завшиеся поблизости от Унды, ушли в армию. Старенькая и немощная Сера-
фима Мальгина проводила в солдаты своего сына Бориса, прибывшего с се-
мужьей тони на моторной доре с призывниками, собранными со всего Абра-
мовского берега. Сонька Хват, засидевшаяся в девках из-за конопатинок
на лице, провожала Федьку Кукшина, который из долговязого нескладного
парня превратился в видного мужика. Была назначена у них предстоящей
осенью свадьба, но все планы рухнули. Еще когда-то кончится война, еще
неизвестно, вернется ли домой Федор. Оставил он в деревне невесту,
стареющего отца с матерью в трехоконной избенке да гармонику-трехряд-
ку. "Вернусь - допою и доиграю все песни, что не допел и не доиграл, и
женюсь на Соне. Вы берегите ее да привечайте!" - наказывал Федор роди-
телям на прощанье.
Вскоре от канинских берегов пришел дорофеевский бот "Вьюн". Из
его команды взяли в армию вначале четырех рыбаков, в том числе Родиона
и Григория Хвата. А несколько позже призвали и Дорофея вместе с суд-
ном.
Родион провел дома только одну ночь, но и за эту ночь было выпла-
кано море слез. Густя, собирая мужу походный вещевой мешок, из-за слез
не видела штопальной иглы, не раз обжигалась о "духовой" с горячими
угольями утюг. Плакала украдкой, чтобы не огорчить мужа да чтобы мало-
летний Елеся не видел. Парасковья, проклиная Гитлера и всех немцев,
заперла дверь в горницу, засветила лампаду перед иконой божьей матери
и всю ночь вымаливала жизнь своему сыну, чтобы вернулся с войны целым
и невредимым, и поскорее бы кончилась эта война, и все другие ундяне
тоже бы вернулись к своим матерям, женам, детям. Раньше Парасковья не
отличалась большой набожностью, но в последнее время все чаще и чаще
обращалась к своей "заступнице". Сказывались, видимо, старость да бо-
лезни, а теперь к этому еще прибавился страх перед войной, боязнь по-
терять сыновей. Тихона, судя по всему, призыв в армию тоже не миновал,
раз обещался в отпуск, да не приехал...
Морем в Архангельск идти было небезопасно, и призывников отправи-
ли на карбасах в Долгощелье, а оттуда на лодках по Кулою и Пинеге в
областной центр.
Опустело село. На этот раз мужчины ушли не на зверобойку, не на
рыбную путину. Панькин, не взятый в армию по состоянию здоровья, был
озабочен тем, как восполнить образовавшееся малолюдье в хозяйстве.
Морские суда - боты тоже были мобилизованы, по мере возвращения с про-
мысла их направляли в определенные пункты для перевозки военных гру-
зов. Правлению колхоза приходилось теперь налаживать промыслы с учетом
военного времени.
Кто бы мог подумать, что затерянное далеко на Севере, на "краеш-
ке" материковой земли, глядящее окнами в океанские просторы старинное
рыбацкое село окажется в прифронтовой полосе! Неподалеку от него про-
легали морские пути в горло Белого моря, к форпосту России на северных
морях Архангельску. Просторы Баренцева и Белого морей стали районом
военных действий. С аэродромов Северной Норвегии и Финляндии с первых
же дней войны немецкие самолеты летали над водами моря Баренца и се-
верной частью Белого моря. Авиация фашистов бомбила пункты погрузки и
выгрузки советских судов - Титовку, Ура-губу, Мурманск, Полярный. На
подходах к Кольскому заливу и горлу Белого моря шныряли вражеские под-
водные лодки. Эскадренные миноносцы вермахта подстерегали конвои1 и
отдельные суда между островом Кильдин и Святым Носом.
1 Конвой - караван транспортных судов с грузами под охраной воен-
ных кораблей и авиации. Во время Великой Отечественной воины с помощью
конвоев доставлялись различные грузы и военная техника, выделенная для
Советской Армии союзниками СССР ПО антигитлеровской коалиции.
Иногда самолеты фашистов прорывались сквозь кольцо противовоздуш-
ной обороны к Архангельску и бомбили его.
Оставшись вдвоем на тоне, Фекла и Дерябин с грустью ощутили удру-
чающий неуют избушки: свободные нары с голыми досками, где спали уе-
хавшие рыбаки, лишние миски, ложки, стаканы на полочке, забытый впопы-
хах Борисом запасной ватник, взятый им из дома на случай холодной по-
годы, начатая пачка папирос завзягого курильщика Николая Воронкова...
"Так и не свиделся с женой рыбак, - подумала Фекла. - Как она доберет-
ся домой с юга в это суматошное военное время?"
Фекла никак не могла заполнить пустоту, образовавшуюся в душе
после отъезда Бориса. Он все стоял у нее перед глазами - статный, за-
горелый, по-своему привлекательный в своей мужицкой сдержанности и
немногословии. Вспоминала, как радостный мимолетный сон, немногие
счастливые минуты, проведенные с ним в пустынной тундре, среди неярко-
го разноцветья убогих травок и мхов. Как она теперь сожалела, что не
сблизилась с Борисом раньше! Ведь он уже два года жил одиноко после
смерти жены... "Ах, почему я не замечала его, не искала с ним встре-
чи!" - упрекала она себя. Теперь он заслонил собой Родиона Мальгина,
которым она раньше увлекалась, даже больше - любила его. Однако дороги
в жизни у них были разные. Теперь к ней пришла зрелость и принесла
умение разбираться в своих чувствах и увлечениях, различать, что мимо-
летно, несбыточно, а что всерьез и надолго, быть может, на всю жизнь.
Конечно же, это Панькин помог Фекле сойтись с Борисом, это он,
руководствуясь мужицкой смекалкой, отправил Феклу на Чебурай, где на-
ходился Мальгин. Фекла об этом догадывалась, зная характер председате-
ля, и была ему благодарна. "Жаль только, что поздно", - думала она.
А может, все обойдется? Вернется Борис, они женятся и будут жить
благополучной семейной жизнью?
Фекла выходила из избушки, подолгу смотрела на море и слушала,
как внизу, под обрывом, кидаясь на отлогий песчаный берег, шумели вол-
ны. В свисте ветра чудился ей прощальный наказ Бориса: "Жди!" И она
будет ждать. Что же ей остается еще делать?
С трепетным замиранием сердца, с волнением она вспоминала жаркий
и какой-то отчаянный прощальный поцелуй Бориса. Губы у него были сухие
и очень горячие. Они чуть вздрагивали, и весь он был напряжен, словно
туго скрученный трос... Спешил на дору...
Он должен вернуться. Если есть на свете справедливость, то она
непременно восторжествует.
- Как же мы теперь управимся с неводами-то? - сокрушался Дерябин.
- Каждому придется работать за двоих, - сказала Фекла. - Там, на
фронте, не легче.
Но легко сказать - за двоих, да нелегко сделать. Под берегом в
приливной полосе стояли три больших ставных невода. Время отлива неп-
родолжительно, надо осмотреть каждую снасть, поправить колья, очистить
ячеи от водорослей, собрать и отнести наверх улов.
