Страница:
Во время кризиса и самопроклинания чувство подвело меня к стелла-
жу, на полке которого лежали 2 книги, которые недавно пришли от Вали
из Твери : "Парапсихология и современное естествознание" и " Исповеди-
мый путь" Анатолия Мартынова. Это чувство говорило мне, что это то,
что мне сейчас нужно. После "Исповедимого пути" я почувствовал, что в
промежуток от крышки черепа до внутренней стороны лица что-то мягко
обволакивая приятно затекло и осталось. До этого там была пустота.
Сейчас там был новый взгляд на старые вещи и новые понятия "Карма",
"Гид","Путь","духовность" (почти все из которых тождествлялись мной
прежде с церковью или с несовременным старым). Я начал ими опериро-
вать. И тут я начал делать открытия. Ира была старше меня на 4 го-
да.Моя матушка отца- на 2. При их свадьбе моей сестре было 5 лет. Да-
нилу сейчас 6. Результат брака моих родителей я знал. Начались новые
сомнения. Теперь я боялся судьбы. Сомнения усиливались словами Иры,
как-то сказавшей: "Это ты сейчас так ко мне относишься, а что будет че-
рез 15 лет?" Победа над Славой принесла мне, однако, успокоение и нео-
жиданно легкое разрешение этой проблемы. Как и писал А.Мартынов в своей
книге, я перестал строить воздушные замки будущего и копаться в разва-
линах прошлого. Я начал жить настоящим. В настоящем она мне была нуж-
на. В будущем же, если бы отношения себя исчерпали, разойтись всегда
можно было по-доброму.
Мое восстановление зимой в институте требовало ее переезд в го-
род. Работа ей находилась. Карма была побеждена. И в ее рассмотрении я
приобрел столько опыта, что чувствовал себя вестником нового знания. Я
отвез Ире стопку подобных книг вместе с этими и попросил ее, прочитав
их, разобраться в ситуации и принять решение. Свое я ей сказал. О посте-
ли в тот приезд я и не думал, чем вызвал у нее презрение. Мою перемену
она почувствовала, и я стал иметь на нее больше прав, при полной, од-
нако, свободе обоих. Все объединяющее было невысказанным.
Я был на дежурстве.После работы я лег спать в свободной пала-
те. Под утро мне приснился тошнотворный сон, который нельзя было наз-
вать просто сном. Зрительных картин не было. Просто я знал что происхо-
дит. С его окончанием я проснулся. Разбудило меня как бы захлопывание
двери. После пережитого покой казался раем. Я посмотрел на ча-
сы:6.20. Время подтверждало мои переживания. Я не знал верить себе или
нет. Какое-то чувство подтверждало, что да. Второй "сон" случился среди
бела дня, когда я мыл полы, и я пошел на почту давать телеграмму с
благодарностью за эротику и просьбой перестать ее мне показывать. Когда
я приехал, Ира стала смотреть на меня с интересом. Оказывается, когда
принесли телеграмму, они сидели за столом с очередным банкетом (я по-
верил, что это был просто банкет) и парни стали ее допекать вопросами,
перед кем это она показывала стриптиз. Но третий сон, от которого меня
опять стало выворачивать, положил конец моему терпению. Взяв на работе
очередной отпуск, я уехал на Сахалин.
С моей сестрой Таней почти всю жизнь мы жили как кошка с соба-
кой. При моей доброй собачьей сущности моя внешность всю жизнь остава-
лась кошачьей. У сестры же наоборот. Я не хочу сказать, что она злая, но
впиться зубами в палец, подобно, иной приласканной кошке для нее не
проблема. Один только раз в середине моих школьных лет мы с ней жили
около года душа в душу. Этот год с тоской вспоминается до сих пор. Пе-
ред армией я стал находить слова для отвоевания своего достоинства и
укрепления своей независимости от ее слов: хоть мы и ссорились ее
взгляд на многие вещи и после ссор оставался до этого для меня автори-
тетом. Во время моего расцвета она была на Сахалине и ничего о нем не
знала. После моего стресса мы с ней виделись один только раз, когда
она приехала с Борей в Благовещенск для родов Катерины. В тот ее приезд
она мне принесла много боли своим непониманием меня. Ей казалось, что я
не забываю о том, что надо сходить в магазин или вынести ведро, а де-
лаю это сознательно. Я с ужасом стал констатировать факт, что начинаю
кричать на подобные претензии. Сейчас, забыв все свои обиды, я ехал к
ним с открытой душой. Все мое время нахождения там вокруг происходили
чудеса. Правда, не меньше было и мое ожидание их. Я и жизнь и все, что
в ней происходило воспринимал как чудо. Но было и интересное. Украден-
ная утром из под балкона елка, вечером опять там стояла. Я определил,
что это другая. Правда, перед этим были разборки с молодым соседом по
поводу его друзей, выносящих из его квартиры какую-то елку, но они нас
убедили, что это была другая. И возвращать в обмен другую им не было
никакого резона. Да даже если это сделали и они.
Потом у Бори пропал бумажник. Просмотрено было все, что можно. Я
сел, напрягся, представил ситуацию. За окном стояла его машина."Пойдем,
посмотрим еще раз в ней",-предложил ему я. Мы сидели в кабине и разго-
варивали. Что-то мне подсказывало, что в бардачке на приборной панели
он не смотрел. Я открыл бардачок. Там лежал бумажник.
Я опять начинал любить все и вся. Особенно экстрасенсов. Теперь я
знал что это за люди. Открывая газету и глядя на заголовки статей, я
думал:"Какие люди глупые. Сколько они тратят энергии в бесполезных по-
пытках изменить мир. Он ведь сам должен меняться. Ведь, натыкаясь на
стену, если нет силы, нужно или остановиться или повернуться или
сесть, то есть дожидаясь лучших для этого дела времен, заняться другим
делом. Минимум у любого есть в доме. У кого его нет- это ведь романтика в
каждом человеке видеть могущего помочь Бога. Любой, прошедший через
действительные трудности с ностальгией вспоминает о таком трудном вре-
мени. Как о времени собственного становления. К тем же, чей Бог, могу-
щий им помочь, спит, или живет в другой плоскости, тоже можно отно-
ситься с благословением. Если причины их недеяния себя не оправдают, то
то, что они недодали вам вернется к ним. И об этом можно не заботить-
ся. Психическая энергия всегда возвращается в излученном виде.
Теперь я брал журналы "Публикатор", "Эхо" и штудировал статьи о
Шри Ауробиндо, экстрасенсах и во всем видел истину. Моим жизненным
принципом стала монгольская пословица:"Не делай завтра того, что можно
сделать послезавтра".
Рыбалка на море, радушие родственников, как и в другие, последу-
щие за этим приездом разы, наполнили меня до краев. Уехал я домой с
созревшим решением съездить к Ире в последний окончательный раз. Пони-
мание его окончательности стало пророческим.
