шелохнись!"
Никого будто нет, только снег да камни.
Рядом тяжело дышал второй номер пулеметного расчета Васюков, бо-
ялся поднять голову, чтобы не обнаружить себя. Ракета погасла, и "кам-
ни" ожили, опять все побежали вперед. Сердце у Родиона билось сильными
толчками. "Все выше, выше..." Схватил горсть снега - и в пересохший
рот.
Подали сигнал: "Изготовиться к бою!" Цепь выровнялась, оружие на-
готове. Егеря - рядом, в какой-нибудь полусотне метров чернеют щели
амбразур, шапками вспучились бетонные верхушки дотов.
"Гранатометчики, вперед!" - из цепи к дотам поползли фигуры в
маскхалатах, почти одновременно метнули гранаты, тяжелые, противотан-
ковые. Взрывы слились в сплошной гул. И сразу ожили доты, открыли кин-
жальный огонь, поливают из пулеметов отряд, залегший на склоне сопки.
Минометы фашистов кладут перед линией укреплений мины часто и плотно:
заградительный огонь. Головы не поднять, не пройти...
Подполз Григорий, сказал: "Бей по амбразурам!" Родион приложился
щекой к ложе пулемета, дал очередь. Фашистский пулемет замолчал, но
ненадолго. Принялся строчить опять. Рядом разорвалась мина, заложило
взрывной волной уши. Родион помотал головой, пошевелил руками, ногами,
убедился, что не ранен, и снова нажал на спуск.
Минометчики перенесли огонь прямо в ряды нашей пехоты. Кого-то
ранило, застонал сдержанно, сквозь зубы, другой громко вскрикнул. К
раненым пополз санинструктор. Родион сменил диск у пулемета.
Подобраться скрытно к дотам и взять их с ходу не удалось. По вы-
соте открыли огонь наши артиллеристы. Пулеметы егерей по-прежнему били
спереди и с флангов. Гранаты не причинили им ущерба - амбразуры были
обложены валунами. Камни раскидало взрывами, но смотровые щели оста-
лись целыми.
Сигнал отхода - зеленая ракета. Родион прикрывал отступление ог-
нем. Совсем близко грохнул взрыв, пулемет отбросило в сторону. Он про-
тянул руку, пытался найти его, но не нашел и почувствовал, что теряет
сознание...
Васюков подобрал поврежденный пулемет, взвалил себе на спину Ро-
диона и стал отползать, волоча "Дегтярева" за ремень. Второму номеру
было тяжело, очень хотелось оставить пулемет, который мешал ползти, но
бросать оружие нельзя, и он полз, изнемогая под тяжестью тела товари-
ща.
Хват, заметив отсутствие Родиона, пополз обратно, искать его. Ми-
нут через пять наткнутся на Васюкова с его ношей и пог ему, перевалив
Родиона на себя.
Он быстро полз, еще не зная, жив его товарищ или мертв...
Родиона тяжело ранило осколками, и он потерял много крови. Очнул-
ся уже по пути в госпиталь.
После нескольких безуспешных попыток взять высоту рота морской
пехоты, потрепанная, обезлюдевшая, была отведена в тыл.

    2



Нежданно-негаданно на имя Феклы Осиповны Зюзиной пришло письмо.
Фекла чрезвычайно удивилась - никогда не получала писем, не от кого их
было ждать. На всем белом свете не было у нее никого родных, а круг
знакомых ограничен Ундой. Но вот почтальонша вручила ей конверт с
крупно написанным обратным адресом. Письмо было от Меланьи Ряхиной из
Архангельска.
"С чего бы это моя бывшая хозяйка вспомнила обо мне?" - подумала
Фекла, разбирая по складам небрежный и торопливый почерк. Меланья со-
общала, что Вавила Дмитрич освободился уже давненько из мест отдален-
ных, приехал в Архангельск и поступил на службу в речное пароходство.
