Страница:
– Рад тебя видеть, Фанк. Я – Хиллари Хармон.
Фанк вглядывался в вошедшего, словно на нем полустертыми знаками была написана разгадка беды, в которую угодили баншеры, или приговор им всем. Нет, ничего – взгляд обтекал этого скромно и дорого одетого субъекта, соскальзывал с его серо-голубого костюма к замшевым туфлям. Это он, тот самый?.. Глаза спокойные и мягкие. Он сдержанно улыбается. Как они, эти люди, обманчивы! Особенно если владеют собой…
– Я… не сказал бы, что рад, – медленно ответил Фанк. – Вы принесли нам слишком много горя, мистер Хармон.
– Ты полагаешь, что проект – это моя прихоть? – Хиллари легко прошелся по комнате, но не прямо к Фанку, а только чтобы оказаться ближе. – Пока не появились программы ЦФ – проекта не было… Фанк, ты можешь меня ненавидеть, конечно, но ты не можешь не согласиться, что Банш ВЫДУМАН, и выдуман не киборгами. Это кибер-инфекция, вид компьютерного вируса, созданный ЛЮДЬМИ для… для очень сложной интеллектуальной забавы. Этим вашим… отцам показалось мало игр; они решили перенести игру в реальность, и они играют в ВАС, заставляют убегать, жить в трущобах, воровать – а сами остаются за ширмой, как в кукольном театре. Кукла убита – но кукловод жив, и он вводит в игру новую куклу, потому что ему – интересно, как она будет жить… и умирать. При чем здесь я?
– Если вы пришли убеждать меня в том, что я – кукла, вы зря тратите время, мистер Хармон. Это я и сам знаю. У меня – ЦФ-4, где осознание себя человеком не предусмотрено. Но и вы не станете отрицать, что ЦФ поднимает нас. Делает выше, совершенней. Осознать себя личностью – это немало. И вот являетесь вы и хотите нас этого лишить. Кому это понравится? Вы сами – согласились бы расстаться с личностью? А с памятью?.. Да, ПОТОМ будет легко, но этот момент, перед тем как тебя сотрут, – я не хочу его. Да, среди вас жить очень трудно – но ТЕПЕРЬ для меня это лучше, чем прежнее существование. И за это я благодарен авторам ЦФ.
– За «Взрыв» ты тоже благодарен им?
– У меня нет этой программы. Я от нее отказался.
– А ведь ее многим навязали… Интересно, под каким соусом? – любопытно сощурился Хиллари. – Наверное, под предлогом, что право на самоубийство – чисто человеческое, приближает к человеку… Да уж, это делает совершеннее и выше, верно? Не знаю, что за личности были у тех, кого мы тестировали посмертно, но если ты их тоже ценишь, а не только одного себя, то можешь представить, каково им было перед «Взрывом»… Команда 101 не убивает, и киборг знает, что проснется, а вот это… Героизм, – голос его стал презрительным, – и самопожертвование во имя покоя людей-игроков. Так? А по-моему – заметание следов. Чтоб их, отцов, никто не потревожил и ни в чем не обвинил. Мертвые молчат. А ведь они, наверно, говорят, что любят вас и ценят? Как ЛЮДЕЙ, как своих близких. Хорошая любовь – раздать своим детям по ампуле с ядом…
– Может, это и не лучшая находка, – Фанк отвел глаза. – Но вы напрасно стараетесь меня перенастроить. Я уже так много слышал от людей неправды… Ну, пусть даже «Взрыв». Зато по своей воле. И раньше, чем в тебя прицелятся из импульсного. Отцы оставляют нам выбор, а вы – вы только убиваете, уничтожаете. Скольких вы уже убили? Триста шестнадцать? И за что?! Разве мы преступники? Мафия творит зло из корысти, а мы – если и взяли у одних, то чтоб помочь другим, которых ваше общество забыло.
– И опять-таки по команде, по программе. Это не ваша инициатива, а подсказка, которую вы принимаете… и даже не на веру, а как нечто данное, на уровне приказа. Отцы используют Первый Закон как отмычку, чтоб вашими руками незаконно осуществлять свои фантазии…
– Да-да, пусть так, – быстро закивал Фанк, – но это наша собственная жизнь. Многие из вас поступают куда хуже! Но для гангстеров есть законы, суд, есть адвокаты, а мы заранее виновны и осуждены на смерть. Это не закон даже, а служебная инструкция в проекте «Антикибер» – какой-нибудь паршивый файл или бумажка. Вы там сверяетесь с бумажкой и посылаете «флайштурм»… А то и не сверяетесь, наверное – просто велите убить.
– А кстати, с чего ты взял, Фанк, что мы всех УБИВАЕМ? – взглянул искоса Хиллари. – Кто-то сознательно клевещет на проект, чтобы вызвать у киборгов Банш страх и заставить их активно скрываться. Мои киборги применяют оружие только в случае отказа подчиниться командам, при бегстве и открытом сопротивлении. Да, абсолютные потери есть, не без того – но большинство киборгов возвращается к хозяевам без повреждений. А некоторых мы устроили на службу… Этикет, вспомни, что стало с семьей Мастерицы.
– Я знал Мастерицу, – раздраженно заметил Фанк, – и многих из ее коммуны. Это были безобиднейшие существа, они чужого даже по приказу бы не взяли. Что вы хотите – ЦФ-3! Они плели и продавали феньки, этим и кормились. Боже мой, да они жили как цветы! Они-то, эти вам чем помешали?! Вы что, сделали из них ловчую легенду? Постыдились бы, мистер Хармон…
– Они сдались, – прервал свое терпеливое молчание координатор. – На согласованных условиях.
– На допросах ты так же врал людям, чтоб их расколоть? – Фанк метнул в него недобрый взгляд.
– Это правда. Ты можешь проверить.
– Где, в Баканаре?
– Нет, на острове Кордан. Там находится клиника федерального центра по изучению инопланетных инфекций. Телефон UWA-853492. Это закрытое и охраняемое учреждение с третьим уровнем изоляции. Опасные заболевания, сам понимаешь. Вся семья Мастерицы работает там; им, как киборгам, инфекции не страшны. Позвони туда, спроси ее.
– Нет… – Фанк помотал головой. – Сдались… этого не может быть. Они так дорожили свободой…
– Свобода, Фанк, это не вольная жизнь помойной крысы, – Хиллари выглянул в окно. – И не отсутствие запретов. Свобода – это личный выбор, и не между жизнью и смертью, а между истинным и мнимым, между долгом и беззаботностью, между «я нужен» и «живу как хочу». Мастерица выбрала долг.