Она с подругой и братом уходила на банкет. Когда я вошел, был
поставлен ею перед фактом их ухода. Мне ничего не оставалось делать,
как повернуться и уйти. На вокзале, представив несколько часов ерзания
на неудобных креслах и хождения по улице мимо группировок сомнительных
личностей, я вернулся к ней: "Разреши остаться до поезда. Ключ будет в
почтовом ящике". Она мне его оставила. На ее раскаяние по поводу ее пер-
воначального отправления меня на вокзал, промелькнувшее в ее глазах, я
и не обратил особого внимания. Впрочем, если бы она извинилась, я бы ей
поверил. А так на веру у меня уже не хватало сил. Она прислала поздней
и брата ко мне. И "сны" мне больше не снились. Но я уже был душой свобо-
ден. Уходя, я попрощался с ее братом и не стал с ней. Подъезжая к горо-
ду, я почувствовал прединфарктное зашкаливание сердца, что дало мне
повод подумать, что она переживает то же. Единственно, при каком усло-
вии у меня оставалась вера в наши отношения, это в случае ее приезда в
Благовещенск. Я позвонил ей по телефону и сказал ей все, что я о ней
думал.
-Это не твое дело,- сказала она.
-Я даю тебе срок до 10 февраля. Не приедешь-пеняй на себя.
-Прощай,- печально сказала она.
-До свидания!
Я ждал ее до 8 Марта. Все субботы, воскресенья и три выходных
праздничных дня, встречая каждый автобус на автовокзале. 9 марта взял
3 журнала "АУМ" и, отправив их, написал ей пожелание начать их читать
со 190 страницы первого номера. "Сатья Саи Баба тебе сможет по-
мочь",-думал я. Переживал теперь я недолго. Была весна, шла учеба в
институте, я и сам был обновлен. О скуке не было и речи. Начиналась
школьная педпрактика. Внутри себя я торопил ее приближение. Радости мо-
ей не было предела. Я чувствовал полную свободу и открытый путь впе-
ред. Теперь моими подопечными становились не мои ровесники или потенци-
альные за небольшим исключением зэки, а дети, ожидавшие от меня испол-
нение роли светоча, исполнить что я был готов не только програмными
знаниями.
Лао-Цзы.
О нем и его отрывки из "Дао-Дэ-Цзина" я впервые прочитал в книге
Н.В.Абаева "Чань-буддизм и культура психической деятельности в средне-
вековом Китае" и сборнике научных работ "Дао и даосизм в Китае", когда
еще учился в 9 классе. В конце 70-х годов наши соседи за Амуром пост-
роили новую телевизионную антенну и наши телевизоры стали ловить их
передачи. Фильмы о кунфу и мастерах цигуна потрясали воображение. В кни-
гах же говорилось о взаимосвязи всех китайских философий с боевыми ис-
кусствами. Каратэ же для меня было если не образом жизни, то ведомым к
нему. Посмотрев фильмы "Пираты ХХ века" я сделал нун-чаки и потом схо-
дил на него еще 6 раз пока не запомнил каждое движение Тадеуша Кась-
янова и Талгата Нигматуллина, а чувства экзотичности фильма не были
притуплены накатанностью памяти. С моей легкой руки нун-чаками стали
заниматься почти все мои ровесники нашего двора и даже часть приходив-
ших в него. Я никому не отказывал ни в их производстве, ни в учительст-
ве. Лао-Цзы каким-то непонятным мне еще образом показывал путь к со-
вершенству и в нун-чаках. Он поддержал меня и в Алма-Ате, когда у меня
обострились отношения с армейцами. Тогда я встретил 2 десятка его изре-
чений в журнале "НТТМ" в рубрике "Лицо и мысли". Прочитав его, я опять
задышал глубже.
Обнаружил его в себе я неожиданно на "дне души". Где-то внутри
груди на самом ее дне я почувствовал, что туда точно вписываются и меня
греют стихотворные формы Дао-дэ-Цзина. Само же их содержание виделось
универсальным не только для всех времен и народов но и для всех соци-
альных слоев общества. Сейчас же я обнаружил в читальном зале весь
"Дао-дэ-Цзин" в переводе Валерия Перелешина. То что было там показывало
бледной пародией мое прежнее знакомство с ним. Я растворялся в строках
и пропитывался ими насквозь. Я начал замечать, что моим соперникам при
футбольной разминке перед тренировкой было трудней меня обыгрывать
после моего чтения "Дао-дэ-Цзина". Моя уверенность в себе в этом случае
была непробиваемой. Бессознательные чтения стали сознательными.
Когда я читал Лао-Цзы, передо мной вставал вопрос: "Как при отно-
шении ко всему внешнему "Я в истине, а прочее - ничто" мудрец относит-
ся к людям, к друзьям. Особенно ранили душу строки: " Ни небо ни земля
не знают доброты живые твари им что чучела собачьи, но также мудрец не
знает доброты и люди для него - что чучела собачьи". В сноске под
текстом В. Перелешин указывал, правда, что под этими словами Лао-Цзы
имел в виду отсутствие лицеприятия у истинного мудреца, но меня это
мало успокаивало. Я хотел в каждом человеке видеть его самого. Но у
Лао-Цзы я нашел и еще нечто. "Но ей ли (Истине) оскудеть вместилищу
прообразов вещей",-переводил Перелешин. "Как крона дерева сверху (или
снизу) в разрезе представляется набором кружков разного диаметра,
скрывая полную картину явления, не так ли и видимые вещи нашего мира
являются продолжением полных вещей, полнота которых скрывается в неви-
димом нам измерении",- написано в "Исповедимом пути". "Вместилище про-
образов вещей" здесь ясно перекликалось со скрывающим полноту вещей
измерением. "Чему они нас учат?"-думал я о наших преподавателях. -Исти-
на же сжиматься учит нас". Для меня это тем более было актуально, что
опыт одного расширения у меня уже был. Более того:"Только там, где нет
насыщенья жизнь получит толчок вперед". После слова "насыщенье" я подс-
тавлял слово "информацией". Требуемое от нас бумаготворчество при на-
писании конспектов при моей уверенности в себе, что было не голой ам-
бицией, казалось мне маразмом, которого я надеялся избежать. "Ну, нес-
колько тезисных заметок,- делал я с собой компромиссы под нажимом пре-
подавателей перед первым своим уроком по географии.- Ну, ладно, облеку
их в таблицы". И тем не менее, прогуляв все свободное время, я явился
на урок без единой помарки в тетради. Но что было самым печальным- упал
духом, испугавшись проверки. Победителя в этом случае даже в случае
словесной победы могло не быть. Нужно было подстраховаться.
