Булгаков Михаил Афанасьевич. Статьи, рассказы, наброски (сборник)

   Никак нельзя назвать человеком Комарова, как нельзя назвать часами одну луковицу, из которой вынут механизм.
   Эту формулу для меня процесс подтвердил. Предстал перед судом футляр от человека - не имеющий в себе никаких признаков зверства. Впрочем, может быть, какие-нибудь особенные, доступные специалисту-психиатру, черты и есть, но на обыкновенный взгляд - пожилой обыкновенный человек, лицо неприятное, но не зверское, и нет в нем никаких признаков вырождения.
   Но когда это создание заговорило перед судом, и в особенности захихикало сиплым смешком, хоть и не вполне, но в значительной мере (не знаю, как другим) мне стало понятно, что это значит - "не человек".
   Когда его первая жена отравилась, оно - это существо - сказало:
   - Ну и черт с ней!
   Когда существо женилось второй раз, оно не поинтересовалось даже узнать, откуда его жена, кто она такая.
   - Мне-то что, детей, что ли, с ней крестить! (Смешок.)
   - Раз и квас! (На вопрос, как убивал. Смешок.)
   - Хрен его знает! (На многие вопросы эта идиотская поговорка. Смешок.)
   - Человечиной не кормили ваших поросят?
   - Нет (хи-хи)... да если кормил, я бы больше поросят завел... (хи-хи).
   Дальше - больше. Все в жизни этот залихватский, гнусный "хрен", сопровождаемый хихиканием. Оказывается, людей кругом нет. Есть "чудаки" и "хомуты". Презирает. Какая тут "звериность"! Если б зверино ненавидел и с яростью убивал, не так бы оскорбил всех окружающих, как этим изумительным презрением. Собаку - животное - можно было бы замучить этим из ряда выходящим невниманием, которым Комаров награждал окружающих людей. Жена его "римско-католическая пани" (хи-хи), "много кушает". Ни злобы, ни скупости. Пусть кушает возле меня эта римско-католическая рвань. Злобы нет, но "оплеухи иногда я ей давал". Детей бил "для науки".
   - Зачем убивали?
   Тут сразу двойное. Но все понятно. Во-первых, для денег. Во-вторых, вот "не любил" людей. Вот бывают такие животные, что убить его - двойная прибыль: и польза, и сознание, что избавишься от созерцания неприятного божьего создания. Гусеница, скажем, или змея... Так Комарову - люди.
   Словом, создание - мираж в оболочке извозчика. Хроническое, холодное нежелание считать, что в мире существуют люди. Вне людей.
   Жуткий ореол "человека-зверя" исчез. Страшного не было. Но необычайно отталкивающее.
   x x x
   Изъять. Он боялся? Нет. Он - сильное, не трусливое существо.
   По-моему, над интервьюерами, следствием и судом полегоньку даже глумился. Иногда чепуху какую-то городил. Но вяло. С усмешечкой. Интересуетесь? Извольте. "Цыганку бы убить или попа"... Зачем? "Да так"...
   И чувствуется, что никакой цыганки убивать ему вовсе не хотелось, равно как и попа, а так - насели с вопросами "чудаки", он и говорит первое, что взбредет на ум.
   Интервьюер спросил, что он думает о том, что его ожидает. "Э... все поколеем!"
   Равнодушен, силен, не труслив и очень глупый в человеческом смысле. Прибаутки его ни к селу ни к городу, мысли скупые, нелепые. И на человеческой глупости блестящая, великолепная амальгама того специфического смрадного хамства, которым пропитаны многие, очень многие замоскворецкие мещане!.. все это чуйки, отравленные большими городами.
   Что касается силы:
   В одну из ночей, не знаю после какого именно убийства, вез запакованный обескровленный труп к Москве-реке. Милиционер остановил:
   - Что везешь?
   - А ты, дурной, - мягко ответил Комаров, - пощупай. - Милиционер был действительно "дурной". Он потрогал мешок и пропустил Комарова.
   Потом Комаров стал ездить с женой.
   x x x
   Вследствие этих поездок на скамье рядом с Комаровым оказалась Софья Комарова.
   Лицо тоже знакомое. Не раз на Сухаревке, на Домниковке, на Смоленском приходилось видать такие длинные, унылые лица, желтые бабьи лица, окаймленные платком.
   Комарова выводили, когда Софья давала показания, и, несмотря на это, сложилось впечатление, что она чего-то недоговаривала. Думается, что никаких особенных тайн, впрочем, она не скрыла. Во время убийств Комаров ее высылал вместе с ребятами. А может быть, и помогла временами - прибрать, замыть после работы. Дело - женское. Ну, и вот эти поездки.