Что происходит там, за пределами этой одинокой, пустынной тони, в
Унде, во всей стране? Ни газет, ни радио, ни людей из села. Сплошное
неведение, оторванность от всего белого света. Панькпну сейчас не до
рыбаков-семужников, забот и в деревне хватает.
Исправно, в одно и то же время на тоню приезжал с рыбпункта Ермо-
лай. На второй день после отъезда Бориса и Николая Фекла и Семен глаза
проглядели, ожидая его с мухортой норовистой лошаденкой. Завидев нако-
нец возчика, заторопились навстречу.
- Как там? Что про войну слыхать? - нетерпеливо спросил Семен,
забыв даже поздороваться с Ермолаем.
Тот остановил лошадь, поправил седелку, подтянул подпругу и толь-
ко тогда отозвался:
- Надо быть, воюют. Ерманец враг сурьезный. Туго, верно, прихо-
дится, ну да ничего, выдюжим.
Семен с досадой махнул рукой:
- Из села-то нету вестей?
- Нету, - вздохнул Ермолай виновато. - Никто оттуда не был. Кто
знает, может, ерманец-то уж близко? А мы тут сидим...
- Мели, Емеля, - рассердился Дерябин и пошел с Феклой за вчераш-
ним уловом в сарайку. Вскоре они вернулись, неся за спиной семгу в
мешках.
- Ого! - одобрительно сказал Ермолай. - Вдвоем-то вам больше ве-
зет...
И умолк, поймав себя на неуместном слове. Как всегда, старательно
взвесил пружинными весами каждую рыбину, осторожно уложил все в дере-
вянный кузовок, запер его висячим замком и попрощался. На этот раз он
не напрашивался завтракать, не рассыпал обычных своих шуточек и за по-
возкой шел ссутулясь, будто с тяжелым грузом.
Едва вода в отлив отступала, обнажая песок, Семен надевал бахилы,
притоптывая по дощатому полу, подпоясывался ремнем и, глянув на Феклу,
выходил из избушки. Она тоже не задерживалась и выбегала следом. Боль-
шой, с крепким кованым клинком рыбацкий нож висел у нее на ремне не у
бедра, а за спиной, чтобы не мешал. Когда надо, Фекла привычно, на
ощупь заводила руку за спину и выхватывала его из ножен ловким и быст-
рым движением. И совала потом обратно тоже не глядя, на ощупь.
Они шли вдоль "стенки", натянутой под прямым углом к берегу, в
горловину невода, затем, почти не сгибаясь, шагали в огромный сетный
обвод "котел". На обсохшем песке, чуть пошевеливая жабрами, лежали
красивые серебряные семужины. Если их было немного - Фекла собирала их
в охапку, словно дрова, и тащила к избе, если много, клала в мешок.
Семен тем временем осматривал колья, на которых держалась сеть. Заме-
тив расшатанный волной кол, кряхтя, подтаскивал к нему тоньскую скамью
- помост на конусообразно сколоченных жердях, и, взяв тяжелый, окован-
ный железом деревянный молот - киюру, взбирался по перекладинам на-
верх. Там, удерживая равновесие, принимался бить киюрой по макушке ко-
ла, всаживая его поглубже в песок. Фекла тем временем возвращалась, и
к следующей опоре скамью они подтаскивали уже вдвоем.
Тяжела эта скамья! На вид легкая, ажурная, она была сбита из
прочных жердей с широко расставленными ногами-ходулями. Семен быстро
уставал, все-таки ему за пятьдесят, да и простуженная на путине пояс-
ница у него часто побаливала, и он носил на ней привязанный мехом к
телу кусок овчины. Видя, что напарник выдыхается, Фекла отбирала у не-
го киюру и сама влезала наверх. Семен, стоя внизу, придерживал шаткую
скамью и кричал:
- Ой, девка, не упади! Не оступись...
- Не говори под руку, - раздраженно роняла Фекла сверху, и под ее
сильными ударами кол, словно гигантский гвоздь, влезал в песок.
Много возни было, когда кол ставили заново. Тогда гнездо в грунте
пробивали для него пробойником - коротким колом с железным наконечни-
ком. Фекла била по макушке пробойника, а Семен, прикрепленной к нему
вагой, поворачивал его вокруг оси. При вращении пробойник лучше входил
в песок.
Подготовив гнездо, ставили высокий кол, приносили скамью, и Семен
на этот раз держал кол, а не скамью, и Фекла карабкалась наверх без
подстраховки. Семей смотрел снизу на Феклу с напряженным ожиданием и
опасением и видел широкие бедра, обтянутые ватными брюками, и ноги,
крепко и надежно расставленные на площадке, словно вросшие в нее. Уда-
ряя по колу, Фекла по-мужски крякала, будто с каждым ударом выбивала
воздух из своей груди.
А за сетным обводом плескались волны, и, если было солнечно, вода
в ячейках блестела стеклышками. Чайки кружились над неводом, высматри-
вая в нем рыбу на песке и не решаясь спуститься: боялись запутаться в
сетях... И от досады чайки кричали пронзительно и недовольно.
Семен думал: "Золотая работница! Цены тебе нет, Фекла. Иному му-
жику с тобой еще потягаться надо". И открыто любовался ее ловкостью,
смелостью, силой.
Каждый осмотр ловушек стоил им немалых трудов, и от усталости они
чуть не валились с ног.
Однажды они долго возились с двумя неводами, и когда перешли к
третьему, начался прилив. Поспешно собрали рыбу, скидали со стенки
морскую траву. Увидев, что один из кольев покосился, стали поправлять
его. Вода подступала к ножкам скамьи. Фекла, глянув вниз, заметила,
что и Семен стоит по колено в воде.
- Иди на сухое! Одна управлюсь, - крикнула она.
- Скамья поплывет. Свалишься в воду, - отозвался Семен.
- Иди, говорю. Я уж кончаю.
Семен, видя, что вода вот-вот польется ему за голенища, выбрел на
песок и, подойдя к карбасу, вытащенному за приливную черту, стал стас-
кивать его к воде. Карбас был тяжелый и плохо поддавался его усилиям.
- Надорве-е-ешься! - услышал крик Феклы. Она, закончив забивать
кол и спустившись к воде, секунду колебалась и решительно прыгнула
вниз. Вода - выше пояса, скамья скособочилась, упала рядом и поплыла.
- Вот отчаянная! Как только голову уберегла! - сказал Семен, го-
товый кинуться к ней на помощь.
Фекла выходила из воды, таща одной рукой на плаву скамью, в дру-
гой руке - молот. Семен перехватил у нее скамью, выволок на берег.
Вся мокрая, с растрепанными косами Фекла подошла к Семену:
- Для чего толкал карбас?
- К тебе хотел в случае чего... Вдруг воды нахватаешься.
Вместе с приливом разыгралась волна. Брызги обдавали обоих с ног
до головы.
- Спасибо, - сказала Фекла. - Карбас-то тяжел. Не надорвался?
- Да нет. Иди скорее в избу, - Семен схватил ее за руку и потащил
наверх по тропке в сером талом снегу.