Венедикт, мобилизованный в начале войны, служит на Северном флоте на
Мурмане. Живут супруги Ряхины дружно, хотя по военному времени и труд-
новато. Меланья вспоминала добрым словом Феклу, честную и трудолюбивую
девушку, и просила сообщить, как живут односельчане, какие произошли
изменения в деревне. Где находится Обросим с женой и есть ли от него
какие-нибудь вести? Как сложилась судьба Дорофея, Анисима, Родьки
Мальгина и других рыбаков. Многие, верно, ушли воевать с немцами, в
деревне теперь пусто, голодно? Словом, Меланья просила написать "реши-
тельно обо всем", потому что они с мужем очень соскучились по земля-
кам, которые, наверное, их теперь уж и забыли. В конце письма Меланья,
видимо из вежливости, приглашала Феклу в гости, если представится воз-
можность.
Фекла положила письмо и задумалась. Ей было приятно, что Меланья
вспомнила о ней. Одного Фекла не знала: написать в Унду надоумил жену
Вавила, который очень тосковал по родным местам. Сам он писать не хо-
тел по многим причинам.
Фекла ответила Ряхиной, сообщила, что знала об односельчанах,
кроме Обросима Чухина. Тот со своей женой как в воду канул. Никто не
знал, где он и что с ним. В конце письма Фекла передавала привет Вави-
ле, с грустью вспомнив, как он к ней по-доброму относился и даже при-
ходил однажды под хмельком "подсватываться". В письме она об этом, ра-
зумеется, умолчала.
Кто только к ней не сватался! Однако Фекла не могла и не хотела
выходить замуж за нелюбимого и была свободна в своем выборе. Ни роди-
тельская воля, ни деревенские традиции и условности, ни родственные
связи и корыстные расчеты не властны были над ней. Фекла припоминала,
как в былые времена Обросим предлагал ей в мужья своего двоюродного
племянника, не очень удачливого в жизни и тогда неприметного парня
Митьку Котовцева. После отказа Феклы он вскоре женился на одной из до-
черей Николая Тимонина, стал звеньевым на рыбном промысле, самостоя-
тельным хозяином и отцом двух детей.
Однако Дмитрий Котовцев не забыл Феклу. Когда обида у него со
временем прошла, он стал опять добиваться ее расположения, будучи уже
семьянином.
Во время мобилизации Котовцев находился в море на промыслах и как
некоторые другие члены судовых команд получил отсрочку. А осенью ос-
тавшимся дома рыбакам дали бронь, чтобы совсем не оголять промыслы в
рыболовецких колхозах, и Дмитрий остался в селе. Однажды он пришел к
ней с каким-то поручением от председателя колхоза и задержался у нее,
воспользовавшись гостеприимством хозяйки, предложившей ему чашку чаю.
Они сидели за самоваром друг против друга - степенный, взматерев-
ший мужик с рыжеватой шкиперской бородой и светлыми водянистыми глаза-
ми и Фекла, по-прежнему опрятная и привлекательная, с тугим узлом во-
лос на затылке, большеглазая и чуть грустная.
Котовцев первый завел разговор.
- Почему же вы тогда, Фекла Осиповна, не приняли моего свата Об-
росима? Он ведь приходил к вам.
Фекла, будто очнувшись от дремоты, повела глазами по сторонам.
- Приходил сват. Ножки с подходом, руки с подносом, голова с пок-
лоном, язык с приговором... Помню - шуба на нем была, сукном крытая...
катанки расписные...
- И вы ему отказали! А ведь я любил вас, Фекла Осиповна. Всю
жизнь вы мне поломали...
- Вот как! Даже поломала?
- Пришлось жениться не по любви, а жить по привычке...
- Привычка - тоже серьезное дело. Хотя, по правде сказать, любовь
должна быть обоюдной, - Фекла аккуратно расколола щипцами кусочек са-
хару, подержала белую рафинадную кроху в маленьких алых, согретых чаем
губах.
- Вы хотите сказать, что ко мне у вас не было никакого чувства?
- Не было, Митя. Хоть и говорят: "Стерпится - слюбится", а все
это неправда. Этим люди сами себя успокаивают, оправдывают поломанную,
исковерканную жизнь...
- Может, и верно. Но что делать человеку, если он любит? Ведь он
в этом не виноват! Выходит, всю жизнь ему страдать?
Фекла с досадой махнула рукой:
- Красивые слова!
Дмитрий долго молчал.
- И как же вы теперь? - глаза его стали недобрыми. - Выходит, ле-
тала птичка высоко, а села недалеко?
