Бегемотов Нестор Онуфриевич. Импотент, или секретный эксперимент профессора Шваца

   Развернулась широкая кампания по рекламированию Дамкина. Литератора показывали по телевизору, его речи передавали по радио, печатали в газетах, художник Бронштейн написал картину «Дамкин и голуби», которую вывесили в Третьяковке.
   Популярность Дамкина затмила всех остальных кандидатов. В Москве даже любера помирились с панками – и те, и другие сделали прически под Дамкина, налепили на себя значки с изображением голубей, назвали себя «голубятами» и ходили по столице с лозунгами: «Кормить голубей – верх милосердия!», «Останься сам голодный, а голубя накорми!», «Народ и голуби едины!».
   Тут и сям граждане скупали крупы, хлеб, ягоды, и все это скармливали голубям. Голуби разжирели, разучились летать, ходили повсюду важные и толстые, чувствуя себя, как дома.
   Столица бурлила в ожидании выборов. Мода на кормление голубей перешагнула границы. Птиц кормили в Париже, Лондоне, Нью-Йорке. И над всем этим – портрет улыбающегося от уха до уха Дамкина.
   – Ты чего, Дамкин, ошизел? – спросил литератор Стрекозов, прерывая мечты фантазирующего соавтора. – Социализм в СССР построили, так ты теперь хочешь голубизм построить?
   – Дурак ты, Стрекозов, – добродушно отозвался Дамкин. – Вот стану Президентом, Шнобелевскую премию получу – пивка попьем с креветками. А кроме того, сам подумай, все наши романы напечатают. Поди не напечатай роман самого Президента! Вон у Леонида Ильича даже «Малую Землю» напечатали, да еще и шедевром признали!
   – Жадный ты, Дамкин, – проникся Стрекозов и сурово покачал головой. – И пива тебе, и романы. Нельзя быть таким жадным. Скромнее надо быть!
   – Сам ты козел, – обиделся будущий Президент и, поднявшись с облезлого дивана, ушел кормить голубей.
   Чем черт не шутит, может действительно станет Президентом?

Партийная работа

(из серии «Ленин жив»)

   Под звуки заводного канкана, исполняемого развеселыми цыганами в красных рубашках, перезрелые красотки на сцене демонстрировали весьма несвежее французское белье. Толстые красномордые финны пили пиво, хлопали в ладоши и громкими криками поощряли танцовщиц повыше поднимать кривые ноги.
   Феликс Эдмундович мутным глазом закоренелого подпольщика взглянул на сцену и откупорил третью бутылку коньяка. Погладив клинообразную бороденку, он ловко опрокинул стопку, вынул из кармана соленый огурец, откусил и, прикинув, хватит ли закусить еще одну стопку, сунул остаток назад, в карман.
   Он ждал. Ждал уже давно.
   «Бить морду или нет?» – подумал Железный Феликс, с неудовольствием глядя на веселящихся финнов. В стране – революция, а эти гады тут…
   Шел март семнадцатого года. Погода была на редкость мерзостная, часто шел снег, Финский залив хоть и трещал, но вскрываться не собирался.
   Феликсу хотелось домой. О, как ему надоели эти отвратительные финны…
   На плечо Дзержинского легла тяжелая рука. Он оглянулся, автоматически замахиваясь, чтобы дать нахалу в зубы. Но на него смотрело улыбающееся лицо Владимира Ильича.
   – Владимир Ильич! – замычал Феликс. – А я тут жду и жду…
   Друзья радостно обнялись.
   Ульянов выпил из горла с полбутылки, с интересом взглянул на сцену. Феликс с любовью смотрел на поздоровевшее лицо вождя.
   – Как там в Разливе? – спросил он, чтобы хоть что-то спросить и услышать любимый голос.
   – Курорт, – сказал Ильич. – Только, что телок нет. А здесь девочки ничего!
   – По три рубля штука.
   – У меня еще есть три сорок партийных денег. Можем взять одну на двоих. Пойдем?
   – Да я тут коньячок поназаказывал, – потупился Феликс Эдмундович, – а денег нет. Лицо будут бить.
   – А! – Ульянов посуровел. – Буржуйские отродья! Ну, тогда девочки подождут. Партийная работа главнее всего!
   И Владимир Ильич достал из кармана кастет, который совсем недавно ему подарила на день рождения Надежда Константиновна Крупская.

