Страница:
бождения от этого порабощения души мне нужно быстрее двигаться в игре,
чтобы выскользнуть из-под этого восприятия Павитрина. Что я и стал де-
лать. Острота чувства начала спадать.
Этой зимой я для себя сделал открытие, которое меня потрясло. Пе-
ребирая старые письма, я вдруг увидел прошлогоднюю поздравительную
открытку на 23 февраля с инициалами "И.Z". Меня вдруг озарила догад-
ка:"Ира Колмакова". Я чуть не застонал. С ней я держал себя как и со
всей группой из-за какого-то ее самомнения что-ли. Эта открытка и сей-
час решала бы все, если бы у Иры уже не было парня. Наличие которого и
мне позволяло иметь свое самомнение. Тем не менее я позвал ее в музы-
кальную каптерку для разговора.
-Да, это я написала,-сказала она мне, возвращая, открытку. Это
круто меняло мое отношение к ней. Поговорив, мы опять стали здороваться
и чувствовать к друг другу нечто человеческое. От моей оплошки у меня
на душе скреблись мыши. Когда мы проходили практику в школе, я позна-
комился с семнадцатилетней дочерью моей классной руководительницы -
Карповой Галины Андреевны -Натальей. Она мне понравилась, и я почувс-
твовал, что у нее большое будущее. Энергия из нее била ключом. Я стал
ходить к ним в гости, чему ее мама была очень рада. Меня она считала
умницей. Я же о себе думал иначе. Те знания, которые мне случалось выда-
вать во время уроков мне не принадлежали. Я не мог их оценить, также
как и себя после их выдачи и поэтому мне ничего не оставалось делать
как себя отождествлять с тем угнетающим меня чувством, которое стало
моим существом. Единственным проявлением у меня ума я считал юмор, ко-
торым мне удавалось иногда попасть в точку. Но это было довольно редко.
Главной причиной, таких мыслей обо мне моего куратора стал мой контакт
с детьми. При общении на время разговора я забывал про свои боли и имел
авторитет у детей достаточный. Они мне доверяли и радовались. Но с На-
ташей, когда в отношениях главный акцент ставится на собственные чувс-
тва к ней, я просто не знал как себя вести. С одной стороны меня к ним
и тянуло, с другой - я не мог к ней высвободить своих чувств. Это с мо-
ей стороны был как-бы обман. Как будто я действовал по расчету.
После моей практики я продолжал ходить к ней в гости. Мать ей про-
чила меня уже в мужья. И Наташа сама вытворяла со мной то, что можно
было назвать свождением с ума. Может быть к несчастью, но сводить там
было не с чего. И она этого не знала. Однажды, когда ее мама провожала
нас на улицу, я почувствовал порабощение души. Я хотел свободных отно-
шений. Это дало бы мне постепенное свыкание со своей ролью и, возможно,
распрямление моих чувств к Наташе. Но меня понять было трудно. Я же по-
чувствовал, что этот мой приход к ним последний. Так оно и оказалось.
Спустя полгода мы с Наташей встретились в институтском кафетерии, и я
почувствовал, что, возможно, сделал тогда ошибку.
В эту зиму у меня случилось словно какое-то озарение. В какой-то
момент я вдруг почувствовал импульс изнутри, сопровождающийся
мыслью: "Ну и что, что я такой и в таком состоянии. Я ведь за эти годы
если и не сделал никому хорошего, то и плохого тоже не сделал. За что
мне к себе относиться так, как я отношусь, как к гадкому утенку". Эта
мысль пробудила во мне уважение к себе, как к человеку, чего мне так
недоставало эти годы. Я стал спокойней относиться к группе, отношений с
некоторыми членами которой я не хотел поддерживать.
В конце весны ожидался приезд Илюши. Отец, наконец, уступив и его
и моим просьбам смог совместить наши желания с возможностями. Я ждал
Илюшу с нетерпением. В то лето намечались три практики: пионерская,
физическая и дальняя комплексная. Во время первых двух Илюша будет со
мной, а потом в"Проводнике" я отвезу его домой и поеду в дальнюю комп-
лексную",-рассчитал я. Так оно и случилось. Было только одно дополнение
к этому плану. Толя Страхов, решив жениться, попросил меня быть другом
на его свадьбе. Его невеста жила в Чите, куда мне пришлось съездить с
ним для этого. Теперь в отличие от первого своего свидетельствования я
рожал все что нужно было говорить. Подводила и память.Правда, кратков-
ременная. Толе годом раньше я рассказал о случившемся со мной стрессе
на случай возникновения возможного непонимания им меня. Но год непрек-
ращения учебы говорил сам за себя. Тем более, что в общении я продолжал
оставаться собой. Только говорить иногда было трудно. Приходилось рожать
слова из-за как бы перехватывания дыхания. Но женили и Толю.
Илюша вместе с радостью и новыми чувствами принес мне и новые бо-
ли. Я не мог с ним общаться как хотел бы. Приходилось как мог. Из всех
Беловых, включая отца, Илюша внутрипочти самая точная моя копия. Узнав
позднее понятие Кармы, просмотрев ее у Илюши и сравнив ее со своей, я
понял, что другого человека, у которого Карма была бы так аналогична
моей, нет. Он даже трещину на автобусном стекле рассматривал, делая те
же самые движения головой, что и я в детстве. У нас с ним разница в 11
лет, но она не чувствуется в общении. С ним я мог общаться как с самим
собой во всех отношениях. Единственное, в чем я с ним был взрослым-я
оберегал его от вопросов посторонних, зная его доверчивость, литера-
турную речь и недодиалектическое тогда мышление. Но доверчивый ребенок
в нем становится таким секущим зрелым взрослым, что мне становилось
жутко быть в один момент припертым им к стенке вопросом, когда я иног-
да терял чувство меры в отношениях с ним.
Теперь моей отдушиной был он. Я мог с ним в общении совмещать все
сущности, которыми я обладал и которые были необходимы:гида, старшего
брата, "деда" СА, учителя, тренера. От него усталости не было. Но был
страх.Обладая сильным характером и потерянной точностью чувства меры,
я боялся стать диктатором его доверчивости, а дозированный нажим Илюше
иногда был полезен. В первую очередь я взялся за его физическую подго-
товку. Физически развит он был не очень сильно, и его выносливость
заставляла меня удивляться своему пристутствию при таких внешних дан-
ных. Но когда он стал рассказывать о своих чувствах во время кроссов,
я опять вспомнил насколько он мне близок. Теперь удивительного было
меньше. Удивительно было другое. Было странно видеть рядом с собой ма-
ленькую автономную копию самого себя. Постоянно подмывало проверить ее
стопроцентную автономность. Случай представился очень быстро.