-Нина Михайловна, я не готов,-печально сказал я ей. Но Нина Михай-
ловна Меньшикова была своим человеком.
-Ты же знаешь?
-Да!
-Марш на урок и никаких "не могу".
Я влетел в класс. После моих слов "урок окончен, получившие оцен-
ку- ко мне на стол дневники" над классом поднялась теплая вол-
на:"-У-у-у!"
-Умница!-вогнала меня в краску Нина Михайловна. И я чувствовал
что так оно и есть. Рассказывая ребятам о климате в Казахстане, я расс-
казал им о трех обугленных солнцем девушках, которые, будучи в экспе-
диции и уйдя за бархан в туалет, не смогли найти дороги назад, о чем
слышал, служа в армии. Рассказывал я им и об увиденном и услышанном в
Алма-Ате. Эти рассказы весомо активизировали их уставшее от программы
внимание. О конспектах мне сказала даже не Нина Михайловна, а их
классный руководитель Светлана Васильевна мягко и с улыбкой сказав
"все-таки". Человечность для меня была пряником, отказать которому я не
мог.
С биологией было иначе. Мой первый конспект был признан лучшим
учительницей школы, совмещавшей обязанности нашего методиста. Лучшим и
по количеству и качеству информации. На незначительные отходы от клас-
сической формы она даже не обратила внимания, как и на отсутствие слов
"а теперь, ребята, я перехожу к основной части урока", которые и стали
краеугольным камнем наших дальнейших отношений. К моему великому сожа-
лению, я не сказал их во время первого урока. Ее приказной тон отвернул
меня от написания их дальнейшем, в результате чего все остальное, от-
ходящее от формы, стало вопиющим безобразием, с которым необходимо
стало бороться, начиная от вторжения в ход урока, кончая вызовом руко-
водителя практикой. То что у большей частью окаменевших на ее уроках
учеников научные термины стали обиходными после 4 моих, а полупустой
журнал наполнился положительными оценками, она замечать не хотела. Снял
напряженность конфликта мой вопрос -кто она?-Друг или враг? По биоло-
гии я получил тройку. Не обошлось и без курьеза. Чувствуя душой бли-
зость к людям и искренне желая им помочь, я не осознавал восприятие
ими своих способностей, являющихся просто зрением и памятью. Внешне я
уступаю своему возрасту лет на 5-6, когда и больше. А внутренне и по-
давно. Первый анализ урока моего товарища начался с меня.
-Ты не видишь детей, треть не слышишь того, что говоришь, фраза
... не имеет смысла, говоря ..., ты хотел сказать ..., но сказал непра-
вильно, растянул вступление, скомкал конец, забыл о дневниках. Моя
оценка-твердая тройка.
Парень был солидным, моим ровесником. Одевался и держал он себя
как кадровый учитель сельской школы. Я разбил его для него беспощад-
но. Методист, обрадованная тем, что ей не надо говорить, также как и
моей серьезности, закончила мой анализ одним-двумя дополнениями. Все,
посерьезнев, замолчали. В его глазах был страх. Засмеялся он при встрече
со мной на улице после приветствия лишь через два года.
Душа требовала друга. Поклонницы у меня были. Но я искал безогляд-
ности в отношениях. Звали ее Вика. Училась она на пятом курсе другого
факультета. Что-то нежное и пацанячье сквозило из ее глаз.
-Я - петух, но миролюбивый,- сказала она мне в одну из наших пер-
вых прогулок.
Спорт продолжал оставаться моим Богом. Саша Гостев ушел из инсти-
тута и теперь работал на двух работах, одной из которых был физкуль-
турный диспансер, где он выполнял обязанности сторожа. Там был неболь-
шой физкультурный зал, но с зеркалами и тренажерами, куда Саша и пред-
ложил мне ходить заниматься. Куда я и повел Вику.
Ее реакция была молниеносной. Мячи она хватала, как-бы обрывая их
полет. Я поражался и ее цепкости. "Худобу откормим",-думал я. Но это ос-
талось лишь мечтой. В такой финал я отказался бы поверить в начале этих
отношений, расскажи мне кто о нем. Мой статус парня требовал инициати-
вы в отношениях. Я не отказывался от него. Но я надеялся и на внимание и
с ее стороны. Рассказав ей в первый вечер о своих проблемах в отношени-
ях с людьми, я обозначил проблему как непонимание людьми меня, подоб-
ное непониманию многими Рерихов в свое время.
Первый вечер прошел со смехом над ее цирковым дебютом. Был он и в
другие вечера. Но уже не таким чистым, так как у меня накапливалась
боль. После каждой встречи у меня было такое опустошение, что мне ста-
новилось плохо. "Что она делает?"-думал я. А она ничего особенного не
делала. Она просто считала в свою пользу, пользуясь тем, что я счет
блоков своей души, отданных ей, не вел. У меня и в мыслях не было этого
делать. Я просто не был этому обучен. Я был обучен обратному. "В присутс-
твии человека нельзя говорить о нем в третьем лице", -говорил мне
отец. Воспринималось не только правило, но и ценность каждого человека
и его имени не менее, чем его личность. Сам же отец не только учил нас
открытым и честным отношениям. Он сам в годы застоя, спасая человечес-
кие судьбы, отказывал прокурору области и обкому в закрытии дела,
из-за чего поздними вечерами, возращаясь домой с работы, был вынужден
держать пистолет в кармане, вытащенным из кобуры.
Вика же счетом увлеклась.
-Ты не знаешь жизни, ты не была ей бита.
Вика с любопытством наклоняла голову набок. Я, набравши в грудь
воздуха, начинал опять что-нибудь рассказывать, что могло бы ей дать
меня понять и повернуть лицом ко мне. У Вики глаза округлялись, тонко-
ногая пацанка преображалась в девушку. А в один вечер, заканчивая речь,
я увидел Богиню. Вокруг головы ореолом вспыхивали желтые и красные
блестки. Я попытался ее поцеловать. Она не отталкивала, но и не отвеча-
ла. Она меня изучала.
-Потом, в другой раз,-сказала она.
Я сидел дома. За окном стояла темнота. Утром в газетах появлялись
сводки об убийствах, грабежах и изнасилованиях. Их мог совершать и
я. Мне почти не задавались вопросы где я был вчера, позавчера. Проходило
три дня - звонить начинал только я.
-У меня сейчас собрание, -назначала она мне назавтра встречу, ес-
ли ее папой не планировался огород. Я мог водить домой женщин. Она в
меня верила? "Что тебе еще нужно, дура?-думал я. Я решил сблизить наши
отношения. "Может быть в ней надо разбудить женщину?" Второе и послед-
нее сближение наших губ вызвало ее подпрыгивание на моих коленях, от
того, что я "только что" определил, что до нее у меня никого не бы-
ло. Мои слова о том, что ей надо бы уже идти, так как ее мама ждет, бы-
ло видно родили у нее дополнительную веру в меня, которой я и так уже
был переполнен. Верх моей чаши терпения в скором времени заняла ее
очередная проверка моего отношения к ней, чувствуя которое и проверяя
как его, так и отношение к ее слабости, отжимаясь на брусьях, она ста-
ла виснуть на моей подстраховке, изображая усталость и класть ноги на
мои руки, чтобы я поднимал их нужное количество раз.
