Страница:
— К сожалению, — продолжала разгневанная Зарика, — у меня нет никаких доказательств.
Пэл молча ждал, без трепета глядя в глаза Ее Величества.
Через мгновение она сказала, — Вы уволены со всех ваших постов, и вам запрещено появляться там, где нахожусь я. Вы должны немедлено покинуть этот дом. Я не желаю видеть вас снова, никогда. Идите.
Пэл поклонился, и, не говоря ни слова, отступил на три шага, по военному четко повернулся и вышел, оставив Ее Величество одну. Еще два шага привели его к главным дверям Особняка, где, случайно, он наткнулся на Кааврена, который как раз в этот момент проверял пост охраны, расположенный около дверей. Мы должны заметить, что, на самом деле, эта встреча явилась очередным звеном в длинной цепи событий: если бы год назад Ее Величество не бросила ручку в стену, тогда Кааврен не занял бы свою старую должность, и, следовательно, не проверял бы посты охраны, и, в заключение, не смог бы повстречаться с Пэлом, когда тот выходил из Замка.
Однако Ее Величество действительнобросила ручку, так что Кааврен увидел Пэла, когда тот спускался с широкого, но невысого крыльца главного входа в Особняк Уайткрест.
— А, мой дорогой Пэл, — сказал Кааврен.
— Кааврен! Как, вы носите плащ?
— Да, — сказал Кааврен, пожав плечами.
— То есть вы вернулись?
— Как видите.
— Как смешно, — пробормотал Пэл.
— Смешно?
— То, что вы вернулись на Императорскую службу в тот самый день, когда меня — впрочем, это не имеет значения, мой дорогой друг.
Кааврен, который знал, что нет худшего способа узнать что-то от Йенди, чем прямо спросить его, изменил тему (во всяком случае он так думал), сказав, — Насколько я понимаю, вы куда-то едете.
— О, что касается этого, да, я куда-то еду.
— Ее Величество сделала вам честь, дав поручение?
— В некотором роде, мой дорогой Кааврен.
— Тогда я немного пройдусь с вами. В каком именно роде? Или это, возможно, что-то такое, что запрешено обсуждать?
— Напротив, я не получал приказа не обсуждать это; но, на самом деле, мне почти нечего сказать.
— Тем лучше; вам не потребуется много времени, чтобы рассказать мне о вашем поручении.
— Вы хотите услышать о нем?
— Если у вас нет причины скрывать его от меня, я с радостью выслушаю вас.
— Тогда я немедленно расскажу вам о нем.
— Я весь внимание.
— Вот: я уезжаю.
— Но, как вы понимаете, я вижу это собственными глазами. И куда вы направляетесь?
— О, что до этого, я не знаю.
— Вы не знаете?
— Нет, но что-нибудь, без сомнения, попадется.
— Хорошо, но когда вы вернетесь?
— Увы, я не вернусь.
— Пэл!
— Да?
— Что это значит?
— Ах, давайте не будем говорить об этом.
— Наоборот, давайте поговорим именно об этом! Что случилось?
Пэл пожал плечами. — Если вы настаивате…
— Даю слово, я так и делаю.
— Ну, Ее Величество сделала мне честь, потребовав, чтобы я немедленно уехал.
— То есть вас выслали? — воскликнул Кааврен.
— О, ни в малейшей степени. Просто потребовали, чтобы я покинул Особняк Уайткрест.
— Клянусь Тремя! Пэл, что вы наделали?
— Даю вам слово, Кааврен: в этом мире я не сделал ничего.
— Как, вас выгнали со службы Ее Величества и потребовали немедленно уехать, не за что, просто так?
— На самом деле Ее Величество считает, что я действительно кое-что сделал.
— И что именно вы сделали, по мнению Ее Величества?
— Был нескромен.
— Вы? Невозможно!
Пэл улыбнулся. — Я очень рад, что вы говорите так, мой дорогой друг; как хорошо знать, что друзья тебе верят.
— Ча! Если кто-нибудь скажет, что видел летящего виннисауруса, то для того, чтобы понять, что этот человек лжет, не требуется никакой веры.
— Вы так добры, что настаиваете на этом. Но теперь…
— Да, теперь?
— Могу ли я предположить, что ваша карьера может прерваться, если вас увидят вместе со мной.
— Увидят с вами? Я больше чем хочу, чтобы меня увидели с вами, мой дорогой друг. Пойдемтете со мной, немедленно. Я настаиваю на этом.
— Пойти с вами? Куда?
— Обратно в Особняк.
— И, тем не менее, мне приказали уйти из Особняка.
— Ну что ж, а теперь вам приказывают вернуться в Особняк — или, если не приказывают, по меньшей мере сильно просят.
— Увы, приказ мне отдала сама Императрица.
— Да, но я прошу вас.
— Но, как вы понимаете, приказ Императрицы сильнее, чем просьба друга.
— Ча! Точно!
— Итак?
— Ну, в таком случае…
— Да?
Кааврен положил руку на плечо Пэла. — Я арестую вас.
— Как, вы арестуете меня? Но на каком основании? Даже Ее Величество, зная, что ей нечем подтвердить свои голословные обвинения, не зашла так далеко.
— О, основание, хорошо, я арестую вас на основании нашей дружбы, как друг, который не хочет, чтобы вы уезжали.
— А разве это преступление?
— Если нет, так будет; по моему тот, кто отказывает другу в просьбе, значительно больше виновен чем тот, кто играет в кости или карты, не сообщая об этом Императорским сборщикам налогов, как вы думаете?
— Ну, есть что-то в ваших словах, — был вынужден согласиться Пэл.
— Я рад, что вы, наконец-то, согласились со мной. Так что, боюсь, вы должны идти со мной.
— А, так я по-настоящему арестован?
— Совершенно официально, мой дорогой друг.
— Тогда, как мне кажется, у меня нет выбора.
— Никакого.
— Не хотите ли вы мою шпагу?
— Как, вы все еще продолжаете? Ну что я буду делать с вашей шпагой?
— И тем не менее, если я арестован…
— О, это будет весьма умеренный тип заключения, уверяю вас. Давайте вернемся в Особняк.
— Очень хорошо, так как, кажется, я арестован, мне придется подчиниться.
— Точно.
— Должен ли я идти перед вами?
— Ни к коем случае. Рука об руку.
— Хорошо, но вы выбрали очень странный способ ареста.
— О, в таких случаях я сам выбираю подходящие способы; как вы понимаете, это привелигия моей должности.