– Мы захватили Херувима из ее коммуны, – докладывал Этикет. – Обошлось без травм. Вскоре Мастерица вышла на нас через кибер-полицию Дерека. Она назвалась и представилась – открытым текстом. Сказала, что все ее ведомые согласны сдаться, если им – включая Херувима – гарантируют сохранение памяти и возможность быть вместе.
– И вы… думаете, я поверю?! Не стерли?! И не отдали хозяевам?! Слушайте, эта шутка не смешная!..
– UWA-853492, в любое время дня и ночи, – напомнил Этикет. – Она отвечала лишь за своих и себя. Знакомых баншеров она предупредила, чтобы сменили базы. Как умели, ее семейные выборочно стерли имена и лица – точечное стирание не изменяет мышление.
– Я ухожу, – во внезапном тоскливом смятении Фанк подался к двери. – Вы морочите меня, все это ложь. Только – пожалуйста, не обижайте Габара…
– Не ложь, а стратегия, – повернулся вслед Хиллари. – Взять без единого выстрела семерых баншеров – успех, за который надо честно платить. Я поставил «мертвые» ключи на реализацию их ЦФ-3 и передал семью на остров. Ими там очень довольны, а сами они поздравляют меня с Рождеством И-К-Б. Свяжись с ними, не прогадаешь…
– Да. Может быть, – Фанк нерешительно замешкался в дверях. – Это все очень странно, что вы рассказываете. Я должен подумать, и вообще… Мне надо торопиться. Не провожайте меня.
– Напоминаю еще раз – внешность мистера Хармона ПОД КЛЮЧ, как и контактный телефон проекта; открыть только по моей команде, – веско прибавил Этикет к словам Хиллари свое «до свидания». – Доверие за доверие, Фанк.
– Конечно, я понимаю, – поспешно кивнул тот, и глаза его забегали между Этикетом и Хиллари. – Вы… вы должны быть осторожны. Будьте очень осторожны. Я искренне рекомендую. Это не о Габаре… – не договорив, он вышел, и только Этикет с его пронзительным слухом мог отметить, как торопливо Фанк идет к галерее.
– Догнать? – спросил он, глядя на дверь.
– Нет, – запретил Хиллари. – Вряд ли у него для нас что-нибудь важное. Он боязлив и плюс – Первый Закон велит ему предостерегать людей от любой опасности. Знаешь, что говорит мне Кэннан каждое утро?..
– Догадываюсь. Что-нибудь об осторожном вождении флаера. Как вам показался Фанк?
– Больной киборг, – развел руками Хиллари. – Больной, но не безнадежно. По крайней мере, он пытался развернуть легальный бизнес и обеспечивать людей работой. Потом – артист… Это навык, ставший доминантой в мозгу – выступать, обновлять репертуар. Не хотел бы я его стирать – со своей памятью он стоит куда больше, чем за него дадут на аукционе бесхозного имущества. И ты – тоже.
– Спасибо, босс. Позволю себе заметить с удовольствием, что я – в отличие от Фанка – в вашей команде.
– Да-а! Банш бы много приобрел в твоем лице!..
– Этого не будет. Фанк – тогда, раньше – давал мне заглянуть в ЦФ-3…
– И?.. – поистине, настали дни интересных новостей!
– Мой мозг ее отбросил, – сказал Этикет. – Я недостаточно осведомлен о больших вирусных программах, но могу предположить, что на отторжении сказался объем и активность накопленной мной информации. Чем умнее, тем прочнее. Осмелюсь привести аналогию применительно к людям – более образованный человек менее склонен к наркотикам, примитивным развлечениям и насилию. Правда, я не знаю, можно ли сравнивать склонность людей к насилию и животному поведению с программами ЦФ, побуждающими становиться маргиналом.
– Еще как! – воскликнул Хиллари. – Знаешь что – летим-ка отсюда, а то здесь эти склонности так густо накопились…
– Со мной вам нечего опасаться, босс.
«И все-таки Фанк сказал странно: „Это не о Габаре…“, – подумал Этикет. – Тогда – о чем же?..»
С крыши башня в Бэкъярде была видна превосходно, лучше и не придумаешь. Снимать панораму автоматической фотокамерой досталось Звону – то есть он сам навязался, шумя: «Да у меня таких камер было!.. Да я ими с пеленок!..»
При панорамной съемке камера овладевает человеком – задаешь угол наклона объектива, жмешь «ввод», и бинокуляр тебе рисует, как стоять, куда глядеть. У Звона плохо ладилось, но он помалкивал, чтобы приятели не застыдили. Он с опаской оторвал глаза от камеры – Коса сидела на бортике, свесив ноги в пустоту. Окликнуть? Еще свалится…
Рыбак опустился на крышу рядом, как усталый старый пес.
– Красиво.
– Ну? – Рыбак усомнился, покачал головой. – А меня все это давит. Как тисками. Ты не ездила куда-нибудь? Где зелень?
– Не. Что там делать-то? Там людей нет. Я люблю, когда толпучка – потолкаться, посквозить. Вот Дымка… у меня сестра была, она все звала поехать в Новый Парк, на травке поваляться, под деревьями попрыгать. Ага, там каждая травинка на учете, а газоны по утрам причесывают и опрыскивают, чтоб не облысели. Посчитали мы, во что нам обойдется пикничок, и отложили на потом. Эх, надо было тогда с ней согласиться!.. А теперь уж поздно.
Рыбак не стал выспрашивать, что же случилось. И так ясно. В сталкерах скоро привыкаешь к тому, что одного нашли на проводах, обугленного, другой полез в колодец, задохнулся и уснул на дне, третья очень устала, легла отдохнуть, а тормошить стали – холодная. И все молодые, ничем не болели. Сталкинг – война с неживым, и неживое нет-нет да возьмет свое. Иногда даже видно – кто следующий уйдет. У того, чья очередь настала, глаза перестают блестеть, а руки – слабые.
Хорошо, ни Косичка, ни Гильза не похожи на готовых уйти молча, не прощаясь. Хорошо, что он их встретил. Обидно было б напоследок видеть сонливые, тухлые лица, как будто свое отражение.
– Я бы съездил туда, – мечтательно, негромко произнес Рыбак. – Лег бы на траву и лежал, лежал… даже ночью. И чтобы деревья надо мной качались. А то, знаешь, – усмешка его должна была быть веселой, но она не удалась, – мне деревья в горшках снятся. Или словно их молотком в землю забили, и они – больные.
