Берг Кэрол. Песня зверя

   — …лежите смирно. Будет только хуже, если вы станете дергаться. — Спокойный сухой голос проник сквозь пелену кошмаров, но разогнать их не смог. — Сожалею. Право, я вовсе не хотел так с вами поступать.
   Холодная тьма. Не сырая духота темницы, а прохладный колючий воздух. Чистый. Прозрачный. На мне лежит что-то шероховатое и теплое. Все это были сны, просто сны. Только бы в голове прояснилось. Но голова трещала так, словно мозг распух и тщился вытолкнуть глаза наружу. Я попытался поднести руки к лицу, чтобы запихнуть глаза обратно, и тогда ледяное железо хлестнуло меня по лицу, отгоняя последние остатки снов. Но не все.
   Руки у меня на самом деле оказались скованы цепями, а цепи крепились к чему-то у меня над головой — скорее всего, к холодной шершавой гранитной стене, у которой я и лежал беспомощной грудой. Ноги, по крайней мере, были свободны. В темноте плавали серебристые пятна — расплывчатые звезды. От меня их заслоняла чья-то темная фигура.
   — Эйдан, вы меня слышите?
   Язык у меня словно покрылся толстым слоем шерсти и повиноваться отказался наотрез. Я попытался кивнуть и горько в этом раскаялся, потому что тьма завертелась, и желудок взбунтовался, но он был пуст, и извергать было нечего, нечего и нечего. Покончив с этим бессмысленным, но энергичным упражнением, я даже удивился, что глаза у меня по-прежнему на месте. Но смотреть они не желали. Мир за спиной у черной фигуры заколыхался и надвинулся, хлюпая и плескаясь. Я отшатнулся к скале, содрогнувшись под шерстяным одеялом, наброшенным мне на плечи.
   — Дженика, да еще и лодка… желудок у вас сейчас никуда не годится, так что до утра придется поголодать. Не хотелось бы усугублять ваше положение. — Рука нежно погладила мою раскалывающуюся голову. — Правда, я искренне сожалею, что пришлось применить цепи. Видите ли, вы прожигаете веревки всякий раз, когда Роэлан вас ищет. Но теперь недолго осталось. Уже два дня дракон кружит над горами. Вот, попейте…
   По губам у меня потекли капельки холодной воды, смыв, пусть только отчасти, налет с языка.
   — Не надо, пожалуйста, не надо, — молил я. — Они никогда никому… — Новый приступ тошноты заставил меня замолчать.
   — Хотел бы я вам верить, Эйдан. Но если вы разгадали мои замыслы, вам должно быть понятно, что я пекусь не только о том, как защитить мой народ от драконьей мести. А что, по-вашему, предпримет Клан, узнав, что мы натворили? Что сделает ваш король, когда поймет, что мы разрушили главную опору его власти? Можете ли вы представить себе, каково это, когда все народы на свете глумятся над тобой, презирают, не видят, не слышат? Нам никогда не удавалось занять должное место под солнцем, потому что мы не люди. Именно из-за этого все и началось. Если бы я мог вернуться на пятьсот лет назад и исправить то, что мы сделали, то, что сделал я, — я бы, пожалуй, вернулся. Но это невозможно. Я могу лишь позаботиться, чтобы в мире наконец восторжествовала справедливость. А справедливость состоит в том, что драконы должны навечно подчиниться элимам. Если вас это утешит, знайте: мы отпустим их на волю. Мы никогда и ни за что не будем относиться к ним как к зверям, мы никогда и ни за что не используем их для наступательных войн. Драконы будут только и исключительно защищать элимов. И летать верхом на драконах будет только Лара. Я ей это обещал и от слова своего не отступлю. — Нарим заботливо подоткнул одеяло и подсунул что-то мягкое мне под голову. — Утром я вернусь и покормлю вас.