-Ты пацанка для меня,-сказал я ей, когда эта чаша терпения была
подожжена. -Сила моего духа в 2 раза больше, чем у тебя. Чтобы мы могли
общаться на равных, ты должна пахать сейчас как папа Карло. Сама ты не
пашешь, мне ты делаешь одолжение для тренировок и вообще для
встреч. Думаешь это долго будет продолжаться? Она начала колебаться. Я
решил помочь ей:
-Завтра идем в ЗАГС.
Она что-то промямлила.
Утром, побрившись, умывшись и одевшись, я был у нее. Своих родите-
лей она оставила в счастливом неведении. Собираясь, она протянула время
до второй пары, пропускать которую мне было нельзя. Сказав, что я ее
все равно поймаю в институте, скрепя сердце, я ушел. В институте я ее
увидел улыбающейся. "У нас сейчас еще одна пара". Следом была у меня.
-Давай я приду вечером,- сказала она.
-Давай.
Она позвонила. Она не может.
"На бл...ки пойти что ли",-думал я послезавтра. Вдруг зазвонил
телефон. Она. Я даже обрадовался. Это было хоть что-то.
-Давай, я выхожу из своего дома, а ты из своего и встречаемся на
середине пути.
Я все понял.
-Ты знаешь, мне незачем выходить из дома.
-?!Ну хорошо, я сейчас приду к тебе сама.
-Иди.
-Я принесла тебе нун-чаки и мячи. Книгу, если можно я еще задер-
жу?
-Задержи.Так нашим отношениям конец?
-Скорее всего-да.
-Хозяин-барин.Смотри, пожалеешь.
-Я пойду.
-Пойдем, я тебя провожу.
-?!Не надо,я сама.
За окном было темно.
-Я тебя и спрашивать не буду.
Она жила в двух кварталах, но повернула в обратную сторону, на
троллейбус, чтобы проехать вкруговую. Это был камешек в мой огород. Я
подумал, что она закрывает свою душу этим от меня, чтобы я ее не мог
рассчитать своим умом. Я нахмурился.
-А почему звезды отражают судьбу человека?-задала она мне вопрос
чрезмерно наивным тоном.
-Ты знаешь, я не специалист по этим вопросам.
Такой мой ответ означал обиду. Но обиду на то, что она передо
мной "заметала" свои следы. Она заулыбалась во весь рот.
-Я даю тебе время до пятницы,-сказал я. И с легкой усмешкой: -Ну,
ладно. Счастливо.
Она посмотрела на меня и, дернув плечами, деловой походкой заша-
гала к троллейбусу.
В пятницу я шел по коридору института с однокурсницей в другой
корпус в направлении институтской раздевалки. Вдруг из-за поворота... В
ее резком движении головы в сторону моей однокашницы было что-то, как
у самки, у которой отбивали самца. После кивка друг другу я почувство-
вал закус ею губы за моей спиной. Я и не думал, что у нее есть такое
отношение ко мне. Но и оправдываться я не собирался. Правда, увидев
вскоре ее на остановке, я подошел к ней и спросил:
-В среду ты была искренна со мной?
-Да, в среду я была искренна с тобой!
Отпрянув от такого отвечания, я повернулся и пошел. Все нужно было
начинать сначала.
От отношений с Викой у меня остался непонятным один вопрос. В ту
пятницу, лежа на диване, внутри себя я увидел ее, сжимающуюся в жела-
нии вернуть меня к себе. Причины появления этого видения, как и способ-
ности Вики, для меня остались загадкой.
Мне вообще ничего стало не нужно. Я бросил институт, ставший бесс-
мысленным моему большому больному "я". Нужна была женщина. Пережив ко-
роткий любовный роман, не имевший продолжения, я успокоился. "Действую-
щий - бойся неудач",- вспомнился мне Лао-цзы."Нужные люди и нужные книги
сами встретятся на вашем пути",-вспомнил я Мартынова с благодарностью. И
я стал спокойно заниматься огородом.
Первым мне встретился котенок, мяукавший на лестничной площад-
ке. "Может быть это Провидение специально продбросило мне его, чтобы
проверить меня",-подумал я. Я назвал его Земой. С этим словом у меня
связано очень забавное воспоминание. Боря, как-то, передав нам к празд-
нику презент, позвонил и сказал матушке, что его привезет зема.
-Вы -Зема?-спросила матушка того парня.
-Да, я - Зема,-расхохотался он.
После его ухода и моего пояснения смеялась матушка.
Теперь же имя моего любимца мне постоянно напоминало о космосе.
Он бегал за мной от автобуса до дачи и обратно. Когда он уставал и са-
дился, я нес его на руках. Я изучал все его реакции и по глазам видел,
что он видит еще нечто, вылетающее из моей головы, когда я, рассматри-
вая его, думал. Это меня роднило с ним душой, как и все, связанное с
экстрасенсами, с ними. Теперь я понимал и оправдывал почти каждое их
действие, чему раньше бы не нашел оправдания.
Например, одна экстрасенс обматерила женщину, теряющую сына, ког-
да та ей надоела своими звонками. Эта женщина написала в газету о бес-
сердечии экстрасенсов. Но если экстрасенс полностью свободна душой. Пос-
леднее было и моим, и для меня это было наипервейшим. "Я в истине, а
прочее -ничто",-читал я созвучие своей душе у Лао-Цзы. Широта мысли то-
же приносила этой женщине-экстрасенсу оправдание. "Она же может видеть,
что ее силы слабее сил сделанного этим парнем в прошлой жизни и несде-
ланного в этой". Удар, нанесенный женщине, сострадание вызывал и не
вызывал одновременно. "Будьте благословенны трудности- вами мы рас-
тем",- приходили слова Рерихов, полностью завершая оправдание экстра-
сенса. К смерти же как к своей, так и чужой я стал относиться спокойно,
так как знал и чувствовал, что ее не существует. Жизнь опять была отк-
рытой книгой, только теперь и с другой стороны и бесконечно глубокой,
как и она сама.
Однажды, когда я получил посылку от знакомых, один предмет в ней
полосонул меня снисхождением в него вложенным.Это был набор ножей для
чистки овощей и рыбы.