— Если вы продолжите использовать ваши привилегии таким образом, то быстро потеряете свою должность.
— Мой дорогой Пэл, неужели вы думаете, чт я держусь за свою должность? Уверяю вас, что даже в старые времена я изнывал от всех этим приветствий, церемоний, составления расписаний, фальшивых улыбок притворных и хихикания кокеток.
— Если это правда, почему же вы приняли предложение Ее Величества и вернулись на службу?
— Вы на самом деле хотите знать это?
— Да, действительно хочу.
— Потому что Феникс все еще нуждается в помощи, и она…
— Да?
— Она — друг моего сына.
— А!
— Учитывая все то, что произошло, это, как мне кажется, самое малое из того, что я могу сделать для него.
— Я не понимал этого, — сказал Пэл, сжимая руку своего друга.
— Теперь вы знаете.
— Да, но есть ли другие причины?
— Даю вам слово, Пэл, это самое главное. Но, наконец-то, мы дошли. Входите. Пошли в столовую, и посмотрим, готов ли обед. Если да, вы начинаете есть, а я присоединюсь к вам через мгновение.
— Так как я арестован, я должен подчиниться. Но хорошо знать, что, по меньшей мере, вы не морите ваших пленников голодом.
— О, вы же знаете, что я никогда не делаю так.
Так получилось, что Даро, собираясь пообедать вместе с Каавреном, как раз в этот момент спустилась в столовую. — Мадам, — сказал он, — я оставляю этого злодея на ваше попечение. Закажите еще одну порцию, и через мгновение я вернусь, чтобы воспользоваться ею. Понимаете ли, Пэл арестован, поэтому не может выйти из комнаты. Я могу положиться на вас?
— Арестован! — воскликнула Графиня. — Милорд, вы шутите?
— О, что касается этого, Графиня, а не настаиваю, что полностью серьезен. Тем не менее, я не могу сказать, что полностью шучу. Но Пэл объяснит вам все, если захочет.
— Но что с вами? Куда вы идете?
— О, я? У меня есть дело к Ее Величеству, которое не может ждать. От нее я вернусь прямо сюда. Не спускайте глаз с этого хитрого Йенди, иначе он, конечно, сбежит.
— О, я обещаю, — сказал Пэл, — что буду самым покладистым из всех пленников.
— Замечательно. Я надеюсь на вас.
— Но, Кааврен, я думаю, что вы должны еще раз подумать…
— Больше ни слова, Пэл. Вы мой пленник, и я заклинаю вас хранить молчание.
Пэл покорно склонил голову.
Кааврен, оставив Даро и Пэла в столовой, отправился на крытую террасу, куда он немедленно вошел, используя свое право, как Капитан Гвардии Феникса; но увидев, что Ее Величество разговаривает с эмиссаром Острова Элде, встал в самый дальний угол комнаты, дожидаясь конца аудиенции. Хотя он не пытался подсмотреть или подслушать разговор, происходивший между Императрицей и эмиссаром, он не мог не заметить, что к концу разговора эмиссар казался униженным.
«Тем лучше», сказал Кааврен самому себе. «То, что унизило эмисара, должно быть хорошо для Империи».
Когда этот достойный ушел, пунктуально выполнив все надлежащие поклоны, Императрица уселась за покрытый бумагам стол и вопросительно посмотрела на Кааврена, который подошел к ней и поклонился.
— Да, Капитан? — сказала она, принимая его приветствие.
— Если я могу попросить две минуты времени Вашего Величества…
— Да, можете. Что случилось?
— Ничего особенного, Мелкий вопрос о юрисдикции, но такой, который не может ждать.
— Юрисдикции?
Кааврен поклонился.
— Объяснитесь, так как, видите ли, я меньше всех в мире понимаю о чем вы говорите.
— Тогда я буду иметь честь объяснить все в словах, не допускающих двоякого смысла.
— Так будет лучше всего, поверьте мне.
— В настоящий момент Вашему Величеству принадлежит территория, простирающаяся на запад от города до Канала Метниса, а по побережью вплоть до Южной Горы.
— Капитан, я знаю об этом.
— И, в теории, которая, как мы надеемся, вскоре станет практикой, Ваше Величество вскоре будет управлять значительно большей областью.
— И?
— И более того, Ваше Величество имеет полную власть разрешать или запрещать входить в некоторую часть этого Особняка, который Ваше Величество сделало нам честь — огромную честь — использовать, чтобы заниматься делами Империи.
— Переходите к сути дела, Граф.
— Я уже совсем рядом.
— И?
— Ваше Величество, как я уже сказал, имеет полную власть над некоторой частью Особняка.
— Да.
— Но не над оставшейся частью.
Зарика нахмурилась и сказала. — Сэр, вы говорите загадками.
— То есть Ваше Величество хочет, чтобы я высказался совершенно ясно?
— Капитан, вот уже целый час я не хочу ничего другого.
— Тогда вот, настолько ясно, насколько я в состоянии высказаться: Ваше Величество не имеет права решать, кому можно входить в мой дом, а кому нельзя.
Орб потемнел от гнева — как и, на самом деле, лицо Зарики. — И вы осмелились сказать такое вашей Императрице?
— Конечно, — сказал Кааврен, кланяясь.
Глаза Зарики полыхнули огнем. — Это дерзость.
— Да.
— Сколько времени назад вы вернулись на службу, Капитан? Час? Два? А теперь вы, как кажется, опять хотите быть уволенным?
— Этого хочет Ваше Величество; меня самого это мало волнует.
— Это невыносимо.
— Ни в малейшей степени.
— Я думаю, что вы делаете себе честь спорить со мной, Капитан.
— Ваше Величество обвинила моего друга в том, что он сделал что-то такое, чего он никак не мог сделать, и, более того, изгнала его из-под моей крыши. Неужели Ваше Величество действительно верит, что джентльмен может поощрять такое поведение? И, если так, я боюсь за Империю, которой управляет Ваше Величество, потому что в ней будет никуда не годный двор и еще более худшее управление.
В то же мгновение Императрица вскочила на ноги. — Капитан! Да как вы осмелились!
Кааврен молча поклонился.
— А Гальстэн, он рассказал вам о своем преступлении?
— Он не сказал мне ничего, кроме того, что уходит. Когда я спросил его, он объяснил, что вы уволили его со службы за то, что он якобы открыл некоторые конфиденциальные подробности, которые были доверены ему во время его работы.
— Да, он так и сделал.
— Это невозможно.
— Теперь уже и вы лжете мне? — почти в истерике крикнула Зарика.
