Страница:
1885-1918
Жан Кокто
1918-
Прочитав этот список, мы снова засомневались. Ведь он содержит имена,
причастные к оккультизму, что признано официально, и включает другие, кто не
мог бы явно иметь ничего общего с членами президиума тайного общества. Кроме
того, это именно те имена, на которые так легко ссылаются некоторые
современные организации, озабоченные тем, чтобы придать себе вид
достоверности; так, калифорнийские розенкрейцеры объявляют себя потомками
знаменитых представителей западной культуры, а именно: Данте, Шекспира,
Гете...
Некоторые имена из этого списка, однако, не вызывают удивления. Никола
Фламель был одним из самых известных алхимиков средневековья, Роберт Флудд,
философ XVII века - специалист по тайным наукам, что же касается его
немецкого современника Иоганна Валентина Андреа, автора труда или трудов,
давших начало знаменитому мифу о Христиане Розенкрейце, то с ним мы уже
встречались. Другие имена не менее знамениты: Леонардо да Винчи, Сандро
Филипепи (более известный как Боттичелли), Роберт Бойл и Исаак Ньютон -
блестящие ученые; Виктор Гюго, Клод Дебюсси и Жан Кокто - все они были
замечательными личностями в культурной жизни своей эпохи.
Тем не менее, по этому поводу возникает вопрос. Мыслимо ли, что люди с
такой известностью могли выполнять функции великих магистров тайного ордена
так, что никто и никогда об этом и не подозревал? В самом деле, можно ли
вообразить Ньютона или Кокто вступившими на таинственный путь герметической
мысли?.. Но продолжим.
Список включает не только известные имена, но и другие, более
неизвестные как обыкновенному читателю, так и опытному историку: Гийом де
Жизор, например, который в 1306 году сделал Сионскую Общину "герметическим
франкмасонством", и его дед, Жан (Иоанн) де Жизор, первый великий магистр
ордена после рубки вяза и отделения от тамплиеров в 1188 году.
Жан де Жизор, безусловно, существовал. Он родился в 1133 году, умер в
1220, и его имя упоминается во множестве грамот. Богатый и могущественный,
хозяин знаменитой нормандской крепости, где много раз встречались короли
Франции и Англии, до 1193 года он был вассалом английского короля, страны,
где у него, впрочем, имелись земли в Сассексе и усадьба в Тичфилде, в
Хэмпшире. Согласно "Секретным досье", которые, правда, не уточняют причины,
он встречался в 1169 году в Жизоре с Томасом Беккетом; встреча вполне
возможна, ибо Беккет как раз в этом году ездил в Жизор[43], но
конкретно проверить это не удалось.
Что же такого сделал этот безвестный Жан де Жизор, который оставил
Истории только свое имя и свой титул, который не создал ничего грандиозного,
что он заслужил пост великого магистра ордена Сиона? Ничего, если, конечно,
не считать - и это единственное объяснение - его присутствия на густом и
сложном генеалогическом древе, сок которого есть не что иное, как кровь
самих Меровингов... Да, Жан де Жизор, так же как и остальные личности,
упомянутые в списке, принадлежал - условие необходимое и достаточное - к
этому знаменитому роду, который дал ордену много великих магистров.
В самом деле, орден Сиона выбирал своих верховных вождей из двух
различных источников. Во-первых, как мы уже видели, среди самых известных
личностей, принадлежавших к миру науки или искусства, во-вторых, среди
членов определенного рода, имеющего в своих жилах знатную, даже королевскую
кровь. Эти последние, как правило, были персонажами второстепенными, сегодня
канувшими в забвение (например, живший в XVIII веке Карл Лотарингский,
деверь императрицы Марии-Терезии, прославившийся своей непригодностью к
сражениям и постоянно направляемый великим Фридрихом Прусским).
Бесспорную достоверность этому списку великих магистров Сиона придает
именно посредственность некоторых его членов. Действительно, разве автор
выдуманной генеалогии не ввел бы в нее более замечательных персонажей, чем
эти не очень-то блестящие аристократы? Таким образом, Сионская Община
предстает перед нами осененная реализмом и простотой; она далека от того,
чтобы вверять свою судьбу только гениям, мудрецам или святым, короче, людям
необыкновенным, но кажется, что она выбирает решительно людей без
исключительной судьбы, следуя сбалансированной и умеренной "дозировке".
В общем, если бы этот список был придуманным, то он содержал бы лишь
знаменитые имена. Например, Данте, Микеланджело, Гете или Толстой лучше
соседствовали бы с Винчи, Ньютоном и Виктором Гюго, чем неизвестные Эдуар де
Бар или Максимилиан Лотарингский. Не предпочтительнее ли были бы Байрон или
Пушкин такому менее значительному писателю, как Шарль Нодье? Жид или Камю,
имеющие международное признание, вместо Жана Кокто, поэта несколько
двусмысленного? И что сказать, наконец, об отсутствии, например, Пуссена,
чья связь с интересующей нас загадкой была уже в достаточной степени
установлена?..
Вот сколько появилось вопросов, не дающих нам покоя и требующих с нашей
стороны очень глубокого изучения. Каждое процитированное имя должно было
подвергнуться самой строгой проверке как в плане биографическом, так и в
плане деятельности и поступков заинтересованных людей. Потому мы
сформулировали четыре следующих вопроса:
1) Имел ли место личный, прямой или непрямой контакт между каждым
предполагаемым великим магистром, его предшественником и его преемником?
2) Существовала ли связь, кровная или какая-либо другая, между каждым
великим магистром и семьями, фигурирующими в генеалогиях "документов Общины"
и, как предполагается, принадлежащих к роду Меровингов, в частности, к
герцогскому Лотарингскому дому?
3) Был ли связан каждый из великих магистров с Ренн-ле-Шато, Жизором,
Стенэ, обителью Сен-Сюльпис и другими местами, обнаруженными в ходе нашего
расследования?
4) Так как орден Сиона определил себя как "герметическое
франкмасонство", был ли каждый великий магистр замечен в склонности к
герметической мысли и поддерживал ли он отношения с тайными обществами?
