Браст Стивен. Сетра Лавоуд

   — Так что, возможно, если я сейчас войду туда, для исследования, то вернусь буквально через мгновение.
   — Возможно.
   — Но, с другой стороны, я могу сделать шаг туда, потом шаг обратно, и окажется, что прошли годы или даже столетия, и в результате я пропущу встречу и оскорблю Ее Величество.
   — И это возможно.
   — А, может быть, я смогу войти внутрь, но не смогу вернуться.
   — Нет, я так не думаю.
   — Почему?
   — Это невозможно.
   — Вы знаете, вот теперь я уверен, что должен показать это окно Некромантке.
   — Вы полны мудрости, милорд.
   — Но, увы, сейчас я должен подождать, пока не побываю у Императрицы; я уверен, что короли и императоры не любят ждать, даже если они используют фразы вроде «когда будет удобно».
   — Я бы не удивилась, если бы это оказалось правдой, милорд.
   — Поэтому я должен переодеться и отправиться в Замок Уайткрест.
   Так что ему пришлось оторвать себя от пленительного подарка Верры. Попрощавшись с Аррой, он вернулся в свои комнаты и оделся в традиционный костюм воина-Дракона: черный с серебром.
   Потом он опять вышел на середину двора замка и очень тщательно (он все еще был достаточно усталым, несмотря на кляву, и чувствовал, что ему надо быть очень остожным, используя потенциально опасное волшебство) произнес заклинание, которое должно было перенести его в Адриланку, в то единственное место, находившееся за воротами Особняка Уайткрест, которое он достаточно хорошо знал. И без затруднений добился своей цели.
   Он немедленно пошел внутрь и предстал перед Императрицей, от которой получил искренние поздравления за свой последний подвиг, о котором она оказалась на удивление хорошо осведомлена.
   — Ваше Величество слишком добры, — сказал Маролан.
   — Ни в малейшей степени. На самом деле я даже не начала быть доброй, но только потому, что у меня не было такой возможности. Но я надеюсь вскоре исправиться, поэтому я настаиваю, чтобы вы вернулись сюда через неделю.
   — Через неделю, Ваше Величество? Я не премину быть здесь.
   — Очень хорошо, мой дорогой Граф, — сказала Зарика, и отпустила его, добавив еще тысячу комплиментов.
   На обратном пути он воспользовался возможностью и постарался узнать все о событиях этого дня, что, заодно, дало ему возможность получить добавочную порцию поздравлений от некоторых других, включая Сетру Младшую. Он узнал о попытке захвата Орба, о смерти Айрича и Тазендры, которых он глубоко уважал. Находясь в комнате Ее Величества, он обменялся приветствиями с Пэлом, но нигде не видел Кааврена, поэтому он спросил Сетру Младшую, куда отправился Тиаса.
   — Он арестовывает Претендента, — ответил она.
   — А, он? И сколько людей он взял с собой?
   — Никого, он пошел один.
   — Один? Вы не думаете, что ему нужна какая-нибудь помощь?
   Сетра Младшая на мгновение задумалась, а потом сказала, — Нет, не думаю.

Сотая Глава

Как Кааврен арестовал Кану и сообщил Ее Величеству о результатах своей миссии

   Кааврен, переговорив с Сетрой Младшей, опять сел на лошадь и достаточно быстро поскакал по Нижней Дороге Кейрона. Вначале он проехал мимо Императорских полков, которые преследовали остатки армии Каны; потом, через милю или две, он нагнал тех, корых преследовали. Никто, однако, не пытался напасть на него, или, даже не думал нападать на него, так что несколько испуганных взглядов — вот и все, что он получил от когда-то гордой собой армии Претендента, ныне разбитой и деморализованной, которая разделилась на две части: одни бежали так быстро, как только могли; а другие, слишком усталые и подавленные, для того чтобы бежать, без сил лежали по краям дороги, ожидая плена или любого другого, что судьба приготовила для них.