Телефоны, самовары…

(из серии «Ленин жив»)

   – Але, девушка! Мне 77-96, пожалуйста! Кто говорит? Ленин говорит. Да, да, тот самый Владимир Ильич, который Ульянов. Что? Нет, я вас не разыгрываю, Ленин я, Ленин! Какие шутки! Что? Чем могу доказать? Уверяю вас, честное большевистское слово даю, что я – Ленин. Не издеваюсь я над самым святым! Что? Кто может подтвердить, что это я? Да вот, Феликс Эдмундович…
   – Але, девушка! Дзержинский у телефона. С вами только что говорил самый настоящий Владимир Ильич Ульянов-Ленин. Нет, не однофамилец. Нет. Нет. Вы что, не слышали, как он картавит? Что значит «подделывается»? Что значит «перестаньте хулиганить»? Это вы перестаньте хулиганить! Дайте нам 77-96! Кто я такой? Дзержинский! Кто может это доказать? Вам что, может еще Бонч-Бруевича позвать? Не верите? Ну, позвоните тогда нам 77-75 – Смольный, кабинет Ленина, сами убедитесь! Что «не положено»? Вам звонить Ленину не положено? Конечно, не положено! Тогда дайте нам 77-96! Никто не безобразничает! О, господи! Да я сам знаю, что бога нет. Тоже мне, комсомолка нашлась вонючая, учить меня будет… Ну, вот, бросила трубку. И козлом обозвала…
   – Ну, народ…
   – Владимир Ильич, а может самим сходить? Ведь всего на два этажа спуститься – и кабинет Луначарского, возьмем наш самоварчик и сами принесем…
   – Э нет, батенька! Так мы их совсем разбалуем! Никакой партийной дисциплины не будет! Луначарский брал самовар на два часа! Сам унес – сам пусть и принесет! Дай телефон. Але, девушка! Мне 77-96, Ленин говорит…

Ленин и рокеры

(из серии «Ленин жив»)

   – А у тебя есть «стратокастер»? – спросил Владимир Ильич у рокера Вити, гуляя по ДК, где в Ленинской комнате базировалась Витина рок-группа.
   – Есть! – радостно воскликнул Витя, протягивая вождю мирового пролетариата свою гитару.
   – О! Весьма круто! – со знанием дела оценил Владимир Ильич, поглаживая лакированную поверхность. – Звучит-то ничего?
   – Клево звучит! – сказал Витя, сияя, как лампочка Ильича. – Прям как танк!
   Ленин присел на стул и взял пару аккордов.
   – Э, батенька, да у тебя тут третья струна оболталась! Совсем никуда не годится!
   – Оболталась, – с горечью подтвердил Витя. – Да в магазине полки пустые, фиг чего купишь!
   Владимир Ильич покачал головой и достал из кармана коробку с нерусскими буквочками.
   – Во, Бонч-Бруевич из ГДР привез комплектик струн. Дарю!
   – «Лисичка»! – возрадовался Витя, подпрыгнув от счастья. – Это ж мои любимые струны! Ну, теперь я такой тяжеляк зафигачу, аж болты над Парижем зацветут!
   – Ну, ну, – похлопал рокера по плечу Владимир Ильич и подошел к ударнику Игорю.
   – А у тебя есть барабан?
   – Есть! – радостно закричал Игорь, вынимая из-за спины огромный порваный бас-барабан…

Ленин и Сеня

(из серии «Ленин жив»)

