Страница:
– Здрасте. – Было заметно, что и Люба не в своей тарелке.
– Ну что ж. – Зоя подошла к женщине поближе. – Посмотрите на меня хорошенько. Ни щупалец, ни острых зубов, кажется, не видно?
– Что я, Белозериха – выдумывать о людях, что у них щупальца есть? – неловко отмахнулась Люба.
– Тогда почему ваш сын представляет нас себе в виде чудовищ? Не вы ли наговорили ему, что все жители кондоминиума – жадные буржуи? Что же удивляться, что наши дети никак не могут договориться?
– Да я что, я не нарочно... В сердцах чего не скажешь, – пробормотала Люба. – По вашей-то Риточке не скажешь, что она в роскоши росла. Такая трудяга, а уж скромница-то! Да ведь все равно ваш муженек не допустит, чтобы она за Витю пошла. Что же нам обсуждать?
Зоя Петровна обняла Любу так, что ее холеная щека прижалась к морщинистому, рано увядшему лицу обитательницы поселка.
– А вот как раз это и обсуждать, – заговорщицки прошептала она. – Мы должны победить моего мужа дважды – один раз на торгах, а другой – устроив свадьбу детей.
– Ну не знаю я... – сомневалась Люба. – Как это – чтобы дочь да шла против отца?
– А если отец неправ? Если он такой же упрямый, как твой Виктор? Подумай, ведь наши мужики сами потом будут нас благодарить! Мой Геннадий совсем запутался с этим своим строительством. А твой сын собственными руками отталкивает счастье...
– Господи! – вдруг воскликнула Люба. – Зоя Петровна! Ты что же это, получается, сватьей моей станешь?
И обе женщины дружно рассмеялись.
– Чудеса, – бормотал Крушинин, растерянно бродя вокруг с коврижкой в руках. – Ругали мы, ругали этих Шерстневых... А они сами к нам навстречу идут, да еще и помогают... Ну бабы! Не понять мне их никогда!
Казалось, дело шло к чудесному примирению; но что-то, возможно, именно слишком гладкое завершение истории, тревожило Риту. «Не может быть все настолько хорошо, – промелькнула у девушки мысль. – Не сказка же это, в самом деле».
И опасения Риты оказались небеспочвенными. Уже и Люба зазвала будущих родственников к себе, и Крушинин, которого тоже позвали, чтобы не обижать старика, успел сбегать в магазин и купить бутылку «шикарного», по его мнению, бренди, а Виктора, за которым Люба послала пробегавшего мимо Марата, все не было. Рита задумчиво стояла у окна, созерцая пустынную улицу. Люба развлекала Зою Петровну разговором:
– А вот это у нас сервант... Еще от бабушки достался.
– У нашей соседки когда-то был точно такой же, – оживленно подхватила Зоя. – Я, бывало, каждый раз, когда выходила на кухню, завидовала. И думала: «Нет, будь у нас такой красивый, мы бы держали его в комнате».
– Что-то я не пойму, – удивилась Люба. – Вы говорите так, словно в коммуналке жили...
– Жила, конечно, – подтвердила Зоя Петровна. – Наша семья переехала в отдельную квартиру, когда я уже школу заканчивала.
– Вот чудеса!
– Что же тут чудесного? А Геннадий Иванович вообще в бараке рос.
– И все же, что ни говори, он эксплуататор, – вклинился Крушинин.
– Да почему эксплуататор? – Зоя даже растерялась. – Он предоставляет людям рабочие места. Разве это так уж плохо?
– Все под себя потому что гребет... Для него наш лес – недвижимость, вот и решил захапать, – ворчал Крушинин.
– Гена – заядлый охотник. Он всю жизнь мечтал о маленьком домике в лесу, – кашлянув, пояснила Зоя.
– Лес-то общий... И если каждый построит в нем по домику... – завел Крушинин.
– Ким Тимофеевич! Бога побойся! – решительно сказала Люба. – А ты сам?
– А я чего? Я ничего...
– Егерь уже плюнул на тебя... Он ведь, – обратилась женщина к Зое, – Ким-то Тимофеевич... тоже охотничий домик имеет. Уже лет десять, как сколотил его из досок.
– Разве это дом? Так, будочка, – удивился Крушинин.
– Какая разница? На кирпич у тебя денег не хватило, вот и вышла будочка. А дай тебе волю, ты бы тоже развел строительство, – поддела его Люба.
– А что же, по-твоему, мне, старику, ночевать в сырой палатке?
– Мне казалось, что вербинский лес – заповедник, в нем нельзя охотиться, – заметила Зоя.
– А я и не охочусь. Я за птицами наблюдаю, – горделиво заявил старик. – Вот вы глухариный ток хоть раз видели? То-то! А я не только видел, несколько раз даже заснять удавалось.
– Это правда, его фильм один раз даже по телевизору показывали, – подтвердила Люба.
– Большой фильм? – уточнила Зоя.
– Вообще большой, но показали только кусочек, – пояснил старик.
В конце улицы показалась чья-то фигура, и сердце Риты радостно встрепенулось. Девушка приникла к стеклу... Но нет, это был не Виктор, а какой-то совершенно незнакомый Рите парень... Рита осторожно покосилась на старших, увлеченно обсуждающих теперь повадки глухарей и нравы на телевидении, – почему-то они ухитрялись говорить о столь разных вещах одновременно...
– Голова у этой ведущей была как репей... – заливался Крушинин. – Ноги как прутики. А лицо прямо как еловая шишка! Только глазки ничего. Синие, как незабудки...
