Страница:
Незнакомец должен был находиться в конце магазина. Черный вход закрыт. Даже развив бешеную скорость, он не мог бы выбраться из помещения без того, чтобы не попасться на глаза Дженкинсу. Не мог бы.
– Не может быть. Проклятье, не может быть! Исчез?
Дин Трумэн настоял на том, чтобы отвезти Пайпер Блэкмор домой. Он воспользовался ее машиной, а помощник Джерри Нильс следовал за ними на джипе «Чероки», принадлежавшем департаменту шерифа. У двери дома Пайпер, в тени маленького навеса у Дина возникло непреодолимое желание поцеловать девушку. Скованный чувством вины, он ограничился дружеским объятием. Она поцеловала его в щеку. От нее веяло свежим дыханием и легким ароматом цветочного чая. Очаровательно.
Желание поцеловать ее стало просто невыносимым.
Полицейская рация трещала, как дрова в пламени костра, помехи поглощали каждое третье слово:
– …ерри, Дин… хрркк… тобой… – Дин узнал глубокий баритон шерифа Джона Эванса.
– Радио барахлит все утро. С каждой минутой все хуже и хуже. С телефонами не лучше, – Джерри Нильс подался вперед, всматриваясь в небо, проглядывавшее между рычагами дворников. – Похоже, из-за этого шторма.
– Он не должен был повлиять на телефоны, – заметил Дин. – Кабели проходят под землей.
За окном со стороны пассажира мир заслоняла белая пелена, напоминавшая помехи на экране телевизора.
– …хрркк… Дин с тобой? – спросил Джон.
Джерри потянул микрофон из гнезда и нажал кнопку ответа.
– Да, я везу его домой.
– Отмени это… хрркк… ак здесь… хррккк…
– Повторите, шериф. Вы пропадаете, – сказал Джерри. Помехи уменьшились.
– Я сказал, привези Дина в участок… хрркк. Дин задержал дыхание. Джерри произнес вслух:
– О, дерьмо, что на сей раз случилось? Он протянул Дину микрофон.
– Джон, это Дин. В чем дело? Радио зарычало.
– Мейсон Эванс… хрркк… – остальные слова утонули в помехах, – …хрркк… это ладно, но…
Хккрркк…
В следующий момент пошел достаточно чистый сигнал, поэтому Дин смог разобрать два последних слова:
– …Уайти Доббс.
Джон Эванс в задумчивости потер щетину костяшками пальцев. Глаза его обвела черная кайма, на лбу залегли глубокие складки.
– Мейсон в моем офисе, – обратился он к Дину. – Пойдем в комнату для отдыха.
Трумэн кивнул и пошел за ним. Относительно небольшая комната для отдыха располагалась в заднем отсеке участкового отделения и была неплохо оснащена: овальной формы стол в окружении четырех стульев, глубокая двойная хромированная раковина, аппарат для содовой, аппарат для гамбургеров и старый холодильник «Кенмур», который гудел, как «Боинг-747», работающий на холостых оборотах. Белая, внушительных размеров кофеварка примостилась на стойке из жаростойкого пластика, обрамленного кофейными разводами.
– Сначала Клайд, теперь Мейсон, – сказал Джон.
Он взял чашку из сушилки для посуды, наполнил ее кофе, по виду напоминавшим смолу, и предложил его Дину.
– Уф, нет, спасибо. А что с Мейсоном? Он пострадал?
Образ мертвого, с кровавыми полосами на лице Клайда мелькнул в голове Дина. В глубине горла он ощутил вкус желчи.
– Да нет. Он более или менее в норме, по крайней мере физически, – Джон глотнул темный кофе, потом состроил рожицу, как ребенок, пытавшийся проглотить горькое лекарство. – Но мозги у него в.беспорядке.
Джон откинулся назад, поставив локти на крышку стойки. Дин услышал, как жалобно скрипнул старый пластик под весом шерифа. Кофеварка забулькала, весело выдав более густую, черную, липкую массу. Джон уронил голову, изучая пол из желтоватой плитки, когда-то бывший белым.
– Все дело в том… – он покачал головой. – Боже, ты подумаешь, что он спятил. Но слушай, ради Бога, он мой двоюродный брат.
Дин отодвинул стул и сел.
– Теперь меня уже ничто не удивляет.
Джон поднял голову, чтобы встретиться взглядом с другом:
– Ладно! Как насчет этого: Мейсон абсолютно уверен, что его дочь встречается с… – он перевел дыхание. Имея дело с кем-то другим, Дин подумал бы, что это для усиления эффекта, но у Джона подобная пауза свидетельствовала о том, как тяжело ему сказать то, что он собирается. – Он определенно утверждает, что его дочь встречается с Уайти Доббсом.
Доббс.
При этом имени разряд страха пронзил нервные окончания Дина.
– Это… – он готов был произнести «невозможное, но поправился, – невероятно. Его дочь зовут Тина, так? Ей сколько? Восемнадцать? А Доббсу должно было сейчас быть по меньшей мере тридцать девять.
Джон почесал подбородок и вздохнул. Кофеварка заворчала. «Кенмур» загудел.
– Вот здесь и начинается чертовщина.
«Вот здесь и начинается чертовщина?» – подумал Дин.
– Он говорит, что она встречается с семнадцатилетним Уайти Доббсом. С тем же самым Уайти Доббсом, которого мы похоронили двадцать два года назад на холме Хокинса. Нестареющий и неизменный. Уверяет, что у него есть фотография как доказательство.
– Семнадцатилетний? Абсурд.
– В точку.
Дин потер виски, пытаясь прогнать начинающуюся головную боль, пока еще концентрировавшуюся под кожей. Слово «спятил» частенько проскальзывало в их шутках, но если Джон верно оценивал ситуацию, с состоянием Мейсона Эванса нельзя было Шутить.
– Теперь ты понимаешь, почему я позвонил, – сказал Джон.
Его голос звучал устало, яркие красные стрелки сосудов расходились по белкам глаз.
– Все, что мне удалось установить: Тина уехала с каким-то парнем по имени… – он достал записную книжку из нагрудного кармана и пролистал несколько страниц, – Дэвид Левин, двадцати четырех лет, с последнего курса. Из обеспеченной семьи. У его родителей дом на озере Крид. Мегги сейчас пытается раздобыть адрес.
Как клеится, Джимми Дин?
Воспоминание о надписи на доске мелькнуло у Дина в голове. Он еще не успел рассказать Джону о последнем хулиганстве. Сам не знал почему.
– Ты видел снимок?
– Да, быстрый «полароид«, но видно, что у парня темные волосы и смуглое лицо. Он даже не напоминает Доббса.
