Страница:
Никто не мог с этим спорить. Мировые нефтяные государства вовсе не славились своей склонностью к благотворительности. И тут впервые заговорил президент. Он посмотрел через стол в ту сторону, где сидел директор ЦРУ Уолтер Куинн и произнес:
– Ведь нет никаких сомнений в том, что за этим нефтяным эмбарго стоят французы?
– Ни малейших, сэр.
Госсекретарь тоже решил поучаствовать в дискуссии:
– Париж хочет, чтобы все европейские страны вошли в их новую монетарную систему – или же обанкротились настолько, чтобы не представлять для нее серьезной угрозы.
Президент кивком головы выразил свое согласие с Терманом, затем снова повернулся к главе разведслужб.
– Одна вещь во всем этом по-прежнему остается для меня загадкой, Уолт. А как же Германия? Разве они снабжались топливом не по тем же трубопроводам?
– Да, сэр. Особенно сырьем для нефтезаводов и фабрик, расположенных на востоке страны. Покупка этого топлива на свободном рынке встанет им в копеечку.
Хантингтон мысленно воздал должное президенту. Он и сам, готовясь к этому заседанию, планировал рассмотреть дело под тем же углом – с точки зрения Германии.
– Что ж, нам известно, что в обмен на эту акцию французы покрывают расходы русских по ликвидации ракет. Делают ли они что-либо подобное для Германии?
Директор ЦРУ выглядел встревоженным. Его рейтинг поднялся довольно высоко после того, как ЦРУ удалось заранее предупредить правительство о путче Каминова и секретной помощи России со стороны Франции. Теперь же приходилось признаться в собственном неведении.
– Если это и происходит, то нам не удалось обнаружить ничего подобного. Но я не могу ничего утверждать точно, господин президент. У нас нет достаточно высокопоставленных источников информации в правительстве Шредера.
Хантингтона не очень удивило заявление Куинна. В течение многих десятилетий Германия была союзником Америки в борьбе против советского коммунизма, пользующимся безграничным доверием. И понадобилось какое-то время, чтобы переориентировать деятельность ЦРУ в отношении Германии от открытого сотрудничества к скрытому соперничеству. И все же, даже малейшая возможность того, что французы не посчитали нужным проинформировать Берлин о том, что они затевают в России, выглядела интригующе. Возможно, вдруг окрепшая дружба двух стран вовсе не была такой крепкой, как казалось, судя по их совместным пресс-релизам. Все это требовало тщательного изучения.
Президент, очевидно, был того же мнения. Он указал пальцем в сторону шефа разведки.
– Продолжайте копать, Уолт. Я хочу знать наверняка, кто дирижирует этим чертовым эмбарго.
Он обвел глазами сидящих за столом.
– Хорошо, друзья, давайте двигаться дальше. Проблема, с которой столкнулись наши польские, чешские и словацкие друзья, предельно ясна. Теперь мне хотелось бы услышать какие-нибудь деловые предложения по этому поводу.
– А разве в этом есть необходимость, господин президент? – Глава казначейства не считала нужным особенно выбирать слова. Она достаточно долгое время была членом кабинета, чтобы знать, что его глава ценил искренность значительно дороже всеобщего согласия. – Я до сих пор не вижу необходимости вмешиваться во все это. Кого, на самом деле, волнует, будут ли поляки оплачивать свои счета в злотых или в франк-марках? – Женщина пожала плечами.
– Что конкретно вы предлагаете, Катрин? Чтобы мы отступили и умыли руки?
– Вот именно. По двум простым причинам. – Женщина выражалась четко и ясно, точно так же, как на заседаниях конгресса, когда описывала экономическое положение. – Первое. Если мы предоставим этим странам гарантии поставок нефти и газа, это приведет к истощению американской казны, которого мы никак не можем себе позволить. К тому же американскому народу вряд ли понравится, что его захотят заставить оплачивать счета за энергоснабжение других стран. Люди и так тратят много сил на то, чтобы свести концы с концами. Второе. Прекращение поставок топлива – мера искусственная. Рано или поздно России необходимо будет продавать свои топливные ресурсы, а значит, эмбарго будет снято. И если Варшаве, Праге и Братиславе надо немного согнуть шею, чтобы ускорить этот момент, так что с того? Это явно не приведет к концу света.
Один-два человека из сидящих за столом кивнули. Однако другие выглядели не очень уверенно. Бездействие часто оказывалось лучшим курсом в международной политике, но не всегда.
Хантингтон, удивляясь сам себе, вдруг решил принять участие в дебатах.
– При всем моем уважении к главе казначейства, мистер президент, я думаю, что она жестоко ошибается. Мы не можем уйти от решения этой проблемы.
Все головы повернулись в его сторону.
– Происходящее – классическая проверка расстановки сил и приверженностей. Французы ставят на то, что у нас не хватит духу открыто, к тому же в твердой валюте, помочь своим друзьям. Наши же союзники в Европе ставят на то, что мы окажем им эту помощь. И если мы подведем их, если мы отступим сейчас, это будет означать, что с торговлей в Европе можно распрощаться на долгие годы. Итальянцы, голландцы, испанцы – все будут знать, что мы позволили Франции и Германии оказать на нас давление. И любое здравомыслящее правительство немедленно повернется спиной к нам и лицом к Парижу. А тот, кто присоединяется к этой их новой монетарной системе, автоматически принимает позицию Франции и Германии по вопросам тарифов и субсидий. И это означает, что мы теряем последний реальный шанс выдернуть мир из этой проклятой торговой войны до того, как все мы обанкротимся.
Хантингтон посмотрел через стол на главу казначейства.
– Так что это один из тех случаев, когда мы не имеем права предоставить событиям идти своим чередом. Мы должны действовать.
Наступившую после выступления Хантингтона тишину прервал твердый и решительный голос президента:
– Росс абсолютно прав. Я не оставлю в беде людей, которые нам доверились.
Он повернулся к госсекретарю.
– Харрис, я хочу, чтобы вы организовали для меня встречу. Мне надо поговорить с премьер-министрами Норвегии и Великобритании. Срочно. Лучше всего по спутниковой связи, но если надо, я полечу сам.