Поднявшись на угор, Фекла села на чурбак, на котором недавно Бо-
рис колол дрова, и стала стаскивать с ног бахилы.
- Разжег бы плиту пожарче.
- Я сейчас, сейчас, - торопливо пробормотал Семен и, набрав из
поленницы дров, скрылся в избе.
Едва он успел растопить плиту, как Фекла ввалилась в избушку бо-
сая, в одной нательной рубахе с выкрученной одеждой в охапке. Села к
печке, протянула руки над раскалившейся плитой, погрелась. Развесила
одежду на жердочке.
- На-ка, выпей маленько, - Семен подал ей стакан с водкой, кото-
рую держали про запас на такой случай.- Согреешься.
- Спасибо, - Фекла взяла стакан, посмотрела на водку. - А, была
не была! - выпила ее, зажмурясь, вернула стакан. - Никогда ведь не пи-
ла водки...
- Вот теперь и разговелась.
Фекла протянула к Семену руку:
- Дай мой мешок. Там сухое белье.
Он с готовностью подал мешок, Фекла сказала:
- Отвернись.
Семен отвернулся, стал смотреть в оконце, слыша за спиной возню и
потрескивание дров в печке.
- Долго ли будешь в окно глядеть? - спросила Фекла. Семен обер-
нулся. Она сидела возле плиты с разрумяненным от жара и водки лицом,
отжимая и досуха вытирая полотенцем длинные волосы. На ней синяя юбка,
желтая, в темный горошек кофта, на ногах - белые шерстяные чулки до-
машней вязки.
- Заварил бы чаек, хороший мой, - ласково сказала она, и Семен
встал и принялся заваривать чай. Заметил на кофточке возле сосков
крупные и темные пятнышки от воды. Фекла поймала его взгляд.
- Кофта нравится? - прищурилась она, сверкнув влажными глазами в
темной опуши ресниц.
- Баская кофта. Согрелась теперь?
- Вино греет. Да и сама я горячая. От меня и вода закипит, - ска-
зала она со спокойной горделивостью.- Вино вот в голову кинулось. Сей-
час песню запою... Обниматься начну. Что со мной делать будешь?
- А то, что мужики делают, - ответил Семен, приняв ее шутку.
Фекла обернулась, шутливо погрозила пальцем и запела тихонько, с
каким-то надрывом в душе:
Снежки пали, снежки пали,
Пали и растаяли.
Лучше б братика забрали,
Дролечку оставили...
Она умолкла. Семен подумал: "О Борисе тоскует, Знать, завязалась
у них любовь. Прямым узелком. Чем больше тянешь, тем крепче затягива-
ется..."
Фекла вздохнула, подняв руки, стала подсушивать волосы утиральни-
ком. Потом, опустив его на колени, запела снова:
Отвяжись, тоска, на время,
Дай сердечку отдохнуть.
Хоть одну бы только ноченьку
Без горьких слез уснуть.
Долго сидела молча. Семен подошел, тихонько опустился рядом на
низенькую скамейку возле плиты.
- Грустишь?
Фекла посмотрела на него задумчиво, отрешенно.
Поели, напились чаю. Фекла забралась в свой закуток за занавес-
кой, улеглась.
- Спокойной ночи, Семен Васильевич!
- Спи спокойно...
С того дня Семен стал ее называть уважительно и ласково Феклушей.
Так и жили они на тоне в привычном круговороте: избушка, берег, нево-
да, избушка... И над этой избенкой на юру во все стороны разметнулось
серенькое, необъятной ширины северное небо.
Семен и Фекла совсем потеряли надежду услышать какие-нибудь но-
вости из села. Там рыбаков словно забыли. В часы ожидания отлива, до
выхода к неводам сидеть в пустоватой избенке было тоскливо. Мучила не-
известность: как там на фронте? На улице - куда ни посмотришь - пусты-
ня. Хорошо, что хоть ночи светлы. Если надоест валяться на нарах в тя-
гучей бессоннице, можно выйти на берег, послушать прибой, поискать
среди волн пароходный дымок. Прибой шумел, он казался вечным, как все-
ленная, но пароходов не видно. Будто заброшены теперь морские пути-до-
роги мимо Воронова мыса.
В первой половине дня ненадолго вносил оживление на тоне возчик
Ермолай. Однако он решительно ничего не знал вразумительного о военных
действиях, а лишь высказывал насчет "ерманцев" разные легкомысленные и
необоснованные предположения, от которых Феклу кидало в страх, а Семе-
на в отборную мужицкую брань.
Откуда старому человеку знать новости, когда на рыбпункте ровным
счетом ничего не было известно ни о войне, ни о деревенских делах. У
заведующей пунктом Елены Митрохиной радиоприемника нет, у засольщика
да бондаря - тем более. Не чайки же принесут на крыльях вести!
Наконец около полудня вдали показался знакомый силуэт колхозной
мотодоры, и Семен с Феклой повеселели, выйдя в нетерпеливом ожидании к
самой кромке обрыва. Казалось, торфянистый закраек вот-вот обрушится и
они свалятся вниз.
На доре объезжал тоньских рыбаков бухгалтер Дмитрий Митенев, изб-
ранный недавно секретарем партийной организации. Митенев привез на Че-
бурай подкрепление - Немка да Соньку Хват.
- Вот вам еще рыбаки, - сказал он, похлопав по крутому налитому
плечу заневестившуюся Соню и, кивнув на скромно стоявшего в стороне
Немка в фуфайке, треухе и заношенных, латаных-перелатанных на коленках
знаменитых штанах с отвисшим середышем. - Теперь на Чебурае, Фекла
Осиповна, будет два мужика. Считайте, что повезло. На других тонях - и
по одному не на всех. Призыв, как вам известно, взял могутных мужчин в
армию. В селе почти всех подмели, кроме разве что дедка Никифора да
Иеронима. Те еле бродят. Были рыбаки, да все вышли...
- За пополнение спасибо, - сказала Фекла, поскольку Митенев обра-
щался почему-то к ней, хотя старшим на тоне был Дерябин.
Звеньевой не обиделся на это. И, повеселев, пригласил всех в избу
пообедать. Митенев достал из кармана кировские, на черном ремешке ча-
сы, глянул на них, подумал.
- Ладно. В моем распоряжении есть полчаса. Проведу с вами полит-
беседу - и дальше, - сказал он со спокойной обстоятельностью пожилого
уравновешенного человека.
- Соня, давай твой мешок, - сказала Фекла. - Я понесу. Как хоро-
шо, что ты приехала. Вдвоем нам будет веселей,
- Я ведь на тонях еще не бывала, - призналась Соня.
- Ничего, привыкнешь. Что слыхать про войну?
- Вести худые. Наши отступают, немец жмет, - Соня сразу погруст-
нела, лучистый взгляд померк, шадринки на лице проступили отчетливее.
- Нам от бати ничего нету, никакой весточки... Мама плачет. И от Феди
ничего... Живы ли?
- А от Бориса Мальгина есть ли что, не знаешь? - нетерпеливо
спросила Фекла с затаенной надеждой.
- Вчера видела его мамашу. Нету вестей.
Фекла вздохнула и пошла к избушке.