Рита осторожно, стараясь не шуметь, выбралась в сени, сунула ноги в туфли и вышла на улицу. Девушка знала местонахождение автосервиса лишь приблизительно. Сначала она свернула в улицу, заканчивавшуюся тупиком, потом прошла через чужой двор, где ее облаяла веселая лохматая собака, дружелюбно помахивавшая хвостом-бубликом... Наконец Рита сориентировалась и вышла к автосервису, правда с боковой стороны. Девушка завернула за угол. Рядом с прислоненным возле входа стеллажом, на котором были симметрично расставлены металлические и пластиковые банки ярких расцветок, стояли Виктор и Аня Полоскина.
– Не пойду, – ожесточенно говорил Виктор. – Не хочу ее видеть, не хочу!
– Очень глупо, – заявила Аня.
– Если я ее опять увижу, то... не выдержу.
– В каком это смысле? Дашь волю рукам, что ли?
– Аня! Ну как ты можешь такое! Я не способен ударить женщину, тем более... Риту.
Виктор произнес ее имя с такой нежностью, что девушка едва не расплакалась.
– Тогда я ничего не понимаю, – призналась Аня.
Пользуясь тем, что своеобразная «витрина» автомастерской заслоняла ее от говоривших, Рита подобралась поближе.
– Я люблю ее, понимаешь? – произнес Виктор с такой болью, будто признавался в чем-то ужасном. – И стоит нам увидется... Я не справлюсь с собой. Забуду гордость, достоинство, все. И Рита снова сможет вить из меня веревки...
– Не похоже на нее, – заметила Аня.
– Да дело не в ней, а во мне...
– Вить, а из-за чего ты так завелся? – спросила Аня. – Все уже знают, что Белозериха врала... Один ты веришь.
– Да нет... Мне Ритина мать все объяснила. В том доме, оказывается, живет какая-то их знакомая... Емельянова, что ли...
– Тогда почему ты обижаешься на Риту?
– Обижаюсь – это не совсем правильно. Пойми, Аня... если бы она сразу сказала мне о себе правду... В конце концов, какая разница, кто из нас богат, кто не слишком... Нет, Рита с самого начала разыгрывала передо мной комедию, да так ловко! И, похоже, она проделывала это не в первый раз.
– Как это? – не поняла Аня.
– Ну когда я впервые с Ритой встретился...
– А кстати, как вы познакомились?
Рита замерла в ожидании: неужели и события того страшного дня в глазах Виктора выглядят дешевым розыгрышем?
– Извини, Аня, но об этом рассказывать я не имею права, – твердо ответил Виктор. – Да и не в этом дело... Когда я пришел к ним в дом, Рита так убедительно изображала прислугу... А какие-то женщины, которые там были, очень ловко ей подыгрывали. Я ни на минуту не усомнился! Да еще эта ее сестра... Так покрикивала на Риту, командовала...
– Я немного знаю Шуру Шерстневу. Она ужасная хамка, – пояснила Аня. – А в чем же тут Рита виновата?
– Да ты что, не понимаешь?! – выкрикнул Виктор. – Они обо всем договорились заранее! А знать о том, что я к ним приду, не могли... Значит, Рита и раньше так облапошивала людей, и ее домочадцы с полуслова поняли, что надо играть роль...
– Ну и зачем бы ей это понадобилось? – скептически хмыкнула Аня. – Послушай, я не идеализирую Риту, но то, о чем ты рассказываешь, напоминает какой-то шпионский роман.
– Откуда я знаю зачем! Ты читала сказки «Тысяча и одной ночи»?
– Читала, но о Шерстневых там не было ни слова! – съязвила Аня.
– А помнишь, там описывался один восточный правитель... Гарун аль-Рашид? Он переодевался простым горожанином и бродил по Багдаду. Я думаю, что Рите стало скучно в ее золотой клетке – и она стала устраивать себе экскурсии в мир простых людей, вот и все. Знаешь, как ей удалось маму разжалобить! Та все ахала: «Бедненькая, дома у них в праздник салат из морковки подавали...»
– Если хочешь знать, у Шерстневых действительно подают такой салат.
– От жадности, что ли?
– Просто в память о прежних, студенческих временах... И все равно я не понимаю, – упрямилась Аня, – что обидного для себя ты увидел в поведении Риты.
– Я ей верил. А она меня обманывала.
– Даже если допустить, что Рита притворялась... Любит-то она тебя по-настоящему? Или нет? Как ты думаешь?
– А как я могу ей верить? Она сама запуталась в своей лжи... Нет, Аня, такое большое чувство, как любовь, не может вырасти из обмана! – горько проговорил Виктор.
Рита больше не могла сдерживаться.
– Думай что хочешь! Я люблю тебя! – с неменьшей болью произнесла она, появляясь из своего убежища. На миг в лице Виктора что-то дрогнуло, но он тут же снова взъерошился и грубо захохотал:
– Что, очередная удачная случайность? Ну Рита! Не может без спецэффектов! А от тебя, Аня, я не ожидал такого... Выходит, и ты помогаешь ей меня дурачить?
– Ты с ума сошел, – обиделась Аня.
– Витя, я несколько раз пыталась поговорить с тобой, рассказать все, но... у меня не получалось, – умоляюще начала Рита.
– Все, я устал от твоих выдумок!
– Витя, куда ты?
– Как это – куда? Меня работа ждет. А тебя, Аня, разве нет? И Рите, наверное, пора в ювелирный магазин или там... к маникюрше?..
Рите показалось, что пыльный, потрескавшийся асфальт у нее под ногами стал скользким, как зеркало, и это зеркало вращалось все быстрее, быстрее...