   Полуночная тень растворилась в ночи. Долго-долго, несколько предрассветных часов, я лежал смирно и чувствовал, как его слова медленно опускаются в тумане моего сознания, словно снежинки, которые тают, достигнув твердой земли. Роэлан прилетит сюда, потому что ищет меня. Он напьется отравленной воды, а Нарим будет поджидать его с кровавиком наготове. Роэлан снова попадет в плен, лишится дара речи, не сможет предупредить собратьев, и они тоже слетятся к озеру. Когда Нарим на рассвете вернулся, чтобы напоить меня жидкой кашицей и дать еще порцию своей парализующей отравы, он осторожно вытер невольные слезы, струившиеся у меня по лицу. Он был так уверен в себе, с такой человечностью замышлял убийство, с такой добротой намеревался поработить целый народ… Больше он со мной не разговаривал.
   Кругом не было ничего, кроме узенькой полоски песка — каких-нибудь десять шагов до набегающих озерных волн. За полосой воды виднелись розовато-серые гранитные скалы, а над ними — голубое небо. Я лежал на боку, под щеку мне подсунули сложенное шерстяное одеяло, на котором растеклась темная лужица слюны. Мысли у меня блуждали от прошлого к настоящему, но ничего связного я придумать не мог и вообще едва ли мог думать.
   День выдался ясный, и мне пришлось бы туго, если бы я лежал на солнцепеке, но, к счастью, скала, к которой я был прикован, нависала надо мной и давала достаточно тени. Несмотря на то что воздух был по-прежнему прохладен, меня то и дело бросало в жар, так что цепи раскалялись и обжигали запястья. Время тянулось невыносимо, и мне отчаянно хотелось пить — это было настоящей пыткой, ведь прямо перед глазами плескалась чистая вода, до которой было не добраться. К тому же я знал, что вода отравлена и что драконы, отведав ее, впадут в ту же одурь, что и я. Жажда занимала все мои разрозненные мысли, и даже хлопанье медно-зеленых крыльев в небесах не отвлекло меня. Дикие, неистовые крики эхом отдавались в скалах и у меня в костях — крики боли, утраты, отчаяния. Но мимолетная печаль тут же канула в небытие, утонув в мечтаниях о воде.
   Когда солнце стало снижаться и над озером пополз туман, я увидел, что от дальних скал отделился обломок и медленно движется ко мне. Безумие. Я чувствовал, как его холодные пальцы выцарапывают из меня последние остатки разума. Я пытался дернуться, закричать, заплакать, но не мог. Обломок скалы медленно плыл ко мне. Закрыв глаза, я приказал себе умереть.
   Плеск… Глухой удар…
   Он принес еще отравы. Нет! Хватит! Пусть лучше он меня убьет!
   Когда плошка коснулась моих губ, я весь вскипел от ярости, но наружу, за пределы пылающей кожи, вырвался лишь еле слышный стон. Только в плошке была не маслянистая дженика, а чистая вода. Я закашлялся и едва не захлебнулся, стараясь не упустить ни капельки влаги, чтобы потушить пылавший внутри огонь. Когда плошка опустела, я открыл глаза. У моего лица стояли пара башмаков и пара сапог. На сухой песок с них стекали бисеринки влаги.
   — Думаешь, получится? — Новый голос.
   Только почему при звуках этого голоса сердце у меня заколотилось, как морские волны о ледяные утесы Эсконии?
   — Роэлан целый день его ищет. Пусть все спрячутся. Зверь, разумеется, с подозрением относится к озеру, но скоро он найдет то, что ищет. Как только он обнаружит Эйдана, то волей-неволей коснется воды. А как только он коснется воды, он ее хлебнет. И я буду наготове.
   — Вот хорошо, что я тут. Жалко было бы пропустить такое зрелище.
   — Всегда подозревал, что у тебя выдающиеся способности, но чтобы сбежать от Клана… — В голосе прозвучала нотка недоверия. Минорная нота в мелодии радости и облегчения.
   — Знаешь, когда весь лагерь в Кор-Неуилл пустеет за какой-нибудь час, поневоле отвлечешься. По-моему, Мак-Ихерн просто не верил тому, что ему твердили, пока своими глазами не увидел.