– Конечно, господин президент. – От прежних колебаний Термана не осталось и следа. Он был давним специалистом и всегда правильно угадывал, в какую сторону дуют переменчивые ветра Белого дома.
Клинтон Скоуфилд наклонился вперед.
– Вы собираетесь просить у них нефть и газ из Северного моря?
– Эта мысль приходила мне в голову.
Скоуфилд кивнул.
– В этом есть смысл.
В надежде получить нефть от арабов, поляки еще в тысяча девятьсот семидесятом году построили на пути к Гданьску морской порт. Трубопроводы уже были протянуты к Варшаве, другим большим городам и дальше к югу, в Чехию и Словакию. Тем лучше, ведь огромные запасы природного газа и нефти в Северном море находятся всего в нескольких сотнях миль к западу от Польши. Более короткий путь означает большую оборачиваемость танкеров и, соответственно, меньшие транспортные расходы.
– И чем же мы будем расплачиваться за наши широкие жесты? – Скептицизм главы казначейства был по-прежнему неистощим.
– Поляки и чехи заплатят нам сколько смогут. В твердой валюте или как-то по-другому. Остальное? Остальное придется где-то брать нам самим. Сначала мы попытаемся добавить кое-какие деньги в дополнительные ассигнования на помощь. Придется чем-нибудь подкупить конгресс. Например, прибавить им кое-что на внутренние нужды. – Уголки рта президента поползли вниз. Много лет он боролся против неразумного расходования средств местными властями. И тот факт, что президент решился в этом смысле изменить себе, лишний раз доказывал его непоколебимую решимость помочь странам Восточной Европы. Президент продолжал: – Если мы не сможем добыть дополни тельные ассигнования, придется перераспределить деньги, уже выделенные на помощь зарубежным странам.
Лицо Харриса Термана при этом несколько помрачнело. Именно он, как госсекретарь, будет объясняться с главами различных правительств по поводу того, почему обещанная ранее помощь не будет им оказана.
– Конгрессу это не понравится, господин президент, – предупредила глава казначейства.
– Конгрессу? Конгресс, мадам, может идти в... – Президент сделал паузу и сардонически улыбнулся: – В Гданьск.
Хантингтон кивнул своим мыслям. Теперь можно быть уверенным – президент решился и помощь их друзьям в Восточной Европе будет оказана.
Глава 10
– Ведь нет никаких сомнений в том, что за этим нефтяным эмбарго стоят французы?
– Ни малейших, сэр.
Госсекретарь тоже решил поучаствовать в дискуссии:
– Париж хочет, чтобы все европейские страны вошли в их новую монетарную систему – или же обанкротились настолько, чтобы не представлять для нее серьезной угрозы.
Президент кивком головы выразил свое согласие с Терманом, затем снова повернулся к главе разведслужб.
– Одна вещь во всем этом по-прежнему остается для меня загадкой, Уолт. А как же Германия? Разве они снабжались топливом не по тем же трубопроводам?
– Да, сэр. Особенно сырьем для нефтезаводов и фабрик, расположенных на востоке страны. Покупка этого топлива на свободном рынке встанет им в копеечку.
Хантингтон мысленно воздал должное президенту. Он и сам, готовясь к этому заседанию, планировал рассмотреть дело под тем же углом – с точки зрения Германии.
– Что ж, нам известно, что в обмен на эту акцию французы покрывают расходы русских по ликвидации ракет. Делают ли они что-либо подобное для Германии?
Директор ЦРУ выглядел встревоженным. Его рейтинг поднялся довольно высоко после того, как ЦРУ удалось заранее предупредить правительство о путче Каминова и секретной помощи России со стороны Франции. Теперь же приходилось признаться в собственном неведении.
– Если это и происходит, то нам не удалось обнаружить ничего подобного. Но я не могу ничего утверждать точно, господин президент. У нас нет достаточно высокопоставленных источников информации в правительстве Шредера.
Хантингтона не очень удивило заявление Куинна. В течение многих десятилетий Германия была союзником Америки в борьбе против советского коммунизма, пользующимся безграничным доверием. И понадобилось какое-то время, чтобы переориентировать деятельность ЦРУ в отношении Германии от открытого сотрудничества к скрытому соперничеству. И все же, даже малейшая возможность того, что французы не посчитали нужным проинформировать Берлин о том, что они затевают в России, выглядела интригующе. Возможно, вдруг окрепшая дружба двух стран вовсе не была такой крепкой, как казалось, судя по их совместным пресс-релизам. Все это требовало тщательного изучения.
Президент, очевидно, был того же мнения. Он указал пальцем в сторону шефа разведки.
– Продолжайте копать, Уолт. Я хочу знать наверняка, кто дирижирует этим чертовым эмбарго.
Он обвел глазами сидящих за столом.
– Хорошо, друзья, давайте двигаться дальше. Проблема, с которой столкнулись наши польские, чешские и словацкие друзья, предельно ясна. Теперь мне хотелось бы услышать какие-нибудь деловые предложения по этому поводу.
– А разве в этом есть необходимость, господин президент? – Глава казначейства не считала нужным особенно выбирать слова. Она достаточно долгое время была членом кабинета, чтобы знать, что его глава ценил искренность значительно дороже всеобщего согласия. – Я до сих пор не вижу необходимости вмешиваться во все это. Кого, на самом деле, волнует, будут ли поляки оплачивать свои счета в злотых или в франк-марках? – Женщина пожала плечами.
– Что конкретно вы предлагаете, Катрин? Чтобы мы отступили и умыли руки?
– Вот именно. По двум простым причинам. – Женщина выражалась четко и ясно, точно так же, как на заседаниях конгресса, когда описывала экономическое положение. – Первое. Если мы предоставим этим странам гарантии поставок нефти и газа, это приведет к истощению американской казны, которого мы никак не можем себе позволить. К тому же американскому народу вряд ли понравится, что его захотят заставить оплачивать счета за энергоснабжение других стран. Люди и так тратят много сил на то, чтобы свести концы с концами. Второе. Прекращение поставок топлива – мера искусственная. Рано или поздно России необходимо будет продавать свои топливные ресурсы, а значит, эмбарго будет снято. И если Варшаве, Праге и Братиславе надо немного согнуть шею, чтобы ускорить этот момент, так что с того? Это явно не приведет к концу света.