   Те немногие, кто сумел сохранить лошадей, оказались счастливее своих товарищей, за исключением тех кавалеристов, которых стащили с лошадей охваченные паникой пехотинцы, которые затем сражались между собой за возможность использовать коня для бегства до тех пор, пока или сам конь не сбегал, или кому-нибудь удавалось вскочить на него, проехать милю или две, после чего его, в свою очередь, стаскивали с седла и процесс повторялся. Кааврена, однако, не трогали, и те, кто видел его обнаженный меч, сверкающие глаза и мрачное лицо мгновенно освобождали ему дорогу, так что он быстро ехал по дороге, заваленной брошенными мечами, копьями, щитами, мундирами, шлемами и знаками ранга.
   Мы должны добавить, что как бы быстро ни ехал Кааврен, каким бы усталым он не был после дня, наполненного сражениями, смертью и сердечной болью, тем не менее его острые глаза не пропускали ничего; если бы кто-нибудь спросил его, он мог бы дать полный отчет о том, что видел.
   Таким образом Кааврен очень скоро оказался на том самом месте, где, недалеко от дороги, лежало на земле знамя — то самое знамя, в котором он узнал стяг армии Герцога Каны. Он натянул поводья, остановился и задумался. Поглядев вокруг, он мгновенно понял, что именно здесь был полевой штаб Претендента. Он слез с лошади, привязал ее и какое-то время тщательно изучал землю, начиная от флага и двигаясь по медленно расширяющейся спирали, в то время как его острый взгляд не упускал ни одного дюйма поверхности в круге примерно в сорок ярдом диаметром. Закончив это, он опять сел в седло и поскакал по дороге даже быстрее, чем раньше.
   Примерно через час он повернул на более узкую дорогу, ведущую на север, и поехал по ней, опередив остатки бегущей армии почти на три часа. Когда наступила ночь, он заметил маленькую гостиницу, выстроенную из дерева и выкрашенную в белый цвет. Он привязал свою лошадь к перилам перед фасадом здания, и отправился в конюшню, где нашел мальчика-конюшего, чистившего и мывшего гордого черного мерина, пока другая лошадь, серая, терпеливо ждала своей очереди.
   Он протянул мальчику серебряный орб, сказав, — Оседлай этих двух лошадей, и чтобы через десять минут они стояли перед домом.
   — Но милорд, — сказал мальчик, — они только что…
   — Делай, что тебе сказано, — прервал его Кааврен.
   — Да, милорд.
   Когда мальчик по-военному подчинился приказу, Кааврен вернулся ко входу и вошел в дом, где хозяин, сморщенный маленький человек, немедленно узнал золотой плащ, надетый на Тиасу, подбежал к нему и подобострастно поклонился, однако взглянув на него со страхом, смешанным с недовольством. Кааврен, без колебаний, вынул меч и приставил его к горлу хозяина.
   — Какая комната? — спросил он.
   — Милорд, я не понимаю…
   Кааврен слегка надавил, так что конец меча едва не прорвал кожу.
   — Какая комната? — холодно повторил он.
   Хозяин сглотнул и, спустя мгновение, в течении которого в его голове, наверное, пролетело множество мыслей, сказал, — В задней части дома, направо.
   — Куда идти?
   — Через занавес.
   — Оставайся здесь, замри и без звука.
   — Да, милорд.
   Кааврен повернулся спиной к хозяину и, пройдя через занавес, пошел вперед, пока не дошел до задней стены дома, и встал напротив последней двери направо. Какое-то время он стоял, слушая, пока не убедился, что слышит только тихое дыхание тех, кто внутри. Потом, отойдя назад, с такой силой ударил по двери ногой, что вышиб ее вместе с задвижкой.
   Внутри оказалось двое: женщина, лежавшая на кровати и казавшаяся спящей, и мужчина, сидевший на стуле, скрестив ноги перед собой, и тоже казавшийся спящим — во всяком случае он спал, пока не был грубо разбужен дверью, упавшей на него.