– Дурак ты, Долонин! – крикнула Аня Полоскина; догадавшись о намерениях Риты, она попыталась схватить девушку за руку, но Рита увернулась и бросилась прочь.
Зоя Петровна, увидев, в каком состоянии прибежала Рита, поняла, что она встретилась с Виктором, но ничего не сказала. Тепло попрощавшись с Любой и Крушининым, Шерстнева усадила дочь в машину и отвезла домой. Между матерью и дочерью словно возникло молчаливое соглашение – не обсуждать происшедшее. Рита чувствовала, наверное, то же, что и человек с незажившей раной на теле – всеми силами старалась она не бередить больное место. Когда на следующий день девушка все-таки отправилась в университет и радостно приветствовавшая ее Надя принялась повествовать о том, как был потрясен ее отец свалившейся на него истиной, как после долгих уверток мачеха была вынуждена признать свою вину, как состоялось долгожданное примирение Нади и ее отца и было получено разрешение на брак с Анатолием Сергеевичем, – Рита только кисло улыбнулась и поспешила оборвать разговор.
– Что, все так плохо? – догадливо уточнила Надя.
– Он не хочет меня знать, – глухо ответила Рита. – Не будем об этом.
– А Анатолий Сергеевич вам уже подарок на свадьбу приготовил...
– Надя, перестань, я прошу тебя, – поморщилась Рита. – Как будто эта безделушка столь уж важна... Оставь ее себе.
– Это не безделушка. Просто Анатолий Сергеевич пошел к своему бывшему однокурснику. Он сейчас депутат Мосгордумы. И, скажу тебе по секрету, продажа вербинского леса будет приостановлена.
Не веря своим ушам, Рита радостно и благодарно поглядела на подругу:
– Не может быть!
– А вот увидишь!
Больше всего Рита жалела сейчас о том, что не может поделиться радостью победы с Виктором...
И все же побороть «мохнатую лапу», которая вмешалась в законное течение событий, как выяснилось, оказалось не под силу даже депутатам... Друг Анатолия Сергеевича в конце концов был вынужден признать, что время для законной отмены решения об отчуждении вербинского леса из государственного землевладения уже упущено.
– На недельку раньше, говорит, подали бы заявление, – грустно повествовала Надя. Она, Аня Полоскина и Рита сидели в небольшом кафе. За окнами, смывая с листьев пыль, шумел дождь. – Все, чего они смогли добиться, – это чтобы торги устроили в предложенные ранее сроки.
– Ну что ж, это уже кое-что, – оценила Аня.
– Как идет сбор денег? – деловито уточнила Надя.
– Там ведь будет аукцион, – напомнила Рита. – Неизвестно, сколько еще понадобится.
– С божьей помощью прорвемся! – заключила Аня. – Ну... Что мы отмечаем-то?
– Окончание курса, – пояснила Надя.
– Вот здорово! Значит, у вас с Ритой впереди летние каникулы?
– Я никуда не поеду в этом году. Ну, может, на недельку в Ибицу – и все, – отозвалась Рита. – Столько дел с галереей... Галина Васильевна предлагает при ней еще и детскую художественную студию открыть. Значит, нужно подыскивать преподавателей.
– А я поеду с Анатолием Сергеевичем в Красноярск, знакомиться с его родителями, – поведала Надя.
– У меня тоже дел будет по горло, – улыбнулась Аня. – Во-первых, в этом году мы твердо решили закончить реставрацию княжеских палат! А потом... Мы с девочками решили, что станем заниматься с Кларой. Ей нужно учиться!
– Но прежде чем мы все окунемся в дела, мы еще увидимся на торгах, – подытожила Рита.
Однако в день торгов в зал пропустили далеко не всех.
– Это что за орда? – недоуменно прищурился охранник, увидев целую толпу небогато одетых людей. – Вы что, все участники аукциона?
– Мы группа поддержки, – важно заявил Крушинин.
– Иди-ка ты, дед, отсюда...
Старик был готов возмутиться, но его остановил Игорь:
– И правда, зачем нам всем лезть туда? Подождем в скверике.
– Не вздумайте там митинговать! – прикрикнул охранник. – Милицию вызову!
– Ладно, ладно. – Игорь вздохнул. – Не любят нас здесь!
В зал прошли только Виктор и еще один представитель вербинцев, незнакомый Рите кряжистый мужчина. Зоя Петровна ободряюще похлопала дочь по руке:
– Волнуешься?
– Еще бы, мам... Как ты думаешь, они... то есть мы... выиграем?
Торги начались. Представитель Моткова бойко набивал цену, но вербинцы не сдавались. Казалось, что им улыбается удача, но тут в торги вмешался еще один желающий приобрести лакомое землевладение – плохо говоривший по-русски горбоносый мужчина. Рита ахнуть не успела, как он предложил сумму, далеко перекрывавшую предлагаемые до сих пор.
– Все. – Виктор поднялся с места, засунул руки в карманы. – Нам абзац.
– Витя, нет! Погоди! – вдруг выкрикнула Рита. Виктор искоса взглянул на нее:
– Ты что, не понимаешь – торги проиграны.
– Но вот Мотков же не сдается...
– Просто не хочет терять лицо.
– Витя, мне сейчас некогда объяснять, – торопливо заговорила Рита. – Тяни время, набавляй цену, но понемножку. А я сейчас попробую достать деньги.
– Рита, ты куда? – встревожилась мать, но Рита уже выскочила на улицу и бросилась к своему «ягуару».
...Когда она вернулась назад, сквер перед зданием аукциона гудел как растревоженный улей.
