Страница:
чувство меры! Для меня это было смутным вестником чего-то неотвратимо
надвигающегося ужасного. В тот вечер, возвращаясь домой, я был перепол-
нен жалостью к себе. Мой интеллект продолжал себя убивать. Марксист-
ско-ленинская философия, бывшая фундаментом моей мысли, говорила мне о
моей обреченности на одиночество. По закону отрицания я отрицал своих
родителей, а мои дети отрицали бы меня. Друзей в полном смысле этого
слова я тоже иметь не мог. Я мог находиться лишь в неантагонистических
противоречиях в отношениях с ними. Чувство подсказывало мне что спасе-
ние я смогу найти лишь в любви. И я стал искать себе девушку. Впрочем,
она уже была найдена. Она училась в моей группе. Звали ее Ира Колмако-
ва. Обратил я на нее внимание после того как услышал ее анкетные дан-
ные, что их троих мать растит одна на зарплату 127 рублей. А Ира к тому
времени уже успела себя зарекомендовать отличницей по всем предметам.
После Жениной свадьбы я решился. Подойдя после уроков к Ире, я пригла-
сил ее в кино. Она как-то странно взглянув на меня отказалась, сослав-
шись на занятость. И я опять остался один. Все более открыто освобож-
дался от обязанностей перед группой Краснов. Углублялся в компромиссах
с собой и Гарик.От него я все чаще начал слышать, что Пахан - ничего,
вроде, парень. Я Гарику ясно давал понять, что тропинка между нами нам-
ного уже прежней. Тем более, что Гарик, подойдя к нашему куратору -Ва-
лентине Павловне Мачинской попросить стипендию, так как сдал экзамены
на тройки, мне об этом не сказал, так как я тоже ее не получил по этой
же причине. Я не думал, что сдача экзаменов скажется на стипендии и не
старался особо отвечать. После я подошел к ней тоже, и она мне ее тоже
сделала. Но Гарик не хотел терять позиции. Как-то ночью нас с матушкой
разбудил звонок в дверь. Пока я просыпался, матушка пошла открывать.
-Гарик?- услышал я ее какой-то беззащитный голос. Эта ее интона-
ция была катализатором моих чувств. -Миша, иди, Гарик пришел.
Я встал. На часах было 2.
-Можно переночевать?-У парня засиделся, опоздал на автобус, обще-
житие закрыли.
Я почувствовал, что засиделся он явно не у парня. Но это было бы
еще ладно. Хуже было то, что я почувствовал, что это была не просто
просьба о помощи. Это был и ход конем. Попадать под его копыта я не хо-
тел.
- Раздевайся,-это, наверное, и было моим единственным, сказанным
мной в ту ночь словом. Гарик смотрел на меня во все глаза. Он, хоть и ве-
рил мне, но что ожидать от меня в той ситуации он не знал. Утром мое
молчание продлилось, и он поспешно стал уходить. Я предложил ему завт-
рак. Он отказался. Тогда я сказал ему:
-Подожди.
Мы вышли на улицу.
-Счастливо, -многообещающе сказал я ему и вернулся домой. В институте
мы продолжали сдержанно здороваться.
"Комсомольское собрание-вот где надо прочистить мозги этому ора-
тору",- думал я о Краснове.-Клин- клином. Три вопроса и ответы на
его взможные ответы долго придумывать не пришлось, и я стал ждать собрание.
-Есть еще у кого-нибудь какие-нибудь вопросы?-спросила Ира Глады-
шева.
-Можно я задам нашему профоргу?
-Задай,-удивленно сказала Ира.
-Мне?-удивился Паша, -"с какого боку припека?"-прочитал я в его спо-
койном и безразличном ко мне взгляде. Он еще ничего не чувствовал.
-Паша, когда ты последний раз был на первой паре?- спросил я, выходя за
трибуну. -Я? А какое это имеет отношение к делу? -зашевелился он.
-Да, ты. А к делу это имеет прямое отношение. Но ты не ответил
на мой вопрос.
Пришлось ему сознаться, что давно.
-По какому принципу ты распределяешь талоны в профилакторий? У одного своего друга Паша нашел к счастью
не тяжелый физический недуг. На этом его перечисление принципов и за-
кончилось.
-Когда ты последний раз был с нами на уборке улицы?
-Может ли человек с такими моральными качествами находиться в
группе на руководящей должности и иметь в своем ведении материальные
ценности? - был мой следующий вопрос группе.А из материальных ценнос-
тей Паша владел еще льготными путевками в различные санатории. И тут
группа замялась. Они были обескуражены моей новой подачей себя. А к
Паше они уже привыкли. Тем более некоторые перехватывали у него для
списывания домашние задания. И на контрольных он был щедр своей эруди-
цией.
Я был обескуражен больше их. Своим выступлением я давал им духов-
ную свободу, прижимая всю Пашину блатоту. Им оставалось только меня
поддержать. Паша был подавлен. Но пользуясь менжеваниями группы, начали
поднимать головы в его защиту его друзья. Однако вопрос был мной пос-
тавлен. Закончилось собрание компромиссом: все мои претензии были пос-
тавлены Паше на вид, а его лишили на месяц стипендии. С собрания я вы-
шел потрясенным. Как с людьми, которым безразлично чью руку жмет рука,
можно варить дальше общую кашу? Я переживал и за другое. Выступив на
комсомольском собрании, я во всеуслышание заявлял о принципах, к
ень. Я не знал как себя вести. До этого я, видя себя со всех сторон,
знал как меня воспринимает каждый присутствующий человек, и где должна
находиться каждая конечность моего тела. Теперь же, после моего выступ-
ления, интерес окружающих ко мне стал расти, а я не знал как себя вес-
ти. Я потерял и духовную свободу и контроль за собственным имиджем в их
глазах. Это была уже настоящая боль. Сидя в читальном зале и держа в
руках книгу, я видел как плывут и сливаются перед глазами строчки и
понимал, что с психикой происходит что-то страшное.
