Беседина Мария. Расколдованный круг

   «Наверное, Потемкин или Разумовский снова объелись вырезкой и кого-нибудь из них стошнило», – промелькнула в уме девушки ироническая мысль, однако Рита не успела высказать ее вслух, потому что Моткова драматическим тоном продолжила:
   – Вы ведь знаете, что у Степановны есть специальная горничная для ухода за кошаками?
   – Что-то такое слышала... – неопределенно отозвалась Зоя.
   – Так вот, представьте себе, она оказалась настоящим чудовищем! А Степановна-то еще хвасталась: мол, с высшим образованием, окончила биологический факультет МГУ... Лично я никогда не понимала, как можно доверять своих любимцев человеку со стороны! Пусть лучше без высшего образования, зато ответственный, любящий животных...
   – Наташа, ты так и не сказала нам, что произошло! – не вытерпела Рита.
   – Ах, господи, да я даже и не знаю, как рассказывать о такомв присутствии молодой девушки! Ну хорошо. Оказалось, что эта мерзавка...
   – Горничная, что ли? – уточнила Рита.
   – А как ее еще можно назвать после всего?.. Она крутила роман с кем-то из служащих гаража! Принимала своего Ромео прямо в комнате, где Степановна поселила ее вместе с кошаками! И вот... бедный Орлов... подавился брошенным под шкаф презервативом и... умер!
   – Как – умер! – услышанное не укладывалось в голове. – Совсем? – глупо, по-детски, уточнила Рита.
   – Что ты за ребенок! Конечно, совсем, – радостно подтвердила Моткова. – То есть, когда он начал давиться, девица засуетилась, вызвала ветеринара... Но этим коновалам совершенно безразличны животные! Лишь бы деньги брать! Представляете, явился, когда было уже поздно, повозился для вида, а потом потребовал оплатить ему вызов!
   – Бедная Зинаида Степановна! – Разумеется, судьба кота огорчила Риту, но все-таки он не был человеком; девушка гораздо больше сострадала его несчастной хозяйке.
   – И не говори, – откликнулась Наталья. – Не представляю, как она это перенесет... И представь, самое ужасное, что милиционер сказал, будто горничная отделается всего несколькими годами условного заключения! А если возместит стоимость ущерба – ей и вовсе все сойдет с рук!
   – Ущерба? – не поняла Рита.
   – Ну да, ведь для Степановны ее кошаки – дети... А в глазах закона они движимое имущество. Возмутительно! – разрумянившись от удовольствия, повествовала Моткова. – А в довершение всего этот милиционер разговаривал так фамильярно, так грубо... Буквально требовал, чтобы Степановна «не портила жизнь», как он выразился, этой развратнице, этой... этой убийце! Ну конечно, им лишь бы дело не заводить, не утруждать себя работой лишний раз...
   – По-моему, Зинаида Степановна сама кое в чем виновата, – заметила Рита. – Ну почему она не позволяла этой своей горничной покидать дом даже в выходные? И вообще, заставлять человека спать в одной комнате с животными – как-то неэтично, что ли... Вот если бы наш тренер по верховой езде приказал конюхам спать в стойлах... Ты бы согласилась с этим?
   – Возмутительное безобразие! – решительно высказалась Зоя. – Разумеется, Зинаида Степановна была неправа, когда лишила горничную выходных! Нельзя требовать от людей хорошей работы – и при этом относится к ним как к неодушевленной бытовой технике! Не ожидала я такого от Зинаиды Степановны!
   – Я, конечно, не одобряю жестокого обращения с кем бы то ни было... – сбавила тон Моткова. – Но, в конце концов, эту девицу ведь никто не заставлял работать у Степановны! Не нравится – уходи, а превращать свои обязанности в фарс... Вы бы, Зоя Петровна, лучше подумали о том, каково пришлось старухе! Да еще управляющий домом смешал ее с грязью... – Наталья гаденько засмеялась, очевидно довольная потоком бед, обрушившихся на кошатницу.
   – Что?! – Зоя явно не верила своим ушам.