Прошло, наверное, больше года с тех пор, как Дин Трумэн последний раз видел Мейсона Эванса, и еще дольше они не разговаривали. Между ними возникло непримиримое противоречие после погребения Уайти Доббса, которое с годами все углублялось. Мейсон следил за собой. Он был в прекрасной форме – упругий и атлетично сложенный. Но сейчас его лицо приняло мучнистый оттенок, а глаза были расширены от страха.
– Привет, Мейсон, – Дин протянул руку.
Мейсон даже не взглянул на нее, но вместо этого крепко и мощно обнял Дина.
– Дин, слава Богу, слава Богу. Если кто-нибудь и может разобраться, так это ты. Ты же поможешь мне? Помоги Тине.
– Пойду, прослежу за ходом дела, – сказал Джон, оставляя их наедине в кабинете.
Дин присел на краешек стола. Он жестом пригласил Мейсона сесть на один из мягких стульев.
– Джон рассказал тебе? – спросил Мейсон. – Он рассказал тебе, кто вернулся? – Он не ждал ответа: – Уайти Доббс, вот кто, чертов Уайти Доббс. Он забрал мою дочь. У него моя Тина.
Мейсон уронил голову на руки. Жалобный стон вырвался у него. Плечи заходили ходуном.
– Я знаю, что это ненормально, – сказал Мейсон, не отнимая рук от лица, не вскинув глаз, как будто все заботы мира сосредоточились у него в голове, и от тяжести он не мог поднять ее. – Я и не делаю вид, будто понимаю что-то. Но это правда. Этот недоносок, беловолосый ублюдок вернулся. Он вернулся и забрал мою дочь.
Мейсон застонал в настоящей агонии с такой неприкрытой, такой страшной животной болью, что Дин почувствовал, как его глаза увлажнились.
Оставив на мгновение сострадание, доктор Трумэн вынужден был спросить себя: «Как кто-нибудь мог поверить, что Уайти Доббс вернулся, да еще в семнадцатилетнем возрасте?».
Как клеится, Джимми Дин?
Дина охватила дрожь.
Потом они долго мирно и успокоительно разговаривали. Уверив Мейсона, что его дочь объявится, что шериф Джон Эванс не прекратит поисков, пока не найдет ее, Дин переменил тему.
Они поговорили о компании Мейсона, о его двух неудачных браках, о тоске, одиночестве, детях и, наконец, о чувстве вины. После этого Мейсон сжал руки Дина и заплакал. Потом он выслушал объяснение Дина о том, что мальчика на снимке зовут Дэвид Левин, что его родители жили в Салеме, но теперь у них дом на озере Крид. И что Джон как раз связывается с ними, чтобы узнать месторасположение дома.
– Но снимок!., это Уайти Доббс!
Фотография лежала вверх изображением на столе Джона. Мейсон смотрел на нее, как турист на змею под ногами.
– Нет, – сказал Дин, повернувшись назад и внимательно изучая фото.
У молодого человека рядом с Тиной Эванс были темные волосы и загорелая кожа на женственном лице – он ничем не походил на Уайти Доббса.
– На снимке Дэвид Левин. Но ты, ты видел Уайти Доббса? Мейсон взглянул на своего старого приятеля вопрошающими глазами:
– Значит, ты веришь мне?
– Я верю: ты что-то видел, но не на этом снимке, а у себя в подсознании…
Мейсон затрясся.
– …Это вызвано чувством вины, и стрессом, и тысячей других мелких причин, которые накапливаются, пока не выплескиваются наружу, как горячая лава при извержении вулкана.
– Но все было так реально, – запротестовал Мейсон.
Большие электрические часы на западной стене гудели в нависшей тишине. За спиной Мейсона обитая деревом стена пестрела плакатами, сертификатами и наградными значками. В их медных планках виднелось смутное и рассеянное отражение Дина.
– Я знаю, как это бывает реально. И поэтому становится еще более пугающим, – Дин потянулся и подтолкнул фотографию к краю стола.
Мейсон отшатнулся, отъехав назад на своем стуле, развернувшись так, чтобы не видеть снимок даже боковым зрением. Дин показал на фото:
– Взгляни на него.
Мейсон сцепил руки на широкой груди. Его губы сжались в тонкую линию, глаза прищурились. Дин улыбнулся. Это был прежний Мейсон – упрямый, недалекий, бескомпромиссный.
– Взгляни на него, – повторил Дин более настойчиво и потом добавил: – Несмотря на свой страх.
В темных глазах Мейсона вспыхнула злость. Этот массивный человек придвинулся обратно к столу, осторожно вдохнул. Потом с опаской, как будто щупал ногой ледяную воду в озере, наклонился и посмотрел на снимок.
Мгновение повисло в воздухе, как одинокая серебристая паутинная нить. Часы гудели. В коридоре были видны снующие люди. Но в этом кабинете, где Мейсон изучал фотографию, время замерло.
Мейсон поднял глаза. Они были широко распахнуты, как створки дверей, зрачки занимали почти все коричневато-зеленое пространство радужки.
– Он исчез. Это не он.
Эванс снова уставился на фото, не доверяя своим чувствам.
– Это не он. Это просто паренек. Обычный парень. Но… Морщины на его обветренном загорелом лице собрались, как грозовые тучи, и Мейсон снова заплакал, теперь уже от радости.
– Это не он. Это не Уайти Доббс, – бормотал он.
Буквально через полминуты дверь открылась. Это был Джон Эванс.
– Мы нашли ее, Мейсон. Мы нашли Тину, с ней все в порядке. Один из моих помощников везет ее сюда.
Высказав щедрые благодарности Джону и Дину, Мейсон выбежал из комнаты, чтобы встретить свою дочь. Джон последовал за ним.
Оставшись один, Дин вздохнул. Напряженная головная боль, которую он пытался побороть, теперь вступила в свои права. Бросив взгляд на стол Джона, он увидел снимок – с ним Мейсон носился, как с фетишом. Но теперь оставил это в прошлом.
Дин улыбнулся. Хороший знак. Фотография стала краеугольным камнем в заблуждениях Мейсона, а такая забывчивость означала, что он на пути к выздоровлению.
Трумэн взял фотографию и поднес к глазам, досконально изучая каждую деталь. Он, оказывается, устал гораздо больше, чем думал. Снимок виделся расплывчатым и неясным. На секунду Дин закрыл глаза, давая им отдых, потом открыл, моргнул несколько раз и снова взглянул на снимок.
С фотографии на него смотрел Уайти Доббс.
Сердце сжалось от страха и отчаяния. Холодная пелена заволокла разум. Дыхание стало учащенным и поверхностным.
«Успокойся, – убеждал он себя. – Дыши ровно». Стресс и чувство вины – не это ли он твердил Мейсону?