То лето прошло у меня в чисто мужской компании - с Земой. Иногда,
наш мужской коллектив разбавляла одна знакомая, влюбленная в эзотери-
ку. Со мной она чувствовала себя в ней дилетанткой, а для меня она была
жу, на полке которого лежали 2 книги, которые недавно пришли от Вали
из Твери : "Парапсихология и современное естествознание" и " Исповеди-
мый путь" Анатолия Мартынова. Это чувство говорило мне, что это то,
что мне сейчас нужно. После "Исповедимого пути" я почувствовал, что в
промежуток от крышки черепа до внутренней стороны лица что-то мягко
обволакивая приятно затекло и осталось. До этого там была пустота.
Сейчас там был новый взгляд на старые вещи и новые понятия "Карма",
"Гид","Путь","духовность" (почти все из которых тождествлялись мной
прежде с церковью или с несовременным старым). Я начал ими опериро-
вать. И тут я начал делать открытия. Ира была старше меня на 4 го-
да.Моя матушка отца- на 2. При их свадьбе моей сестре было 5 лет. Да-
нилу сейчас 6. Результат брака моих родителей я знал. Начались новые
сомнения. Теперь я боялся судьбы. Сомнения усиливались словами Иры,
как-то сказавшей: "Это ты сейчас так ко мне относишься, а что будет че-
рез 15 лет?" Победа над Славой принесла мне, однако, успокоение и нео-
жиданно легкое разрешение этой проблемы. Как и писал А.Мартынов в своей
книге, я перестал строить воздушные замки будущего и копаться в разва-
линах прошлого. Я начал жить настоящим. В настоящем она мне была нуж-
на. В будущем же, если бы отношения себя исчерпали, разойтись всегда
можно было по-доброму.
Мое восстановление зимой в институте требовало ее переезд в го-
род. Работа ей находилась. Карма была побеждена. И в ее рассмотрении я
приобрел столько опыта, что чувствовал себя вестником нового знания. Я
отвез Ире стопку подобных книг вместе с этими и попросил ее, прочитав
их, разобраться в ситуации и принять решение. Свое я ей сказал. О посте-
ли в тот приезд я и не думал, чем вызвал у нее презрение. Мою перемену
она почувствовала, и я стал иметь на нее больше прав, при полной, од-
нако, свободе обоих. Все объединяющее было невысказанным.
Я был на дежурстве.После работы я лег спать в свободной пала-
те. Под утро мне приснился тошнотворный сон, который нельзя было наз-
вать просто сном. Зрительных картин не было. Просто я знал что происхо-
дит. С его окончанием я проснулся. Разбудило меня как бы захлопывание
двери. После пережитого покой казался раем. Я посмотрел на ча-
сы:6.20. Время подтверждало мои переживания. Я не знал верить себе или
нет. Какое-то чувство подтверждало, что да. Второй "сон" случился среди
бела дня, когда я мыл полы, и я пошел на почту давать телеграмму с
благодарностью за эротику и просьбой перестать ее мне показывать. Когда
я приехал, Ира стала смотреть на меня с интересом. Оказывается, когда
принесли телеграмму, они сидели за столом с очередным банкетом (я по-
верил, что это был просто банкет) и парни стали ее допекать вопросами,
перед кем это она показывала стриптиз. Но третий сон, от которого меня
опять стало выворачивать, положил конец моему терпению. Взяв на работе
очередной отпуск, я уехал на Сахалин.
С моей сестрой Таней почти всю жизнь мы жили как кошка с соба-
кой. При моей доброй собачьей сущности моя внешность всю жизнь остава-
лась кошачьей. У сестры же наоборот. Я не хочу сказать, что она злая, но
впиться зубами в палец, подобно, иной приласканной кошке для нее не
проблема. Один только раз в середине моих школьных лет мы с ней жили
около года душа в душу. Этот год с тоской вспоминается до сих пор. Пе-
ред армией я стал находить слова для отвоевания своего достоинства и
укрепления своей независимости от ее слов: хоть мы и ссорились ее
взгляд на многие вещи и после ссор оставался до этого для меня автори-
тетом. Во время моего расцвета она была на Сахалине и ничего о нем не
знала. После моего стресса мы с ней виделись один только раз, когда
она приехала с Борей в Благовещенск для родов Катерины. В тот ее приезд
она мне принесла много боли своим непониманием меня. Ей казалось, что я
не забываю о том, что надо сходить в магазин или вынести ведро, а де-
лаю это сознательно. Я с ужасом стал констатировать факт, что начинаю
кричать на подобные претензии. Сейчас, забыв все свои обиды, я ехал к
ним с открытой душой. Все мое время нахождения там вокруг происходили
чудеса. Правда, не меньше было и мое ожидание их. Я и жизнь и все, что
в ней происходило воспринимал как чудо. Но было и интересное. Украден-
ная утром из под балкона елка, вечером опять там стояла. Я определил,
что это другая. Правда, перед этим были разборки с молодым соседом по
поводу его друзей, выносящих из его квартиры какую-то елку, но они нас
убедили, что это была другая. И возвращать в обмен другую им не было
никакого резона. Да даже если это сделали и они.
Потом у Бори пропал бумажник. Просмотрено было все, что можно. Я
сел, напрягся, представил ситуацию. За окном стояла его машина."Пойдем,
посмотрим еще раз в ней",-предложил ему я. Мы сидели в кабине и разго-
варивали. Что-то мне подсказывало, что в бардачке на приборной панели
он не смотрел. Я открыл бардачок. Там лежал бумажник.
Я опять начинал любить все и вся. Особенно экстрасенсов. Теперь я
знал что это за люди. Открывая газету и глядя на заголовки статей, я
думал:"Какие люди глупые. Сколько они тратят энергии в бесполезных по-
пытках изменить мир. Он ведь сам должен меняться. Ведь, натыкаясь на
стену, если нет силы, нужно или остановиться или повернуться или
сесть, то есть дожидаясь лучших для этого дела времен, заняться другим
делом. Минимум у любого есть в доме. У кого его нет- это ведь романтика в
каждом человеке видеть могущего помочь Бога. Любой, прошедший через
действительные трудности с ностальгией вспоминает о таком трудном вре-
мени. Как о времени собственного становления. К тем же, чей Бог, могу-
щий им помочь, спит, или живет в другой плоскости, тоже можно отно-
ситься с благословением. Если причины их недеяния себя не оправдают, то
то, что они недодали вам вернется к ним. И об этом можно не заботить-
ся. Психическая энергия всегда возвращается в излученном виде.
Теперь я брал журналы "Публикатор", "Эхо" и штудировал статьи о
Шри Ауробиндо, экстрасенсах и во всем видел истину. Моим жизненным
принципом стала монгольская пословица:"Не делай завтра того, что можно
сделать послезавтра".
Рыбалка на море, радушие родственников, как и в другие, последу-
щие за этим приездом разы, наполнили меня до краев. Уехал я домой с
созревшим решением съездить к Ире в последний окончательный раз. Пони-
мание его окончательности стало пророческим.