Страшной оказалась только боль. Она была круглосуточной и нес-
колько лет круглогодичной. Перекантовавшись день в институте, рожая
остатки своей былой эрудиции и ложась вечером в 10 спать, я, сжавшись
и ворочаясь от одиночества и нестерпимой головной боли, впадал в за-
бытье в 2 ночи. Просыпаясь в 4-5 утра, я молил Бога о скорейшем наступ-
лении дня, чтобы, хоть и усиливая свою боль в общении с людьми, забыть
об одиночестве и безысходности. Помощи мне ждать было неоткуда. Обра-
титься в психиатрическую больницу? В нашем небольшом городе это значи-
ло бы "по секрету всему свету" и конец моего имиджа и, может быть, не
только его. А так у меня оставался только он. И терпение. В основном
ангельское. И наоборот. Единственный промах в отношениях с Красновым я
допустил, обозвав его, увидя менжевания большинства: "Да что вы думае-
те? -спросил я. -Разве вы не видите, что это дерьмо?" Я тяжело переживал
свою ошибку. Она закрывала мне худой мир между нами и мое прямое влия-
ние на него. Спустя 2-3 дня после комсомольского собрания я, набравшись
сил в перерыве между лекциями, принес ему свои извинения. Но мне надо
было продолжать лидировать хоть как-то. На 23 февраля девушки нас позд-
равили. Приближалось 8 Марта. Паша в мужском коллективе принимал позу
отвергнутого лидера, а в группе-мальчишки-эгоиста. Непоздравление деву-
шек чревато и весомо сказывалось лишь на моем имидже. Да и простой долг
вежливости говорил мне о необходимости брать инициативу в свои руки.
Наиболее авторитетным и общительным парням я предложил, объединившись,
что-нибудь организовать. Они с удовольствием подхватили эту идею. Нем-
ного подумав, мы решили организовать чаепитие, танцы, а начать вечер
сценкой. Олег Канарский переодевался девушкой, я, одетый ковбоем, вво-
дил "ее" в комнату, сажал на стул и пел песню группы "Динамик":
Ты любишь ананасы и бананы,
И обожаешь песни Челентаны.
Ты принимаешь солнечные ванны,
И на тебя глазеют хулиганы.
Ты любишь шоколадные конфеты,
И куришь дорогие сигареты.
Ты не читаешь книжки и газеты,
Зато меняешь часто туалеты.
О-о-о-о, твоих грехов не перечесть.
Твоих грехов не перечесть.
Сегодня ты мне нравишься такая как есть.
Сегодня ты мне нравишься такая как есть.
А завтра можешь надоесть.
Как эти логарифмы.
Как сладенькие рифмы.
Мы остались на высоте положения.
Как-то я зашел к Павитрину и поделился с ним своей болью. Тем,
как меня подвела группа. По крайней мере, я так считал. От его презри-
тельного взгляда мне стало больно.
Приближались экзамены. Я с ужасом ожидал их начало. За зиму мно-
гие успели узнать, что я "довольно эрудированный юноша". Было глупо
скупиться на знания, когда, ничего не теряя, ты мог изменить оценку
контрольной товарища или поздним вечером в читальном зале приблизиться
душой к незнакомому человеку. Это было так романтично. Сейчас же мой
общественный имидж рос, а внутренний падал. "Что-то будет"-думал я,
чувствуя, что простоту и легкость ответов должна будет сменить армейс-
кая находчивость вкупе с изворотливостью. Противно это было делать, но
выбора у меня не было. Это была борьба за существование. Сессия была
сдана. Как я пролез через нее и как пролезал через через 4 другие, я с
трудом понимаю. Ведь помимо сдачи гор зачетов и ответов на горы вопро-
сов мне предстояло всячески скрывать что в действительности у меня
внутри. Внутри же у меня неотвратимо нарастал комплекс собственной не-
полноценности. С одной стороны спихнуть с высоты побывавшего на ней
сложно. Но мне ведь и подпереть себя было нечем. Я весь был в боли, ко-
торая и выполняла эту подпирающую функцию. Я научился и привыкал, уходя
в себя, растворяться в ней, забывая о своей самооценке и становясь
равнодушным к своему общественному имиджу.
Летняя практика состояла из двух этапов-внутри города и с выездом
за его пределы. азбившись на бригады, мы замеряли температуры воздуха,
почвы, скорость ветра, отчитывались по номенклатуре /систематизации
названий/ облаков и способности применять эти знания на практике. Пос-
ле, на камеральной обработке, мы обрабатывали данные и составляли кар-
тину климата отдельных городских районов и в целом города. Все шло
нормально, кроме одного: Паша Краснов, распределенный в мою брига-
ду,"шарил"- избегал работы. Я, как бригадир, предупредил его дважды. Его
действия приобрели скрытую форму с приготовленными отмазками. Больше я
не стал предупреждать. После землеведения мы приготовились к поездке в
Свободненский район за 100 километров от города. Там нам предстояла
практика по картографии. На предварительном собрании после инструктажа
преподаватель-фронтовик Георгий Александрович Груздев обратился к нам:
-У кого есть вопросы и предложения?
-Я настаиваю на снятии Краснова с практики,- сказал я.
-Мотивы?
-Я - бригадир, армеец.Он-профорг, не служил. Сознательно отлыни-
вает от работы. Я предупреждал его дважды. Не помогает. Если не могу зас-
тавить его работать я - из группы не сможет сделать это никто. Ваше же
распределение его в одну из бригад автоматически означает работу всех
остальных ее членов за себя и этого бездельника. Поэтому я настаиваю,
на том, чтобы вы отстранили его от практики.
-Все так считают?- форма вопроса показывала, что чувства Георгия
Александровича на моей стороне. Я перевел дыхание.
-А, пускай идет к нам в нашу бригаду,- раздался тут голос Гари-
ка. Он не был в своей бригадиром. Это место занимала Ира Колмакова. Гарик
же с багажом своих знаний и армейской находчивостью занимал в своей
бригаде позицию, аналогичную Паши Краснова в моей.
-Гарик, не понял, почему это ты подаешь голос? - начал было я.
-Не надо мне рот затыкать. Понял, да?-загремел на меня он.
-Не понял? - полностью развернулся к нему я.
-Не надо ссориться,-раздался голос Георгия Александровича. -А что
скажут остальные члены бригады?
-А, пускай идет к нам,-сказал Вадик Гитько.
-Ты видишь, что тебя никто не хочет брать на поруки?-сказал Геор-
гий Александрович Краснову. - Учти, это, скорей всего, твой последний
шанс исправиться.
На этом собрание и закончилось. Все вышли в рекреацию. Я кипел от
поступка Гарика. Он был сделан и для доставания меня. В холле, подойдя
к Гарику, я в упор громко спросил его:
-На каком основании ты замолвил за Краснова слово?
Все повернулись к нам лицом.
-Миха, Миха, кончай, жалко же парня, сам пойми.
-Не-ет. Кукушка хвалит петуха. Ты сам знаешь кто ты.
Повернувшись, я вышел на улицу. Следом выбежал Гарик.
-Миха, зачем ты так, жалко же парня, давай разберемся.
-Я знаю кто я, ты знаешь кто ты. Какие могут быть еще нерешенные
вопросы?
Посмотрев на меня, больше он не сказал ни слова.И мы поехали на
практику.