Простая галлюцинация. Но даже сама мысль о галлюцинации представляла опасность для ученого, и, как сказал Мейсон, все было так реально. Дин опять закрыл глаза, но образ застыл на его сетчатке, как красный след от яркой вспышки. Он видел Тину, ее откинутые назад и собранные в хвост волосы. На ней был желто-зеленый жакет и джинсы.
А рядом с ней?
Изображение темноволосого Дэвида Левина пропало. На его месте стоял Уайти Доббс, обнимая тонкую талию девушки, улыбаясь криво и похотливо. Это был все тот же Уайти Доббс, которого похоронили заживо двадцать два года назад. Точно такой же… как в тот день… И ни минутой не старше.
– Нет, – произнес Дин вслух. – Доббса нет на этом снимке.
Его слова шатко и неуверенно висели в воздухе. Хотя д-р Трумэн знал, что это правда.
Преодолевая страх, Дин заставил себя открыть глаза и снова посмотреть на снимок.
Юноша с волосами цвета слоновой кости ответил ему взглядом. А потом Уайти Доббс… подмигнул!
глава 15
глава 16
– Не может быть. Проклятье, не может быть! Исчез?
Дин Трумэн настоял на том, чтобы отвезти Пайпер Блэкмор домой. Он воспользовался ее машиной, а помощник Джерри Нильс следовал за ними на джипе «Чероки», принадлежавшем департаменту шерифа. У двери дома Пайпер, в тени маленького навеса у Дина возникло непреодолимое желание поцеловать девушку. Скованный чувством вины, он ограничился дружеским объятием. Она поцеловала его в щеку. От нее веяло свежим дыханием и легким ароматом цветочного чая. Очаровательно.
Желание поцеловать ее стало просто невыносимым.
Полицейская рация трещала, как дрова в пламени костра, помехи поглощали каждое третье слово:
– …ерри, Дин… хрркк… тобой… – Дин узнал глубокий баритон шерифа Джона Эванса.
– Радио барахлит все утро. С каждой минутой все хуже и хуже. С телефонами не лучше, – Джерри Нильс подался вперед, всматриваясь в небо, проглядывавшее между рычагами дворников. – Похоже, из-за этого шторма.
– Он не должен был повлиять на телефоны, – заметил Дин. – Кабели проходят под землей.
За окном со стороны пассажира мир заслоняла белая пелена, напоминавшая помехи на экране телевизора.
– …хрркк… Дин с тобой? – спросил Джон.
Джерри потянул микрофон из гнезда и нажал кнопку ответа.
– Да, я везу его домой.
– Отмени это… хрркк… ак здесь… хррккк…
– Повторите, шериф. Вы пропадаете, – сказал Джерри. Помехи уменьшились.
– Я сказал, привези Дина в участок… хрркк. Дин задержал дыхание. Джерри произнес вслух:
– О, дерьмо, что на сей раз случилось? Он протянул Дину микрофон.
– Джон, это Дин. В чем дело? Радио зарычало.
– Мейсон Эванс… хрркк… – остальные слова утонули в помехах, – …хрркк… это ладно, но…
Хккрркк…
В следующий момент пошел достаточно чистый сигнал, поэтому Дин смог разобрать два последних слова:
– …Уайти Доббс.
Джон Эванс в задумчивости потер щетину костяшками пальцев. Глаза его обвела черная кайма, на лбу залегли глубокие складки.
– Мейсон в моем офисе, – обратился он к Дину. – Пойдем в комнату для отдыха.
Трумэн кивнул и пошел за ним. Относительно небольшая комната для отдыха располагалась в заднем отсеке участкового отделения и была неплохо оснащена: овальной формы стол в окружении четырех стульев, глубокая двойная хромированная раковина, аппарат для содовой, аппарат для гамбургеров и старый холодильник «Кенмур», который гудел, как «Боинг-747», работающий на холостых оборотах. Белая, внушительных размеров кофеварка примостилась на стойке из жаростойкого пластика, обрамленного кофейными разводами.
– Сначала Клайд, теперь Мейсон, – сказал Джон.
Он взял чашку из сушилки для посуды, наполнил ее кофе, по виду напоминавшим смолу, и предложил его Дину.
– Уф, нет, спасибо. А что с Мейсоном? Он пострадал?
Образ мертвого, с кровавыми полосами на лице Клайда мелькнул в голове Дина. В глубине горла он ощутил вкус желчи.
– Да нет. Он более или менее в норме, по крайней мере физически, – Джон глотнул темный кофе, потом состроил рожицу, как ребенок, пытавшийся проглотить горькое лекарство. – Но мозги у него в.беспорядке.
Джон откинулся назад, поставив локти на крышку стойки. Дин услышал, как жалобно скрипнул старый пластик под весом шерифа. Кофеварка забулькала, весело выдав более густую, черную, липкую массу. Джон уронил голову, изучая пол из желтоватой плитки, когда-то бывший белым.
– Все дело в том… – он покачал головой. – Боже, ты подумаешь, что он спятил. Но слушай, ради Бога, он мой двоюродный брат.
Дин отодвинул стул и сел.
– Теперь меня уже ничто не удивляет.
Джон поднял голову, чтобы встретиться взглядом с другом:
– Ладно! Как насчет этого: Мейсон абсолютно уверен, что его дочь встречается с… – он перевел дыхание. Имея дело с кем-то другим, Дин подумал бы, что это для усиления эффекта, но у Джона подобная пауза свидетельствовала о том, как тяжело ему сказать то, что он собирается. – Он определенно утверждает, что его дочь встречается с Уайти Доббсом.
Доббс.
При этом имени разряд страха пронзил нервные окончания Дина.
– Это… – он готов был произнести «невозможное, но поправился, – невероятно. Его дочь зовут Тина, так? Ей сколько? Восемнадцать? А Доббсу должно было сейчас быть по меньшей мере тридцать девять.
Джон почесал подбородок и вздохнул. Кофеварка заворчала. «Кенмур» загудел.
– Вот здесь и начинается чертовщина.
«Вот здесь и начинается чертовщина?» – подумал Дин.
– Он говорит, что она встречается с семнадцатилетним Уайти Доббсом. С тем же самым Уайти Доббсом, которого мы похоронили двадцать два года назад на холме Хокинса. Нестареющий и неизменный. Уверяет, что у него есть фотография как доказательство.
– Семнадцатилетний? Абсурд.
– В точку.
Дин потер виски, пытаясь прогнать начинающуюся головную боль, пока еще концентрировавшуюся под кожей. Слово «спятил» частенько проскальзывало в их шутках, но если Джон верно оценивал ситуацию, с состоянием Мейсона Эванса нельзя было Шутить.
– Теперь ты понимаешь, почему я позвонил, – сказал Джон.
Его голос звучал устало, яркие красные стрелки сосудов расходились по белкам глаз.