   Кааврен, который держал меч перед собой со спокойной уверенностью человека, знающего его длину, сказал с убийственным спокойствием, — Ваша Светлость Герцог Кана и миледи Маркиза Хабил, я имею честь арестовать вас от имени Императрицы.
   Какое-то мгновение никто не шевелился. Потом Кана бросил быстрый взгляд на меч, который был недалеко, но не в руке, и казалось, задумался. Кааврен не сказал ничего, давая возможность Герцогу самому принять решение. Наконец Кана вздохнул и сказал, — Очень хорошо. Сэр, я ваш пленник.
   — Я не одета, — сказала Хабил. — Могу ли я попросить вас на несколько секунд выйти из комнаты? Даю вам слово.
   — Конечно, мадам. Его Светлость и я подождем вас снаружи.
   Через две минуты Хабил присоединилась к ним. — Ваши лошади снаружи, они уже оседланы.
   — Кто вы такой? — спросил Кана.
   — Солдат.
   — Не простой, я думаю. Кто предал нас?
   — Никто.
   — Ба. Тогда как вы нашли нас?
   — Это не имеет значения, Ваша Светлость. Не будете ли вы так добры и пойдете вместе со мной?
   Кана вздохнул, кивнул и в сопровождении Кааврена отправился в главный зал гостицы. — Солдат, вы сказали?
   — Я имею такую честь.
   — Императорской Гвардии?
   — Да, Ваша Светлость.
   — Капитан?
   — Да, я капитан гвардейцев.
   — Не могли бы вы оказать мне честь и сообщить свое имя?
   — Кааврен из Кастл Рока.
   — Кааврен?
   — Да, так меня зовут.
   — Я думал, что вы подали в отставку!
   — Да, я так и сделал, но потом эта ошибка была исправлена.
   — Вижу.
   — Я должен объяснить, что если вы попытаетесь сбежать, я убью первого, до которого доберусь, а потом поймаю другого.
   — Я поняла.
   — Как и я.
   — Тогда мы можем идти.
   Он провел их мимо хозяина, который, строго подчиняясь приказу, за это время не пошевелился и не издал ни единого звука. Потом они вышли в ночь, сели на лошадей, и ровным шагом, не говоря ни единого слова, отправились обратно в Адриланку.
   К середине ночи они уже были в Особняке, где Кааврен приказал стражнику поместить их в одну из пустых комнат и наблюдать за ними все время. Он сам тщательно проверил комнату и убедился, что в ней нет ничего, что можно было бы использовать для побега, а потом оставался там до тех пор, пока не появилось подразделение стражников, после чего пошел с докладом к Имератрице. Однако узнав, что Ее Величество уже пошла спать, Кааврен решил последовать ее примеру.
   Он вошел в свою команту, где его приветствовала Даро, сказавшая, — А, вы вернулись!
   — Ча! Вы проснулись, мадам?
   — Я хотела дождаться вас, хотя и не знала, сколько времени вам понадобится.
   — Мне сказали, что сегодня, мадам, вы сыграли роль героя. На самом деле я слышал собственными ушами, как вас хвалили не кто иной, как Ее Величество, а также Главнокомандующая и Сетра Младшая.
   — Ба, это ничего.
   — Напротив, мадам, это очень и очень много. И я этому очень рад. Но вы ранены?
   — Простая царапина, на руке. Но что с вами?
   — Со мной? О, у меня был весьма насыщенный день.
   — И тем не менее, кажется не все так, как должно быть.
   — Вы очень проницательны, мадам. Но я еще не могу говорить об этом.
   — Когда вы будете нуждаться во мне, милорд, я буду здесь.
   — Как всегда.
   — Я очень рада, что вы, наконец, дома.
   — Да, сегодня мне пришлось как следует поездить. Я должен был выполнить поручение Ее Величества.