Вспоминать ее печально и больно. Кругом цвела зелень, пели птицы,
рядом текла наша могучая Зея. Можно было наслаждаться и свободой отно-
шений. Но воспринимал я эти прелести лишь кусками и через головную боль
из жуткой становящейся противной оттого, что я никак не мог от нее от-
делаться. Она все сильнее формировала мой комплекс неполноценности,
тормозила мой мозг, и все необходимые знания я доставал из себя, так
сказать, по принципу угасающей инерции. Но сущность моя оставалась
прежней. Я, хоть все чаще уединялся, видя бессмысленность своего душев-
ного общения с людьми, но ни от какой работы не отказывался и старался
быть в ногу со всеми. Душой с людьми я общался лишь вечерами у костра
через гитару, вкладывая первую в песни впечатанные мне в психику
стрессом. Моей любимой песней была "Костер" Андрея Макаревича, казавшей-
ся мне написанной им про меня. Пел, знал и любил я множество других
песен самых различных групп, задолго до начала перестройки начавших
появляться как грибы после дождя. Моя любовь ко всему новому и экстра-
вагантному была, наверное, моей слабостью. "Миша, человек, желающий
достичь многого, должен уметь себя ограничивать", - говорил мне до ар-
мии Валентин - мой духовный наставник, единственный из всех других,
давших мне помимо чего-то, нечто.
Он.
Жил он в Калинине, том самом, из которого я призывался в армию. Позна-
комил меня с ним знакомый моего отца, перед которым я по просьбе отца
и его собственной показал работу с нун-чаками. В разбрасываемости Валя
меня остановил именно в отношении к восточным единоборствам, что так
многолико и привлекательно. Валя дал мне помимо личного примера гармо-
нии силы с подлинной духовной свободой, что тогда понять я мог только
подсознательно, так как был слаб, уникальный комплекс упражнений, уни-
кальность которого я понял только через 7 лет занятий ими. После прос-
ветления я не раз думал, тренируясь, о том сколько мы сейчас бы могли
дать друг другу, случись сейчас наша встреча. Каждая тренировка гим-
настики тогда мне приносила освоенными по два - три новых элемента. И
я быстро шел в гору не только в ней. Рост моих способностей был одина-
ков как в учебе, так и в спорте, так и в освоении гитары. После стрес-
са я был загружен до предела и теперь вспоминал о Вале лишь изредка.
Но вспоминал. Под конец практики девчата организовали праздник Непту-
на, а парни - прощальный костер. Всем им было весело.
В тот год отец Вадима уехал в Киев для повышения квалификации. Ва-
дик решил воспользоваться случаем и побывать на Западе, где еще ни ра-
зу не был. В Кирове у его жены Оли жили родители. Сначала он хотел
вслед за ней, уехавшей раньше его, заехать к ним, а потом поехать в
Киев. Я, два года уже не видевший отца, был спровоцирован им и его сбо-
рами. Стояло красное лето. До колхоза было полтора месяца. Выпадала воз-
можность и ближе познакомить моего отца с Вадиком, когда на обратном
пути последний заехал бы за мной. Отец помнил его по двум-трем встречам
во время моей школьной учебы, когда Вадик, изредка приходя к нам, с
видом знатока бежал смотреть книги.
Начало поездки было обычным, если не считать, что для нее Вадику
надо было открутиться от военной подготовки в институте. Он сделал это
мастерски, проведя преподавателя за нос. (Навешав лапши на уши). С са-
мого начала путешествия его мечтой была идея выпросить у возможных по-
путчиков-иностранцев валюты. К поезду Благовещенск-Москва в Белогорске
прикрепляли 1-2 вагона с иностранцами, ехавшими в Москву из Владивос-
тока. Так было и на этот раз. Вадик ерзал, боясь КГБ. Мораль и кошмары
времен застоя в нем тогда держались крепко. Наконец он решился.
-О, ты не представляешь-двухместное купе, оба пожилые. Он знает
немецкий, английский, французский и итальянский. Она-немецкий и фран-
цузский, -восторженно рассказывал он мне. - Смотри, что они мне дали.
Я посмотрел на пятидолларовую монету и улыбнулся. Я был к этому
равнодушен.
-Пойдем со мной-тебе понравится.
Вадик говорил на английском.Самостоятельные сверхурочные занятия
сделали его одним из сильнейших "англичан" класса. Я был "немцем". Знал
немецкий я достаточно хорошо для такого общения, но под доминантой
стресса я не хотел появляться перед незнакомыми интеллигентными людь-
ми. У Вадика же начал разгораться аппетит общения. Он опять изчез из
купе.
-Японец, говорит на английском, студент токийского университе-
та.На груди -фотоаппарат. Я спрашиваю его:"Кола?"-он не понимает. Я и
так, и сяк,-наконец до него дошло: "О, кело (цветной)".
Меня тянуло и туда и сюда. Наконец чаша моего терпения была пере-
полнена:
-Пошли.
Я взял в подарок первым знакомым Вадика одну из костей динозавра
с их кладбища, открытого в Благовещенске, которое мы посещали на прак-
тике, и которые я вез своим братьям-Илюше и Ване, и мы направились в
гости. Перед дверью их купе, набрав в грудь побольше воздуха, мы пос-
тучали.
-Ja,ja.
-Thi is mei fremd Misha,-сказал Вадик после приветствия.
-Guten tag,-сказал я.
-The speak spanish,-поспешил он объяснить спектр моих лингвисти-
ческих способностей.
-O, ja,ja.
Мужчина был простым представительным и повидавшим жизнь. В женщине
же, несмотря на возраст, чувствовался познающий и радующийся миру ре-
бенок. С этим ребенком у меня сразу возникла симпатия. Вадик уже успел
сообщить о себе часть информации. Очередь была моей. Подбирая слова, я
стал рассказывать о себе, институте, родных. Потом меня заочно со всеми
членами их семьи познакомила женщина. Мужчина помогал ей, если у меня
были затруднения в понимании. У него чувствовалась свобода и комбина-
тивность мышления. В крайнем случае он говорил Вадику по-английски, а
Вадик переводил мне на русский.
-А это-кость динозавра,-сказал я как мог. -Он жил 70 тысяч лет на-
зад.Звали его траходонт амурский (траходонт амурензис)."Латынь ведь то-
же международный язык", - думал я. Кажется, они поняли лишь то, что это
что-то палеонтологическое.
В беседе с мужчиной Вадик отмочил номер. Мужчина показывал по
карте кругосветный маршрут их путешествия.
-О, этот длинный и извилистый путь,-сказал Вадик по-английски
вспомнившееся название песни группы "Битлз".
-Да,-удивленно протянул мужчина.
-Вы сегодня ужинали?- спросил я их по-немецки, обрадованный воз-
можностью убить сразу нескольких зайцев.