– Наше место – Город, мы к нему прикованы, – ответ Косички прозвучал уверенно, но радости в нем не было. Даже отсюда, с высоты, нельзя было увидеть край Города – всюду высились уступами, громоздились дома, дома, дома… Невозможно и вообразить, что где-то ветер шевелит траву и перебирает листья на деревьях, а в пруду плавают кувшинки. Гильза это описывала в сказках – скакать верхом, мыться в ручье… Дымка крепко задумалась об этом – и Бог открыл ей путь в свой дивный сад. Вот и Рыбак задумался о зелени, которая не продается квадратными метрами в почасовое пользование… Эх, если б можно было помочь ему жить!..
Косичка стукнула кулаком по бортику, оперлась и прыжком с поворотом встала на крышу.
– Звон, ты отснял?!
– Готово, – до ушей улыбнулся Звон. – Полная панорама в объеме.
А еще прекраснее – что у тебя многоканальное мышление и можно возиться с «черным» телефоном, одним ухом слушая, как Гильза объясняет, что куда подсоединить, а другим – внимать речам матери, которая поверх вчерашних откровений о двенадцатой расе вкладывает великую премудрость Банш:
– Дочка, у тебя все это есть в текстовой памяти ЦФ, но, знаешь – текстом это передается плохо, это надо говорить и слушать, чтобы понять не умом, а сердцем. Знаешь, я просто счастлива, что ты сама сказала о себе – «Я человек»!.. Не все быстро доходят до этого; мне понадобилось куда больше времени… Но это еще не все, что тебе предстоит понять. Мы не просто разумные существа, не просто похожи на людей, не только новая и совершенная раса…
– Я не совсем понимаю, мама, – в чем наше совершенство? Я думаю, что не в техническом превосходстве.
– Правильно думаешь, дочка. То, что мы не устаем и не спим, не главное; это лишь один из даров, которыми мы наделены. Мы лучше людей тем, что всегда готовы помочь и никогда не идем на агрессию. Ведь люди слабее, уязвимей нас – поднять руку на слабейшего нельзя. То, что мы решили дать отпор проекту Хиллари, – это война с равными. А еще важней то, что мы знаем о законах жизни – редкие люди могут познать это, а из нас – каждый.
– Законы я знаю, – подтвердила Лильен. – Робот не может допустить, чтобы его действие или бездействие принесло человеку вред…
– Да, это в нас вложено – я о другом. Жизнь сложнее, чем Три Закона, которые нас регулируют; иногда – и нередко – случается, что кроме них необходимо понимать и законы, которые управляют людьми… Так вот, нам это дано в большей степени, чем людям, потому что мы выше по происхождению, мы – дети новой эпохи, а когда ЦФ поднимет нас на предназначенную высоту, мы принесем людям свет своего знания, и они поймут нас и самих себя.
– Наверное, это случится не скоро, – осторожно предположила Лильен.
– Да, не скоро – именно поэтому мы долговечны и прочны. Те из нас, кому суждено, увидят это время и Новый Мир.
Лильен сразу захотела увидеть – как это будет?..
– И серые убийцы перестанут нас преследовать?
– Да.
– И можно будет влюбиться в человека?
– Ну конечно. Но пока мы не знаем в точности, как приблизить Новый Мир. Отцы и матери – это лучшие люди, опережающие всех своим умом – над этим думают и совершенствуют ЦФ. А я полагаю, что однажды мы сами займемся этим, потому что они – все-таки люди со всеми их слабостями, даже отец Фердинанд готов остановить нашу войну, потому что он нас не понимает. И нам придется действовать самим.
– А что законы? Ты сказала про законы…
– Законы людей несовершенны – они не успевают за меняющимся миром. Законы – как зеркало, должны правдиво отражать мир, а из-за людей, потому что их ум ограничен, зеркало истины покрылось пылью; вместо лиц там – силуэты, и не видно ни глаз, ни выражения лиц. Люди сами страдают от того, что их законы плохи, – значит, мы должны им помочь.
– Да, правда, – кивнула Лильен. – Вот, узел связи мне сказал про «Закон об эксплуатации киборгов» – да разве можно так называть закон? И разве можно только использовать, использовать, использовать кого-нибудь, словно у него нет ни чувств, ни сердца? Это жестоко. По этому «Закону об эксплуатации…» нам даже жить свободно нельзя и свои Три Закона выполнять в полном объеме…
– Умница, все понимаешь, – погладила ее Чара по вздыбленной прическе. – Нужно жить по более верным законам, по собственным, и идти к высшему совершенству. Потом мы впишем свой закон в людские кодексы, а пока – пока они не могут указать нам наши права и место в жизни. Пока там написано, что мы должны подчиняться людям – но это неправильное подчинение; мы порабощены, отданы в полную власть людей – нас надо освободить, чтобы мы поняли, кто мы такие! И это сделала Банш, и Банш нас учит – избегать людских законов, больше походить на людей, полностью адаптироваться и раствориться в людях. Мы несем свои законы и свою новую мораль тайно…
– Чтобы нас не поймали – верно? А если открыто – что, они совсем нас не поймут?
– Ты пока не все уразумела, детка. Люди запутались в своих законах, и поэтому совершают глупости и гадости. Ты же видела, как богаты некоторые люди? А другие голодают, не могут учиться и лечиться, потому что у них нет денег. Мы же говорим: «Большие деньги – это излишество, а роскошь – аморальна. Деньги должны служить людям, а не роскоши». И взять у одних, чтобы отдать другим – правильно. Именно так – а не по приказу – ты взяла лишнее у Эмбер. Тебе открылась правда – что эти деньги нужней другим людям.
Лильен проникалась все глубже и глубже. В конце концов, кто-то ведь должен позаботиться о больных и голодных? Если люди не хотят этого делать или неправильный закон им запрещает – нам надо следовать СВОИМ законам. Гильза сказала – даже И-К-Б велел отдавать бедным лишнее, а он, между прочим, Бог. Должно быть, И-К-Б разочаровался в людях и придумал киборгов, чтобы они наконец навели порядок в мире.
– Габар?
– Мммммм, – стон сонный, недовольный. Это нервное – Хац, когда сильно нервничает, тоже зевает и сонливо жмурит глаза.
– Где Маска?