– Все, что мне удалось установить: Тина уехала с каким-то парнем по имени… – он достал записную книжку из нагрудного кармана и пролистал несколько страниц, – Дэвид Левин, двадцати четырех лет, с последнего курса. Из обеспеченной семьи. У его родителей дом на озере Крид. Мегги сейчас пытается раздобыть адрес.
Как клеится, Джимми Дин?
Воспоминание о надписи на доске мелькнуло у Дина в голове. Он еще не успел рассказать Джону о последнем хулиганстве. Сам не знал почему.
– Ты видел снимок?
– Да, быстрый «полароид«, но видно, что у парня темные волосы и смуглое лицо. Он даже не напоминает Доббса.
Прошло, наверное, больше года с тех пор, как Дин Трумэн последний раз видел Мейсона Эванса, и еще дольше они не разговаривали. Между ними возникло непримиримое противоречие после погребения Уайти Доббса, которое с годами все углублялось. Мейсон следил за собой. Он был в прекрасной форме – упругий и атлетично сложенный. Но сейчас его лицо приняло мучнистый оттенок, а глаза были расширены от страха.
– Привет, Мейсон, – Дин протянул руку.
Мейсон даже не взглянул на нее, но вместо этого крепко и мощно обнял Дина.
– Дин, слава Богу, слава Богу. Если кто-нибудь и может разобраться, так это ты. Ты же поможешь мне? Помоги Тине.
– Пойду, прослежу за ходом дела, – сказал Джон, оставляя их наедине в кабинете.
Дин присел на краешек стола. Он жестом пригласил Мейсона сесть на один из мягких стульев.
– Джон рассказал тебе? – спросил Мейсон. – Он рассказал тебе, кто вернулся? – Он не ждал ответа: – Уайти Доббс, вот кто, чертов Уайти Доббс. Он забрал мою дочь. У него моя Тина.
Мейсон уронил голову на руки. Жалобный стон вырвался у него. Плечи заходили ходуном.
– Я знаю, что это ненормально, – сказал Мейсон, не отнимая рук от лица, не вскинув глаз, как будто все заботы мира сосредоточились у него в голове, и от тяжести он не мог поднять ее. – Я и не делаю вид, будто понимаю что-то. Но это правда. Этот недоносок, беловолосый ублюдок вернулся. Он вернулся и забрал мою дочь.
Мейсон застонал в настоящей агонии с такой неприкрытой, такой страшной животной болью, что Дин почувствовал, как его глаза увлажнились.
Оставив на мгновение сострадание, доктор Трумэн вынужден был спросить себя: «Как кто-нибудь мог поверить, что Уайти Доббс вернулся, да еще в семнадцатилетнем возрасте?».
Как клеится, Джимми Дин?
Дина охватила дрожь.
Потом они долго мирно и успокоительно разговаривали. Уверив Мейсона, что его дочь объявится, что шериф Джон Эванс не прекратит поисков, пока не найдет ее, Дин переменил тему.
Они поговорили о компании Мейсона, о его двух неудачных браках, о тоске, одиночестве, детях и, наконец, о чувстве вины. После этого Мейсон сжал руки Дина и заплакал. Потом он выслушал объяснение Дина о том, что мальчика на снимке зовут Дэвид Левин, что его родители жили в Салеме, но теперь у них дом на озере Крид. И что Джон как раз связывается с ними, чтобы узнать месторасположение дома.
– Но снимок!., это Уайти Доббс!
Фотография лежала вверх изображением на столе Джона. Мейсон смотрел на нее, как турист на змею под ногами.
– Нет, – сказал Дин, повернувшись назад и внимательно изучая фото.
У молодого человека рядом с Тиной Эванс были темные волосы и загорелая кожа на женственном лице – он ничем не походил на Уайти Доббса.
– На снимке Дэвид Левин. Но ты, ты видел Уайти Доббса? Мейсон взглянул на своего старого приятеля вопрошающими глазами:
– Значит, ты веришь мне?
– Я верю: ты что-то видел, но не на этом снимке, а у себя в подсознании…
Мейсон затрясся.
– …Это вызвано чувством вины, и стрессом, и тысячей других мелких причин, которые накапливаются, пока не выплескиваются наружу, как горячая лава при извержении вулкана.
– Но все было так реально, – запротестовал Мейсон.
Большие электрические часы на западной стене гудели в нависшей тишине. За спиной Мейсона обитая деревом стена пестрела плакатами, сертификатами и наградными значками. В их медных планках виднелось смутное и рассеянное отражение Дина.
– Я знаю, как это бывает реально. И поэтому становится еще более пугающим, – Дин потянулся и подтолкнул фотографию к краю стола.
Мейсон отшатнулся, отъехав назад на своем стуле, развернувшись так, чтобы не видеть снимок даже боковым зрением. Дин показал на фото:
– Взгляни на него.
Мейсон сцепил руки на широкой груди. Его губы сжались в тонкую линию, глаза прищурились. Дин улыбнулся. Это был прежний Мейсон – упрямый, недалекий, бескомпромиссный.
– Взгляни на него, – повторил Дин более настойчиво и потом добавил: – Несмотря на свой страх.
В темных глазах Мейсона вспыхнула злость. Этот массивный человек придвинулся обратно к столу, осторожно вдохнул. Потом с опаской, как будто щупал ногой ледяную воду в озере, наклонился и посмотрел на снимок.
Мгновение повисло в воздухе, как одинокая серебристая паутинная нить. Часы гудели. В коридоре были видны снующие люди. Но в этом кабинете, где Мейсон изучал фотографию, время замерло.
Мейсон поднял глаза. Они были широко распахнуты, как створки дверей, зрачки занимали почти все коричневато-зеленое пространство радужки.
– Он исчез. Это не он.
Эванс снова уставился на фото, не доверяя своим чувствам.
– Это не он. Это просто паренек. Обычный парень. Но… Морщины на его обветренном загорелом лице собрались, как грозовые тучи, и Мейсон снова заплакал, теперь уже от радости.
– Это не он. Это не Уайти Доббс, – бормотал он.
Буквально через полминуты дверь открылась. Это был Джон Эванс.
– Мы нашли ее, Мейсон. Мы нашли Тину, с ней все в порядке. Один из моих помощников везет ее сюда.
Высказав щедрые благодарности Джону и Дину, Мейсон выбежал из комнаты, чтобы встретить свою дочь. Джон последовал за ним.
Оставшись один, Дин вздохнул. Напряженная головная боль, которую он пытался побороть, теперь вступила в свои права. Бросив взгляд на стол Джона, он увидел снимок – с ним Мейсон носился, как с фетишом. Но теперь оставил это в прошлом.
Дин улыбнулся. Хороший знак. Фотография стала краеугольным камнем в заблуждениях Мейсона, а такая забывчивость означала, что он на пути к выздоровлению.