Достать документы по великим магистрам до 1400 года было трудным делом,
если не сказать невозможным, но они открыли нам удивительные подробности,
касающиеся последователей. Так, мы обнаружили, что большинство из них имело
действительно более или менее тесные связи с одним или несколькими
вышеупомянутыми местами, а именно: Ренн-ле-Шато, Жизор, Стенэ или
Сен-Сюльпис. Кроме того, некоторые из них имели ту же кровь, что и
представители Лотарингского дома, или же были связаны с ним каким-то другим
образом, как, например, Роберт Флудд, который являлся наставником сына
герцога Лотарингского. Мы обнаружили также, что, начиная с Никола Фламеля,
каждый из великих магистров Сиона без исключения был сторонником
герметической мысли и входил в какое-либо тайное общество, даже такие, как
Бойл и Ньютон, которых никто даже не заподозрил бы в причастности к таким
учреждениям. Наконец, в большинстве своем великие магистры имели прямую или
косвенную связь через посредство общего друга с тем, кто ему наследовал;
единственный разрыв в этой цепи произошел между Максимилианом Лотарингским и
Шарлем Нодье во время Французской революции.
Разумеется, в пределах одной главы невозможно изучить в подробностях
каждого великого магистра Сионской Общины. Впрочем, некоторые из них
выходили из безвестия только благодаря эпохе, во время которой они жили, и
определение их точного места повлекло бы целую серию отступлений на забытые
уже пути Истории. Что касается других, то невозможно обосновать роль,
которую они играли, на нескольких страницах. В приложении мы привели всю
касающуюся их информацию, устанавливающую связи, которые они могли иметь
между собой, чтобы более широко обрисовать социальную и культурную
атмосферу, в создании которой они коллективно приняли участие под эгидой
Сионской Общины.
Рене Анжуйский.
Рене Анжуйский, "добрый король Рене", одна из самых знаменитых фигур
европейской цивилизации проторенессанса заслуживает того, чтобы мы ненадолго
задержали внимание на его очаровательной персоне.
Он родился в 1408 году и за время своего существования собрал
невероятное количество титулов, среди которых самыми замечательными являются
титулы графа де Бара, Провансальского, Пьемонтского и де Гиза, герцога
Калабрийского, Анжуйского и Лотарингского, короля Венгрии, Неаполя и
Сицилии, Арагона, Валенсы, Майорки и Сардинии, и, наконец, самый главный из
всех - титул короля Иерусалима. Хоть он и был чисто номинальным, однако же
был принят всеми европейскими монархами, и восходит он прямо к Годфруа
Бульонскому.
Жизненный путь Рене Анжуйского, одна из дочерей которого, Мария, в 1445
году вышла замуж за Генриха VI Английского и сыграла важную роль в войне
Алой и Белой Розы, кажется, очень рано пересекся с жизненным путем Жанны
д'Арк, причем весьма таинственным способом. Жанна, родившаяся в Домреми, что
в герцогстве Бар, в самом деле была подданной Рене. В первый раз она
появляется в Истории в Вокулере, на берегу Мезы, недалеко от своего родного
городка, чтобы объявить коменданту крепости о "божественной миссии", которой
она облечена: спасти Францию от английских захватчиков и обеспечить дофину
королевский венец. Она должна присоединиться к нему в Шиноне, но сначала ей
надо встретиться с герцогом Лотарингским, тестем и двоюродным дедом Рене.
Герцог удостоил ее аудиенции в своей столице, Нанси, по слухам, в
присутствии Рене Анжуйского, и когда герцог Лотарингский спросил ее, что ей
угодно, Жанна ответила просто, несколькими словами, которые, однако же,
озадачили многих историков: "Вашего зятя, коня и несколько храбрых мужчин,
чтобы повести меня во Францию[44]..." Многие долго спекулировали
на истинной природе связей, соединявших Рене и Жанну. Если верить кое-кому -
но откуда у них такие сведения? - они были любовниками, ибо неоспорим тот
факт, что с самого начала миссии Жанны Рене находился рядом с ней, что он
присоединяется к ней позже при дворе дофина в Шиноне, что он также
сопровождает ее на штурм Орлеана. Но в дальнейшем История постаралась
стереть из жизни Жанны д'Арк все следы Рене и не дает никаких уточнений по
поводу поступков и действий в период между 1429 и 1431 годами - период,
являющийся апогеем карьеры Жанны, принятым всеми молчаливо, но без всяких
доказательств того, что Рене в то время не покидал герцогского двора в
Нанси.
Но вернемся в Шинон, где Рене оказался рядом с Жанной и где при дворе
на переднем плане блистала Иоланда Анжуйская. Действительно, именно Иоланда
постарается оказывать минимум поддержки болезненному и бесцветному дофину;
именно Иоланда быстро становится покровительницей Жанны, несмотря на
всеобщее колебание; именно Иоланда убеждает дофина видеть в Жанне
спасительницу, на роль которой она претендует; наконец, именно Иоланда
устраивает свадьбу дофина со своей собственной дочерью. А Иоланда - не кто
иная, как мать Рене Анжуйского...
Чем дальше мы углубляемся в эти подробности, тем менее естественной
представляется нам карьера Жанны д'Арк, как если бы кто-то снова в тени
дергал за ниточки Истории и извлекал выгоды из народной легенды о
"Лотарингской девственнице", ловко играя на психологии толпы, организовал
"миссию" Орлеанской девы. Не обязательно, что отсюда вытекает существование
тайного общества, но оно становится весьма вероятным, а особенно вероятным -
под руководством Рене Анжуйского.
Рене и тема Аркадии.
Судьбы Жанны и Рене разошлись, и каждый пошел своей дорогой. Последуем
вновь за герцогом Анжуйским. В отличие от многих своих современников, его
образ меньше похож на воина, чем на придворного и поэта. Любитель искусства,
литературы и миниатюрной живописи, имеющий очень развитый ум в этот
готический век, он напоминает скорее утонченного принца итальянского
Возрождения. Просвещенный меценат, он оказывает покровительство артистам,
как Никола Фроману, ученым, как Христофору Колумбу, сам сочиняет стихи,
мистические аллегории, а также правила состязаний на турнирах. Занявшись
эзотерическими науками, он содержит одного еврейского астролога, врача и
кабалиста по имени Жан де Сен-Реми, который, возможно, был дедом знаменитого
Нострадамуса...