   Сеня мыл Ленина. То есть не самого Владимира Ильича, конечно, а памятники великого вождя.
   Ранним утром, когда город еще спал, и лишь соловьи заливались на своих деревьях, Сеня подъезжал на поливальной машине, доставал шланг и мощными струями воды смывал с монумента пыль и следы нахальных голубей. Когда что-либо смыть не удавалось, Сеня ставил лестницу и протирал железную лысину фланелевой тряпочкой.
   В маленьком городке, где жил Сеня, памятников Ленину было двенадцать. Некоторые из них Сеня очень любил, особенно на главной площади, где Ленин так душевно указывает рукой в светлое будущее. Сеня часто смотрел в том направлении, но ничего, кроме свинарника, не видел. Однако в светлое будущее свято верил и мечтал дожить.
   Были памятники, которые не нравились Сене. Ленин на них был скучный и чугунный. Но чтобы никто не догадался об этой неприязни, Сеня мыл этих Лениных даже лучше, чем любимых.
   И была у Сени мечта.
   Мечтал Сеня съездить в Москву и посмотреть на Владимира Ильича в Мавзолее. Знающие люди говорили, что в Мавзолее он ну прям как живой!
   И вот Сеня поднакопил денег, взял отпуск и поехал. И приехал он на Красную площадь, отстоял в длинной очереди, как за водкой в его родном городе, прошел, наконец-то, мимо строгих истуканистых часовых с деревянными лицами и вошел в святая святых каждого советского человека – в Мавзолей Ленина.
   Да, Ленин был как живой. Казалось, сейчас встанет и пойдет. Подойдет к Сене и скажет:
   – Здравствуй, Сеня. Спасибо тебе, Сеня, что так долго мыл меня. Теперь я живой, сам буду мыться.
   – Проходи, чего встал! – шепотом подтолкнул Сеню милиционер.
   – Извините, – сказал Сеня тоже шепотом. – А не подскажете, тут Ленина кто-нибудь моет?
   – Что? – не понял милиционер. – Как?
   – Ну, водой, – стесняясь, пояснил Сеня.
   – Ты чего, парень, того? – покрутил милиционер у виска. – А ну, вали отсюда, урод!
   Сеня и до сих пор моет Ленина в своем родном городе.

Кепка Ильича

(из серии «Ленин жив»)

   Говорят, из всего многообразия головных уборов В.И. Ленин предпочитал кепки. Я сам, правда, никогда не видел вождя в кепке, разве что на картинках, но нет никаких оснований не верить тем, кто частенько созерцал вождя в его любимой кепочке.
   Сколько кепок было у Ильича? Сейчас, наверно, этого не знает никто.
   Сидоров продавал кепки Ильича. Кепки были серые, с небольшим козырьком и пимпочкой на макушке. Глядя на кепку, так и хотелось представить в ней Ильича, хитро прищурившегося и показывающего язык.
   Кепки Ильича пользовались спросом. Еще бы! Наденешь такую кепку, и как будто бы уже приобщился.
   Особенно любили кепки грузины.
   – Вах! Какая кепка! – восклицали они, вытаращив глаза. – На самом деле Ленинская кепка?
   – Конечно, – заверял Сидоров, прикладывая руку к сердцу. – Самая настоящая! Из Ленинской коллекции кепок!
   – Вах! – удивлялись грузины и брали кепки в нескольких экземплярах – себе и родственникам.
   Однажды Сидоров, как обычно, стоял на рынке с десятком свеженьких, только что сшитых кепок. Засмотрелся Сидоров на облака и не заметил покупателя.
   – Здгаствуйте, товагищ, – картавя молвил покупатель. – Почем кепки?
   Сидоров глянул и оторопел. На него смотрел живой Ильич.
   – Хогошие у вас, товагищ, кепочки, – проговорил Ильич и, взяв одну, примерил. – Так почем?
   – Э… – промямлил Сидоров и вытянулся по стойке «смирно». – Берите за так, товарищ Ленин!
   – Это вы, батенька, молодец! – похвалил Ильич. – Кепки бесплатно – еще один шаг к коммунистическому обществу. Кстати, раз за так, я возьму две.
   – Берите три! – просиял Сидоров. – Отличные кепки, им износу не будет!
   – Так и быть, – согласился Ильич. – Давайте три!
   Сидоров протянул Ленину три кепки и смущенно попросил:
   – Владимир Ильич, а ту кепку, что у вас на голове, подарите мне! Я ее сам буду носить! Настоящая кепка Ильича!
   – На! – Ильич вернул кепку, которую примерял, Сидорову и ушел, надев одну кепку на голову, вторую сжимая в руке, а третью положив в карман пиджака.
   С этого дня Сидоров не снимал с головы кепку Ильича. Ходил в ней по улицам и дома, обедал и даже спал.
   Наступила зима. Сидоров и зимой ходил в любимой кепке. Холодная была зима. Сидоров заболел и умер. Похоронили его в кепке Ильича.
   Жаль. Никто теперь не продает на рынке кепки. Негде теперь кепку купить…