   – Да! Степановна-то захотела похоронить Орлова прямо во дворе, в зоне насаждений... А управляющий ей совершенно правильно возразил, что нормальным жильцам будет неприятно проходить мимо могилы драного кота!
   – В жизни не поверю, что Борис Константинович мог разговаривать с кем бы то ни было так неуважительно! – В добрых глазах Зои появились решительность и жесткость, голос стал неприязненным. – Ты, Наташа, как всегда, преувеличиваешь. И, как всегда, в худшую сторону!
   – Я просто объективна, – надулась Моткова.
   – Я не вижу в тебе сочувствия ни к погибшему животному, ни к этой горничной... Пусть она и виновата, пусть! Но что же ты хочешь – чтобы несчастную девчонку сровняли с землей за ее небрежность?! – Зоя раскраснелась от гнева, который даже не пыталась скрыть. – И прости меня, Наташа, ЗинаидаСтепановна, – подчеркнула Зоя полное имя соседки, – ничем не заслужила твоего презрительного отношения к ней! Дай бог, чтобы тебе никогда не пришлось испытать, как тяжела одинокая старость... «Кошаки»! Не кошаки, а кошечки, единственная отрада Зинаиды Степановны.
   – Ха-ха, вот именно, – не сдавалась Наташа; в ее сильно накрашенных глазах сверкала злость. – Мужья-то все старую дуру побросали...
   – Ну и ну! – не удержалась Рита.
   – Что – ну и ну? Правда! Я-то всю подноготную знаю, – неправильно истолковала возмущение девушки Моткова.
   – Хватит, Наталья Павловна! Мне стыдно, что я приняла вас и выслушала ваши сплетни! – Поднявшись из кресла, Зоя сделала резкий жест рукой. – Прошу вас покинуть наш дом и больше никогда не приходить сюда!
   – Да я и сама сюда больше не заявлюсь! – Наталья тоже вскочила на ноги и завопила голосом базарной торговки: – С кем поведешься, от того и наберешься! Ну и дружите со своей Степановной! Полоумная старуха, начиталась Пикуля – и называет кошаков именами императорских фаворитов! Кому рассказать! Вот и целуйтесь с ней, да еще с прислугой – весь дом знает, как вы тут с горничными нянчитесь! Еще эту прошмандовку, что Орлова уморила, приютите у себя – будет полный комплект!
   – Простите, Зоя Петровна, вам ничего не нужно? – подчеркнуто не глядя на орущую гостью, вошла в комнату Анна Осиповна. – Может быть, позвать снизу охрану?
   – Посмейте только!.. – задохнулась Моткова и, стуча каблуками, вылетела вон.
   – Какая мерзость! Словно в грязи вывалялись. – Прижав руку к груди, Зоя буквально упала в кресло.
   – Мамочка! Тебе плохо? – испугалась Рита.
   – Может, капель принести? Врача вызвать? – всполошилась и Анна Осиповна.
   – Нет-нет, это не приступ. Все в порядке, – дрожащим голосом еле выговорила Зоя. – Больно стало не телу, а душе... Откуда берется в людях такая черствость! Ни малейшего сострадания к ближним!
   Рассудив, что маме сейчас лучше остаться одной, Рита поднялась в свою комнату, подошла к окну, но даже обычно согревавший сердце девушки изумительный вид на лес сейчас оставил Риту равнодушной. «Ну почему в этом прекрасном уголке русской природы, под этим великолепным небом люди не могут жить спокойно и мирно! Выдумывают себе претенциозные роли и с увлечением разыгрывают их! Мучают друг друга в припадке мелочного самолюбия», – страдальчески думала Рита; перед ее мысленным взором носились, сменяя друг друга, то озлобленное лицо Шуры, то исполненное глупого самомнения личико Наташи... Отчего-то вспомнился давний рассказ Зинаиды Степановны о том, как появился у нее в доме Граф Орлов: родившегося от элитных кота и кошки британца забраковали из-за обнаружившегося на правой передней лапе беловатого пятна. Пожилая женщина случайно узнала от знакомой, что неудачного котенка заводчики решили усыпить, пока не пронесся слух, что в безупречную чистоту крови их пары производителей вкрался изъян. Ни секунды не раздумывая, Зинаида Степановна помчалась через весь город к абсолютно незнакомым людям, ворвалась в квартиру и почти насильно отобрала обреченного котенка... Потом Зинаида Степановна самолично выкармливала малыша из пипетки...