Но кроме всего прочего, Рене Анжуйский любит рыцарство и романы о
короле Артуре и Святом Граале. Он очень горд тем, что имеет роскошный кубок
из красного порфира; он объявляет, что это - кубок времен свадьбы в Кане
Гали-лейской. Это необыкновенное приобретение он сделал в Марселе, куда, по
преданиям, приплыла Магдалина со своим драгоценным ковчежцем. В других
письменных источниках также говорится о кубке, принадлежавшем Рене - о том
же самом? - на котором была выгравирована таинственная надпись: "Qui bien
beurra Dei voira, Qui beurra tout d'une, baleine, Voira Dieu et la
Madeleine"[45].
Итак, вполне разумно видеть в Рене одного из предшественников
Ренессанса" тем более, что он провел много лет в Италии, где имел в своем
владении большие территории, что он поддерживал дружбу с герцогом Сфорца в
Милане и с сеньором Флоренции Медичи, что он даже участвовал в несомненно
честолюбивых проектах основателя могущественного флорентийского дома,
планах, которые должны были наложить известный отпечаток на западную
культуру.
Действительно, Рене находится в Италии, когда в 1439 году сеньор
Флоренции посылает своих агентов во все концы света для поисков старинных
рукописей и в 1444 году открывает первую в Европе публичную библиотеку -
библиотеку Сан-Марко, отобрав таким образом у Церкви монополию на культуру.
В первый раз и благодаря ему все великие произведения античной философии,
например, труды гностиков и герметиков, были переведены и, следовательно,
стали доступны всем. В первый раз в Европе за семьсот лет греческий язык
стали изучать в университете Флоренции. Наконец, сеньор Флоренции
приказывает создать центр по изучению трудов пифагорейцев и платоников,
который, в свою очередь, позволил появиться на свет множеству других
академий на всей территории Апеннинского полуострова.
Если мы не знаем, какова в точности была роль Рене Анжуйского в
создании этих культурных очагов в Италии, то, во всяком случае, кажется,
именно благодаря ему ими была принята одна из его любимых символических тем
- тема Аркадии, аллегории, которая появилась в первый раз в западной
постхристианской культуре.
Итак, в 1449 году Рене вместе со своим двором находится в своей
резиденции в Тарасконе, где он занимается постановкой целой серии "Действ"
своего собственного сочинения - нечто среднего между фигурами турнира и
маскарада, во время которых рыцари состязаются и представляют что-то похожее
на драму. Самая известная из них называется "Действо о пастушке", и в ней
играет любовница короля, воплощающая все романтические и философские символы
аркадийской фигуры. Она председательствует на турнире, где рыцари,
скрывшиеся под аллегорическими масками, символизируют конфликт различных
идей и систем ценностей в пасторальной атмосфере, свойственной Аркадии,
напоминающей церемониал Круглого стола и тайну Святого Грааля.
Помимо произведений Рене Анжуйского, Аркадия встречается в образе
фонтана или могилы, и оба неотделимы от подземной реки. Эта река всегда
отождествлялась с рекой Алфиос, которая протекает через местность,
расположенную в Греции и называющуюся Аркадией, прежде чем уйти под землю,
пересечь море, не смешавшись с его водами, чтобы снова выйти на поверхность
в Сицилии и соединиться с водами фонтана Аретузы. От античных времен до
"Кубла-Хан" Кольриджа обожествленная река Алфиос считалась священной, ибо ее
название имеет общий корень с греческим словом "Альфа", что, как известно,
означает первопричину, источник, начало.
Эта подземная река, аллегория "подземных" преданий, скрытых от взгляда
профана под различными формами эзотерической мысли, кажется, обрела для
короля Рене очень большое значение. Символ невидимого знания, тайны,
передаваемой от поколения к поколению по ритуалу - не мог ли он также
внушить идею какого-то непризнанного потомства, рода, не прервавшегося до
сих пор?
Впрочем, тема Аркадии и ее подземной реки вдохновляли не только Рене
Анжуйского. В 1502 году в Италии вышла в свет книга, длинная пастораль под
названием "Аркадия", влияние которой в области литературы и искусства
окажется очень большим. Его автор, Якопо Саннадзаро, возможно, был сыном
Жака Саннадзаро, который несколькими годами раньше принадлежал к
итальянскому окружению Рене Анжуйского. Эта же поэма в 1553 году будет
переведена на французский язык и - странный факт - снабжена посвящением
кардиналу де Ленонкуру, один из потомков которого в XX веке составит
генеалогии "документов Общины"...
В заключение вспомним, что "Аркадией" также называется пасторальный
роман, опубликованный англичанином Филиппом Сиднеем[46], и что в
Италии она вдохновляла знаменитого Торквато Тассо, чей "Освобожденный
Иерусалим" рассказывает о взятии святого города Годфруа Бульонским. Но
только в XVII веке, в творчестве Никола Пуссена, а особенно в "Пастухах
Аркадии", эта тема, бесспорно, достигает своего апогея.
Таковы эти внушенные символическим образом "подземной реки" идея
традиции, иерархия ценностей, может быть даже, тщательно скрытое послание.
Ибо эта река, невидимая для простых смертных, известна некоторым знатным
семьям, которые прямо или косвенно фигурируют в генеалогиях "документов
Общины".
Таким образом, эти семьи передают их смысл и символ тем, кому они
покровительствуют в области искусства, как ранее Рене Анжуйский передал их
Сфорца, Медичи и Гонзагам, которые дали двух великих магисторв ордену Сиона
- Ферранте и Луи де Гонзагов, а также герцога Неверского. Отсюда образ
"подземной реки" проник в творчество самых знаменитых художников и поэтов
того времени, среди которых на первом месте - Боттичелли и Леонардо да
Винчи.
Манифесты розенкрейцеров.
Как мы видели, первый манифест розенкрейцеров появился в 1614 году,
следующий - спустя год, и оба они знаменуют рождение знаменитого мифа,
влияние которого распространится на весь XVII век. Они немедленно
провоцируют со стороны Церкви, в особенности иезуитов, сильную негативную
реакцию, но зато вызывают исступленный восторг у либеральных протестантов
Европы. Среди главных представителей традиции розенкрейцеров надо,
разумеется, назвать Роберта Флудда, шестнадцатого великого магистра Сионской
Общины, с 1505 по 1637 годы.
В манифестах подробно рассказывается история легендарного Христиана
Розенкрейца и "тайного и невидимого" братства посвященных французов и
немцев, выходцами из которого они себя объявляют. В то же время они
обнародуют грандиозные проекты - перестройка мира и человеческого сознания
согласно великим принципам эзотерической мысли, приход к власти духовной
свободы, когда человек, отбросив все преграды, получит доступ к недоступным
до сих пор "тайнам природы" и станет хозяином своей судьбы в совершенной
гармонии с космическими законами. Наконец, в них содержатся пылкие
декларации, направленные против католической Церкви и Священной Римской
империи.