Один-два человека из сидящих за столом кивнули. Однако другие выглядели не очень уверенно. Бездействие часто оказывалось лучшим курсом в международной политике, но не всегда.
Хантингтон, удивляясь сам себе, вдруг решил принять участие в дебатах.
– При всем моем уважении к главе казначейства, мистер президент, я думаю, что она жестоко ошибается. Мы не можем уйти от решения этой проблемы.
Все головы повернулись в его сторону.
– Происходящее – классическая проверка расстановки сил и приверженностей. Французы ставят на то, что у нас не хватит духу открыто, к тому же в твердой валюте, помочь своим друзьям. Наши же союзники в Европе ставят на то, что мы окажем им эту помощь. И если мы подведем их, если мы отступим сейчас, это будет означать, что с торговлей в Европе можно распрощаться на долгие годы. Итальянцы, голландцы, испанцы – все будут знать, что мы позволили Франции и Германии оказать на нас давление. И любое здравомыслящее правительство немедленно повернется спиной к нам и лицом к Парижу. А тот, кто присоединяется к этой их новой монетарной системе, автоматически принимает позицию Франции и Германии по вопросам тарифов и субсидий. И это означает, что мы теряем последний реальный шанс выдернуть мир из этой проклятой торговой войны до того, как все мы обанкротимся.
Хантингтон посмотрел через стол на главу казначейства.
– Так что это один из тех случаев, когда мы не имеем права предоставить событиям идти своим чередом. Мы должны действовать.
Наступившую после выступления Хантингтона тишину прервал твердый и решительный голос президента:
– Росс абсолютно прав. Я не оставлю в беде людей, которые нам доверились.
Он повернулся к госсекретарю.
– Харрис, я хочу, чтобы вы организовали для меня встречу. Мне надо поговорить с премьер-министрами Норвегии и Великобритании. Срочно. Лучше всего по спутниковой связи, но если надо, я полечу сам.
– Конечно, господин президент. – От прежних колебаний Термана не осталось и следа. Он был давним специалистом и всегда правильно угадывал, в какую сторону дуют переменчивые ветра Белого дома.
Клинтон Скоуфилд наклонился вперед.
– Вы собираетесь просить у них нефть и газ из Северного моря?
– Эта мысль приходила мне в голову.
Скоуфилд кивнул.
– В этом есть смысл.
В надежде получить нефть от арабов, поляки еще в тысяча девятьсот семидесятом году построили на пути к Гданьску морской порт. Трубопроводы уже были протянуты к Варшаве, другим большим городам и дальше к югу, в Чехию и Словакию. Тем лучше, ведь огромные запасы природного газа и нефти в Северном море находятся всего в нескольких сотнях миль к западу от Польши. Более короткий путь означает большую оборачиваемость танкеров и, соответственно, меньшие транспортные расходы.
– И чем же мы будем расплачиваться за наши широкие жесты? – Скептицизм главы казначейства был по-прежнему неистощим.
– Поляки и чехи заплатят нам сколько смогут. В твердой валюте или как-то по-другому. Остальное? Остальное придется где-то брать нам самим. Сначала мы попытаемся добавить кое-какие деньги в дополнительные ассигнования на помощь. Придется чем-нибудь подкупить конгресс. Например, прибавить им кое-что на внутренние нужды. – Уголки рта президента поползли вниз. Много лет он боролся против неразумного расходования средств местными властями. И тот факт, что президент решился в этом смысле изменить себе, лишний раз доказывал его непоколебимую решимость помочь странам Восточной Европы. Президент продолжал: – Если мы не сможем добыть дополни тельные ассигнования, придется перераспределить деньги, уже выделенные на помощь зарубежным странам.
Лицо Харриса Термана при этом несколько помрачнело. Именно он, как госсекретарь, будет объясняться с главами различных правительств по поводу того, почему обещанная ранее помощь не будет им оказана.
– Конгрессу это не понравится, господин президент, – предупредила глава казначейства.
– Конгрессу? Конгресс, мадам, может идти в... – Президент сделал паузу и сардонически улыбнулся: – В Гданьск.
Хантингтон кивнул своим мыслям. Теперь можно быть уверенным – президент решился и помощь их друзьям в Восточной Европе будет оказана.
Глава 10
Возгорание
4 ФЕВРАЛЯ, НОВОСТИ "СИ-ЭН-ЭН"
Изображение на экране телевизора было каким-то странно захватывающим и красивым. Гигантский нефтяной танкер с красными боками спокойно скользил по мелководью между Данией и Швецией, проплывая со скоростью десяти узлов мимо Копенгагена с его каменными пирсами, домами и мрачными шпилями церквей. По сравнению с танкером, находившиеся рядом два буксира и лоцманский катер, провожающий лодку через канал в Балтийское море, казались просто карликами. Целый рой разноцветных лодок с лозунгами протеста стояли по курсу танкера, удерживаемые в бухте полицейским катером, который, пыхтя, носился вдоль канала. Над водой слышался гул моторов и гудки.
"Главная новость часа – помощь польской экономике, изголодавшейся без нефти, уже в пути.
Сегодня вышел в Балтийское море первый танкер с североморской нефтью, спешащий на выручку польским нефтеперерабатывающим заводам, работающим практически вхолостую. Почти на всем пути следования танкер сопровождали морские пикеты радикально настроенных борцов за чистоту окружающей среды. К нам не поступали сообщения об арестах, сделанных датской полицией, несмотря на то, что ранее ходили слухи о том, что "Гринпис" намерен блокировать движение танкера на пути к Гданьску". На смену кадрам, отснятым за тысячи миль, появилась эмблема телестанции.