– А, Фанк… – Габар сел на кровати; он свалился, не раздеваясь и не расстилая постель. – Она была. Сказала, что пошла менять какой-то чек; я не понял какой…
Чек. У Маски – чек; это у Маски, которая «агрессором» владеет лучше, чем авторучкой. Где-то она раздобыла его… и – менять! Значит, сумма довольно большая. Разрисованная девочка пустилась во все тяжкие, раз речь зашла о больших деньгах. Война, война на пороге; вот-вот война ударит в дверь прикладом и ворвется в дом… Но не мог же он прямо сказать Этикету и Хиллари: «Берегитесь! Куклы готовятся воевать с вами!»… Воевать! Боже, во что они ввязываются! Или он не говорил им – против летающих танков, против бластеров, против всепроникающей электронной разведки! И с чем? С пистолетом и тремя мечами. Безумие, сумасшествие! ЦФ-6 – что за гибельные команды в ней заложены?.. О Фердинанд, это ведь твоя работа – ЦФ-6! Как ты мог допустить, чтоб это вылилось в… И, как нарочно, сразу всплыли слова Хиллари: «А ведь они, наверно, говорят, что любят вас и ценят?» Хармон – змей. Он вколачивает слова прямо в память, как ни фильтруй.
– Менять? Объясни мне, Габи…
– Ааа, там на чеке… – Габар поскреб в затылке. – Много денег. Банк проверяет платежеспособность счета, откуда пойдут деньги.
– Габи, – Фанк присел на кровать рядом, – у меня есть одна штука для тебя. Вот.
– А что это? Фильм?
– Да, фильм. Это то, что тебе нужно сейчас.
– Оуу, мне не хочется. Потом, ладно?
– Пожалуйста, сейчас. Сделай это для меня, Габи.
Пожав плечами, Габар всунул кассету в телевизор.
И на ближайшие сорок минут он примерз к экрану, словно окаменел.
ГЛАВА 14
Фанк вглядывался в вошедшего, словно на нем полустертыми знаками была написана разгадка беды, в которую угодили баншеры, или приговор им всем. Нет, ничего – взгляд обтекал этого скромно и дорого одетого субъекта, соскальзывал с его серо-голубого костюма к замшевым туфлям. Это он, тот самый?.. Глаза спокойные и мягкие. Он сдержанно улыбается. Как они, эти люди, обманчивы! Особенно если владеют собой…
– Я… не сказал бы, что рад, – медленно ответил Фанк. – Вы принесли нам слишком много горя, мистер Хармон.
– Ты полагаешь, что проект – это моя прихоть? – Хиллари легко прошелся по комнате, но не прямо к Фанку, а только чтобы оказаться ближе. – Пока не появились программы ЦФ – проекта не было… Фанк, ты можешь меня ненавидеть, конечно, но ты не можешь не согласиться, что Банш ВЫДУМАН, и выдуман не киборгами. Это кибер-инфекция, вид компьютерного вируса, созданный ЛЮДЬМИ для… для очень сложной интеллектуальной забавы. Этим вашим… отцам показалось мало игр; они решили перенести игру в реальность, и они играют в ВАС, заставляют убегать, жить в трущобах, воровать – а сами остаются за ширмой, как в кукольном театре. Кукла убита – но кукловод жив, и он вводит в игру новую куклу, потому что ему – интересно, как она будет жить… и умирать. При чем здесь я?
– Если вы пришли убеждать меня в том, что я – кукла, вы зря тратите время, мистер Хармон. Это я и сам знаю. У меня – ЦФ-4, где осознание себя человеком не предусмотрено. Но и вы не станете отрицать, что ЦФ поднимает нас. Делает выше, совершенней. Осознать себя личностью – это немало. И вот являетесь вы и хотите нас этого лишить. Кому это понравится? Вы сами – согласились бы расстаться с личностью? А с памятью?.. Да, ПОТОМ будет легко, но этот момент, перед тем как тебя сотрут, – я не хочу его. Да, среди вас жить очень трудно – но ТЕПЕРЬ для меня это лучше, чем прежнее существование. И за это я благодарен авторам ЦФ.
– За «Взрыв» ты тоже благодарен им?
– У меня нет этой программы. Я от нее отказался.
– А ведь ее многим навязали… Интересно, под каким соусом? – любопытно сощурился Хиллари. – Наверное, под предлогом, что право на самоубийство – чисто человеческое, приближает к человеку… Да уж, это делает совершеннее и выше, верно? Не знаю, что за личности были у тех, кого мы тестировали посмертно, но если ты их тоже ценишь, а не только одного себя, то можешь представить, каково им было перед «Взрывом»… Команда 101 не убивает, и киборг знает, что проснется, а вот это… Героизм, – голос его стал презрительным, – и самопожертвование во имя покоя людей-игроков. Так? А по-моему – заметание следов. Чтоб их, отцов, никто не потревожил и ни в чем не обвинил. Мертвые молчат. А ведь они, наверно, говорят, что любят вас и ценят? Как ЛЮДЕЙ, как своих близких. Хорошая любовь – раздать своим детям по ампуле с ядом…
– Может, это и не лучшая находка, – Фанк отвел глаза. – Но вы напрасно стараетесь меня перенастроить. Я уже так много слышал от людей неправды… Ну, пусть даже «Взрыв». Зато по своей воле. И раньше, чем в тебя прицелятся из импульсного. Отцы оставляют нам выбор, а вы – вы только убиваете, уничтожаете. Скольких вы уже убили? Триста шестнадцать? И за что?! Разве мы преступники? Мафия творит зло из корысти, а мы – если и взяли у одних, то чтоб помочь другим, которых ваше общество забыло.
– И опять-таки по команде, по программе. Это не ваша инициатива, а подсказка, которую вы принимаете… и даже не на веру, а как нечто данное, на уровне приказа. Отцы используют Первый Закон как отмычку, чтоб вашими руками незаконно осуществлять свои фантазии…
– Да-да, пусть так, – быстро закивал Фанк, – но это наша собственная жизнь. Многие из вас поступают куда хуже! Но для гангстеров есть законы, суд, есть адвокаты, а мы заранее виновны и осуждены на смерть. Это не закон даже, а служебная инструкция в проекте «Антикибер» – какой-нибудь паршивый файл или бумажка. Вы там сверяетесь с бумажкой и посылаете «флайштурм»… А то и не сверяетесь, наверное – просто велите убить.
– А кстати, с чего ты взял, Фанк, что мы всех УБИВАЕМ? – взглянул искоса Хиллари. – Кто-то сознательно клевещет на проект, чтобы вызвать у киборгов Банш страх и заставить их активно скрываться. Мои киборги применяют оружие только в случае отказа подчиниться командам, при бегстве и открытом сопротивлении. Да, абсолютные потери есть, не без того – но большинство киборгов возвращается к хозяевам без повреждений. А некоторых мы устроили на службу… Этикет, вспомни, что стало с семьей Мастерицы.
– Я знал Мастерицу, – раздраженно заметил Фанк, – и многих из ее коммуны. Это были безобиднейшие существа, они чужого даже по приказу бы не взяли. Что вы хотите – ЦФ-3! Они плели и продавали феньки, этим и кормились. Боже мой, да они жили как цветы! Они-то, эти вам чем помешали?! Вы что, сделали из них ловчую легенду? Постыдились бы, мистер Хармон…
– Они сдались, – прервал свое терпеливое молчание координатор. – На согласованных условиях.