Мы также уже видели, что эти первые проявления идей розенкрейцеров
приписывают сегодня немецкому теологу Иоганну Валентину Андреа, великому
магистру Сиона после Роберта Флудда, или, в самом крайнем случае, одному из
его собратьев. Действительно, позже Андреа признается, что третий манифест
от 1616 года - "Химическое венчание Христиана Розенкрейца", - анонимный, как
и два предыдущих, он сочинил сам.
В данном случае речь идет о сложной герметической аллегории, которая
окажет влияние на "Фауста" Гете, и где мы найдем отзвуки трудов английского
эзотериста Джона Ди, который вдохновил Роберта Флудда, романы о Граале и о
рыцарях Храма. Таким образом, имеется много вопросов по поводу белой туники,
украшенной на плече красным крестом, Христиана Розенкрейца или же еще одной
принцессе "королевского рода", дочиста ограбленной маврами, которую
выбрасывает на берег в деревянном сундуке и которая после многочисленных
перипетий кончает тем, что выходит замуж за принца и возвращает себе свое
наследство.
Ведь если предпринятые расследования насчет Андреа сообщают нам, что
между ним и генеалогиями "документов Общины" связи достаточно далекие, то,
напротив, они устанавливают совершенно ясно, что он был близок к Фридриху V,
Придворному электору, племяннику главы протестантов Генриха де ла Тур
д'0вернь, виконту Тюреннскому и герцогу Бульонскому, а сам он являлся
родственником семьи Лонгвиль, которая очень часто встречается в документах и
в наших поисках. (Это тот Генрих де ла Тур д'0вернь, который с большими
трудностями взял в 1591 году город Стенэ).
Итак, в 1613 году Фридрих V женится на Елизавете Стюарт, дочери Якова I
Английского, внучке Марии, королевы Шотландской и правнучке Мари де Гиз,
принадлежавшей к младшей ветви Лотарингского дома. Сто лет назад Мари де Гиз
вышла замуж за герцога де Лонгвиля, а после его смерти - за Якова V
Шотландского, создав таким образом династическую связь между семьями Стюарт
и Лотарингов. Поэтому, как и трое следующих за ним великих магистров Общины,
Андреа не скрывает своего интереса к королевскому трону Шотландии:
герцогский дом Лотарингов был тогда очень ослаблен, и Сион моментально
предпочел довериться всемогущим Стюартам.
Как бы то ни было, после свадьбы с Елизаветой Придворный электор
собирает в своей столице, Гейдельберге, двор, страстно увлеченный
эзотеризмом. Фрэнсис Ятс упоминает, что культура, развивающаяся там, прямо
выходит из Ренессанса, но она явно отмечена новыми веяниями, и вокруг
электора четко вырисовывается движение, пытающееся придать герметической
мысли политико-религиозное проявление.
Если Фридрих V играет большую роль в проповедовании идей
розенкрейцеров, то, кроме того, он кажется облеченным особой духовной и
политической миссией, которая несет в себе множество обязательств, но не
меньше больших надежд. В 1618 году он действительно принимает корону
Богемии, которую предлагают ему сеньоры-бунтовщики, пытаясь вызвать гнев
папы и германской Священной Римской империи и толкая Европу в хаос
Тридцатилетней войны. Два года спустя придворный электор был изгнан в
Голландию, а Гейдельберг попал в руки католических войск. Что касается
Германии, то она мало-помалу превращается в гигантское поле битвы, театр
одного из самых разрушительных и кровопролитных военных конфликтов,
пережитых Европой. Но, выйдя из этого конфликта, католическая Церковь почти
восстановила свое былое величие времен Средневековья.
В самом сердце этого крайнего беспорядка Андреа создает сеть более или
менее "параллельных" обществ под названием "Христианские Союзы". Каждое из
этих обществ анонимно руководится принцем, в него входят еще двенадцать
членов такого же ранга, разделенных на четыре специализированные группы и
действующих в строго определенных сферах. Цель этих "Христианских Союзов" -
охранять ценности и знания, которым угрожает опасность, особенно недавние
научные достижения, объявленные Церковью еретическими. В то же время "Союзы"
объявляют себя убежищами и защитниками врагов Инквизиции, а впредь
неразлучной с католическими армиями и яростно подавляющей малейшие
проявления ниспровергающих идей. Множество эрудитов, философов и ученых
нашли таким образом убежище в ячейках, созданных Андреа на местах, и,
благодаря им, добрались до Англии, где создавалось франкмасонство.
Итак, множество друзей и сторонников Андреа встретились по ту сторону
Ла Манша. Например, Самуэль Хартлиб, Адам Коменский, более известный под
именем Комениуса, литературный корреспондент Андреа Теодор Хаак, близкий
друг Елизаветы Стюарт, и доктор Джон Уилкинс, бывший личный капеллан
Фридриха V и будущий епископ Честерский.
Появившись в Англии, все они без исключения входят в масонские кружки;
там мы находим Роберта Морея, члена ложи с 1641 года; Элиаса Эшмола,
специалиста по рыцарским орденам, франкмасона с 1646 года; юного и рано
развившегося Роберта Бойла, члена другого тайного общества[47] -
Сионской Общины, может быть, раз его имя фигурирует в списке великих
магистров после Андреа.
Итак, под покровительством Кромвеля эти английские и европейские умы,
собравшись в динамичный ансамбль, создадут "невидимый колледж", названный
так Бойлом, как отклик на манифесты розенкрейцеров, и который станет в 1660
году во время реставрации монархии Королевским Обществом под
покровительством и при поддержке Карла II Стюарта. Можно разумно заключить,
что все его члены-основатели были масонами, и само общество, по крайней
мере, в самом начале было чисто масонским. Во всяком случае, более
определенным был вклад созданных Андреа "Христианских Союзов" в организацию
системы масонских лож в Англии и в Европе.
Но течение "подземной реки", рожденной у ног Рене Анжуйского, здесь не
останавливается. Следуя своей дорогой от Бойла до Исаака Ньютона, сменяющих
друг друга великих магистров Общины, она теперь погружается в хитрые
излучины франкмасонства XVIII века.