   "Так... дурочка... слабая", - определил ее муж. Несомненно, над тупой, пустой "римско-католической" бабой висела камнем воля мужа.
   x x x
   Приговор?
   Ну, что тут о нем толковать.
   Приговор в первый раз вынесли Комарову, когда милиция под конвоем повезла его, чтобы он показал, где закопал часть трупов (несколько убитых он зарыл близ своей квартиры на Шаболовке).
   Словно по сигналу, слетелась толпа. Вначале были выкрики, истерические вопли баб. Затем толпа зарычала потихоньку и стала наваливаться на милицейскую цепь - хотела Комарова рвать.
   Непостижимо, как удалось милиции отбить и увезти Комарова.
   Бабы в доме, где я живу, тоже вынесли приговор - "сварить живьем".
   - Зверюга. Мясорубка. У этих тридцати пяти мужиков сколько сирот оставил, сукин сын. На суде три психиатра смотрели:
   - Совершенно нормален. Софья - тоже. Значит...
   - Василия Комарова и жену его Софью к высшей мере наказания, детей воспитывать на государственный счет.
   От души желаю, чтобы детей помиловал тяжкий закон наследственности.
   Не дай бог походить на покойных отца и мать.
   * Михаил Булгаков. Золотые корреспонденции Ферапонта Ферапонтовича Капорцева
   Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.
   OCR Гуцев В.Н.
   В корреспонденциях Ферапонта Ферапонтовича Капорцева (проживает в провинции) исправлена мною только неуместная орфография. Одним словом корреспонденции подлинные.
   Корреспонденция первая
   НЕСГОРАЕМЫЙ АМЕРИКАНСКИЙ ДОМ
   В общегосударственном масштабе известен жилищный кризис, докатившийся даже до нашего Благодатска. Не может быть свободно по той причине, что благодаря повышенной рождаемости, вызванной нэпом, народонаселение растет с угрожающей быстротой, и вот наш известный кооператор Павел Федорович Петров (замените его буквами "Пе, Фе, Пе", а то будет скандал) решили выйти из положения кооперативным способом. Человек-то он, правда, развитой, но только скорохват американской складки. Все дело началось с того, что его супруга, сверх всяких ожиданий, родила вместо одного младенца - двойню, чем и толкнула Петрова на кооперативные поступки.
   С разрешения начальства он образовал жилищно-строительное кооперативное бюро в составе Н. Н. Л. (агроном от первого брака его отца) и В. А. С. (жених его сестры - заведующий хоровым кружком культкомиссии) со взносом каждый в 12 червонцев для постройки американского дома термолитова типа изумительной новинки в нашем городе.
   Вообразите изумление закоренелых благодатцев, когда на углу Новосвятской и Парижской Коммуны вырос буквально как гриб двухэтажный дом на три квартиры в рассрочку с удобствами.
   Очень похожий на заграничные дома на открытках Швейцарии с острой крышей. Более всего удивительно, что дом оказался несгораемый, что вызвало строительную горячку и подачу прошений в исполком (теперь их все взяли обратно).
   Дураки нашего города смеялись над Петровым, предлагая испробовать дом при помощи керосина, но тот отказался, и, как оказалось, совершенно напрасно, не ходил бы он теперь к лету в шубе, с календарем в руках!
   Все строительное бюро перевезло своих детей и все манатки 5 апреля (дом этот такого цвета, как папиросный пепел), и Петров дошел до того, что даже поставил в нем телефон.
   А на первый день праздника, 19-го, на Пасху ночью наша бдительная пожарная команда была поставлена на ноги роковым сообщением по петровскому телефону:
   - Пожар!!!!
   Наш брандмейстер Салов ответил по телефону:
   - Вы будете оштрафованы за ложный вызов и пьяную пасхальную шутку. Этого не может быть.
   Тут Петров с плачущим голосом отскочил от телефона и перестал действовать, потому что в нем перегорел уже провод.
   Когда же вследствие зарева с каланчи наши молодцы-пожарные прибыли, то застали всю жилищно-американскую компанию стоящею в теплых шубах на улице, а дом сгорел, как факел, успев спасти кольца его жены, запасную шубу главного американца Петрова, кастрюлю и отрывной календарь с изображением всероссийского старосты. Теперь возникает судебное дело: "О пожаре несгораемого дома". По-моему, это глупое дело! Да оно ничем и не кончится, потому что Салов обнаружил, что было самовозгорание проводов на чердаке.