-Да, -почти одновременно ответили они, сразу посмотрев на меня
уважительно и несколько удивленно. Но все равно нам надо было ухо-
дить. Сердечно попрощавшись, мы вышли. Посмеявшись с Вадиком над ним
самим и поделившись впечатлениями, мы продолжили путь.
Мой отец -очень принципиальный человек. Он обладает государствен-
ным мышлением и энциклопедической эрудицией. Работе он отдает себя все-
го. Будь он покладистей- он бы давно уже находился в верхних эшелонах
власти России. Но его принципы, как он сам про себя выразился, на него
больше навлекают, чем приносят. Их у него всего 2: порядочность и спра-
ведливость. Отстаивай он их только по отношению к себе, -он бы уже давно
почивал на лаврах. Но он не мыслит себя без людей, за судьбы которых он
ответственен. Я был первым его сыном. Поженились они с матерью в 1964-м
году. Я родился в 1965-м. У матушки от первого брака уже была дочь-Та-
ня. Она на 6 лет старше меня.
Приехав в Калинин, спустя день, я почувствовал, что мне нужно от-
цу рассказать все случившееся со мной. Дело в том, что говорил я сильно
тяжело набирая в грудь воздуха и постоянно заикаясь. Создавалось стран-
ное впечатление, и я рисковал быть неправильно понятым. Отец с готов-
ностью и уже пониманием чего-то принял мое желание. Рассказ длился 5
часов. Пытаясь обрисовать картину своего недавнего мировосприятия и
случившегося со мной, я с картины мироздания перескакивал на Краснова,
с него на людей, с людей на Гарика.
-Подожди, Миша. Давай попытаемся выделить в случившемся главное.
-Какое главное? Разве могут быть в жизни частности?
Но отец тем не менее меня понял.
-Давай я познакомлю тебя с нашей знакомой.Она-психотерапевт.Жен-
щина исключительной деликатности и порядочности.
Я колебался. Дав согласие, я через некоторое время забирал его на-
зад. Я боялся раскрывать неспособную защитить себя свою душу перед нез-
накомым человеком.Это бы означало расписывание перед ней и самим собой
в своей слабости полностью. А если она еще и не сможет помочь? Нет.
Моя мачеха -Татьяна Геннадьевна -для меня -Таня, будучи достаточ-
но осведомленной в фармацевтике, с помощью отца настояла, чтобы я стал
принимать пирацетам.
"Это витамины для мозга- они радикально на тебя никак не повли-
яют", -внушали мне они. Для меня таблетки тоже означали расписывание в
слабости, но витамины-это был компромисс.
С папой и Илюшей мы съездили за Ваней в санаторий и всей мужской
компанией- в Москву погулять. У зоопарка, в который мы пошли, произо-
шел кусочек цирка. У памятника героям-краснопресненцам гид-папа задал
Ване вопрос:
-Ваня, кому памятник?
-Пушкину.
-Вань, а посмотри что у мужчины в задней руке?
-Граната.
-Вань, а зачем Пушкину граната?
-Незачем,-сказал Ваня, подумав.
-Тогда кому этот памятник?
-Лермонтову,-сказал я за него.
Наш хохот перекрыл шум машин.
Зимой во время моего просветления произошло то, о чем 6 лет спус-
тя я прочитал у Бхагавана Шри Раджниша. Мои родители были во мне уби-
ты. Нет, я не перестал их уважать и питать сыновних чувств, но они те-
перь перестали для меня быть авторитетами. У меня теперь своя голова
была на плечах. Теперь я видел все ошиб
одов, которые я не мог до-
вести до конца. Выяснение отношений все дальше стало удалять наши души
друг от друга. Я опять стал чувствовать себя одиноким. "Скорей бы прие-
хал Вадик",-думал я. Он приезжал за 4 дня до отъезда в Благове-
щенск. Этого было достаточно и для его знакомства с отцом и для поездки
к Вале на дачу.
Я так обрадовался ему, встретив его в Москве на Киевском вокза-
ле. "Проблема отцов и детей",-прочел я в его глазах охлаждающую меня
моим обезличиванием реакцию в его глазах. Но что было делать? Поехали. В
первый вечер отец после выпитого вина стал рассказывать нам о Великой
Отечественной войне. Рассказывал он о том, как он сам восстанавливал
истину о прошедших боях и изобличал фальсификаторов или умалчивающих
правду историков, освещавших бои в угоду правящей верхушке и боящихся
за свою жизнь. Мне было безразлично от тяжести своего состояния, и я
сидел и ради приличия таращил глаза и поддакивал. "Хоть Вадик насла-
дится встречей с умным человеком",-думал я. После беседы мы с ним выш-
ли на улицу.
-Вот это голова!-сказал Вадик.
Я был польщен.
-То, что мне за 6 лет института преподаватели не смогли вдолбить,
он рассказал за 2,5 часа.
Мы шли дальше.
-Мне по ... его знания, мне важны его понятия.
-...?!Ты что говоришь?
-А что я говорю?
-А ты ничего только что не сказал?
-А что я сказал?
-По-моему не надо большого ума, чтобы понять что ты сейчас ска-
зал. Достаточно на твое место поставить меня, а на место моего отца -
Трифона Сигизмундовича. Мы вышли на набережную Волги. Сели на скамейку.
-Знаешь, последнее время мы что-то перестали понимать друг дру-
га,- несколько печально сказал он с больным для меня намеком. Вместе с
чувством тоски, охватившем меня, во мне проснулось и чувство хозяина
положения: каково ему одному быть непонятым в чужом городе.
-Вадик, забудь про это, все, пошли домой, это мелочи. Но он так
не думал. Он был обижен. К Вале на дачу мы поехали с ночевой на следую-
щий день. Валя дал мне разрешение приезжать туда в любое время, незави-
симо от его там присутствия. Набрав продуктов, мы туда прибыли.
Природа на западе России существенно отличается от нашей дальне-
восточной. Если в детстве, читая сказки о дремучих лесах, темных бо-
рах, высоких травах в степях, я отождествлял их с нашими сосняками,
смешаннолиственными лесами и полями, то увидев природу Запада, я понял
с каких лесов и трав писались сказки. Находиться в центре зарождения
культуры и оккультности своего народа было таинственно, но покойно и
романтично. Казалось, что все тебя здесь бережет.
-Обрати внимание на названия деревень и городов. То, что ты у Нек-
расова и Тургенева изучал в школе было здесь. Отсюда пошел твой на-
род,-говорил мне отец.
На даче были Валина дочка Леночка и ее бабушка -Зинаида Петровна.