Жан Кокто
1918-
Прочитав этот список, мы снова засомневались. Ведь он содержит имена,
причастные к оккультизму, что признано официально, и включает другие, кто не
мог бы явно иметь ничего общего с членами президиума тайного общества. Кроме
того, это именно те имена, на которые так легко ссылаются некоторые
современные организации, озабоченные тем, чтобы придать себе вид
достоверности; так, калифорнийские розенкрейцеры объявляют себя потомками
знаменитых представителей западной культуры, а именно: Данте, Шекспира,
Гете...
Некоторые имена из этого списка, однако, не вызывают удивления. Никола
Фламель был одним из самых известных алхимиков средневековья, Роберт Флудд,
философ XVII века - специалист по тайным наукам, что же касается его
немецкого современника Иоганна Валентина Андреа, автора труда или трудов,
давших начало знаменитому мифу о Христиане Розенкрейце, то с ним мы уже
встречались. Другие имена не менее знамениты: Леонардо да Винчи, Сандро
Филипепи (более известный как Боттичелли), Роберт Бойл и Исаак Ньютон -
блестящие ученые; Виктор Гюго, Клод Дебюсси и Жан Кокто - все они были
замечательными личностями в культурной жизни своей эпохи.
Тем не менее, по этому поводу возникает вопрос. Мыслимо ли, что люди с
такой известностью могли выполнять функции великих магистров тайного ордена
так, что никто и никогда об этом и не подозревал? В самом деле, можно ли
вообразить Ньютона или Кокто вступившими на таинственный путь герметической
мысли?.. Но продолжим.
Список включает не только известные имена, но и другие, более
неизвестные как обыкновенному читателю, так и опытному историку: Гийом де
Жизор, например, который в 1306 году сделал Сионскую Общину "герметическим
франкмасонством", и его дед, Жан (Иоанн) де Жизор, первый великий магистр
ордена после рубки вяза и отделения от тамплиеров в 1188 году.
Жан де Жизор, безусловно, существовал. Он родился в 1133 году, умер в
1220, и его имя упоминается во множестве грамот. Богатый и могущественный,
хозяин знаменитой нормандской крепости, где много раз встречались короли
Франции и Англии, до 1193 года он был вассалом английского короля, страны,
где у него, впрочем, имелись земли в Сассексе и усадьба в Тичфилде, в
Хэмпшире. Согласно "Секретным досье", которые, правда, не уточняют причины,
он встречался в 1169 году в Жизоре с Томасом Беккетом; встреча вполне
возможна, ибо Беккет как раз в этом году ездил в Жизор[43], но
конкретно проверить это не удалось.
Что же такого сделал этот безвестный Жан де Жизор, который оставил
Истории только свое имя и свой титул, который не создал ничего грандиозного,
что он заслужил пост великого магистра ордена Сиона? Ничего, если, конечно,
не считать - и это единственное объяснение - его присутствия на густом и
сложном генеалогическом древе, сок которого есть не что иное, как кровь
самих Меровингов... Да, Жан де Жизор, так же как и остальные личности,
упомянутые в списке, принадлежал - условие необходимое и достаточное - к
этому знаменитому роду, который дал ордену много великих магистров.
В самом деле, орден Сиона выбирал своих верховных вождей из двух
различных источников. Во-первых, как мы уже видели, среди самых известных
личностей, принадлежавших к миру науки или искусства, во-вторых, среди
членов определенного рода, имеющего в своих жилах знатную, даже королевскую
кровь. Эти последние, как правило, были персонажами второстепенными, сегодня
канувшими в забвение (например, живший в XVIII веке Карл Лотарингский,
деверь императрицы Марии-Терезии, прославившийся своей непригодностью к
сражениям и постоянно направляемый великим Фридрихом Прусским).
Бесспорную достоверность этому списку великих магистров Сиона придает
именно посредственность некоторых его членов. Действительно, разве автор
выдуманной генеалогии не ввел бы в нее более замечательных персонажей, чем
эти не очень-то блестящие аристократы? Таким образом, Сионская Община
предстает перед нами осененная реализмом и простотой; она далека от того,
чтобы вверять свою судьбу только гениям, мудрецам или святым, короче, людям
необыкновенным, но кажется, что она выбирает решительно людей без
исключительной судьбы, следуя сбалансированной и умеренной "дозировке".
В общем, если бы этот список был придуманным, то он содержал бы лишь
знаменитые имена. Например, Данте, Микеланджело, Гете или Толстой лучше
соседствовали бы с Винчи, Ньютоном и Виктором Гюго, чем неизвестные Эдуар де
Бар или Максимилиан Лотарингский. Не предпочтительнее ли были бы Байрон или
Пушкин такому менее значительному писателю, как Шарль Нодье? Жид или Камю,
имеющие международное признание, вместо Жана Кокто, поэта несколько
двусмысленного? И что сказать, наконец, об отсутствии, например, Пуссена,
чья связь с интересующей нас загадкой была уже в достаточной степени
установлена?..
Вот сколько появилось вопросов, не дающих нам покоя и требующих с нашей
стороны очень глубокого изучения. Каждое процитированное имя должно было
подвергнуться самой строгой проверке как в плане биографическом, так и в
плане деятельности и поступков заинтересованных людей. Потому мы
сформулировали четыре следующих вопроса:
1) Имел ли место личный, прямой или непрямой контакт между каждым
предполагаемым великим магистром, его предшественником и его преемником?
2) Существовала ли связь, кровная или какая-либо другая, между каждым
великим магистром и семьями, фигурирующими в генеалогиях "документов Общины"
и, как предполагается, принадлежащих к роду Меровингов, в частности, к
герцогскому Лотарингскому дому?
3) Был ли связан каждый из великих магистров с Ренн-ле-Шато, Жизором,
Стенэ, обителью Сен-Сюльпис и другими местами, обнаруженными в ходе нашего
расследования?
4) Так как орден Сиона определил себя как "герметическое
франкмасонство", был ли каждый великий магистр замечен в склонности к
герметической мысли и поддерживал ли он отношения с тайными обществами?