   Вот так все у нас, в провинции, происходит по-удивительному. В Москве бы он, вероятно, не сгорел.
   Корреспондент Капорцев.
   Вторая корреспонденция
   ЛЖЕДИМИТРИЙ ЛУНАЧАРСКИЙ
   (Из провинции от Капорцева)
   В нашем славном Благодатском учреждении имеется выдающийся секретарь. Мы так и смотрим на него, что он на отлете.
   Конечно, ему не в Благодатском сидеть, а в Москве или, в крайнем случае, в Ленинграде. Тем более что он говорил, что у него есть связи.
   Над собой повесил надпись: "Рукопожатия переносят заразу", "Если ты пришел к занятому человеку, не мешай ему", "Посторонние разговоры по телефону строго воспрещаются" и кроме этого выстроил решетку, как возле нашего памятника Карла Либкнехта, и таким образом оторвался от массы начисто.
   Кто рот ни раскроет сквозь решетку, он ему говорит одно только слово: "Короче!" Короче. Короче. Каркает, как ворон на суку.
   В один прекрасный день появляется возле решетки молодой человек. Одет очень хорошо, реглан-пальто. Рыженький. Усики. Галстук бабочкой. Взял стул, сидит. Секретарь всех откаркал от решетки и к нему:
   - Вам что, товарищ? Короче!
   А тот отвечает:
   - Ничего, товарищ, я подожду. Вы заняты.
   Голос у него великолепный, интеллигентный.
   Тот брови нахмурил и говорит:
   - Нет, вы говорите. Короче.
   Тот отвечает:
   - Я, видите ли, товарищ, к вам сюда назначен.
   Тот брови поднял.
   - Как ваша фамилия?
   А тот:
   - Луначарский. - Молодой человек так скромно кашлянул. Вежливый. Луначарский.
   Так тот открыл загородку, вышел, говорит:
   - Пожалуйте сюда (уже "короче" не говорит), - и спрашивает: - Виноват (заметьте: "виноват"), вы не родственник Анатолию Васильевичу?
   А тот:
   - Это не важно. Я - его брат.
   Хорошенькое "не важно"! Загородку к черту. Стул.
   - Вы курите? Садитесь! Позвольте узнать, а на какую должность?
   А тот:
   - За заведующего.
   Здорово.
   А заведующего нашего как раз вызвали в Москву для объяснений по поводу паровой мельницы, и мы знаем, что другой будет.
   Что тут было с секретарем и со всеми, трудно даже описать - такое восхищение. Оказывается, что у Дмитрия Васильевича украли все документы, пока он к нам ехал, и деньги в поезде под самым Красноземском, а оттуда он доехал до нашего Благодатска на телеге, которая мануфактуру везла. Главное, говорит, курьезно, что чемодан украли с бельем. Все собрались в восторге, что могут оказать помощь.
   И вот список наших карьеристов:
   1) Секретарь дал, смеясь, 8 червонцев.
   2) Кассир - 3 червонца.
   3) Заведующий столом личного состава - 2 червонца, мыло, полотенце, простыню и бритву (не вернул).
   4) Бухгалтер - 42 рубля и три пачки папирос "Посольских".
   5) Кроме того, брату Луначарского выписали авансом 50 рублей в счет жалованья.
   И отправились осматривать учреждения и принимать дела. Оказался необыкновенно воспитанный, принял заявления и на каждом написал: "Удовлетворить".
   Секретарь стал как бес, все время не ходил, а бегал, как пушинка. Предлагал тотчас же телеграмму в Москву насчет документов, но столичный гость придумал лучше. "Я, - говорит, - все равно отправлюсь сейчас же инспектировать уезд, доеду до самого Красноземска, а оттуда лично по прямому проводу все сделаю".
   Все подивились страшной быстроте его энергии. Единственная у нас машина в Благодатске, как вам известно, и на ней Дмитрий Васильевич отбыл на прямой провод (при этом: одеяло дал секретарь, два фунта колбасы, белого хлеба и в виде сюрприза положил бутылку английской горькой).