Оставив вещи, мы сходили на речку, прошлись по роще. Утром я предложил
дальнюю прогулку и предложил ее и Лене. Вадик был против детства в
надвигающегося ужасного. В тот вечер, возвращаясь домой, я был перепол-
нен жалостью к себе. Мой интеллект продолжал себя убивать. Марксист-
ско-ленинская философия, бывшая фундаментом моей мысли, говорила мне о
моей обреченности на одиночество. По закону отрицания я отрицал своих
родителей, а мои дети отрицали бы меня. Друзей в полном смысле этого
слова я тоже иметь не мог. Я мог находиться лишь в неантагонистических
противоречиях в отношениях с ними. Чувство подсказывало мне что спасе-
ние я смогу найти лишь в любви. И я стал искать себе девушку. Впрочем,
она уже была найдена. Она училась в моей группе. Звали ее Ира Колмако-
ва. Обратил я на нее внимание после того как услышал ее анкетные дан-
ные, что их троих мать растит одна на зарплату 127 рублей. А Ира к тому
времени уже успела себя зарекомендовать отличницей по всем предметам.
После Жениной свадьбы я решился. Подойдя после уроков к Ире, я пригла-
сил ее в кино. Она как-то странно взглянув на меня отказалась, сослав-
шись на занятость. И я опять остался один. Все более открыто освобож-
дался от обязанностей перед группой Краснов. Углублялся в компромиссах
с собой и Гарик.От него я все чаще начал слышать, что Пахан - ничего,
вроде, парень. Я Гарику ясно давал понять, что тропинка между нами нам-
ного уже прежней. Тем более, что Гарик, подойдя к нашему куратору -Ва-
лентине Павловне Мачинской попросить стипендию, так как сдал экзамены
на тройки, мне об этом не сказал, так как я тоже ее не получил по этой
же причине. Я не думал, что сдача экзаменов скажется на стипендии и не
старался особо отвечать. После я подошел к ней тоже, и она мне ее тоже
сделала. Но Гарик не хотел терять позиции. Как-то ночью нас с матушкой
разбудил звонок в дверь. Пока я просыпался, матушка пошла открывать.
-Гарик?- услышал я ее какой-то беззащитный голос. Эта ее интона-
ция была катализатором моих чувств. -Миша, иди, Гарик пришел.
Я встал. На часах было 2.
-Можно переночевать?-У парня засиделся, опоздал на автобус, обще-
житие закрыли.
Я почувствовал, что засиделся он явно не у парня. Но это было бы
еще ладно. Хуже было то, что я почувствовал, что это была не просто
просьба о помощи. Это был и ход конем. Попадать под его копыта я не хо-
тел.
- Раздевайся,-это, наверное, и было моим единственным, сказанным
мной в ту ночь словом. Гарик смотрел на меня во все глаза. Он, хоть и ве-
рил мне, но что ожидать от меня в той ситуации он не знал. Утром мое
молчание продлилось, и он поспешно стал уходить. Я предложил ему завт-
рак. Он отказался. Тогда я сказал ему:
-Подожди.
Мы вышли на улицу.
-Счастливо, -многообещающе сказал я ему и вернулся домой. В институте
мы продолжали сдержанно здороваться.
"Комсомольское собрание-вот где надо прочистить мозги этому ора-
тору",- думал я о Краснове.-Клин- клином. Три вопроса и ответы на
его взможные ответы долго придумывать не пришлось, и я стал ждать собрание.
-Есть еще у кого-нибудь какие-нибудь вопросы?-спросила Ира Глады-
шева.
-Можно я задам нашему профоргу?
-Задай,-удивленно сказала Ира.
-Мне?-удивился Паша, -"с какого боку припека?"-прочитал я в его спо-
койном и безразличном ко мне взгляде. Он еще ничего не чувствовал.
-Паша, когда ты последний раз был на первой паре?- спросил я, выходя за
трибуну. -Я? А какое это имеет отношение к делу? -зашевелился он.
-Да, ты. А к делу это имеет прямое отношение. Но ты не ответил
на мой вопрос.
Пришлось ему сознаться, что давно.
-По какому принципу ты распределяешь талоны в профилакторий? У одного своего друга Паша нашел к счастью
не тяжелый физический недуг. На этом его перечисление принципов и за-
кончилось.
-Когда ты последний раз был с нами на уборке улицы?
-Может ли человек с такими моральными качествами находиться в
группе на руководящей должности и иметь в своем ведении материальные
ценности? - был мой следующий вопрос группе.А из материальных ценнос-
тей Паша владел еще льготными путевками в различные санатории. И тут
группа замялась. Они были обескуражены моей новой подачей себя. А к
Паше они уже привыкли. Тем более некоторые перехватывали у него для
списывания домашние задания. И на контрольных он был щедр своей эруди-
цией.
Я был обескуражен больше их. Своим выступлением я давал им духов-
ную свободу, прижимая всю Пашину блатоту. Им оставалось только меня
поддержать. Паша был подавлен. Но пользуясь менжеваниями группы, начали
поднимать головы в его защиту его друзья. Однако вопрос был мной пос-
тавлен. Закончилось собрание компромиссом: все мои претензии были пос-
тавлены Паше на вид, а его лишили на месяц стипендии. С собрания я вы-
шел потрясенным. Как с людьми, которым безразлично чью руку жмет рука,
можно варить дальше общую кашу? Я переживал и за другое. Выступив на
комсомольском собрании, я во всеуслышание заявлял о принципах, к
ень. Я не знал как себя вести. До этого я, видя себя со всех сторон,
знал как меня воспринимает каждый присутствующий человек, и где должна
находиться каждая конечность моего тела. Теперь же, после моего выступ-
ления, интерес окружающих ко мне стал расти, а я не знал как себя вес-
ти. Я потерял и духовную свободу и контроль за собственным имиджем в их
глазах. Это была уже настоящая боль. Сидя в читальном зале и держа в
руках книгу, я видел как плывут и сливаются перед глазами строчки и
понимал, что с психикой происходит что-то страшное.