   Сапоги отодвинулись в сторону. В поле моего зрения оказались стройные ноги в кожаных штанах. Узкая смуглая ладонь приподняла мне голову, и я взглянул в лицо той, что опустилась на колени рядом со мной. Я был готов закричать, дурным голосом завопить от счастья, подпрыгнуть к облакам и возблагодарить всех богов на свете.
   — Лара…
   Даже в смертном оцепенении я сумел выговорить это имя.
   — Надеюсь, долго ждать не придется, Нарим. Жалкое зрелище. Почему этот дурень и слабак не согласился делать то, что ему велели? — Ледяное спокойствие ее голоса заморозило мою радость, словно первые заморозки — яркую осеннюю листву. Там, где было ее имя, осталась зияющая пустота. Несмотря на невыносимую горечь, я заметил, что краска залила ей шею.
   — Видишь ли, Лара, не многие люди способны на разумные решения, когда дело касается их сердца.
   — Лучше вовсе не иметь сердца, чем унижаться до такого.
   — Я считал, Лара, что ты его любишь.
   — С чего вдруг? Ему до меня и дела не было — только про своих зверей и думал! Он видел, как Седрик схватил меня в Абертене, и он знал, что со мной сделает Мак-Ихерн. Знал, что отрубят сначала руку… потом ногу… что будут пытать, пока я всего не скажу… Вот что могло случиться, а этот сенайский пустозвон пальцем не пошевелил, чтобы меня спасти! Это что, любовь? Да мне на него наплевать! — И она действительно плюнула мне в лицо и убрала руку, уронив мою голову обратно на одеяло. — Да когда он будет больше не нужен, я своими руками его прирежу! А это?! — На песок у моего лица упали клочки бумаги, исписанной корявым почерком. — Пустые слова! Всего хорошего! — Пара сапог удалилась и остановилась у лодки.
   Нарим склонился ко мне:
   — Простите, мальчик мой, кто же знал, что так получится. Я думал, вы обрадуетесь Ларе. Она прибыла сегодня утром, целая и невредимая, и во что бы то ни стало хотела видеть вас. — Элим дал мне еще воды, умыл меня, а потом, застав меня врасплох, влил мне в рот еще флакон отравы. — Ищите утешения у ваших богов, Эйдан, если они у вас еще остались. А как только мы покорим вашего дракона… Что ж. Обещаю вам, что больно не будет.
   На языке у меня вертелся вопрос — никогда еще не жаждал я ответа так сильно, несмотря на безумие, смерть, таинство, любовь и все прочее, что составляло мою жизнь. Ответ надо выслушать во что бы то ни стало.
   — Она знала?
   — О том, что я намерен покорить драконов? О том, что вы умрете, как только это случится? — Он печально улыбнулся. — Конечно, знала. Она все знала. Мы же говорили вам, как страстно она хочет летать.
   Это простое открытие лишило меня всякой воли к борьбе. Надежда умерла, а с нею и любовь, и сила. Больше я ничем не могу помочь драконам. Ларе. Себе. Ничем. Я закрыл глаза, почувствовал, как бурлит внутри Наримово снадобье, и отдался на волю безумию.
   ЛАРА

Глава 34

 
   — Эйдан! Эйдан, ты меня слышишь?
   Ночь уже перевалила за середину, а этот сенай… он был бы совсем как мертвый, если бы не жар, расплывавшийся от него волнами. Я трясла его за плечо, била по щекам, зачерпнула в оставленную Наримом плошку озерной воды и выплеснула ему в лицо. Глаза тут же открылись, но взгляд был совершенно бессмысленный. Он не шевелился.
   — Эйдан, просыпайся! Время уходит! Эйдан Мак-Аллистер, да будешь ты меня слушать или нет?! — Я зачерпнула еще воды и лила ему на голову, пока не наплескала изрядную лужу. Он бы захлебнулся, если бы я не ухватила его под мышки и не посадила спиной к скале. — Эйдан! Если ты не очнешься сию же минуту, то будешь жалким распоследним слизняком! Надо спасать проклятых тварей!
   В звездном небе пронеслась, протяжно крикнув, какая-то птица. Крошечная темная тень отразилась в озерной глади. Волна мягко набежала на берег, почти докатившись до Эйдана, а я принялась рыться в карманах куртки — искала одну штуковину, которую стащила у Нарима.