Усадив всех за стол, она взялась было за миски, чтобы накормить
свежей ухой, но Митенев попросил с обедом подождать. Он достал из пот-
репанного портфеля блокнот и, заглядывая в него, начал рассказывать о
военных действиях. Сводки Совинформбюро были нерадостны, и Фекла с за-
миранием сердца слушала, как Митенев говорит о том, что немцы наступа-
ют по всему фронту и нашим войскам пришлось оставить много городов и
сел...
Все, боясь пошевелиться и пропустить что-либо мимо ушей, ловили
каждое слово Митенева. Даже Немко замер в неподвижности, внимательно
глядя на губы бухгалтера, стараясь угадать по ним, о чем идет речь.
- Партия зовет народ сплотиться и приложить все силы к разгрому
врага. Теперь лозунг такой: "Все для фронта, все для победы!"
Работа у неводов теперь пошла живее: четверо - не двое. Соня Хват
молода, здорова, силы не занимать. Не хватало только ловкости да сно-
ровки. Но скоро она присмотрелась ко всему, обжилась, и дела стали
спориться. Она быстро усвоила нехитрую науку "пассивного" лова. "Пас-
сивным" на языке рыбмастеров тоньской лов назывался потому, что кол-
хозники сидели на берегу, ожидая, когда рыба сама зайдет в невода.
Немко поначалу озадачил рыбаков. На другой день после приезда ис-
чез. Куда - неизвестно. Рыбаки хватились его, когда стали собираться к
неводу, Фекла вышла из избы, принялась кричать:
- Немко-о-о!
Семен, высунувшись в дверь, спросил:
- Ты что, тронулась?
- А чего?
- Да ведь он глухонемой.
- Я и забыла совсем, - рассмеялась Фекла. - Куда же он запропас-
тился?
- Ладно, найдется. Обойдемся пока без него.
Осмотрели невода, вернулись в избушку - Немка нет. Ждали-пождали
до вечера - пропал человек. Отправились на поиски в разные стороны.
Ходили-ходили, высматривая Немка среди тундровых кочек и бочажков с
водой, обследовали внизу берег на добрых две версты, и все понапрасну.
Долго не ложились спать.
Встав после полуночи, когда пришло время опять спуститься к ло-
вушкам, Фекла увидела Немка. Он спал на своем месте не раздетый, в фу-
файке, шапке. Только снял запачканные илом сапоги. Рядом с койкой Нем-
ка, у двери, стояло ведро, полное глины.
Семен, видя, что Немко спит как убитый, видимо, порядком убродив-
шийся, не велел его будить.
Утром, когда еще все спали, Немко потихоньку принялся за работу.
Развел на улице глину с песком, замазал все щели и трещины в плите и
дымоходе и стал посреди избы, прикидывая, что бы еще обмазать, потому
что глина в ведре осталась и выбрасывать ее было жаль. Он ходил за ней
верст за семь в овраг, к ручью. В береговом обрыве глины было сколько
угодно, но она, видимо, не подходила мастеру по качеству.
Так, с ведром в руке и увидели его проснувшиеся рыбаки. Немко по-
казывал на глину, на печь и вопросительно посматривал на всех. Видя,
что его не понимают, он взял из ведра влажный ком и показал, какая это
хорошая глина. Что бы еще ею залепить?
- Господи! Как малый ребенок! - добродушно сказала Фекла.
У неводов Немко работал весело, красиво, расторопно. Когда Фекла
взялась было за киюру, он, подбежав к ней на коротких, быстрых ногах,
отобрал у нее молот и полез сам вбивать кол.
С той поры он никому не позволял выполнять эту операцию и всегда
карабкался наверх с видимым удовольствием.
Мобилизационные заботы вскоре сменились другими. Каждый день из
района и области раздавались требовательные телефонные звонки. Началь-
ство беспокоилось о плане. Из рыбакколхозсоюза пришла срочная телег-
рамма, в которой Панькину предписывалось: "...использовать все тони,
организовать, если нужно, дополнительные звенья, пополнить бригады ры-
баков женщинами и стариками". И начал Панькин со своими немногочислен-
ными помощниками собирать старые рыбачьи елы, доры и карбаса, приво-
дить их в порядок, срочно чинить и смолить днища, латать паруса. А в
команды на эти суденышки пришлось назначать тех, кто еще мог держать в
руках шкот и румпель. Довольно рыбачкам проливать слезы в избах по
ушедшим воевать мужьям. Пора старикам покидать теплые углы на печках и
браться за снасти и весла.
Колхозники и сами понимали, что теперь надо работать в полную ме-
ру сил, и даже сверх сил, потому что трудоспособных в Унде осталось
очень мало, а карбаса и елы в положенное время должны уходить от при-
чалов. Рыбаки не ждали, когда председатель пошлет за ними курьера -
уборщицу Манефу, а сами являлись в контору, готовые немедленно выйти
на путину. Приходили девчата, женщины, старики, пожилые поморы, не
подлежащие пока мобилизации по возрасту. Явился и дед Игроним Пасту-
хов. Когда его глуховатый голос послышался в бухгалтерии и сам он,
приоткрыв дверь председательского кабинета, вошел и снял шапку с седой
головы, Панькин опять держал в руках телефонограмму, не ту, где гово-
рилось о создании бригад, а другую - о необходимости сократить адми-
нистративно-управленческий персонал с целью экономии средств.
- Здравствуй, Тихон Сафоныч, - сказал Иероним.
- Здравствуй, дедушко! С чем пришел? - спросил Панькин, положив
на стол бумагу. - Проходи, садись.
Дед озабоченно вздохнул и сел на стул, порядком расшатанный каж-
додневными посетителями.
- Поскольку ныне война, - начал Пастухов, - то, надо понимать, в
колхозе людей нехватка. А тебе требуется бригады отправлять на сельдя-
ной лов... Можешь и меня снарядить. Я хоть и в возрасте, и не в преж-
них силенках, однако места знаю и елой править не забыл.
Панькин остановился, положил руку ему на плечо, обтянутое ватни-
ком. От Иеронима пахло свежей рыбой - видимо, недавно ездил на лодке
трясти сеть.
- А как у вас со здоровьем, Иероним Маркович? - поинтересовался
председатель.
- Поскольку ныне война - считай здоровым. Быку голову на сторону,
конечно, не заверну, а с румпелем управлюсь. Здоровье мое соответс-
твенно возрасту и чуть получше...
Панькин, кажется, впервые за эти дни улыбнулся тепло, облегченно.
- Значит, хочешь селедку ловить? Ладно. Дадим тебе двух женщин.
Будешь вроде кормщика при них. Они пусть работают, а ты управляй.
Пастухов подумал, поднял на председателя внимательные глубоко по-
саженные глаза.
- А управлять - разве не работать?
Панькин расхохотался и развел руками.
- Конечно, работать.
- Ладно. Спасибо, что уважил старика. Когда идти?
- Завтра. Сегодня получи снасти, такелаж, продукты, а завтра и
выходи. - Панькин открыл дверь в бухгалтерию и сказал, чтобы Иерониму
Марковичу, как звеньевому на еле, выписали все необходимое со склада.