Страшной оказалась только боль. Она была круглосуточной и нес-
колько лет круглогодичной. Перекантовавшись день в институте, рожая
остатки своей былой эрудиции и ложась вечером в 10 спать, я, сжавшись
и ворочаясь от одиночества и нестерпимой головной боли, впадал в за-
бытье в 2 ночи. Просыпаясь в 4-5 утра, я молил Бога о скорейшем наступ-
лении дня, чтобы, хоть и усиливая свою боль в общении с людьми, забыть
об одиночестве и безысходности. Помощи мне ждать было неоткуда. Обра-
титься в психиатрическую больницу? В нашем небольшом городе это значи-
ло бы "по секрету всему свету" и конец моего имиджа и, может быть, не
только его. А так у меня оставался только он. И терпение. В основном
ангельское. И наоборот. Единственный промах в отношениях с Красновым я
допустил, обозвав его, увидя менжевания большинства: "Да что вы думае-
те? -спросил я. -Разве вы не видите, что это дерьмо?" Я тяжело переживал
свою ошибку. Она закрывала мне худой мир между нами и мое прямое влия-
ние на него. Спустя 2-3 дня после комсомольского собрания я, набравшись
сил в перерыве между лекциями, принес ему свои извинения. Но мне надо
было продолжать лидировать хоть как-то. На 23 февраля девушки нас позд-
равили. Приближалось 8 Марта. Паша в мужском коллективе принимал позу
отвергнутого лидера, а в группе-мальчишки-эгоиста. Непоздравление деву-
шек чревато и весомо сказывалось лишь на моем имидже. Да и простой долг
вежливости говорил мне о необходимости брать инициативу в свои руки.
Наиболее авторитетным и общительным парням я предложил, объединившись,
что-нибудь организовать. Они с удовольствием подхватили эту идею. Нем-
ного подумав, мы решили организовать чаепитие, танцы, а начать вечер
сценкой. Олег Канарский переодевался девушкой, я, одетый ковбоем, вво-
дил "ее" в комнату, сажал на стул и пел песню группы "Динамик":
Ты любишь ананасы и бананы,
И обожаешь песни Челентаны.
Ты принимаешь солнечные ванны,
И на тебя глазеют хулиганы.
Ты любишь шоколадные конфеты,
И куришь дорогие сигареты.
Ты не читаешь книжки и газеты,
Зато меняешь часто туалеты.
О-о-о-о, твоих грехов не перечесть.
Твоих грехов не перечесть.
Сегодня ты мне нравишься такая как есть.
Сегодня ты мне нравишься такая как есть.
А завтра можешь надоесть.
Как эти логарифмы.
Как сладенькие рифмы.
Мы остались на высоте положения.
Как-то я зашел к Павитрину и поделился с ним своей болью. Тем,
как меня подвела группа. По крайней мере, я так считал. От его презри-
тельного взгляда мне стало больно.
Приближались экзамены. Я с ужасом ожидал их начало. За зиму мно-
гие успели узнать, что я "довольно эрудированный юноша". Было глупо
скупиться на знания, когда, ничего не теряя, ты мог изменить оценку
контрольной товарища или поздним вечером в читальном зале приблизиться
душой к незнакомому человеку. Это было так романтично. Сейчас же мой
общественный имидж рос, а внутренний падал. "Что-то будет"-думал я,
чувствуя, что простоту и легкость ответов должна будет сменить армейс-
кая находчивость вкупе с изворотливостью. Противно это было делать, но
выбора у меня не было. Это была борьба за существование. Сессия была
сдана. Как я пролез через нее и как пролезал через через 4 другие, я с
трудом понимаю. Ведь помимо сдачи гор зачетов и ответов на горы вопро-
сов мне предстояло всячески скрывать что в действительности у меня
внутри. Внутри же у меня неотвратимо нарастал комплекс собственной не-
полноценности. С одной стороны спихнуть с высоты побывавшего на ней
сложно. Но мне ведь и подпереть себя было нечем. Я весь был в боли, ко-
торая и выполняла эту подпирающую функцию. Я научился и привыкал, уходя
в себя, растворяться в ней, забывая о своей самооценке и становясь
равнодушным к своему общественному имиджу.
Летняя практика состояла из двух этапов-внутри города и с выездом
за его пределы. азбившись на бригады, мы замеряли температуры воздуха,
почвы, скорость ветра, отчитывались по номенклатуре /систематизации
названий/ облаков и способности применять эти знания на практике. Пос-
ле, на камеральной обработке, мы обрабатывали данные и составляли кар-
тину климата отдельных городских районов и в целом города. Все шло
нормально, кроме одного: Паша Краснов, распределенный в мою брига-
ду,"шарил"- избегал работы. Я, как бригадир, предупредил его дважды. Его
действия приобрели скрытую форму с приготовленными отмазками. Больше я
не стал предупреждать. После землеведения мы приготовились к поездке в
Свободненский район за 100 километров от города. Там нам предстояла
практика по картографии. На предварительном собрании после инструктажа
преподаватель-фронтовик Георгий Александрович Груздев обратился к нам:
-У кого есть вопросы и предложения?
-Я настаиваю на снятии Краснова с практики,- сказал я.
-Мотивы?
-Я - бригадир, армеец.Он-профорг, не служил. Сознательно отлыни-
вает от работы. Я предупреждал его дважды. Не помогает. Если не могу зас-
тавить его работать я - из группы не сможет сделать это никто. Ваше же
распределение его в одну из бригад автоматически означает работу всех
остальных ее членов за себя и этого бездельника. Поэтому я настаиваю,
на том, чтобы вы отстранили его от практики.
-Все так считают?- форма вопроса показывала, что чувства Георгия
Александровича на моей стороне. Я перевел дыхание.
-А, пускай идет к нам в нашу бригаду,- раздался тут голос Гари-
ка. Он не был в своей бригадиром. Это место занимала Ира Колмакова. Гарик
же с багажом своих знаний и армейской находчивостью занимал в своей
бригаде позицию, аналогичную Паши Краснова в моей.
-Гарик, не понял, почему это ты подаешь голос? - начал было я.
-Не надо мне рот затыкать. Понял, да?-загремел на меня он.
-Не понял? - полностью развернулся к нему я.
-Не надо ссориться,-раздался голос Георгия Александровича. -А что
скажут остальные члены бригады?
-А, пускай идет к нам,-сказал Вадик Гитько.
-Ты видишь, что тебя никто не хочет брать на поруки?-сказал Геор-
гий Александрович Краснову. - Учти, это, скорей всего, твой последний
шанс исправиться.
На этом собрание и закончилось. Все вышли в рекреацию. Я кипел от
поступка Гарика. Он был сделан и для доставания меня. В холле, подойдя
к Гарику, я в упор громко спросил его:
-На каком основании ты замолвил за Краснова слово?
Все повернулись к нам лицом.
-Миха, Миха, кончай, жалко же парня, сам пойми.
-Не-ет. Кукушка хвалит петуха. Ты сам знаешь кто ты.
Повернувшись, я вышел на улицу. Следом выбежал Гарик.
-Миха, зачем ты так, жалко же парня, давай разберемся.
-Я знаю кто я, ты знаешь кто ты. Какие могут быть еще нерешенные
вопросы?
Посмотрев на меня, больше он не сказал ни слова.И мы поехали на
практику.