   — Ах ты проклятый безмозглый… — В замок набился мокрый песок, и ключ нипочем не хотел поворачиваться. Эйдан обмяк у скалы, как труп. — Нет уж, я тебя отсюда вытащу, только уж будь любезен, очнись, — мне одной тебя не уволочь! Эйдан, да помоги же мне!
   Запястья у него были покрыты сочащимися волдырями, присыпанными песком, и я снова прокляла Нарима за фанатичную жестокость, которая совершенно не вязалась с воспоминаниями о нежных руках, выхаживавших меня, когда мне было тринадцать. Но мне ли кого-то обвинять? Мои-то преступления ничем не загладишь…
   — Ну давай же, сенай! Нарим там весь издергался, наверно, уснуть не может! Он же придет сюда поглядеть на тебя, будет стоять на страже, будет ждать на берегу с кровавиком, когда прилетит твой дракон! Надо, чтобы тебя тут не было, когда прилетит Роэлан, а не то ты так тут и останешься! — Я снова шлепнула его по щеке, а потом взяла в ладони его узкое лицо. — Слушай, Эйдан, я знаю, где ты сейчас, я сама там была, только я не умею петь, как ты мне пел, и не могу вернуть тебя оттуда. Эйдан, пожалуйста, ищи дорогу сам!
   Веки у него дрогнули, глаза открылись — пустые провалы на белом лице, едва опушенном отрастающими волосами. Голова мертвеца. Он снова откинулся к скале, вздрогнув то ли от холода, то ли от бессмысленного ужаса, то ли от бредового видения, — не знаю. Мне стало страшно — а вдруг Нарим дал ему слишком много дженики? Дурень-элим вечно все путает… Только вспомню, как Тарвил рассказывал про мертвых детенышей… Ну да ладно, так или иначе, Нарим больше не даст Эйдану дженики, не пырнет его ножом и вообще больше ничего ему не сделает. Если даже Эйдан Мак-Аллистер скоро умрет, он умрет на руках у тех, кто любит его, а не на голой скале посреди этого проклятого озера.
   Я обхватила его под мышки и поволокла безвольное тело по песку к лодочке, перевалила через борт. Голова стукнулась о сиденье. Он был тощий, но управляться с длинными руками и ногами оказалось просто мукой мученической. Я заставила его подтянуть облепленные песком ноги к животу, а потом подтащила сеная поближе к середине лодки, чтобы она была на воде поустойчивее и мы оба не потонули. В конце концов он оказался на спине, и меня аж скорчило — такой виноватой я себя почувствовала, представив себе, как ему больно, и поняв, насколько ему худо, если он даже не застонал. О дочери огня, Эйдан…
   Я взялась за весла и принялась грести. Поднялся ветерок. По воде пошла зыбь. Лодку качало, она неловко ныряла с волны на волну. Никогда не любила воду. В Клане не учат ни грести, ни плавать — к чему? Всему этому учил меня Нарим — о, сколькому он меня научил… Нарим, будь ты проклят, проклят, проклят!
   Плеск волны у борта, скрип и шлепанье весел… Проклятие, сколько шума! А ведь по воде так далеко слышно! И я вовсе не успокоилась, услышав одинокий печальный рев, донесшийся со скал. Мощный. Невыносимо жалостный. Дракон. Я принялась грести с удвоенной силой. Если дракон обнаружит Эйдана, он коснется крыльями воды, и тогда Нарим победит. Я налегала на весла, пока спина не начала гореть огнем, и тут удача оставила меня.
   — Лара! — донесся до меня крик Нарима.
   Он был где-то между берегом и островом. Можно было бы прекратить грести и уповать на то, что Нарим в темноте меня не найдет, только этак-то мы никуда не доберемся. Лучше двигаться дальше — одна надежда, что элиму понадобится какое-то время на то, чтобы меня разыскать.
   Но Нарима не проведешь. Он сразу все понял.
   — Лара! Прекрати! Вернись!