И другие новости из европейского региона. "Министр экологии Франции Жан-Клод Мартине выразил серьезную озабоченность по поводу массированных поставок нефти в Польшу. Он указал на то, что для удовлетворения потребности Польши в нефти потребуется около двухсот рейсов танкеров в год – без учета нефти, предназначенной для Чехии и Словакии. Так как морские пути этого региона и без того достаточно перегружены, министр пред сказал неминуемую катастрофу, которая "окончательно разрушит хрупкую экологическую систему Балтики".
В ответ на выступление французского министра, представитель госдепартамента США Миллисент Фанон заявила, что имеет место "преднамеренная попытка ввести в заблуждение и посеять панику" среди жителей государств, имеющих выход к Балтийскому морю..."
Шло заседание палаты представителей американского конгресса, где здравый смысл был явно не в моде.
– Господин спикер, этот президент неуправляем и непрошибаем! – высокий седоволосый конгрессмен от штата Миссури, не обращая внимания на протестующий ропот зала, тяжело опустил кулак на поверхность кафедры. – Эта бездарная затея на Балтике – еще один пример того, что администрация заботится гораздо больше об иностранцах и иностранной политике, чем о своих гражданах.
Лидер большинства Джеймс Ричард Пендлтон по прозвищу "Дик" был в прекрасной форме и явно работал на телекамеры, снимавшие его твердый профиль типичного американца. Он был мастером произносить речи, занимавшие всего одну минуту – дань конгресса нашему времени, когда политика делается по телевизору. Десятки членов палаты охотно пользовались возможностью поговорить перед камерой шестьдесят секунд в начале каждого дня заседаний абсолютно на любую тему, которая могла обеспечить им возможность выйти в общенациональный или хотя бы местный эфир. Если использовать подобные возможности с умом, они становились могучим политическим оружием.
– Десять миллиардов долларов, господин спикер! Миллиардов! Вот сколько мы платим, чтобы наполнить польские бункеры и согреть чешские дома! Десять миллиардов долларов наших налогоплательщиков выбрасываются на нужды заморских стран вместо того, чтобы накормить на эти деньги американские семьи, одеть американских детей и создать новые рабочие места для американских граждан! Что ж, я думаю, это ошибка! Грубая ошибка. В тяжелые времена вроде тех, которые мы сейчас переживаем, мы должны сначала позаботиться о наших согражданах, а не швыряться миллиардами, выступая в роли этакого всемирного Санта-Клауса! Америка заслуживает большего, мистер спикер. И Америка заслуживает президента, который это понимает.
Лидер большинства был абсолютно уверен в том, что лишь немногие американские граждане способны понять, что "гигантская" программа энергетической помощи восточноевропейским странам, на которую он так яростно нападает, составляет всего полпроцента федерального бюджета. Когда расходы правительства измерялись в таких цифрах, люди переставали понимать их.
Пендлтон покинул зал заседаний с довольной улыбкой. Он неплохо поработал сегодня. Миллионы американцев увидят сегодня вечером выдержки из его речи и будут после этого чуть меньше поддерживать президента и его партию. Не намного. Во время опросов общественного мнения это выльется всего в один-два процента. Но для конгрессменов этого будет достаточно. Подорвать авторитет правящего президента – всегда было долгим и нелегким процессом. Хотя следующая предвыборная компания начнется только через два года, Пендлтон твердо решил выиграть эти выборы.
Как и большинство его коллег, Пендлтон не задумывался о том, какое впечатление могут произвести его нетерпеливые, неправильно выбранные слова за пределами Соединенных Штатов.
Те пять дней, что длилась встреча, Никола Десо, Шредер и другие будущие архитекторы нового европейского порядка заседали внутри красиво отделанного зала для конференций старого здания парламента. После нескольких недель предварительного обсуждения на более низких уровнях, главы государств встретились наконец для того, чтобы окончательно выработать основные военные, экономические и политические механизмы, которые позволили бы приступить к работе по созданию нового континентального союза. Как только они достигнут договоренности, более мелким европейским странам будет представлена серия договоров в виде готовых документов, требующих одобрения, а не обсуждения и поправок.
Во время дневного перерыва в переговорах двое мужчин – Никола Десо и французский министр обороны Мишель Гюши, бродили по заснеженному парку, прилегающему к сверкающим бронзой и серебром кирпичным башенкам Палас-дель-Европ. Помощники следовали за ними на почтительном расстоянии – так, чтобы не слышать разговора, но быть под рукой в случае, если появятся какие-нибудь поручения.
– Я до сих пор сомневаюсь в вашей схеме, Никола, – Мишель Гюши медленно покачал головой. – Так много перемен за такое короткое время. По-моему, это не очень мудро.
– Когда скачешь на спине тигра, мой друг.
Остальное Десо не стал произносить вслух. Гюши знал, какому риску они подвергаются. В какой-то момент граждане Франции выразили готовность подчиняться военному положению, но все еще может перемениться с наступлением весны. Политическая нестабильность и весеннее солнышко – сочетание, знакомое французам и весьма нежелательное в сложившихся обстоятельствах. Что еще хуже, Боннар, одряхлевший президент Франции, опять был очень плох. А если президент умрет, то он унесет с собой в могилу и без того тонкий, как папиросная бумага, призрак законности Чрезвычайного комитета.
"Нет, – думал Десо, – у них нет времени обдумывать все дважды". Вот почему он решил проинструктировать министра обороны, прежде чем начнутся вечерние переговоры. Он твердо решил обеспечить поддержку Гюши в принятии тех договоренностей, которые выработали они со Шредером. Жак Морин, выдвинутый Десо на пост директора ГДВБ, уже гарантировал ему свою помощь. Втроем они контролировали самые важные функции французского государства – армию, внешнюю политику, шпионаж. А при действии чрезвычайных декретов, на основании которых теперь управляли Францией, в их руках сосредоточилась боевая и политическая сила, которая обычно являлась привилегией президента и главнокомандующего. И если они втроем будут действовать вместе, остальному кабинету придется следовать за ними.