Ленин и литераторы

(из серии «Ленин жив»)

   Владимир Ильич шел по московским улицам и ничего не узнавал. За каких-то семьдесят лет Советской власти все так изменилось! И, надо сказать, не в лучшую сторону. Куда делись Арбатские переулки, в которых так хорошо было уходить от хвоста! На их месте теперь катят машины по Калининскому мимо уродливых домов-книг… Как изменилась Тверская, на которой у большевиков было три конспиративных квартиры! Где Никольская, на которой жила знакомая модисточка… Нет, решительно ничего Ленин не узнавал!
   И что самое странное, никто не собирался узнавать самого Владимира Ильича. Люди спешили по своим делам, стояли в очередях, а на Ленина не обращали никакого внимания.
   «Ничего не понимаю, – подумал Владимир Ильич. – Ведь на каждом червонце мой портрет, а меня не узнают… За что боролись?»
   Около кинотеатра «Художественный» рядом с большим рюкзаком стоял литератор Дамкин, которого Владимир Ильич сразу узнал. Совсем недавно ему попался в «Юности» рассказ этого литератора, антисоветчинкой, скажем прямо, попахивающий рассказ, но написанный живо. Ленин тогда еще подумал:
   «Талант, глыба, но неужели он ничего не знает о моем принципе партийности…»
   Там же, в «Юности», была и фотография Дамкина.
   – Здгавствуйте, товагищ Дамкин, – поздоровался Ильич, картавя по старой конспиративной привычке.
   – Здравствуйте, товарищ Ленин, – весело откликнулся литератор.
   – Как! Вы меня узнали?
   – Ну, кто же вас не знает! Нам же зарплату червонцами выдают!
   – А вот на улицах меня никто не пгизнает, – пожаловался Владимир Ильич.
   – Мало, наверно, народ денег получает, вот и не желает признавать. А кроме того, народец-то у нас недоверчивый, – пояснил Дамкин. – Увидел Ленина и не поверил, что это самый настоящий Ленин. У нас на улицах даже Хазанова бы не узнали. Да что там Хазанов! Меня, и то не всегда узнают!
   – А, ну, тогда дгугое дело! – успокоился вождь пролетариата. – А я-то уж было подумал, забыл народ про духовные ценности, потерял ориентиры…
   – Нет, наш народ не такой! – убежденно молвил Дамкин, оглядываясь по сторонам.
   – Точно, не такой! – воскликнул Владимир Ильич. – Слушай, Дамкин, а не попить ли нам по этому поводу пивка?
   – Да у меня денег нет, – Дамкин вывернул карманы, действительно оказавшиеся пустыми.
   – Это не пгоблема, – хлопнул его по плечу Владимир Ильич. – Деньги есть у меня!
   – Не проблема, – кивнул Дамкин. – Зато проблема – пива найти. В этой Совдепии все не как у людей. Пол-Москвы надо обегать, прежде чем найдешь пивка. А найдешь – так очередь надо часа на два отстоять!
   – Часа на два? – поразился Ленин. – А у нас в Кремле свободно!
   – Дык то в Кремле!
   – Пойдем в Кремль, – предложил Ленин. – Там и выпьем.
   – Не пустят меня в Кремль, – сказал Дамкин, взглянув на свои драные джинсы.
   – Да-а, – протянул Ильич, критически оглядывая прикид Дамкина. – Пожалуй, что и не пустят.
   – Ну, и фиг с ними! – беспечно ответил Дамкин.
   – Тебе-то фиг, а мне выпить не с кем!
   – Что ж, в Кремле народу что ли мало?
   – Да народу-то хватает. Но хочется с кем-нибудь интеллигентным пообщаться.
   – Увы, – развел руками литератор. – Знать не судьба.
   – Ну, прощай, Дамкин, – печально молвил Ильич.
   – Счастливо, товарищ Ленин.
   Глядя уныло в землю, товарищ Ленин ушел в Кремль пить пиво в одиночестве.
   А литератор Дамкин наклонился и поправил рюкзак, на что тот отозвался бутылочным звоном.
   «Звенит, – подумал довольный Дамкин, которому пришлось обегать пол-Москвы и плодотворно провести два часа в очереди. – «Жигулевское»! Двадцать штук!»
   Литератор Дамкин ждал литератора Стрекозова, который отправился искать воблу.