   Окончательно расстроившись, Рита отошла от окна; упрямые мысли, не слушаясь свою хозяйку, переметнулись к незнакомой Рите девушке, повинной в смерти Орлова. И снова Рита удивилась тому, как Зинаида Степановна, так самоотверженно любящая животных, стремится избегать близкого общения с людьми... «Это от того, что люди без конца обижают Зинаиду Степановну, высмеивают ее старость, наивность, любовь к кошкам, – вдруг догадалась Рита. – Зинаида Степановна просто чувствует себя чужой и никому не нужной в нашем кругу, где непосредственность не в чести... В заколдованном кругу... Больше я никогда не стану смеяться над странностями Зинаиды Степановны, даже мысленно», – с раскаянием решила Рита.
   Однако настроение было окончательно испорчено; желая забыться, девушка прошла к книжному шкафу, достала томик своего любимого Гумилева и открыла наугад.

 
В темных покрывалах летней ночи
заблудилась юная принцесса.
Плачущей нашел ее рабочий,
что работал в самой чаще леса...
 

   В пронизанной светлой печалью романтической истории Рита вдруг обнаружила параллели с тем, что волновало ее сердце все эти дни. Да, принцесса блуждала во мраке, не находя верного пути, – точно так же, как и она, Рита; пусть этот мрак иносказателен, но все же... Рита с волнением читала о том, как рабочий привел принцессу в свою хижину, устроил на ночлег. О чем же думала принцесса, оказавшаяся вдали от отцовского замка, за пределами своего«заколдованного круга»?

 
...Неужели это только тряпки,
жалкие, ненужные отбросы,
кроличьи засушенные лапки,
брошенные на пол папиросы?
 
 
Почему же ей ее томленье
кажется мучительно знакомо,
и ей шепчут грязные поленья,
что она теперь лишь вправду дома?
 

   «Потому что в жалкой хижине принцесса нашла Любовь», – догадалась Рита; сладкие слезы подступили к глазам, и девушка не стала сдерживать их – она плакала, на вид страдающая и безутешная, но сердце Риты словно омывалось этим благотворным дождем.

Глава 7

   – Ой, Рита, что случилось? – За своими переживаниями девушка не заметила, как в комнату вошла Тося, и при звуке голоса горничной невольно вздрогнула. Тося смотрела на Риту с искренним сочувствием, и Рита поспешила ответить:
   – Я просто... задумалась.
   – А мне показалось, что ты плачешь... Да плюнь ты на эту Наталью Павловну... Весь дом знает, какая она. Не обращай внимания на то, что она наболтала!
   Рита хотела было пояснить, что кривляния Мотковой слишком мелки, чтобы всерьез вывести из равновесия, но тут снизу раздался такой визг, что и Рита, и Тося так и подскочили на месте.
   Квартира Шерстневых наполнилась непонятным шумом, нечленораздельным криком – девушке показалось, что это беснуется какое-то некрупное, но донельзя разъяренное животное. Испуганная и взволнованная, Рита почти бегом бросилась к пневматическому лифту, соединявшему три этажа квартиры; девушка так торопилась, что Тося еле успела догнать ее. Рите показалось, что в мешанине звуков ей удалось различить голос Шуры. «Неужели сестра додумалась притащить в дом обезьяну?» – досадуя на чересчур медленный ход мягко двигавшейся стеклянной кабины, не верила собственной догадке Рита.