Формально исполнительная власть в Европейской Конфедерации, которую они предлагали создать, будет принадлежать Совету наций, состоящему из представителей всех государств-участников. Но Совет будет собираться всего два или три раза в год. Этот факт, а также численность Совета гарантировали уверенность, что он никогда не станет ничем большим, чем почетным обществом, где ведутся дебаты, но не принимаются реальные решения. На практике принятие повседневных решений будет лежать на постоянно действующих секретариатах. А начальников этих секретариатов будут назначать Франция и Германия.
Военные вопросы будет решать командная структура, аналогичная НАТО. Немцы готовы были поддержать французских кандидатов на высшие военные и политические посты. Они даже выражали желание произвести интеграцию вооруженных сил до уровня дивизии.
И уж по крайней мере эти решения вызывали безоговорочную поддержку Гюши. Идея соединить французские и германские войска в единую армию была довольно надежной гарантией от возможных территориальных претензий немцев. Уже существующие франко-германские корпуса показывали, что создание такой армии вполне возможно, хотя и непросто. И что еще приятнее, согласно логике, самым вероятным претендентом на роль главы объединенных сил будет именно французский министр обороны.
– А что будут иметь со всего этого боши? – Довольное выражение лица Гюши сменилось хмурым. – Ведь ни один немец даже в туалет не сходит, не оговорив подробностей.
– Тут вы правы. – Десо улыбнулся. Он позволил Гюши, которого утомляло абсолютно все, что не было связано с военной политикой, отсутствовать на переговорах, касавшихся других вопросов. – Они хотят, чтобы мы гарантировали им контроль над всеми назначениями, касающимися финансов и промышленности.
– И вы договорились?
– Конечно. – Десо пожал плечами. – У всех у нас есть сферы влияния в Европе в отдельных отраслях промышленности. И немцы не настолько глупы, чтобы вторгаться на чужие территории. Если же они хотят развлечься, печатая новенькие банкноты и выдавая займы под проценты нашим младшим "союзникам", я не вижу причин им препятствовать.
– Это правильно. – Гюши потер подбородок. Предоставление Германии возможности определять экономическую политику действительно мало что значит. Франция давно научилась игнорировать политические соглашения, которые ее не устраивали. В любом случае, современные правители Германии были явно лучшими бизнесменами и банкирами, чем солдатами и политиками. – Я начинаю понимать, почему вы так добиваетесь этого союза. – Гюши покачал головой, демонстрируя невыраженное восхищение. – А вы хитрец, Никола.
– Я просто осторожен, друг мой. Я играю, но только тогда, когда знаю, какие карты на руках у соперника.
Министр обороны кивнул.
– Я это заметил. – Он замялся. – Но как насчет темной карты? Я имею в виду Соединенные Штаты. Сомневаюсь, чтобы американцам очень хотелось увидеть Европу объединенной под одним знаменем.
– Американцы? – Десо скорчил гримасу. – Они ничего из себя не представляют. Шуму много – толку мало.
– Но это их мероприятие в Польше.
– Тоже ничего не значит, Мишель. – Десо игнорировал усилия США, направленные на снабжение Польши и ее южных соседей нефтью и газом По правде говоря, первые сообщения об этом повергли Десо в состояние шока. Он никак не предполагал, что Вашингтон может нарушить организованное им энергетическое эмбарго. Потом Десо изучил реакцию на эти события общественного мнения и политических кругов самой Америки. Американцам всегда нравились победы быстрые и легкие, как, например, в Персидском заливе. И у них не было ни малейшего желания одобрять не совсем понятные длительные проекты.
Это была слабость Вашингтона, которую Десо собирался использовать.
– Даже их собственный конгресс старается прекратить поставки. Один маленький шаг назад – и вся эта нелепая акция закончится. Вот так! А когда с этим будет покончено, полякам и чехам придется просить милостыню у наших дверей.
Десо был уверен, что Гюши понравится подобное сравнение. Министр обороны был гордым человеком, и воспоминания о нескольких неудавшихся попытках продать этим странам французское оружие все еще жгли его память. Судя по тем отчетам, которые читал Гюши, они просто посмеялись над его предложениями, прежде чем обратиться за оружием и поддержкой к Англии и США. В свете всего этого униженные просьбы Польши и Чехии о возможности вступить в новый союз вполне способны загладить нанесенное Гюши оскорбление.
И что не менее важно, министр обороны был патриотом. Двадцатый век не был особенно благосклонен к его любимой родине. Франция пострадала от первой мировой войны и была буквально растоптана второй. Затем ее практически игнорировали две мировые державы, принимавшие участие в холодной войне. Теперь же, в первый раз за сто лет, у Франции появился шанс восстановить былую славу и занять подобающее ей место под солнцем.
– Итак, Мишель? Каким будет твой ответ? Ты согласен играть со мной в одной команде? – Десо ждал, пока его коллега обдумает свое решение. Хотя его всегда раздражала необходимость уговаривать, Никола скрывал свои чувства. В настоящее время некоторая доля унижения должна была помочь ему достичь цели.
Медленно и с сомнением министр обороны Франции наконец кивнул головой.
Что ж, у Никола Десо будет его союз. Франция вступает в новый виток погони за былыми имперскими амбициями.
Гайнц Шредер и Юрген Леттов, министр обороны Германии, стояли у окна, выходящего в парк, и смотрели на двух прогуливающихся французов.
Леттов, который был стройнее и ниже ростом, чем его руководитель, кивнул на маячившую в отдалении фигуру Десо.
– Я не доверяю этому человеку, канцлер. – Он поморщился – Было ли мудро с нашей стороны предоставить столько полномочий французам?
У Леттова были причины казаться недовольным. Договоры, которые они вырабатывали, должны были сделать его министерство бесправным придатком Секретариата обороны конфедерации. Французские генералы будут командовать германскими войсками. Министр обороны нахмурился еще сильнее.
Шредер неуверенно пожал плечами.
– Дайте Франции помаршировать в форме, Леттов. Мы живем в современном мире. Кто станет в наше время развязывать войну? – Он натянуто улыбнулся. – А все остальные соглашения – вполне в нашу пользу. Мы даем Десо и его коллегам небольшое преимущество в определении курса политики – право командовать солдатами и дипломатами, они же дают нам контроль над реальными рычагами власти – промышленностью, банками и торговлей.