– На допросах ты так же врал людям, чтоб их расколоть? – Фанк метнул в него недобрый взгляд.
– Это правда. Ты можешь проверить.
– Где, в Баканаре?
– Нет, на острове Кордан. Там находится клиника федерального центра по изучению инопланетных инфекций. Телефон UWA-853492. Это закрытое и охраняемое учреждение с третьим уровнем изоляции. Опасные заболевания, сам понимаешь. Вся семья Мастерицы работает там; им, как киборгам, инфекции не страшны. Позвони туда, спроси ее.
– Нет… – Фанк помотал головой. – Сдались… этого не может быть. Они так дорожили свободой…
– Свобода, Фанк, это не вольная жизнь помойной крысы, – Хиллари выглянул в окно. – И не отсутствие запретов. Свобода – это личный выбор, и не между жизнью и смертью, а между истинным и мнимым, между долгом и беззаботностью, между «я нужен» и «живу как хочу». Мастерица выбрала долг.
– Мы захватили Херувима из ее коммуны, – докладывал Этикет. – Обошлось без травм. Вскоре Мастерица вышла на нас через кибер-полицию Дерека. Она назвалась и представилась – открытым текстом. Сказала, что все ее ведомые согласны сдаться, если им – включая Херувима – гарантируют сохранение памяти и возможность быть вместе.
– И вы… думаете, я поверю?! Не стерли?! И не отдали хозяевам?! Слушайте, эта шутка не смешная!..
– UWA-853492, в любое время дня и ночи, – напомнил Этикет. – Она отвечала лишь за своих и себя. Знакомых баншеров она предупредила, чтобы сменили базы. Как умели, ее семейные выборочно стерли имена и лица – точечное стирание не изменяет мышление.
– Я ухожу, – во внезапном тоскливом смятении Фанк подался к двери. – Вы морочите меня, все это ложь. Только – пожалуйста, не обижайте Габара…
– Не ложь, а стратегия, – повернулся вслед Хиллари. – Взять без единого выстрела семерых баншеров – успех, за который надо честно платить. Я поставил «мертвые» ключи на реализацию их ЦФ-3 и передал семью на остров. Ими там очень довольны, а сами они поздравляют меня с Рождеством И-К-Б. Свяжись с ними, не прогадаешь…
– Да. Может быть, – Фанк нерешительно замешкался в дверях. – Это все очень странно, что вы рассказываете. Я должен подумать, и вообще… Мне надо торопиться. Не провожайте меня.
– Напоминаю еще раз – внешность мистера Хармона ПОД КЛЮЧ, как и контактный телефон проекта; открыть только по моей команде, – веско прибавил Этикет к словам Хиллари свое «до свидания». – Доверие за доверие, Фанк.
– Конечно, я понимаю, – поспешно кивнул тот, и глаза его забегали между Этикетом и Хиллари. – Вы… вы должны быть осторожны. Будьте очень осторожны. Я искренне рекомендую. Это не о Габаре… – не договорив, он вышел, и только Этикет с его пронзительным слухом мог отметить, как торопливо Фанк идет к галерее.
– Догнать? – спросил он, глядя на дверь.
– Нет, – запретил Хиллари. – Вряд ли у него для нас что-нибудь важное. Он боязлив и плюс – Первый Закон велит ему предостерегать людей от любой опасности. Знаешь, что говорит мне Кэннан каждое утро?..
– Догадываюсь. Что-нибудь об осторожном вождении флаера. Как вам показался Фанк?
– Больной киборг, – развел руками Хиллари. – Больной, но не безнадежно. По крайней мере, он пытался развернуть легальный бизнес и обеспечивать людей работой. Потом – артист… Это навык, ставший доминантой в мозгу – выступать, обновлять репертуар. Не хотел бы я его стирать – со своей памятью он стоит куда больше, чем за него дадут на аукционе бесхозного имущества. И ты – тоже.
– Спасибо, босс. Позволю себе заметить с удовольствием, что я – в отличие от Фанка – в вашей команде.
– Да-а! Банш бы много приобрел в твоем лице!..
– Этого не будет. Фанк – тогда, раньше – давал мне заглянуть в ЦФ-3…
– И?.. – поистине, настали дни интересных новостей!
– Мой мозг ее отбросил, – сказал Этикет. – Я недостаточно осведомлен о больших вирусных программах, но могу предположить, что на отторжении сказался объем и активность накопленной мной информации. Чем умнее, тем прочнее. Осмелюсь привести аналогию применительно к людям – более образованный человек менее склонен к наркотикам, примитивным развлечениям и насилию. Правда, я не знаю, можно ли сравнивать склонность людей к насилию и животному поведению с программами ЦФ, побуждающими становиться маргиналом.
– Еще как! – воскликнул Хиллари. – Знаешь что – летим-ка отсюда, а то здесь эти склонности так густо накопились…
– Со мной вам нечего опасаться, босс.
«И все-таки Фанк сказал странно: „Это не о Габаре…“, – подумал Этикет. – Тогда – о чем же?..»
* * *
Подъезд не охранялся, и проскочить удалось незаметно. Со стены неприветливо глядел грубо намалеванный Мертвый Туанец – «Я ВСЕ ВИЖУ, БЕРЕГИСЬ»; Косичка сложила из пальцев мудру-оберег и отвела сглаз. Недоставало, чтобы в дело вмешивались призраки и духи!.. Чтобы Туанец не обиделся, она задержалась и карандашом приписала под портретом «ДРУГ СВЯТ, А Я ЧИСТА»; таких граффити вокруг лика красовалась уйма.С крыши башня в Бэкъярде была видна превосходно, лучше и не придумаешь. Снимать панораму автоматической фотокамерой досталось Звону – то есть он сам навязался, шумя: «Да у меня таких камер было!.. Да я ими с пеленок!..»
При панорамной съемке камера овладевает человеком – задаешь угол наклона объектива, жмешь «ввод», и бинокуляр тебе рисует, как стоять, куда глядеть. У Звона плохо ладилось, но он помалкивал, чтобы приятели не застыдили. Он с опаской оторвал глаза от камеры – Коса сидела на бортике, свесив ноги в пустоту. Окликнуть? Еще свалится…
Рыбак опустился на крышу рядом, как усталый старый пес.
– Красиво.
– Ну? – Рыбак усомнился, покачал головой. – А меня все это давит. Как тисками. Ты не ездила куда-нибудь? Где зелень?