Потом он назвал женщин, с которыми деду предстояло рыбачить: Варвару
фима Мальгина проводила в солдаты своего сына Бориса, прибывшего с се-
мужьей тони на моторной доре с призывниками, собранными со всего Абра-
мовского берега. Сонька Хват, засидевшаяся в девках из-за конопатинок
на лице, провожала Федьку Кукшина, который из долговязого нескладного
парня превратился в видного мужика. Была назначена у них предстоящей
осенью свадьба, но все планы рухнули. Еще когда-то кончится война, еще
неизвестно, вернется ли домой Федор. Оставил он в деревне невесту,
стареющего отца с матерью в трехоконной избенке да гармонику-трехряд-
ку. "Вернусь - допою и доиграю все песни, что не допел и не доиграл, и
женюсь на Соне. Вы берегите ее да привечайте!" - наказывал Федор роди-
телям на прощанье.
Вскоре от канинских берегов пришел дорофеевский бот "Вьюн". Из
его команды взяли в армию вначале четырех рыбаков, в том числе Родиона
и Григория Хвата. А несколько позже призвали и Дорофея вместе с суд-
ном.
Родион провел дома только одну ночь, но и за эту ночь было выпла-
кано море слез. Густя, собирая мужу походный вещевой мешок, из-за слез
не видела штопальной иглы, не раз обжигалась о "духовой" с горячими
угольями утюг. Плакала украдкой, чтобы не огорчить мужа да чтобы мало-
летний Елеся не видел. Парасковья, проклиная Гитлера и всех немцев,
заперла дверь в горницу, засветила лампаду перед иконой божьей матери
и всю ночь вымаливала жизнь своему сыну, чтобы вернулся с войны целым
и невредимым, и поскорее бы кончилась эта война, и все другие ундяне
тоже бы вернулись к своим матерям, женам, детям. Раньше Парасковья не
отличалась большой набожностью, но в последнее время все чаще и чаще
обращалась к своей "заступнице". Сказывались, видимо, старость да бо-
лезни, а теперь к этому еще прибавился страх перед войной, боязнь по-
терять сыновей. Тихона, судя по всему, призыв в армию тоже не миновал,
раз обещался в отпуск, да не приехал...
Морем в Архангельск идти было небезопасно, и призывников отправи-
ли на карбасах в Долгощелье, а оттуда на лодках по Кулою и Пинеге в
областной центр.
Опустело село. На этот раз мужчины ушли не на зверобойку, не на
рыбную путину. Панькин, не взятый в армию по состоянию здоровья, был
озабочен тем, как восполнить образовавшееся малолюдье в хозяйстве.
Морские суда - боты тоже были мобилизованы, по мере возвращения с про-
мысла их направляли в определенные пункты для перевозки военных гру-
зов. Правлению колхоза приходилось теперь налаживать промыслы с учетом
военного времени.
Кто бы мог подумать, что затерянное далеко на Севере, на "краеш-
ке" материковой земли, глядящее окнами в океанские просторы старинное
рыбацкое село окажется в прифронтовой полосе! Неподалеку от него про-
легали морские пути в горло Белого моря, к форпосту России на северных
морях Архангельску. Просторы Баренцева и Белого морей стали районом
военных действий. С аэродромов Северной Норвегии и Финляндии с первых
же дней войны немецкие самолеты летали над водами моря Баренца и се-
верной частью Белого моря. Авиация фашистов бомбила пункты погрузки и
выгрузки советских судов - Титовку, Ура-губу, Мурманск, Полярный. На
подходах к Кольскому заливу и горлу Белого моря шныряли вражеские под-
водные лодки. Эскадренные миноносцы вермахта подстерегали конвои1 и
отдельные суда между островом Кильдин и Святым Носом.
1 Конвой - караван транспортных судов с грузами под охраной воен-
ных кораблей и авиации. Во время Великой Отечественной воины с помощью
конвоев доставлялись различные грузы и военная техника, выделенная для
Советской Армии союзниками СССР ПО антигитлеровской коалиции.
Иногда самолеты фашистов прорывались сквозь кольцо противовоздуш-
ной обороны к Архангельску и бомбили его.
Оставшись вдвоем на тоне, Фекла и Дерябин с грустью ощутили удру-
чающий неуют избушки: свободные нары с голыми досками, где спали уе-
хавшие рыбаки, лишние миски, ложки, стаканы на полочке, забытый впопы-
хах Борисом запасной ватник, взятый им из дома на случай холодной по-
годы, начатая пачка папирос завзягого курильщика Николая Воронкова...
"Так и не свиделся с женой рыбак, - подумала Фекла. - Как она доберет-
ся домой с юга в это суматошное военное время?"
Фекла никак не могла заполнить пустоту, образовавшуюся в душе
после отъезда Бориса. Он все стоял у нее перед глазами - статный, за-
горелый, по-своему привлекательный в своей мужицкой сдержанности и
немногословии. Вспоминала, как радостный мимолетный сон, немногие
счастливые минуты, проведенные с ним в пустынной тундре, среди неярко-
го разноцветья убогих травок и мхов. Как она теперь сожалела, что не
сблизилась с Борисом раньше! Ведь он уже два года жил одиноко после
смерти жены... "Ах, почему я не замечала его, не искала с ним встре-
чи!" - упрекала она себя. Теперь он заслонил собой Родиона Мальгина,
которым она раньше увлекалась, даже больше - любила его. Однако дороги
в жизни у них были разные. Теперь к ней пришла зрелость и принесла
умение разбираться в своих чувствах и увлечениях, различать, что мимо-
летно, несбыточно, а что всерьез и надолго, быть может, на всю жизнь.
Конечно же, это Панькин помог Фекле сойтись с Борисом, это он,
руководствуясь мужицкой смекалкой, отправил Феклу на Чебурай, где на-
ходился Мальгин. Фекла об этом догадывалась, зная характер председате-
ля, и была ему благодарна. "Жаль только, что поздно", - думала она.
А может, все обойдется? Вернется Борис, они женятся и будут жить
благополучной семейной жизнью?
Фекла выходила из избушки, подолгу смотрела на море и слушала,
как внизу, под обрывом, кидаясь на отлогий песчаный берег, шумели вол-
ны. В свисте ветра чудился ей прощальный наказ Бориса: "Жди!" И она
будет ждать. Что же ей остается еще делать?
С трепетным замиранием сердца, с волнением она вспоминала жаркий
и какой-то отчаянный прощальный поцелуй Бориса. Губы у него были сухие
и очень горячие. Они чуть вздрагивали, и весь он был напряжен, словно
туго скрученный трос... Спешил на дору...
Он должен вернуться. Если есть на свете справедливость, то она
непременно восторжествует.
- Как же мы теперь управимся с неводами-то? - сокрушался Дерябин.
- Каждому придется работать за двоих, - сказала Фекла. - Там, на
фронте, не легче.
Но легко сказать - за двоих, да нелегко сделать. Под берегом в
приливной полосе стояли три больших ставных невода. Время отлива неп-
родолжительно, надо осмотреть каждую снасть, поправить колья, очистить
ячеи от водорослей, собрать и отнести наверх улов.