Канцлер Германии покачал головой.
– Нет, Леттов, мы должны позволить Франции купаться в лучах воображаемой славы, в то время как сами перекроим континент в свою пользу.
По причинам, прямо противоположным друг другу, две сильнейшие европейские державы пришли, тем не менее, к одним и тем же решениям.
Полковник Золтан Храдецки сложил газету и подошел к столу. Затем посмотрел на часы, висящие на стене. 2.30. Еще полтора часа до того момента, когда он сможет покинуть кабинет, и даже в этом случае он уйдет раньше всех работников министерства.
Конечно, у его сослуживцев была реальная работа, которую необходимо было выполнить. А у полковника такой работы не было После того, как Храдецки убрали из Шопрона за обиду, нанесенную им французскому вертолетному конгломерату, его переводили из одного неперспективного отдела в другой.
Сейчас, запертый в кабинете без окон, с облупленными стенами, выкрашенными зеленой краской так давно, что теперь они начинали казаться серыми, Храдецки целый день перекладывал с места на место какие-то бумажки. Достаточно тяжелым испытанием был сам по себе переход с активной деятельности на бумажную работу, да еще какую работу!
Одно название его должности звучало впечатляюще – Храдецки был "инспектором по академическому обучению" Министерства внутренних дел. Единственной обязанностью полковника было следить за количеством студентов, обучающихся в венгерских военных академиях. Каждый день он заполнял соответствующую форму и передавал ее секретарю своего непосредственного начальника. И каждый день, Храдецки был абсолютно в этом уверен, бригадный генерал Имре Дожа подписывал его отчеты не читая – и их тут же предавали забвению.
Каждый раз, когда Храдецки пытался сделать свою должность чем-то большим, чем пустая трата времени и сил, его попытки решительно пресекались При этом командующий национальной полицией Дожа даже не считал нужным скрывать свое презрение. Во время своей первой и последней встречи с этим подтянутым офицером в безукоризненно сидящей форме, Храдецки услышал:
Изображение на экране телевизора было каким-то странно захватывающим и красивым. Гигантский нефтяной танкер с красными боками спокойно скользил по мелководью между Данией и Швецией, проплывая со скоростью десяти узлов мимо Копенгагена с его каменными пирсами, домами и мрачными шпилями церквей. По сравнению с танкером, находившиеся рядом два буксира и лоцманский катер, провожающий лодку через канал в Балтийское море, казались просто карликами. Целый рой разноцветных лодок с лозунгами протеста стояли по курсу танкера, удерживаемые в бухте полицейским катером, который, пыхтя, носился вдоль канала. Над водой слышался гул моторов и гудки.
"Главная новость часа – помощь польской экономике, изголодавшейся без нефти, уже в пути.
Сегодня вышел в Балтийское море первый танкер с североморской нефтью, спешащий на выручку польским нефтеперерабатывающим заводам, работающим практически вхолостую. Почти на всем пути следования танкер сопровождали морские пикеты радикально настроенных борцов за чистоту окружающей среды. К нам не поступали сообщения об арестах, сделанных датской полицией, несмотря на то, что ранее ходили слухи о том, что "Гринпис" намерен блокировать движение танкера на пути к Гданьску". На смену кадрам, отснятым за тысячи миль, появилась эмблема телестанции.
И другие новости из европейского региона. "Министр экологии Франции Жан-Клод Мартине выразил серьезную озабоченность по поводу массированных поставок нефти в Польшу. Он указал на то, что для удовлетворения потребности Польши в нефти потребуется около двухсот рейсов танкеров в год – без учета нефти, предназначенной для Чехии и Словакии. Так как морские пути этого региона и без того достаточно перегружены, министр пред сказал неминуемую катастрофу, которая "окончательно разрушит хрупкую экологическую систему Балтики".
В ответ на выступление французского министра, представитель госдепартамента США Миллисент Фанон заявила, что имеет место "преднамеренная попытка ввести в заблуждение и посеять панику" среди жителей государств, имеющих выход к Балтийскому морю..."
* * *
6 ФЕВРАЛЯ, ПАЛАТА ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ, ВАШИНГТО Н ОКРУГ КОЛУМБИЯШло заседание палаты представителей американского конгресса, где здравый смысл был явно не в моде.
– Господин спикер, этот президент неуправляем и непрошибаем! – высокий седоволосый конгрессмен от штата Миссури, не обращая внимания на протестующий ропот зала, тяжело опустил кулак на поверхность кафедры. – Эта бездарная затея на Балтике – еще один пример того, что администрация заботится гораздо больше об иностранцах и иностранной политике, чем о своих гражданах.
Лидер большинства Джеймс Ричард Пендлтон по прозвищу "Дик" был в прекрасной форме и явно работал на телекамеры, снимавшие его твердый профиль типичного американца. Он был мастером произносить речи, занимавшие всего одну минуту – дань конгресса нашему времени, когда политика делается по телевизору. Десятки членов палаты охотно пользовались возможностью поговорить перед камерой шестьдесят секунд в начале каждого дня заседаний абсолютно на любую тему, которая могла обеспечить им возможность выйти в общенациональный или хотя бы местный эфир. Если использовать подобные возможности с умом, они становились могучим политическим оружием.
– Десять миллиардов долларов, господин спикер! Миллиардов! Вот сколько мы платим, чтобы наполнить польские бункеры и согреть чешские дома! Десять миллиардов долларов наших налогоплательщиков выбрасываются на нужды заморских стран вместо того, чтобы накормить на эти деньги американские семьи, одеть американских детей и создать новые рабочие места для американских граждан! Что ж, я думаю, это ошибка! Грубая ошибка. В тяжелые времена вроде тех, которые мы сейчас переживаем, мы должны сначала позаботиться о наших согражданах, а не швыряться миллиардами, выступая в роли этакого всемирного Санта-Клауса! Америка заслуживает большего, мистер спикер. И Америка заслуживает президента, который это понимает.
