Беляев Владимир. Старая крепость. Город у моря

В понедельник утром, придя на работу, Печерица сказал тете Паше:
- Вы, бабуся, сегодня до нас не приходьте, бо жинка заболела что-то.
Придете в следующий понедельник.
Тетя Паша была удивлена, когда вечером на Новом мосту встретила
"больную" Ксению Антоновну. Жена Печерицы быстро шла со своими судками по
другой стороне моста.
Ксения Антоновна так торопилась домой, что не заметила тетю Пашу и не
ответила ей, когда курьерша, кланяясь, сказала:
- Здравствуйте, пани!
...Ровно в шесть часов тридцать минут-вечера в тот день, когда я должен
был уехать в Харьков, в дежурную комнату окружного управления ГПУ пришел
взволнованный врач-хирург Евгений Карлович Гутентаг.
Евгений Карлович сказал, что он срочно должен видеть уполномоченного по
особо важным делам. Дежурный направил доктора Гутентага к Вуковичу, и хирург
рассказал чекисту следующее.
Утром, когда доктор Гутентаг еще спал, к нему прибежала жена
заведующего окрнаробразом Печерицы и сказала, что ее мужу плохо. Она
говорила, что, наверное, у Печерицы приступ аппендицита и он очень просит,
чтобы доктор посетил его на дому.
Гутентаг знал Печерицу: незадолго перед этим он вырезал у него на шее
жировик. Кроме того, Гутентаг очень любил пение и музыку и с удовольствием
слушал концерты хора, которым руководил Печерица. Поэтому, несмотря на
ранний час, Гутентаг быстро собрался и пошел на Рыночную площадь.
Каково же было его удивление, когда дверь ему открыл сам больной!
Пригласив доктора в пустую столовую, Печерица сказал:
- Вот что, коллега! Я бы мог, конечно, играть с вами в кошки-мышки, я
бы мог выдумать вам наспех какую-нибудь историю о моем бедном родственнике,
которого нечаянно подстрелили, скажем, на охоте, но этого я делать не хочу и
не буду. Мы с вами люди взрослые, и сказочки нам не к лицу. Кроме того, я
знаю, что вы человек старого закала, окончили медицинский факультет в
Варшаве, и не думаю, чтобы вы в глубине своего сознания очень
симпатизировали Советской власти. Ведь должно наступить время, когда ваша
частная практика вызовет недовольство вами со стороны органов власти...
Короче говоря, вот за этой дверью лежит раненый человек. Пуля попала ему в
ногу. Состояние его ухудшается, нога опухла; возможно, уже началось
заражение крови. Человека этого ищут. Никто не должен знать, что вы окажете
ему помощь. Если вы исполните свой долг, как и полагается врачу, и спасете
моего друга, то и вам будет хорошо, и вашему родному брату-аптекарю, который
живет в Польше, на улице Пилсудского в городе Ровно, тоже будет неплохо...
Еще не дослушав до конца рассказ доктора Гутентага, Вукович понял, что
не зря он выписал сегодня ордер на производство обыска в квартире Печерицы.
Спустя каких-нибудь пять минут после того, как доктор закончил свой
рассказ, из ворот помещения погранотряда выехали верхами две группы
оперативных сотрудников.
Одна группа, которой командовал сам Вукович, направилась к большому
кирпичному дому на Рыночной площади.
Тетя Паша, которую чекисты из второй группы еще застали в канцелярии
окрнаробраза, сказала им, что каких-нибудь пять минут назад Печерица забегал
в свой кабинет. Он взял чемоданчик, сложил в него какие-то бумаги из
несгораемого шкафа, попросил у тети Паши полотенце и, сказав, что его срочно
вызывают в пограничное местечко Чемировцы, прежде чем выйти из здания,
забежал в умывальную комнату, где задержался на две-три минуты.