— Ни в малейшей степени. Ваше Величество ошибается, вот и все.
Зарика пару раз глубоко вздохнула и выдохнула, напрасно пытаясь погасить свой гнев, а потом сказала, — Скажите мне, сэр Кааврен, вы когда-нибудь разговаривали в таком тоне с моим предшественником?
— Его Величеством Императором Тортааликом? Нет, Ваше Величество, никогда.
— И почему вы осмелились так обходиться со мной, а не с ним?
— Потому что он был слаб, мал и весьма средних способностей. Я имел честь делать для него все, что в моих силах, но он был не в состоянии измениться, стать кем-то другим, так что было бесполезно относиться к нему с уважением.
— Вы называете это «относиться с уважением»?
— Да, называю, и это единственный достойный путь для честного солдата.
Зарика изумленно уставилась на него. — Дайте мне понять вас, Капитан. Вы имели честь распекать — распекать— вашу Императрицу, и вы называете это уважением?
Кааврен подчернуто утвердительно поклонился.
— И мой предшественник, с ним вы были вежливы и куртуазны, потому что он был слаб, мал и обладал посредственными способностями?
Кааврен поклонился еще раз.
— Черепки и осколки! А если бы на моем месте была моя знаменитая предшественница, Зарика Первая, которая основала Империю, что бы вы сделали тогда? Отодрали бы ее за уши, как меня?
— Я обходился бы с ней с тем же уважением, которое я выказываю Вашему Величеству, и по той же причине.
— И что это за причина?
— У Вашего Величества есть возможность стать великой — по-настоящему великой. Я видел, как вы обходитесь с дипломатами, слышал разговоры с подчиненными, и даже теперь, когда Ваше Величество считает, что с ней обходятся неправильно, не так, как надо обходиться с Императрицей, Ваше Величество пытается контролировать свой гнев и быть честной и справедливой, не обращая внимания на брошенный ей вызов.
— Ваше Величество, — продолжал он, — почему вы так несправедливо обошлись с моим другом Пэлом? Я знаю его почти девятьсот лет. Он никак не мог совершить преступление, в котором вы его обвиняете.
— Это вы так думаете.
— Я настаиваю на этом.
— Вы спорите со мной, не соглашаетесь со мной, и называете это уважением?
— Да.
— Если вы так меня уважаете, почему год назад вы ушли с моей службы?
— Потому что тогда я слишком страдал, из-за по личных переживаний, и не был в состоянии видеть вещи так ясно, как сейчас. Я знаю, что ошибался; ошибался и не был в состоянии удержать Ваше Величество от поступков, не подобающих настоящей Императрице.
— То есть теперь вы собираетесь учить меня править, Капитан?
— Ни в коем случае, Ваше Величество.
Кааврен, уступая одной из тех неподдельных вспышек, рожденных его сердцем, обошел вокруг стола, оказавшись так близко к Ее Величеству, что почти касался ее платья, снял свою шляпу, встал на колени и посмотрел на нее сверкающим взглядом. — Ваше Величество, я потерпел поражение как солдат, иначе Тортаалик был бы жив. Я потерпел поражение как отец, иначе мой сын был бы под моей крышей. Но я никогда не давал повод усомниться в моей верности Императрице или моим друзьям — эта верность, вместе с моей любовью к жене, это все, что у меня есть.
— Я не собираюсь учить мою Императрицу, как надо править. Но я слишком много времени провел при дворе, на поле боя или сражаясь на дуэлях, чтобы не узнать большое сердце; а большое сердце не в состоянии лгать. Ваше Величество, я хочу только служить вам — и делать хоть что-нибудь, чтобы, хотя бы частично, искупить свою вину. Но как я могу жить дальше, если допущу, что мой друг будет обесчестен, и, тем самым, разрешу моей Императрице обесчестить саму себя, если я могу помешать этому? Или, даже если я не смогу, то как я могу не попытаться сделать это. Да, задача невыполнима, но я не могу отказаться от попытки, особенно если мое сердце говорит мне, что это необходимо сделать.
Кааврен умолк и склонил голову, закончив свою замечательную речь. После некоторого раздумия Ее Величество села и, охватив руками голову, несколько минут молчала. Наконец она сказала, — Капитан, вы действительно считаете, что ваш друг не мог выдать тайну, которая была ему доверена?
— Скорее, Ваше Величество, Орб обманет ваше доверие, чем Пэл.
— Но тогда, как этомогло случиться?
— Ваше Величество, я ничего не знаю о тайне, которая вышла наружу, или о том, как это случилось; я знаю только то, что Пэл не может отвечать за это; так кончик моего меча не может вонзиться в руку, которая его держит, и по той же самой причине: Он не может согнуться, не сломавшись.
Какое-то время Ее Величество не произносила ни слова — Кааврену даже показалось, что сам Особняк затаил дыхание; он не осмеливался поднять глаза, чтобы посмотреть на цвет Орба, но просто ждал.
Наконец Ее Величество прервала молчание, — И тем не менее, — сказала она, говоря спокойным тоном, как бы сама с собой, — трудно допустить, что произошла ошибка, ведь он был так зол, поэтому…
— Быть может ханжество, Ваше Величество?
Бледная улыбка появилась на лице Ее Величества. — Точно.
— О, Ваше Величество! Если вы способны так поступить, это еще один признак вашего грядущего величия. Я точно знаю это, потому что такой поступок находится далеко за пределами моих сил.
— Как, вы? Я не могу себе представить, что вы станете ханжой, Капитан.
— Вы не слышали, как я разговаривал со своим сыном, Ваше Величество.
Императрица кивнула. — Так тому и быть, как ваша Императрица я должна подавать хороший пример. Встаньте, Капитан. Идите и пришлите ко мне вашего друга; я хочу поговорить с ним.
— Ваше Величество, прежде, чем я уйду, могу ли я осмелиться еще на одну нахальную просьбу.
— И какую, Капитан?
— Могу ли я поцеловать руку Вашего Величества?
Зарика слегка улыбнулась и протянула свою совершенную белую руку, — Вот она, Капитан. Идите и приведите мне вашего друга.
Кааврен почтительно коснулся губами предложенной руки, потом встал, поклонился, повернулся и вышел из комнаты, так и не подняв глаза, чтобы не встречаться со взглядом Ее Величества. Оказавшись за дверью, он опять надел шляпу и, войдя в столовую сказал, — Пэл, я думаю, что Ее Величество хочет сказать вам пару слов.