– Что это за сцена из «Двенадцати стульев»?! – набросился на Риту Игорь.
– Подожди! Скажи сначала: мы выиграли торги?
– Ну выиграли. И что? Нам не хватает почти сто тысяч евро, чтобы расплатиться. Выглядим полными дураками!
Рита торжествующе подняла над головой пухлый конверт:
– А вот и нет! Смотрите! Я привезла деньги!
Крушинин жадно выхватил у нее конверт:
– Ну и сколько тут?
– Се... семьдесят тысяч... – растерялась Рита, только теперь сообразившая...
– Ну и все, – отчаянно произнес кто-то.
– Спасибо за добрые намерения, – не то ехидно, не то грустно сказал Рите Крушинин. Девушка растерянно поглядела вокруг. Надя сочувственно смотрела на нее, готовясь зарыдать... Рита вздохнула. Все, что могла наскрести Надя, уже пошло в общий котел. Взгляд девушки метнулся дальше. Анатолий Сергеевич, перехватив его, виновато развел руками.
– Постойте! – вдруг воскликнула Зоя Петровна. – Теперь моя очередь добывать деньги.
– Вы же уже столько внесли...
– А теперь буду вносить не я, – загадочно улыбнулась Шерстнева, садясь в машину. – Съезжу-ка я к одному человечку...
Сквер замер в напряженном ожидании. Из здания выглянула миловидная девушка в деловом костюмчике:
– Ну вы платите?
– Еще полчаса подождите, пожалуйста, – вежливо попросил ее Анатолий Сергеевич.
– Первый раз в жизни вижу, чтобы такую сумму вносили наличными, а не через банк, – удивилась служащая.
– Смотрите! Мама вернулась! – воскликнула Рита.
Не успела Зоя Петровна выйти из машины, как ее обступили со всех сторон.
– Ну? С добром или с худом? – трясясь от возбуждения, спросил Крушинин.
– С добром! – Зоя Петровна, как недавно Рита, подняла над головой чек. – Ровно тридцать тысяч евро!
...Праздновать победу решили на следующий день. Сначала в только что освященном вербинском храме отслужили благодарственный молебен, а потом все направились на пристанционную площадь, где было устроено настоящее народное гулянье. Несмотря на то что все делалось второпях, вербинцы организовали даже карусель. Из динамиков раздавалась поп-музыка, под которую танцевала молодежь, а в углу площади вовсю растягивал мехи баянист, слышались частушки...
Из огромного самовара всем желающим наливали чай, рядом раздавали бутерброды и пирожки.
Стоило Рите, Зое Петровне и Зинаиде Степановне появиться на площади, как они сразу оказались в центре всеобщего внимания.
– А это что за дама? – громким шепотом спросила у Риты Люба, указывая на Зинаиду Степановну.
– Помните, когда я привезла семьдесят тысяч? – обратилась к собравшимся Рита. – Их дала она!
– Ура! – самозабвенно выкрикнул Никола. – Давайте ее качать!
– Меня нельзя качать, я... слишком нежная для этого, – полушутливо-полуиспуганно запротестовала Зинаида Степановна.
– Ну тогда идемте водить с нами хоровод! – предложила Аня Полоскина.
– А откуда взялись те оставшиеся тридцать тысяч? – спросил Зою Петровну Крушинин.
– Может, не стоит об этом? – несколько стесненно отмахнулась та.
– Ну нет! Мы решили поставить на опушке леса памятную доску. И перечислить на ней всех жертвователей поименно. Пусть наши внуки и правнуки знают, кто спас их лес! Вон, Марат сто рублей внес – и его тоже упомянем. А уж человека, без которого мы бы не выиграли торги... Нет, голубушка, страна должна знать своих героев!
– Это мой муж, Геннадий Иванович Шерстнев, – вздохнув, призналась Зоя. – Я ездила к нему в больницу, он выписал чек...
– Ну и чудеса! – восхитился кто-то.
– Знал бы – не взял бы у него ни копейки, – вдруг переменился в лице Крушинин.
– Он раскаивается, поверьте! – умоляюще проговорила Зоя. – Гена очень изменился в последнее время. Теперь-то он знает цену той жизненной позиции, которой придерживался в последние годы... мы чуть не потеряли обеих дочерей... Это послужило для Гены хорошим уроком!
– Рита! Вот ты где! – К девушке подошла оживленная, похорошевшая Клара. – Мы там водим хоровод. Реставраторы учат нас народным песням. Вот смешно, правда? Городские, а знают больше нас...
– Клаш, там тебя Максим ищет, – из толпы неожиданно вынырнул Виктор.
– Ой, я здесь, кажется, лишняя... Пойду к ребятам, – засмеялась Клара и убежала.
На людной площади Рита и Виктор стояли друг против друга так, как если бы они были единственными людьми в целом свете. В общем-то так оно и было – для них самих.
– Как давно я тебя не видел, – хрипловато заговорил Виктор.
– И я тоже... давно тебя не видела.
– Я обвинял тебя в обмане... А дело было лишь в моей подозрительности... Столько лет я мечтал о любви, а когда встретил ее – сам все испортил...
– Нет, это я была неправа...
– Теперь я не смею к тебе подойти. Ты подумаешь, что я из-за денег...
– Витя, ты что! Разве то, что произошло между нами, ничему тебя не научило? – Рита ощутила, как к глазам подступают слезы. – Когда любишь, надо верить. Просто верить. Если любишь...
– Рита, я люблю тебя. – Они одновременно сделали шаг навстречу другу и наконец-то обнялись. И все, что разделяло два истосковавшихся сердца, стало неважным. Заколдованный круг разомкнулся.