Немедленно по телефону из окрнаробраза уполномоченный Дженджуристый
распорядился послать верховых пограничников в погоню за Печерицей в
Чемировцы.
В это время часовая стрелка уже перевалила за семь часов. Когда
сотрудники ГПУ приехали на вокзал, поезд, в котором я отправился в Харьков,
уже прошел первую маленькую станцию Балин.
В это же самое время оперативные сотрудники под командой Вуковича
окружили со всех сторон большой кирпичный дом на Рыночной площади.
Вукович знал, что квартира Печерицы черного хода не имеет, но ему уже
было известно, что возле самого крайнего окна спальни поднимается на крышу с
земли пожарная железная лестница. И в ту самую минуту, когда один из
чекистов, подошедший к дверям с табличкой "Д-р Зенон Печерица", потянул на
себя медную грушу звонка, Вукович уже осторожно взбирался по этой скользкой
узенькой лестнице.
Как и предполагал он, дверь не открывали. Чекисты стали стучать
настойчивее. По-прежнему все было тихо. Лишь чуть заметно кто-то подошедший
на цыпочках к двери шевельнул изнутри медный щиток глазка и, убедившись, кто
именно стучит, отошел в глубь квартиры. Тогда чекисты решили взломать дверь.
Поднимаясь по шаткой лестнице, Вукович услышал из открытого окна злой
мужской голос:
- Ксения Антоновна, я вам говорю: будем защищаться!
- Все пропало! - ответила женщина.
- Пани Ксения, верьте мне! - крикнул мужчина.
- Поздно! - ответила жена Печерицы. В комнате хлопнул револьверный
выстрел.
Это выстрелил в спину жене Печерицы их гость и пополз к окну, но здесь
ему навстречу, как вихрь, соскочил с подоконника Вукович.
Оторопев от неожиданности, гость не сумел прицелиться и промазал: пуля
прошла сторонкой. Ударом ноги Вукович выбил из рук ползущего по линолеуму
бандита тяжелый маузер "девятку", и в эту минуту с треском распахнулась
единственная дверь в квартиру Печерицы.
Бандит сначала отрицал, что это именно он замышлял взорвать штаб ЧОНа с
его оружейными складами, но, когда доктор Гутентаг в тюремной больнице вынул
у него из ноги пулю, выяснилось, что она была выпущена из револьвера
довольно редкой системы "воблей-скотт".
Из револьвера системы "воблей-скотт" в ту памятную ночь, когда
оскандалился Бобырь, стрелял по бандиту наш чоновский старшина и директор
фабзавуча Полевой.
На втором допросе бандит стал помаленьку сознаваться, и скоро
выяснилось, что он и знаменитый своей жестокостью атаман полка петлюровских
погромщиков Козырь-Зирка - одно и то же лицо.
Это по его приказанию в тот год, когда пилсудчики и петлюровцы навсегда
убегали с Украины, молодчики из полка "Гуляй-душа" перерезали в местечке
Овруч добрую половину мирного, ни в чем не повинного населения и родителей
нашего фабзайца Монуса Гузарчика. Это про него, Козыря-Зирку, перепуганные
жители пограничных украинских местечек пустили слух, что он не то граф из
Белой Церкви, не то беглый галицийский каторжник... Это он, Козырь-Зирка,
окруженный в селе Приворотье партизанским отрядом, увидев, что приходится
худо, убил своего денщика, такого же смуглого высокого парня, как он сам,
сунул ему в карман свои документы, подписанные Симоном Петлюрой, и, обманув
партизан, решивших, что убит настоящий Козырь-Зирка, сумел скрыться.
Следствие по его делу проводил Вукович.
На следствии выяснилось, что Козырь-Зирка никакой не граф и не
каторжник, а самый обыкновенный попович, сын священника из города Ровно.