Мистик

   Затрезвонил телефон. Отложив бритву и наскоро стерев пену с лица, я бросился поднимать трубку, отстранив от аппарата полупрозрачно фосфоресцирующего Федора Михайловича.
   – Алле!
   – Товарищ Феофанов? – трубка говорила твердым голосом с привкусом металла. – Вас беспокоят из Комитета Государственной Безопасности.
   «Розыгрыш, – огорчился я. – Лучше б побрился по-нормальному! Интересно, какая свинья так веселится? Сидоров или Петухов? Оба – те еще придурки!»
   И сказал:
   – Пошли вы в задницу со своим комитетом! Мне на работу пора.
   При слове «задница» сидящий в кресле призрак Александра Сергеевича захихикал и забубнил под нос подходящие по его мнению к моменту стихи. Великий поэт весьма любил неприличности.
   – Минуточку! – булькнула трубка, напомнив давно забывшийся командный голос прапорщика Козлищева из учебки, где я отбывал воинскую повинность. – Попрошу трубочку не бросать. Вам это может грозить серьезными неприятностями.
   – Да ну! – удивился я. – Петух, кончай из себя кретина корчить!
   – С вами говорит майор КГБ Тараканов. Мне хотелось бы с вами встретиться.
   – Извините, товарищ майор, но я встречаюсь обычно только с женщинами. И, к тому же, мне на работу надо собираться. Так что…
   – С работой мы договорились.
   – Ну да! – ухмыльнулся я. – Это с Семенычем-то?
   – Вы ему позвоните, – предложил майор Тараканов, – и проверьте, раз вы такой недоверчивый. А я через пять минут перезвоню.
   – Ну, конечно! – сказал я коротким гудкам в трубке и представляя, как отреагирует наш Семеныч, если я у него спрошу, договаривался ли с ним майор КГБ. – Ищи дурака в другом ауле! Нет, господа, вы мне скажите: ну, разве бывают майоры КГБ с фамилией Тараканов?
   Поэты и писатели тут же отрицательно завертели головами. А Гоголь, всю ночь посвятивший прочтению «Золотого теленка», оглушительно заржал.
   Кстати, о себе. Работаю я, конечно же, инженером. Вполне обычный советский инженер. Но вот только с детства проявилась у меня способность вызывать различных духов. Все, чем занимаются так называемые медиумы или спиритисты – полная фигня и жульничество. Гадания по тарелочке, или там Пушкин всех посылает! И есть же люди, которые в это верят! Мне Александр Сергеевич сам говорил, что никто их там не беспокоит, скучно им. А вот я могу вызывать их с того света! Правда, на людей они похожи только ночью, а к утру понемногу растворяются и делаются невидимыми. Вначале я пугался этой своей способности. Подумаешь о прадедушке, а он тут как тут! Привет, говорит, правнучек! Но потом я освоился. С Ломоносовым к урокам по геометрии готовился, бил морду Павлику Морозову, Петра Первого в карты обыгрывал.
   Больше всего любил я собирать литературные вечера. Давно помершие поэты и писатели читали свои произведения – из тех, что при жизни не успели написать. С литераторами двадцатого века я не сошелся. Маяковский оказался полным козлом, Блок слегка шизанутый, Есенин – гопник, все ему водку подавай! Более поздние, советские поэты и писатели, жертвы ленинского принципа партийности – совсем уже законченные ублюдки. А вот старички – Пушкин, Лермонтов и другие – свои в доску! Пушкин вот на днях предлагал под моим именем несколько поэмок издать, да я отказался – не люблю плагиата.
   Вот и эту ночь мы провели в литературных чтениях. Раздавили два пузырька «Кавказа», а потом Барков Иван Семенович свою новую поэму читал. Мы чуть не померли от смеха, даже те, кто уже умер!