   Оказавшись в холле первого этажа, Рита сделала несколько поспешных шагов ко входной двери и внезапно замерла, словно громом пораженная: увиденное превзошло все самые смелые предположения девушки! Мама, Анна Осиповна и даже обычно не покидающий кухни повар Павел Ильич – все стояли с растерянными лицами, окружая странную пару – Матвея Блинова, который смотрел на Зою Петровну с извиняющейся, растерянной улыбкой на красивом лице, и валяющуюся у его ног... Шуру!
   – Что здесь происходит? – властно, невольно подражая отцу, произнесла Рита, стремительно входя в центр маленькой толпы. Матвей, все с той же жалобной улыбкой, повернулся к девушке и, точно признавая в ней человека, способного разобраться в происходящем, коротко выговорил:
   – Вот...
   – Ты можешь объяснить по-человечески?!
   – Да-да, что случилось? Почему Шура в таком состоянии? – вышла из столбняка Зоя.
   – Я заехал в спортивный магазин и прямо возле дверей, на тротуаре, нашел вашу дочь! – Голос Матвея обрел уверенность и силу. – Она точно так же валялась прямо на асфальте и кричала!
   – Почему же вы сразу не вызвали «скорую»? – воскликнула Зоя. – Анечка, вызовите доктора, немедленно!
   – Потому что я увидел, что Шура здорова, – тихо ответил Матвей.
   – Здорова? Да она умирает! Это припадок! Девочка моя... – Мама обхватила Шуру руками, пытаясь приподнять, но та оттолкнула ее ногой, продолжая заливаться мелким, бессмысленным смехом.
   – Тетя Зоя, мне бы не хотелось обсуждать это в присутствии прислуги, но... – На лице Матвея появилась мучительная гримаса. – Вы понимаете...
   – Я понимаю только одно: ребенку требуется медицинская помощь! – возбужденно крикнула Зоя. – Аня, ради бога, скорее!
   – Зоя Петровна, Матвей Андреевич прав, – негромко и как-то смущенно произнесла Анна Осиповна. – Александра Геннадьевна, она того... Это самое... К утру все будет нормально, словом. Зачем же доктор? Чаю крепкого с лимоном, минералочки...
   Словно не веря услышанному, Зоя переводила взгляд со спокойного, хмурого лица домоправительницы на извивающуюся на полу младшую дочь и обратно; подойдя к матери, Рита взяла ее под руку.
   – Тетя Зоя, Шуре действительно не нужен врач, – негромко, печально промолвил Матвей. – Она же... просто пьяна, вот и все!
   – Аж отсюда запах слышно, – пробурчал из-за спины хозяйки Павел Ильич; Зоя растерянно обернулась, но не сказала ни слова. – Позвольте, я ее в комнату отнесу, – предложил повар.
   – Я и сам вполне могу справиться, – сдержанно запротестовал Матвей. – Спасибо тебе...
   На мгновение Рите показалось, что мама сейчас упадет в обморок; действительно, Зоя даже пошатнулась, и Рите пришлось поддержать ее, однако женщина тут же взяла себя в руки.
   – Павел Ильич, сделайте, пожалуйста, лед для компресса! – решительно произнесла она. – Тосенька, беги и проветри Шурину спальню, но окна открытыми не оставляй – мало ли что...
   Все пришло в движение; люди, которым указали план действий, оживленно засуетились, а Матвей, подняв вяло отбивавшуюся и все еще повизгивавшую Шуру, направился вслед за указывавшей дорогу Анной Осиповной к лифту. Зоя Петровна и Рита остались в холле одни.
   – Невероятно! – простонала мать и вдруг снова пошатнулась, Рита удержала ее.
   – Пойдем в гостиную, мамочка! – стараясь говорить как можно ласковее, предложила девушка. – Или, если хочешь, я отведу тебя в твою спальню...
   Ангельский тон давался Рите с огромным трудом, несмотря на то что ее жалость к матери была велика и неподдельна.
   – Я должна быть около Шуры, пойдем к ней... Ох нет, ноги не держат... Риточка, помоги добраться до гостиной, я посижу немного... Надо держаться... – словно в забытьи, бормотала Зоя. – Какая мерзость! Моя Шура! Нет, не может быть, это она не сама! Ее кто-то нарочно напоил, мою бедную девочку! Вот говорила же я ей, чтобы она не водилась с этой мерзкой компанией! «Золотая молодежь»! Да просто бездельники, пьяницы! И ведь наверняка многие видели, как Матвей ее нес! Какой позор! Теперь весь дом будет пальцем показывать!