   — И вы выполнили его?
   — О, да, — ответил Кааврен. — Все сделано.
   На следующий день рано утром Кааврен вошел в комнату Ее Величества.
   — Как, вы уже вернулись, Капитан? — заметила Ее Величество.
   — Я вернулся прошлой ночью, Ваше Величество.
   — То есть возникли какие-то проблемы?
   — Проблемы, Ваше Величество?
   — Да. Разве вы вернулись не потому, что возникли некоторые сложности?
   — Ни в коем случае, — твердо сказал Кааврен.
   — Тогда, если нет никаких проблем, значит вы вернулись за подкреплениями?
   — Ни в малейшей степени.
   — Хорошо, но тогда почему вы вернулись так скоро?
   — Потому что миссия, которую вы доверили мне…
   — Да, миссия?
   — Она выполнена.
   — Как, выполнена?
   — Целиком и полностью.
   — Что такое вы говорите мне?
   — Я имею честь сообщить вам, что Герцог Кана и Маркиза Хабил находятся в комнате на втором этаже Особняка, один стражник стоит за дверью, а второй стережет окно — а это окно, кстати, забрано решеткой, потому что мне было бы крайне неудобно арестовывать их вторично.
   — То есть они здесь? Пленники? В этом доме?
   Кааврен поклонился.
   — И вы говорите, что они под этой крышей?
   — Да, Ваше Величество, и под охраной. Сегодня утром, прежде чем я сделал себе честь ожидать Ваше Величество, я уверился, что они не в состоянии убежать.
   — Тогда…
   — Они здесь и ждут, когда Ваше Величество определит их судьбу.
   — Что касается их судьбы, — мрачно сказала Зарика, — здесь нет места для сомнений.
   — Насколько я могу себе представить, нет, — заметил Кааврен, пожав плечами, показывая, что это не его дело.
   — Но как вы нашли их?
   — Не хочет ли Ваше Величество, чтобы я рассказал всю историю?
   — Да, да! Очень хочет!
   — В таком случая я сделаю себе честь и опишу в деталях, как мне это удалось.
   — Да, да. Это именно то, что я хочу. И, пожалуйста, немедленно.
   — Очень хорошо. Во-первых я подумал и пришел к выводу, что если бы я сам командовал армией, предназначенной для атаки на город с запада, я бы разместил свой штаб где-нибудь в пяти или десяти милях от города на Нижней Дороге Кейрона.
   — А почему не на Хартрской Дороге?
   — Нижний Кейрон не только более широкий, но и более гладкий, так что там больше мест, где можно разместить штаб.
   — И тогда?
   — И тогда я начал искать и нашел штаб надалеко от Павильона Барлена, который Ваше Величество может быть знает, а может быть и нет.
   — О, Павильон я знаю; но как вы узнали, что там был штаб?
   — Совсем не сложно, Ваше Величество, найти штаб, который второпях бросили.
   — Как не сложно?
   — Ни в малейшей мере. Во первых там лежал флаг с гербом Герцога.
   — Ну, да. Насколько я понимаю, это действительно хорошее указание.
   Кааврен поклонился. — Но, даже и без этого, там повсюду были разбросаны бумаги. Не бывает штабов без бумаг, и невозможно броситься в бегство, не оставив множество их за собой. Будьте уверены, многие из этих бумаг сожгли, еще больше унес ветер, но, тем не менее, осталось вполне достаточно для того, чтобы понять, для чего использовалось это место.
   — Очень хорошо, — сказала Императрица, — вы нашли штаб. Но ведь их там не было, не так ли?
   — О, да, не было. Как я уже имел честь сказать, штаб был брошен.
   — Но тогда, значит, ничего полезного вам это не дало.
   — Напротив, Ваше Величество. Найти их штаб было очень полезно, хотя бы потому, что теперь я точно знал, что жертва не уйдет от меня.
   — Но разве это возможно?