– Ну что ж. – Зоя подошла к женщине поближе. – Посмотрите на меня хорошенько. Ни щупалец, ни острых зубов, кажется, не видно?
– Что я, Белозериха – выдумывать о людях, что у них щупальца есть? – неловко отмахнулась Люба.
– Тогда почему ваш сын представляет нас себе в виде чудовищ? Не вы ли наговорили ему, что все жители кондоминиума – жадные буржуи? Что же удивляться, что наши дети никак не могут договориться?
– Да я что, я не нарочно... В сердцах чего не скажешь, – пробормотала Люба. – По вашей-то Риточке не скажешь, что она в роскоши росла. Такая трудяга, а уж скромница-то! Да ведь все равно ваш муженек не допустит, чтобы она за Витю пошла. Что же нам обсуждать?
Зоя Петровна обняла Любу так, что ее холеная щека прижалась к морщинистому, рано увядшему лицу обитательницы поселка.
– А вот как раз это и обсуждать, – заговорщицки прошептала она. – Мы должны победить моего мужа дважды – один раз на торгах, а другой – устроив свадьбу детей.
– Ну не знаю я... – сомневалась Люба. – Как это – чтобы дочь да шла против отца?
– А если отец неправ? Если он такой же упрямый, как твой Виктор? Подумай, ведь наши мужики сами потом будут нас благодарить! Мой Геннадий совсем запутался с этим своим строительством. А твой сын собственными руками отталкивает счастье...
– Господи! – вдруг воскликнула Люба. – Зоя Петровна! Ты что же это, получается, сватьей моей станешь?
И обе женщины дружно рассмеялись.
– Чудеса, – бормотал Крушинин, растерянно бродя вокруг с коврижкой в руках. – Ругали мы, ругали этих Шерстневых... А они сами к нам навстречу идут, да еще и помогают... Ну бабы! Не понять мне их никогда!
Казалось, дело шло к чудесному примирению; но что-то, возможно, именно слишком гладкое завершение истории, тревожило Риту. «Не может быть все настолько хорошо, – промелькнула у девушки мысль. – Не сказка же это, в самом деле».
И опасения Риты оказались небеспочвенными. Уже и Люба зазвала будущих родственников к себе, и Крушинин, которого тоже позвали, чтобы не обижать старика, успел сбегать в магазин и купить бутылку «шикарного», по его мнению, бренди, а Виктора, за которым Люба послала пробегавшего мимо Марата, все не было. Рита задумчиво стояла у окна, созерцая пустынную улицу. Люба развлекала Зою Петровну разговором:
– А вот это у нас сервант... Еще от бабушки достался.
– У нашей соседки когда-то был точно такой же, – оживленно подхватила Зоя. – Я, бывало, каждый раз, когда выходила на кухню, завидовала. И думала: «Нет, будь у нас такой красивый, мы бы держали его в комнате».
– Что-то я не пойму, – удивилась Люба. – Вы говорите так, словно в коммуналке жили...
– Жила, конечно, – подтвердила Зоя Петровна. – Наша семья переехала в отдельную квартиру, когда я уже школу заканчивала.
– Вот чудеса!
– Что же тут чудесного? А Геннадий Иванович вообще в бараке рос.
– И все же, что ни говори, он эксплуататор, – вклинился Крушинин.
– Да почему эксплуататор? – Зоя даже растерялась. – Он предоставляет людям рабочие места. Разве это так уж плохо?
– Все под себя потому что гребет... Для него наш лес – недвижимость, вот и решил захапать, – ворчал Крушинин.
– Гена – заядлый охотник. Он всю жизнь мечтал о маленьком домике в лесу, – кашлянув, пояснила Зоя.
– Лес-то общий... И если каждый построит в нем по домику... – завел Крушинин.
– Ким Тимофеевич! Бога побойся! – решительно сказала Люба. – А ты сам?
– А я чего? Я ничего...
– Егерь уже плюнул на тебя... Он ведь, – обратилась женщина к Зое, – Ким-то Тимофеевич... тоже охотничий домик имеет. Уже лет десять, как сколотил его из досок.
– Разве это дом? Так, будочка, – удивился Крушинин.
– Какая разница? На кирпич у тебя денег не хватило, вот и вышла будочка. А дай тебе волю, ты бы тоже развел строительство, – поддела его Люба.
– А что же, по-твоему, мне, старику, ночевать в сырой палатке?
– Мне казалось, что вербинский лес – заповедник, в нем нельзя охотиться, – заметила Зоя.
– А я и не охочусь. Я за птицами наблюдаю, – горделиво заявил старик. – Вот вы глухариный ток хоть раз видели? То-то! А я не только видел, несколько раз даже заснять удавалось.
– Это правда, его фильм один раз даже по телевизору показывали, – подтвердила Люба.
– Большой фильм? – уточнила Зоя.
– Вообще большой, но показали только кусочек, – пояснил старик.
В конце улицы показалась чья-то фигура, и сердце Риты радостно встрепенулось. Девушка приникла к стеклу... Но нет, это был не Виктор, а какой-то совершенно незнакомый Рите парень... Рита осторожно покосилась на старших, увлеченно обсуждающих теперь повадки глухарей и нравы на телевидении, – почему-то они ухитрялись говорить о столь разных вещах одновременно...
– Голова у этой ведущей была как репей... – заливался Крушинин. – Ноги как прутики. А лицо прямо как еловая шишка! Только глазки ничего. Синие, как незабудки...