Она с подругой и братом уходила на банкет. Когда я вошел, был
поставлен ею перед фактом их ухода. Мне ничего не оставалось делать,
как повернуться и уйти. На вокзале, представив несколько часов ерзания
на неудобных креслах и хождения по улице мимо группировок сомнительных
личностей, я вернулся к ней: "Разреши остаться до поезда. Ключ будет в
почтовом ящике". Она мне его оставила. На ее раскаяние по поводу ее пер-
воначального отправления меня на вокзал, промелькнувшее в ее глазах, я
и не обратил особого внимания. Впрочем, если бы она извинилась, я бы ей
поверил. А так на веру у меня уже не хватало сил. Она прислала поздней
и брата ко мне. И "сны" мне больше не снились. Но я уже был душой свобо-
ден. Уходя, я попрощался с ее братом и не стал с ней. Подъезжая к горо-
ду, я почувствовал прединфарктное зашкаливание сердца, что дало мне
повод подумать, что она переживает то же. Единственно, при каком усло-
вии у меня оставалась вера в наши отношения, это в случае ее приезда в
Благовещенск. Я позвонил ей по телефону и сказал ей все, что я о ней
думал.
-Это не твое дело,- сказала она.
-Я даю тебе срок до 10 февраля. Не приедешь-пеняй на себя.
-Прощай,- печально сказала она.
-До свидания!
Я ждал ее до 8 Марта. Все субботы, воскресенья и три выходных
праздничных дня, встречая каждый автобус на автовокзале. 9 марта взял
3 журнала "АУМ" и, отправив их, написал ей пожелание начать их читать
со 190 страницы первого номера. "Сатья Саи Баба тебе сможет по-
мочь",-думал я. Переживал теперь я недолго. Была весна, шла учеба в
институте, я и сам был обновлен. О скуке не было и речи. Начиналась
школьная педпрактика. Внутри себя я торопил ее приближение. Радости мо-
ей не было предела. Я чувствовал полную свободу и открытый путь впе-
ред. Теперь моими подопечными становились не мои ровесники или потенци-
альные за небольшим исключением зэки, а дети, ожидавшие от меня испол-
нение роли светоча, исполнить что я был готов не только програмными
знаниями.
Лао-Цзы.
О нем и его отрывки из "Дао-Дэ-Цзина" я впервые прочитал в книге
Н.В.Абаева "Чань-буддизм и культура психической деятельности в средне-
вековом Китае" и сборнике научных работ "Дао и даосизм в Китае", когда
еще учился в 9 классе. В конце 70-х годов наши соседи за Амуром пост-
роили новую телевизионную антенну и наши телевизоры стали ловить их
передачи. Фильмы о кунфу и мастерах цигуна потрясали воображение. В кни-
гах же говорилось о взаимосвязи всех китайских философий с боевыми ис-
кусствами. Каратэ же для меня было если не образом жизни, то ведомым к
нему. Посмотрев фильмы "Пираты ХХ века" я сделал нун-чаки и потом схо-
дил на него еще 6 раз пока не запомнил каждое движение Тадеуша Кась-
янова и Талгата Нигматуллина, а чувства экзотичности фильма не были
притуплены накатанностью памяти. С моей легкой руки нун-чаками стали
заниматься почти все мои ровесники нашего двора и даже часть приходив-
ших в него. Я никому не отказывал ни в их производстве, ни в учительст-
ве. Лао-Цзы каким-то непонятным мне еще образом показывал путь к со-
вершенству и в нун-чаках. Он поддержал меня и в Алма-Ате, когда у меня
обострились отношения с армейцами. Тогда я встретил 2 десятка его изре-
чений в журнале "НТТМ" в рубрике "Лицо и мысли". Прочитав его, я опять
задышал глубже.
Обнаружил его в себе я неожиданно на "дне души". Где-то внутри
груди на самом ее дне я почувствовал, что туда точно вписываются и меня
греют стихотворные формы Дао-дэ-Цзина. Само же их содержание виделось
универсальным не только для всех времен и народов но и для всех соци-
альных слоев общества. Сейчас же я обнаружил в читальном зале весь
"Дао-дэ-Цзин" в переводе Валерия Перелешина. То что было там показывало
бледной пародией мое прежнее знакомство с ним. Я растворялся в строках
и пропитывался ими насквозь. Я начал замечать, что моим соперникам при
футбольной разминке перед тренировкой было трудней меня обыгрывать
после моего чтения "Дао-дэ-Цзина". Моя уверенность в себе в этом случае
была непробиваемой. Бессознательные чтения стали сознательными.
Когда я читал Лао-Цзы, передо мной вставал вопрос: "Как при отно-
шении ко всему внешнему "Я в истине, а прочее - ничто" мудрец относит-
ся к людям, к друзьям. Особенно ранили душу строки: " Ни небо ни земля
не знают доброты живые твари им что чучела собачьи, но также мудрец не
знает доброты и люди для него - что чучела собачьи". В сноске под
текстом В. Перелешин указывал, правда, что под этими словами Лао-Цзы
имел в виду отсутствие лицеприятия у истинного мудреца, но меня это
мало успокаивало. Я хотел в каждом человеке видеть его самого. Но у
Лао-Цзы я нашел и еще нечто. "Но ей ли (Истине) оскудеть вместилищу
прообразов вещей",-переводил Перелешин. "Как крона дерева сверху (или
снизу) в разрезе представляется набором кружков разного диаметра,
скрывая полную картину явления, не так ли и видимые вещи нашего мира
являются продолжением полных вещей, полнота которых скрывается в неви-
димом нам измерении",- написано в "Исповедимом пути". "Вместилище про-
образов вещей" здесь ясно перекликалось со скрывающим полноту вещей
измерением. "Чему они нас учат?"-думал я о наших преподавателях. -Исти-
на же сжиматься учит нас". Для меня это тем более было актуально, что
опыт одного расширения у меня уже был. Более того:"Только там, где нет
насыщенья жизнь получит толчок вперед". После слова "насыщенье" я подс-
тавлял слово "информацией". Требуемое от нас бумаготворчество при на-
писании конспектов при моей уверенности в себе, что было не голой ам-
бицией, казалось мне маразмом, которого я надеялся избежать. "Ну, нес-
колько тезисных заметок,- делал я с собой компромиссы под нажимом пре-
подавателей перед первым своим уроком по географии.- Ну, ладно, облеку
их в таблицы". И тем не менее, прогуляв все свободное время, я явился
на урок без единой помарки в тетради. Но что было самым печальным- упал
духом, испугавшись проверки. Победителя в этом случае даже в случае
словесной победы могло не быть. Нужно было подстраховаться.
-Нина Михайловна, я не готов,-печально сказал я ей. Но Нина Михай-
ловна Меньшикова была своим человеком.