Мы поехали на дачу. В тот год я начал строительство садового до-
мика. Илюша помогал и был полновесной второй головой, присутствие кото-
рой было лучше одной моей. Сойдя с автобуса и набрав на роднике воды, я
дал команду "бегом марш". Илюше, чтобы его выносливость была более со-
вершенной, я дал нести трехкилограммовую бутыль с водой, которую он
наполнял.
-Ого,-сказал он, узнав задачу.
-Все сказал?- спросил я. Первый километр он держался молодцом.На
втором я услышал, что он начинает не мочь. После я проанализировал себя
и понял, что был дураком - я судил его по себе. Но тогда я сказал:
-Базары! Илюша замолчал.
-Все!Хватит!Не могу больше!- с негодованием выдохнув из себя, по-
шел пешком Илюша на третьем километре. Это было так искренне и беза-
пелляционно, что я от удивления оборвал бег тут же.
-Конечно, можно делать с собой компромиссы,-начал было я.
-Сказал - не побегу.Если хочешь бежать-беги сам.
Чувствовалось даже какое-то презрение моего воспитательства. Я был
раздавлен, унижен, и мы молча пошли пешком.
Практика по физической географии проходила на турбазе факультета
физвоспитания института в 15 километрах то города. Живописнейшее место
в распадке сопок имело в 300 метрах от лагеря озеро ключевого пита-
ния. Склоны сопок растили монгольский дуб в сочетании с другими нашими
лиственными деревьями. Южнее озера через каждые 300 метров были еще 2
озера с удвоенно прогрессирующей степенью зарастания. Крайнее было ре-
ликтовым. На нем росла бразения гигантская, вид кувшинок,- эндемик, за-
несенный в Красную книгу. Мы жили в кубриках по 4 человека.
Регламент работы был прошлогодним. Утром Илюша обычно был со
мной, а после обеда в лагере читал или исследовал природу, или рыбачил
на озере с условием, что, купаясь, он не будет заплывать.
Я радовался, что он начинает познавать мир в динамике. Что эти
сопки - только временная и сравнительно недавно появившаяся данность. Что
3 их гряды произошли от одной большой, расчлененной водоупорными нак-
лонными пластами и водой по ним стекавшей. Что озера в нашем распадке
накопились из-за того, что нижняя гряда сопок подперла собой ключи,
вытекающие из вышестоящей. Вечерами после тренировки мы купались, иг-
рали в футбол, сидели у костра. Как-то после обеда, когда не было рабо-
ты, взяв с собой с разрешения нашего преподавателя Виктора Иннокенть-
евича Коновалова его 12-летнего сына Максима, мы втроем пошли на Зею,
которая текла за 2-километровой правобережной поймой. Устали, проголо-
дались, но зато спугнули утку с гнезда с кладкой яиц. Даже мне это было
в новинку. Гнездо, конечно, не тронули.
Отношения с Илюшей стали ухудшаться. Точнее, я был недоволен им и
собой. Я себя исчерпывал. Нужно было расставаться.
Как-то ко мне приехал знакомый парень на мотоцикле без коляски и
предложил съездить на рыбалку "хоть сейчас". Мы с Илюшей были свободны.
-Поехали на дачу к Павитрину,- сказал я, вспомнив его прошлогод-
нее приглашение.
-Поехали. Он был на озере с друзьями. Мы поздоровались. Я отсту-
пил, уступая место Илюше. Илюша проявлял робость в такой компании, хоть
и был знаком с Вадимом. Но и Вадим не двигался с места. Молчание затяги-
валось.
-А это Илюша,- сказал я.
-Я вижу,-презрительно сказал Вадим. Я стиснул зубы. Здороваться с
Илюшей он не стал. Поздним вечером, дождавшись пока я засну, он увел
Илюшу на дачу, оставив меня, легко одетого, спать на земле. Если это и
было наказание за непроявленную с моей стороны заботу о младшем брате,
то благодарен за него я остался лишь Богу. Много позднее я понял все
причины такого моего поведения.
Мое отношение к больным и работе привлекали внимание девушек, ра-
ботающих со мной в моей смене. И медсестер, и санитарок. Однажды я по-
чувствовал движение душой ко мной моей медсестры. Я пригласил ее в ки-
но. Она приняла приглашение. Начало было волнующим и многообещающим.
Кино было на 5. Я предложил встретиться в половину пятого, чтобы пооб-
щаться. Она настояла на 16.45. К назначенному времени я пришел. Терпе-
ливо прождал ее до начала фильма. Она опоздала на 5 минут. Я чувство-
вал, что опоздала она не случайно. Чувства подсказывали мне, что она
проверяет меня на терпеливость. Поэтому когда она подошла, и мы поздо-
ровались, я хитро, как-то по-Павитрински, сказал: "Я же говорил, что
нужно встретиться в половине пятого". Она изменилась в лице, резко от-
вернулась от меня, и мы пошли в кино. Там она села, положив ногу на
ногу и отвернув их в другую от меня сторону и, отвернувшись сама, ста-
ла смотреть кино. Мои попытки начать с ней разговор ни к чему не при-
водили. Ее ответы были краткими и односложными. Я не понял, чем я ее
разозлил. Она была (и остается) красивой. Я, наверное, ее замучил
звонками и своими просьбами встретиться. Она меня слушала очень внима-
тельно, но все мои просьбы отклоняла. Я начал меняться с санитарками,
чтобы попасть в ее смену. Все мои попытки ее убедить ни к чему не при-
водили. Однажды я ее разозлил, сказав, что ей будет трудно в жизни.
-Что вы все меня учите как мне жить-сказала она со злостью. Я по-
нял, что задел ее место постоянных сомнений. Хорошо все обдумав ночью,
утром, перед тем, как уйти, я ей сказал свое отношение к ее поведению.
Несмотря на то, что я сказал его в резкой форме, я не переборщил. У
нее, в широко раскрытых на мгновение глазах, я прочел понимание ее не-
понимания меня и сожаление. Это вспыхнуло одной искрой. Дальше жизнь
потекла как обычно. Она не стала отношения восстанавливать, хотя изме-
нила ко мне свое отношение.
Почти также, только много короче, закончились мои отношения с од-
ной санитаркой - моей однокурсницей по институту. Увидев ее глаза, я
увидел совершенство - полноту души при всех остальных человеческих ка-
чествах, вызывающих уважение. Но второй мой приход к ней в общежитие
закончился тем, что я почувствовал, что в третий раз лучше не прихо-
дить.