Рита осторожно, стараясь не шуметь, выбралась в сени, сунула ноги в туфли и вышла на улицу. Девушка знала местонахождение автосервиса лишь приблизительно. Сначала она свернула в улицу, заканчивавшуюся тупиком, потом прошла через чужой двор, где ее облаяла веселая лохматая собака, дружелюбно помахивавшая хвостом-бубликом... Наконец Рита сориентировалась и вышла к автосервису, правда с боковой стороны. Девушка завернула за угол. Рядом с прислоненным возле входа стеллажом, на котором были симметрично расставлены металлические и пластиковые банки ярких расцветок, стояли Виктор и Аня Полоскина.
– Не пойду, – ожесточенно говорил Виктор. – Не хочу ее видеть, не хочу!
– Очень глупо, – заявила Аня.
– Если я ее опять увижу, то... не выдержу.
– В каком это смысле? Дашь волю рукам, что ли?
– Аня! Ну как ты можешь такое! Я не способен ударить женщину, тем более... Риту.
Виктор произнес ее имя с такой нежностью, что девушка едва не расплакалась.
– Тогда я ничего не понимаю, – призналась Аня.
Пользуясь тем, что своеобразная «витрина» автомастерской заслоняла ее от говоривших, Рита подобралась поближе.
– Я люблю ее, понимаешь? – произнес Виктор с такой болью, будто признавался в чем-то ужасном. – И стоит нам увидется... Я не справлюсь с собой. Забуду гордость, достоинство, все. И Рита снова сможет вить из меня веревки...
– Не похоже на нее, – заметила Аня.
– Да дело не в ней, а во мне...
– Вить, а из-за чего ты так завелся? – спросила Аня. – Все уже знают, что Белозериха врала... Один ты веришь.
– Да нет... Мне Ритина мать все объяснила. В том доме, оказывается, живет какая-то их знакомая... Емельянова, что ли...
– Тогда почему ты обижаешься на Риту?
– Обижаюсь – это не совсем правильно. Пойми, Аня... если бы она сразу сказала мне о себе правду... В конце концов, какая разница, кто из нас богат, кто не слишком... Нет, Рита с самого начала разыгрывала передо мной комедию, да так ловко! И, похоже, она проделывала это не в первый раз.
– Как это? – не поняла Аня.
– Ну когда я впервые с Ритой встретился...
– А кстати, как вы познакомились?
Рита замерла в ожидании: неужели и события того страшного дня в глазах Виктора выглядят дешевым розыгрышем?
– Извини, Аня, но об этом рассказывать я не имею права, – твердо ответил Виктор. – Да и не в этом дело... Когда я пришел к ним в дом, Рита так убедительно изображала прислугу... А какие-то женщины, которые там были, очень ловко ей подыгрывали. Я ни на минуту не усомнился! Да еще эта ее сестра... Так покрикивала на Риту, командовала...
– Я немного знаю Шуру Шерстневу. Она ужасная хамка, – пояснила Аня. – А в чем же тут Рита виновата?
– Да ты что, не понимаешь?! – выкрикнул Виктор. – Они обо всем договорились заранее! А знать о том, что я к ним приду, не могли... Значит, Рита и раньше так облапошивала людей, и ее домочадцы с полуслова поняли, что надо играть роль...
– Ну и зачем бы ей это понадобилось? – скептически хмыкнула Аня. – Послушай, я не идеализирую Риту, но то, о чем ты рассказываешь, напоминает какой-то шпионский роман.
– Откуда я знаю зачем! Ты читала сказки «Тысяча и одной ночи»?
– Читала, но о Шерстневых там не было ни слова! – съязвила Аня.
– А помнишь, там описывался один восточный правитель... Гарун аль-Рашид? Он переодевался простым горожанином и бродил по Багдаду. Я думаю, что Рите стало скучно в ее золотой клетке – и она стала устраивать себе экскурсии в мир простых людей, вот и все. Знаешь, как ей удалось маму разжалобить! Та все ахала: «Бедненькая, дома у них в праздник салат из морковки подавали...»
– Если хочешь знать, у Шерстневых действительно подают такой салат.
– От жадности, что ли?
– Просто в память о прежних, студенческих временах... И все равно я не понимаю, – упрямилась Аня, – что обидного для себя ты увидел в поведении Риты.
– Я ей верил. А она меня обманывала.
– Даже если допустить, что Рита притворялась... Любит-то она тебя по-настоящему? Или нет? Как ты думаешь?
– А как я могу ей верить? Она сама запуталась в своей лжи... Нет, Аня, такое большое чувство, как любовь, не может вырасти из обмана! – горько проговорил Виктор.
Рита больше не могла сдерживаться.
– Думай что хочешь! Я люблю тебя! – с неменьшей болью произнесла она, появляясь из своего убежища. На миг в лице Виктора что-то дрогнуло, но он тут же снова взъерошился и грубо захохотал:
– Что, очередная удачная случайность? Ну Рита! Не может без спецэффектов! А от тебя, Аня, я не ожидал такого... Выходит, и ты помогаешь ей меня дурачить?
– Ты с ума сошел, – обиделась Аня.
– Витя, я несколько раз пыталась поговорить с тобой, рассказать все, но... у меня не получалось, – умоляюще начала Рита.
– Все, я устал от твоих выдумок!
– Витя, куда ты?
– Как это – куда? Меня работа ждет. А тебя, Аня, разве нет? И Рите, наверное, пора в ювелирный магазин или там... к маникюрше?..
Рите показалось, что пыльный, потрескавшийся асфальт у нее под ногами стал скользким, как зеркало, и это зеркало вращалось все быстрее, быстрее...