   Я глянула через плечо и различила очертания его лодки — куда ближе, чем ожидала. Скрипнув зубами, я еще сильнее налегла на весла.
   — Я доверял тебе! Ты дала клятву!
   Клятва, которую хитростью выудили у несмышленой девчонки…
   — Ты всех нас погубишь!
   Я решила не слушать. Столько раз уже слышала подобную чушь и, что поразительно, верила ей… Нет уж, хватит. Пытки и убийства не имеют к чести ни малейшего отношения.
   — Келлс, Джариш! Она плывет к западному берегу!
   На восточном берегу, там, где в скалах начинался старый подземный ход к разрушенной Кор-Талайт, замерцали факелы.
   Я направлялась к точке как раз напротив пещеры — к узкой полоске песка на юго-западной стороне озера возле расщелины в скалах. Озеро огня питалось не горными реками и не талыми водами, а родниками, скрытыми глубоко в скалистом дне долины. Когда-то, задолго до рождения Нарима, обвал перегородил ущелье, и с течением столетий родники заполнили впадину, образовав холодное глубокое озеро. В годы одиночества, когда мои ожоги зажили, а Нарим отправился на заработки в город, я месяцы напролет разведывала горы и долины вокруг Кор-Талайт. Мне часто случалось взбираться на скалы и сидеть там, глядя с головокружительной высоты на долины внизу. И вот тогда-то я и обнаружила запутанную сеть заброшенных подземных ходов.
   Я надеялась, что там меня не найдут, потому что я даже Нариму не рассказывала о своем открытии. Если мне удастся затащить туда Эйдана, там можно будет пересидеть, пока не придет помощь. Я стала грести еще быстрее. О том, что делать, когда лодка пристанет к берегу, я пока не думала. Ясно одно — даже если мне придется всю дорогу тащить Эйдана на себе, он так или иначе окажется далеко от озера. И тогда есть надежда, что этот его проклятый дракон не даст поймать себя снова.
   Из темноты послышался слабый стон, и я испугалась, что Нарим каким-то образом уже сумел нас догнать. Но за стоном послышался кашель, и я, бросив весла, схватила Эйдана за рубаху и повернула на бок. Его вырвало едкой дрянью. А ведь когда-то он говорил мне, что за лигу обходит любые лодки.
   — Прекрасно! Ожил и первым делом испакостил мне лодку! — Я плеснула водой в его бледное горячее лицо, стараясь, чтобы он не успел хлебнуть отравы. Он так толком и не очнулся. — О дочери огня, как с тобой трудно!
   Прошли томительные полчаса, прежде чем борт заскрежетал о камни и я, выскочив из лодки, вытащила ее на берег. Все эти полчаса огоньки прямо-таки неслись по берегу к месту нашей высадки.
   — Право слово, самое время тебе прийти в чувство, — прошипела я, выволакивая Эйдана на скамью, а потом, подхватив его под мышки, перетащила через борт на землю.
   На западном берегу озера скалы начинались почти сразу — вдоль берега виднелось лишь несколько островков песка между гигантскими каменистыми осыпями, тянувшимися от воды прямо к отвесным утесам. Скалы выдавались вперед, как корни гигантского дерева. Сначала я думала прорубить дыру в днище лодки и идти по осыпям, чтобы не оставлять следов, но теперь, когда погоня мчалась по пятам, особого смысла в этом не было. Гораздо важнее было деться отсюда куда-нибудь, да поскорее. Требовалось от меня немного: всего-навсего протащить почти мертвое тело двести шагов вверх по склону и потом еще достаточно далеко в лабиринт подземных ходов, где нас никто не найдет.
   Я зашла с тыла и снова обхватила Эйдана поперек груди, чтобы ловчее было тащить, и тут он слабо закашлялся и едва слышно, почти неразличимо пробормотал:
   — Я умер?
   — Нет, — отозвалась я, глотая непрошеные слезы и благодаря судьбу за то, что темно и он меня не видит. — Ты пытался, но ничего у тебя не вышло.
   — Лара…
   Поняв, к чему дело идет, я быстренько согнула его пополам, и его опять вырвало. Когда его отпустило, я пристроилась к нему сбоку, обернув вялую руку вокруг своих плеч.