Пэл взглянул на Кааврена и, прочитав на его лице следы тяжелого испытания, через которое прошел его друг, сильно сжал руку Тиасы.
— Мой друг… — начал он.
— Нет, нет. Ее Величество хочет видеть вас. И, Пэл, в ней есть как доброта, так и, я верю, величие.
Не говоря ни слова, Пэл отправился в приемную, где его уже ждал Брадик, впустивший его внутрь. Пэл подошел к Ее Величеству и поклонился.
— Ваша Доверительность, — сказала она. — Моя совесть больно ранит меня; я была несправедлива к верному слуге.
— Я перевяжу ваши раны, сир, — сказал Пэл, опять кланяясь, как если бы ничего необычного не случилось.
Таким образом Герцог Гальстэн, несмотря на хитроумные и злокозненные планы Каны, Гриты, Хабил и Иллисты, остался в Особняке Уайткрест, пока войска Каны приближались к столице.
Восемьдесят Четвертая Глава
Ее работа вызвала немало удивления, тем более что жители Адриланки ничего не знали о цели этой внезапной стройки и терялись в догадках, что именно будет построено — Графиня Уайткрест и Императрица, обе сознавали, насколько губительна может оказаться паника в городе и в какой степени она будет работать на Кану — и, действительно, есть некоторые основания верить, что подстрекательство к беспорядками и социальному бунту было частью его плана.
Как печально, что так многие из тех, кто изучает военную историю (и как жаль, что так многие из тех, кто пишут ее) не придают такого большого значения эффективности. Если бы всякая битва, проигранная из-за бездарных действий штаба, медленных коммуникаций и плохого действия тыловых служб, была бы выиграна, мы бы жили в совсем другом мире, в котором даже холмы и реки были бы в других местах! Но если любители военной истории не знают об этом, то мы можем поблагодарить Сетру Лавоуд, которая прекрасно это знала, а также знала и квалификацию тех офицеров, которых пригласила к себе в штаб: Кираамони организовала подвоз материалов, рабочих и подготовительные работы с такой эффективностью, что прошло не больше трех часов после получения ей инструкций, а фургоны были уже собраны, лошади запряжены, лопаты, молотки, гвозди и древесина реквизированы, планы готовы, и нагруженные фургоны быстро покатили к месту назначения, в то время как команды строителей, с лопатами в руках, уже начали копать.
Вот те три дороги, которые Сетра считала наиболее вероятными для атаки: Старая Западная Дорога (также называемая Хартрской Дорогой), Нижняя Дорога Кейрона и Дорога к Северной Переправе. Вдоль каждой из них в порясающе короткое время — пятьдесят два часа после получения приказа от Главнокомандующей — были выстроены две маленьких, деревянных, но очень удобных для обороны крепости. В каждой из них находились запасы копий и отряд солдат, умевших пользоваться ими; кроме того там была еда, вода, туалеты, конюшни и немного корма для лошадей кавалерийских частей Империи. Стоит, мимоходом, упомянуть, что одна из этих крепостей, хотя и в достаточно измененном виде, существует и сейчас: любой, кто когда-либо бывал в гостинице Крепость на Старой Западной Дороге, теперь должен понять, почему у нее такая странная форма.
Вдобавок к укреплениям, были созданы и средства связи, причем совершенно новые и эффективные: каждый командир бригады получил специально тренированного волшебника, который мог напрямик обмениваться мыслями с другим волшебником, входившим в специальную команду при штабе Глвнокомандующей. Другими словами, каждый бригадир был способен немедленно — немедленно! — как получить приказы Главнокомандующей, так и передать ей свои сообщения. Будьте уверены, наготове были и обычные гонцы; Сетра, с радостью и энтузиазмом принявшая новый метод, который обещал ей преимущество в битве, вовсе не собиралась полностью отказаться от системы, которая доказала свою надежность на протяжении тысячелетий.
Теперь, глядя из будущего, когда в сотнях сражений, больших и малых, использовалась эта или близкая к ней система связи, читатель может даже не понять, почему многие из командиров среднего звена (то есть между командиром дивизии и командиром роты) сопротивлялись тому, что нам представляется значительным шагом вперед в военной науке, причем без недостатков; увы, мы можем только сказать, что упрямство, косность и сопротивление переменам также свойственно Драконлордам, как стремление к многословию, повторению и пережевыванию одного и того же некоторым историкам.
Эта система связи немедленно доказала свою эффективность: Главнокомандующая решила остаться на Горе Дзур, и в эти критические дни ее не видел никто, за исключением командиров дивизий и офицеров ее штаба; по меньшей мере до тех пор, пока не были завершены укрепления, когда она, использую телепортацию, быстро, как удар молнии, происпектировала их. Едва ли нужно добавлять, что, закончив эти инспекции, она могла только поблагодарить Кираамони — важный, но, увы, несправедливо забытый персонаж Битвы при Адриланке.
Однако пока строительсво еще было в разгаре, Сетра Лавоуд посетила Черный Замок, где праздник в честь окончания постройки столь замечательного сооружения не прекращался уже целый год. Маролан, со своей стороны, как раз сейчас в нем не участвовал, уединившись в комнате, которую он отвел под библиотеку (и в которой находились, главным образом, комфортабельные кресла и пустые полки), для того, что продолжить изучение магических искусств, своей главной страсти. Узнав, что Чародейка хочет поговорить с ним, он потребовал, чтобы ее немедленно привели к нему.
Когда Чародейка вошла, он отложил книгу в сторону и встал, но, вместо того, чтобы приветствовать ее в своем доме, или, например, сказать, как счастлив он увидеть ее, из его губ вышли совсем другие слова, — Верно ли, что все предметы состоят главным образом из энергии, и что изменение формы энергии приводит к изменению природы предмета?
— О, насколько я понимаю, вы читаете Йебро.
— Точно.
— Поздравляю вас с удачным решением.
— Конечно вы должны, мадам, так как именно вы рекомендвали его мне.
— А, да. Тогда я поздравляю вас с удачным решением последовать моему совету.
— Но то, что он говорит, правда?
— Все предметы состоят, по больше части, из пустоты, а частички материи удерживаются на месте энергитическими связями, это доказано и не оставляет места сомнениям. Если эти связи изменить, то, да, природа предмета изменится.
Пэл молча ждал, без трепета глядя в глаза Ее Величества.
Через мгновение она сказала, — Вы уволены со всех ваших постов, и вам запрещено появляться там, где нахожусь я. Вы должны немедлено покинуть этот дом. Я не желаю видеть вас снова, никогда. Идите.