   – Я позвоню папе! – Рите показалось, что это наилучший выход из ситуации: уж отец-то придумает, как сделать так, чтобы все обошлось!
   Сорвавшийся с работы Геннадий действительно нашел решение; правда, по мнению Риты, оно больше подходило для руководителя компании, разбирающегося с ЧП в своей фирме, чем для строгого, но любящего отца. Девушка не смогла бы сказать, какое чувство говорило сейчас в ее душе громче – огорчение за сестру, жалость к маме или элементарное возмущение ситуацией. Рита покосилась в сторону Матвея, с добродетельным видом восседавшего в гостиной напротив нее. Перехватив ее взгляд, молодой человек ослепительно улыбнулся:
   – Ритуля, я знаю, что ты дуешься на меня за тот разговор на корте... Ну прости. Вот такой я дурак. Говорю, а потом думаю...
   В другое время Рита обязательно возразила бы Блинову, что есть вещи, говорить которые недопустимо даже в шутку, однако сейчас ей было не до дискуссий на моральные темы. Поэтому девушка ограничилась легким кивком.
   – Не по словам надо судить человека, а по делам, – тихонько вздохнула Зоя.
   – Да! – веско высказался Шерстнев. – Большое тебе, Матвей, спасибо! Если бы не ты... Кто знает, что с этой идиоткой случилось бы – одна в бессознательном состоянии на улице... Надеюсь, ты не станешь рассказывать об этой истории?
   – Ну что вы, дядя Гена! – Матвей даже покраснел, и на его лице появилось выражение благородного негодования. – Разумеется, я буду молчать как рыба! Да вы не ругайте Шуру слишком сильно... Мне кажется, дело обстоит не так уж страшно. Ну молоденькая девушка решила попробовать запретный плод – и переборщила по неопытности... С кем не бывает!
   – Ты хороший парень и настоящий друг, – одобрительно отметил Шерстнев. – Но должен предупредить: моя Шурка вовсе не такая милая кошечка, какой, возможно, ты ее считаешь! Я давно догадался о твоих чувствах к ней... И как сыну своего старого друга, должен откровенно сказать: я приказал прислуге сообщать мне о выходках Шуры. Поверь, Матюша, ее шалости не всегда безобидны! Ох, намается с ней кто-то!
   – Вы, очевидно, имеете в виду свою горничную, эту, как ее... Тасю? – попытался припомнить Матвей. – Лично мне она всегда казалась неуравновешенной, глуповатой и не очень честной! Когда я был у вас в гостях на Новый год, у меня из сумки пропал плеер. Не Анна же Осиповна его взяла?
   – Ничего себе! – неприятно поразился Шерстнев. – Дрянь какая! Жалко, что ты сразу не рассказал. Но что касается Шуры, Тоська не врет, – неохотно признал он. – Я и сам несколько раз заставал ее то подвыпившей, то с сигаретой во рту... Видно, попала девка в нехорошую компанию...
   – Вы не очень-то верьте россказням прислуги, – уже стоя в дверях, проговорил Матвей. – Неуклюжая слежка оскорбит Шуру, и она может натворить еще большие глупости!
   – Дельный он парень, – с затаенной горечью проговорил Шерстнев, когда вдали хлопнула входная дверь. – Эх, и повезло Блинову с наследником! Не то что мне.
   – Однако твои дочери учатся в университете, а Матвей, с грехом пополам получив диплом менеджера, уже третий год болтается без дела, – заметила Зоя.
   – Ну что ж, достойные вакансии на дороге не валяются, – возразил Шерстнев. – Почем ты знаешь, может, я к себе его возьму! Главное, что Матвей вежливый, честный, уважает старших... Рита, а ты что думаешь о своем друге?