-Ты же знаешь?
-Да!
-Марш на урок и никаких "не могу".
Я влетел в класс. После моих слов "урок окончен, получившие оцен-
ку- ко мне на стол дневники" над классом поднялась теплая вол-
на:"-У-у-у!"
-Умница!-вогнала меня в краску Нина Михайловна. И я чувствовал
что так оно и есть. Рассказывая ребятам о климате в Казахстане, я расс-
казал им о трех обугленных солнцем девушках, которые, будучи в экспе-
диции и уйдя за бархан в туалет, не смогли найти дороги назад, о чем
слышал, служа в армии. Рассказывал я им и об увиденном и услышанном в
Алма-Ате. Эти рассказы весомо активизировали их уставшее от программы
внимание. О конспектах мне сказала даже не Нина Михайловна, а их
классный руководитель Светлана Васильевна мягко и с улыбкой сказав
"все-таки". Человечность для меня была пряником, отказать которому я не
мог.
С биологией было иначе. Мой первый конспект был признан лучшим
учительницей школы, совмещавшей обязанности нашего методиста. Лучшим и
по количеству и качеству информации. На незначительные отходы от клас-
сической формы она даже не обратила внимания, как и на отсутствие слов
"а теперь, ребята, я перехожу к основной части урока", которые и стали
краеугольным камнем наших дальнейших отношений. К моему великому сожа-
лению, я не сказал их во время первого урока. Ее приказной тон отвернул
меня от написания их дальнейшем, в результате чего все остальное, от-
ходящее от формы, стало вопиющим безобразием, с которым необходимо
стало бороться, начиная от вторжения в ход урока, кончая вызовом руко-
водителя практикой. То что у большей частью окаменевших на ее уроках
учеников научные термины стали обиходными после 4 моих, а полупустой
журнал наполнился положительными оценками, она замечать не хотела. Снял
напряженность конфликта мой вопрос -кто она?-Друг или враг? По биоло-
гии я получил тройку. Не обошлось и без курьеза. Чувствуя душой бли-
зость к людям и искренне желая им помочь, я не осознавал восприятие
ими своих способностей, являющихся просто зрением и памятью. Внешне я
уступаю своему возрасту лет на 5-6, когда и больше. А внутренне и по-
давно. Первый анализ урока моего товарища начался с меня.
-Ты не видишь детей, треть не слышишь того, что говоришь, фраза
... не имеет смысла, говоря ..., ты хотел сказать ..., но сказал непра-
вильно, растянул вступление, скомкал конец, забыл о дневниках. Моя
оценка-твердая тройка.
Парень был солидным, моим ровесником. Одевался и держал он себя
как кадровый учитель сельской школы. Я разбил его для него беспощад-
но. Методист, обрадованная тем, что ей не надо говорить, также как и
моей серьезности, закончила мой анализ одним-двумя дополнениями. Все,
посерьезнев, замолчали. В его глазах был страх. Засмеялся он при встрече
со мной на улице после приветствия лишь через два года.
Душа требовала друга. Поклонницы у меня были. Но я искал безогляд-
ности в отношениях. Звали ее Вика. Училась она на пятом курсе другого
факультета. Что-то нежное и пацанячье сквозило из ее глаз.
-Я - петух, но миролюбивый,- сказала она мне в одну из наших пер-
вых прогулок.
Спорт продолжал оставаться моим Богом. Саша Гостев ушел из инсти-
тута и теперь работал на двух работах, одной из которых был физкуль-
турный диспансер, где он выполнял обязанности сторожа. Там был неболь-
шой физкультурный зал, но с зеркалами и тренажерами, куда Саша и пред-
ложил мне ходить заниматься. Куда я и повел Вику.
Ее реакция была молниеносной. Мячи она хватала, как-бы обрывая их
полет. Я поражался и ее цепкости. "Худобу откормим",-думал я. Но это ос-
талось лишь мечтой. В такой финал я отказался бы поверить в начале этих
отношений, расскажи мне кто о нем. Мой статус парня требовал инициати-
вы в отношениях. Я не отказывался от него. Но я надеялся и на внимание и
с ее стороны. Рассказав ей в первый вечер о своих проблемах в отношени-
ях с людьми, я обозначил проблему как непонимание людьми меня, подоб-
ное непониманию многими Рерихов в свое время.
Первый вечер прошел со смехом над ее цирковым дебютом. Был он и в
другие вечера. Но уже не таким чистым, так как у меня накапливалась
боль. После каждой встречи у меня было такое опустошение, что мне ста-
новилось плохо. "Что она делает?"-думал я. А она ничего особенного не
делала. Она просто считала в свою пользу, пользуясь тем, что я счет
блоков своей души, отданных ей, не вел. У меня и в мыслях не было этого
делать. Я просто не был этому обучен. Я был обучен обратному. "В присутс-
твии человека нельзя говорить о нем в третьем лице", -говорил мне
отец. Воспринималось не только правило, но и ценность каждого человека
и его имени не менее, чем его личность. Сам же отец не только учил нас
открытым и честным отношениям. Он сам в годы застоя, спасая человечес-
кие судьбы, отказывал прокурору области и обкому в закрытии дела,
из-за чего поздними вечерами, возращаясь домой с работы, был вынужден
держать пистолет в кармане, вытащенным из кобуры.
Вика же счетом увлеклась.
-Ты не знаешь жизни, ты не была ей бита.
Вика с любопытством наклоняла голову набок. Я, набравши в грудь
воздуха, начинал опять что-нибудь рассказывать, что могло бы ей дать
меня понять и повернуть лицом ко мне. У Вики глаза округлялись, тонко-
ногая пацанка преображалась в девушку. А в один вечер, заканчивая речь,
я увидел Богиню. Вокруг головы ореолом вспыхивали желтые и красные
блестки. Я попытался ее поцеловать. Она не отталкивала, но и не отвеча-
ла. Она меня изучала.
-Потом, в другой раз,-сказала она.
Я сидел дома. За окном стояла темнота. Утром в газетах появлялись
сводки об убийствах, грабежах и изнасилованиях. Их мог совершать и
я. Мне почти не задавались вопросы где я был вчера, позавчера. Проходило
три дня - звонить начинал только я.
-У меня сейчас собрание, -назначала она мне назавтра встречу, ес-
ли ее папой не планировался огород. Я мог водить домой женщин. Она в
меня верила? "Что тебе еще нужно, дура?-думал я. Я решил сблизить наши
отношения. "Может быть в ней надо разбудить женщину?" Второе и послед-
нее сближение наших губ вызвало ее подпрыгивание на моих коленях, от
того, что я "только что" определил, что до нее у меня никого не бы-
ло. Мои слова о том, что ей надо бы уже идти, так как ее мама ждет, бы-
ло видно родили у нее дополнительную веру в меня, которой я и так уже
был переполнен. Верх моей чаши терпения в скором времени заняла ее
очередная проверка моего отношения к ней, чувствуя которое и проверяя
как его, так и отношение к ее слабости, отжимаясь на брусьях, она ста-
ла виснуть на моей подстраховке, изображая усталость и класть ноги на
мои руки, чтобы я поднимал их нужное количество раз.