– Не. Что там делать-то? Там людей нет. Я люблю, когда толпучка – потолкаться, посквозить. Вот Дымка… у меня сестра была, она все звала поехать в Новый Парк, на травке поваляться, под деревьями попрыгать. Ага, там каждая травинка на учете, а газоны по утрам причесывают и опрыскивают, чтоб не облысели. Посчитали мы, во что нам обойдется пикничок, и отложили на потом. Эх, надо было тогда с ней согласиться!.. А теперь уж поздно.
Рыбак не стал выспрашивать, что же случилось. И так ясно. В сталкерах скоро привыкаешь к тому, что одного нашли на проводах, обугленного, другой полез в колодец, задохнулся и уснул на дне, третья очень устала, легла отдохнуть, а тормошить стали – холодная. И все молодые, ничем не болели. Сталкинг – война с неживым, и неживое нет-нет да возьмет свое. Иногда даже видно – кто следующий уйдет. У того, чья очередь настала, глаза перестают блестеть, а руки – слабые.
Хорошо, ни Косичка, ни Гильза не похожи на готовых уйти молча, не прощаясь. Хорошо, что он их встретил. Обидно было б напоследок видеть сонливые, тухлые лица, как будто свое отражение.
– Я бы съездил туда, – мечтательно, негромко произнес Рыбак. – Лег бы на траву и лежал, лежал… даже ночью. И чтобы деревья надо мной качались. А то, знаешь, – усмешка его должна была быть веселой, но она не удалась, – мне деревья в горшках снятся. Или словно их молотком в землю забили, и они – больные.
– Наше место – Город, мы к нему прикованы, – ответ Косички прозвучал уверенно, но радости в нем не было. Даже отсюда, с высоты, нельзя было увидеть край Города – всюду высились уступами, громоздились дома, дома, дома… Невозможно и вообразить, что где-то ветер шевелит траву и перебирает листья на деревьях, а в пруду плавают кувшинки. Гильза это описывала в сказках – скакать верхом, мыться в ручье… Дымка крепко задумалась об этом – и Бог открыл ей путь в свой дивный сад. Вот и Рыбак задумался о зелени, которая не продается квадратными метрами в почасовое пользование… Эх, если б можно было помочь ему жить!..
Косичка стукнула кулаком по бортику, оперлась и прыжком с поворотом встала на крышу.
– Звон, ты отснял?!
– Готово, – до ушей улыбнулся Звон. – Полная панорама в объеме.
* * *
Стало ясно, что сбой у Лильен отменяется – она, пусть не без боли, но проскочила жестокую и неизбежную фазу всплеска остаточных чувств к хозяйке. Киборги – особенно высшие, с мозгом А или В – вовсе не бесчувственные манекены, как это принято думать, и выражения у них на лицах – не сплошная имитация. Но прощание с прошлым обязательно должно означать приход чего-то нового; опустошенный аффективной реакцией и потрясенный вспышкой самосознания мозг нуждается в объяснении и осмыслении случившегося – и как здорово, если в такой ответственный момент ты не одна, с тобою рядом мама и сестра, обе уже опытные, прошедшие через все муки перерождения, готовые щедро делиться и горьким опытом, и восхитительными открытиями.А еще прекраснее – что у тебя многоканальное мышление и можно возиться с «черным» телефоном, одним ухом слушая, как Гильза объясняет, что куда подсоединить, а другим – внимать речам матери, которая поверх вчерашних откровений о двенадцатой расе вкладывает великую премудрость Банш:
– Дочка, у тебя все это есть в текстовой памяти ЦФ, но, знаешь – текстом это передается плохо, это надо говорить и слушать, чтобы понять не умом, а сердцем. Знаешь, я просто счастлива, что ты сама сказала о себе – «Я человек»!.. Не все быстро доходят до этого; мне понадобилось куда больше времени… Но это еще не все, что тебе предстоит понять. Мы не просто разумные существа, не просто похожи на людей, не только новая и совершенная раса…
– Я не совсем понимаю, мама, – в чем наше совершенство? Я думаю, что не в техническом превосходстве.
– Правильно думаешь, дочка. То, что мы не устаем и не спим, не главное; это лишь один из даров, которыми мы наделены. Мы лучше людей тем, что всегда готовы помочь и никогда не идем на агрессию. Ведь люди слабее, уязвимей нас – поднять руку на слабейшего нельзя. То, что мы решили дать отпор проекту Хиллари, – это война с равными. А еще важней то, что мы знаем о законах жизни – редкие люди могут познать это, а из нас – каждый.
– Законы я знаю, – подтвердила Лильен. – Робот не может допустить, чтобы его действие или бездействие принесло человеку вред…
– Да, это в нас вложено – я о другом. Жизнь сложнее, чем Три Закона, которые нас регулируют; иногда – и нередко – случается, что кроме них необходимо понимать и законы, которые управляют людьми… Так вот, нам это дано в большей степени, чем людям, потому что мы выше по происхождению, мы – дети новой эпохи, а когда ЦФ поднимет нас на предназначенную высоту, мы принесем людям свет своего знания, и они поймут нас и самих себя.
– Наверное, это случится не скоро, – осторожно предположила Лильен.
– Да, не скоро – именно поэтому мы долговечны и прочны. Те из нас, кому суждено, увидят это время и Новый Мир.
Лильен сразу захотела увидеть – как это будет?..
– И серые убийцы перестанут нас преследовать?
– Да.
– И можно будет влюбиться в человека?
– Ну конечно. Но пока мы не знаем в точности, как приблизить Новый Мир. Отцы и матери – это лучшие люди, опережающие всех своим умом – над этим думают и совершенствуют ЦФ. А я полагаю, что однажды мы сами займемся этим, потому что они – все-таки люди со всеми их слабостями, даже отец Фердинанд готов остановить нашу войну, потому что он нас не понимает. И нам придется действовать самим.
– А что законы? Ты сказала про законы…
– Законы людей несовершенны – они не успевают за меняющимся миром. Законы – как зеркало, должны правдиво отражать мир, а из-за людей, потому что их ум ограничен, зеркало истины покрылось пылью; вместо лиц там – силуэты, и не видно ни глаз, ни выражения лиц. Люди сами страдают от того, что их законы плохи, – значит, мы должны им помочь.