Убежав после неудачного союза Петлюры с Пилсудским в Польшу от Красной
Армии, Козырь-Зирка посидел немного в польском концентрационном лагере в
Калише. Туда, в лагерь, из Варшавы дважды приезжал хорошо одетый человек в
штатском, в черной шляпе с поднятыми кверху твердыми полями, с тяжелой
палкой в руках. Был он худощав, смугл и отлично говорил по-русски.
Козырь-Зирка, как и многие жители той части Волыни, что некогда принадлежала
Российской империи, тоже говорил по-русски. Они долго беседовали с приезжим
на русском языке, и Козырь-Зирка был в полной уверенности, что это
какой-нибудь крупный русский белогвардеец из тех, что объединились в Польше
вокруг известного террориста и врага Советской власти Бориса Савинкова.
Велико было удивление Козыря-Зирки, когда вскоре после этих визитов его
вызвал к себе начальник концентрационного лагеря пилсудчик Заремба и сказал:
- Могу вас поздравить, атаман! Вы понравились представителю английской
разведки господину Сиднею Джорджу Рейли. Это старый враг большевиков. Он
знает Россию так, как я - Калиш. Он вполне удовлетворен беседой с вами.
Капитан Рейли объезжает сейчас, по разрешению маршала Пилсудского, все
лагеря, где содержатся интернированные части петлюровских войск. Он выбирает
из них самых испытанных и самых отважных сторонников самостийной Украины. По
личной просьбе капитана Рейли я вас отпускаю домой, в Ровно, на каникулы.
Поезжайте, отдохните, поправьтесь. Вас найдут, когда будет нужно. А о нашем
разговоре пока забудьте.
Козырь-Зирка не только поправился на бесплатных церковных харчах в
приходском доме у своего папаши: выйдя благодаря заступничеству англичанина
из-за колючей проволоки на волю, Козырь-Зирка начал разыскивать своих
приятелей, служивших вместе с ним у Петлюры.
После того как Красная Армия разгромила петлюровщину, много бывших
вожаков и рядовых участников различных петлюровских банд очутилось в
эмиграции. Одни бежали в Чехословакию, другие - в Канаду, третьи - в Австрию
и Германию, но больше всего их болталось без всякого дела в Польше и
особенно в главном городе Западной Украины - Львове. Их-то и стал потихоньку
прибирать к рукам и записывать в свои тайные реестры бывший австрийский
офицер и полковник "сичовых стрельцов" Евген Коновалец. Он был известен и на
Советской Украине как жестокий мучитель трудящихся Киева, подавлявший вместе
со своими "стрельцами" революционное восстание рабочих завода "Арсенал", не
пожелавших служить "самостийникам".
Трудно было Козырю-Зирке с помощью одной только переписки разыскать
своих старых дружков - атаманчиков. Решил он сам махнуть во Львов.
В те годы Коновалец сколачивал из этих предателей украинского народа
свою преступную "Украинскую военную организацию" - УВО.
Когда вожаки тайной контрреволюционной организации принимали в ее члены
Козыря-Зирку, он утаил, почему именно ему удалось так быстро вырваться из-за
колючей проволоки концентрационного лагеря в Калише. Совет Зарембы забыть
разговор с ним и повторный визит англичанина Козырь-Зирка запомнил хорошо.
Правда, он слабо верил, что его могут еще найти и предложить услугой за
услугу оплатить быстрое освобождение из лагеря. Однако английский капитан
Сидней Джордж Рейли хорошо помнил громилу и бандита с волосами цвета
вороньего крыла и щегольскими бачками и через своих людей отыскал его даже
вдали от Ровно.
Случилось это во Львове. Приехав во Львов, Козырь-Зирка остановился в
"Народной гостинице". Не успел он принять ванну и просушить свои жесткие, с
синеватым отливом волосы, как в дверь номера постучался портье и сказал, что
"пана из Ровно" просят к телефону. Женский голос просил его прийти сейчас
же, немедля, по важному интимному делу в соседнюю гостиницу "Империаль", на
улице Третьего мая. Мучаясь в догадках, как его смогли разыскать так быстро
во Львове, Козырь-Зирка оделся, причесался и пошел по приглашению незнакомки
в гостиницу "Империаль", где обычно останавливались приезжавшие во Львов
купцы из захолустных местечек Галиции.