Пэл поклонился, и, не говоря ни слова, отступил на три шага, по военному четко повернулся и вышел, оставив Ее Величество одну. Еще два шага привели его к главным дверям Особняка, где, случайно, он наткнулся на Кааврена, который как раз в этот момент проверял пост охраны, расположенный около дверей. Мы должны заметить, что, на самом деле, эта встреча явилась очередным звеном в длинной цепи событий: если бы год назад Ее Величество не бросила ручку в стену, тогда Кааврен не занял бы свою старую должность, и, следовательно, не проверял бы посты охраны, и, в заключение, не смог бы повстречаться с Пэлом, когда тот выходил из Замка.
Однако Ее Величество действительнобросила ручку, так что Кааврен увидел Пэла, когда тот спускался с широкого, но невысого крыльца главного входа в Особняк Уайткрест.
— А, мой дорогой Пэл, — сказал Кааврен.
— Кааврен! Как, вы носите плащ?
— Да, — сказал Кааврен, пожав плечами.
— То есть вы вернулись?
— Как видите.
— Как смешно, — пробормотал Пэл.
— Смешно?
— То, что вы вернулись на Императорскую службу в тот самый день, когда меня — впрочем, это не имеет значения, мой дорогой друг.
Кааврен, который знал, что нет худшего способа узнать что-то от Йенди, чем прямо спросить его, изменил тему (во всяком случае он так думал), сказав, — Насколько я понимаю, вы куда-то едете.
— О, что касается этого, да, я куда-то еду.
— Ее Величество сделала вам честь, дав поручение?
— В некотором роде, мой дорогой Кааврен.
— Тогда я немного пройдусь с вами. В каком именно роде? Или это, возможно, что-то такое, что запрешено обсуждать?
— Напротив, я не получал приказа не обсуждать это; но, на самом деле, мне почти нечего сказать.
— Тем лучше; вам не потребуется много времени, чтобы рассказать мне о вашем поручении.
— Вы хотите услышать о нем?
— Если у вас нет причины скрывать его от меня, я с радостью выслушаю вас.
— Тогда я немедленно расскажу вам о нем.
— Я весь внимание.
— Вот: я уезжаю.
— Но, как вы понимаете, я вижу это собственными глазами. И куда вы направляетесь?
— О, что до этого, я не знаю.
— Вы не знаете?
— Нет, но что-нибудь, без сомнения, попадется.
— Хорошо, но когда вы вернетесь?
— Увы, я не вернусь.
— Пэл!
— Да?
— Что это значит?
— Ах, давайте не будем говорить об этом.
— Наоборот, давайте поговорим именно об этом! Что случилось?
Пэл пожал плечами. — Если вы настаивате…
— Даю слово, я так и делаю.
— Ну, Ее Величество сделала мне честь, потребовав, чтобы я немедленно уехал.
— То есть вас выслали? — воскликнул Кааврен.
— О, ни в малейшей степени. Просто потребовали, чтобы я покинул Особняк Уайткрест.
— Клянусь Тремя! Пэл, что вы наделали?
— Даю вам слово, Кааврен: в этом мире я не сделал ничего.
— Как, вас выгнали со службы Ее Величества и потребовали немедленно уехать, не за что, просто так?
— На самом деле Ее Величество считает, что я действительно кое-что сделал.
— И что именно вы сделали, по мнению Ее Величества?
— Был нескромен.
— Вы? Невозможно!
Пэл улыбнулся. — Я очень рад, что вы говорите так, мой дорогой друг; как хорошо знать, что друзья тебе верят.
— Ча! Если кто-нибудь скажет, что видел летящего виннисауруса, то для того, чтобы понять, что этот человек лжет, не требуется никакой веры.
— Вы так добры, что настаиваете на этом. Но теперь…
— Да, теперь?
— Могу ли я предположить, что ваша карьера может прерваться, если вас увидят вместе со мной.
— Увидят с вами? Я больше чем хочу, чтобы меня увидели с вами, мой дорогой друг. Пойдемтете со мной, немедленно. Я настаиваю на этом.
— Пойти с вами? Куда?
— Обратно в Особняк.
— И, тем не менее, мне приказали уйти из Особняка.
— Ну что ж, а теперь вам приказывают вернуться в Особняк — или, если не приказывают, по меньшей мере сильно просят.
— Увы, приказ мне отдала сама Императрица.
— Да, но я прошу вас.
— Но, как вы понимаете, приказ Императрицы сильнее, чем просьба друга.
— Ча! Точно!
— Итак?
— Ну, в таком случае…
— Да?
Кааврен положил руку на плечо Пэла. — Я арестую вас.
— Как, вы арестуете меня? Но на каком основании? Даже Ее Величество, зная, что ей нечем подтвердить свои голословные обвинения, не зашла так далеко.
— О, основание, хорошо, я арестую вас на основании нашей дружбы, как друг, который не хочет, чтобы вы уезжали.
— А разве это преступление?
— Если нет, так будет; по моему тот, кто отказывает другу в просьбе, значительно больше виновен чем тот, кто играет в кости или карты, не сообщая об этом Императорским сборщикам налогов, как вы думаете?
— Ну, есть что-то в ваших словах, — был вынужден согласиться Пэл.
— Я рад, что вы, наконец-то, согласились со мной. Так что, боюсь, вы должны идти со мной.
— А, так я по-настоящему арестован?
— Совершенно официально, мой дорогой друг.
— Тогда, как мне кажется, у меня нет выбора.
— Никакого.
— Не хотите ли вы мою шпагу?
— Как, вы все еще продолжаете? Ну что я буду делать с вашей шпагой?
— И тем не менее, если я арестован…
— О, это будет весьма умеренный тип заключения, уверяю вас. Давайте вернемся в Особняк.
— Очень хорошо, так как, кажется, я арестован, мне придется подчиниться.
— Точно.
— Должен ли я идти перед вами?
— Ни к коем случае. Рука об руку.
— Хорошо, но вы выбрали очень странный способ ареста.
— О, в таких случаях я сам выбираю подходящие способы; как вы понимаете, это привелигия моей должности.
— Если вы продолжите использовать ваши привилегии таким образом, то быстро потеряете свою должность.
— Мой дорогой Пэл, неужели вы думаете, чт я держусь за свою должность? Уверяю вас, что даже в старые времена я изнывал от всех этим приветствий, церемоний, составления расписаний, фальшивых улыбок притворных и хихикания кокеток.
— Если это правда, почему же вы приняли предложение Ее Величества и вернулись на службу?