Трумэн взял фотографию и поднес к глазам, досконально изучая каждую деталь. Он, оказывается, устал гораздо больше, чем думал. Снимок виделся расплывчатым и неясным. На секунду Дин закрыл глаза, давая им отдых, потом открыл, моргнул несколько раз и снова взглянул на снимок.
С фотографии на него смотрел Уайти Доббс.
Сердце сжалось от страха и отчаяния. Холодная пелена заволокла разум. Дыхание стало учащенным и поверхностным.
«Успокойся, – убеждал он себя. – Дыши ровно». Стресс и чувство вины – не это ли он твердил Мейсону?
Простая галлюцинация. Но даже сама мысль о галлюцинации представляла опасность для ученого, и, как сказал Мейсон, все было так реально. Дин опять закрыл глаза, но образ застыл на его сетчатке, как красный след от яркой вспышки. Он видел Тину, ее откинутые назад и собранные в хвост волосы. На ней был желто-зеленый жакет и джинсы.
А рядом с ней?
Изображение темноволосого Дэвида Левина пропало. На его месте стоял Уайти Доббс, обнимая тонкую талию девушки, улыбаясь криво и похотливо. Это был все тот же Уайти Доббс, которого похоронили заживо двадцать два года назад. Точно такой же… как в тот день… И ни минутой не старше.
– Нет, – произнес Дин вслух. – Доббса нет на этом снимке.
Его слова шатко и неуверенно висели в воздухе. Хотя д-р Трумэн знал, что это правда.
Преодолевая страх, Дин заставил себя открыть глаза и снова посмотреть на снимок.
Юноша с волосами цвета слоновой кости ответил ему взглядом. А потом Уайти Доббс… подмигнул!
глава 15
Пайпер принимала горячий душ второй раз за день. Она пустила такую горячую воду, что едва терпела, и стояла под ней, пока не согрелась, а ее кожа не приобрела нормального розового оттенка. Пайпер вытерлась, натянула брюки и спортивную фуфайку и легла поперек кровати. Сон подкрался, как вор в ночи.
Ей снились отрезанные руки и погибающие люди, и где-то там, в дымке сна, события проступали с необыкновенной яркостью. Все обрывки ее жизни обрели смысл. Впервые в жизни Пайпер Блэкмор точно знала, что должна делать и как.
Но когда два часа спустя она проснулась, растерянная и оглушенная, откровение испарилось. Осталась лишь пугающее и настоятельное предупреждение ее матери.
Что-то плохое приближается.
Часы на кухне доложили, что уже без пяти одиннадцать. Джон достал из холодильника три куска холодного цыпленка и расправился с ними над бумажной тарелкой, потом смыл вкус курицы пивом. Образ мертвого Клайда Уоткинса с немыслимой, пробитой в черепе дырой, застыл в сознании Джона, как высохший осадок на дне кофейной чашки.
На его долю выпало сообщить обо всем жене Клайда. Женщина, не оправившаяся от шока после нападения на ее мужа, была слишком потрясена, чтобы плакать. Но полуторагодовалая дочь этой супружеской пары хныкала и извивалась на руках матери.
Джон дождался прибытия остальных родственников. Даже тогда жена, уже вдова, не заплакала. Чрезвычайное недоумение настолько исказило черты ее лица, что на нее невозможно было смотреть.
Как шериф он привык иметь дело с банальными происшествиями – местными конфликтами, правонарушениями, хулиганством. Один раз городской немой мальчик играл в Даниеля Буна и потерялся в горах. Просто.
Но отрубленная рука? Изуродованная женщина? Проникающий в череп удар ножом?
Черт, это считалось бы ненормальным где угодно, даже в Портленде, даже в этом ублюдочном Лос-Анджелесе.
За последние три года служба шерифа изрядно усложнилась. По мере закрытия крупных лесопилок рождались большие проблемы. Появилось большое число гордых, но безработных мужчин, сбережения которых иссякли, зато счетов и времени было в избытке, поэтому они начинали пить и превращались в зарвавшихся хулиганов.
Постройка нового завода сулила новые рабочие места, давала новые надежды. Ожидалось, что дела поправятся, а не пойдут еще хуже.
Когда Дин Трумэн выиграл эту чертову премию, Джон Эванс ничуть не удивился. По его мнению, Дин был самым крутым парнем в штате. А может быть, и во всем мире. Шериф это всегда знал. Некоторые ребята, такие, как Мейсон, обижались на Дина, и он это вполне понимал. Но самого Джона никогда не задевала слава друга. Он уважал ее и пользовался ею.
Они водили дружбу с первого класса. Такая странная парочка: Дин был худым и нескладным, как жук-богомол; Джон, всегда крупный для своего возраста, смотрелся мускулистым, коренастым и сильным, как бычок. «Мозги и сила», – шутил отец Джона.
Дин всегда защищал друга: «Джон хороший парень. Не надо его недооценивать». Но Джон и не сердился. Он был практичный малый.
В школе Дину периодически предлагали перепрыгнуть через несколько классов. Но его родители не принимали таких предложений. «Умение общаться также важно, как способность мыслить», – любили говорить они. И Джона переполняла гордость, поскольку он, как лучший друг Дина, формировал часть этой способности общения.
Каждый из них имел свои сильные стороны, и часто они обменивались мастерством. Это был хороший союз.
Был ли?
Джон дважды женился, но ничего серьезного из этого не вышло. Странное добавление, зато правдивое. После смерти Джуди два закоренелых холостяка все больше времени стали проводить в компании друг друга. Может быть, чрезмерно много. Может быть, пользуясь другим, как опорой, как возможностью меньше соприкасаться с реальным миром.
Об этом стоило подумать.
Секс приносил облегчение. Как шериф Джон часто натыкался на одиноких молодых особ, которые были не прочь устроить легкую возню в постели. Но это не требовало особых чувств.
Дин, однако, не отличался склонностью к таким приключениям.
Если Джон чему-то и завидовал в отношении Дина, так это тому, что касалось Мевис Коннетти из «Тройного Д». Она пару раз проводила время с Джоном. Но глаз не отводила от Дина, а этот несчастный идиот спускал все на тормозах, позволяя такой привязанности иссякнуть.
Джон открыл еще бутылку пива, нашел пакет с полузасохшими чипсами и вернулся к столу.
После получения преподавателем Весткрофтского колледжа престижной премии Черная Долина оказалась в центре внимания. Новое предприятие «Энекстех» могло явиться лишь началом, хорошим подспорьем, которое позволило бы Дину вывести науку на новый уровень, а также отличной почвой для подготовки молодых инженеров высоких технологий. Ходили слухи, что суперкомпания «Сони», уже построившая два завода в Спрингфилде, проявляет реальный интерес к Черной Долине. Похоже, дела налаживались. Черная Долина преодолевала трудные времена.