   — Нам надо…
   — Да тише ты. Твоего дракона еще не поймали, но теперь надо отойти подальше от озера, а то его все-таки поймают, и тогда твоя жизнь не будет стоить и поганки.
   — Лара… нам надо… поговорить…
   — Эйдан Мак-Аллистер, в тебе сейчас разума ни на грош, ты ног от головы не отличишь, так что держи свои глупости при себе, ладно? Буду тебе очень признательна! — Ну куда, скажите на милость, нам еще и разговаривать?! Он и так засыпал между словами, а мне так и слышался скрип Наримовых уключин. Я попыталась поставить его прямо, и мы чуть не упали обратно в лодку, но тут Эйдан неимоверным усилием воли подтянул под себя ноги, и вот мы уже стоим на берегу, качаясь, будто пьяная ива.
   — А теперь шагай, — велела я. — На ритм мне наплевать. Просто двигай ноги туда же, куда и я.
   — Как… танец…
   — Вот придурок!
   Мы медленно, страшно медленно заковыляли по осыпи к огромному валуну, за которым был вход в мои пещеры. Эйдан постоянно ронял голову на грудь и то и дело оступался. Мы не падали только потому, что я все время широко расставляла ноги. Ох, как медленно… Факелы приближались, лодка Нарима стукнулась о берег. И тут из-за скал, подобно черной угловатой луне, поднялась темная тень, разом закрывшая полнеба. На сей раз не птица.
   Мы брели вверх по булыжникам с кулак величиной. Прямо перед нами, за ровной полоской песка, высился огромный округлый валун с плоской вершиной. За валуном, у воды, начиналась тропинка, которая выведет нас к пещерам.
   — Ну давай… ну еще немного…
   Золотистый луч рассек небеса, отразившись сверкающей полосой в темной воде. Раздался крик, пронзивший ночь, как копье пронзает плоть.
   — Роэлан… — прошептал Эйдан и споткнулся.
   Я попыталась удержать его, но мне тут же стало ясно, что я с ним не справлюсь. Когда я его касалась, разлетались искры, и его кожа жгла меня невыносимо. Он рухнул на колени и стиснул голову руками.
   — Роэлан, послушай… пожалуйста… тенг жа… вивир… — Дракон сделал круг над озером, крича, выискивая, спускаясь все ниже и ниже… До валуна было еще двадцать шагов и еще около сорока оставалось в обход до устья лабиринта.
   — Пусть улетает! Скажи ему, пусть улетает! — взмолилась я. Факельный свет проделал уже три четверти пути вокруг озера. — Пусть улетает подальше отсюда!
   — Не могу… думать не могу… помоги… — Руки у Эйдана тряслись от напряжения, но язык заплетался, и его шатало, будто пьяного.
   Я упала на колени перед ним и силой оторвала его ладони от лица. Налитые кровью глаза были затуманены дженикой, веки отяжелели от сонной одури. И тогда я одной рукой вытащила кинжал, а другой взяла его за подбородок, стараясь перетерпеть боль от ожога. Я подняла клинок так, чтобы он оказался между нами.
   — Видишь, Эйдан Мак-Аллистер? Если ты сейчас не скажешь Роэлану, чтобы он летел от озера подальше, я этим самым клинком перережу тебе горло. Только так можно его спасти. Если ты умрешь, он тебя не найдет, а если я утоплю твой труп в озере и отравлю озеро твоей кровью, драконы к нему и соваться не станут. Ты этого хочешь? Выбирай — жизнь или смерть? Ну?!
   Я ждала. Он не отрываясь глядел на клинок, словно пытался ухватить его взглядом, словно для него это был якорь среди бурного моря дурмана. Только вот время немилосердно уходило.
   — А, чтоб тебя! Жизнь или смерть?
   Ведь придется и вправду сделать то, чем я грозилась! И тут он перевел взгляд с клинка на мое лицо.
   — Жизнь, — тихо произнес он и снова закрыл глаза.