Он очень удивился, когда после стука в дверь названного незнакомкой
номера его пригласил войти туда громкий мужской голос. Как только
Козырь-Зирка перешагнул порог, ему навстречу поднялся щеголеватый
офицер-пилсудчик.
Это был один из старых сотрудников польской военной разведки, так
называемой "офензивы", майор Зигмунд Фльорек, работавший во Львове
одновременно не только на маршала Пилсудского, но и на английскую
разведывательную службу Интеллидженс сервис.
- Вот мы вас и отыскали, пане атамане! - сказал майор Фльорек. -
Простите, что я потревожил вас и пригласил зайти сюда. Меня в городе знают
многие, и если бы я нанес вам визит, это стало бы известно достаточно
широкому кругу лиц. А вашу организацию и без того обвиняют в том, что вы
находитесь в тайном контакте с польской разведкой.
Ошарашенный уже первыми словами майора, Козырь-Зирка удивился еще
больше, когда Фльорек передал ему личный привет от капитана Рейли и
пожелание успеха в первом, довольно опасном задании.
Начальник представительства второго отдела польского генерального штаба
во Львове майор Фльорек сказал Козырю-Зирке, что буржуазия всего мира
готовится к войне с Советским Союзом. Желая уверить поповича из Ровно, что
это именно так, майор Фльорек достал из своей сумки свежий номер английской
газеты и перевел ему выдержку из статьи на эту тему: "С большевизмом в
России будет покончено еще в текущем году, а как только это случится, Россия
вернется к старой жизни и откроет свои границы для тех, кто пожелает в ней
работать".
- И для вас откроет, мой дорогой атаман! - сказал Фльорек поповичу. -
Вы знаете, кто это пишет? Генри Детердинг, крупнейший нефтепромышленник
мира. Он уже бросил миллионы золотых рублей на то, чтобы удушить большевизм,
и не пожалеет еще столько же, лишь бы его планы осуществились. Его слову
можно верить!
Посулив Козырю-Зирке хорошую должность на Украине, если Советская
власть будет разбита, Фльорек попросил его выполнить важное поручение
английского капитана - близкого друга английского министра Черчилля.
Майор Фльорек поручил Козырю-Зирке перейти на советскую сторону и
взорвать штаб ЧОНа в нашем городе, со всеми его складами. Майор Фльорек не
врал, говоря Козырю-Зирке, что война с Советским Союзом близка.
Подстрекаемые Черчиллем и Чемберленом, генералы Пилсудского первыми
готовились воевать в тот год с Советским Союзом. Вскоре их наемник убил на
перроне варшавского вокзала советского полпреда коммуниста Петра Войкова, а
польский генеральный штаб подтянул к советской границе свои отмобилизованные
корпуса. Почти одновременно с этими событиями английские шпионы бросили
бомбы в партийный клуб Ленинграда.
Майор Зигмунд Фльорек посулил Козырю-Зирке от себя и от Сиднея Рейли
хорошую денежную награду, если дом на Кишиневской улице будет взорван.
- Весь мир услышит грохот этого взрыва, и ваше имя будет записано на
страницах истории, мой атаман! - сказал Фльорек поповичу на прощанье, давая
ему адреса и явки на советской стороне.
Во время беседы Фльорека с Козырем-Зиркой в номере гостиницы
"Империаль" на удобном плюшевом диване молчаливо сидел, потягивая пахучую
сигару, худощавый, средних лет мужчина в черном костюме и дымчатых очках в
золотой оправе. По словам Козыря-Зирки, этот человек, которого Фльорек
назвал своим лучшим другом, был "корреспондентом" английской газеты
"Манчестер гардиан". Фамилию "корреспондента" - очень мудреную -
Козырь-Зирка не запомнил. Но кто-кто, а Вукович отлично знал, какой именно
"корреспондент" решил лично повидать нового петлюровского бандита,
завербованного Сиднеем Джорджем Рейли на английскую разведывательную службу.