Алма-Ата-одна из жемчужин мира. Все черты урбанизации тонут в зе-
леном массиве. Впервые я увидел должный антропогенный ландшафт. Если в
других городах деревья кажутся натыканными в дань природе и панорама
города могла бы без ущерба для себя обойтись и без них, то без очерта-
ний зданий, виднеющихся между стволами деревьев и их кронами, картина
города была бы монотонной и скучной. С площадей потрясает монолит гор,
стоящих на заднем, но кажущемся от их габаритов, переднем плане. Розы,
заполняющие газоны, стирали в памяти предупреждения преподавателей и
гидов о недавно творящихся здесь между жителями разногласий на нацио-
нальной почве. И сами обращения между людьми могли бы быть примером
многим городам.
Поселили нас в общежитии Каз-ПИ, пользуясь отъездом студентов в
колхоз. Экскурсии проходили по многим предприятиям города:помимо физи-
ческой, у нас была и экономическая география, но я ждал горы.
В Алма-Ате, то есть за ней, протягивается Заилийский Ала-Тау, так
как стоят горы за рекой Или, что означает "извилистая"."Ала"- значит
цветной, "тау" -горы. Спектр цветов хребта состоит из зеленого, серо-
го, коричневого и белого цветов по восходящей линии. Нам предстояло по
ущелью, в котором расположен Медео, подняться до ущелья Чимбулак.
Подъем оказался для многих тяжелым. Но покоряющаяся высота все окупа-
ла. И не только развертывающейся панорамой города и мира на ладонях.
Климат абсолютно новый, но в то же время какой-то родной своей кот-
растностью, окутывающий окружающее кристально-чистым воздухом, делал
рифленой всю природу. Цвета были под стать климату.
Отдав должное Медео и селезащитной плотине, мы поднялись на Чим-
булак. Вечер прошел в заготовке дров, быту. У меня с Леной Никулиной и
Светой Сологубовой-Лениной подругой - спортсменкой-разрядницей по всем
туристическим видам спорта - в лазании по скалам.
-Как у тебя так получается,- набрасывая на себя вид слабой женщи-
ны, спрашивала Света.
-Ты прижимайся к скале, представляй, что животом и всем своим су-
ществом ты становишься ее частью. И не теряй этого чувства во время пе-
ремещения тела, -искренне учил ее я.
У Светы и у Лены на лице зажигались снисходительные улыбки по по-
воду моей простофилистости, которые сразу же гасли как только начинали
перемещаться их тела. Вечером мы с Леной пошли спросить гитару у рабо-
чих, строивших фуникулер, чей лагерь был выше нас метров на двести. У
них ее не оказалось, но оказалась пустая комната с двумя кроватями,
матрацами и подушками без простыней и наволочек. Нам она и была предло-
жена вместо гитары. Пойдя в лагерь, мы предложили Максиму пойти с на-
ми, т.к. ночь обещала быть прохладной, но он отказался. Ночь для сна
прошла по-царски. Началась она очередной лекцией, что так жить, как я
-нельзя. Продолжилась она банальным сном. В воздухе висело какое-то же-
лание лечь рядом, но мы остались лежать по своим кроватям, потому что
нечто подсказывало мне отсутствие всякой перспективы в этом случае в
наших отношениях в дальнейшем, кроме как ненадолго одной и все с ней и
с ее финалом связанного.
Утром на нас в лагере все косились и подхихикивали. В их глазах я
был инициирован обществом.
После завтрака было спланировано подняться на ледник. Это было ки-
лометров 10 по 45-градусной восходящей. Караван растянулся на несколь-
ко километров, и лежал на нисходящей спирали, как на ладони. Телящийся
ледник оставлял классический V-образный трог, давая начало речушке Ал-
ма-Атинке. Кругом лежали горы валунов. Стены трога выравнивались по ме-
ре их удаления от языка. Дальше ледник под слабым углом вверх сливался
с небом. Вокруг летали бабочки.
Поздоровавшись с поднимающейся финляндской экспедицией и отстав-
шими нашими, мы вернулись в лагерь. Дождавшись несчастных и едва дав им
передохнуть, была дана команда собираться.
Эта зима в институте стала для меня последней. На зимней сессии я
часами просиживал в читальном зале, тупо глядя в книгу. Мозг отказывал-
ся воспринимать прочитанное. Я почувствовал необходимость радикального
решения.
-Матушка, не могу больше -нужно брать академ.
Из-за серьезности ситуации я не чувствовал даже угрызений совести
за слабость при отступлении. Это была не слабость. Это было полное ис-
черпывание себя и упирание в стену невозможного. Просто нужно было де-
лать поворот от нее.
-Почему не можешь?Может тебе лучше перейти на заочное отделение?
Это показалось мне недоверием. Я никогда не приходил к ней на работу
от нечего делать. Мои нервы были на пределе. Я разозлился, повернулся и
пошел домой не оглядываясь на ее попытки меня вернуть.
-Я хотела только узнать-может тебе лучше просто сменить группу?-
извиняющимся тоном сказала она мне дома. Я отходил медленно.
-Нет. Надо брать академ. Я учиться не могу.
Поговорив с тогдашним нашим деканом-Шиндяловой Инной Петровной,
матушка попросила ее дать мне академ, представив главной причиной за-
пускание мной учебы-мою социальную загруженность, что тоже было прав-
дой, но на что я, правда, не обращал внимания. В разговоре матушка упо-
мянула перелом запястья, который случился у нее осенью, когда она шла
на работу и везла на санках мою племянницу - Катю, жившую тогда у нас.
Этот перелом выбил ее из колеи на два месяца и сделал Катю на это вре-
мя моим гидом, отказывающим мне в рассказе "Филлипка" из-за сразу на-
чинающегося моего хохота, с которым невозможно было справиться.
- Вы напишите заявление, а справку о бывшей вашей болезни предайте
Мише, чтобы он принес, чтобы в ректорате не возникло вопросов,-сказала
Инна Петровна.
Пробуждение чувственной сферы.
Счастлив от этого шага я был больше, чем несчастлив. Открывалась
какая-то духовная свобода и ломался мой монолитный стереотип-"шко-
ла-армия-институт-работа". Но быть одному было невыносимо тяжело. Реше-
ние жениться пришло бесповоротно. Но на ком? Ира Колмакова на свою
свадьбу улетела с дальней комплексной практики, заставив меня послед-
ний раз проглотить сухой комок в горле. Лена Никулина была просто това-
рищем. Ира (с которой я познакомился в больнице)! В последний раз она
мне прислала открытку с Новым годом, назвав меня в ней Мишенькой. Но
она жила в другом городе. Ее возраст обещал мне, что я буду понят ей
целиком. В принятии- у меня не было и мысли об обратном. "Лишь бы уже у
нее никого не было,"- думал я.