– Дурак ты, Долонин! – крикнула Аня Полоскина; догадавшись о намерениях Риты, она попыталась схватить девушку за руку, но Рита увернулась и бросилась прочь.
Зоя Петровна, увидев, в каком состоянии прибежала Рита, поняла, что она встретилась с Виктором, но ничего не сказала. Тепло попрощавшись с Любой и Крушининым, Шерстнева усадила дочь в машину и отвезла домой. Между матерью и дочерью словно возникло молчаливое соглашение – не обсуждать происшедшее. Рита чувствовала, наверное, то же, что и человек с незажившей раной на теле – всеми силами старалась она не бередить больное место. Когда на следующий день девушка все-таки отправилась в университет и радостно приветствовавшая ее Надя принялась повествовать о том, как был потрясен ее отец свалившейся на него истиной, как после долгих уверток мачеха была вынуждена признать свою вину, как состоялось долгожданное примирение Нади и ее отца и было получено разрешение на брак с Анатолием Сергеевичем, – Рита только кисло улыбнулась и поспешила оборвать разговор.
– Что, все так плохо? – догадливо уточнила Надя.
– Он не хочет меня знать, – глухо ответила Рита. – Не будем об этом.
– А Анатолий Сергеевич вам уже подарок на свадьбу приготовил...
– Надя, перестань, я прошу тебя, – поморщилась Рита. – Как будто эта безделушка столь уж важна... Оставь ее себе.
– Это не безделушка. Просто Анатолий Сергеевич пошел к своему бывшему однокурснику. Он сейчас депутат Мосгордумы. И, скажу тебе по секрету, продажа вербинского леса будет приостановлена.
Не веря своим ушам, Рита радостно и благодарно поглядела на подругу:
– Не может быть!
– А вот увидишь!
Больше всего Рита жалела сейчас о том, что не может поделиться радостью победы с Виктором...
И все же побороть «мохнатую лапу», которая вмешалась в законное течение событий, как выяснилось, оказалось не под силу даже депутатам... Друг Анатолия Сергеевича в конце концов был вынужден признать, что время для законной отмены решения об отчуждении вербинского леса из государственного землевладения уже упущено.
– На недельку раньше, говорит, подали бы заявление, – грустно повествовала Надя. Она, Аня Полоскина и Рита сидели в небольшом кафе. За окнами, смывая с листьев пыль, шумел дождь. – Все, чего они смогли добиться, – это чтобы торги устроили в предложенные ранее сроки.
– Ну что ж, это уже кое-что, – оценила Аня.
– Как идет сбор денег? – деловито уточнила Надя.
– Там ведь будет аукцион, – напомнила Рита. – Неизвестно, сколько еще понадобится.
– С божьей помощью прорвемся! – заключила Аня. – Ну... Что мы отмечаем-то?
– Окончание курса, – пояснила Надя.
– Вот здорово! Значит, у вас с Ритой впереди летние каникулы?
– Я никуда не поеду в этом году. Ну, может, на недельку в Ибицу – и все, – отозвалась Рита. – Столько дел с галереей... Галина Васильевна предлагает при ней еще и детскую художественную студию открыть. Значит, нужно подыскивать преподавателей.
– А я поеду с Анатолием Сергеевичем в Красноярск, знакомиться с его родителями, – поведала Надя.
– У меня тоже дел будет по горло, – улыбнулась Аня. – Во-первых, в этом году мы твердо решили закончить реставрацию княжеских палат! А потом... Мы с девочками решили, что станем заниматься с Кларой. Ей нужно учиться!
– Но прежде чем мы все окунемся в дела, мы еще увидимся на торгах, – подытожила Рита.
Однако в день торгов в зал пропустили далеко не всех.
– Это что за орда? – недоуменно прищурился охранник, увидев целую толпу небогато одетых людей. – Вы что, все участники аукциона?
– Мы группа поддержки, – важно заявил Крушинин.
– Иди-ка ты, дед, отсюда...
Старик был готов возмутиться, но его остановил Игорь:
– И правда, зачем нам всем лезть туда? Подождем в скверике.
– Не вздумайте там митинговать! – прикрикнул охранник. – Милицию вызову!
– Ладно, ладно. – Игорь вздохнул. – Не любят нас здесь!
В зал прошли только Виктор и еще один представитель вербинцев, незнакомый Рите кряжистый мужчина. Зоя Петровна ободряюще похлопала дочь по руке:
– Волнуешься?
– Еще бы, мам... Как ты думаешь, они... то есть мы... выиграем?
Торги начались. Представитель Моткова бойко набивал цену, но вербинцы не сдавались. Казалось, что им улыбается удача, но тут в торги вмешался еще один желающий приобрести лакомое землевладение – плохо говоривший по-русски горбоносый мужчина. Рита ахнуть не успела, как он предложил сумму, далеко перекрывавшую предлагаемые до сих пор.
– Все. – Виктор поднялся с места, засунул руки в карманы. – Нам абзац.
– Витя, нет! Погоди! – вдруг выкрикнула Рита. Виктор искоса взглянул на нее:
– Ты что, не понимаешь – торги проиграны.
– Но вот Мотков же не сдается...
– Просто не хочет терять лицо.
– Витя, мне сейчас некогда объяснять, – торопливо заговорила Рита. – Тяни время, набавляй цену, но понемножку. А я сейчас попробую достать деньги.
– Рита, ты куда? – встревожилась мать, но Рита уже выскочила на улицу и бросилась к своему «ягуару».
...Когда она вернулась назад, сквер перед зданием аукциона гудел как растревоженный улей.
– Что это за сцена из «Двенадцати стульев»?! – набросился на Риту Игорь.