Что происходит там, за пределами этой одинокой, пустынной тони, в
Унде, во всей стране? Ни газет, ни радио, ни людей из села. Сплошное
неведение, оторванность от всего белого света. Панькпну сейчас не до
рыбаков-семужников, забот и в деревне хватает.
Исправно, в одно и то же время на тоню приезжал с рыбпункта Ермо-
лай. На второй день после отъезда Бориса и Николая Фекла и Семен глаза
проглядели, ожидая его с мухортой норовистой лошаденкой. Завидев нако-
нец возчика, заторопились навстречу.
- Как там? Что про войну слыхать? - нетерпеливо спросил Семен,
забыв даже поздороваться с Ермолаем.
Тот остановил лошадь, поправил седелку, подтянул подпругу и толь-
ко тогда отозвался:
- Надо быть, воюют. Ерманец враг сурьезный. Туго, верно, прихо-
дится, ну да ничего, выдюжим.
Семен с досадой махнул рукой:
- Из села-то нету вестей?
- Нету, - вздохнул Ермолай виновато. - Никто оттуда не был. Кто
знает, может, ерманец-то уж близко? А мы тут сидим...
- Мели, Емеля, - рассердился Дерябин и пошел с Феклой за вчераш-
ним уловом в сарайку. Вскоре они вернулись, неся за спиной семгу в
мешках.
- Ого! - одобрительно сказал Ермолай. - Вдвоем-то вам больше ве-
зет...
И умолк, поймав себя на неуместном слове. Как всегда, старательно
взвесил пружинными весами каждую рыбину, осторожно уложил все в дере-
вянный кузовок, запер его висячим замком и попрощался. На этот раз он
не напрашивался завтракать, не рассыпал обычных своих шуточек и за по-
возкой шел ссутулясь, будто с тяжелым грузом.
Едва вода в отлив отступала, обнажая песок, Семен надевал бахилы,
притоптывая по дощатому полу, подпоясывался ремнем и, глянув на Феклу,
выходил из избушки. Она тоже не задерживалась и выбегала следом. Боль-
шой, с крепким кованым клинком рыбацкий нож висел у нее на ремне не у
бедра, а за спиной, чтобы не мешал. Когда надо, Фекла привычно, на
ощупь заводила руку за спину и выхватывала его из ножен ловким и быст-
рым движением. И совала потом обратно тоже не глядя, на ощупь.
Они шли вдоль "стенки", натянутой под прямым углом к берегу, в
горловину невода, затем, почти не сгибаясь, шагали в огромный сетный
обвод "котел". На обсохшем песке, чуть пошевеливая жабрами, лежали
красивые серебряные семужины. Если их было немного - Фекла собирала их
в охапку, словно дрова, и тащила к избе, если много, клала в мешок.
Семен тем временем осматривал колья, на которых держалась сеть. Заме-
тив расшатанный волной кол, кряхтя, подтаскивал к нему тоньскую скамью
- помост на конусообразно сколоченных жердях, и, взяв тяжелый, окован-
ный железом деревянный молот - киюру, взбирался по перекладинам на-
верх. Там, удерживая равновесие, принимался бить киюрой по макушке ко-
ла, всаживая его поглубже в песок. Фекла тем временем возвращалась, и
к следующей опоре скамью они подтаскивали уже вдвоем.
Тяжела эта скамья! На вид легкая, ажурная, она была сбита из
прочных жердей с широко расставленными ногами-ходулями. Семен быстро
уставал, все-таки ему за пятьдесят, да и простуженная на путине пояс-
ница у него часто побаливала, и он носил на ней привязанный мехом к
телу кусок овчины. Видя, что напарник выдыхается, Фекла отбирала у не-
го киюру и сама влезала наверх. Семен, стоя внизу, придерживал шаткую
скамью и кричал:
- Ой, девка, не упади! Не оступись...
- Не говори под руку, - раздраженно роняла Фекла сверху, и под ее
сильными ударами кол, словно гигантский гвоздь, влезал в песок.
Много возни было, когда кол ставили заново. Тогда гнездо в грунте
пробивали для него пробойником - коротким колом с железным наконечни-
ком. Фекла била по макушке пробойника, а Семен, прикрепленной к нему
вагой, поворачивал его вокруг оси. При вращении пробойник лучше входил
в песок.
Подготовив гнездо, ставили высокий кол, приносили скамью, и Семен
на этот раз держал кол, а не скамью, и Фекла карабкалась наверх без
подстраховки. Семей смотрел снизу на Феклу с напряженным ожиданием и
опасением и видел широкие бедра, обтянутые ватными брюками, и ноги,
крепко и надежно расставленные на площадке, словно вросшие в нее. Уда-
ряя по колу, Фекла по-мужски крякала, будто с каждым ударом выбивала
воздух из своей груди.
А за сетным обводом плескались волны, и, если было солнечно, вода
в ячейках блестела стеклышками. Чайки кружились над неводом, высматри-
вая в нем рыбу на песке и не решаясь спуститься: боялись запутаться в
сетях... И от досады чайки кричали пронзительно и недовольно.
Семен думал: "Золотая работница! Цены тебе нет, Фекла. Иному му-
жику с тобой еще потягаться надо". И открыто любовался ее ловкостью,
смелостью, силой.
Каждый осмотр ловушек стоил им немалых трудов, и от усталости они
чуть не валились с ног.
Однажды они долго возились с двумя неводами, и когда перешли к
третьему, начался прилив. Поспешно собрали рыбу, скидали со стенки
морскую траву. Увидев, что один из кольев покосился, стали поправлять
его. Вода подступала к ножкам скамьи. Фекла, глянув вниз, заметила,
что и Семен стоит по колено в воде.
- Иди на сухое! Одна управлюсь, - крикнула она.
- Скамья поплывет. Свалишься в воду, - отозвался Семен.
- Иди, говорю. Я уж кончаю.
Семен, видя, что вода вот-вот польется ему за голенища, выбрел на
песок и, подойдя к карбасу, вытащенному за приливную черту, стал стас-
кивать его к воде. Карбас был тяжелый и плохо поддавался его усилиям.
- Надорве-е-ешься! - услышал крик Феклы. Она, закончив забивать
кол и спустившись к воде, секунду колебалась и решительно прыгнула
вниз. Вода - выше пояса, скамья скособочилась, упала рядом и поплыла.
- Вот отчаянная! Как только голову уберегла! - сказал Семен, го-
товый кинуться к ней на помощь.
Фекла выходила из воды, таща одной рукой на плаву скамью, в дру-
гой руке - молот. Семен перехватил у нее скамью, выволок на берег.
Вся мокрая, с растрепанными косами Фекла подошла к Семену:
- Для чего толкал карбас?
- К тебе хотел в случае чего... Вдруг воды нахватаешься.
Вместе с приливом разыгралась волна. Брызги обдавали обоих с ног
до головы.
- Спасибо, - сказала Фекла. - Карбас-то тяжел. Не надорвался?
- Да нет. Иди скорее в избу, - Семен схватил ее за руку и потащил
наверх по тропке в сером талом снегу.
Поднявшись на угор, Фекла села на чурбак, на котором недавно Бо-
рис колол дрова, и стала стаскивать с ног бахилы.
- Разжег бы плиту пожарче.
- Я сейчас, сейчас, - торопливо пробормотал Семен и, набрав из
поленницы дров, скрылся в избе.
Едва он успел растопить плиту, как Фекла ввалилась в избушку бо-
сая, в одной нательной рубахе с выкрученной одеждой в охапке. Села к
печке, протянула руки над раскалившейся плитой, погрелась. Развесила
одежду на жердочке.
- На-ка, выпей маленько, - Семен подал ей стакан с водкой, кото-
рую держали про запас на такой случай.- Согреешься.
- Спасибо, - Фекла взяла стакан, посмотрела на водку. - А, была
не была! - выпила ее, зажмурясь, вернула стакан. - Никогда ведь не пи-
ла водки...
- Вот теперь и разговелась.
Фекла протянула к Семену руку:
- Дай мой мешок. Там сухое белье.
Он с готовностью подал мешок, Фекла сказала:
- Отвернись.
Семен отвернулся, стал смотреть в оконце, слыша за спиной возню и
потрескивание дров в печке.
- Долго ли будешь в окно глядеть? - спросила Фекла. Семен обер-
нулся. Она сидела возле плиты с разрумяненным от жара и водки лицом,
отжимая и досуха вытирая полотенцем длинные волосы. На ней синяя юбка,
желтая, в темный горошек кофта, на ногах - белые шерстяные чулки до-
машней вязки.
- Заварил бы чаек, хороший мой, - ласково сказала она, и Семен
встал и принялся заваривать чай. Заметил на кофточке возле сосков
крупные и темные пятнышки от воды. Фекла поймала его взгляд.
- Кофта нравится? - прищурилась она, сверкнув влажными глазами в
темной опуши ресниц.
- Баская кофта. Согрелась теперь?
- Вино греет. Да и сама я горячая. От меня и вода закипит, - ска-
зала она со спокойной горделивостью.- Вино вот в голову кинулось. Сей-
час песню запою... Обниматься начну. Что со мной делать будешь?
- А то, что мужики делают, - ответил Семен, приняв ее шутку.
Фекла обернулась, шутливо погрозила пальцем и запела тихонько, с
каким-то надрывом в душе:
Снежки пали, снежки пали,
Пали и растаяли.
Лучше б братика забрали,
Дролечку оставили...
Она умолкла. Семен подумал: "О Борисе тоскует, Знать, завязалась
у них любовь. Прямым узелком. Чем больше тянешь, тем крепче затягива-
ется..."
Фекла вздохнула, подняв руки, стала подсушивать волосы утиральни-
ком. Потом, опустив его на колени, запела снова:
Отвяжись, тоска, на время,
Дай сердечку отдохнуть.
Хоть одну бы только ноченьку
Без горьких слез уснуть.
Долго сидела молча. Семен подошел, тихонько опустился рядом на
низенькую скамейку возле плиты.
- Грустишь?
Фекла посмотрела на него задумчиво, отрешенно.
Поели, напились чаю. Фекла забралась в свой закуток за занавес-
кой, улеглась.
- Спокойной ночи, Семен Васильевич!
- Спи спокойно...
С того дня Семен стал ее называть уважительно и ласково Феклушей.
Так и жили они на тоне в привычном круговороте: избушка, берег, нево-
да, избушка... И над этой избенкой на юру во все стороны разметнулось
серенькое, необъятной ширины северное небо.
Семен и Фекла совсем потеряли надежду услышать какие-нибудь но-
вости из села. Там рыбаков словно забыли. В часы ожидания отлива, до
выхода к неводам сидеть в пустоватой избенке было тоскливо. Мучила не-
известность: как там на фронте? На улице - куда ни посмотришь - пусты-
ня. Хорошо, что хоть ночи светлы. Если надоест валяться на нарах в тя-
гучей бессоннице, можно выйти на берег, послушать прибой, поискать
среди волн пароходный дымок. Прибой шумел, он казался вечным, как все-
ленная, но пароходов не видно. Будто заброшены теперь морские пути-до-
роги мимо Воронова мыса.
В первой половине дня ненадолго вносил оживление на тоне возчик
Ермолай. Однако он решительно ничего не знал вразумительного о военных
действиях, а лишь высказывал насчет "ерманцев" разные легкомысленные и
необоснованные предположения, от которых Феклу кидало в страх, а Семе-
на в отборную мужицкую брань.
Откуда старому человеку знать новости, когда на рыбпункте ровным
счетом ничего не было известно ни о войне, ни о деревенских делах. У
заведующей пунктом Елены Митрохиной радиоприемника нет, у засольщика
да бондаря - тем более. Не чайки же принесут на крыльях вести!
Наконец около полудня вдали показался знакомый силуэт колхозной
мотодоры, и Семен с Феклой повеселели, выйдя в нетерпеливом ожидании к
самой кромке обрыва. Казалось, торфянистый закраек вот-вот обрушится и
они свалятся вниз.
На доре объезжал тоньских рыбаков бухгалтер Дмитрий Митенев, изб-
ранный недавно секретарем партийной организации. Митенев привез на Че-
бурай подкрепление - Немка да Соньку Хват.
- Вот вам еще рыбаки, - сказал он, похлопав по крутому налитому
плечу заневестившуюся Соню и, кивнув на скромно стоявшего в стороне
Немка в фуфайке, треухе и заношенных, латаных-перелатанных на коленках
знаменитых штанах с отвисшим середышем. - Теперь на Чебурае, Фекла
Осиповна, будет два мужика. Считайте, что повезло. На других тонях - и
по одному не на всех. Призыв, как вам известно, взял могутных мужчин в
армию. В селе почти всех подмели, кроме разве что дедка Никифора да
Иеронима. Те еле бродят. Были рыбаки, да все вышли...
- За пополнение спасибо, - сказала Фекла, поскольку Митенев обра-
щался почему-то к ней, хотя старшим на тоне был Дерябин.
Звеньевой не обиделся на это. И, повеселев, пригласил всех в избу
пообедать. Митенев достал из кармана кировские, на черном ремешке ча-
сы, глянул на них, подумал.
- Ладно. В моем распоряжении есть полчаса. Проведу с вами полит-
беседу - и дальше, - сказал он со спокойной обстоятельностью пожилого
уравновешенного человека.
- Соня, давай твой мешок, - сказала Фекла. - Я понесу. Как хоро-
шо, что ты приехала. Вдвоем нам будет веселей,
- Я ведь на тонях еще не бывала, - призналась Соня.
- Ничего, привыкнешь. Что слыхать про войну?
- Вести худые. Наши отступают, немец жмет, - Соня сразу погруст-
нела, лучистый взгляд померк, шадринки на лице проступили отчетливее.
- Нам от бати ничего нету, никакой весточки... Мама плачет. И от Феди
ничего... Живы ли?
- А от Бориса Мальгина есть ли что, не знаешь? - нетерпеливо
спросила Фекла с затаенной надеждой.
- Вчера видела его мамашу. Нету вестей.
Фекла вздохнула и пошла к избушке.
Усадив всех за стол, она взялась было за миски, чтобы накормить
свежей ухой, но Митенев попросил с обедом подождать. Он достал из пот-
репанного портфеля блокнот и, заглядывая в него, начал рассказывать о
военных действиях. Сводки Совинформбюро были нерадостны, и Фекла с за-
миранием сердца слушала, как Митенев говорит о том, что немцы наступа-
ют по всему фронту и нашим войскам пришлось оставить много городов и
сел...
Все, боясь пошевелиться и пропустить что-либо мимо ушей, ловили
каждое слово Митенева. Даже Немко замер в неподвижности, внимательно
глядя на губы бухгалтера, стараясь угадать по ним, о чем идет речь.
- Партия зовет народ сплотиться и приложить все силы к разгрому
врага. Теперь лозунг такой: "Все для фронта, все для победы!"
Работа у неводов теперь пошла живее: четверо - не двое. Соня Хват
молода, здорова, силы не занимать. Не хватало только ловкости да сно-
ровки. Но скоро она присмотрелась ко всему, обжилась, и дела стали
спориться. Она быстро усвоила нехитрую науку "пассивного" лова. "Пас-
сивным" на языке рыбмастеров тоньской лов назывался потому, что кол-
хозники сидели на берегу, ожидая, когда рыба сама зайдет в невода.
Немко поначалу озадачил рыбаков. На другой день после приезда ис-
чез. Куда - неизвестно. Рыбаки хватились его, когда стали собираться к
неводу, Фекла вышла из избы, принялась кричать:
- Немко-о-о!
Семен, высунувшись в дверь, спросил:
- Ты что, тронулась?
- А чего?
- Да ведь он глухонемой.
- Я и забыла совсем, - рассмеялась Фекла. - Куда же он запропас-
тился?
- Ладно, найдется. Обойдемся пока без него.
Осмотрели невода, вернулись в избушку - Немка нет. Ждали-пождали
до вечера - пропал человек. Отправились на поиски в разные стороны.
Ходили-ходили, высматривая Немка среди тундровых кочек и бочажков с
водой, обследовали внизу берег на добрых две версты, и все понапрасну.
Долго не ложились спать.
Встав после полуночи, когда пришло время опять спуститься к ло-
вушкам, Фекла увидела Немка. Он спал на своем месте не раздетый, в фу-
файке, шапке. Только снял запачканные илом сапоги. Рядом с койкой Нем-
ка, у двери, стояло ведро, полное глины.
Семен, видя, что Немко спит как убитый, видимо, порядком убродив-
шийся, не велел его будить.
Утром, когда еще все спали, Немко потихоньку принялся за работу.
Развел на улице глину с песком, замазал все щели и трещины в плите и
дымоходе и стал посреди избы, прикидывая, что бы еще обмазать, потому
что глина в ведре осталась и выбрасывать ее было жаль. Он ходил за ней
верст за семь в овраг, к ручью. В береговом обрыве глины было сколько
угодно, но она, видимо, не подходила мастеру по качеству.
Так, с ведром в руке и увидели его проснувшиеся рыбаки. Немко по-
казывал на глину, на печь и вопросительно посматривал на всех. Видя,
что его не понимают, он взял из ведра влажный ком и показал, какая это
хорошая глина. Что бы еще ею залепить?
- Господи! Как малый ребенок! - добродушно сказала Фекла.
У неводов Немко работал весело, красиво, расторопно. Когда Фекла
взялась было за киюру, он, подбежав к ней на коротких, быстрых ногах,
отобрал у нее молот и полез сам вбивать кол.
С той поры он никому не позволял выполнять эту операцию и всегда
карабкался наверх с видимым удовольствием.
Мобилизационные заботы вскоре сменились другими. Каждый день из
района и области раздавались требовательные телефонные звонки. Началь-
ство беспокоилось о плане. Из рыбакколхозсоюза пришла срочная телег-
рамма, в которой Панькину предписывалось: "...использовать все тони,
организовать, если нужно, дополнительные звенья, пополнить бригады ры-
баков женщинами и стариками". И начал Панькин со своими немногочислен-
ными помощниками собирать старые рыбачьи елы, доры и карбаса, приво-
дить их в порядок, срочно чинить и смолить днища, латать паруса. А в
команды на эти суденышки пришлось назначать тех, кто еще мог держать в
руках шкот и румпель. Довольно рыбачкам проливать слезы в избах по
ушедшим воевать мужьям. Пора старикам покидать теплые углы на печках и
браться за снасти и весла.
Колхозники и сами понимали, что теперь надо работать в полную ме-
ру сил, и даже сверх сил, потому что трудоспособных в Унде осталось
очень мало, а карбаса и елы в положенное время должны уходить от при-
чалов. Рыбаки не ждали, когда председатель пошлет за ними курьера -
уборщицу Манефу, а сами являлись в контору, готовые немедленно выйти
на путину. Приходили девчата, женщины, старики, пожилые поморы, не
подлежащие пока мобилизации по возрасту. Явился и дед Игроним Пасту-
хов. Когда его глуховатый голос послышался в бухгалтерии и сам он,
приоткрыв дверь председательского кабинета, вошел и снял шапку с седой
головы, Панькин опять держал в руках телефонограмму, не ту, где гово-
рилось о создании бригад, а другую - о необходимости сократить адми-
нистративно-управленческий персонал с целью экономии средств.
- Здравствуй, Тихон Сафоныч, - сказал Иероним.
- Здравствуй, дедушко! С чем пришел? - спросил Панькин, положив
на стол бумагу. - Проходи, садись.
Дед озабоченно вздохнул и сел на стул, порядком расшатанный каж-
додневными посетителями.
- Поскольку ныне война, - начал Пастухов, - то, надо понимать, в
колхозе людей нехватка. А тебе требуется бригады отправлять на сельдя-
ной лов... Можешь и меня снарядить. Я хоть и в возрасте, и не в преж-
них силенках, однако места знаю и елой править не забыл.
Панькин остановился, положил руку ему на плечо, обтянутое ватни-
ком. От Иеронима пахло свежей рыбой - видимо, недавно ездил на лодке
трясти сеть.
- А как у вас со здоровьем, Иероним Маркович? - поинтересовался
председатель.
- Поскольку ныне война - считай здоровым. Быку голову на сторону,
конечно, не заверну, а с румпелем управлюсь. Здоровье мое соответс-
твенно возрасту и чуть получше...
Панькин, кажется, впервые за эти дни улыбнулся тепло, облегченно.
- Значит, хочешь селедку ловить? Ладно. Дадим тебе двух женщин.
Будешь вроде кормщика при них. Они пусть работают, а ты управляй.
Пастухов подумал, поднял на председателя внимательные глубоко по-
саженные глаза.
- А управлять - разве не работать?
Панькин расхохотался и развел руками.
- Конечно, работать.
- Ладно. Спасибо, что уважил старика. Когда идти?
- Завтра. Сегодня получи снасти, такелаж, продукты, а завтра и
выходи. - Панькин открыл дверь в бухгалтерию и сказал, чтобы Иерониму
Марковичу, как звеньевому на еле, выписали все необходимое со склада.
Потом он назвал женщин, с которыми деду предстояло рыбачить: Варвару