Фекла ответила тоже присловьем:
- Была бы изба - сверчки будут.
- Годы-то идут. Время и стены в избе подтачивает.
- Годы идут, верно. И про стены верно. Да что делать? У всякого
своя судьба.
Разговор Фекле не понравился. Теперь, после смерти любимого, он
казался вовсе неуместным и даже кощунственным. Она сухо выпроводила
гостя.
- Тоскливо ведь одной-то жить, без хозяина, - полунамеком заметил
он на прощанье.
- Всяк петух на своем пепелище хозяин.
После этого Котовцев, видимо, затеял нехорошую игру - стал искать
с ней встреч. Увидя Феклу на улице, без стеснения подходил к ней, ста-
рался вызвать на разговор, грубовато шутил. Однажды опять явился к ней
в избу с бутылкой водки, которую добыл бог весть где в это трудное
время, когда все было по карточкам и талонам. Фекла не приняла его и
выгнала с бутылкой.
- Не приходи больше. Видеть не хочу! Что люди скажут? Ведь жена у
тебя, двое детишек малых. Борода у тя с ворота, а ум с прикалиток!
Дмитрий затаил зло.
"Что за народ! - с неудовольствием думала Фекла. - Война идет, на
фронте кровь льется, а им, мужикам, все любовь нужна. Окопался в ты-
лу-то, с жиру бесится! Нисколько стыда нет".

Фекла заботливо опекала мать Бориса - Серафиму Мальгину, приноси-
ла ей пряжу, с тем чтобы она могла вязать сети для колхоза. Эта работа
достаточно хорошо оплачивалась и отоваривалась продуктами по талонам.
Каждую свободную минуту Фекла прибегала к старухе, помогала ей приго-
товить обед, прибраться в избе.
В конце года на отчетно-выборном собрании колхозники избрали Фек-
лу в члены правления. Это для нее было неожиданно, и она даже сначала
подумала: "А нет ли тут какого-нибудь подвоха?" В правление, как она
знала, избирали людей заслуженных, считавшихся активистами.
- Малограмотная я, не справлюсь, - хотела было отказаться Фекла.
- Грамоты маловато - не беда, - сказали ей. - Смекалка у тебя
есть, работник ты хороший, справишься.
Чем должен заниматься член правления колхоза, Фекла имела смутное
представление: "Сидят вечерами в конторе, что-то обсуждают, голосу-
ют... Правление постановит, а колхозники выполняйте". Так думала она.
Но, оказывается, выполнять то, что "постановят", приходилось прежде
всего самим правленцам: идти к людям, говорить с ними, убеждать, пока-
зывать пример. И если она раньше жила лишь по пословице: "Моя хата с
краю", теперь ей стали поручать разные общественные дела.
Поздней осенью после ледостава колхоз отправил бригаду рыбаков на
озеро Мечино на подледный лов сига. Бригадиром, за неимением других,
более опытных, назначили возчика Ермолая. Не прошло и десяти дней, как
в правление стали поступать на него анонимные письма. Написанные, как
заметно было, одной и той же рукой, на одинаковых клочках серой бумаги
химическим карандашом, они попали к Панькину. Суть жалоб сводилась к
тому, что Ермолай якобы плохо руководит бригадой, хлеб делит не поров-
ну, старается для себя выкроить лишнюю пайку, ругательски ругает рыба-
ков "последними словами", и надо его с бригадиров немедленно снять.
Панькина это озадачило: за Ермолаем прежде ничего такого не заме-
чалось. Председатель пригласил Феклу, ознакомил ее с письмами - их бы-
ло два.
- Придется тебе, Фекла Осиповна, наведаться на озеро да как члену
правления в этом деле хорошенько разобраться.
Фекла отправилась на лыжах на Мечино. Провела сутки на стане и во
всем разобралась. Жалобы на бригадира писали братья Сергеевы в отмест-
ку за то, что он поймал их за руку: ночью воровали мороженых сигов,
уложенных под навесом в плетеные короба. Ермолай был хорошим, честным
бригадиром. Сергеевы незаслуженно его оклеветали.
Вернувшись, она обо всем рассказала в правлении колхоза. Сергее-
вых оштрафовали за воровство. Они затаили на Феклу зло.