Вспоминать ее печально и больно. Кругом цвела зелень, пели птицы,
рядом текла наша могучая Зея. Можно было наслаждаться и свободой отно-
шений. Но воспринимал я эти прелести лишь кусками и через головную боль
из жуткой становящейся противной оттого, что я никак не мог от нее от-
делаться. Она все сильнее формировала мой комплекс неполноценности,
тормозила мой мозг, и все необходимые знания я доставал из себя, так
сказать, по принципу угасающей инерции. Но сущность моя оставалась
прежней. Я, хоть все чаще уединялся, видя бессмысленность своего душев-
ного общения с людьми, но ни от какой работы не отказывался и старался
быть в ногу со всеми. Душой с людьми я общался лишь вечерами у костра
через гитару, вкладывая первую в песни впечатанные мне в психику
стрессом. Моей любимой песней была "Костер" Андрея Макаревича, казавшей-
ся мне написанной им про меня. Пел, знал и любил я множество других
песен самых различных групп, задолго до начала перестройки начавших
появляться как грибы после дождя. Моя любовь ко всему новому и экстра-
вагантному была, наверное, моей слабостью. "Миша, человек, желающий
достичь многого, должен уметь себя ограничивать", - говорил мне до ар-
мии Валентин - мой духовный наставник, единственный из всех других,
давших мне помимо чего-то, нечто.
Он.
Жил он в Калинине, том самом, из которого я призывался в армию. Позна-
комил меня с ним знакомый моего отца, перед которым я по просьбе отца
и его собственной показал работу с нун-чаками. В разбрасываемости Валя
меня остановил именно в отношении к восточным единоборствам, что так
многолико и привлекательно. Валя дал мне помимо личного примера гармо-
нии силы с подлинной духовной свободой, что тогда понять я мог только
подсознательно, так как был слаб, уникальный комплекс упражнений, уни-
кальность которого я понял только через 7 лет занятий ими. После прос-
ветления я не раз думал, тренируясь, о том сколько мы сейчас бы могли
дать друг другу, случись сейчас наша встреча. Каждая тренировка гим-
настики тогда мне приносила освоенными по два - три новых элемента. И
я быстро шел в гору не только в ней. Рост моих способностей был одина-
ков как в учебе, так и в спорте, так и в освоении гитары. После стрес-
са я был загружен до предела и теперь вспоминал о Вале лишь изредка.
Но вспоминал. Под конец практики девчата организовали праздник Непту-
на, а парни - прощальный костер. Всем им было весело.
В тот год отец Вадима уехал в Киев для повышения квалификации. Ва-
дик решил воспользоваться случаем и побывать на Западе, где еще ни ра-
зу не был. В Кирове у его жены Оли жили родители. Сначала он хотел
вслед за ней, уехавшей раньше его, заехать к ним, а потом поехать в
Киев. Я, два года уже не видевший отца, был спровоцирован им и его сбо-
рами. Стояло красное лето. До колхоза было полтора месяца. Выпадала воз-
можность и ближе познакомить моего отца с Вадиком, когда на обратном
пути последний заехал бы за мной. Отец помнил его по двум-трем встречам
во время моей школьной учебы, когда Вадик, изредка приходя к нам, с
видом знатока бежал смотреть книги.
Начало поездки было обычным, если не считать, что для нее Вадику
надо было открутиться от военной подготовки в институте. Он сделал это
мастерски, проведя преподавателя за нос. (Навешав лапши на уши). С са-
мого начала путешествия его мечтой была идея выпросить у возможных по-
путчиков-иностранцев валюты. К поезду Благовещенск-Москва в Белогорске
прикрепляли 1-2 вагона с иностранцами, ехавшими в Москву из Владивос-
тока. Так было и на этот раз. Вадик ерзал, боясь КГБ. Мораль и кошмары
времен застоя в нем тогда держались крепко. Наконец он решился.
-О, ты не представляешь-двухместное купе, оба пожилые. Он знает
немецкий, английский, французский и итальянский. Она-немецкий и фран-
цузский, -восторженно рассказывал он мне. - Смотри, что они мне дали.
Я посмотрел на пятидолларовую монету и улыбнулся. Я был к этому
равнодушен.
-Пойдем со мной-тебе понравится.
Вадик говорил на английском.Самостоятельные сверхурочные занятия
сделали его одним из сильнейших "англичан" класса. Я был "немцем". Знал
немецкий я достаточно хорошо для такого общения, но под доминантой
стресса я не хотел появляться перед незнакомыми интеллигентными людь-
ми. У Вадика же начал разгораться аппетит общения. Он опять изчез из
купе.
-Японец, говорит на английском, студент токийского университе-
та.На груди -фотоаппарат. Я спрашиваю его:"Кола?"-он не понимает. Я и
так, и сяк,-наконец до него дошло: "О, кело (цветной)".
Меня тянуло и туда и сюда. Наконец чаша моего терпения была пере-
полнена:
-Пошли.
Я взял в подарок первым знакомым Вадика одну из костей динозавра
с их кладбища, открытого в Благовещенске, которое мы посещали на прак-
тике, и которые я вез своим братьям-Илюше и Ване, и мы направились в
гости. Перед дверью их купе, набрав в грудь побольше воздуха, мы пос-
тучали.
-Ja,ja.
-Thi is mei fremd Misha,-сказал Вадик после приветствия.
-Guten tag,-сказал я.
-The speak spanish,-поспешил он объяснить спектр моих лингвисти-
ческих способностей.
-O, ja,ja.
Мужчина был простым представительным и повидавшим жизнь. В женщине
же, несмотря на возраст, чувствовался познающий и радующийся миру ре-
бенок. С этим ребенком у меня сразу возникла симпатия. Вадик уже успел
сообщить о себе часть информации. Очередь была моей. Подбирая слова, я
стал рассказывать о себе, институте, родных. Потом меня заочно со всеми
членами их семьи познакомила женщина. Мужчина помогал ей, если у меня
были затруднения в понимании. У него чувствовалась свобода и комбина-
тивность мышления. В крайнем случае он говорил Вадику по-английски, а
Вадик переводил мне на русский.
-А это-кость динозавра,-сказал я как мог. -Он жил 70 тысяч лет на-
зад.Звали его траходонт амурский (траходонт амурензис)."Латынь ведь то-
же международный язык", - думал я. Кажется, они поняли лишь то, что это
что-то палеонтологическое.
В беседе с мужчиной Вадик отмочил номер. Мужчина показывал по
карте кругосветный маршрут их путешествия.
-О, этот длинный и извилистый путь,-сказал Вадик по-английски
вспомнившееся название песни группы "Битлз".
-Да,-удивленно протянул мужчина.
-Вы сегодня ужинали?- спросил я их по-немецки, обрадованный воз-
можностью убить сразу нескольких зайцев.
