилизации
оказался из-за этого измененным. Действительно, "слово" будет блистать и
поставит отметку маслом на той части человечества, где, мало-помалу,
монополия на чтение и обучение письму будет принадлежать им, не оставляя
никаких следов семьи Иисуса и впоследствии - никакой возможности установить
хотя бы малейшую связь между ней и меровингской династией.
Победа не была легкой для защитников миссии Иисуса, потому что ереси
продолжали быстро распространяться и после II века, несмотря на все усилия,
принимаемые Иренеем в богословской области и Константином в области
политической, чтобы упрочить юную ортодоксию.
Если все эти ереси немного отличались друг от друга в плане богословия,
то у них было много общих главных факторов: гностические или отмеченные
гностицизмом, они отрицали иерархизированную структуру Рима и проповедовали
личный опыт вместо слепой веры. Дуалистические, они рассматривали добро и
зло скорее как элементы бесконечного космического целого, а не под углом
чисто земных этических понятий. Наконец, Иисус для них был смертным,
родившимся по-человечески от человеческих родителей; быть может, он был
пророком, вдохновленным свыше, но не имеющим ничего божественного, который
умер на кресте или избежал этой смерти. Ставя акцент на человеческой
сущности Иисуса, они ссылались прежде всего на авторитет святого Павла,
писавшего в послании к римлянам: "Иисус Христос, Господь наш, родился от
семени Давидова по плоти".
Но самой серьезной ересью той эпохи, вероятно, было манихейство, смесь
гностического христианства и элементов, заимствованных из культа зороастра и
Митры. Она была делом рук Мани (или, по-гречески, Манеса), родившегося в
Багдаде в 214 году и введенного в очень молодом возрасте в секту персидских
мистиков в белых одеждах, практикующих аскетизм, целибат и крещение. Свою
собственную доктрину Мани начал проповедовать в 240 году и, по примеру
Иисуса, быстро стал знаменитым, благодаря своему искусству целителя и
заклинателя злых духов. Говорили, что он родился от девственницы -
необходимое тогда условие для получения признания божественности, - впрочем,
его называли "новым Иисусом" или же еще Спасителем, Апостолом, Озарителем,
Хозяином смерти, Лоцманом и Рулевым - два последних термина, как мы уже
видели, означают также Навигатора, то есть великого магистра Сионской
Общины...
По мнению многочисленных арабских историков, он написал некоторое
количество работ, предназначенных прежде всего для того, чтобы раскрыть все
то, на что Иисус лишь двусмысленно намекнул. Предшественниками последнего
были Заратустра и Будда; все они получили одинаковое образование, идущее из
одного источника и имеющее основой гностический дуализм, связанный с
великими законами всемирной космологии. Фундамент его доктрины стоял также
на существовании двух противоположных Принципов добра и зла, света и тьмы -
вечный конфликт, смыслом которого, очевидно, являлась человеческая душа.
Как позже катары, Мани верил в перевоплощение и в класс посвященных,
избранных ввиду их привилегированного положения. Для него Иисус был "сыном
Вдовы" (термин, как мы помним, используемый франкмасонами), существом по
сути своей смертным, божественный облик которого был лишь символическим, и
который не умер на кресте, потому что его заменил другой.
Посаженный в тюрьму по королевскому приказу в 276 году, Мани окончил
свою жизнь трагически. Забитый до смерти, с содранной кожей и отрубленной
головой, с искалеченным телом (вероятно, чтобы помешать возможному
воскресению), он был представлен публике. Тем не менее, влияние Мани
пережило это мученичество, и его доктрина, "манихейство", как бы получила
второе дыхание; оно распространилось по всему христианизированному миру с
невообразимой быстротой, и напрасно его пытались уничтожить: оно
противостояло всем атакам, а его влияние прошло в мыслях святого Августина
довольно далеко в Средние Века. Центры манихеев, особенно хорошо
укоренившихся в Испании и на юге Франции, установили в эпоху крестовых
походов тесные связи с итальянскими и болгарскими манихеями, и сегодня
известно, что катары произошли далеко не от болгарских богомилов, как долго
считалось, а имели своими предками первых французских манихеев. Таким
образом, война с альбигойцами была войной с манихейством, и, несмотря на
усилия Рима, слово выжило и через века дошло до нас.