   Добрившись до синевы, я умылся, причесался и пошел на кухню варить кофе. В комнате трезвонил телефон, майор Тараканов попался очень настырный.
   После ночного мрака стало совсем светло, призраки помаленьку растворились. Только спрятавшийся в полумраке туалета Лев Николаевич поманил меня пальцем и, почесывая роскошную бороду, наставительно произнес:
   – Ты это, с жандармами-то, того!
   – Ясное дело, ваше сиятельство! – заверил я господина графа, и тот благополучно испарился.
   Я выпил кофейку, затем натянул курточку и пошел на нелюбимую работу, где гнусный начальник Семеныч тщательно следил за каждой минутой опоздания сотрудников. Пришел вовремя, ушел вовремя – это главное. А так – можешь и не работать, никому дела нет!
   Я спустился по лестнице, вышел из подъезда, и тут два здоровенных парня скрутили мне руки и затолкали в черную «Волгу».
   – Что ж это ты, Феофанов, трубочку не берешь? – полуобернувшись ко мне с переднего сидения, произнес знакомым голосом голубоглазый блондин с квадратной челюстью и перебитым носом.
   – Э! – я не нашелся, чего ответить и на всякий случай соврал: – В сортире сидел, понос у меня начался после вашего звонка. Не мог к телефону подойти.
   – Запомни, Феофанов, если майор госбезопасности говорит, что надо встретиться, значит ты, засранец, должен тут же отменить все свои вонючие дела!
   – Позвольте! – подражая Пушкину, воскликнул я. – По какому праву, милостивый государь, вы со мною на «ты»? Или я с вами выпивал?
   – Ах ты козел! – вскипел Тараканов. – Да я из тебя… люля-кебаб сделаю!
   Тут запищала рация. Майор отвернулся и поднял трубочку.
   – А? Да! Взяли! Так точно! Есть! Есть!
   Положив трубку, Тараканов задумчиво погладил подбородок, видимо размышляя, делать из меня люлякебаб или подождать. Наконец, он пришел к какому-то выводу и, зыркнув на меня круглым глазом, сказал шоферу:
   – Поехали!
   Два бугая по бокам всю дорогу сплющивали меня в лепешку, и, когда мы приехали и меня вытащили из машины, я долго не мог свободно вздохнуть. Отдышавшись, я осмотрелся. «Волга» привезла нас к красивому двухэтажному особнячку где-то за городом. За деревьями виднелся покрашенный в приятный светло-зеленый цвет забор с колючей проволокой.
   К машине подошел еще один баскетбольного роста детина.
   – Это он?
   – Он, товарищ полковник, – отдал честь Тараканов.
   – Генерал ждет.
   «Во как! – подумалось мне. – Сейчас генерала увижу!»
   Не то, чтоб я не видел генералов, я в свое время даже с Суворовым обсуждал битву на Курской дуге, но с генералами КГБ, да еще и живыми, я пока не общался.
   Меня опять весьма невежливо подхватили и внесли в большую светлую комнату, где за столом, уставленным всяческими деликатесами, сидел полностью лысый мужик неопределенного возраста. Генерал мазал на хлеб с маслом черную икру и внимательными крабьими глазками осматривал меня с ног до головы.
   – Присаживайтесь, товарищ Феофанов, – неожиданно высоким голоском произнес он. Я присел. Два бугая встали у меня за спиной, в любой момент готовые свернуть мне шею.
   – Товарищ генерал, – сказал я. – Этот майор Тараканов оскорблял меня неприличными словами.
   – Он понесет суровое наказание, – ласково молвил генерал.
   – Понизьте его до капитана! – посоветовал я.
   – Очень приятно, что мы так весело шутим, – захихикал генерал. – Но приступим к делу. Нам стало известно, товарищ Феофанов, что вы, с позволения сказать, умеете вызывать и общаться с духами, так сказать, наших предков…
   – Вам сеанс спиритизма что ли нужен? Так я этим не занимаюсь!
   – Вы очень торопитесь, товарищ Феофанов, – генерал домазал поверх черной икры слой икры красной, положил шпротину и, откусив пол бутерброда, начал смачно жевать. Предложить чего-нибудь пожевать мне он не догадывался.
   – Так вот, – продолжал генерал. – Как бы мне это сказать, вы ведь у нас советский гражданин, военнообязанный, не так ли!
   Я кивнул, не сочтя нужным возражать, что другого гражданства, кроме советского, мне никто не предлагал, а в Советской Армии я был всего месяц на сборах после пятого курса института.
   – И, надо бы вам сказать, вы нужны нашей Родине!
   Произнеся эти высокие, как Останкинская башня, слова, генерал умолк и уставился на меня, ожидая подтверждения.
   «Служу Советскому Союзу!» – вертелось у меня на языке, но я только промычал что-то невразумительное.
   – Итак, – заключил генерал. – Вы согласны с нами работать?
   – Я не понимаю, – сказал я. – Судя по всему, вы меня вербуете, но чем я могу быть полезен КГБ?
   – Во-первых, должен сказать, мы вас не вербуем. Вербуют иностранных агентов, а вы – наш, советский. Во-вторых, я вам уже сказал, нам известно, что вы – мистик, заклинатель духов или как там это называется, и нам нужны ваши услуги по связи с загробным миром.
   «Интересно, – подумал я. – Откуда они узнали, что я могу вызывать привидения? Об этом же знали только мои самые близкие друзья…»
   – Вам надо кого-то с того света достать? Так я сомневаюсь, что мертвые захотят с вами общаться. С вами и мне-то не сильно приятно беседовать.
   Генерал запихнул в рот остаток бутерброда и медленно поднялся.
   – Молчать!!! – вдруг заверещал он, и в комнату ворвался майор Тараканов.
   Генерал обошел вокруг стола и возвысился надо мной.
   – Я попрошу не острить! Не забывайте, где вы находитесь!
   – Ты понял, козел? – заорал Тараканов и дал мне кулаком в лицо.
   Я повалился вместе со стулом. Охранники подняли меня, держа под мышками. Майор подошел ближе и, размахнувшись, ударил еще раз. Я отклонил голову, и он попал по стене.
   – У, козел! – завыл он от боли. – Убью!
   – Успокойтесь, майор, – сказал генерал. – Товарищ Феофанов осознал.
   – Что я осознал? – закричал я. – Какое вы имеете право меня бить, я не совершил никакого преступления!
   – Молчать!!! – опять взвизгнул генерал. – Нам нужны призраки для промышленного шпионажа в странах Запада. Они невидимы, плюс, могут проникнуть в любой сейф и сфотографировать любые документы! С их помощью наша страна быстро догонит проклятых загнивающих капиталистов, а потом и перегонит! И в этом преимущества социалистической системы!
   – Бред! – я не сдержался и расхохотался до слез. – Бред! Призраки-шпионы, привидения-агенты, духи-разведчики! Неужели вы думаете, у духов нет других развлечений?
   По выражению генеральского лица я понял, что так он и думает, и потому привел еще аргумент:
   – И потом, у меня на призраков нет никакого влияния. Я не могу им приказывать! У нас чисто дружеские отношения.
   – Вот, вот! – подхватил генерал. – Чисто по дружбе, пусть какой-нибудь ваш приятель добудет из сейфов НАСА чертежи «Шаттла».
   – Я не могу.
   – Сейчас ты не сможешь… – угрожающе начал майор Тараканов, но генерал вдруг засмеялся.
   – А куда ты денешься? – спросил он, тоже переходя на «ты». – Из страны не убежишь, а тут ты у нас под колпаком. Не согласишься – в тюрьму посадим.
   – Без суда? – усмехнулся я, хотя стало не до смеха. – Без преступления?
   – Ты отказываешься помогать своей Родине строить светлое будущее! А это преступление. И суда для такого преступления не надо!