...По допросам диверсантов-националистов, задерживаемых на советской
территории, Вукович хорошо знал: обычно на явочных квартирах во Львове их
всегда вместе с Фльореком молча осматривал этот же тип в черном сюртуке,
называемый для отвода глаз "корреспондентом". Довольно скоро Вукович
установил его настоящую фамилию. Это был один из девятнадцати иностранных
представителей, обосновавшихся в те годы во Львове, - консул Великобритании
полковник Джордж Уайтхед. Он хотел лично убедиться, кому именно идут сотни
фунтов стерлингов, передаваемые им Фльореку для ведения подрывной
диверсионной работы на советской земле. И конечно же, ему было очень
"неудобно", опасаясь возможных провалов, называть при таких встречах свое
звание и подлинную фамилию. "Пусть, - думал он, - в случае неуспеха вся вина
падает на представителя польской разведки Фльорека".
Даже провалы диверсантов были выгодны для полковника Уайтхеда: они еще
больше обостряли и без того плохие отношения между Польшей и Советским
Союзом. А в этом прежде всего была очень заинтересована Великобритания...
Границу Козырь-Зирка переходил в знакомых местах. Начальник ровенской
комендатуры "Корпуса охраны пограничья" поручик Липинский сам проводил его
глубокой ночью до Збруча и пожелал ему успеха на прощанье...
- Пишите, пишите, - говорил Козырь-Зирка на следствии Вуковичу. - Игра
сделана, ставок нет!
Он охотно рассказывал Вуковичу свою жизнь, подшучивал цинично над
многими своими промахами, с усмешечкой вспоминал свои преступления, длинными
пальцами разминал одну за другой папироски "Сальве", затягивался глубоко,
жадно, видно предчувствуя, что вот-вот придется ему выкурить последнюю
папироску, и, не глядя, швырял в белую пепельницу изгрызенные острыми зубами
окурки.
- Какой смысл мне теперь скрывать от вас что-нибудь, подумайте,
гражданин следователь, - повторял на допросах Козырь-Зирка. - Душа моя лежит
перед вами, как на подносе. Неужели вы думаете, мне интересно утаить от вас
еще какое-нибудь одно паршивое убийство, или налет, или явку. Ведь ни одного
доллара и ни фунта стерлингов я уже больше не получу - сами понимаете. Если
ваши пограничники хлопнули возле Финляндии моего шефа, этого англичанина
Сиднея Джорджа Рейли, то где уж мне с вами хитрить! После меня хоть потоп.
Исповедуюсь, как перед богом, как на Страшном суде, поверьте мне!
Вукович был твердо уверен, что, направляя Козыря-Зирку по поручению
английской разведки на советскую сторону, майор Фльорек не мог не дать
бандиту хотя бы несколько явок. Без этих дополнительных явок Козырь-Зирка
был бы слеп и не смог бы выполнить поручения англичан.
Бандит на следствии отрицал, что именно Печерица помог ему пробраться
через общежитие химического техникума на крышу чоновского сарая.
- Сам всего достиг, - говорил Козырь-Зирка. - Кирпичную стенку
потихоньку разобрал, пронюхал, где и что там находится во дворе. Мы,
волки-одинцы самого высшего разбора, только в одиночку ходим, и наша шкура
поэтому дороже всего ценится! Получилось бы у меня все, как задумано было, -
гулял бы сейчас на английские денежки где-нибудь в Париже, и даже папашенька
родной не узнал бы, откуда я такие средства приобрел...
Вина Печерицы перед Советской властью, по мнению Козыря-Зирки,
заключалась только в том, что он сжалился над истекающим кровью человеком,
спрятал его у себя, позвал к нему доктора.