Такой же была и судьба арианства, которое серьезно угрожало
христианской ортодоксии в течение всего ее первого тысячелетия. Появившийся
на свет в Александрии около 256 года и умерший в 335, Арий отрицал
божественную природу Иисуса, признавая его единственно обыкновенным
пророком; Бог, на самом деле, существо уникальное, верховное и всемогущее,
не могло ни войти в плоть, ни страдать и еще менее того подвергнуться смерти
и унижениям - теория, впрочем, имеющая кое-что общее с теориями некоторых
иудаистских сект, например, эбионитов, многочисленных в Александрии и
способных сильно повлиять на ее действие. Добавим, что этот образ Бога,
который не скомпрометировал себя с земным миром, имел тогда большой успех на
всем Западе, потому, вероятно, что он казался более соответствующим
идеальному представлению о высшей божественности.
Собор в Никее осудил арианство в 325 году, и, однако, Константин,
особенно на склоне своих дней, не скрывал своих симпатий к этой еретической
доктрине. Так же было и с его сыном Констанцием, инициатором многочисленных
соборов, результатом которых было изгнание для многих вождей православной
Церкви. В 360 году арианство было близко к тому, чтобы окончательно сместить
римское христианство, прежде чем быть снова осужденным официально в 381
году. Однако, влияние его не прекращало распространяться, и когда в V веке
Меровинги пришли к власти, епископства христианского мира были либо
вакантными, либо арианскими.
Готы, язычники, обращенные в арианство в IV веке, считали себя его
самыми ярыми сторонниками; свевы, аланы, лангобарды, вандалы, бургунды и
остготы тоже были арианами, как, впрочем, и вестготы, которые в 480 году
разграбили Рим и разрушили все христианские храмы. Если накануне пришествия
Хлодвига первые Меровинги были готовы принять какую-нибудь религию, то это,
конечно, было христианство Ария, которое исповедовали их ближайшие соседи -
вестготы и бургунды.
Впоследствии христианство стало полновластным хозяином в Испании, в
Пиренеях и на юге Галлии, где нашла себе убежище семья Иисуса.
Следовательно, вполне уместно думать, что благодаря законам вестготов-ариан,
ей нечего было бояться никаких преследований, и что она, наоборот, смогла бы
породниться с местной знатью, прежде чем слиться с франками, чтобы породить
Меровингов. Этому, впрочем, существует доказательство - некоторые семитские
имена в вестготской королевской семье, например. Бера, отец второй жены
Дагоберта II, имя, которое много раз возвращается в вестготско-меровингскую
генеалогию, пошедшую от Дагоберта II и Сигиберта IV. Со своей стороны,
Церковь также считала, что сын Дагоберта был обращен в арианство, - гипотеза
вполне правдоподобная, ибо, несмотря на пакт, подписанный Римом и Хлодвигом,
все Меровинги благосклонно относились к этой религии, а Хильдерик, между
прочим, никогда не пытался скрыть своего к ней отношения.
Если арианство не было враждебно иудаизму, то оно не было враждебно и
исламу, который в VII веке пронесся словно метеор по небу религий. Как для
первого, так и для второго, Иисус, упоминаемый в Коране более тридцати раз,
был ни кем иным, как пророком, таким же, как Магомет, глашатай и посланник
высшего Бога, но совершенно человеческое существо. Наконец, как Василид и
Мани, Коран открыто заявляет, что Иисус не умер на кресте: "... Они не убили
его и не распяли, но на их глазах его заменили двойником". И некоторые
мусульманские комментаторы исламского текста добавляют, что Симон из Сирены
занял его место на кресте; другие упоминают событие, пережитое Иисусом,
который присутствовал в качестве зрителя при распятии другого, спрятавшись
за выступом стены, - версия, совпадающая с той, что изложена в рукописях Наг
Хаммади.
Иудаизм и Меровинги.
Не нужно уточнять, с какой силой и с каким убеждением, будь то ценой
кровавых расправ, все вышеназванные ереси утверждали человеческую и смертную
природу личности Иисуса. Но ни те, ни другие никогда не были в состоянии
формально доказать свои утверждения. Кроме намеков, встречающихся в
рукописях Наг Хаммади, ничто в действительности не могло в бесспорной манере
показать возможность наличия прямого потомства Иисуса. Конечно, можно было
бы, и не без причины, предположить также, что некоторые очень древние
документы, архивы или генеалогии систематически уничтожались в ходе
многочисленных расправ, учиняемых над теми, кто пренебрегал авторитетом
Рима; даже насилие и ярость Церкви по отношению к ним, не подчеркивали ли
они ее страх через посредство подобных "отклонений" увидеть, что на свет
выходят некие неудобные для нее истины, прежде чем убедить и воссиять?..
Что касается нас, то у нас было все также не больше средств найти
доказательство существования прямой связи Иисуса в I веке и Меровингами в IV
веке - время, когда они появились в Истории. Следовательно, нам надо было
снова искать в самом зачатке этой династии.
Но и тут, на первый взгляд, жатва не обещала быть обильной. Конечно,
имело место рождение легендарного Меровея, двойное происхождение которого,
безусловно, символизировало союз двух династий; но это "заморское чудовище",
эта рыба, была ли она заключительным доказательством? Имеется еще пакт,
подписанный Хлодвигом и римской Церковью, но где именно можно было найти
конкретные следы? Что же касается предполагаемой священной и божественной
крови Меровингов, можно ли действительно отождествлять ее с кровью Иисуса?
Какая особенная, признанная связь существовала между этими двумя
потомствами? Было ли известно только то, что иудеи тем или иным способом
повлияли или отметили ход истории Меровингов, и не в этом ли направлении мы
должны были в первую очередь вести наши поиски?
Конечно, меровингские короли не были антисемитами. Они принимали под
покровительство евреев, несмотря на протесты Рима, и, не колеблясь,
роднились с ними. Более того, их сотрудничество с ними, их благожелательное
к ним отношение не нужно доказывать, ибо евреи обладали большими земельными
владениями, особенно на юге Галлии, где они держали рабов и слуг-христиан, и
занимали высокое положение в королевском окружении, что прекрасно доказывает
широту их внедрения. Это согласие - и это важно отметить - было, впрочем,
единственным примером во всей Западной Европе до лютеранской реформы, но,
как мы увидим далее, евреи и Меровинги имели определенное количество других
общих особенностей, достаточных самих по себе, чтобы объяснить их связи.
Мы помним, что Меровинги не имели права стричь волосы из-за
чудодейственной силы, которая им приписывалась. То же самое было и с
назореями из Ветхого Завета. Самсон был назореем, и Иисус, возможно, тоже,
как и его брат Иаков.
В королевской семье Меровингов и среди ее родни также встречается
определенное число чисто еврейских имен. В 577 году брат короля Хлотаря II
был назван Самсоном; Мирон "Левит" - граф Безалу и епископ Жеронский; одного
графа Руссильонского звали Соломоном, а еще один Соломон становится королем
Бретани. Что же касается имени меровингского аббата Элизахара, то не
является ли оно искаженным именем "Елеазар", или "Лазарь"? Даже имя
"Меровей" имеет ближневосточное происхождение[127].
Впрочем, благодаря многочисленным бракам Меровингов с вестготами,
еврейские имена все больше распространяются, так что можно задать вопрос: не
были ли вестготы евреями? Кроме того, замечено, что историки той эпохи равно
используют названия "гот" и "еврей", особенно на юге Франции и на испанской
границе, где располагались главные еврейские общины; этот регион, официально
называемый Септиманией, часто, кроме того, назывался Готией, и эта путаница,
поддерживаемая сознательно, для многих делала невозможным отличие между
от других, был найден в России. Записанный на старославянском языке, текст
датируется примерно 1261 годом, и автор перевода не кажется ортодоксальным
иудеем, ибо он придерживается очень многочисленных "дохристианских" ссылок.
В этой версии Иосифа Иисус описан как человек, политический революционер и
особенно как "царь, который никогда не царствовал", имеющий "по образу
назореев" черту посередине головы, уточняет текст.
Очень многие и долго опровергали подлинность этого "славянского
Иосифа". Но мы с нашей стороны склонны скорее считать его настоящим и видеть
в нем перевод одного или многих экземпляров произведения историка,
избежавших уничтожения, приказанного Диоклетианом, а затем от ярости
редакторов Константина. В самом деле, к этому выводу нас привели многие
соображения. Какой интерес и кому изобретать "славянского Иосифа"? Его образ
Иисуса-царя был бы с трудом принят еврейской публикой XIII века; а образ
Иисуса-человека до мозга костей не был бы принят христианами того времени. И
наконец, почему у Оригена, толкователя и теолога начала III века, существует
явный намек на версию произведения Иосифа, где автор отбирает у Иисуса роль
мессии? Мы считаем, что, вероятно, именно здесь надо искать настоящие корни
славянского текста Иосифа Флавия.
Гностические сочинения.
Второе восстание против власти Рима, как мы уже знаем, произошло через
60 лет после первого, между 132 и 135 годами. По окончании его все евреи
были изгнаны из Иерусалима, который стал римским городом. Но уже давно
История не интересовалась более Святой Землей, и мы ничего не знаем о
событиях, которые происходили там в течение последующих двух веков; без
сомнения, они не слишком отличались, от "мрачного Средневековья", в которое
была погружена вся Европа.