   — Конечно, и первым делом я тщательно осмотрел там все.
   — Осмотрели? Но для чего?
   — Я искал следы того, как они убежали, и куда отправились.
   — И что же могло рассказать вам это?
   — Ваше Величество действительно хочет это узнать?
   — Конечно я хочу знать. Как вы понимаете, я спросила.
   — Да, верно. Хорошо, Ваше Величество сейчас узнает.
   — Очень хорошо. Итак, вы тщательно осмотрели всю область, где был их штаб?
   — Да, я обнюхал каждый дюйм земли так же тщательно, как делает гончая, когда ищет на лугу куропатку, спугнутую искусным метателем из пращи.
   — И что вы нашли?
   — Несколько бумаг, скомканных и брошенных в огонь, но не сгоревших. Собственно говоря там их было много, но две из них сразу бросились мне в глаза.
   — И что же в них было интересного?
   — Они были адресованы некой Грите — личности, очень важной для меня, но не для Вашего Величества, которая, более того, уже мертва — и они обе содержали фразы вроде мы потерпели поражение в этом раундеили мы получили тяжелый удар.
   — Или, с нашей точки зрения, мы победили.
   — Да, верно, зависит от того, с какой стороны смотреть.
   — Да. Продолжайте, прошу вас.
   — Но фразы слегка отличались друг от друга, в обеих документах, и ни один из этих документов не был полным.
   — И вы заключили, что это были…?
   — Черновики письма, посланного Грите, которая, как я уже сказал, была важна мне, но, к тому же, немало значила и для Каны с Хабил.
   — Черновики…
   — Претендент, или его кузина, написал это письмо, быть может ему не понравился стиль, он его выбросил, и, скорее всего, пытался опять и опять, пока не написал то, что ему понравилось.
   — Хорошо, но что с того?
   — В этих черновиках были фразы, которые навели меня на некоторые мысли, например мы свяжемся в вами, когда будем в безопасности.
   — Ну, и?
   — Это доказывает, что они заранее планировали побег.
   — Как, вы так думаете?
   — Даю слово, что если бы они просто бежали, не имея в голове никакой цели, они использовали бы другие выражения.
   — Да, пожалуй.
   — Более того, отсюда можно предположить, что Грита была не одна — и, скорее, именно той, другой, Грита должна была сообщить об этих обстоятельствах. Конечно, так получилось, что я знаю эту другую персону.
   — Иллиста.
   — Как, Ваше Величество ее знает?
   — Не имеет значение, Капитан. Продолжайте. Итак вы сказали, что черновики навели вас на мысль, что вместе с Гритой был кто-то другой.
   — Они также заставили меня предположить еще кое-что.
   — И что именно?
   — Эти двое — то есть Кана и Хабил — скорее всего собирались бежать одни и вместе.
   — Я понимаю, что вместе, так как в письме стоит мы, но почему одни?
   — Потому что Грита, к которой было обращено письмо, была далеко, иначе зачем ей писать? Более того, я знаю, где она была. И она была очень важна, иначе зачем так тщательно подбирали слова, которые должны были выразить мысль? В таких делах как это, сколько может быть заговорщиков, которые по-настоящему важны; то есть тех, кого нельзя бросить даже тогда, когда все потеряно? Один? Возможно два? Они не хотели брать с собой никого, кто замедлил бы бегство, или не хотели привлекать к себе внимание, а достаточно большая группа всегда притягивает к себе посторонние взгляды. Раз так, и если этих двоих не было, кто еще мог бы сопровождать их в бегстве?
   — Я думаю, что поняла. И что вы тогда сделали?
   — О, я продолжал искать.
   — И что вы нашли?
   — Бутылки с водой.
   — Бутылки с водой?
   — Точно. Бутылки с водой.
   — Сколько?
   — Десять.
   — А это важно?
   — Очень.
   — Почему?
   — Потому что Кана и Хабил не взяли их с собой, когда убегали.