- До этого я Печерицы в глаза не видывал, - говорил Козырь-Зирка, - и
он, по-моему, совершенно лояльный советский работник, только мягкосердечный,
немного, это да. Очень жаль, что я его подвел.
По словам Никиты Коломейца, рассказывавшего мне эту историю,
Козырь-Зирка ужасно огорчился, когда во время следствия Вукович показал ему
Полевого и сказал, что это именно наш директор подстрелил его там, в
чердачном проломе, из своего "воблей-скотта".
- Вот никогда бы не поверил! - сознался бандит. - А я думал, что это
заранее чекисты мне ловушку подстроили. Чтобы меня подстрелил штатский
человек! Чепуха какая-то! Позор до конца дней моих!
- А деньков-то немного осталось? - заметил Полевой, задетый словами
бандита. - Побаловался - отвечай!
Козырь-Зирка заскрипел зубами, но тут же, спохватившись, снова
заулыбался и продолжал давать показания в своей прежней, циничной манере,
так, словно не было рядом ни Полевого, ни Коломейца.
...На следующий же день после ареста Козыря-Зирки кто-то стрелял в
доктора Гутентага.
Возвратившись со своей дочерью из городского театра, доктор включил
свет и подошел к окну, чтобы закрыть ставни. В кустах палисадника хлопнул
выстрел, и револьверная пуля, пробив фрамугу на расстоянии двух сантиметров
от головы Евгения Карловича, со звоном врезалась в стоявшую на полочке
старинную китайскую вазу.
Стрелявший успел скрыться, но его выстрел подсказал Вуковичу, что в
городе есть кто-то еще, кто связан с людьми, приславшими на эту сторону
Козыря-Зирку.
Несколько позже Вукович узнал от крестьян-перебежчиков из Западной
Украины, перебравшихся на советскую сторону от притеснений панов, что
примерно в тот же день в городе Ровно неизвестными грабителями был убит
аптекарь Томаш Гутентаг. Убийцы застрелили его в аптеке и забрали оттуда
часть лекарств.
В ночь же неудачного покушения на доктора Евгения Карловича Гутентага в
двадцати верстах от нашего родного города, в районе самой отдаленной заставы
села Медвежье Ушко, советские пограничники задержали старого придурковатого
нищего: он пытался проскочить в Польшу. В узеньком воротнике его грязной
обовшивевшей сорочки была найдена маленькая, свернутая в трубку записочка -
"грипс". Тайнописью сообщалось:

"Дорогая мамо!
Бычка доктор продал чужим людям, отберу задаток. Гогусь, трясця его
матери, переехал на другую квартиру. Ищите его уже сами и поговорите
по-хозяйски с аптекарем Г.
Ваш сын Юрко".


Лежа в тюремной больнице, пока не затянулась его рана, Козырь-Зирка не
знал о поимке этого нищего - связного шпионской группы, действовавшей на
советской территории. Козырь-Зирка был также твердо убежден в том, что жена
Печерицы сожгла все секретные документы, которые могли бы изобличить ее
мужа.
Действительно, когда чекисты схватили бандита, Вукович, сразу же открыв
медную дверцу печки в кабинете Печерицы, обнаружил на задымленной решетке
теплую еще кучку пепла. Но перед своим неожиданным бегством из города
Печерица, видимо, забыл предупредить жену о том, что хранилось в левом
бельевом ящике их семейного шкафа. А быть может, Ксения Антоновна в панике
забыла об этом ящике?..
На самом дне ящика, набитого чистым бельем с монограммами "К.П.",
"З.П.", Вукович нашел чистый, сложенный ромбиком носовой платочек.
Это был хорошо отутюженный платочек, подрубленный светло-голубой
ниткой. Рядом, на дне ящика, лежало еще несколько таких платочков. Но
Вуковичу показалось, что этот платочек чуточку отличается от всех остальных.