Если большое число верующих евреев и христиан, тем не менее, осталось в
Палестине, вне Иерусалима, то большая часть их пересекла границы Святой
Земли, унося с собой и рассеивая в своем окружении великие принципы своих
доктрин. Еврейское население, рассеявшееся по всему миру, переживало вторую
диаспору в своей истории, ибо уже за семь веков до описываемых событий они
бежали из Иерусалима, попавшего в руки вавилонян. Что касается христианства,
то оно тоже вышло на широкие дороги, которые должны были привести его в
Малую Азию, в Грецию, в Рим, в Галлию, Англию и Северную Африку. К
сожалению, в каком бы уголке цивилизованного мира ни появлялась община, там
тут же пускала корни своя версия событий, происшедших около 33 года;
бесчисленные, обязательно отличающиеся друг от друга, эти рассказы,
официально объявленные ересями, могли только множиться и развиваться повсюду
в очень анархической манере, несмотря на совместные усилия Климента
Александрийского, Иренея и им подобных.
Некоторые из этих "ересей", согласно общепринятому выражению, исходящие
от очевидцев, заботливо поддерживались набожными и обращенными в ту или иную
форму христианства евреями, другие основывались на легендах и слухах или же
еще на различных верованиях того времени: египетских, греческих или
относящихся к культу Митры. Но в любом случае все они представляли серьезную
опасность для "адептов миссии" и для еще очень неустойчивой ортодоксии.
О них, однако, мало что известно, кроме более или менее ошибочных
сведений, которые распространялись их врагами. Как сообщают последние, эти
ереси тогда делились на два основных течения: тех, кто считал Иисуса Богом,
без каких-либо человеческих качеств или почти без таковых, и тех, для кого
он был всего лишь смертным пророком, немного похожим на такого, каким был
Будда, или каким будет через полтысячелетия Магомет.
Среди самых первых ересиархов[126] фигурирует Валентин,
уроженец Александрии, который провел большую часть своей жизни (136 - 165) в
Риме и считал Птолемея одним из своих сторонников. Претендуя на то, что он
располагал кое-какими "секретными сведениями" об Иисусе, он отказывался
подчиняться римской власти и иерархии, предпочитая им непосредственную связь
с Богом, источник личного знания, доктрину, противоречащую уже действующей
догме, и которая будет объектом самых яростных обвинений Иренея Лионского.
Назовем также Марциона, автора не менее серьезной ереси. Богатый
судовладелец, ставший епископом, он прибыл в Рим около 140 года, но его
учение навлекло на него отлучение от Церкви, последовавшее четыре года
спустя. Действительно, он осмелился установить радикальное отличие "закона"
от "любви", соответственно относящихся к Ветхому и Новому Заветам; мысли,
которые частично обнаружатся спустя более, чем тысячелетие, в таком
произведении, как "Перлесваус". Марцион также был первым писателем, который
составил канонический список книг Библии, откуда он полностью исключил
Ветхий Завет, считая его не соответствующим его идеалу. Впрочем, в ответ на
это Иреней немедленно предложил другой, основу той Библии, которую мы читаем
сегодня.
Третьим великим ересиархом той эпохи был Василид, философ
Александрийской школы, который выражал свои убеждения между 120 и 130
годами. Зная древние Писания и христианские Евангелия так же хорошо, как и
египетскую и эллинистическую мысль, он составил не менее двадцати четырех
комментариев Евангелий, и, согласно Иренею, утверждал самую отвратительную
из всех ересей, а именно: что распятие было обманом, Иисус не умер на
кресте, ибо его место там занял Симон из Сирены.
Ясно, что подобные заявления могли удивлять людей, и однако они
оказались весьма стойкими, так как в VII веке Коран выдвинул такие же
доводы, и в нем тоже Симон из Сирены был тем святым человеком, которого
распяли вместо Иисуса. А ведь это та самая точка зрения, которую мы узнали,
напомним, из таинственного письма англиканского священника, того, который
заявлял, что имеет "формальное доказательство" этой подмены.
И именно в Египте, а особенно в Александрии, втором городе римской
империи, месте встречи всех цивилизаций, горниле бесконечного разнообразия
верований и учений, куда пришли верующие иудеи и христиане после двух
восстаний в Иудее, появились на свет эти первые ереси. Также именно в
Египте, следуя логике, мы должны были найти окончательное доказательство
нашей гипотезы, в тех "Гностических Евангелиях" известных под названием
"Рукописи Наг Хаммади".
В декабре 1945 года один египетский крестьянин, копая землю неподалеку
от деревни Наг Хаммади, что в Верхнем Египте, наткнулся на кувшин из красной
глины, в котором лежали тринадцать пергаментных свитков, завернутые в кожу.
Не подозревая о важности своего открытия, он сам и его семья использовали
большую часть документов на домашние нужды, и это продолжалось до тех пор,
пока, благодаря счастливому случаю, об их существовании не прослышали
эксперты. Один из найденных текстов был продан за пределами Египта,
противозаконно в чисто меркантильных целях; часть из них была приобретена
фирмой "С. Дж. Юнд Фундейшн", и среди них находилось знаменитое Евангелие от
Фомы.
В 1952 году египетское правительство национализировало остаток
коллекции Наг Хаммади, и, девять лет спустя, в 1961, под эгидой ассамблеи
международных экспертов были осуществлены перепись и перевод всех рукописей.
В 1972 году было закончено первое фотографическое издание первого тома, а в
1977, наконец, появился первый английский перевод всей коллекции документов.
Состоит она из небольшого количества библейских текстов; каждый
"кодекс" заключает в себе множество трактатов ярко выраженного гностического
характера, датирующихся, кажется, концом IV или началом V века. Это копии,
оригиналы которых восходят к очень древней эпохе, ибо некоторые из них,
Евангелие от Фомы, Евангелие Истины и Евангелие Египтян, упоминались еще
первыми отцами Церкви - Климентом Александрийским, Иренеем Лионским и
Оригеном. Может быть даже, как считает кое-кто, большая их часть была
составлена до 150 года, по крайней мере, один из текстов кажется более
древним чем Четвероевангелие Нового Завета.
Рукописи Наг Хаммади составляют очень представительный ансамбль из всей
первой христианской литературы, и в этом смысле они находятся в более
выгодном положении, чем Евангелия. Написанные для египетской публики, они не
были объектом переделок и не подвергались никаким изменениям. Прежде всего,
они основываются на свидетельствах из первых рук, на рассказах, собранных
евреями, бежавшими из Святой Земли и, вследствие этого, могущими иметь
счастье знать Иисуса лично. Гарантирующие таким образом верность изложения
конкретных исторических фактов, которую, со своей стороны, не могли
предложить Евангелия, они, на наш взгляд, придают подлинность самым
серьезным событиям.
Следовательно, нет ничего удивительного в том, что эти рукописи, не
подходящие "под догмы новой религии, определенные Римом, подняли яростную
вражду в рядах "адептов миссии". Одна из них, например, не помеченная
никакой датой, "Парафраз Сета", констатирует те самые доводы, которые
использовал еретик, Василид, заявлявший, что Иисус избежал смерти на кресте,
благодаря ловкой подмене.
"Я умер только с виду, - говорит в этом тексте здравствующий Иисус, -
это другой был на моем месте и выпил желчь и уксус. Они побили меня
тростником, но крест на своих плечах нес другой, Симон. На другого надели
терновый венец... А я лишь улыбался их неведению".
В текстах Наг Хаммади в ярком свете предстают и другие уточняющие
детали, не существующие в официальных Евангелиях; таковы некоторые признаки
разногласия между Петром и Магдалеянкой, будущее проявление раскола между
"адептами миссии" и защитниками потомства Иисуса: "Сестра моя, -
действительно читаем мы в Евангелии от Марии, - мы знаем, что Спаситель
любил тебя больше, чем других женщин. Передай нам его слова, которые ты
помнишь, которые ты слышала и которых мы не знаем". Но дальше ученик
вопрошает, не скрывая на этот раз своего возмущения: "Должны ли мы все
слушать ее? Действительно ли он предпочитал ее нам? Может ли быть, чтобы в
наше отсутствие он говорил с женщиной, вместо того, чтобы открыто поговорить
с нами?" - Я верю этому, - отвечает тогда Петру другой ученик, - ибо
Спаситель знал ее лучше, чем кого-либо, и поэтому он любил ее больше, чем
нас".
Впрочем, многочисленные отрывки Евангелия от Филиппа, кажется,
проясняют нам причину этого несогласия между Петром и Марией из Магдалы,
которое удивительно похоже на ревность. Во-первых, намек на свадебную
комнату, в котором любой не преминет увидеть символический образ; но еще
лучше эти определенно ясные строки: "Их было трое, идущих всегда вместе с
Иисусом; его мать Мария, его сестра и Магдалеянка, та, которую называли его
подругой". Подруга? Или же это слово надо перевести как "супруга"? В самом
деле, Филипп не оставляет на этот счет никаких сомнений, когда он
недвусмысленно передает поведение Иисуса по отношению к ней:
"Подругой Спасителя была Мария из Магдалы. Христос любил ее больше, чем
всех своих учеников, и часто целовал ее в губы. Другие ученики, - уточняет
он, - обижались на это, не пытаясь даже скрыть свое неодобрение, и
спрашивали Иисуса: Почему ты любишь ее больше, чем любого из нас? А
Спаситель отвечал в свою очеоедь: Почему бы мне не любить ее больше, чем
вас?"