– Подожди! Скажи сначала: мы выиграли торги?
– Ну выиграли. И что? Нам не хватает почти сто тысяч евро, чтобы расплатиться. Выглядим полными дураками!
Рита торжествующе подняла над головой пухлый конверт:
– А вот и нет! Смотрите! Я привезла деньги!
Крушинин жадно выхватил у нее конверт:
– Ну и сколько тут?
– Се... семьдесят тысяч... – растерялась Рита, только теперь сообразившая...
– Ну и все, – отчаянно произнес кто-то.
– Спасибо за добрые намерения, – не то ехидно, не то грустно сказал Рите Крушинин. Девушка растерянно поглядела вокруг. Надя сочувственно смотрела на нее, готовясь зарыдать... Рита вздохнула. Все, что могла наскрести Надя, уже пошло в общий котел. Взгляд девушки метнулся дальше. Анатолий Сергеевич, перехватив его, виновато развел руками.
– Постойте! – вдруг воскликнула Зоя Петровна. – Теперь моя очередь добывать деньги.
– Вы же уже столько внесли...
– А теперь буду вносить не я, – загадочно улыбнулась Шерстнева, садясь в машину. – Съезжу-ка я к одному человечку...
Сквер замер в напряженном ожидании. Из здания выглянула миловидная девушка в деловом костюмчике:
– Ну вы платите?
– Еще полчаса подождите, пожалуйста, – вежливо попросил ее Анатолий Сергеевич.
– Первый раз в жизни вижу, чтобы такую сумму вносили наличными, а не через банк, – удивилась служащая.
– Смотрите! Мама вернулась! – воскликнула Рита.
Не успела Зоя Петровна выйти из машины, как ее обступили со всех сторон.
– Ну? С добром или с худом? – трясясь от возбуждения, спросил Крушинин.
– С добром! – Зоя Петровна, как недавно Рита, подняла над головой чек. – Ровно тридцать тысяч евро!
...Праздновать победу решили на следующий день. Сначала в только что освященном вербинском храме отслужили благодарственный молебен, а потом все направились на пристанционную площадь, где было устроено настоящее народное гулянье. Несмотря на то что все делалось второпях, вербинцы организовали даже карусель. Из динамиков раздавалась поп-музыка, под которую танцевала молодежь, а в углу площади вовсю растягивал мехи баянист, слышались частушки...
Из огромного самовара всем желающим наливали чай, рядом раздавали бутерброды и пирожки.
Стоило Рите, Зое Петровне и Зинаиде Степановне появиться на площади, как они сразу оказались в центре всеобщего внимания.
– А это что за дама? – громким шепотом спросила у Риты Люба, указывая на Зинаиду Степановну.
– Помните, когда я привезла семьдесят тысяч? – обратилась к собравшимся Рита. – Их дала она!
– Ура! – самозабвенно выкрикнул Никола. – Давайте ее качать!
– Меня нельзя качать, я... слишком нежная для этого, – полушутливо-полуиспуганно запротестовала Зинаида Степановна.
– Ну тогда идемте водить с нами хоровод! – предложила Аня Полоскина.
– А откуда взялись те оставшиеся тридцать тысяч? – спросил Зою Петровну Крушинин.
– Может, не стоит об этом? – несколько стесненно отмахнулась та.
– Ну нет! Мы решили поставить на опушке леса памятную доску. И перечислить на ней всех жертвователей поименно. Пусть наши внуки и правнуки знают, кто спас их лес! Вон, Марат сто рублей внес – и его тоже упомянем. А уж человека, без которого мы бы не выиграли торги... Нет, голубушка, страна должна знать своих героев!
– Это мой муж, Геннадий Иванович Шерстнев, – вздохнув, призналась Зоя. – Я ездила к нему в больницу, он выписал чек...
– Ну и чудеса! – восхитился кто-то.
– Знал бы – не взял бы у него ни копейки, – вдруг переменился в лице Крушинин.
– Он раскаивается, поверьте! – умоляюще проговорила Зоя. – Гена очень изменился в последнее время. Теперь-то он знает цену той жизненной позиции, которой придерживался в последние годы... мы чуть не потеряли обеих дочерей... Это послужило для Гены хорошим уроком!
– Рита! Вот ты где! – К девушке подошла оживленная, похорошевшая Клара. – Мы там водим хоровод. Реставраторы учат нас народным песням. Вот смешно, правда? Городские, а знают больше нас...
– Клаш, там тебя Максим ищет, – из толпы неожиданно вынырнул Виктор.
– Ой, я здесь, кажется, лишняя... Пойду к ребятам, – засмеялась Клара и убежала.
На людной площади Рита и Виктор стояли друг против друга так, как если бы они были единственными людьми в целом свете. В общем-то так оно и было – для них самих.
– Как давно я тебя не видел, – хрипловато заговорил Виктор.
– И я тоже... давно тебя не видела.
– Я обвинял тебя в обмане... А дело было лишь в моей подозрительности... Столько лет я мечтал о любви, а когда встретил ее – сам все испортил...
– Нет, это я была неправа...
– Теперь я не смею к тебе подойти. Ты подумаешь, что я из-за денег...
– Витя, ты что! Разве то, что произошло между нами, ничему тебя не научило? – Рита ощутила, как к глазам подступают слезы. – Когда любишь, надо верить. Просто верить. Если любишь...
– Рита, я люблю тебя. – Они одновременно сделали шаг навстречу другу и наконец-то обнялись. И все, что разделяло два истосковавшихся сердца, стало неважным. Заколдованный круг разомкнулся.