А теперь все принимало сумасшедший оборот.
Джон покончил с пивом, потом пошел в ванну. Там он мог оценить себя в зеркале в полный рост.
Эванс убедился, что все еще является солидным мужчиной – впечатляющим, сильным, чуть более отяжелевшим, чем…
Чем когда мы закопали Уайти Доббса в холодной, черной земле.
Доббс? Джон осознавал, что начинает напоминать Мейсона.
Шериф вернулся на кухню и нарушил свое собственное правило в отношении третьей бутылки пива. Глупо было думать о Доббсе и Мейсоне, а Джон Эванс был кем угодно, только не глупцом. Его всегда отличала практичность, и он выбросил Доббса из головы на следующий день после случившегося тогда.
Чего нельзя сказать о Дине.
Ученого измучили размышления обо всем произошедшем. Хотя он еще не был ученым – просто подростком, пусть незаурядным, но подростком. После случая с Доббсом он изменился. Все они изменились. Странно только, что в некотором смысле жизнь показала себя с лучшей стороны.
А как же с Уайти Доббсом?
Практический ум Джона подсказывал ему, что кто-то, по-видимому, откопал его.
Но произошло ли это во время того шторма?
Может быть, кто-то откопал его еще до шторма? Это вполне вероятно.
Шериф Дитс, управлявший в те времена, буквально рвал и метал, когда парочка охотников обнаружила могилу. Но он никак не мог предположить участие мальчиков. Просто в земле образовалась странная дыра, ставшая в один ряд с другими легендами холма Хокинса. Смешно, но у каждого было что-то в прошлом, что можно было бы рассказать об этом месте.
Ледяной ветер рвал ветви деревьев. Снежные хлопья размером с блюдце налипали на волосы, напоминая мокрые, холодные поцелуи. Натан Перкинс ухмыльнулся за ярким шерстяным шарфом, закрывавшим его лицо. Было уютно и тепло благодаря ему.
Руки в перчатках неловко нащупали ключи и дважды не могли попасть ими в щель замка. Наконец он повернул ключ. Клик. Замок не замерз, слава богу. Натан покрутил ручку и толкнул дверь. Дверь приоткрылась на пару сантиметров, а потом ее что-то заблокировало.
Что?
Он осмотрел косяк и обнаружил причину. Цепочка была накинута. Хотя бы однажды Ава последовала его совету. Прекрасно с ее стороны, но плохо для него. Он позвал ее через щель в двери. Теплый воздух пронесся мимо его лица, как непослушный ребенок, горевший желанием поиграть в снежки.
– Ава?
Дом молчал.
– Ава?
Телевизор и радио выключены.
– Черт.
Натан нажал кнопку звонка. Порыв ветра пробежал по перилам крыльца, лизнув его мокрым, холодным языком.
Дом молчал.
Накинув капюшон своей куртки «Гор-Текс», Натан скатился вниз и нырнул прямо в бурю. Шаги оставляли глубокие следы в снегу, которые сразу же заносило, только он успевал выдернуть ногу.
Заднее крыльцо находилось на двухступенчатом бетонном возвышении. Не было даже маленького навеса. Он открыл дверь тем же ключом. Повернул ручку и толкнул.
Стук.
Задний вход тоже заблокирован внутренней цепочкой.
– Вот дерьмо! – Натан заколотил в дверь, продолжая звать Аву. Он почувствовал новый внутренний холод, шедший из самого его сердца и расходившийся в пространстве.
– Ава?
Бесконечно холоднее, чем пронизывающий арктический ветер.
– Ава? – на сей раз уже шепотом.
Что-то случилось. Ее машина стояла в гараже. Энергия подавалась без перебоя. Так что не было очевидных причин покидать дом. Кроме того, она бы не решилась выйти такой ночью.
Натан на минуту представил, как Ава была одета, когда он в последний раз видел ее, как безыскусственно и беспомощно она выглядела.
– Ава?
Натан Перкинс был щуплый мужчина. Худой, как железнодорожный рельс, одни кости, кожа как будто вот-вот прорвется. Шестьдесят восемь сантиметров с учетом одежды. Но такого удара в дверь костлявым правым плечом можно было ожидать от мужчины вдвое тяжелее, а со второй попытки дверная коробка раскололась, вырвав цепь из гнезда.
Внутри дом был таким же, каким он его оставил. Но что-то изменилось.
Натан прошел в кухню, потом в кабинет. Телепрограмма лежала в развернутом виде на подлокотнике кресла. Наполовину недопитый стакан с диетической колой стоял на серебряном подносе. Искусственный огонь ярко горел, язычки пламени весело плясали, подстрекаемые к безумной энергии легкими движениями воздуха.
На полке камина с лепкой ручной работы стояла пара неначатых свечей в хрустальных подсвечниках, их фитили девственно белели. Рядом на стене виднелась свадебная фотография. Улыбающаяся Ава и Натан, похожий в тесном смокинге на маленького мальчика, решившего поиграть в маскарад.
Но в самом центре каминной полки нечто привлекло внимание Натана, приковало его взгляд и остановило его дыхание. Праздничные часы в прозрачном корпусе, открывавшем часовой механизм. Внутри вращались три медных колеса. Специальный дизайн позволял отсчитывать время секунду за секундой. Сейчас стрелки на часах бешено вращались, а медные шары под ними слились в колесо, как в центрифуге. Тонкие, не толще волоса, голубые искры разрезали часовой механизм.
Искры.
Что тут происходит?
Натан снова позвал жену, опять и опять, каждый раз беря октавой выше.
Крутящиеся часы отражали его мысли.
Вращение, вращение, вращение.
Оставив кабинет, он прошел в холл.
Дверь в хозяйскую спальню была распахнута, как бы приглашая войти. Но Натан Перкинс неожиданно замедлил ход. Может быть, он просто не хотел увидеть то, что ожидало его в той комнате.
Может быть?
На его часах «Касио Дата Банк Телементо 150» появились неожиданные вспышки. Будильник, настроенный на другое время, запищал. Тонкие молнии голубого разряда пробегали под стеклом, как искры в юбилейных часах, вызывая покалывание на коже.
Натан влетел в спальню. Комната освещалась только маленьким ночником под абажуром – слабым желтоватым пучком. Остальное пространство было погружено в полумрак. А в центре виднелась искромсанная ночная рубашка его жены.
Искромсанная.
– Ава?
Часы непрерывно пищали.
Где-то в темноте под прикрытием тени что-то двигалось. Внимание Натана привлек сдавленный крик. Он увидел жену в углу у стены – тень на тени. Ее тело прикрыто другим. Мужчина.
– Ава! – резко вскрикнул Натан.