Достать документы по великим магистрам до 1400 года было трудным делом,
если не сказать невозможным, но они открыли нам удивительные подробности,
касающиеся последователей. Так, мы обнаружили, что большинство из них имело
действительно более или менее тесные связи с одним или несколькими
вышеупомянутыми местами, а именно: Ренн-ле-Шато, Жизор, Стенэ или
Сен-Сюльпис. Кроме того, некоторые из них имели ту же кровь, что и
представители Лотарингского дома, или же были связаны с ним каким-то другим
образом, как, например, Роберт Флудд, который являлся наставником сына
герцога Лотарингского. Мы обнаружили также, что, начиная с Никола Фламеля,
каждый из великих магистров Сиона без исключения был сторонником
герметической мысли и входил в какое-либо тайное общество, даже такие, как
Бойл и Ньютон, которых никто даже не заподозрил бы в причастности к таким
учреждениям. Наконец, в большинстве своем великие магистры имели прямую или
косвенную связь через посредство общего друга с тем, кто ему наследовал;
единственный разрыв в этой цепи произошел между Максимилианом Лотарингским и
Шарлем Нодье во время Французской революции.
Разумеется, в пределах одной главы невозможно изучить в подробностях
каждого великого магистра Сионской Общины. Впрочем, некоторые из них
выходили из безвестия только благодаря эпохе, во время которой они жили, и
определение их точного места повлекло бы целую серию отступлений на забытые
уже пути Истории. Что касается других, то невозможно обосновать роль,
которую они играли, на нескольких страницах. В приложении мы привели всю
касающуюся их информацию, устанавливающую связи, которые они могли иметь
между собой, чтобы более широко обрисовать социальную и культурную
атмосферу, в создании которой они коллективно приняли участие под эгидой
Сионской Общины.
Рене Анжуйский.
Рене Анжуйский, "добрый король Рене", одна из самых знаменитых фигур
европейской цивилизации проторенессанса заслуживает того, чтобы мы ненадолго
задержали внимание на его очаровательной персоне.
Он родился в 1408 году и за время своего существования собрал
невероятное количество титулов, среди которых самыми замечательными являются
титулы графа де Бара, Провансальского, Пьемонтского и де Гиза, герцога
Калабрийского, Анжуйского и Лотарингского, короля Венгрии, Неаполя и
Сицилии, Арагона, Валенсы, Майорки и Сардинии, и, наконец, самый главный из
всех - титул короля Иерусалима. Хоть он и был чисто номинальным, однако же
был принят всеми европейскими монархами, и восходит он прямо к Годфруа
Бульонскому.
Жизненный путь Рене Анжуйского, одна из дочерей которого, Мария, в 1445
году вышла замуж за Генриха VI Английского и сыграла важную роль в войне
Алой и Белой Розы, кажется, очень рано пересекся с жизненным путем Жанны
д'Арк, причем весьма таинственным способом. Жанна, родившаяся в Домреми, что
в герцогстве Бар, в самом деле была подданной Рене. В первый раз она
появляется в Истории в Вокулере, на берегу Мезы, недалеко от своего родного
городка, чтобы объявить коменданту крепости о "божественной миссии", которой
она облечена: спасти Францию от английских захватчиков и обеспечить дофину
королевский венец. Она должна присоединиться к нему в Шиноне, но сначала ей
надо встретиться с герцогом Лотарингским, тестем и двоюродным дедом Рене.
Герцог удостоил ее аудиенции в своей столице, Нанси, по слухам, в
присутствии Рене Анжуйского, и когда герцог Лотарингский спросил ее, что ей
угодно, Жанна ответила просто, несколькими словами, которые, однако же,
озадачили многих историков: "Вашего зятя, коня и несколько храбрых мужчин,
чтобы повести меня во Францию[44]..." Многие долго спекулировали
на истинной природе связей, соединявших Рене и Жанну. Если верить кое-кому -
но откуда у них такие сведения? - они были любовниками, ибо неоспорим тот
факт, что с самого начала миссии Жанны Рене находился рядом с ней, что он
присоединяется к ней позже при дворе дофина в Шиноне, что он также
сопровождает ее на штурм Орлеана. Но в дальнейшем История постаралась
стереть из жизни Жанны д'Арк все следы Рене и не дает никаких уточнений по
поводу поступков и действий в период между 1429 и 1431 годами - период,
являющийся апогеем карьеры Жанны, принятым всеми молчаливо, но без всяких
доказательств того, что Рене в то время не покидал герцогского двора в
Нанси.
Но вернемся в Шинон, где Рене оказался рядом с Жанной и где при дворе
на переднем плане блистала Иоланда Анжуйская. Действительно, именно Иоланда
постарается оказывать минимум поддержки болезненному и бесцветному дофину;
именно Иоланда быстро становится покровительницей Жанны, несмотря на
всеобщее колебание; именно Иоланда убеждает дофина видеть в Жанне
спасительницу, на роль которой она претендует; наконец, именно Иоланда
устраивает свадьбу дофина со своей собственной дочерью. А Иоланда - не кто
иная, как мать Рене Анжуйского...
Чем дальше мы углубляемся в эти подробности, тем менее естественной
представляется нам карьера Жанны д'Арк, как если бы кто-то снова в тени
дергал за ниточки Истории и извлекал выгоды из народной легенды о
"Лотарингской девственнице", ловко играя на психологии толпы, организовал
"миссию" Орлеанской девы. Не обязательно, что отсюда вытекает существование
тайного общества, но оно становится весьма вероятным, а особенно вероятным -
под руководством Рене Анжуйского.
Рене и тема Аркадии.
Судьбы Жанны и Рене разошлись, и каждый пошел своей дорогой. Последуем
вновь за герцогом Анжуйским. В отличие от многих своих современников, его
образ меньше похож на воина, чем на придворного и поэта. Любитель искусства,
литературы и миниатюрной живописи, имеющий очень развитый ум в этот
готический век, он напоминает скорее утонченного принца итальянского
Возрождения. Просвещенный меценат, он оказывает покровительство артистам,
как Никола Фроману, ученым, как Христофору Колумбу, сам сочиняет стихи,
мистические аллегории, а также правила состязаний на турнирах. Занявшись
эзотерическими науками, он содержит одного еврейского астролога, врача и
кабалиста по имени Жан де Сен-Реми, который, возможно, был дедом знаменитого
Нострадамуса...
Но кроме всего прочего, Рене Анжуйский любит рыцарство и романы о
короле Артуре и Святом Граале. Он очень горд тем, что имеет роскошный кубок
из красного порфира; он объявляет, что это - кубок времен свадьбы в Кане
Гали-лейской. Это необыкновенное приобретение он сделал в Марселе, куда, по
преданиям, приплыла Магдалина со своим драгоценным ковчежцем. В других
письменных источниках также говорится о кубке, принадлежавшем Рене - о том
же самом? - на котором была выгравирована таинственная надпись: "Qui bien
beurra Dei voira, Qui beurra tout d'une, baleine, Voira Dieu et la
Madeleine"[45].
Итак, вполне разумно видеть в Рене одного из предшественников
Ренессанса" тем более, что он провел много лет в Италии, где имел в своем
владении большие территории, что он поддерживал дружбу с герцогом Сфорца в
Милане и с сеньором Флоренции Медичи, что он даже участвовал в несомненно
честолюбивых проектах основателя могущественного флорентийского дома,
планах, которые должны были наложить известный отпечаток на западную
культуру.
Действительно, Рене находится в Италии, когда в 1439 году сеньор
Флоренции посылает своих агентов во все концы света для поисков старинных
рукописей и в 1444 году открывает первую в Европе публичную библиотеку -
библиотеку Сан-Марко, отобрав таким образом у Церкви монополию на культуру.
В первый раз и благодаря ему все великие произведения античной философии,
например, труды гностиков и герметиков, были переведены и, следовательно,
стали доступны всем. В первый раз в Европе за семьсот лет греческий язык
стали изучать в университете Флоренции. Наконец, сеньор Флоренции
приказывает создать центр по изучению трудов пифагорейцев и платоников,
который, в свою очередь, позволил появиться на свет множеству других
академий на всей территории Апеннинского полуострова.
Если мы не знаем, какова в точности была роль Рене Анжуйского в
создании этих культурных очагов в Италии, то, во всяком случае, кажется,
именно благодаря ему ими была принята одна из его любимых символических тем
- тема Аркадии, аллегории, которая появилась в первый раз в западной
постхристианской культуре.
Итак, в 1449 году Рене вместе со своим двором находится в своей
резиденции в Тарасконе, где он занимается постановкой целой серии "Действ"
своего собственного сочинения - нечто среднего между фигурами турнира и
маскарада, во время которых рыцари состязаются и представляют что-то похожее
на драму. Самая известная из них называется "Действо о пастушке", и в ней
играет любовница короля, воплощающая все романтические и философские символы
аркадийской фигуры. Она председательствует на турнире, где рыцари,
скрывшиеся под аллегорическими масками, символизируют конфликт различных
идей и систем ценностей в пасторальной атмосфере, свойственной Аркадии,
напоминающей церемониал Круглого стола и тайну Святого Грааля.
Помимо произведений Рене Анжуйского, Аркадия встречается в образе
фонтана или могилы, и оба неотделимы от подземной реки. Эта река всегда
отождествлялась с рекой Алфиос, которая протекает через местность,
расположенную в Греции и называющуюся Аркадией, прежде чем уйти под землю,
пересечь море, не смешавшись с его водами, чтобы снова выйти на поверхность
в Сицилии и соединиться с водами фонтана Аретузы. От античных времен до
"Кубла-Хан" Кольриджа обожествленная река Алфиос считалась священной, ибо ее
название имеет общий корень с греческим словом "Альфа", что, как известно,
означает первопричину, источник, начало.
Эта подземная река, аллегория "подземных" преданий, скрытых от взгляда
профана под различными формами эзотерической мысли, кажется, обрела для
короля Рене очень большое значение. Символ невидимого знания, тайны,
передаваемой от поколения к поколению по ритуалу - не мог ли он также
внушить идею какого-то непризнанного потомства, рода, не прервавшегося до
сих пор?
Впрочем, тема Аркадии и ее подземной реки вдохновляли не только Рене
Анжуйского. В 1502 году в Италии вышла в свет книга, длинная пастораль под
названием "Аркадия", влияние которой в области литературы и искусства
окажется очень большим. Его автор, Якопо Саннадзаро, возможно, был сыном
Жака Саннадзаро, который несколькими годами раньше принадлежал к
итальянскому окружению Рене Анжуйского. Эта же поэма в 1553 году будет
переведена на французский язык и - странный факт - снабжена посвящением
кардиналу де Ленонкуру, один из потомков которого в XX веке составит
генеалогии "документов Общины"...
В заключение вспомним, что "Аркадией" также называется пасторальный
роман, опубликованный англичанином Филиппом Сиднеем[46], и что в
Италии она вдохновляла знаменитого Торквато Тассо, чей "Освобожденный
Иерусалим" рассказывает о взятии святого города Годфруа Бульонским. Но
только в XVII веке, в творчестве Никола Пуссена, а особенно в "Пастухах
Аркадии", эта тема, бесспорно, достигает своего апогея.
Таковы эти внушенные символическим образом "подземной реки" идея
традиции, иерархия ценностей, может быть даже, тщательно скрытое послание.
Ибо эта река, невидимая для простых смертных, известна некоторым знатным
семьям, которые прямо или косвенно фигурируют в генеалогиях "документов
Общины".
Таким образом, эти семьи передают их смысл и символ тем, кому они
покровительствуют в области искусства, как ранее Рене Анжуйский передал их
Сфорца, Медичи и Гонзагам, которые дали двух великих магисторв ордену Сиона
- Ферранте и Луи де Гонзагов, а также герцога Неверского. Отсюда образ
"подземной реки" проник в творчество самых знаменитых художников и поэтов
того времени, среди которых на первом месте - Боттичелли и Леонардо да
Винчи.
Манифесты розенкрейцеров.
Как мы видели, первый манифест розенкрейцеров появился в 1614 году,
следующий - спустя год, и оба они знаменуют рождение знаменитого мифа,
влияние которого распространится на весь XVII век. Они немедленно
провоцируют со стороны Церкви, в особенности иезуитов, сильную негативную
реакцию, но зато вызывают исступленный восторг у либеральных протестантов
Европы. Среди главных представителей традиции розенкрейцеров надо,
разумеется, назвать Роберта Флудда, шестнадцатого великого магистра Сионской
Общины, с 1505 по 1637 годы.
В манифестах подробно рассказывается история легендарного Христиана
Розенкрейца и "тайного и невидимого" братства посвященных французов и
немцев, выходцами из которого они себя объявляют. В то же время они
обнародуют грандиозные проекты - перестройка мира и человеческого сознания
согласно великим принципам эзотерической мысли, приход к власти духовной
свободы, когда человек, отбросив все преграды, получит доступ к недоступным
до сих пор "тайнам природы" и станет хозяином своей судьбы в совершенной
гармонии с космическими законами. Наконец, в них содержатся пылкие
декларации, направленные против католической Церкви и Священной Римской
империи.