Не лишены интереса и различные комментарии по этому поводу в Евангелии
от Филиппа: "Нельзя отрицать плоть и любовь. Если вы боитесь их, вы станете
их рабом, но если вы ими злоупотребляете, они поглотят вас и парализуют
целиком" И еще: "Велико таинство брака, ибо без него мир не существовал бы.
Существование мира зависит от человека, а существование человека - от
брака". Наконец, далее: - "Есть Сын человека и есть сын Сына человека.
Господь есть Сын человеческий, а сын Сына человеческого есть тот, кто создан
через Сына человеческого".
14. Династия Грааль.
Так, благодаря рукописям Наг Хаммади, возможность существования прямого
потомства от Иисуса становилась правдоподобной. Действительно, с какой стати
сомневаться в свидетельстве, "гностическом", конечно, но не менее
достоверном и не менее достойном веры в него, чем тексты Нового Завета? По
какой причине нужно отбросить сразу такую версию, даже спорную, как подмена
на кресте, несогласие между Петром и Магдалеянкой, свадьба Иисуса и рождение
"сына Сына человеческого"? Тем не менее, пусть все нас хорошо поймут. Еще
раз повторим, что наш рассказ прежде всего основывается на историческом, а
вовсе не на богословском уровне. Ибо История во времена Иисуса была такой же
сложной, каковой она является и сегодня, и подвергается самым различным
толкованиям.
Как мы предположили ранее, конфликт между Петром и Марией из Магдалы,
упомянутый в рукописях Наг Хаммади, вполне вероятно, был отражением того,
который противопоставил тогда "адептов миссии" потомству Иисуса. Первые, а
не вторые должны были выйти из него победителями, и ход западной цивилизации
оказался из-за этого измененным. Действительно, "слово" будет блистать и
поставит отметку маслом на той части человечества, где, мало-помалу,
монополия на чтение и обучение письму будет принадлежать им, не оставляя
никаких следов семьи Иисуса и впоследствии - никакой возможности установить
хотя бы малейшую связь между ней и меровингской династией.
Победа не была легкой для защитников миссии Иисуса, потому что ереси
продолжали быстро распространяться и после II века, несмотря на все усилия,
принимаемые Иренеем в богословской области и Константином в области
политической, чтобы упрочить юную ортодоксию.
Если все эти ереси немного отличались друг от друга в плане богословия,
то у них было много общих главных факторов: гностические или отмеченные
гностицизмом, они отрицали иерархизированную структуру Рима и проповедовали
личный опыт вместо слепой веры. Дуалистические, они рассматривали добро и
зло скорее как элементы бесконечного космического целого, а не под углом
чисто земных этических понятий. Наконец, Иисус для них был смертным,
родившимся по-человечески от человеческих родителей; быть может, он был
пророком, вдохновленным свыше, но не имеющим ничего божественного, который
умер на кресте или избежал этой смерти. Ставя акцент на человеческой
сущности Иисуса, они ссылались прежде всего на авторитет святого Павла,
писавшего в послании к римлянам: "Иисус Христос, Господь наш, родился от
семени Давидова по плоти".
Но самой серьезной ересью той эпохи, вероятно, было манихейство, смесь
гностического христианства и элементов, заимствованных из культа зороастра и
Митры. Она была делом рук Мани (или, по-гречески, Манеса), родившегося в
Багдаде в 214 году и введенного в очень молодом возрасте в секту персидских
мистиков в белых одеждах, практикующих аскетизм, целибат и крещение. Свою
собственную доктрину Мани начал проповедовать в 240 году и, по примеру
Иисуса, быстро стал знаменитым, благодаря своему искусству целителя и
заклинателя злых духов. Говорили, что он родился от девственницы -
необходимое тогда условие для получения признания божественности, - впрочем,
его называли "новым Иисусом" или же еще Спасителем, Апостолом, Озарителем,
Хозяином смерти, Лоцманом и Рулевым - два последних термина, как мы уже
видели, означают также Навигатора, то есть великого магистра Сионской
Общины...
По мнению многочисленных арабских историков, он написал некоторое
количество работ, предназначенных прежде всего для того, чтобы раскрыть все
то, на что Иисус лишь двусмысленно намекнул. Предшественниками последнего
были Заратустра и Будда; все они получили одинаковое образование, идущее из
одного источника и имеющее основой гностический дуализм, связанный с
великими законами всемирной космологии. Фундамент его доктрины стоял также
на существовании двух противоположных Принципов добра и зла, света и тьмы -
вечный конфликт, смыслом которого, очевидно, являлась человеческая душа.