Мужчина обернулся, потом взвизгнул от неожиданности и боли. Ава укусила руку, зажимавшую ей рот.
– Натан! – пронзительно закричала она.
В тишине ночи Натан Перкинс взвел курок пистолета.
Мужская тень двигалась быстро, молниеносно. Лампа со свистом пролетела через всю комнату. Натан успел нырнуть в полную темноту, а ночник врезался в косяк, осыпав его градом керамических осколков.
Он быстро пришел в себя, мышцы были готовы к действию, подогретые страхом. Натан буквально упал на стену, нашел выключатель и дернул его вверх. Ава, голая, лежала на полу, щурясь от ослепительного света, с широко распахнутыми от ужаса глазами, но невредимая и…
Она была одна?
Тень мужчины – ее насильника – исчезла, оставив Натану лишь смутное воспоминание о белых волосах.
Белых волосах.
Ей снились отрезанные руки и погибающие люди, и где-то там, в дымке сна, события проступали с необыкновенной яркостью. Все обрывки ее жизни обрели смысл. Впервые в жизни Пайпер Блэкмор точно знала, что должна делать и как.
Но когда два часа спустя она проснулась, растерянная и оглушенная, откровение испарилось. Осталась лишь пугающее и настоятельное предупреждение ее матери.
Что-то плохое приближается.
Часы на кухне доложили, что уже без пяти одиннадцать. Джон достал из холодильника три куска холодного цыпленка и расправился с ними над бумажной тарелкой, потом смыл вкус курицы пивом. Образ мертвого Клайда Уоткинса с немыслимой, пробитой в черепе дырой, застыл в сознании Джона, как высохший осадок на дне кофейной чашки.
На его долю выпало сообщить обо всем жене Клайда. Женщина, не оправившаяся от шока после нападения на ее мужа, была слишком потрясена, чтобы плакать. Но полуторагодовалая дочь этой супружеской пары хныкала и извивалась на руках матери.
Джон дождался прибытия остальных родственников. Даже тогда жена, уже вдова, не заплакала. Чрезвычайное недоумение настолько исказило черты ее лица, что на нее невозможно было смотреть.
Как шериф он привык иметь дело с банальными происшествиями – местными конфликтами, правонарушениями, хулиганством. Один раз городской немой мальчик играл в Даниеля Буна и потерялся в горах. Просто.
Но отрубленная рука? Изуродованная женщина? Проникающий в череп удар ножом?
Черт, это считалось бы ненормальным где угодно, даже в Портленде, даже в этом ублюдочном Лос-Анджелесе.
За последние три года служба шерифа изрядно усложнилась. По мере закрытия крупных лесопилок рождались большие проблемы. Появилось большое число гордых, но безработных мужчин, сбережения которых иссякли, зато счетов и времени было в избытке, поэтому они начинали пить и превращались в зарвавшихся хулиганов.
Постройка нового завода сулила новые рабочие места, давала новые надежды. Ожидалось, что дела поправятся, а не пойдут еще хуже.
Когда Дин Трумэн выиграл эту чертову премию, Джон Эванс ничуть не удивился. По его мнению, Дин был самым крутым парнем в штате. А может быть, и во всем мире. Шериф это всегда знал. Некоторые ребята, такие, как Мейсон, обижались на Дина, и он это вполне понимал. Но самого Джона никогда не задевала слава друга. Он уважал ее и пользовался ею.
Они водили дружбу с первого класса. Такая странная парочка: Дин был худым и нескладным, как жук-богомол; Джон, всегда крупный для своего возраста, смотрелся мускулистым, коренастым и сильным, как бычок. «Мозги и сила», – шутил отец Джона.
Дин всегда защищал друга: «Джон хороший парень. Не надо его недооценивать». Но Джон и не сердился. Он был практичный малый.
В школе Дину периодически предлагали перепрыгнуть через несколько классов. Но его родители не принимали таких предложений. «Умение общаться также важно, как способность мыслить», – любили говорить они. И Джона переполняла гордость, поскольку он, как лучший друг Дина, формировал часть этой способности общения.
Каждый из них имел свои сильные стороны, и часто они обменивались мастерством. Это был хороший союз.
Был ли?
Джон дважды женился, но ничего серьезного из этого не вышло. Странное добавление, зато правдивое. После смерти Джуди два закоренелых холостяка все больше времени стали проводить в компании друг друга. Может быть, чрезмерно много. Может быть, пользуясь другим, как опорой, как возможностью меньше соприкасаться с реальным миром.
Об этом стоило подумать.
Секс приносил облегчение. Как шериф Джон часто натыкался на одиноких молодых особ, которые были не прочь устроить легкую возню в постели. Но это не требовало особых чувств.
Дин, однако, не отличался склонностью к таким приключениям.
Если Джон чему-то и завидовал в отношении Дина, так это тому, что касалось Мевис Коннетти из «Тройного Д». Она пару раз проводила время с Джоном. Но глаз не отводила от Дина, а этот несчастный идиот спускал все на тормозах, позволяя такой привязанности иссякнуть.
Джон открыл еще бутылку пива, нашел пакет с полузасохшими чипсами и вернулся к столу.
После получения преподавателем Весткрофтского колледжа престижной премии Черная Долина оказалась в центре внимания. Новое предприятие «Энекстех» могло явиться лишь началом, хорошим подспорьем, которое позволило бы Дину вывести науку на новый уровень, а также отличной почвой для подготовки молодых инженеров высоких технологий. Ходили слухи, что суперкомпания «Сони», уже построившая два завода в Спрингфилде, проявляет реальный интерес к Черной Долине. Похоже, дела налаживались. Черная Долина преодолевала трудные времена.
А теперь все принимало сумасшедший оборот.
Джон покончил с пивом, потом пошел в ванну. Там он мог оценить себя в зеркале в полный рост.
Эванс убедился, что все еще является солидным мужчиной – впечатляющим, сильным, чуть более отяжелевшим, чем…
Чем когда мы закопали Уайти Доббса в холодной, черной земле.
Доббс? Джон осознавал, что начинает напоминать Мейсона.
Шериф вернулся на кухню и нарушил свое собственное правило в отношении третьей бутылки пива. Глупо было думать о Доббсе и Мейсоне, а Джон Эванс был кем угодно, только не глупцом. Его всегда отличала практичность, и он выбросил Доббса из головы на следующий день после случившегося тогда.
Чего нельзя сказать о Дине.
Ученого измучили размышления обо всем произошедшем. Хотя он еще не был ученым – просто подростком, пусть незаурядным, но подростком. После случая с Доббсом он изменился. Все они изменились. Странно только, что в некотором смысле жизнь показала себя с лучшей стороны.
А как же с Уайти Доббсом?
Практический ум Джона подсказывал ему, что кто-то, по-видимому, откопал его.
Но произошло ли это во время того шторма?
Может быть, кто-то откопал его еще до шторма? Это вполне вероятно.
Шериф Дитс, управлявший в те времена, буквально рвал и метал, когда парочка охотников обнаружила могилу. Но он никак не мог предположить участие мальчиков. Просто в земле образовалась странная дыра, ставшая в один ряд с другими легендами холма Хокинса. Смешно, но у каждого было что-то в прошлом, что можно было бы рассказать об этом месте.
Ледяной ветер рвал ветви деревьев. Снежные хлопья размером с блюдце налипали на волосы, напоминая мокрые, холодные поцелуи. Натан Перкинс ухмыльнулся за ярким шерстяным шарфом, закрывавшим его лицо. Было уютно и тепло благодаря ему.
Руки в перчатках неловко нащупали ключи и дважды не могли попасть ими в щель замка. Наконец он повернул ключ. Клик. Замок не замерз, слава богу. Натан покрутил ручку и толкнул дверь. Дверь приоткрылась на пару сантиметров, а потом ее что-то заблокировало.
Что?
Он осмотрел косяк и обнаружил причину. Цепочка была накинута. Хотя бы однажды Ава последовала его совету. Прекрасно с ее стороны, но плохо для него. Он позвал ее через щель в двери. Теплый воздух пронесся мимо его лица, как непослушный ребенок, горевший желанием поиграть в снежки.
– Ава?
Дом молчал.
– Ава?
Телевизор и радио выключены.
– Черт.
Натан нажал кнопку звонка. Порыв ветра пробежал по перилам крыльца, лизнув его мокрым, холодным языком.
Дом молчал.
Накинув капюшон своей куртки «Гор-Текс», Натан скатился вниз и нырнул прямо в бурю. Шаги оставляли глубокие следы в снегу, которые сразу же заносило, только он успевал выдернуть ногу.
Заднее крыльцо находилось на двухступенчатом бетонном возвышении. Не было даже маленького навеса. Он открыл дверь тем же ключом. Повернул ручку и толкнул.
Стук.
Задний вход тоже заблокирован внутренней цепочкой.
– Вот дерьмо! – Натан заколотил в дверь, продолжая звать Аву. Он почувствовал новый внутренний холод, шедший из самого его сердца и расходившийся в пространстве.
– Ава?
Бесконечно холоднее, чем пронизывающий арктический ветер.
– Ава? – на сей раз уже шепотом.
Что-то случилось. Ее машина стояла в гараже. Энергия подавалась без перебоя. Так что не было очевидных причин покидать дом. Кроме того, она бы не решилась выйти такой ночью.
Натан на минуту представил, как Ава была одета, когда он в последний раз видел ее, как безыскусственно и беспомощно она выглядела.
– Ава?
Натан Перкинс был щуплый мужчина. Худой, как железнодорожный рельс, одни кости, кожа как будто вот-вот прорвется. Шестьдесят восемь сантиметров с учетом одежды. Но такого удара в дверь костлявым правым плечом можно было ожидать от мужчины вдвое тяжелее, а со второй попытки дверная коробка раскололась, вырвав цепь из гнезда.
Внутри дом был таким же, каким он его оставил. Но что-то изменилось.
Натан прошел в кухню, потом в кабинет. Телепрограмма лежала в развернутом виде на подлокотнике кресла. Наполовину недопитый стакан с диетической колой стоял на серебряном подносе. Искусственный огонь ярко горел, язычки пламени весело плясали, подстрекаемые к безумной энергии легкими движениями воздуха.
На полке камина с лепкой ручной работы стояла пара неначатых свечей в хрустальных подсвечниках, их фитили девственно белели. Рядом на стене виднелась свадебная фотография. Улыбающаяся Ава и Натан, похожий в тесном смокинге на маленького мальчика, решившего поиграть в маскарад.
Но в самом центре каминной полки нечто привлекло внимание Натана, приковало его взгляд и остановило его дыхание. Праздничные часы в прозрачном корпусе, открывавшем часовой механизм. Внутри вращались три медных колеса. Специальный дизайн позволял отсчитывать время секунду за секундой. Сейчас стрелки на часах бешено вращались, а медные шары под ними слились в колесо, как в центрифуге. Тонкие, не толще волоса, голубые искры разрезали часовой механизм.
Искры.
Что тут происходит?
Натан снова позвал жену, опять и опять, каждый раз беря октавой выше.
Крутящиеся часы отражали его мысли.
Вращение, вращение, вращение.
Оставив кабинет, он прошел в холл.
Дверь в хозяйскую спальню была распахнута, как бы приглашая войти. Но Натан Перкинс неожиданно замедлил ход. Может быть, он просто не хотел увидеть то, что ожидало его в той комнате.
Может быть?
На его часах «Касио Дата Банк Телементо 150» появились неожиданные вспышки. Будильник, настроенный на другое время, запищал. Тонкие молнии голубого разряда пробегали под стеклом, как искры в юбилейных часах, вызывая покалывание на коже.
Натан влетел в спальню. Комната освещалась только маленьким ночником под абажуром – слабым желтоватым пучком. Остальное пространство было погружено в полумрак. А в центре виднелась искромсанная ночная рубашка его жены.
Искромсанная.
– Ава?
Часы непрерывно пищали.
Где-то в темноте под прикрытием тени что-то двигалось. Внимание Натана привлек сдавленный крик. Он увидел жену в углу у стены – тень на тени. Ее тело прикрыто другим. Мужчина.
– Ава! – резко вскрикнул Натан.
Мужчина обернулся, потом взвизгнул от неожиданности и боли. Ава укусила руку, зажимавшую ей рот.
– Натан! – пронзительно закричала она.
В тишине ночи Натан Перкинс взвел курок пистолета.
Мужская тень двигалась быстро, молниеносно. Лампа со свистом пролетела через всю комнату. Натан успел нырнуть в полную темноту, а ночник врезался в косяк, осыпав его градом керамических осколков.
Он быстро пришел в себя, мышцы были готовы к действию, подогретые страхом. Натан буквально упал на стену, нашел выключатель и дернул его вверх. Ава, голая, лежала на полу, щурясь от ослепительного света, с широко распахнутыми от ужаса глазами, но невредимая и…
Она была одна?
Тень мужчины – ее насильника – исчезла, оставив Натану лишь смутное воспоминание о белых волосах.
Белых волосах.
глава 16
Дин Трумэн совершил нечто такое, чего никогда не позволял себе до этого. Он достал пузырек с валидолом из домашней аптечки, бросил две таблетки под язык и принялся сосать их, как конфетки. Через двадцать минут Дин принял еще две штуки, намереваясь следовать и дальше в том же направлении, пока не заснет или не наступит передозировка.