Мы также уже видели, что эти первые проявления идей розенкрейцеров
приписывают сегодня немецкому теологу Иоганну Валентину Андреа, великому
магистру Сиона после Роберта Флудда, или, в самом крайнем случае, одному из
его собратьев. Действительно, позже Андреа признается, что третий манифест
от 1616 года - "Химическое венчание Христиана Розенкрейца", - анонимный, как
и два предыдущих, он сочинил сам.
В данном случае речь идет о сложной герметической аллегории, которая
окажет влияние на "Фауста" Гете, и где мы найдем отзвуки трудов английского
эзотериста Джона Ди, который вдохновил Роберта Флудда, романы о Граале и о
рыцарях Храма. Таким образом, имеется много вопросов по поводу белой туники,
украшенной на плече красным крестом, Христиана Розенкрейца или же еще одной
принцессе "королевского рода", дочиста ограбленной маврами, которую
выбрасывает на берег в деревянном сундуке и которая после многочисленных
перипетий кончает тем, что выходит замуж за принца и возвращает себе свое
наследство.
Ведь если предпринятые расследования насчет Андреа сообщают нам, что
между ним и генеалогиями "документов Общины" связи достаточно далекие, то,
напротив, они устанавливают совершенно ясно, что он был близок к Фридриху V,
Придворному электору, племяннику главы протестантов Генриха де ла Тур
д'0вернь, виконту Тюреннскому и герцогу Бульонскому, а сам он являлся
родственником семьи Лонгвиль, которая очень часто встречается в документах и
в наших поисках. (Это тот Генрих де ла Тур д'0вернь, который с большими
трудностями взял в 1591 году город Стенэ).
Итак, в 1613 году Фридрих V женится на Елизавете Стюарт, дочери Якова I
Английского, внучке Марии, королевы Шотландской и правнучке Мари де Гиз,
принадлежавшей к младшей ветви Лотарингского дома. Сто лет назад Мари де Гиз
вышла замуж за герцога де Лонгвиля, а после его смерти - за Якова V
Шотландского, создав таким образом династическую связь между семьями Стюарт
и Лотарингов. Поэтому, как и трое следующих за ним великих магистров Общины,
Андреа не скрывает своего интереса к королевскому трону Шотландии:
герцогский дом Лотарингов был тогда очень ослаблен, и Сион моментально
предпочел довериться всемогущим Стюартам.
Как бы то ни было, после свадьбы с Елизаветой Придворный электор
собирает в своей столице, Гейдельберге, двор, страстно увлеченный
эзотеризмом. Фрэнсис Ятс упоминает, что культура, развивающаяся там, прямо
выходит из Ренессанса, но она явно отмечена новыми веяниями, и вокруг
электора четко вырисовывается движение, пытающееся придать герметической
мысли политико-религиозное проявление.
Если Фридрих V играет большую роль в проповедовании идей
розенкрейцеров, то, кроме того, он кажется облеченным особой духовной и
политической миссией, которая несет в себе множество обязательств, но не
меньше больших надежд. В 1618 году он действительно принимает корону
Богемии, которую предлагают ему сеньоры-бунтовщики, пытаясь вызвать гнев
папы и германской Священной Римской империи и толкая Европу в хаос
Тридцатилетней войны. Два года спустя придворный электор был изгнан в
Голландию, а Гейдельберг попал в руки католических войск. Что касается
Германии, то она мало-помалу превращается в гигантское поле битвы, театр
одного из самых разрушительных и кровопролитных военных конфликтов,
пережитых Европой. Но, выйдя из этого конфликта, католическая Церковь почти
восстановила свое былое величие времен Средневековья.
В самом сердце этого крайнего беспорядка Андреа создает сеть более или
менее "параллельных" обществ под названием "Христианские Союзы". Каждое из
этих обществ анонимно руководится принцем, в него входят еще двенадцать
членов такого же ранга, разделенных на четыре специализированные группы и
действующих в строго определенных сферах. Цель этих "Христианских Союзов" -
охранять ценности и знания, которым угрожает опасность, особенно недавние
научные достижения, объявленные Церковью еретическими. В то же время "Союзы"
объявляют себя убежищами и защитниками врагов Инквизиции, а впредь
неразлучной с католическими армиями и яростно подавляющей малейшие
проявления ниспровергающих идей. Множество эрудитов, философов и ученых
нашли таким образом убежище в ячейках, созданных Андреа на местах, и,
благодаря им, добрались до Англии, где создавалось франкмасонство.
Итак, множество друзей и сторонников Андреа встретились по ту сторону
Ла Манша. Например, Самуэль Хартлиб, Адам Коменский, более известный под
именем Комениуса, литературный корреспондент Андреа Теодор Хаак, близкий
друг Елизаветы Стюарт, и доктор Джон Уилкинс, бывший личный капеллан
Фридриха V и будущий епископ Честерский.
Появившись в Англии, все они без исключения входят в масонские кружки;
там мы находим Роберта Морея, члена ложи с 1641 года; Элиаса Эшмола,
специалиста по рыцарским орденам, франкмасона с 1646 года; юного и рано
развившегося Роберта Бойла, члена другого тайного общества[47] -
Сионской Общины, может быть, раз его имя фигурирует в списке великих
магистров после Андреа.
Итак, под покровительством Кромвеля эти английские и европейские умы,
собравшись в динамичный ансамбль, создадут "невидимый колледж", названный
так Бойлом, как отклик на манифесты розенкрейцеров, и который станет в 1660
году во время реставрации монархии Королевским Обществом под
покровительством и при поддержке Карла II Стюарта. Можно разумно заключить,
что все его члены-основатели были масонами, и само общество, по крайней
мере, в самом начале было чисто масонским. Во всяком случае, более
определенным был вклад созданных Андреа "Христианских Союзов" в организацию
системы масонских лож в Англии и в Европе.
Но течение "подземной реки", рожденной у ног Рене Анжуйского, здесь не
останавливается. Следуя своей дорогой от Бойла до Исаака Ньютона, сменяющих
друг друга великих магистров Общины, она теперь погружается в хитрые
излучины франкмасонства XVIII века.