   — Но, если несколько бутылок с водой оставили, это не означает, что не было других бутылок с водой, которые с собой взяли.
   — О, конечно. Но сколько бутылок с водой может быть в района штаба? Определенно не сотни — это же не магазин и не продовольственный склад, хотя, возможно, они были недалеко. Итак не сотни, хотя и не единицы. Возможно дюжина, пятнадцать, даже двадцать?
   — Допустим, что их было двадцать, ну и что?
   — Если их было двадцать, а наши друзья взяли с собой только только десять, значит они не в состоянии долго ехать без остановки: они ведь не хотят останавливаться по дороге больше, чем необходимо. Теперь, если их было двадцать, тогда они взяли с собой очень мало; тем не менее в любом случае я заключил, что они взяли с собой не слишком много.
   — И это означает?
   — Во первых, что они не собирались скакать весь первый день — другими словами они заранее приготовили безопасное место, в котором могли бы спрятаться в случае несчастья, и это место находится не слишком далеко. И разрешите мне добавить, Ваше Величество, что из всего, что я знаю о Кане и его кузине, меня это не удивляет.
   — Очень хорошо. Что еще?
   — Если они собирались ехать не слишком далеко, им не для чего беречь своих лошадей.
   — Да, вот теперь я вижу, что это действительно очень полезная информация. Что дальше?
   — Ча! Ваше Величество, если бы я, зная, что надо найти следы двух лошадей, скачущих вместе, галопом, так быстро, как только возможно, не смог бы найти эти следы, выходящие из района штаба, тогда я не мог бы называться следопытом, а ведь я всегда считал себя им. Ваше Величество должно понимать, что если известны шаг, подковы, размер и вес, то совершенно невероятно, чтобы внимательный наблюдатель не сумел проследить за следами какой-нибудь лошади.
   Зарике потребовалась пара секунд, чтобы преобразовать отрицание в утверждение, после чего она сказала, — Хорошо, это я поняла. Но, конечно, даже если вы запомнили эти следы, вы не могли найти их на весьма твердой дороге, по которой в этот день проскакали сотни, если не тысячи лошадей.
   — В этом не было никакой нужды. Я знал, какую лошадь мне надо искать, знал и то, что они собираются вскоре сойти с главной дороги, так что мне оставалось только внимательно проверять боковые дороги каждый раз, когда они мне попадались, и смотреть, нет ли там этих следов.
   — И вы нашли их?
   — Конечно я нашел; как я мог не найти? Они повернули на маленькую дорогу.
   — По которой вы и поехали?
   — Точно. К счастью было еще достаточно светло и мне не понадобился фонарь, иначе все было бы намного медленнее.
   — Хорошо, а потом?
   — Через полчаса и несколько поворотов, я нашел маленькую гостиницу, причем следы лошадей вели прямо в нее.
   — И тогда?
   — И тогда? — Кааврен пожал плечами. — Мне мало чего осталось рассказать, Ваше Величество. Я прошел в их комнату, представился, и попросил Герцога и его сестру оказать мне честь и проводить меня обратно в Адриланку. Они согласились, и вот мы здесь.
   Свой рассказал Кааврен закончил еще одним самоуничижительным пожатием плеч.
   — Капитан, вы поражаете меня.
   — Вы мне льстите, Ваше Величество.
   На следующий день Зарика встретилась с Претендентом и его кузиной, без свидетелей, и, увы, то, что там говорилось, до нас не дошло. Позже в тот же день за Особняком Уайткрест был выстроен помост палача, и спустя несколько часов, посвященных разного рода формальностям, связанным с этим делом, Маркиза Хабил и Герцог Кана были четвертованы, то есть у них быстро отсекли руки и ноги, а потом и головы. К их чести надо признаться, что они не издали ни крика ни жалобы, а Кана только заметил, — Я думаю, что был бы не самым плохим Императором, если бы у меня была такая возможность.