Поехал я к ней на 23 февраля. Совмещая до трех часов ночи прогул-
ки вокруг здания железнодорожного вокзала с прогулками до ее дома, я
уехал домой, оставив соседке бутылку сиропа с запиской о том, что я
был проездом.
На работе у нее был телефон. Отбросив желание инкогнитости дейс-
твия я стал названивать. Соединились мы довольно скоро. Сказав, что я
ездил в одну деревню к парню, я сказал, о еще одной намечающейся туда
поездке. Она обещала быть дома. Это было на 8 Марта. Вечером, поговорив
обо всем, мы легли спать. Она мне постелила в другой комнате. На следу-
ющий день мы были раскованней. Мы болтали лежа на диване.
- Ир, я хочу тебя.
Она поморщилась.
-Ты хочешь тело, но ты же не хочешь душу.
Я собрался с силами.
-Я хочу и твою душу.Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Она поднялась на локоть и подложив щеку на ладонь с удивлением
посмотрела на меня.
-Интересно.Твое предложение уже пятое.Сейчас:1,2...-пятое. И что
же мы будем делать? Как мы будем жить?
-Ну, как. Как и жили раньше. Только я перееду к вам, или вы ко мне.
-Пойдем, погуляем.
Я рассказывал ей о своей психике, отце, Павитрине. Она-о своей
юности, родителях. Вернулись мы, подружившиеся душами. Мое предложение
наполняло теперь наши отношения новым оттенком, несмотря на то, что
она мне прямо своего согласия не говорила. Но это было видно во всем,
что касалось меня. Я убежал на поезд ночью, делая трехметровые прыж-
ки. Я летел к новой жизни. Близости между нами не было. Она мне как-то
была и не нужна и просить ее сейчас мне было неуместно.
По настоятельному совету моего товарища Саши Гостева я устраивался
еще работать в Усть-Ивановку -деревню, расположенную в пятнадцати ки-
лометрах от города, в ее психиатрическую больницу санитаром. С Сашей
мы были знакомы 4 года. Он был старше меня на 15 лет. На подготовитель-
ное отделение он прошел, едва уложившись в возрастной лимит поступаю-
щих. Голова его была светлой. Ни в учебе, ни в действиях ему советчики
не были нужны. Она же делала его тело худым и жилистым. В течении жизни
у него был собственный имидж неудачника, который давала ему его спра-
ведливость и желание помочь делу и людям. Попытки заткнуть щели на
предприятиях, где он работал, не находили отклика у его коллег. Пытаясь
дать дорогу своим изобретениям, он наживал себе врагов, и изобретения,
позволявшие предприятиям сэкономить тысячи рублей, пылились дома,
убеждая его в их и своей собственной ненужности людям. Чтобы делать
дурную работу-надо не уважать себя. Саша себя уважал и поэтому пошел в
институт, надеясь дожить в нем до лучших времен. И дети понимают лучше
взрослых и независимо от социального строя и указания начальства. По-
пал я не в его, а в наркологическое отделение. Саша рассказывал мне,
что воюет с медсестрами и санитарами, бесчеловечно обращающихся или
допукающих бесчеловечность в обращении с больными. Он и звал меня в по-
мощь, зная мой характер, и заработки обещал неплохие. "Попробуйте мне
только тронуть кого",-думал я о санитарах. Как в обычной больнице по-
лов там санитары не трогали. В лучшем случае они просили об этом боль-
ных. В худшем-трогали, стараясь так, чтобы обиды последних не просочи-
лись вверх по инстанции. По Сашиным словам, бывало, и сестры покрывали
младший медперсонал. Но, в общем, мой настрой не имел под собой поч-
вы. Беспомощных дурачков с оставшимися чувствами здесь не было. Мужики,
некоторые из которых, наверное без труда могли бы стать серьезным со-
перником Анатолию Карпову или Петру Стаханову составляли одну половину
контингента больных. Вторую половину составляла милиция, не желавшая
заводить дел на своих клиентов из-за мелкого состава их преступления. Я
опять начал вспоминать свои сержантские привычки. Чувство ответствен-
ности за каждого своего подопечного было забытым старым. Тем более, что
они тоже были ограничены в свободе. Для медперсонала я был городс-
ким. Городскими в отделении были еще 2 сестры. Все же остальные сотруд-
ники были жителями этой или соседней деревень.
Письмо, которое я Ире написал, несло тон уже как бы бывшей по-
молвки. Я не скупился на чувства, которые раскрывать еще было неудоб-
но, но которые во мне уже были. Я писал, что приеду, как только выпадет
окно между дежурствами. Ответ пришел быстро:
"Здравствуй, Мишель"- у меня померкло в глазах. Она спрашивала,
не спешу ли я. Что, кажется, я спешу в отношениях. От своей души она ме-
ня не отталкивала. Только теперь ее надо было добиваться. Что произошло
я не понимал. Я был унижен и растерян. И собирался с силами.
-Почему...ты...так...написала? - начал я когда приехал.
-А как я написала?
-Так.У нас ведь был договор.
-Какой договор?
-Ну, что мы поженимся.
-По-моему, такого договора не было.
-Как?Ну ведь был же у нас разговор в тот раз.
-Миша, по-моему, ты придаешь словам слишком большое значение. Я
разве давала тебе обещание?
-...Нет.
-По-моему, ты поспешил с этим письмом. Я был раздавлен.
-И что мы не будем жениться?
-А ты чувствуешь в этом необходимость?
-Ну, ведь тебе же нужен муж?
-Даже если и нужен, по-моему, это не твоя проблема.
-Ну, ведь нужен же.
Не понимая почему она так со мной разговаривает, но чувствуя, что
душой она как-то располагается ко мне, я начал ее умолять. Но я не
только умолял. Один раз, выведенный ее неопределенностью, я потребовал
от нее определения ею моего статуса, пригрозив уйти, если я ей не ну-
жен. Но она не дала отказа. Надежду в ту поездку она мне оставила. Мы
стали ближе друг другу. Дома я стал чувствовать себя гостем. Приезд че-
рез поездку меня обнадежил:на ее дверях висела тюль, похожая на фату
невесты. Я становился своим в доме. К следующему моему приезду тюль ис-
чезла. Я опять почувствовал себя на птичьих правах. В ее исчезновении
чувствовалось что-то зловещее. Я как-то постарался о ней спросить в
разговоре.
-Мальчишки прожгли спичками,-сказала Ира.
Я успокоился. Мы все чаще стали появляться на людях. Нечто, иду-
щее от нее совпадало с моим отношением к ней, но ее отказ определить
мне словами мой статус по отношению к ней меня тревожил и насторажи-
вал. Ира заочно поступала в ВУЗ в другом городе. Перед поступлением она
приехала познакомиться с моей матушкой. Знакомство проходило так, как
чтобы выскользнуть из-под этого восприятия Павитрина. Что я и стал де-
лать. Острота чувства начала спадать.
Этой зимой я для себя сделал открытие, которое меня потрясло. Пе-
ребирая старые письма, я вдруг увидел прошлогоднюю поздравительную
открытку на 23 февраля с инициалами "И.Z". Меня вдруг озарила догад-
ка:"Ира Колмакова". Я чуть не застонал. С ней я держал себя как и со
всей группой из-за какого-то ее самомнения что-ли. Эта открытка и сей-
час решала бы все, если бы у Иры уже не было парня. Наличие которого и
мне позволяло иметь свое самомнение. Тем не менее я позвал ее в музы-
кальную каптерку для разговора.
-Да, это я написала,-сказала она мне, возвращая, открытку. Это
круто меняло мое отношение к ней. Поговорив, мы опять стали здороваться
и чувствовать к друг другу нечто человеческое. От моей оплошки у меня
на душе скреблись мыши. Когда мы проходили практику в школе, я позна-
комился с семнадцатилетней дочерью моей классной руководительницы -
Карповой Галины Андреевны -Натальей. Она мне понравилась, и я почувс-
твовал, что у нее большое будущее. Энергия из нее била ключом. Я стал
ходить к ним в гости, чему ее мама была очень рада. Меня она считала
умницей. Я же о себе думал иначе. Те знания, которые мне случалось выда-
вать во время уроков мне не принадлежали. Я не мог их оценить, также
как и себя после их выдачи и поэтому мне ничего не оставалось делать
как себя отождествлять с тем угнетающим меня чувством, которое стало
моим существом. Единственным проявлением у меня ума я считал юмор, ко-
торым мне удавалось иногда попасть в точку. Но это было довольно редко.
Главной причиной, таких мыслей обо мне моего куратора стал мой контакт
с детьми. При общении на время разговора я забывал про свои боли и имел
авторитет у детей достаточный. Они мне доверяли и радовались. Но с На-
ташей, когда в отношениях главный акцент ставится на собственные чувс-
тва к ней, я просто не знал как себя вести. С одной стороны меня к ним
и тянуло, с другой - я не мог к ней высвободить своих чувств. Это с мо-
ей стороны был как-бы обман. Как будто я действовал по расчету.
После моей практики я продолжал ходить к ней в гости. Мать ей про-
чила меня уже в мужья. И Наташа сама вытворяла со мной то, что можно
было назвать свождением с ума. Может быть к несчастью, но сводить там
было не с чего. И она этого не знала. Однажды, когда ее мама провожала
нас на улицу, я почувствовал порабощение души. Я хотел свободных отно-
шений. Это дало бы мне постепенное свыкание со своей ролью и, возможно,
распрямление моих чувств к Наташе. Но меня понять было трудно. Я же по-
чувствовал, что этот мой приход к ним последний. Так оно и оказалось.
Спустя полгода мы с Наташей встретились в институтском кафетерии, и я
почувствовал, что, возможно, сделал тогда ошибку.
В эту зиму у меня случилось словно какое-то озарение. В какой-то
момент я вдруг почувствовал импульс изнутри, сопровождающийся
мыслью: "Ну и что, что я такой и в таком состоянии. Я ведь за эти годы
если и не сделал никому хорошего, то и плохого тоже не сделал. За что
мне к себе относиться так, как я отношусь, как к гадкому утенку". Эта
мысль пробудила во мне уважение к себе, как к человеку, чего мне так
недоставало эти годы. Я стал спокойней относиться к группе, отношений с
некоторыми членами которой я не хотел поддерживать.
В конце весны ожидался приезд Илюши. Отец, наконец, уступив и его
и моим просьбам смог совместить наши желания с возможностями. Я ждал
Илюшу с нетерпением. В то лето намечались три практики: пионерская,
физическая и дальняя комплексная. Во время первых двух Илюша будет со
мной, а потом в"Проводнике" я отвезу его домой и поеду в дальнюю комп-
лексную",-рассчитал я. Так оно и случилось. Было только одно дополнение
к этому плану. Толя Страхов, решив жениться, попросил меня быть другом
на его свадьбе. Его невеста жила в Чите, куда мне пришлось съездить с
ним для этого. Теперь в отличие от первого своего свидетельствования я
рожал все что нужно было говорить. Подводила и память.Правда, кратков-
ременная. Толе годом раньше я рассказал о случившемся со мной стрессе
на случай возникновения возможного непонимания им меня. Но год непрек-
ращения учебы говорил сам за себя. Тем более, что в общении я продолжал
оставаться собой. Только говорить иногда было трудно. Приходилось рожать
слова из-за как бы перехватывания дыхания. Но женили и Толю.
Илюша вместе с радостью и новыми чувствами принес мне и новые бо-
ли. Я не мог с ним общаться как хотел бы. Приходилось как мог. Из всех
Беловых, включая отца, Илюша внутрипочти самая точная моя копия. Узнав
позднее понятие Кармы, просмотрев ее у Илюши и сравнив ее со своей, я
понял, что другого человека, у которого Карма была бы так аналогична
моей, нет. Он даже трещину на автобусном стекле рассматривал, делая те
же самые движения головой, что и я в детстве. У нас с ним разница в 11
лет, но она не чувствуется в общении. С ним я мог общаться как с самим
собой во всех отношениях. Единственное, в чем я с ним был взрослым-я
оберегал его от вопросов посторонних, зная его доверчивость, литера-
турную речь и недодиалектическое тогда мышление. Но доверчивый ребенок
в нем становится таким секущим зрелым взрослым, что мне становилось
жутко быть в один момент припертым им к стенке вопросом, когда я иног-
да терял чувство меры в отношениях с ним.
Теперь моей отдушиной был он. Я мог с ним в общении совмещать все
сущности, которыми я обладал и которые были необходимы:гида, старшего
брата, "деда" СА, учителя, тренера. От него усталости не было. Но был
страх.Обладая сильным характером и потерянной точностью чувства меры,
я боялся стать диктатором его доверчивости, а дозированный нажим Илюше
иногда был полезен. В первую очередь я взялся за его физическую подго-
товку. Физически развит он был не очень сильно, и его выносливость
заставляла меня удивляться своему пристутствию при таких внешних дан-
ных. Но когда он стал рассказывать о своих чувствах во время кроссов,
я опять вспомнил насколько он мне близок. Теперь удивительного было
меньше. Удивительно было другое. Было странно видеть рядом с собой ма-
ленькую автономную копию самого себя. Постоянно подмывало проверить ее
стопроцентную автономность. Случай представился очень быстро.
Мы поехали на дачу. В тот год я начал строительство садового до-
мика. Илюша помогал и был полновесной второй головой, присутствие кото-
рой было лучше одной моей. Сойдя с автобуса и набрав на роднике воды, я
дал команду "бегом марш". Илюше, чтобы его выносливость была более со-
вершенной, я дал нести трехкилограммовую бутыль с водой, которую он
наполнял.
-Ого,-сказал он, узнав задачу.
-Все сказал?- спросил я. Первый километр он держался молодцом.На
втором я услышал, что он начинает не мочь. После я проанализировал себя
и понял, что был дураком - я судил его по себе. Но тогда я сказал:
-Базары! Илюша замолчал.
-Все!Хватит!Не могу больше!- с негодованием выдохнув из себя, по-
шел пешком Илюша на третьем километре. Это было так искренне и беза-
пелляционно, что я от удивления оборвал бег тут же.
-Конечно, можно делать с собой компромиссы,-начал было я.
-Сказал - не побегу.Если хочешь бежать-беги сам.
Чувствовалось даже какое-то презрение моего воспитательства. Я был
раздавлен, унижен, и мы молча пошли пешком.
Практика по физической географии проходила на турбазе факультета
физвоспитания института в 15 километрах то города. Живописнейшее место
в распадке сопок имело в 300 метрах от лагеря озеро ключевого пита-
ния. Склоны сопок растили монгольский дуб в сочетании с другими нашими
лиственными деревьями. Южнее озера через каждые 300 метров были еще 2
озера с удвоенно прогрессирующей степенью зарастания. Крайнее было ре-
ликтовым. На нем росла бразения гигантская, вид кувшинок,- эндемик, за-
несенный в Красную книгу. Мы жили в кубриках по 4 человека.
Регламент работы был прошлогодним. Утром Илюша обычно был со
мной, а после обеда в лагере читал или исследовал природу, или рыбачил
на озере с условием, что, купаясь, он не будет заплывать.
Я радовался, что он начинает познавать мир в динамике. Что эти
сопки - только временная и сравнительно недавно появившаяся данность. Что
3 их гряды произошли от одной большой, расчлененной водоупорными нак-
лонными пластами и водой по ним стекавшей. Что озера в нашем распадке
накопились из-за того, что нижняя гряда сопок подперла собой ключи,
вытекающие из вышестоящей. Вечерами после тренировки мы купались, иг-
рали в футбол, сидели у костра. Как-то после обеда, когда не было рабо-
ты, взяв с собой с разрешения нашего преподавателя Виктора Иннокенть-
евича Коновалова его 12-летнего сына Максима, мы втроем пошли на Зею,
которая текла за 2-километровой правобережной поймой. Устали, проголо-
дались, но зато спугнули утку с гнезда с кладкой яиц. Даже мне это было
в новинку. Гнездо, конечно, не тронули.
Отношения с Илюшей стали ухудшаться. Точнее, я был недоволен им и
собой. Я себя исчерпывал. Нужно было расставаться.
Как-то ко мне приехал знакомый парень на мотоцикле без коляски и
предложил съездить на рыбалку "хоть сейчас". Мы с Илюшей были свободны.
-Поехали на дачу к Павитрину,- сказал я, вспомнив его прошлогод-
нее приглашение.
-Поехали. Он был на озере с друзьями. Мы поздоровались. Я отсту-
пил, уступая место Илюше. Илюша проявлял робость в такой компании, хоть
и был знаком с Вадимом. Но и Вадим не двигался с места. Молчание затяги-
валось.
-А это Илюша,- сказал я.
-Я вижу,-презрительно сказал Вадим. Я стиснул зубы. Здороваться с
Илюшей он не стал. Поздним вечером, дождавшись пока я засну, он увел
Илюшу на дачу, оставив меня, легко одетого, спать на земле. Если это и
было наказание за непроявленную с моей стороны заботу о младшем брате,
то благодарен за него я остался лишь Богу. Много позднее я понял все
причины такого моего поведения.
Мое отношение к больным и работе привлекали внимание девушек, ра-
ботающих со мной в моей смене. И медсестер, и санитарок. Однажды я по-
чувствовал движение душой ко мной моей медсестры. Я пригласил ее в ки-
но. Она приняла приглашение. Начало было волнующим и многообещающим.
Кино было на 5. Я предложил встретиться в половину пятого, чтобы пооб-
щаться. Она настояла на 16.45. К назначенному времени я пришел. Терпе-
ливо прождал ее до начала фильма. Она опоздала на 5 минут. Я чувство-
вал, что опоздала она не случайно. Чувства подсказывали мне, что она
проверяет меня на терпеливость. Поэтому когда она подошла, и мы поздо-
ровались, я хитро, как-то по-Павитрински, сказал: "Я же говорил, что
нужно встретиться в половине пятого". Она изменилась в лице, резко от-
вернулась от меня, и мы пошли в кино. Там она села, положив ногу на
ногу и отвернув их в другую от меня сторону и, отвернувшись сама, ста-
ла смотреть кино. Мои попытки начать с ней разговор ни к чему не при-
водили. Ее ответы были краткими и односложными. Я не понял, чем я ее
разозлил. Она была (и остается) красивой. Я, наверное, ее замучил
звонками и своими просьбами встретиться. Она меня слушала очень внима-
тельно, но все мои просьбы отклоняла. Я начал меняться с санитарками,
чтобы попасть в ее смену. Все мои попытки ее убедить ни к чему не при-
водили. Однажды я ее разозлил, сказав, что ей будет трудно в жизни.
-Что вы все меня учите как мне жить-сказала она со злостью. Я по-
нял, что задел ее место постоянных сомнений. Хорошо все обдумав ночью,
утром, перед тем, как уйти, я ей сказал свое отношение к ее поведению.
Несмотря на то, что я сказал его в резкой форме, я не переборщил. У
нее, в широко раскрытых на мгновение глазах, я прочел понимание ее не-
понимания меня и сожаление. Это вспыхнуло одной искрой. Дальше жизнь
потекла как обычно. Она не стала отношения восстанавливать, хотя изме-
нила ко мне свое отношение.
Почти также, только много короче, закончились мои отношения с од-
ной санитаркой - моей однокурсницей по институту. Увидев ее глаза, я
увидел совершенство - полноту души при всех остальных человеческих ка-
чествах, вызывающих уважение. Но второй мой приход к ней в общежитие
закончился тем, что я почувствовал, что в третий раз лучше не прихо-
дить.
Алма-Ата-одна из жемчужин мира. Все черты урбанизации тонут в зе-
леном массиве. Впервые я увидел должный антропогенный ландшафт. Если в
других городах деревья кажутся натыканными в дань природе и панорама
города могла бы без ущерба для себя обойтись и без них, то без очерта-
ний зданий, виднеющихся между стволами деревьев и их кронами, картина
города была бы монотонной и скучной. С площадей потрясает монолит гор,
стоящих на заднем, но кажущемся от их габаритов, переднем плане. Розы,
заполняющие газоны, стирали в памяти предупреждения преподавателей и
гидов о недавно творящихся здесь между жителями разногласий на нацио-
нальной почве. И сами обращения между людьми могли бы быть примером
многим городам.
Поселили нас в общежитии Каз-ПИ, пользуясь отъездом студентов в
колхоз. Экскурсии проходили по многим предприятиям города:помимо физи-
ческой, у нас была и экономическая география, но я ждал горы.
В Алма-Ате, то есть за ней, протягивается Заилийский Ала-Тау, так
как стоят горы за рекой Или, что означает "извилистая"."Ала"- значит
цветной, "тау" -горы. Спектр цветов хребта состоит из зеленого, серо-
го, коричневого и белого цветов по восходящей линии. Нам предстояло по
ущелью, в котором расположен Медео, подняться до ущелья Чимбулак.
Подъем оказался для многих тяжелым. Но покоряющаяся высота все окупа-
ла. И не только развертывающейся панорамой города и мира на ладонях.
Климат абсолютно новый, но в то же время какой-то родной своей кот-
растностью, окутывающий окружающее кристально-чистым воздухом, делал
рифленой всю природу. Цвета были под стать климату.
Отдав должное Медео и селезащитной плотине, мы поднялись на Чим-
булак. Вечер прошел в заготовке дров, быту. У меня с Леной Никулиной и
Светой Сологубовой-Лениной подругой - спортсменкой-разрядницей по всем
туристическим видам спорта - в лазании по скалам.
-Как у тебя так получается,- набрасывая на себя вид слабой женщи-
ны, спрашивала Света.
-Ты прижимайся к скале, представляй, что животом и всем своим су-
ществом ты становишься ее частью. И не теряй этого чувства во время пе-
ремещения тела, -искренне учил ее я.
У Светы и у Лены на лице зажигались снисходительные улыбки по по-
воду моей простофилистости, которые сразу же гасли как только начинали
перемещаться их тела. Вечером мы с Леной пошли спросить гитару у рабо-
чих, строивших фуникулер, чей лагерь был выше нас метров на двести. У
них ее не оказалось, но оказалась пустая комната с двумя кроватями,
матрацами и подушками без простыней и наволочек. Нам она и была предло-
жена вместо гитары. Пойдя в лагерь, мы предложили Максиму пойти с на-
ми, т.к. ночь обещала быть прохладной, но он отказался. Ночь для сна
прошла по-царски. Началась она очередной лекцией, что так жить, как я
-нельзя. Продолжилась она банальным сном. В воздухе висело какое-то же-
лание лечь рядом, но мы остались лежать по своим кроватям, потому что
нечто подсказывало мне отсутствие всякой перспективы в этом случае в
наших отношениях в дальнейшем, кроме как ненадолго одной и все с ней и
с ее финалом связанного.
Утром на нас в лагере все косились и подхихикивали. В их глазах я
был инициирован обществом.
После завтрака было спланировано подняться на ледник. Это было ки-
лометров 10 по 45-градусной восходящей. Караван растянулся на несколь-
ко километров, и лежал на нисходящей спирали, как на ладони. Телящийся
ледник оставлял классический V-образный трог, давая начало речушке Ал-
ма-Атинке. Кругом лежали горы валунов. Стены трога выравнивались по ме-
ре их удаления от языка. Дальше ледник под слабым углом вверх сливался
с небом. Вокруг летали бабочки.
Поздоровавшись с поднимающейся финляндской экспедицией и отстав-
шими нашими, мы вернулись в лагерь. Дождавшись несчастных и едва дав им
передохнуть, была дана команда собираться.
Эта зима в институте стала для меня последней. На зимней сессии я
часами просиживал в читальном зале, тупо глядя в книгу. Мозг отказывал-
ся воспринимать прочитанное. Я почувствовал необходимость радикального
решения.
-Матушка, не могу больше -нужно брать академ.
Из-за серьезности ситуации я не чувствовал даже угрызений совести
за слабость при отступлении. Это была не слабость. Это было полное ис-
черпывание себя и упирание в стену невозможного. Просто нужно было де-
лать поворот от нее.
-Почему не можешь?Может тебе лучше перейти на заочное отделение?
Это показалось мне недоверием. Я никогда не приходил к ней на работу
от нечего делать. Мои нервы были на пределе. Я разозлился, повернулся и
пошел домой не оглядываясь на ее попытки меня вернуть.
-Я хотела только узнать-может тебе лучше просто сменить группу?-
извиняющимся тоном сказала она мне дома. Я отходил медленно.
-Нет. Надо брать академ. Я учиться не могу.
Поговорив с тогдашним нашим деканом-Шиндяловой Инной Петровной,
матушка попросила ее дать мне академ, представив главной причиной за-
пускание мной учебы-мою социальную загруженность, что тоже было прав-
дой, но на что я, правда, не обращал внимания. В разговоре матушка упо-
мянула перелом запястья, который случился у нее осенью, когда она шла
на работу и везла на санках мою племянницу - Катю, жившую тогда у нас.
Этот перелом выбил ее из колеи на два месяца и сделал Катю на это вре-
мя моим гидом, отказывающим мне в рассказе "Филлипка" из-за сразу на-
чинающегося моего хохота, с которым невозможно было справиться.
- Вы напишите заявление, а справку о бывшей вашей болезни предайте
Мише, чтобы он принес, чтобы в ректорате не возникло вопросов,-сказала
Инна Петровна.
Глава 2
Пробуждение чувственной сферы.
Счастлив от этого шага я был больше, чем несчастлив. Открывалась
какая-то духовная свобода и ломался мой монолитный стереотип-"шко-
ла-армия-институт-работа". Но быть одному было невыносимо тяжело. Реше-
ние жениться пришло бесповоротно. Но на ком? Ира Колмакова на свою
свадьбу улетела с дальней комплексной практики, заставив меня послед-
ний раз проглотить сухой комок в горле. Лена Никулина была просто това-
рищем. Ира (с которой я познакомился в больнице)! В последний раз она
мне прислала открытку с Новым годом, назвав меня в ней Мишенькой. Но
она жила в другом городе. Ее возраст обещал мне, что я буду понят ей
целиком. В принятии- у меня не было и мысли об обратном. "Лишь бы уже у
нее никого не было,"- думал я.
Поехал я к ней на 23 февраля. Совмещая до трех часов ночи прогул-
ки вокруг здания железнодорожного вокзала с прогулками до ее дома, я
уехал домой, оставив соседке бутылку сиропа с запиской о том, что я
был проездом.
На работе у нее был телефон. Отбросив желание инкогнитости дейс-
твия я стал названивать. Соединились мы довольно скоро. Сказав, что я
ездил в одну деревню к парню, я сказал, о еще одной намечающейся туда
поездке. Она обещала быть дома. Это было на 8 Марта. Вечером, поговорив
обо всем, мы легли спать. Она мне постелила в другой комнате. На следу-
ющий день мы были раскованней. Мы болтали лежа на диване.
- Ир, я хочу тебя.
Она поморщилась.
-Ты хочешь тело, но ты же не хочешь душу.
Я собрался с силами.
-Я хочу и твою душу.Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Она поднялась на локоть и подложив щеку на ладонь с удивлением
посмотрела на меня.
-Интересно.Твое предложение уже пятое.Сейчас:1,2...-пятое. И что
же мы будем делать? Как мы будем жить?
-Ну, как. Как и жили раньше. Только я перееду к вам, или вы ко мне.
-Пойдем, погуляем.
Я рассказывал ей о своей психике, отце, Павитрине. Она-о своей
юности, родителях. Вернулись мы, подружившиеся душами. Мое предложение
наполняло теперь наши отношения новым оттенком, несмотря на то, что
она мне прямо своего согласия не говорила. Но это было видно во всем,
что касалось меня. Я убежал на поезд ночью, делая трехметровые прыж-
ки. Я летел к новой жизни. Близости между нами не было. Она мне как-то
была и не нужна и просить ее сейчас мне было неуместно.
По настоятельному совету моего товарища Саши Гостева я устраивался
еще работать в Усть-Ивановку -деревню, расположенную в пятнадцати ки-
лометрах от города, в ее психиатрическую больницу санитаром. С Сашей
мы были знакомы 4 года. Он был старше меня на 15 лет. На подготовитель-
ное отделение он прошел, едва уложившись в возрастной лимит поступаю-
щих. Голова его была светлой. Ни в учебе, ни в действиях ему советчики
не были нужны. Она же делала его тело худым и жилистым. В течении жизни
у него был собственный имидж неудачника, который давала ему его спра-
ведливость и желание помочь делу и людям. Попытки заткнуть щели на
предприятиях, где он работал, не находили отклика у его коллег. Пытаясь
дать дорогу своим изобретениям, он наживал себе врагов, и изобретения,
позволявшие предприятиям сэкономить тысячи рублей, пылились дома,
убеждая его в их и своей собственной ненужности людям. Чтобы делать
дурную работу-надо не уважать себя. Саша себя уважал и поэтому пошел в
институт, надеясь дожить в нем до лучших времен. И дети понимают лучше
взрослых и независимо от социального строя и указания начальства. По-
пал я не в его, а в наркологическое отделение. Саша рассказывал мне,
что воюет с медсестрами и санитарами, бесчеловечно обращающихся или
допукающих бесчеловечность в обращении с больными. Он и звал меня в по-
мощь, зная мой характер, и заработки обещал неплохие. "Попробуйте мне
только тронуть кого",-думал я о санитарах. Как в обычной больнице по-
лов там санитары не трогали. В лучшем случае они просили об этом боль-
ных. В худшем-трогали, стараясь так, чтобы обиды последних не просочи-
лись вверх по инстанции. По Сашиным словам, бывало, и сестры покрывали
младший медперсонал. Но, в общем, мой настрой не имел под собой поч-
вы. Беспомощных дурачков с оставшимися чувствами здесь не было. Мужики,
некоторые из которых, наверное без труда могли бы стать серьезным со-
перником Анатолию Карпову или Петру Стаханову составляли одну половину
контингента больных. Вторую половину составляла милиция, не желавшая
заводить дел на своих клиентов из-за мелкого состава их преступления. Я
опять начал вспоминать свои сержантские привычки. Чувство ответствен-
ности за каждого своего подопечного было забытым старым. Тем более, что
они тоже были ограничены в свободе. Для медперсонала я был городс-
ким. Городскими в отделении были еще 2 сестры. Все же остальные сотруд-
ники были жителями этой или соседней деревень.
Письмо, которое я Ире написал, несло тон уже как бы бывшей по-
молвки. Я не скупился на чувства, которые раскрывать еще было неудоб-
но, но которые во мне уже были. Я писал, что приеду, как только выпадет
окно между дежурствами. Ответ пришел быстро:
"Здравствуй, Мишель"- у меня померкло в глазах. Она спрашивала,
не спешу ли я. Что, кажется, я спешу в отношениях. От своей души она ме-
ня не отталкивала. Только теперь ее надо было добиваться. Что произошло
я не понимал. Я был унижен и растерян. И собирался с силами.
-Почему...ты...так...написала? - начал я когда приехал.
-А как я написала?
-Так.У нас ведь был договор.
-Какой договор?
-Ну, что мы поженимся.
-По-моему, такого договора не было.
-Как?Ну ведь был же у нас разговор в тот раз.
-Миша, по-моему, ты придаешь словам слишком большое значение. Я
разве давала тебе обещание?
-...Нет.
-По-моему, ты поспешил с этим письмом. Я был раздавлен.
-И что мы не будем жениться?
-А ты чувствуешь в этом необходимость?
-Ну, ведь тебе же нужен муж?
-Даже если и нужен, по-моему, это не твоя проблема.
-Ну, ведь нужен же.
Не понимая почему она так со мной разговаривает, но чувствуя, что
душой она как-то располагается ко мне, я начал ее умолять. Но я не
только умолял. Один раз, выведенный ее неопределенностью, я потребовал
от нее определения ею моего статуса, пригрозив уйти, если я ей не ну-
жен. Но она не дала отказа. Надежду в ту поездку она мне оставила. Мы
стали ближе друг другу. Дома я стал чувствовать себя гостем. Приезд че-
рез поездку меня обнадежил:на ее дверях висела тюль, похожая на фату
невесты. Я становился своим в доме. К следующему моему приезду тюль ис-
чезла. Я опять почувствовал себя на птичьих правах. В ее исчезновении
чувствовалось что-то зловещее. Я как-то постарался о ней спросить в
разговоре.
-Мальчишки прожгли спичками,-сказала Ира.
Я успокоился. Мы все чаще стали появляться на людях. Нечто, иду-
щее от нее совпадало с моим отношением к ней, но ее отказ определить
мне словами мой статус по отношению к ней меня тревожил и насторажи-
вал. Ира заочно поступала в ВУЗ в другом городе. Перед поступлением она
приехала познакомиться с моей матушкой. Знакомство проходило так, как