Большинство колхозников уважали Феклу и были ею довольны. Но доб-
рой славе сопутствует зависть. Кое-кто завидовал Зюзиной, что она еще
молода, независима и по-прежнему недоступно горда. Силу этой зависти
Фекла скоро испытала на себе.

    3



В начале зимы лед окреп, и хотя каждые сутки "шевелило" его при-
ливами и отливами и у берегов изрезало трещинами, посредине реки он
был матер и основателен.
Начался подледный лов наваги, которая приходила с рыбных морских
пастбищ в Унду на нерест. Основные бригады рыбаков уехали с рюжамн в
верховья Унды, Майды, Ручьев и там начали путину. А те, кто остался в
селе, пробили во льду лунки-продухи и принялись ловить навагу, на уды.
Лед на реке запестрел людьми. У всех были "заветные" места, где рыба-
чили и в предыдущие годы, рыбачат и сейчас.
В старом отцовском тулупе желтой овчины и необъятных, тоже роди-
тельских, валенках, в полушалке и ватных брюках, Фекла сидела на опро-
кинутой кадушке перед лункой.
Неподалеку от Феклы сгорбился над лункой Иероним в старом-преста-
ром ватном длиннополом пальто и валенках с клееными галошами. Усы и
бородка у него были в инее, на носу постоянно висела загустевшая на
морозе прозрачная стариковская капля. Он смахивал ее рукавицей, но тут
же нависала другая, такая же... Стар стал Иероним Маркович, ему пере-
валило за семьдесят. Однако нужда выгоняла его из теплой избы к ма-
ленькой проруби, он сидел возле нее, сколько мог. Побыв тут час-дру-
гой, Иероним собирал смерзшиеся тушки - рыба ему попадалась некрупная
- и, волоча мешок по снегу, с удочкой под мышкой подходил к Фекле.
- Удачлива ты, Феклуша! Рыба у тя первый сорт. Крупна, жирна.
Колхозу ловишь или себе?
- И себе и колхозу, - отзывалась Фекла, поглядев на деда с улыб-
кой. - Наловился, сбил охотку? Домой пошел?
- Пора. Замерз совсем. Кровь-та не греет.
- Покажи-ка улов-то, - Фекла заглядывала в мешок деда. - Невелика
рыбешка-та. Ну ничего, мелкая, да порядочно.
- Дак ведь стариковская. Сам я старый, тощой, и рыба такая идет.
Ну да я не в обиде. Божий дар принимать надо, не сетуя.
- На-ка, я тебе крупной добавлю на ушицу, - Фекла брала со снега
рыбу и клала в его мешок. - Дома разберешь, что в уху, а что в печь на
сушку.
- Спасибо! Дай бог здоровья тебе. Клев на уду! - говорил дед на
прощанье и опять волочил за собой мешок.
По правую сторону от Феклы, в десятке шагов сидела Авдотья Тимо-
нина - тощая, завернутая в нагольный полушубок, как в рогожу. Нацелясь
острым носом в полынью, она без устали совала по сторонам локтями.
Улов у нее был тоже приличный, но от соседки она все же отставала.
Феклу нынче во всеуслышание хвалили за удачную рыбалку и даже написали
о ней заметку в "боевом листке", назвав стахановкой путины, и Авдотью
брала зависть: "Лопатой гребет, и все ей мало!" Она искоса кидала на
Зюзину недовольные взгляды. Причина недовольства крылась еще и в дру-
гом. Средняя Дочь Авдотьи Евстолия три года назад вышла замуж за Дмит-
рия Котовцева. А теперь идут слухи, что он стал частенько наведываться
к Фекле в ее зимовку. Уж что они там делают, о чем говорят - бог зна-
ет. Но людская молва обвиняла Феклу в том, что она намеревается отбить
Дмитрия у Евстолии, сделать сиротами детей, а ее - соломенной вдо-
вой... Сам Дмитрий однажды под хмельком проговорился теще, что Фекла
хотела заманить его в свои сети, да он на это не пошел, потому что ве-
рен жене. Авдотья возненавидела Феклу, браня ее в душе самыми послед-
ними словами. Она решила вмешаться в судьбу дочери, которой грозила
"разлучница". Прежде всего ей хотелось унизить Феклу, опорочить ее в
глазах людей.