   – Он благовоспитанный и симпатичный, но какой-то скользкий, – честно ответила Рита. – И вообще никакой мне не друг!
   Шерстнев надул щеки и шумно выдохнул:
   – Вот молодец, дочка, высказалась... Спасибо хоть за откровенность! Две поганки! Одна творит невесть что, а другая ее покрывает!
   Неожиданно Рита почувствовала, что не может больше сдерживать все, что накипело на сердце. Пусть отец кричит и топает ногами!
   – Шура давно не обращает внимания на то, что я ей говорю! – выпалила девушка. – Мои советы ее только раздражают! А если я начну ябедничать, это окончательно оттолкнет ее! И потом, разве у меня часто бывает возможность поговорить с тобой по душам? Мне еле удается вставить слово в твои монологи! Даже у мамы и то это редко выходит...
   В этот момент Рита как никогда ясно поняла, какой смысл содержится в поговорке «правду скажешь – дружбу потеряешь»: отец, побурев от ярости, сжал кулаки, явно готовясь устроить непочтительной дочери очередной разнос. Но тут без стука распахнулась дверь кабинета, и мутный от злости взгляд Шерстнева тяжело остановился на простодушном личике Тоси.
   – Как себя чувствует Шура? – немедленно взволновалась Зоя. – Пожалуй, я поднимусь к ней, – словно испрашивая разрешения, посмотрела она на мужа и тут же прибавила: – Риточка, и ты сходи со мной к сестре!
   Мама явно хотела увести Риту до того, как разразится буря.
   – Анна Осиповна велела передать, что Александре Геннадьевне уже лучше. А ходить туда, она говорит, не надо. Там такое... Анна Осиповна только успевает тазы менять. Не стоит вам на это смотреть, – неосторожно хихикнула Тося.
   – Вас что, радует ситуация? – в тоне отца Рита уловила злость на безвинную женщину.
   – Ну а как же! – простодушно разъяснила не ведавшая беды Тося. – Раз тошнит, значит, отрава из организма выходит.
   – Я имею в виду не ваши действия по уходу за Александрой, а то, каким тоном вы позволяете себе тут разговаривать! Подготовьтесь к тому, чтобы завтра же передать свои обязанности новому человеку, – отбросил околичности Шерстнев. – Я полагаю, что агентство по найму пришлет мне другую горничную уже утром...
   – Вы меня увольняете? – переспросила пораженная Тося. – За что?
   – Только не воображайте себя обиженной, – ядовито-любезно предупредил женщину Шерстнев. – Кстати, из вашего выходного пособия я вычту стоимость плеера, который пропал зимой у нашего гостя. И скажите спасибо, что мне не хочется впутывать в дело милицию!
   – Геночка, но так же нельзя! – попыталась урезонить мужа Зоя. – Может, это было недоразумение. Матвей ведь мог и потерять свой плеер! Неужели ты вот так возьмешь и выбросишь Тосю за порог?
   – Папа, у Тоси старенькая мама и сын-школьник, – привела Рита аргумент, который ей самой казался неотразимым. – И без ее зарплаты они просто пропадут!
   – Очевидно, горничную ты слушаешь охотнее, чем меня, – отметил отец. – Я не удивлюсь, если узнаю, что ты у нее дамские романы берешь, почитать на ночь!
   – Что же в этом дурного? – попыталась заступиться за Риту мама.
   – Да то, что разные там басни о любви – чтение для старых дев! А с прислугой следует держать дистанцию! – отрезал Шерстнев. – А вы с матерью распустили эту Тосю до бесстыдства! Вон гляди, что она себе позволяет!
   Отвернувшись в угол, бедняжка мучительно пыталась сдержать рыдания.
   – Геннадий Иванович, – почувствовав, что все смотрят на нее, выдавила Тося, – Богом клянусь, не брала! В глаза не видела никакого плеера!
   – Папа, я ей верю! – пылко воскликнула Рита.