— Вы на самом деле хотите знать это?
— Да, действительно хочу.
— Потому что Феникс все еще нуждается в помощи, и она…
— Да?
— Она — друг моего сына.
— А!
— Учитывая все то, что произошло, это, как мне кажется, самое малое из того, что я могу сделать для него.
— Я не понимал этого, — сказал Пэл, сжимая руку своего друга.
— Теперь вы знаете.
— Да, но есть ли другие причины?
— Даю вам слово, Пэл, это самое главное. Но, наконец-то, мы дошли. Входите. Пошли в столовую, и посмотрим, готов ли обед. Если да, вы начинаете есть, а я присоединюсь к вам через мгновение.
— Так как я арестован, я должен подчиниться. Но хорошо знать, что, по меньшей мере, вы не морите ваших пленников голодом.
— О, вы же знаете, что я никогда не делаю так.
Так получилось, что Даро, собираясь пообедать вместе с Каавреном, как раз в этот момент спустилась в столовую. — Мадам, — сказал он, — я оставляю этого злодея на ваше попечение. Закажите еще одну порцию, и через мгновение я вернусь, чтобы воспользоваться ею. Понимаете ли, Пэл арестован, поэтому не может выйти из комнаты. Я могу положиться на вас?
— Арестован! — воскликнула Графиня. — Милорд, вы шутите?
— О, что касается этого, Графиня, а не настаиваю, что полностью серьезен. Тем не менее, я не могу сказать, что полностью шучу. Но Пэл объяснит вам все, если захочет.
— Но что с вами? Куда вы идете?
— О, я? У меня есть дело к Ее Величеству, которое не может ждать. От нее я вернусь прямо сюда. Не спускайте глаз с этого хитрого Йенди, иначе он, конечно, сбежит.
— О, я обещаю, — сказал Пэл, — что буду самым покладистым из всех пленников.
— Замечательно. Я надеюсь на вас.
— Но, Кааврен, я думаю, что вы должны еще раз подумать…
— Больше ни слова, Пэл. Вы мой пленник, и я заклинаю вас хранить молчание.
Пэл покорно склонил голову.
Кааврен, оставив Даро и Пэла в столовой, отправился на крытую террасу, куда он немедленно вошел, используя свое право, как Капитан Гвардии Феникса; но увидев, что Ее Величество разговаривает с эмиссаром Острова Элде, встал в самый дальний угол комнаты, дожидаясь конца аудиенции. Хотя он не пытался подсмотреть или подслушать разговор, происходивший между Императрицей и эмиссаром, он не мог не заметить, что к концу разговора эмиссар казался униженным.
«Тем лучше», сказал Кааврен самому себе. «То, что унизило эмисара, должно быть хорошо для Империи».
Когда этот достойный ушел, пунктуально выполнив все надлежащие поклоны, Императрица уселась за покрытый бумагам стол и вопросительно посмотрела на Кааврена, который подошел к ней и поклонился.
— Да, Капитан? — сказала она, принимая его приветствие.
— Если я могу попросить две минуты времени Вашего Величества…
— Да, можете. Что случилось?
— Ничего особенного, Мелкий вопрос о юрисдикции, но такой, который не может ждать.
— Юрисдикции?
Кааврен поклонился.
— Объяснитесь, так как, видите ли, я меньше всех в мире понимаю о чем вы говорите.
— Тогда я буду иметь честь объяснить все в словах, не допускающих двоякого смысла.
— Так будет лучше всего, поверьте мне.
— В настоящий момент Вашему Величеству принадлежит территория, простирающаяся на запад от города до Канала Метниса, а по побережью вплоть до Южной Горы.
— Капитан, я знаю об этом.
— И, в теории, которая, как мы надеемся, вскоре станет практикой, Ваше Величество вскоре будет управлять значительно большей областью.
— И?
— И более того, Ваше Величество имеет полную власть разрешать или запрещать входить в некоторую часть этого Особняка, который Ваше Величество сделало нам честь — огромную честь — использовать, чтобы заниматься делами Империи.
— Переходите к сути дела, Граф.
— Я уже совсем рядом.
— И?
— Ваше Величество, как я уже сказал, имеет полную власть над некоторой частью Особняка.
— Да.
— Но не над оставшейся частью.
Зарика нахмурилась и сказала. — Сэр, вы говорите загадками.
— То есть Ваше Величество хочет, чтобы я высказался совершенно ясно?
— Капитан, вот уже целый час я не хочу ничего другого.
— Тогда вот, настолько ясно, насколько я в состоянии высказаться: Ваше Величество не имеет права решать, кому можно входить в мой дом, а кому нельзя.
Орб потемнел от гнева — как и, на самом деле, лицо Зарики. — И вы осмелились сказать такое вашей Императрице?
— Конечно, — сказал Кааврен, кланяясь.
Глаза Зарики полыхнули огнем. — Это дерзость.
— Да.
— Сколько времени назад вы вернулись на службу, Капитан? Час? Два? А теперь вы, как кажется, опять хотите быть уволенным?
— Этого хочет Ваше Величество; меня самого это мало волнует.
— Это невыносимо.
— Ни в малейшей степени.
— Я думаю, что вы делаете себе честь спорить со мной, Капитан.
— Ваше Величество обвинила моего друга в том, что он сделал что-то такое, чего он никак не мог сделать, и, более того, изгнала его из-под моей крыши. Неужели Ваше Величество действительно верит, что джентльмен может поощрять такое поведение? И, если так, я боюсь за Империю, которой управляет Ваше Величество, потому что в ней будет никуда не годный двор и еще более худшее управление.
В то же мгновение Императрица вскочила на ноги. — Капитан! Да как вы осмелились!
Кааврен молча поклонился.
— А Гальстэн, он рассказал вам о своем преступлении?
— Он не сказал мне ничего, кроме того, что уходит. Когда я спросил его, он объяснил, что вы уволили его со службы за то, что он якобы открыл некоторые конфиденциальные подробности, которые были доверены ему во время его работы.
— Да, он так и сделал.
— Это невозможно.
— Теперь уже и вы лжете мне? — почти в истерике крикнула Зарика.
— Ни в малейшей степени. Ваше Величество ошибается, вот и все.
Зарика пару раз глубоко вздохнула и выдохнула, напрасно пытаясь погасить свой гнев, а потом сказала, — Скажите мне, сэр Кааврен, вы когда-нибудь разговаривали в таком тоне с моим предшественником?