Сидя на льду, Авдотья придумала простой, но хитрый план.
...Однажды утром Фекла почувствовала, что удочка зацепилась за
что-то в воде, дергала, дергала и оборвала леску. Пришлось идти домой
за запасными крючками. Авдотья незаметно наблюдала за ней и злорадс-
твовала.
Фекла снова села к лунке, выловила несколько рыбин, и повторилась
та же история: крючки зацепились и оборвались.
В тот день Фекла наловила рыбы меньше всех. Она была сконфужена и
расстроена: "Почему обрываются крючки? Неужели течение притащило ка-
кую-нибудь корягу?" Она перешла на другое место. Тут ей сначала везло,
и она опять поставила "рекорд" среди удильщиков. Но через сутки удоч-
ка, словно заколдованная, зацепилась и оборвалась. Запас крючков у
Феклы кончился, и она пошла на склад. Кладовщик дал ей дюжину уд и на-
казал, чтобы берегла их, потому что теперь наважьи крючки, как и все
рыболовные снасти и принадлежности, стали большим дефицитом.
Фекла снова принялась за дело, но опять крючки намертво вцепились
во что-то на дне, и она была вынуждена их оборвать. Слезы закипали у
нее на глазах от досады: не лезть же в прорубь из-за крючков!
Сменила еще два места - результат прежний. Злое, роковое невезе-
ние вконец расстроило Зюзину. Она прекратила лов, когда оборвался пос-
ледний крючок, собрала рыбью мелочишку в мешок и отправилась домой. К
ней подошла Авдотья:
- Ты чего уходишь? Еще рано.
- Крючья все оборвала, ловить нечем, - сказала Фекла, - что-то на
дне попадается... какие-то коряги...
- Наверное, приливом да течением нанесло, - с притворным сочувс-
твием заметила Авдотья. - У меня тоже оборвалось три уды.
И отошла с озабоченными видом.
Уженье, однако, было в самом разгаре. Рыбаки, просидев день на
льду, в глубоких сумерках уходили домой с мешками мороженой рыбы. От
безделья и неудач Фекла окончательно упала духом. Она отправилась со
своей бедой к Иерониму Марковичу Пастухову. Уж он, старый рыбак, дол-
жен знать, почему крючки у нее обрываются, а у других целехоньки.
Выслушав ее, Иероним Маркович поразмыслил и сказал:
- Ежели в четырех лунках у тебя, Феклуша, крючки обрывались, так
корягами, о которых ты говоришь, кто-нибудь тебя облагодетельствовал.
Есть у меня одна догадка. Вечерком, когда никого на реке не будет,
пойдем проверим.
Поздним вечером, когда на льду не было ни души, дед взял железную
кошку, привязал к ней конец и вместе с Феклой, которая прихватила пеш-
ню, отправился на реку.
- Показывай твои лунки, - сказал он.
Фекла указала. Дед сломал пешней намерзший на лунке лед и опустил
в воду свое приспособление. Кошка сразу за что-то зацепилась.
- Клюнуло, - дед стал осторожно тянуть кошку из воды. - Тя-
же-е-елая рыбина попалась. Не упустить бы...
Из проруби дед выволок довольно большой, опутанный сетью тяжелый
ком.
- Гляди хорошенько. Твои уды тут.
- Камень сеткой обмотан. Кто же это так сподличал? - Фекла, скло-
нившись, высвободила крючки.
- Есть, видно, у тя враги, Феклуша. Завистники. Ловила поначалу
хорошо, вот и стали вредить.
- А в другой, в другой-то проруби посмотрим! - Фекла нетерпеливо
потащила деда к лунке поодаль.
И там Иероним выловил такой же тяжелый камень, обмотанный куском
невода.
- Вот тебе и вся причина. Теперь надо выяснить, кто. Камни убе-
рем, чтобы никто не догадался, что мы их вытащили. Завтра днем лови с
богом, только пробей новую лунку, виду не подавай. А ночью не поленись
посмотреть, кто придет снова сюда...
...Фекла затаилась за углом бани на берегу и стала ждать. Ночь
была тихая, морозная и темная - ни одной звездочки. С неба сыпался
мелкий и сухой снег. Поодаль угадывалась в потемках тропка, что спус-
кается по косогору к реке. Ее протоптали рыболовы-наважники.
Ждать пришлось долго. Порядком продрогнув, Фекла уже хотела было
идти домой. Но вот из-за крайней избы показалась и торопливо направи-
лась к реке высокая фигура. Фекла смогла только рассмотреть, что это
женщина. Она несла что-то в руках, прижимая к себе, словно ребенка. По
высокому росту и размашистой мужичьей походке Фекла догадалась, что
это - Авдотья Тимонина. "Что гонит ее на лед в глухую пору? - думала
Зюзина. - Баба вроде не злая. Никаких раздоров у меня с ней не бывало.
И вот поди ж ты..." Фекла вздохнула и, напрягая зрение, все смотрела
ей вслед с любопытством и неприязнью. "А может, она не с камнем? - по-
явилось и тут же исчезло сомнение. - С камнем! Ишь тащит... Даже сгор-
билась. Видно, тяжел. Из-под снега, поди, откопала, старалась".
Все еще выжидая, Фекла думала не о том, что вот сейчас соседка
тащит этот несчастный камень, чтобы бросить в нее, а о том, откуда
взялись эта злоба и коварство у Авдотьи, с которой ей, Фекле, делить
решительно нечего. Зависть? А причина ее? То, что Фекла ловила рыбы
больше? Но ведь и другие ловят помногу! Почему именно Феклу избрала
Авдотья для мести за удачливость на льду? А может, дело вовсе не в
этом? Фекла терялась в догадках.
Авдотья меж тем спустилась на лед к середине реки, осмотрелась и
направилась прямо к той проруби, возле которой Фекла сидела нынче
днем. Подойдя к лунке, подняла камень и с размаха опустила его, чтобы
проломить уже намерзший тонкий лед. Камень исчез подо льдом. Авдотья
отряхнулась, зябко повела плечами и вздрогнула от неожиданности, услы-
шав:
- Издалека камни-то носишь?
- Ой... - Авдотья схватилась рукой за грудь.
- Вот работка! А кто за нее платит? - Фекла подошла к Авдотье
вплотную, и та увидела ее большие недобрые глаза, так и обдавшие холо-
дом.
- Какие камни? Ты чего?.. - спросила она испуганно.
- Сама знаешь, какие. Я же видела - ты спустила в лунку камень,
сеткой обмотанный.
- Тебе померещилось.
- Померещилось? Тогда зачем сюда пришла? Бессонница одолела?
Фекла вспомнила свои оборванные крючки и неудачи, обозлилась и
хотела было схватить обидчицу и выкупать ее в проруби. Но лунка мала.
Тогда Фекла с размаха, по-мужски ударила Авдотью по уху. Та схватилась
за висок, согнулась и со всех ног кинулась бежать. Фекла в два прыжка
догнала ее и толкнула в спину. Авдотья упала ничком, потом села на
снег и заплакала. Фекла остановилась в недоумении. Она ожидала сопро-
тивления, быть может, отчаянной ругани - знала, что Авдотья за словом
в карман не лезла. Но Тимонина только всхлипывала. Это совсем обезору-
жило Феклу. Запал у нее прошел.
- Ну вставай, - сказала она. - Зачем вредишь?
Авдотья смахнула слезы рукавом и со злобой бросила ей прямо в ли-
цо:
- Потаскуха! Семью разбиваешь!
Фекла отшатнулась, выбросив вперед руки в шерстяных варежках, как
бы защищаясь от обидных бранных слов.
- Да как ты смеешь? Сроду никому я жить не мешала!
- Злодейка! Разлучница! - Авдотья, распаляясь, повысила голос до
крика и стала наступать на Феклу, почти касаясь своей тощей грудью уп-
ругой и налитой груди Феклы. - У дочери моей мужа отбивать? А про де-
тей забыла? Где твоя совесть?
- Какого мужа? Ты что, спятила?
- Я спятила? Это ты спятила! Овечкой прикидываешься! Зачем Митьку
в свой невод заманиваешь? Зачем хвостом перед ним вертишь?
- Ах вон оно что! - догадалась Фекла. - Вон тебе что наплели. Кто
же пустил такую небылицу?