Материя была одна и та же и работа одна, а платочек казался чуточку потолще.
И когда Вукович развернул его, он увидел, что в платочек вложено
отпечатанное на тонком батисте удостоверение:

"Предъявитель сего сотник Украинских сичовых стрельцов Зенон Печерица
во время отхода наших войск в Галицию оставлен в городе для работы на
Подолии в пользу самостийной, суверенной Украины. Я лично дал ему задания,
как вести себя и что делать для осуществления целей украинского
национализма. Просим все военные и гражданские учреждения, когда снова
возвратится наше войско на большую Украину, ни при каких обстоятельствах не
обвинять предъявителя сего, Зенона Печерицу, в большевизме. Комендант
Корпуса Сичовых Стрельцов
Полковник Евген Коновалец".

Вот и все. Больше никаких следов Печерицы не было.
Правда, благодаря "грипсу", отнятому у придурковатого нищего, Вукович
догадывался, что "Гогусь", переменивший квартиру, и Печерица - одно и то же
лицо.
Моя встреча с Печерицей в поезде могла помочь Вуковичу решить и
остальные загадки.
По анкетам Печерицы, оставшимся в делах окрнаробраза, выяснилось, что
сам он родом из Коломыи, служил сперва в легионе "сичовых стрельцов", а
затем в одном из отрядов так называемой "Украинской галицкой армии" и, после
того как группа ее офицеров вместе со "стрельцами" отказалась вернуться к
себе в Галицию под власть пилсудчиков, остался в Проскурове, а затем
переехал в Житомир.
Именно об этом говорили анкеты, сведения сослуживцев, хорошие отзывы
тех организаций, в которых до приезда в наш город работал доктор Зенон
Печерица.
Но позабытый лоскуток батиста с мелкими буквами штабной машинки, а
самое главное - личная подпись Евгена Коновальца, сделанная несмываемой
тушью, убеждали Вуковича в другом.
Вукович отлично знал, что полковник Евген Коновалец еще со времен
первой мировой войны тайно работал в германской военной разведке, снабжался
немецкими марками и, уводя "сичовиков" с Украины, оставил на пути своего
отхода немало тайных агентов, поручив им в целях маскировки прикинуться
сторонниками Советской власти.
Не всякому "сичовику" выдавал Евген Коновалец такие охранные
удостоверения. Надо было не один раз сопровождать "пана коменданта" в его
кровавых походах по Украине, чтобы заслужить его доверие и получить на
память такой батистовый лоскуток.
Люди, прятавшие годами до поры до времени батистовые лоскутки, имели
приятелей и помощников.
Несомненно, имел их и бежавший из города в неизвестном направлении
Зенон Печерица. Иначе не мог бы он так быстро выяснить, куда именно,
закончив срочные операции в городской больнице, пошел доктор Евгений
Карлович Гутентаг. Это именно они, помощники и приятели Печерицы, послали в
Польшу, к майору Зигмунду Фльореку, в качестве "ходока"-связного старого
придурковатого нищего. Этот нищий без устали бормотал на допросах всякую
ерунду. Оставаясь один в тюремной камере, он вдруг глубокой ночью запевал
казацкие думы, танцевал гопак и делал все, чтобы его сочли сумасшедшим.
Однако Вукович терпеливо ждал, пока нищий бросит игру и заговорит
настоящим голосом. Вукович догадывался, что, кроме этого нищего, друзья
Печерицы послали в Польшу еще и второго "ходока", который и стал причиной
загадочной смерти аптекаря Томаша Гутентага в городе Ровно.
Совершенно ясно было: сообщники Печерицы оставались в городе. Удобнее
всего, конечно, было напасть на их следы с помощью самого Печерицы. Но
Печерица "переменил квартиру"...
Обо всем этом рассказал мне Никита Коломеец в ту самую ночь, когда мы с