— Его Величеством Императором Тортааликом? Нет, Ваше Величество, никогда.
— И почему вы осмелились так обходиться со мной, а не с ним?
— Потому что он был слаб, мал и весьма средних способностей. Я имел честь делать для него все, что в моих силах, но он был не в состоянии измениться, стать кем-то другим, так что было бесполезно относиться к нему с уважением.
— Вы называете это «относиться с уважением»?
— Да, называю, и это единственный достойный путь для честного солдата.
Зарика изумленно уставилась на него. — Дайте мне понять вас, Капитан. Вы имели честь распекать — распекать— вашу Императрицу, и вы называете это уважением?
Кааврен подчернуто утвердительно поклонился.
— И мой предшественник, с ним вы были вежливы и куртуазны, потому что он был слаб, мал и обладал посредственными способностями?
Кааврен поклонился еще раз.
— Черепки и осколки! А если бы на моем месте была моя знаменитая предшественница, Зарика Первая, которая основала Империю, что бы вы сделали тогда? Отодрали бы ее за уши, как меня?
— Я обходился бы с ней с тем же уважением, которое я выказываю Вашему Величеству, и по той же причине.
— И что это за причина?
— У Вашего Величества есть возможность стать великой — по-настоящему великой. Я видел, как вы обходитесь с дипломатами, слышал разговоры с подчиненными, и даже теперь, когда Ваше Величество считает, что с ней обходятся неправильно, не так, как надо обходиться с Императрицей, Ваше Величество пытается контролировать свой гнев и быть честной и справедливой, не обращая внимания на брошенный ей вызов.
— Ваше Величество, — продолжал он, — почему вы так несправедливо обошлись с моим другом Пэлом? Я знаю его почти девятьсот лет. Он никак не мог совершить преступление, в котором вы его обвиняете.
— Это вы так думаете.
— Я настаиваю на этом.
— Вы спорите со мной, не соглашаетесь со мной, и называете это уважением?
— Да.
— Если вы так меня уважаете, почему год назад вы ушли с моей службы?
— Потому что тогда я слишком страдал, из-за по личных переживаний, и не был в состоянии видеть вещи так ясно, как сейчас. Я знаю, что ошибался; ошибался и не был в состоянии удержать Ваше Величество от поступков, не подобающих настоящей Императрице.
— То есть теперь вы собираетесь учить меня править, Капитан?
— Ни в коем случае, Ваше Величество.
Кааврен, уступая одной из тех неподдельных вспышек, рожденных его сердцем, обошел вокруг стола, оказавшись так близко к Ее Величеству, что почти касался ее платья, снял свою шляпу, встал на колени и посмотрел на нее сверкающим взглядом. — Ваше Величество, я потерпел поражение как солдат, иначе Тортаалик был бы жив. Я потерпел поражение как отец, иначе мой сын был бы под моей крышей. Но я никогда не давал повод усомниться в моей верности Императрице или моим друзьям — эта верность, вместе с моей любовью к жене, это все, что у меня есть.
— Я не собираюсь учить мою Императрицу, как надо править. Но я слишком много времени провел при дворе, на поле боя или сражаясь на дуэлях, чтобы не узнать большое сердце; а большое сердце не в состоянии лгать. Ваше Величество, я хочу только служить вам — и делать хоть что-нибудь, чтобы, хотя бы частично, искупить свою вину. Но как я могу жить дальше, если допущу, что мой друг будет обесчестен, и, тем самым, разрешу моей Императрице обесчестить саму себя, если я могу помешать этому? Или, даже если я не смогу, то как я могу не попытаться сделать это. Да, задача невыполнима, но я не могу отказаться от попытки, особенно если мое сердце говорит мне, что это необходимо сделать.
Кааврен умолк и склонил голову, закончив свою замечательную речь. После некоторого раздумия Ее Величество села и, охватив руками голову, несколько минут молчала. Наконец она сказала, — Капитан, вы действительно считаете, что ваш друг не мог выдать тайну, которая была ему доверена?
— Скорее, Ваше Величество, Орб обманет ваше доверие, чем Пэл.
— Но тогда, как этомогло случиться?
— Ваше Величество, я ничего не знаю о тайне, которая вышла наружу, или о том, как это случилось; я знаю только то, что Пэл не может отвечать за это; так кончик моего меча не может вонзиться в руку, которая его держит, и по той же самой причине: Он не может согнуться, не сломавшись.
Какое-то время Ее Величество не произносила ни слова — Кааврену даже показалось, что сам Особняк затаил дыхание; он не осмеливался поднять глаза, чтобы посмотреть на цвет Орба, но просто ждал.
Наконец Ее Величество прервала молчание, — И тем не менее, — сказала она, говоря спокойным тоном, как бы сама с собой, — трудно допустить, что произошла ошибка, ведь он был так зол, поэтому…
— Быть может ханжество, Ваше Величество?
Бледная улыбка появилась на лице Ее Величества. — Точно.
— О, Ваше Величество! Если вы способны так поступить, это еще один признак вашего грядущего величия. Я точно знаю это, потому что такой поступок находится далеко за пределами моих сил.
— Как, вы? Я не могу себе представить, что вы станете ханжой, Капитан.
— Вы не слышали, как я разговаривал со своим сыном, Ваше Величество.
Императрица кивнула. — Так тому и быть, как ваша Императрица я должна подавать хороший пример. Встаньте, Капитан. Идите и пришлите ко мне вашего друга; я хочу поговорить с ним.
— Ваше Величество, прежде, чем я уйду, могу ли я осмелиться еще на одну нахальную просьбу.
— И какую, Капитан?
— Могу ли я поцеловать руку Вашего Величества?
Зарика слегка улыбнулась и протянула свою совершенную белую руку, — Вот она, Капитан. Идите и приведите мне вашего друга.
Кааврен почтительно коснулся губами предложенной руки, потом встал, поклонился, повернулся и вышел из комнаты, так и не подняв глаза, чтобы не встречаться со взглядом Ее Величества. Оказавшись за дверью, он опять надел шляпу и, войдя в столовую сказал, — Пэл, я думаю, что Ее Величество хочет сказать вам пару слов.
Пэл взглянул на Кааврена и, прочитав на его лице следы тяжелого испытания, через которое прошел его друг, сильно сжал руку Тиасы.
— Мой друг… — начал он.
— Нет, нет. Ее Величество хочет видеть вас. И, Пэл, в ней есть как доброта, так и, я верю, величие.
Не говоря ни слова, Пэл отправился в приемную, где его уже ждал Брадик, впустивший его внутрь. Пэл подошел к Ее Величеству и поклонился.
— Ваша Доверительность, — сказала она. — Моя совесть больно ранит меня; я была несправедлива к верному слуге.
— Я перевяжу ваши раны, сир, — сказал Пэл, опять кланяясь, как если бы ничего необычного не случилось.
Таким образом Герцог Гальстэн, несмотря на хитроумные и злокозненные планы Каны, Гриты, Хабил и Иллисты, остался в Особняке Уайткрест, пока войска Каны приближались к столице.
Восемьдесят Четвертая Глава
Как Главнокомандующая готовилась к зашите Адриланки, а Маролан получил поручение
Нам еще не случалось упоминать Кираамони э'Баритт, и, на самом деле, мы не собираемся потратить на нее много времени, но, упомянув ранее почти мгновенно созданные Фентором фортификации вокруг того, что впоследствии стало Черным Замком, будет в высшей степени справедливо отметить, что именно эта достойная особа, одна из по-настоящему великих военных инженеров того времени, руководила постройкой укреплений вокруг Адриланки. В распоряжении Кираамони было, правда, намного больше людей и материалов для работы, но, тем не менее, времени у нее было намного меньше.Ее работа вызвала немало удивления, тем более что жители Адриланки ничего не знали о цели этой внезапной стройки и терялись в догадках, что именно будет построено — Графиня Уайткрест и Императрица, обе сознавали, насколько губительна может оказаться паника в городе и в какой степени она будет работать на Кану — и, действительно, есть некоторые основания верить, что подстрекательство к беспорядками и социальному бунту было частью его плана.
Как печально, что так многие из тех, кто изучает военную историю (и как жаль, что так многие из тех, кто пишут ее) не придают такого большого значения эффективности. Если бы всякая битва, проигранная из-за бездарных действий штаба, медленных коммуникаций и плохого действия тыловых служб, была бы выиграна, мы бы жили в совсем другом мире, в котором даже холмы и реки были бы в других местах! Но если любители военной истории не знают об этом, то мы можем поблагодарить Сетру Лавоуд, которая прекрасно это знала, а также знала и квалификацию тех офицеров, которых пригласила к себе в штаб: Кираамони организовала подвоз материалов, рабочих и подготовительные работы с такой эффективностью, что прошло не больше трех часов после получения ей инструкций, а фургоны были уже собраны, лошади запряжены, лопаты, молотки, гвозди и древесина реквизированы, планы готовы, и нагруженные фургоны быстро покатили к месту назначения, в то время как команды строителей, с лопатами в руках, уже начали копать.
Вот те три дороги, которые Сетра считала наиболее вероятными для атаки: Старая Западная Дорога (также называемая Хартрской Дорогой), Нижняя Дорога Кейрона и Дорога к Северной Переправе. Вдоль каждой из них в порясающе короткое время — пятьдесят два часа после получения приказа от Главнокомандующей — были выстроены две маленьких, деревянных, но очень удобных для обороны крепости. В каждой из них находились запасы копий и отряд солдат, умевших пользоваться ими; кроме того там была еда, вода, туалеты, конюшни и немного корма для лошадей кавалерийских частей Империи. Стоит, мимоходом, упомянуть, что одна из этих крепостей, хотя и в достаточно измененном виде, существует и сейчас: любой, кто когда-либо бывал в гостинице Крепость на Старой Западной Дороге, теперь должен понять, почему у нее такая странная форма.
Вдобавок к укреплениям, были созданы и средства связи, причем совершенно новые и эффективные: каждый командир бригады получил специально тренированного волшебника, который мог напрямик обмениваться мыслями с другим волшебником, входившим в специальную команду при штабе Глвнокомандующей. Другими словами, каждый бригадир был способен немедленно — немедленно! — как получить приказы Главнокомандующей, так и передать ей свои сообщения. Будьте уверены, наготове были и обычные гонцы; Сетра, с радостью и энтузиазмом принявшая новый метод, который обещал ей преимущество в битве, вовсе не собиралась полностью отказаться от системы, которая доказала свою надежность на протяжении тысячелетий.
Теперь, глядя из будущего, когда в сотнях сражений, больших и малых, использовалась эта или близкая к ней система связи, читатель может даже не понять, почему многие из командиров среднего звена (то есть между командиром дивизии и командиром роты) сопротивлялись тому, что нам представляется значительным шагом вперед в военной науке, причем без недостатков; увы, мы можем только сказать, что упрямство, косность и сопротивление переменам также свойственно Драконлордам, как стремление к многословию, повторению и пережевыванию одного и того же некоторым историкам.
Эта система связи немедленно доказала свою эффективность: Главнокомандующая решила остаться на Горе Дзур, и в эти критические дни ее не видел никто, за исключением командиров дивизий и офицеров ее штаба; по меньшей мере до тех пор, пока не были завершены укрепления, когда она, использую телепортацию, быстро, как удар молнии, происпектировала их. Едва ли нужно добавлять, что, закончив эти инспекции, она могла только поблагодарить Кираамони — важный, но, увы, несправедливо забытый персонаж Битвы при Адриланке.
Однако пока строительсво еще было в разгаре, Сетра Лавоуд посетила Черный Замок, где праздник в честь окончания постройки столь замечательного сооружения не прекращался уже целый год. Маролан, со своей стороны, как раз сейчас в нем не участвовал, уединившись в комнате, которую он отвел под библиотеку (и в которой находились, главным образом, комфортабельные кресла и пустые полки), для того, что продолжить изучение магических искусств, своей главной страсти. Узнав, что Чародейка хочет поговорить с ним, он потребовал, чтобы ее немедленно привели к нему.
Когда Чародейка вошла, он отложил книгу в сторону и встал, но, вместо того, чтобы приветствовать ее в своем доме, или, например, сказать, как счастлив он увидеть ее, из его губ вышли совсем другие слова, — Верно ли, что все предметы состоят главным образом из энергии, и что изменение формы энергии приводит к изменению природы предмета?
— О, насколько я понимаю, вы читаете Йебро.
— Точно.
— Поздравляю вас с удачным решением.
— Конечно вы должны, мадам, так как именно вы рекомендвали его мне.
— А, да. Тогда я поздравляю вас с удачным решением последовать моему совету.
— Но то, что он говорит, правда?
— Все предметы состоят, по больше части, из пустоты, а частички материи удерживаются на месте энергитическими связями, это доказано и не оставляет места сомнениям. Если эти связи изменить, то, да, природа предмета изменится.