Лидер большинства был абсолютно уверен в том, что лишь немногие американские граждане способны понять, что "гигантская" программа энергетической помощи восточноевропейским странам, на которую он так яростно нападает, составляет всего полпроцента федерального бюджета. Когда расходы правительства измерялись в таких цифрах, люди переставали понимать их.
Пендлтон покинул зал заседаний с довольной улыбкой. Он неплохо поработал сегодня. Миллионы американцев увидят сегодня вечером выдержки из его речи и будут после этого чуть меньше поддерживать президента и его партию. Не намного. Во время опросов общественного мнения это выльется всего в один-два процента. Но для конгрессменов этого будет достаточно. Подорвать авторитет правящего президента – всегда было долгим и нелегким процессом. Хотя следующая предвыборная компания начнется только через два года, Пендлтон твердо решил выиграть эти выборы.
Как и большинство его коллег, Пендлтон не задумывался о том, какое впечатление могут произвести его нетерпеливые, неправильно выбранные слова за пределами Соединенных Штатов.
* * *
10 ФЕВРАЛЯ, ФРАНКО-ГЕРМАНСКАЯ ВСТРЕЧА НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ, ПАЛАС-ДЕЛЬ-ЕВРОП, СТРАСБУРГ, ФРАНЦИЯТе пять дней, что длилась встреча, Никола Десо, Шредер и другие будущие архитекторы нового европейского порядка заседали внутри красиво отделанного зала для конференций старого здания парламента. После нескольких недель предварительного обсуждения на более низких уровнях, главы государств встретились наконец для того, чтобы окончательно выработать основные военные, экономические и политические механизмы, которые позволили бы приступить к работе по созданию нового континентального союза. Как только они достигнут договоренности, более мелким европейским странам будет представлена серия договоров в виде готовых документов, требующих одобрения, а не обсуждения и поправок.
Во время дневного перерыва в переговорах двое мужчин – Никола Десо и французский министр обороны Мишель Гюши, бродили по заснеженному парку, прилегающему к сверкающим бронзой и серебром кирпичным башенкам Палас-дель-Европ. Помощники следовали за ними на почтительном расстоянии – так, чтобы не слышать разговора, но быть под рукой в случае, если появятся какие-нибудь поручения.
– Я до сих пор сомневаюсь в вашей схеме, Никола, – Мишель Гюши медленно покачал головой. – Так много перемен за такое короткое время. По-моему, это не очень мудро.
– Когда скачешь на спине тигра, мой друг.
Остальное Десо не стал произносить вслух. Гюши знал, какому риску они подвергаются. В какой-то момент граждане Франции выразили готовность подчиняться военному положению, но все еще может перемениться с наступлением весны. Политическая нестабильность и весеннее солнышко – сочетание, знакомое французам и весьма нежелательное в сложившихся обстоятельствах. Что еще хуже, Боннар, одряхлевший президент Франции, опять был очень плох. А если президент умрет, то он унесет с собой в могилу и без того тонкий, как папиросная бумага, призрак законности Чрезвычайного комитета.
"Нет, – думал Десо, – у них нет времени обдумывать все дважды". Вот почему он решил проинструктировать министра обороны, прежде чем начнутся вечерние переговоры. Он твердо решил обеспечить поддержку Гюши в принятии тех договоренностей, которые выработали они со Шредером. Жак Морин, выдвинутый Десо на пост директора ГДВБ, уже гарантировал ему свою помощь. Втроем они контролировали самые важные функции французского государства – армию, внешнюю политику, шпионаж. А при действии чрезвычайных декретов, на основании которых теперь управляли Францией, в их руках сосредоточилась боевая и политическая сила, которая обычно являлась привилегией президента и главнокомандующего. И если они втроем будут действовать вместе, остальному кабинету придется следовать за ними.
Формально исполнительная власть в Европейской Конфедерации, которую они предлагали создать, будет принадлежать Совету наций, состоящему из представителей всех государств-участников. Но Совет будет собираться всего два или три раза в год. Этот факт, а также численность Совета гарантировали уверенность, что он никогда не станет ничем большим, чем почетным обществом, где ведутся дебаты, но не принимаются реальные решения. На практике принятие повседневных решений будет лежать на постоянно действующих секретариатах. А начальников этих секретариатов будут назначать Франция и Германия.
Военные вопросы будет решать командная структура, аналогичная НАТО. Немцы готовы были поддержать французских кандидатов на высшие военные и политические посты. Они даже выражали желание произвести интеграцию вооруженных сил до уровня дивизии.
И уж по крайней мере эти решения вызывали безоговорочную поддержку Гюши. Идея соединить французские и германские войска в единую армию была довольно надежной гарантией от возможных территориальных претензий немцев. Уже существующие франко-германские корпуса показывали, что создание такой армии вполне возможно, хотя и непросто. И что еще приятнее, согласно логике, самым вероятным претендентом на роль главы объединенных сил будет именно французский министр обороны.
– А что будут иметь со всего этого боши? – Довольное выражение лица Гюши сменилось хмурым. – Ведь ни один немец даже в туалет не сходит, не оговорив подробностей.
– Тут вы правы. – Десо улыбнулся. Он позволил Гюши, которого утомляло абсолютно все, что не было связано с военной политикой, отсутствовать на переговорах, касавшихся других вопросов. – Они хотят, чтобы мы гарантировали им контроль над всеми назначениями, касающимися финансов и промышленности.
– И вы договорились?
– Конечно. – Десо пожал плечами. – У всех у нас есть сферы влияния в Европе в отдельных отраслях промышленности. И немцы не настолько глупы, чтобы вторгаться на чужие территории. Если же они хотят развлечься, печатая новенькие банкноты и выдавая займы под проценты нашим младшим "союзникам", я не вижу причин им препятствовать.
– Это правильно. – Гюши потер подбородок. Предоставление Германии возможности определять экономическую политику действительно мало что значит. Франция давно научилась игнорировать политические соглашения, которые ее не устраивали. В любом случае, современные правители Германии были явно лучшими бизнесменами и банкирами, чем солдатами и политиками. – Я начинаю понимать, почему вы так добиваетесь этого союза. – Гюши покачал головой, демонстрируя невыраженное восхищение. – А вы хитрец, Никола.