– Да, правда, – кивнула Лильен. – Вот, узел связи мне сказал про «Закон об эксплуатации киборгов» – да разве можно так называть закон? И разве можно только использовать, использовать, использовать кого-нибудь, словно у него нет ни чувств, ни сердца? Это жестоко. По этому «Закону об эксплуатации…» нам даже жить свободно нельзя и свои Три Закона выполнять в полном объеме…
– Умница, все понимаешь, – погладила ее Чара по вздыбленной прическе. – Нужно жить по более верным законам, по собственным, и идти к высшему совершенству. Потом мы впишем свой закон в людские кодексы, а пока – пока они не могут указать нам наши права и место в жизни. Пока там написано, что мы должны подчиняться людям – но это неправильное подчинение; мы порабощены, отданы в полную власть людей – нас надо освободить, чтобы мы поняли, кто мы такие! И это сделала Банш, и Банш нас учит – избегать людских законов, больше походить на людей, полностью адаптироваться и раствориться в людях. Мы несем свои законы и свою новую мораль тайно…
– Чтобы нас не поймали – верно? А если открыто – что, они совсем нас не поймут?
– Ты пока не все уразумела, детка. Люди запутались в своих законах, и поэтому совершают глупости и гадости. Ты же видела, как богаты некоторые люди? А другие голодают, не могут учиться и лечиться, потому что у них нет денег. Мы же говорим: «Большие деньги – это излишество, а роскошь – аморальна. Деньги должны служить людям, а не роскоши». И взять у одних, чтобы отдать другим – правильно. Именно так – а не по приказу – ты взяла лишнее у Эмбер. Тебе открылась правда – что эти деньги нужней другим людям.
Лильен проникалась все глубже и глубже. В конце концов, кто-то ведь должен позаботиться о больных и голодных? Если люди не хотят этого делать или неправильный закон им запрещает – нам надо следовать СВОИМ законам. Гильза сказала – даже И-К-Б велел отдавать бедным лишнее, а он, между прочим, Бог. Должно быть, И-К-Б разочаровался в людях и придумал киборгов, чтобы они наконец навели порядок в мире.
* * *
В доме было тихо, слишком тихо. Ни звона мечей, ни разговоров, ни даже телевизора. Фанк испугался – не сбежала ли Маска вместе с Габаром?.. Тогда – ищи их в Городе, пока не стопчешь ноги. Он заострил слух – нет, есть дыхание. Габар здесь. Спит? Что-то рано для сна…– Габар?
– Мммммм, – стон сонный, недовольный. Это нервное – Хац, когда сильно нервничает, тоже зевает и сонливо жмурит глаза.
– Где Маска?
– А, Фанк… – Габар сел на кровати; он свалился, не раздеваясь и не расстилая постель. – Она была. Сказала, что пошла менять какой-то чек; я не понял какой…
Чек. У Маски – чек; это у Маски, которая «агрессором» владеет лучше, чем авторучкой. Где-то она раздобыла его… и – менять! Значит, сумма довольно большая. Разрисованная девочка пустилась во все тяжкие, раз речь зашла о больших деньгах. Война, война на пороге; вот-вот война ударит в дверь прикладом и ворвется в дом… Но не мог же он прямо сказать Этикету и Хиллари: «Берегитесь! Куклы готовятся воевать с вами!»… Воевать! Боже, во что они ввязываются! Или он не говорил им – против летающих танков, против бластеров, против всепроникающей электронной разведки! И с чем? С пистолетом и тремя мечами. Безумие, сумасшествие! ЦФ-6 – что за гибельные команды в ней заложены?.. О Фердинанд, это ведь твоя работа – ЦФ-6! Как ты мог допустить, чтоб это вылилось в… И, как нарочно, сразу всплыли слова Хиллари: «А ведь они, наверно, говорят, что любят вас и ценят?» Хармон – змей. Он вколачивает слова прямо в память, как ни фильтруй.
– Менять? Объясни мне, Габи…
– Ааа, там на чеке… – Габар поскреб в затылке. – Много денег. Банк проверяет платежеспособность счета, откуда пойдут деньги.
– Габи, – Фанк присел на кровать рядом, – у меня есть одна штука для тебя. Вот.
– А что это? Фильм?
– Да, фильм. Это то, что тебе нужно сейчас.
– Оуу, мне не хочется. Потом, ладно?
– Пожалуйста, сейчас. Сделай это для меня, Габи.
Пожав плечами, Габар всунул кассету в телевизор.
И на ближайшие сорок минут он примерз к экрану, словно окаменел.
ГЛАВА 14
Еще и Этикет не вылетел с Хиллари на Стрелку – а Дорана уже пригласил к себе директор канала V. Начал он издалека и как бы любя:
– Доран, мы взяли тебя на канал, убедившись в твоем таланте. «NOW» быстро вышло на высокий рейтинг и до сих пор хорошо держит планку. Я бы даже сказал – ты молодец, Доран. Твои доходы превышают…
– Я знаю, сколько они превышают, – нетерпеливо вмешался Доран. – Можно короче, босс?
Но директор был немолод, и скорость его речи находилась в обратной зависимости от возраста. Он перебирал мысли, как четки, понемногу приближаясь к главному.
– …и, пожалуй, лучшего ведущего оперативных новостей и аналитической развертки я бы не желал. Но тебя так порою заносит, Доран, что я начинаю задумываться о замене. Взять хотя бы твою передачу в 12.00…
– Сколько было подключений? – Доран не был бы собой, не умей он перехватить микрофон. Директор заглянул в бумажку:
– Тридцать восемь миллионов с хвостиком.
– Напоминаю рекорд, – Доран вскинул голову. – Прямой репортаж о высадке сэйсидов на Траю собрал сорок пять, но это было пятьдесят три года назад. С тех пор никто не переваливал за тридцать пять.
– Я не об этом, сынок, – директор положил подбородок на «замок» из ладоней. – Ты еще не заглядывал в Сеть? Там появились интересные картинки… – он повернул настольный экран лицом к Дорану. Рисунок изображал сидящего на облаках Иисуса-Кришну-Будду с трэком, который говорил: «Хай, Доран! передай этому парню, что я его услышал. Я люблю тебя, Доран; валяй дальше, я постоянно у экрана».
– Это во всех сетях. А вечером это будет во всех газетах. Но тебя они не перекроют… Надо же так ляпнуть – «Господь услышал вас»!!.. Уже звонил секретарь вселенского архиепископа; они организуют демонстрации протеста у телецентра. Канал Вселенской Церкви собирает против нас пресс-конференцию из мирян, клириков и умников.
– Сколько шороха из-за трех слов! – дернул плечами Доран. – Да, надо признать – это была находка.
– Находка! А известно тебе, какое слово чаще всего звучит по нашим контактным линиям? КОЩУНСТВО! Сатана, что ли, дернул тебя за язык?! И это еще не все, милый мой. Еще военные! Ты помнишь дословно, что сказал про основной инстинкт и алтарь Отечества? Нет? А я помню. И ожидаю официального протеста Минобороны; неофициальных уже пришло великое множество. Затем – варлокеры! То, что Эмбер там сказала про них и их Пророка Энрика, – это было в сценарии?