-Ты пацанка для меня,-сказал я ей, когда эта чаша терпения была
подожжена. -Сила моего духа в 2 раза больше, чем у тебя. Чтобы мы могли
общаться на равных, ты должна пахать сейчас как папа Карло. Сама ты не
пашешь, мне ты делаешь одолжение для тренировок и вообще для
встреч. Думаешь это долго будет продолжаться? Она начала колебаться. Я
решил помочь ей:
-Завтра идем в ЗАГС.
Она что-то промямлила.
Утром, побрившись, умывшись и одевшись, я был у нее. Своих родите-
лей она оставила в счастливом неведении. Собираясь, она протянула время
до второй пары, пропускать которую мне было нельзя. Сказав, что я ее
все равно поймаю в институте, скрепя сердце, я ушел. В институте я ее
увидел улыбающейся. "У нас сейчас еще одна пара". Следом была у меня.
-Давай я приду вечером,- сказала она.
-Давай.
Она позвонила. Она не может.
"На бл...ки пойти что ли",-думал я послезавтра. Вдруг зазвонил
телефон. Она. Я даже обрадовался. Это было хоть что-то.
-Давай, я выхожу из своего дома, а ты из своего и встречаемся на
середине пути.
Я все понял.
-Ты знаешь, мне незачем выходить из дома.
-?!Ну хорошо, я сейчас приду к тебе сама.
-Иди.
-Я принесла тебе нун-чаки и мячи. Книгу, если можно я еще задер-
жу?
-Задержи.Так нашим отношениям конец?
-Скорее всего-да.
-Хозяин-барин.Смотри, пожалеешь.
-Я пойду.
-Пойдем, я тебя провожу.
-?!Не надо,я сама.
За окном было темно.
-Я тебя и спрашивать не буду.
Она жила в двух кварталах, но повернула в обратную сторону, на
троллейбус, чтобы проехать вкруговую. Это был камешек в мой огород. Я
подумал, что она закрывает свою душу этим от меня, чтобы я ее не мог
рассчитать своим умом. Я нахмурился.
-А почему звезды отражают судьбу человека?-задала она мне вопрос
чрезмерно наивным тоном.
-Ты знаешь, я не специалист по этим вопросам.
Такой мой ответ означал обиду. Но обиду на то, что она передо
мной "заметала" свои следы. Она заулыбалась во весь рот.
-Я даю тебе время до пятницы,-сказал я. И с легкой усмешкой: -Ну,
ладно. Счастливо.
Она посмотрела на меня и, дернув плечами, деловой походкой заша-
гала к троллейбусу.
В пятницу я шел по коридору института с однокурсницей в другой
корпус в направлении институтской раздевалки. Вдруг из-за поворота... В
ее резком движении головы в сторону моей однокашницы было что-то, как
у самки, у которой отбивали самца. После кивка друг другу я почувство-
вал закус ею губы за моей спиной. Я и не думал, что у нее есть такое
отношение ко мне. Но и оправдываться я не собирался. Правда, увидев
вскоре ее на остановке, я подошел к ней и спросил:
-В среду ты была искренна со мной?
-Да, в среду я была искренна с тобой!
Отпрянув от такого отвечания, я повернулся и пошел. Все нужно было
начинать сначала.
От отношений с Викой у меня остался непонятным один вопрос. В ту
пятницу, лежа на диване, внутри себя я увидел ее, сжимающуюся в жела-
нии вернуть меня к себе. Причины появления этого видения, как и способ-
ности Вики, для меня остались загадкой.
Мне вообще ничего стало не нужно. Я бросил институт, ставший бесс-
мысленным моему большому больному "я". Нужна была женщина. Пережив ко-
роткий любовный роман, не имевший продолжения, я успокоился. "Действую-
щий - бойся неудач",- вспомнился мне Лао-цзы."Нужные люди и нужные книги
сами встретятся на вашем пути",-вспомнил я Мартынова с благодарностью. И
я стал спокойно заниматься огородом.
Первым мне встретился котенок, мяукавший на лестничной площад-
ке. "Может быть это Провидение специально продбросило мне его, чтобы
проверить меня",-подумал я. Я назвал его Земой. С этим словом у меня
связано очень забавное воспоминание. Боря, как-то, передав нам к празд-
нику презент, позвонил и сказал матушке, что его привезет зема.
-Вы -Зема?-спросила матушка того парня.
-Да, я - Зема,-расхохотался он.
После его ухода и моего пояснения смеялась матушка.
Теперь же имя моего любимца мне постоянно напоминало о космосе.
Он бегал за мной от автобуса до дачи и обратно. Когда он уставал и са-
дился, я нес его на руках. Я изучал все его реакции и по глазам видел,
что он видит еще нечто, вылетающее из моей головы, когда я, рассматри-
вая его, думал. Это меня роднило с ним душой, как и все, связанное с
экстрасенсами, с ними. Теперь я понимал и оправдывал почти каждое их
действие, чему раньше бы не нашел оправдания.
Например, одна экстрасенс обматерила женщину, теряющую сына, ког-
да та ей надоела своими звонками. Эта женщина написала в газету о бес-
сердечии экстрасенсов. Но если экстрасенс полностью свободна душой. Пос-
леднее было и моим, и для меня это было наипервейшим. "Я в истине, а
прочее -ничто",-читал я созвучие своей душе у Лао-Цзы. Широта мысли то-
же приносила этой женщине-экстрасенсу оправдание. "Она же может видеть,
что ее силы слабее сил сделанного этим парнем в прошлой жизни и несде-
ланного в этой". Удар, нанесенный женщине, сострадание вызывал и не
вызывал одновременно. "Будьте благословенны трудности- вами мы рас-
тем",- приходили слова Рерихов, полностью завершая оправдание экстра-
сенса. К смерти же как к своей, так и чужой я стал относиться спокойно,
так как знал и чувствовал, что ее не существует. Жизнь опять была отк-
рытой книгой, только теперь и с другой стороны и бесконечно глубокой,
как и она сама.
Однажды, когда я получил посылку от знакомых, один предмет в ней
полосонул меня снисхождением в него вложенным.Это был набор ножей для
чистки овощей и рыбы.
То лето прошло у меня в чисто мужской компании - с Земой. Иногда,
наш мужской коллектив разбавляла одна знакомая, влюбленная в эзотери-
ку. Со мной она чувствовала себя в ней дилетанткой, а для меня она была