   – Видишь ли, Пузырек, – начал Шерстнев, и детское прозвище, слетевшее с губ отца, обожгло девушку словно удар плетью. Рита и не представляла себе, что папа, так отдалившийся от семьи, отдавший бизнесу и тело и душу, все еще может называть ее как когда-то! Забавное словечко вселило в душу девушки мгновенную надежду, что в глубине души папа остался прежним... Но следующие слова Шерстнева, казалось, не давали этой надежде ходу. – Я понимаю, что тебе жалко Тосю. И не могу не признать, что доказательств ее вины у нас нет – только слова Матвея. Но, видишь ли, Матюша – человек нашего круга. А кто такая Тося? Почему я должен верить ей больше, чем сыну своего старого приятеля? Ты же сама говоришь, что у нее неработающие родственники, ей трудно... Проще всего предположить, что Тося не удержалась перед соблазном!
   – Зоя Петровна, миленькая! Да что же это такое? – уже не пробуя сдержаться, в голос заплакала Тося.
   – Как ты можешь вот так запросто испортить человеку жизнь? – прижала руки к вискам Зоя. – Гена! Мне стыдно за тебя! Тося работает у нас почти год, и в доме ни разу ничего не пропало!
   Внезапно в сознании Риты будто чей-то мрачный голос сделал вывод: «Матвей солгал!»
   – Допустим, ты права, – тяжело вздохнув, ответил жене Шерстнев. – Но тогда получается, что Матвей лгал? А зачем ему это?
   – Матвей Андреич меня терпеть не может, потому что я все знаю про его шашни с Александрой Геннадьевной, – всхлипывала Тося. – Вот и хочет, чтобы меня выгнали, пока я вам не рассказала!
   – Хватит утомлять нас демонстрацией чувств, – оборвал женщину Шерстнев. – Тоже мне свидетельница дворцовых тайн!
   – Геночка, но так же нельзя, – простонала Зоя. – Мы ведь порядочные люди, в конце концов!.. Опомнись, не дай гневу себя ослепить!
   – В отличие от тебя, я всегда держу себя в руках, – сухо ответил Шерстнев. – Пойми меня, Птичка, я не могу себе позволить жить чувствами. В мире конкуренции поступками человека должен руководить разум!
   – Я, конечно, всего лишь твоя жена, – с горечью произнесла Зоя. – Ты оградил меня и моих детей от нищеты, кормишь и одеваешь... Но у меня все равно есть свои убеждения! И одно из них – то, что сердце часто бывает мудрее головы.
   – Ну а я не могу позволить себе подобную роскошь! – с ноткой печали отозвался Шерстнев. – Тося будет уволена!
   – Тогда я расскажу всем-всем ребятам и девчонкам из нашего выпуска, во что ты превратился, Гена! – вскинула голову Зоя. – Ведь когда-то тебя уважал весь курс. Помнишь, когда на заводе нам отказались заплатить за практику, ты добился справедливости! Не только для себя, но и для всех остальных! И Лора Губина назвала тебя «совестью курса». Видела бы она тебя сейчас!.. – Зоя безнадежно махнула рукой.
   Рита с нетерпением ожидала ответа отца, а тот колебался, и его лицо отражало мучительную внутреннюю борьбу.
   – А ну вас! Дамский благотворительный комитет! Делайте что хотите! – наконец выкрикнул он. – Пусть ваша обожаемая Тося и дальше бьет чашки и ломает пылесос. Ну что вы на меня любуетесь? Ступайте, займитесь своими обязанностями. В конце концов, я плачу вам за это деньги!
   – Спасибо, Зоя Петровна... Маргарита Геннадьевна! – радостно вспыхнула Тося.
   – А я здесь вроде и ни при чем – так, случайно проходил, – иронически фыркнул Шерстнев, когда повеселевшая горничная скрылась за дверью. – Ладно, теперь давайте наконец обсудим, что нам делать с Шуркой!
   Только сейчас Рита поняла, как ожесточила отца жизнь в атмосфере вечной конкуренции, как в обмен на благосостояние ее некогда такой понимающий и добрый папочка пожертвовал самым ценным из того, чем может обладать человек, – сердечной теплотой, а может быть, и частицей души.