- Зря люди не скажут. - Авдотья чуть отступила и стала перед Фек-
лой настороженная, злая, натянутая, словно струна. - Он сам мне ска-
зал, что ты уговариваешь его жить с ним...
Фекла дернулась, как от резкого и неожиданного удара, и едва
сдержала себя, крепко стиснув зубы. Наконец она вымолвила:
- И ты веришь этому?
- Верю.
- Напрасно. Хочешь, я тебе расскажу все по правде? Идем.
Авдотья шла молча рядом. Фекла стала рассказывать ей все, как бы-
ло, без утайки. Начав с прихода Обросима лет десять назад, она сказала
и о том, как уже теперь к ней являлся Дмитрий со своими приставаниями,
и она его выгнала, наказав никогда больше не переступать порог ее из-
бы.
- Все равно не верю тебе, - глухо сказала Авдотья.
- Но почему мне не веришь, а ему веришь? И для чего это мне ки-
даться на шею женатому мужику, которого видеть не могу, не то что...
Ты сама подумай. Хорошенько подумай! Если бы я хотела, давно бы связа-
лась с кем-нибудь попригляднее да получше твоего никудышного зятька! И
ты, вместо того чтобы прийти ко мне да поговорить начистоту, вон чем
занялась! Не стыдно ли? Ведь не мне вредишь - колхозу! А если узнают?
Тебе несдобровать по нынешнему военному времени! Посчитай-ка, сколько
я из-за твоих каменьев рыбы упустила? Самое малое - центнера полтора.
За такое дело по головке не погладят.
Авдотья испугалась.
- Жаловаться пойдешь?
Фекла помолчала, потом сказала раздумчиво:
- Подумаю... Жаль мне тебя. Ладно, если штрафом да позором отде-
лаешься. А если срок дадут? Если уполномоченный НКВД этим делом заин-
тересуется? Припишут вредительство в военное время! Под старость-то
каково будет?
- Не знала, что так может обернуться, не подумала, - Авдотья
вздохнула и отвернула лицо в сторону. - За дочку боялась, думала - без
мужа оставишь...
- Ну, а если бы и в самом деле я имела виды на Митьку - помогли
бы твои каменья?
- Не помогли бы. Знаю твой характер: напролом бы пошла.
- Ну вот...
Авдотья поскользнулась на подъеме в горку и чуть не упала. Фекла
вовремя подхватила ее.
- Не ходи жаловаться-то. Боле не буду камни под лед опускать. Вот
те крест!
- Ладно, молчу. Если другие не проговорятся...
- А разве другие знают?
- Есть и глаза и уши.
- Бес попутал... - опять вздохнула Авдотья и, не попрощавшись,
свернула в свой проулок. Поверила она Фекле или нет, так для Зюзиной и
осталось неясным.
Фекла тихо пошла домой. На пути ей повстречался старый, полураз-
валившийся амбар Мальгиных, и она вспомнила, что давно, перед женить-
бой Родиона, ревнуя его к Августе, пустила у колодца недобрую сплетню.
Ей стало неловко и стыдно самой себя: "Правду люди говорят: как аук-
нется, так и откликнется..."
Ход наваги кончался. Колхозники занялись подготовкой к предстоя-
щей зверобойке и весенней путине. Поговаривали, что вскоре из Унды
отправится в Архангельск большой рыбный обоз по зимнику через Сояну.
Путь это не близкий, и не легкий. Феклу заинтересовала возможность по-
видать в Архангельске Ряхиных, тем более что Меланья приглашала ее в
гости. Хотя Фекла и не имела к ним особой привязанности и душевного
расположения, ей все же хотелось посмотреть, как живут ее бывшие хозя-
ева и что они чувствуют, перестав быть ими. Феклой руководило скорее
любопытство, нежели участие в их "суковатой" судьбе Она попросила
Панькина, чтобы он назначил ее сопровождать обоз. Председатель обещал
это сделать, и Фекла стала собираться в дорогу.
Когда она занималась починкой одежды, к ней прибежала курь-
ер-уборщица Манефа и вручила ей под расписку повестку, которой Зюзину
вызывал к себе "для личной беседы" Митенев.
Митенев назначил встречу не в бухгалтерии, а в кабинете партийно-
го секретаря, из чего Фекла сделала вывод, что пригласил он ее по делу