Как позже катары, Мани верил в перевоплощение и в класс посвященных,
избранных ввиду их привилегированного положения. Для него Иисус был "сыном
Вдовы" (термин, как мы помним, используемый франкмасонами), существом по
сути своей смертным, божественный облик которого был лишь символическим, и
который не умер на кресте, потому что его заменил другой.
Посаженный в тюрьму по королевскому приказу в 276 году, Мани окончил
свою жизнь трагически. Забитый до смерти, с содранной кожей и отрубленной
головой, с искалеченным телом (вероятно, чтобы помешать возможному
воскресению), он был представлен публике. Тем не менее, влияние Мани
пережило это мученичество, и его доктрина, "манихейство", как бы получила
второе дыхание; оно распространилось по всему христианизированному миру с
невообразимой быстротой, и напрасно его пытались уничтожить: оно
противостояло всем атакам, а его влияние прошло в мыслях святого Августина
довольно далеко в Средние Века. Центры манихеев, особенно хорошо
укоренившихся в Испании и на юге Франции, установили в эпоху крестовых
походов тесные связи с итальянскими и болгарскими манихеями, и сегодня
известно, что катары произошли далеко не от болгарских богомилов, как долго
считалось, а имели своими предками первых французских манихеев. Таким
образом, война с альбигойцами была войной с манихейством, и, несмотря на
усилия Рима, слово выжило и через века дошло до нас.
Такой же была и судьба арианства, которое серьезно угрожало
христианской ортодоксии в течение всего ее первого тысячелетия. Появившийся
на свет в Александрии около 256 года и умерший в 335, Арий отрицал
божественную природу Иисуса, признавая его единственно обыкновенным
пророком; Бог, на самом деле, существо уникальное, верховное и всемогущее,
не могло ни войти в плоть, ни страдать и еще менее того подвергнуться смерти
и унижениям - теория, впрочем, имеющая кое-что общее с теориями некоторых
иудаистских сект, например, эбионитов, многочисленных в Александрии и
способных сильно повлиять на ее действие. Добавим, что этот образ Бога,
который не скомпрометировал себя с земным миром, имел тогда большой успех на
всем Западе, потому, вероятно, что он казался более соответствующим
идеальному представлению о высшей божественности.
Собор в Никее осудил арианство в 325 году, и, однако, Константин,
особенно на склоне своих дней, не скрывал своих симпатий к этой еретической
доктрине. Так же было и с его сыном Констанцием, инициатором многочисленных
соборов, результатом которых было изгнание для многих вождей православной
Церкви. В 360 году арианство было близко к тому, чтобы окончательно сместить
римское христианство, прежде чем быть снова осужденным официально в 381
году. Однако, влияние его не прекращало распространяться, и когда в V веке
Меровинги пришли к власти, епископства христианского мира были либо
вакантными, либо арианскими.
Готы, язычники, обращенные в арианство в IV веке, считали себя его
самыми ярыми сторонниками; свевы, аланы, лангобарды, вандалы, бургунды и
остготы тоже были арианами, как, впрочем, и вестготы, которые в 480 году
разграбили Рим и разрушили все христианские храмы. Если накануне пришествия
Хлодвига первые Меровинги были готовы принять какую-нибудь религию, то это,
конечно, было христианство Ария, которое исповедовали их ближайшие соседи -
вестготы и бургунды.
Впоследствии христианство стало полновластным хозяином в Испании, в
Пиренеях и на юге Галлии, где нашла себе убежище семья Иисуса.
Следовательно, вполне уместно думать, что благодаря законам вестготов-ариан,
ей нечего было бояться никаких преследований, и что она, наоборот, смогла бы
породниться с местной знатью, прежде чем слиться с франками, чтобы породить
Меровингов. Этому, впрочем, существует доказательство - некоторые семитские
имена в вестготской королевской семье, например. Бера, отец второй жены
Дагоберта II, имя, которое много раз возвращается в вестготско-меровингскую
генеалогию, пошедшую от Дагоберта II и Сигиберта IV. Со своей стороны,
Церковь также считала, что сын Дагоберта был обращен в арианство, - гипотеза
вполне правдоподобная, ибо, несмотря на пакт, подписанный Римом и Хлодвигом,
все Меровинги благосклонно относились к этой религии, а Хильдерик, между
прочим, никогда не пытался скрыть своего к ней отношения.