   В отчаянии я занесла кинжал. И тут лицо у него засветилось бледным светом, а с губ полетели слова на незнакомом мне языке. Скоро он весь сиял серебром, словно луна, и я отшатнулась — такой невыносимый жар шел от его тела.
   — Не смейте! — послышался крик из-за спины у Эйдана, и я, вскочив на ноги, увидела Нарима — он стоял на ближней осыпи. Даже в темноте было ясно, что он задумал, — в одной руке у него был кинжал, а в другой — свернутый драконий хлыст. На шее у элима на кожаном шнурке висел кровавик, и в его алом свете на лишенном возраста лице ясно читались прожитые годы и неукротимый ужас. — Келлс, Джариш! Остановите его!
   Я сунула кинжал за пояс, выхватила меч и встала между сенаем и элимом.
   — Ты его не тронешь, ни сейчас, ни потом!
   — Лара, речь идет о нашей жизни! — Нарим, неловко оступаясь, спустился с осыпи. Голос у него дрогнул. Вся доброта, любовь и дружба, все, что было между нами за эти восемнадцать лет, так и звенело в ночном воздухе.
   — Пятьсот лет назад ты думал то же самое! Мир дорого заплатил за твою ошибку и будет платить еще годы и годы! Но преступление преступлением не искупишь! Я тебе не позволю!
   — Я думал, ты все понимаешь…
   — Тебе не приходило в голову, что ты можешь и ошибаться? Ты всегда думал только то, что тебе нравилось!
   — Ты дала мне клятву!
   — Клятва без веры — пустые слова! Я никогда не верила твоим легендам, твоей болтовне о преступлениях и искуплениях! Я делала то, что ты мне велел, потому что ничего лучше придумать не могла! Вот в чем твоя ошибка, Нарим, — ты никому, кроме себя, не веришь. И вот ты плетешь интриги, строишь козни, творишь чудовищное зло — и все это ради того, чтобы еще раз ошибиться! Но я теперь ученая, разве не видишь? Ты и этому меня научил, как и всему остальному. Это твой дар, так что смирись с ним!
   Нарим переводил взгляд с меча на меня и на сеная у меня за спиной.
   — Нет. Даже если Эйдан Мак-Аллистер отпугнет Роэлана от озера, ему все равно не жить. Драконы обязательно сюда вернутся. Слишком сильна эта связь. А мы подождем, если надо, подождем хоть пять тысяч лет, если надо, таясь от света, но кровавики мы сохраним, и озеро, напоенное дженикой, мы сохраним. И мы покорим драконов. А тому, кто может нам помешать, придется умереть. — Он бросил быстрый взгляд налево. Факелы на берегу погасли. Не решаясь отвести глаза от Нарима, я сделала шаг назад, чтобы видеть побольше. Справа от меня, шагах в десяти, вдоль осыпи крались два элима. У каждого из них на шее мерцал алый кровавик.
   — Прости, Лара, — вздохнул Нарим, делая знак своим приспешникам. Они встали по обе стороны от него, прижав нас с Эйданом к валуну, так что единственным путем к отступлению оставалась долгая — добрых сорок шагов — дорога к моим пещерам. — Староват я для доверия. Бросай оружие.
   Обернуться и посмотреть, в состоянии ли Эйдан бежать, было никак нельзя. Дракон, продолжая кричать, кружил над озером, от сернистого ветра его крыльев дрожала земля под ногами. Я поудобнее перехватила меч и вытащила кинжал:
   — Еще чего!
   Один из элимов, в палевой куртке, шагнул вперед. Я отразила его выпад — он даже пошатнулся, — и, развернувшись, едва успела отбить кривой клинок его товарища: он собирался подсечь мне ноги. Один, второй, снова первый и опять второй… Мне приходилось держать в поле зрения сразу двоих элимов, а луна светила слабовато, и, хотя руки у меня длиннее, элимы славятся проворством и гибкостью, так что приходилось прыгать, вертеться и уворачиваться, при этом поглядывая на Нарима, неподвижно стоящего у подножия осыпи. Когда он намерен вступить в бой? И как, клянусь Джодаром, я справлюсь сразу с тремя?