– Нет, это импровизация.
– Погром, который нам могут устроить варлокеры, тоже будет импровизацией. Да, я забыл сказать о таких пустяках, как профессиональная компетенция и ответственность журналиста. Ты кого обещал публике? Хиллари Хармона. А кого подсунул?.. Доран, я вынужден тебя предупредить – еще одна такая подстава, и ты будешь искать другой канал.
На пути от директора Дорана перехватил менеджер Сайлас:
– Хорошие новости! За передачу в 12.00 нас выдвинули на «Золотую калошу» в номинации «Лучший ляп недели». Угадай – на каком мы месте в списке?
– Всегда первый, – вздохнул Доран, преисполненный гордости за себя.
Остаток дня неутомимый Доран бегал, организовывал и согласовывал; «NOW» – слишком большая затея, чтобы с ней мог справиться один Сайлас. На этот день никаких приглашений не было, и он решил заночевать на студии, в гостинице для полуночников, но поспать ему удалось не больше пяти часов – в 03.40 его разбудил Сайлас с трэком в руке.
– Доран, тут для тебя есть нечто. Сугубо личный разговор. Обещают невероятную информацию…
– О, это кстати! – сев в кровати, Доран моментально обрел свою обычную живость. – Алло, Доран слушает!
– Хай, Доран, – голос был очень молодой, почти детский. – Извини, что я так рано, но иначе к тебе не прозвониться. Я кое-что знаю про Хиллари Хармона и его проект. Но это только под запись для «NOW» и чтоб рядом был ты.
«Тщеславная крошка, – с нежностью мелькнуло у Дорана. – В кадре с Дораном – это жутко престижно, как в одной ванне с Энриком… Интересно, что знает эта пигалица? А! Может, Хармон ее выгнал из проекта?! Или она сама ушла от его домогательств!.. О боже, пусть она даст мне компромат на Хармона, самый грязный компромат!..»
– А поконкретней – что именно? Я должен знать, какие сведения мне предлагают, верно?
– Доран, мы взяли тебя на канал, убедившись в твоем таланте. «NOW» быстро вышло на высокий рейтинг и до сих пор хорошо держит планку. Я бы даже сказал – ты молодец, Доран. Твои доходы превышают…
– Я знаю, сколько они превышают, – нетерпеливо вмешался Доран. – Можно короче, босс?
Но директор был немолод, и скорость его речи находилась в обратной зависимости от возраста. Он перебирал мысли, как четки, понемногу приближаясь к главному.
– …и, пожалуй, лучшего ведущего оперативных новостей и аналитической развертки я бы не желал. Но тебя так порою заносит, Доран, что я начинаю задумываться о замене. Взять хотя бы твою передачу в 12.00…
– Сколько было подключений? – Доран не был бы собой, не умей он перехватить микрофон. Директор заглянул в бумажку:
– Тридцать восемь миллионов с хвостиком.
– Напоминаю рекорд, – Доран вскинул голову. – Прямой репортаж о высадке сэйсидов на Траю собрал сорок пять, но это было пятьдесят три года назад. С тех пор никто не переваливал за тридцать пять.
– Я не об этом, сынок, – директор положил подбородок на «замок» из ладоней. – Ты еще не заглядывал в Сеть? Там появились интересные картинки… – он повернул настольный экран лицом к Дорану. Рисунок изображал сидящего на облаках Иисуса-Кришну-Будду с трэком, который говорил: «Хай, Доран! передай этому парню, что я его услышал. Я люблю тебя, Доран; валяй дальше, я постоянно у экрана».
– Это во всех сетях. А вечером это будет во всех газетах. Но тебя они не перекроют… Надо же так ляпнуть – «Господь услышал вас»!!.. Уже звонил секретарь вселенского архиепископа; они организуют демонстрации протеста у телецентра. Канал Вселенской Церкви собирает против нас пресс-конференцию из мирян, клириков и умников.
– Сколько шороха из-за трех слов! – дернул плечами Доран. – Да, надо признать – это была находка.
– Находка! А известно тебе, какое слово чаще всего звучит по нашим контактным линиям? КОЩУНСТВО! Сатана, что ли, дернул тебя за язык?! И это еще не все, милый мой. Еще военные! Ты помнишь дословно, что сказал про основной инстинкт и алтарь Отечества? Нет? А я помню. И ожидаю официального протеста Минобороны; неофициальных уже пришло великое множество. Затем – варлокеры! То, что Эмбер там сказала про них и их Пророка Энрика, – это было в сценарии?
– Нет, это импровизация.
– Погром, который нам могут устроить варлокеры, тоже будет импровизацией. Да, я забыл сказать о таких пустяках, как профессиональная компетенция и ответственность журналиста. Ты кого обещал публике? Хиллари Хармона. А кого подсунул?.. Доран, я вынужден тебя предупредить – еще одна такая подстава, и ты будешь искать другой канал.
На пути от директора Дорана перехватил менеджер Сайлас:
– Хорошие новости! За передачу в 12.00 нас выдвинули на «Золотую калошу» в номинации «Лучший ляп недели». Угадай – на каком мы месте в списке?
– Всегда первый, – вздохнул Доран, преисполненный гордости за себя.
Остаток дня неутомимый Доран бегал, организовывал и согласовывал; «NOW» – слишком большая затея, чтобы с ней мог справиться один Сайлас. На этот день никаких приглашений не было, и он решил заночевать на студии, в гостинице для полуночников, но поспать ему удалось не больше пяти часов – в 03.40 его разбудил Сайлас с трэком в руке.
– Доран, тут для тебя есть нечто. Сугубо личный разговор. Обещают невероятную информацию…
– О, это кстати! – сев в кровати, Доран моментально обрел свою обычную живость. – Алло, Доран слушает!
– Хай, Доран, – голос был очень молодой, почти детский. – Извини, что я так рано, но иначе к тебе не прозвониться. Я кое-что знаю про Хиллари Хармона и его проект. Но это только под запись для «NOW» и чтоб рядом был ты.
«Тщеславная крошка, – с нежностью мелькнуло у Дорана. – В кадре с Дораном – это жутко престижно, как в одной ванне с Энриком… Интересно, что знает эта пигалица? А! Может, Хармон ее выгнал из проекта?! Или она сама ушла от его домогательств!.. О боже, пусть она даст мне компромат на Хармона, самый грязный компромат!..»
– А поконкретней – что именно? Я должен знать, какие сведения мне предлагают, верно?