– Я просто осторожен, друг мой. Я играю, но только тогда, когда знаю, какие карты на руках у соперника.
Министр обороны кивнул.
– Я это заметил. – Он замялся. – Но как насчет темной карты? Я имею в виду Соединенные Штаты. Сомневаюсь, чтобы американцам очень хотелось увидеть Европу объединенной под одним знаменем.
– Американцы? – Десо скорчил гримасу. – Они ничего из себя не представляют. Шуму много – толку мало.
– Но это их мероприятие в Польше.
– Тоже ничего не значит, Мишель. – Десо игнорировал усилия США, направленные на снабжение Польши и ее южных соседей нефтью и газом По правде говоря, первые сообщения об этом повергли Десо в состояние шока. Он никак не предполагал, что Вашингтон может нарушить организованное им энергетическое эмбарго. Потом Десо изучил реакцию на эти события общественного мнения и политических кругов самой Америки. Американцам всегда нравились победы быстрые и легкие, как, например, в Персидском заливе. И у них не было ни малейшего желания одобрять не совсем понятные длительные проекты.
Это была слабость Вашингтона, которую Десо собирался использовать.
– Даже их собственный конгресс старается прекратить поставки. Один маленький шаг назад – и вся эта нелепая акция закончится. Вот так! А когда с этим будет покончено, полякам и чехам придется просить милостыню у наших дверей.
Десо был уверен, что Гюши понравится подобное сравнение. Министр обороны был гордым человеком, и воспоминания о нескольких неудавшихся попытках продать этим странам французское оружие все еще жгли его память. Судя по тем отчетам, которые читал Гюши, они просто посмеялись над его предложениями, прежде чем обратиться за оружием и поддержкой к Англии и США. В свете всего этого униженные просьбы Польши и Чехии о возможности вступить в новый союз вполне способны загладить нанесенное Гюши оскорбление.
И что не менее важно, министр обороны был патриотом. Двадцатый век не был особенно благосклонен к его любимой родине. Франция пострадала от первой мировой войны и была буквально растоптана второй. Затем ее практически игнорировали две мировые державы, принимавшие участие в холодной войне. Теперь же, в первый раз за сто лет, у Франции появился шанс восстановить былую славу и занять подобающее ей место под солнцем.
– Итак, Мишель? Каким будет твой ответ? Ты согласен играть со мной в одной команде? – Десо ждал, пока его коллега обдумает свое решение. Хотя его всегда раздражала необходимость уговаривать, Никола скрывал свои чувства. В настоящее время некоторая доля унижения должна была помочь ему достичь цели.
Медленно и с сомнением министр обороны Франции наконец кивнул головой.
Что ж, у Никола Десо будет его союз. Франция вступает в новый виток погони за былыми имперскими амбициями.
Гайнц Шредер и Юрген Леттов, министр обороны Германии, стояли у окна, выходящего в парк, и смотрели на двух прогуливающихся французов.
Леттов, который был стройнее и ниже ростом, чем его руководитель, кивнул на маячившую в отдалении фигуру Десо.
– Я не доверяю этому человеку, канцлер. – Он поморщился – Было ли мудро с нашей стороны предоставить столько полномочий французам?
У Леттова были причины казаться недовольным. Договоры, которые они вырабатывали, должны были сделать его министерство бесправным придатком Секретариата обороны конфедерации. Французские генералы будут командовать германскими войсками. Министр обороны нахмурился еще сильнее.
Шредер неуверенно пожал плечами.
– Дайте Франции помаршировать в форме, Леттов. Мы живем в современном мире. Кто станет в наше время развязывать войну? – Он натянуто улыбнулся. – А все остальные соглашения – вполне в нашу пользу. Мы даем Десо и его коллегам небольшое преимущество в определении курса политики – право командовать солдатами и дипломатами, они же дают нам контроль над реальными рычагами власти – промышленностью, банками и торговлей.
Канцлер Германии покачал головой.
– Нет, Леттов, мы должны позволить Франции купаться в лучах воображаемой славы, в то время как сами перекроим континент в свою пользу.
По причинам, прямо противоположным друг другу, две сильнейшие европейские державы пришли, тем не менее, к одним и тем же решениям.
* * *
15 ФЕВРАЛЯ, НАЦИОНАЛЬНОЕ ПОЛИЦЕЙСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ, МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ, БУДАПЕШТ ВЕНГРИЯПолковник Золтан Храдецки сложил газету и подошел к столу. Затем посмотрел на часы, висящие на стене. 2.30. Еще полтора часа до того момента, когда он сможет покинуть кабинет, и даже в этом случае он уйдет раньше всех работников министерства.
Конечно, у его сослуживцев была реальная работа, которую необходимо было выполнить. А у полковника такой работы не было После того, как Храдецки убрали из Шопрона за обиду, нанесенную им французскому вертолетному конгломерату, его переводили из одного неперспективного отдела в другой.
Сейчас, запертый в кабинете без окон, с облупленными стенами, выкрашенными зеленой краской так давно, что теперь они начинали казаться серыми, Храдецки целый день перекладывал с места на место какие-то бумажки. Достаточно тяжелым испытанием был сам по себе переход с активной деятельности на бумажную работу, да еще какую работу!
Одно название его должности звучало впечатляюще – Храдецки был "инспектором по академическому обучению" Министерства внутренних дел. Единственной обязанностью полковника было следить за количеством студентов, обучающихся в венгерских военных академиях. Каждый день он заполнял соответствующую форму и передавал ее секретарю своего непосредственного начальника. И каждый день, Храдецки был абсолютно в этом уверен, бригадный генерал Имре Дожа подписывал его отчеты не читая – и их тут же предавали забвению.
Каждый раз, когда Храдецки пытался сделать свою должность чем-то большим, чем пустая трата времени и сил, его попытки решительно пресекались При этом командующий национальной полицией Дожа даже не считал нужным скрывать свое презрение. Во время своей первой и последней встречи с этим подтянутым офицером в безукоризненно сидящей форме, Храдецки услышал: