Браун Джим. Точка разрыва

   – Есть еще что-то, – заявил Дин. – Почему вы не хотите мне сказать?
   Шериф смотрел вдоль коридора. Старая женщина добралась до ординаторской. Шепот их неясного разговора напоминал шуршание листьев в потоке дождя.
   Санитар вернулся к тележке и принялся толкать ее.
   Скрип, взык, скрип, вз-зык.
   – Пойдем со мной, – сказал Джон.
   Она бежала, подгоняемая ветром в спину, подбадривая себя. Руки работали в такт с ногами, сердце билось синхронно с ними, пар выходил из горла ровными порциями, как у локомотива далекого прошлого. Вверх, вверх. Солнце уже опускалось за горизонт. Низкий свод облаков придавал ночи оттенок напряженности.
   Но она должна закончить свой бег. Мередит Гэмбел никогда ничего не делала наполовину – независимо от того, касалось ли это работы в городском совете, ее собственного дела или семейных проблем. И одной из этих составляющих был бег. Каждый день, семь дней в неделю. Если удавалось – по утрам, если не выходило – по вечерам. После вхождения в городской совет пробежка давала возможность выхода затаенному разочарованию. Приятным дополнением явилась потеря девяти килограммов и обретение подтянутой спортивной фигуры. Бег стал неотъемлемой частью жизни Мередит, как муж или дети.
   Перед ней вырос холм Хокинса. Она продолжала следовать намеченному маршруту – вверх, вверх.
   Продолжай бежать.
   Время от времени Мередит меняла курс. Когда зима цепко схватит землю Черной Долины морозом, ей придется ограничить себя пределами равнины, компенсируя качество пробежек их длиной. Обычно это случалось в декабре. Но в этом году, глядя на эти темные и зловещие облака, она как будто чувствовала перед собой дуло ружья и отчетливо понимала, что не придется столько ждать. На самом деле, если погода будет ухудшаться такими темпами, это, может быть, ее последний шанс описать круг у основания холма Хокинса.
   Что-то ударило ее в лицо. Резкая боль. Мередит потрясла головой.
   «Пчела?»
   Слишком холодно. Она сняла перчатку с руки и дотронулась до щеки. Осколок стекла не больше, чем монета в десять центов, врезался ей в кожу. Мередит выдернула его – кончик был в крови. Она коснулась лица. Подушечки пальцев окрасились алым.
   «Проклятье!»
   Достав бумажный платок из набедренного рюкзака – универсального пояса, как называл это приспособление ее муж – Мередит приложила его к щеке.
   Она продолжала бежать.
   «Стекло?»
   Наверное, она наступила на что-нибудь в сумерках, а осколок отлетел и попал ей в лицо. Слишком темно, слишком холодно. Внизу, в долине, где дома сгрудились, как котята вокруг материнского живота, фонари-часовые стояли вдоль обочин, такие теплые и манящие. Да, это, несомненно, была ее последняя пробежка у подножия холма.
   Что-то вонзилось ей в грудь. Раз, два, три…
   Что за…
   «Стекло?»
   Еще три осколка. Они проникли в ткань ее спортивного костюма, но не достали до кожи, увязнув в толстом слое ткани. Мередит выдернула их. Два такие же, как первый, а вот третий уже с пятицентовую монету. Достаточно, чтобы поранить. Это уж слишком.
   Не остановиться ли и определить источник опасности. Нет. Она никогда не останавливалась. Если только нельзя иначе. Наверное, кто-то был здесь до нее и разбил бутылку на дороге, вот и все. А сейчас она, видимо, выбралась из «стеклянной» зоны.
   Мередит все же внимательно оглядела землю. Путь казался чистым.
   Что-то ударило ее в ногу. Еще два осколка проникли в левую руку и плечо. Она наклонилась, чтобы выдернуть стекло из бедра.
   Град мелких стекол мелких и острых! Мередит споткнулась, когда большой осколок вонзился ей в правый бок. Сильный толчок сбил ее с ног раньше, чем дошел первый импульс колющей боли.
   Поранена.
   Это была настоящая рана. Стекло разрезало ткань и впилось в кожу. Темное, бордовое пятно крови расползлось по костюму. Чувствуя головокружение, Мередит снова споткнулась, но каким-то чудом удержалась на ногах. Однако шаги ее стали короткими и неуверенными.
   Краем глаза она углядела какую-то белую вертушку. Внезапно чувства захлестнули ее. Что происходит? Откуда летят стекла?
   Мередит подняла голову, всматриваясь туда, куда уходила длинная узкая тропа и увидела. Сначала ей показалось, что это дождевая завеса. Но нет. Алые щупальца света от заходящего солнца тянулись над землей, преломляясь и отражаясь. Не дождь.
   Стекло.
   Бурлящая стена из стекла со свистом надвигалась на нее – прямо на нее.
   Мередит Гэмбел открыла рот, готовясь закричать. Но сотни, тысячи осколков, кружась с немыслимой скоростью, врезались в ее тело. Один рассек ногу до кости. Кусок стекла достал до шеи, разрезав яремную вену. Горячий фонтан крови брызнул в воздух. Стекла вонзались в нее снова и снова.
   Ее тело плясало, как кукла на веревочке в руках неумелого кукловода, удерживаемое в стоячем положении потоками нескончаемого стеклянного дождя.
   Дин Трумэн резко отпрянул назад. Они стояли возле высокого стола с маленьким хромированным подносом в центре. Белая ткань была отдернута, обнажив человеческую руку.
   – Какого черта? Это что, настоящее? Джон кивнул:
   – Мисс Блэкмор и клерк говорят, что, когда они обнаружили Клайда, она обвилась вокруг его шеи и душила.
   Друзья спустились в морг, и весь их разговор происходил под аккомпанемент жужжания холодильных установок. В соседней комнате одна из ламп дневного света мигнула и погасла.
   – Душила его? Это невозможно.
   Рука была розовато-серая, как залежалое мясо. Ладонь повернута вверх, пальцы слегка скрючены. Первоначальная тревога Дина улеглась. Паника отступила, на ее место пришло любопытство.
   – Мы знаем, кому она принадлежит?
   Джон ударил левой рукой по правой ладони, хрустнув костяшками пальцев, – обычный жест, когда он бывал расстроен.
   – Об утерянных или найденных руках сообщений не поступало. Душила его?
   Дин выдохнул:
   – Давай вернемся назад. Есть мысли по поводу того, чем Клайд занимался в гостинице?
   – С женщиной скорее всего был. Ты же знаешь Клайда. Как бы там ни было, мы ее не нашли. Ты был последним, кто его видел до случившегося. Заметил что-нибудь необычное? Он казался смущенным? Не в себе?
   – Он очень спешил. Как всегда. Ничего необычного.
   Дин вспомнил чужака в длинном темном плаще и изорванной шляпе – того, кто наблюдал, не наблюдая, а потом исчез. Это была случайная мысль. «Никакой связи», – решил ученый. Кроме того, у незнакомца было две руки.
   – Итак, что ты думаешь? Ты ведь же при окружном коронере.
   – Не надо мне напоминать.
   Когда все три доктора больницы маленького городка уклонились от участи в столь необычном расследовании, Джон и Натан обратились к Дину и давили на него до тех пор, пока он не согласился применить здесь свои способности. Они утверждали, что ему – как ученому с аналитическим складом ума, будет проще отстраниться от загадочной стороны этого дела.
   Может, они были правы, но Дин не чувствовал себя в своей тарелке.
   – Вы сличили образцы крови и прочего, взятые в номере, в коридоре и на лестнице? – начал он.
   – Мой самый способный помощник, Джерри Нильс, как раз занимается этим, но пока ничего нет. – Джон запустил пятерню в жесткие волосы. – Оружия нет, ничего нет. Если кто-то душил Клайда и Клайд отрезал руку убийцы в целях самозащиты – значит, убийца сбежал, оставив свою руку… Еще одна загвоздка. Кровь – ее слишком мало.
   Джон положил свою шляпу на стойку, достал носовой платок из кармана и промокнул лоб:
   – Какие мысли?
   – Н-да, я привык работать с более обширным материалом, – заметил Дин.
   Усмешка разрезала лицо Джона. Дину показалось, что он слышит треск штукатурки:
   – Запиши это в свой актив.
   Дин наклонился над обрубком руки. Как раз под запястьем на подносе виднелась небольшая лужица крови.
   – Разрез очень свежий, совсем недавний. Ткань не успела разложиться.
   Он достал ручку из кармана и нажал на подушечку указательного пальца.
   – Судя по степени трупного окоченения, можно даже сказать, что ее отрезали менее часа назад.
   Дин выпрямился, прошел до конца стола и снова наклонился, изучая кисть под различными углами.
   – Несомненно, ее отрезали. Нет никаких следов разрыва. Но инструмент был до чертиков острый.
   Он вернулся туда, откуда начал, взял поднос и повернул его к свету, чтобы лучше разглядеть рану.
   – Кость разрезана. В этом нет сомнений. Причем, по-видимому, одним движением. Не похоже, чтобы ее пилили или разрезали повторно.
   – Одним движением? – с недоверием спросил Джон. – Каким же предметом это можно сделать? Топором?
   – Нет, нет, от топора скошенный срез, а этот сделан совсем ровно, – Дин с помощью ручки слегка отодвинул мышцы: – Видишь, как ровно. Просто удивительно. Края не зазубрены. Кость пористая, но толстая, от нее кусок отрезать – это вам не праздничный торт разделать.
   Дин поставил поднос и отправил ручку в карман.
   – И еще я вам могу сказать, что Клайда душила не эта рука, если его вообще душили.
   – Я видел синяки. Шея в таком состоянии, что явно кто-то приложил к ней руки.
   – Во всяком случае не эту руку.
   – Откуда ты знаешь?
   – По одному признаку. Нужно черт знает сколько силы, чтобы задушить кого-нибудь – практически немыслимо справиться одной рукой, – Дин кивнул на поднос. – Опять-таки я не медик, но связки на этом экземпляре не очень-то развиты. Хозяин этой руки не из тех, кто зарабатывает на жизнь тяжелым физическим трудом. Вообще это не очень убедительная версия.
   Джон положил платок обратно в карман, взгляд его оставался задумчивым:
   – Вся эта проклятая заваруха не выглядит как убедительная версия. Мисс Блэкмор утверждает, что видела в окне двух мужчин – один душил другого. А когда она и портье прибыли на место, то обнаружили дверь в номер запертой изнутри. Им пришлось ее выбить. Клайд оказался один в номере. Они не покидали комнату, пока не подоспел медперсонал, и тут уже прибыли мы с Джерри. В номере только комната и ванная. Нет даже шкафа, только вешалка для одежды. Так если никого больше не было в комнате, кто запер дверь?
   – Тот, кто вышел через окно?
   – Намертво заколочено. Хозяин установил кондиционеры около трех лет назад и не хотел, чтобы постояльцы оставляли окна открытыми. Поверь мне, никто не проник бы через окно.
   Лампа дневного света в задней комнате снова мигнула. Игра света и теней создавала впечатление, что пальцы на отчлененной руке двигаются. Шипение лампы на высокой ноте теперь состязалось по громкости с гудением холодильников.
   – Дин сцепил руки и выставил указательные пальцы, потом слегка почмокал губами. Запер изнутри… Какой рамок?
   – Задвижка. Простая конструкция. Основной компонент вмонтирован в дверь. Ты поворачиваешь рычажок и выдвигаешь засов вбок, попадая в отверстие на дверном косяке.
   Свет опять моргнул, затем восстановился. Шипение прекратилось. Джон надел шляпу, приладил рукой поудобнее, потом пробежал пальцами по краю полей.
   – Как я уже говорил, вся эта чертовщина невозможна.

глава 8

   – Они были ошеломлены, – сказал Натан Перкинс, просовывая в японскую пижаму зеленого шелка свои бледные ступни.
   – Так им и впрямь понравилось? – спросила Ава, возбужденно блестя глазами размером с крылья летучей мыши.
   – Конечно, понравилось, – он ненавидел лгать, но еще больше боялся причинить боль Аве.
   Она поворковала от удовольствия, прижимая его к своей пышной груди.
   – И что этот Дженкинс Джонс конкретно сказал? Чудовищногрубое – фактически самое чудовищногрубое, что он видел в этом насквозь чудовищногрубом мире.
   – Я не помню, – снова солгал Натан, внутренне удивляясь, как легко и непринужденно слова шли с языка.
   Ава нахмурилась:
   – Но ты сказал, что им понравилось?
   Конечно, крошка, конечно. Они просто были стерты в порошок. Даже этот старый хрыч Дженкинс Джонс. Со всех сторон неслось такое множество комплиментов, что я точно не помню, кто и что произносил. Вот и все.
   Ава хихикала и хлопала в ладоши. «Как ребенок», – подумал Натан. Она была на пятнадцать лет его моложе. Хотя уже и не дитя по возрасту, Ава сохранила молодой задор и темперамент. И что из того, что она порой вспыльчива и капризна?
   Они встретились в Портленде. Ава работала конторщицей в пункте проката машин, но держала себя как королева. Это был ее стиль. «Ты такова, какой преподносишь себя», – любила говорить она. Сама Ава вела себя так, как будто мир принадлежал ей. Шесть месяцев спустя они поженились, и Натан стал ее любимой игрушкой.
   Это был самый импульсивный шаг в его жизни, и немало скептиков в Чёрной Долине задумчиво поводили бровями. Но большая часть их просто завидовала. Натан до того времени никогда не являлся объектом зависти, и, нужно сказать, эта игра ему очень понравилась.
   Ава вселяла в него бодрость.
   – Я, правда, рада, что им понравилось, но, надеюсь, они поняли, что я пыталась выразить, – произнесла она, скользнув ногами по шелковым простыням поистине королевской кровати.
   Натан последовал ее примеру, но с чрезвычайной осторожностью. Шелковая пижама на шелковых простынях заставляла его нервничать. Одно неосторожное движение – и он слетит с кровати.
   – Натан, ты меня слушаешь?
   – Да, конечно, дорогая.
   – Что-то не так? У тебя расстроенный вид.
   Натан снял очки и уютно устроил их на туалетном столике. Он потер уставшую переносицу. Как-нибудь нужно будет подобрать себе линзы – если вообще производят линзы с пепельным налетом.
   Ему, наверное, не следует рассказывать ей про Клайда. Натан знал, что этим внесет в ее душу смятение. Лучше подождать до утра, чем расстраивать сейчас жену и потом вместе провести бессонную ночь.
   – Дело в Дине, – сказал он, а потом осознал, что отчасти это правда.
   – Доктор Трумэн?
   – Да, мы вместе пообедали. И знаешь, кто-то бросил кирпич в окно его классной комнаты.
   – Ужасно. Он пострадал?
   – Нет. Фактически он даже не очень расстроен, и это очень взволновало меня. И я заставил его сказать Джону.
   – Так мило с твоей стороны.
   – Джон поехал с ним в школу.
   Натан аккуратно повернулся на бок, опершись локтем на подушку, а голову положил на руку, чтобы лучше видеть жену, вдыхать ее запах. Она одарила его улыбкой, от которой в паху у Натана побежали мурашки.
   – Он все еще встречается с Мэвис? Ему нужна хорошая женщина, а Мэвис самая лучшая.
   – Нет, она идет вторым номером, – сказал Натан. – Первый принадлежит мне.
   Ава засмеялась, и Натан вдруг подумал, что это первые правдивые слова, сказанные им за весь вечер.
   – Но, знаешь, сейчас они практически не встречаются.
   – Почему нет? – спросила Ава по-настоящему заинтересованно.
   – Он списывает все на Джуди, – Натан помедлил. Было слышно, как в столовой прозвенели часы.
   – Я потом говорил с Мэвис. Она считает, что он перестал с ней видеться после того, как она пожелала войти в его дом.
   – В его дом? Почему он продолжает жить в этой развалюхе? Он, несомненно, заслуживает лучшего. Особенно теперь.
   – Знаю. Но он всегда с ума сходил по этому дому.
   – Он одинокий вдовец. Может быть, просто не хотел, чтобы она видела беспорядок.
   – Когда я там бывал, там все было в идеальном порядке. Все прибрано, чисто, разложено по полочкам. Как сам Дин. Нет, здесь что-то другое. Вот только не знаю что.
   – Давай вернемся к моей живописи, – сказала Ава, сбрасывая нижнюю деталь пижамы. – Расскажи мне все, что они говорили, слово в слово. А я буду слушать тихо, потому что невежливо болтать с набитым ртом.
   Она скользнула под одеяло, а Натан Перкинс принялся лгать.
   Пайпер Блэкмор встряхнула руки и размяла пальцы. Пустой коридор на втором этаже гостиницы «Рассвет» протянулся перед ней знаком вопроса. Двенадцать комнат, шесть дверей на каждой стороне. Тонкий вытертый палас серого цвета испещрен рядами пурпурных треугольников. До этого она не замечала. Четыре двери вниз, а на двери предпоследней комнаты желто-черная лента, оставленная полицией на месте преступления.
   – Ты как? – спросил Дин.
   Пайпер судорожно сглотнула и улыбнулась, заложив волосы за уши:
   – Ничего, нормально.
   Шериф Джон Эванс аккуратно оттянул ленту. Он сделал знак Дину и Пайпер присоединиться.
   Глаза Пайпер были так же широко распахнуты, как дверь. Она вошла в комнату, как будто озарив ее светом, увидела кровать. Это, должно быть, место, где было тело, обведено мелом на той стороне…
   Клерк, выбивший дверь, так постарался, что нуждался в медицинской помощи. Его тогда оставили на Пайпер. Сейчас она согласилась последовать за шерифом, узнав, что у доктора Трумэна родилась теория.
   – Я рада, что кто-то принимает участие, – прошептала Пайпер. Дин взял ее за руку. Этот жест ее подбодрил, и, сглотнув еще раз, она повторила свой рассказ.
   Все объяснение заняло не более пяти минут. Временами Дин был сосредоточен, но в следующее мгновение принимал отсутствующий вид.
   Когда Пайпер закончила, все взгляды обратились на Дина, который, казалось, этого не замечал. Он около пяти минут смотрел в проем выбитой двери. Сплетал пальцы и перебирал губами. Его глаза перебегали с предмета на предмет, выхватывая каждое пятнышко, мозг подсчитывал невидимые числа, расшифровывал незримые слова.
   – Есть запасной ключ? – спросил Дин. Джон протянул его:
   – Взял у бедняги клерка.
   – Хорошо. Пойдемте в соседний номер, я покажу вам, что произошло.
   Портленд, штат Орегон. Купол яркого чистого неба накрывал город. Серые ленточки автомагистралей пересекали ленивую Вилламет Ривер, теряясь среди разноцветного кирпича, стекла и стали – в новом городе со старомодными привычками. Краеугольный камень Сиэтла – так охарактеризовал его один заезжий путешественник. А Мейсон Эванс прекрасно понимал, в чем тут дело. Портленд отличало не то, чем он обладал, а, скорее, то, чего он был лишен, – туристов и хищников-коммерсантов. Это место до сих пор оставалось неизведанной страной, красивой и загадочной, как земля Оз.
   Праздновали день рождения Мейсона, и, в качестве редкого проявления милосердия, отвратительная женщина, которая когда-то была его женой, позволила детям повидаться с отцом. Или дети уже достаточно подросли, что эта ведьма не могла давить на них.
   Мужчина усмехнулся. Он поседел, отяжелел, но его внушительный и импозантный вид все еще производил впечатление. Мейсон тренировался ежедневно, гордясь своей физической формой. Он больше не работал непосредственно на объектах, но когда ты являешься владельцем строительной компании, нужно быть готовым ко всему.
   – Отец Джефри Хилла купил ему водные лыжи, – сразу взялся за дело Дональд.
   Четырнадцатилетний подросток с нежным личиком улыбнулся, вгрызаясь в кусок пиццы.
   – Так поскольку сегодня день рождения у меня, может быть, ты мне купишь водные лыжи?
   Дональд помотал головой, продолжая жевать с открытым ртом, минутку помолчал, как бы обдумывая идею.
   – Конечно. Просто повысь мое содержание до ста тысяч, и я куплю тебе две пары лыж.
   – Ешь-ка лучше пиццу, красавчик. Ты уже и так получаешь больше, чем те парни, что на меня работают.
   Мейсон не помнил, когда последний раз он получал столько удовольствия от своего дня рождения. Эванс весьма преуспел в бизнесе. «М. К. Эванс Компани» была одной из крупнейших и быстроразвивающихся в штате, но в личной жизни Мейсон с трудом контролировал течение событий. Его первый брак продлился всего три года и не принес ничего, кроме боли и алиментов. Второй просуществовал вдвое дольше, но окончился так же печально, только алименты увеличились, да на сей раз появились дети.
   Именно дети наполняли его жизнь смыслом. Тина родилась сразу же после свадьбы, Дональд – пять лет спустя. Они были единственной отрадой в жизни Мейсона.
   – Тина, пицца остывает, – крикнул он наверх.
   – Спущусь через минуту, папа.
   Он видел Дональда каждые выходные и в те вечера, когда команда «Блейзеры» играла у себя дома. Но Тина… Часы с ней были редки и драгоценны. А теперь, когда она училась в колледже и жила в общежитии Университета Орегона в двух часах езды, их свидания стали еще реже.
   Глядя, как дочь, приплясывая, спускается по лестнице, помахивая собранными в хвост волосами, Мейсон испытал приступ настоящей ностальгии: он вспомнил те времена, когда она играла с Барби и смотрела мультики, сидя у папы на коленях.
   – Я просто возьму кусок «цы» на дорогу, – сказала она, вынимая треугольник пиццы с канадской ветчиной и ананасами из коробки. Тянущуюся нитку сыра она оборвала и намотала на кусок.
   – «Я просто возьму кусок «цы» на дорогу», – передразнил сестру Дональд.
   Она хлопнула его по макушке, скорее разыгрывая недовольство:
   – Ты почему не растешь, червяк?
   – Без твоей помощи не обойтись.
   – А, отлично. Быстрый ответ.
   – «Быстрый ответ», – эхом отозвался Дональд.
   – Дональд.
   Подросток улыбнулся, ничуть не смутившись:
   – «Я просто возьму кусок «цы» на дорогу». Почему она нормально не может разговаривать? – он взглянул на сестру, которая откусила верхушку. – Это пицца, пи-иц-ца. А не «ца». Что бы ты сказала, если бы тебе предложили гамбургер? «Дайте мне ургер на дорогу»?
   Тина снова хлопнула его по макушке левой рукой, изящно удерживая балансирующую пиццу на правой ладони.
   – Тупица, – пробормотала она.
   – Тупица, – ответил он, пригнулся, ожидая ответного удара. Но его не последовало, Тина решила поскорее покончить с едой. Мейсон заметил ее уложенную сумку у подножия лестницы.
   – Ты уезжаешь? Уже?
   – Папа, у меня контрольная за семестр на следующей неделе.
   – Но в понедельник занятий не будет. Это день для самостоятельной работы. Так что у тебя три дня в запасе.
   – Мне еще предстоит два часа за рулем, – она приподняла крышку, чтобы взять новый кусок. – Фи, лук.
   Тина запихнула оскорбительный овощ обратно в коробку.
   – Ты же любишь лук, – сказал Мейсон.
   – Больше нет.
   – С каких пор?
   – С тех пор, как она влюбилась, – промурлыкал Дональд.
   – Заткнись, тупица.
   – Новый бойфренд? – поинтересовался Мейсон.
   – Ничего особенного, папа. Не о чем беспокоиться.
   – Совсем по-другому она пела утром Дерди по телефону, – заявил Дональд, затем фальцетом передал разговор. – «О, Ди, он самый лучший, то, что надо. Никогда не встречала такого за всю мою жизнь – он ни на кого не похож».
   – Умри, липучка! – Тина швырнула в брата луком.
   Лук прилип к щеке, а потом соскользнул на белую майку мальчика.
   – Пап! – заныл Дональд.
   – Тупица, – выпалила Тина.
   – Дети, – прорычал Мейсон, произнося одно это слово с тем выражением, которое они оба хорошо знали: «Прекратите, пока я не вышел из себя и вы не нажили себе неприятности».
   Недовольно бормоча что-то себе под нос и хныча, Дональд поднялся из-за стола, чтобы вытереть лицо и поменять футболку. «Тина отнюдь не образец благоразумия», – отметил с грустью про себя Мейсон.
   Оставшись с ней наедине, он вернулся к разговору:
   – Так что насчет этого мальчика?..
   – Папа!..
   – Мне просто любопытно.
   – Только одно: он не мальчик, он взрослый мужчина. Мейсон неожиданно для себя вздрогнул:
   – Он ходит в университет Орегона?
   – Да, но он уже заканчивает. Он правда милый, папа, и такой хладнокровный.
   Дональд вернулся уже без лука, но в той же самой рубашке и с фотографией в руке. Он внимательно смотрел на снимок, будто пытаясь разгадать тайные знаки.
   – По мне, ничего особенного.
   – Ах, отдай, воришка, – Тина бросилась к брату, выхватила снимок из рук и хлопнула его по голове, что было расценено Мейсоном как легкий удар.
   – Я бы хотела остаться и поиграть с вами, но мне правда надо идти, – потом обратилась к брату: – Хотя бы для того, чтобы сбежать от тебя.
   Он улыбнулся:
   – Огромное спасибо. Тина улыбнулась в ответ:
   – Ничего, пожалуйста, – она взглянула на часы. – О боже, я опаздываю.
   – Опаздываешь? Куда ты можешь опоздать? – спросил Мейсон. – Занятия начинаются только во вторник.
   – У нее свидание, – подозрительно заметил Дональд. – Свидание с мистером Великолепным.
   Тина сердито нахмурила брови, потом отошла за сумкой у лестницы и вернулась к Мейсону. Положила ему на плечо маленькую ручку, смотревшуюся, как воробей на строительной балке.
   – Папа, обещаю, что в следующий раз ты устроишь мне допрос с пристрастием. Но сейчас мне действительно нужно ехать.
   Он накрыл ее ручку своей огромной ладонью. Дочь нежно поцеловала его в щеку.
   – С днем рождения, старик. Я люблю тебя.
   – Я тебя тоже люблю, милая, – Мейсон поцеловал ее руку.
   – Пока, воришка, – сказала Тина Дональду и заспешила к двери.
   – Пока, птенчик, – ответил он. В дверях она притормозила:
   – Где мои ключи?
   – На столе около телефона, – интуитивно сказал Мейсон.
   – Ах да, вот они. Спасибо, папа. Я позвоню скоро, обещаю. И она исчезла.
   Этим вечером, после того как он вернул Дональда в цепкие когти своей бывшей жены, дом показался Мейсону совсем опустевшим, холодным и одиноким, как обратная сторона Луны. Слишком много места для него одного – но он не мог отказаться от дома, который был переполнен воспоминаниями о времени, проведенном с детьми.
   Мейсон опустил пару кубиков льда в хрустальный бокал. Они простучали по дну, как прозрачные игральные кости, потом, при появлении первой капли виски, зашипели от радости. Через минуту Мейсон налил вторую порцию, но уже безо льда.