Если арианство не было враждебно иудаизму, то оно не было враждебно и
исламу, который в VII веке пронесся словно метеор по небу религий. Как для
первого, так и для второго, Иисус, упоминаемый в Коране более тридцати раз,
был ни кем иным, как пророком, таким же, как Магомет, глашатай и посланник
высшего Бога, но совершенно человеческое существо. Наконец, как Василид и
Мани, Коран открыто заявляет, что Иисус не умер на кресте: "... Они не убили
его и не распяли, но на их глазах его заменили двойником". И некоторые
мусульманские комментаторы исламского текста добавляют, что Симон из Сирены
занял его место на кресте; другие упоминают событие, пережитое Иисусом,
который присутствовал в качестве зрителя при распятии другого, спрятавшись
за выступом стены, - версия, совпадающая с той, что изложена в рукописях Наг
Хаммади.
Иудаизм и Меровинги.
Не нужно уточнять, с какой силой и с каким убеждением, будь то ценой
кровавых расправ, все вышеназванные ереси утверждали человеческую и смертную
природу личности Иисуса. Но ни те, ни другие никогда не были в состоянии
формально доказать свои утверждения. Кроме намеков, встречающихся в
рукописях Наг Хаммади, ничто в действительности не могло в бесспорной манере
показать возможность наличия прямого потомства Иисуса. Конечно, можно было
бы, и не без причины, предположить также, что некоторые очень древние
документы, архивы или генеалогии систематически уничтожались в ходе
многочисленных расправ, учиняемых над теми, кто пренебрегал авторитетом
Рима; даже насилие и ярость Церкви по отношению к ним, не подчеркивали ли
они ее страх через посредство подобных "отклонений" увидеть, что на свет
выходят некие неудобные для нее истины, прежде чем убедить и воссиять?..
Что касается нас, то у нас было все также не больше средств найти
доказательство существования прямой связи Иисуса в I веке и Меровингами в IV
веке - время, когда они появились в Истории. Следовательно, нам надо было
снова искать в самом зачатке этой династии.
Но и тут, на первый взгляд, жатва не обещала быть обильной. Конечно,
имело место рождение легендарного Меровея, двойное происхождение которого,
безусловно, символизировало союз двух династий; но это "заморское чудовище",
эта рыба, была ли она заключительным доказательством? Имеется еще пакт,
подписанный Хлодвигом и римской Церковью, но где именно можно было найти
конкретные следы? Что же касается предполагаемой священной и божественной
крови Меровингов, можно ли действительно отождествлять ее с кровью Иисуса?
Какая особенная, признанная связь существовала между этими двумя
потомствами? Было ли известно только то, что иудеи тем или иным способом
повлияли или отметили ход истории Меровингов, и не в этом ли направлении мы
должны были в первую очередь вести наши поиски?
Конечно, меровингские короли не были антисемитами. Они принимали под
покровительство евреев, несмотря на протесты Рима, и, не колеблясь,
роднились с ними. Более того, их сотрудничество с ними, их благожелательное
к ним отношение не нужно доказывать, ибо евреи обладали большими земельными
владениями, особенно на юге Галлии, где они держали рабов и слуг-христиан, и
занимали высокое положение в королевском окружении, что прекрасно доказывает
широту их внедрения. Это согласие - и это важно отметить - было, впрочем,
единственным примером во всей Западной Европе до лютеранской реформы, но,
как мы увидим далее, евреи и Меровинги имели определенное количество других
общих особенностей, достаточных самих по себе, чтобы объяснить их связи.
Мы помним, что Меровинги не имели права стричь волосы из-за
чудодейственной силы, которая им приписывалась. То же самое было и с
назореями из Ветхого Завета. Самсон был назореем, и Иисус, возможно, тоже,
как и его брат Иаков.
В королевской семье Меровингов и среди ее родни также встречается
определенное число чисто еврейских имен. В 577 году брат короля Хлотаря II
был назван Самсоном; Мирон "Левит" - граф Безалу и епископ Жеронский; одного
графа Руссильонского звали Соломоном, а еще один Соломон становится королем
Бретани. Что же касается имени меровингского аббата Элизахара, то не
является ли оно искаженным именем "Елеазар", или "Лазарь"? Даже имя
"Меровей" имеет ближневосточное происхождение[127].
Впрочем, благодаря многочисленным бракам Меровингов с вестготами,
еврейские имена все больше распространяются, так что можно задать вопрос: не
были ли вестготы евреями? Кроме того, замечено, что историки той эпохи равно
используют названия "гот" и "еврей", особенно на юге Франции и на испанской
границе, где располагались главные еврейские общины; этот регион, официально
называемый Септиманией, часто, кроме того, назывался Готией, и эта путаница,
поддерживаемая сознательно, для многих делала невозможным отличие между