Сто Первая Глава

Как Боги обсуждали последние события, произошедшие в Империи

   Теперь мы вернемся, в последний раз, во владения богов: в Залы Суда.
   И как раз в момент нашего возвращения идет суд, но не, как обычно, суд на тенью умершего смертного, но, скорее, над вполне живым олицетворением божественного начала, одним из них самих, то есть, как без сомнения догадался читатель, над богом, известным как Три'нагор.
   Мы можем считать, что он находится в самой середине круга, который мы уже неоднократно описывали, и, более того, не может сдвинуться с места, хотя никаких цепей или пут не видно, а Лорды Суда обсуждают его действия и подходящее наказание. Пока они высказываются, сам Три'нагор не говорит почти ничего.
   — Самое главное, — заметила Верра, — что он глупец.
   — Глупец? — удивился Барлен.
   — Скорее предатель, — заметил Ордвинак.
   — Ни в малейшей степени, — сказала Верра.
   — Как, разве он не предатель?
   — Нет, во всяком случае не в том смысле, какой вы имеете в виду.
   — Вы не могли бы объяснить? — сказал Барлен.
   В ответ Верра обратилась к Три'нагору, сказав, — Быть может вы объясните нам, почему вы думали, что можете без всяких опасений дать Дженойну войти в наш мир?
   Как только прозвучало это слово, некоторые боги сделали различные остерегающие жесты.
   — Я этого не делал, — ответил Три'нагор.
   — То есть вы не думали, что это будет безопасно? — спросил Барлен.
   — Нет, я вообще не давал Тем, Кого Мы Не Называем По Имени, доступа в наш мир.
   — Он лжет, — предположил Ордвинак.
   — Нет, не лжет, — сказала Верра.
   — Но тогда, если это не он, как один из Тех, Кого Мы Не Называем По Имени, смог появиться здесь?
   — Я не знаю, — сказал Три'нагор.
   — Я знаю, — сказала Морансё.
   — Как, вы? — спросил Барлен.
   — Конечно.
   — И вы можете рассказать нам?
   — Я была бы рада.
   — Тогда сделайте это.
   — Это был некромантия.
   — Некромантия?
   — Да.
   — И кто этот некромант?
   — Его имя Лораан.
   — Но, — сказала Ордвинак, — мы точно установили, что этот Кана заключил союз с нашим другом.
   — Конечно, — сказала Верра. — Для того, чобы помешать действию волшебства и колдовства.
   — Только для этого? — спросил Барлен.
   — Только для этого, — ответила Верра.
   — Но, — вмешался Келхор, говоря в первый раз, — почему вообще он решил помочь ему, зная, что мы решили поддержать Зарику?
   — Потому что он глупец, — ответила Верра, — как я уже и говорила.
   — Все это очень хорошо, — сказал Барлен. — Но не могли ли мы попросить вас расскать нам побольше?
   Верра пожала плечами. — Он поставил на этого Кану, вот и все. Три'нагор стал бы намного сильнее, если бы Кана победил в союзе с ним. Вы должны понимать, что в нашем мире ему поклоняются только очень и очень немного Восточников, и, возможно, вдвое больше в его собственном мире и еще в дюжине других миров. Но если бы появился император, который поддерживает его, все сразу бы изменилось.
   Боги обменялись взглядами, обдумывая эту замечательную цепочку рассуждений, и, одновременно, любопытствуя, действительно ли остальные нашли это правдоподобным.
   Наконец Кейрана сказал, — Но это очень глупо.
   — Как я и объяснила, сестра, — сказала Верра.
   Сам Три'нагор сидел молча, не выражая никаких чувств, как если бы разговор вообще его не касался.
   — С моей стороны, — сказал Келхор, — я склонен верить в это.
   — Как и я, — сказала Марансё.
   На лицах богов, глядевших на Три'нагора, можно было видеть самые разные выражения: удивление, неверие, скуку и неудовольствие.