-Да, -почти одновременно ответили они, сразу посмотрев на меня
уважительно и несколько удивленно. Но все равно нам надо было ухо-
дить. Сердечно попрощавшись, мы вышли. Посмеявшись с Вадиком над ним
самим и поделившись впечатлениями, мы продолжили путь.
Мой отец -очень принципиальный человек. Он обладает государствен-
ным мышлением и энциклопедической эрудицией. Работе он отдает себя все-
го. Будь он покладистей- он бы давно уже находился в верхних эшелонах
власти России. Но его принципы, как он сам про себя выразился, на него
больше навлекают, чем приносят. Их у него всего 2: порядочность и спра-
ведливость. Отстаивай он их только по отношению к себе, -он бы уже давно
почивал на лаврах. Но он не мыслит себя без людей, за судьбы которых он
ответственен. Я был первым его сыном. Поженились они с матерью в 1964-м
году. Я родился в 1965-м. У матушки от первого брака уже была дочь-Та-
ня. Она на 6 лет старше меня.
Приехав в Калинин, спустя день, я почувствовал, что мне нужно от-
цу рассказать все случившееся со мной. Дело в том, что говорил я сильно
тяжело набирая в грудь воздуха и постоянно заикаясь. Создавалось стран-
ное впечатление, и я рисковал быть неправильно понятым. Отец с готов-
ностью и уже пониманием чего-то принял мое желание. Рассказ длился 5
часов. Пытаясь обрисовать картину своего недавнего мировосприятия и
случившегося со мной, я с картины мироздания перескакивал на Краснова,
с него на людей, с людей на Гарика.
-Подожди, Миша. Давай попытаемся выделить в случившемся главное.
-Какое главное? Разве могут быть в жизни частности?
Но отец тем не менее меня понял.
-Давай я познакомлю тебя с нашей знакомой.Она-психотерапевт.Жен-
щина исключительной деликатности и порядочности.
Я колебался. Дав согласие, я через некоторое время забирал его на-
зад. Я боялся раскрывать неспособную защитить себя свою душу перед нез-
накомым человеком.Это бы означало расписывание перед ней и самим собой
в своей слабости полностью. А если она еще и не сможет помочь? Нет.
Моя мачеха -Татьяна Геннадьевна -для меня -Таня, будучи достаточ-
но осведомленной в фармацевтике, с помощью отца настояла, чтобы я стал
принимать пирацетам.
"Это витамины для мозга- они радикально на тебя никак не повли-
яют", -внушали мне они. Для меня таблетки тоже означали расписывание в
слабости, но витамины-это был компромисс.
С папой и Илюшей мы съездили за Ваней в санаторий и всей мужской
компанией- в Москву погулять. У зоопарка, в который мы пошли, произо-
шел кусочек цирка. У памятника героям-краснопресненцам гид-папа задал
Ване вопрос:
-Ваня, кому памятник?
-Пушкину.
-Вань, а посмотри что у мужчины в задней руке?
-Граната.
-Вань, а зачем Пушкину граната?
-Незачем,-сказал Ваня, подумав.
-Тогда кому этот памятник?
-Лермонтову,-сказал я за него.
Наш хохот перекрыл шум машин.
Зимой во время моего просветления произошло то, о чем 6 лет спус-
тя я прочитал у Бхагавана Шри Раджниша. Мои родители были во мне уби-
ты. Нет, я не перестал их уважать и питать сыновних чувств, но они те-
перь перестали для меня быть авторитетами. У меня теперь своя голова
была на плечах. Теперь я видел все ошиб
одов, которые я не мог до-
вести до конца. Выяснение отношений все дальше стало удалять наши души
друг от друга. Я опять стал чувствовать себя одиноким. "Скорей бы прие-
хал Вадик",-думал я. Он приезжал за 4 дня до отъезда в Благове-
щенск. Этого было достаточно и для его знакомства с отцом и для поездки
к Вале на дачу.
Я так обрадовался ему, встретив его в Москве на Киевском вокза-
ле. "Проблема отцов и детей",-прочел я в его глазах охлаждающую меня
моим обезличиванием реакцию в его глазах. Но что было делать? Поехали. В
первый вечер отец после выпитого вина стал рассказывать нам о Великой
Отечественной войне. Рассказывал он о том, как он сам восстанавливал
истину о прошедших боях и изобличал фальсификаторов или умалчивающих
правду историков, освещавших бои в угоду правящей верхушке и боящихся
за свою жизнь. Мне было безразлично от тяжести своего состояния, и я
сидел и ради приличия таращил глаза и поддакивал. "Хоть Вадик насла-
дится встречей с умным человеком",-думал я. После беседы мы с ним выш-
ли на улицу.
-Вот это голова!-сказал Вадик.
Я был польщен.
-То, что мне за 6 лет института преподаватели не смогли вдолбить,
он рассказал за 2,5 часа.
Мы шли дальше.
-Мне по ... его знания, мне важны его понятия.
-...?!Ты что говоришь?
-А что я говорю?
-А ты ничего только что не сказал?
-А что я сказал?
-По-моему не надо большого ума, чтобы понять что ты сейчас ска-
зал. Достаточно на твое место поставить меня, а на место моего отца -
Трифона Сигизмундовича. Мы вышли на набережную Волги. Сели на скамейку.
-Знаешь, последнее время мы что-то перестали понимать друг дру-
га,- несколько печально сказал он с больным для меня намеком. Вместе с
чувством тоски, охватившем меня, во мне проснулось и чувство хозяина
положения: каково ему одному быть непонятым в чужом городе.
-Вадик, забудь про это, все, пошли домой, это мелочи. Но он так
не думал. Он был обижен. К Вале на дачу мы поехали с ночевой на следую-
щий день. Валя дал мне разрешение приезжать туда в любое время, незави-
симо от его там присутствия. Набрав продуктов, мы туда прибыли.
Природа на западе России существенно отличается от нашей дальне-
восточной. Если в детстве, читая сказки о дремучих лесах, темных бо-
рах, высоких травах в степях, я отождествлял их с нашими сосняками,
смешаннолиственными лесами и полями, то увидев природу Запада, я понял
с каких лесов и трав писались сказки. Находиться в центре зарождения
культуры и оккультности своего народа было таинственно, но покойно и
романтично. Казалось, что все тебя здесь бережет.
-Обрати внимание на названия деревень и городов. То, что ты у Нек-
расова и Тургенева изучал в школе было здесь. Отсюда пошел твой на-
род,-говорил мне отец.
На даче были Валина дочка Леночка и ее бабушка -Зинаида Петровна.
Оставив вещи, мы сходили на речку, прошлись по роще. Утром я предложил
дальнюю прогулку и предложил ее и Лене. Вадик был против детства в