   До Красноземска три часа езды на машине. Ну, скажем, на прямом проводе один час, обратно - три часа. Вернулась машина в 11 часов вечера, шофер пьяный и говорит, что Дмитрий Васильевич остался ночевать у тамошнего председателя и распорядился прислать машину завтра, в 3 часа дня. Завтра послали машину. Приезжает, и - нету Дмитрия Васильевича. В чем дело - никто не может понять. Секретарь сейчас сам - скок в машину и в Красноземск. Возвращается на следующее утро туча тучей и никому не смотрит в глаза. Мы ничего не можем понять. Бухгалтер что-то почуял насчет 42 целковых и спрашивает дрожащим голосом:
   - А где же Дмитрий Васильевич? Не заболели ли? А тот вдруг закусил губу и:
   - Асс-тавьте меня в покое, товарищ Прокундин! - Дверью хлопнул и ушел.
   Мы к шоферу. Тот ухмыляется. Оказывается, прямо колдовство какое-то. Никакого Дмитрия Васильевича в Красноземске у председателя не ночевало. На прямом проводе, секретарь спрашивает, не разговаривал ли Луначарский - так прямо думали, что он с ума сошел. Секретарь даже на вокзал кидался, спрашивал, не видали ли молодого человека с одеялом. Говорят, видели с ускоренным поездом. Но только галстук не такой.
   Мы прямо ужаснулись. Какое-то наваждение. Точно призрак побывал в нашем городе.
   Как вдруг кассир спрашивает у шофера:
   - Не зеленый галстук?
   - Во-во.
   Тут кассир вдруг говорит:
   - Прямо признаюсь, я ему, осел, кроме трех червей еще шелковый галстук одолжил.
   Тут мы ахнули и догадались, что самозванец.
   --------
   На 222 рубля наказал подлиз наших. Не считая вещей и закусок. Вот тебе и "короче".
   Ваш корреспондент Капорцев.
   Третья корреспонденция
   ВАНЬКИН-ДУРАК
   Чуден Днепр при тихой погоде, но гораздо чуднее наш профессиональный знаменитый работник 20-го века Ванькин Исидор, каковой прилип к нашему рабклубу, как банный лист.
   Ни одна ерунда в нашей жизни не проходит без того, чтобы Ванькин в ней не был.
   Мы, грешным делом, надеялись, что его в центр уберут, но, конечно, Ванькина в центре невозможно держать.
   И вот произошло событие. В один прекрасный день родили одновременно две работницы на нашем заводе, Марья и Дарья, и обе - девочек, только у Марьи рыженькая, а у Дарьи обыкновенная. Прекрасно. Наш завком очень энергичный, и поэтому решили прооктябрить как ту, так и другую.
   Ну, ясно и понятно: без Ванькина ничто не может обойтись Сейчас же он явился и счастливым матерям предложил имена для их крошек: Баррикада и Бебелина. Так что первая выходила Баррикада Анемподистовна, а вторая просто Бебелина Иванна, от чего обе матери отказались с плачем и даже хотели обратно забрать свои плоды.
   Тогда Ванькин обменял на два других имени: Мессалина и Пестелина, и только председатель завкома его осадил, объяснив, что "Мессалина" - такого имени нет, а это картина в кинематографе.
   Загнали наконец Ванькина в пузырек. Стих Ванькин, и соединенными усилиями дали мы два красивых имени Роза и Клара.
   - Как конфетка будут октябрины, - говорил наш председатель, потирая мозолистые руки, - лишь бы Ванькин ничего не изгадил.
   В клубе имени тов. Луначарского народу набилось видимо-невидимо, все огни горят, лозунги сияют. И счастливые матери сидели на сцене с младенцами в конвертах, радостно их укачивая.
   Объявили имена, и председатель предложил слово желающему, и, конечно, выступил наш красавец Ванькин. И говорит:
   - Ввиду того и принимая во внимание, дорогие товарищи, что имена мы нашим трудовым младенцам дали Роза и Клара, предлагаю почтить память наших дорогих борцов похоронным маршем. Музыка, играй!
   И наш капельмейстер, заведующий музыкальной секцией, звучно заиграл "Вы жертвою пали" Все встали в страшном смятении, и в что время вдруг окрестность огласилась рыданием матери э 2 Дарьи вследствие того, что ее младенчик Розочка на руках у нее скончалась
   Была картина, я вам доложу! Первая мать, только сказав Ванькину
   - Спасибо тебе, сволочь, - брызнула вместе с конвертом к попу, и тот не Кларой, а просто Марьей окрестил ребеночка в честь матери.
   Весь отставший старушечий элемент Ванькину учинил такие октябрины, что тот еле ноги унес через задний ход клуба.
   И тщетно наша выдающая женщина врач Оль-Мих. Динамит объяснила собранию, что девочка умерла от непреодолимой кишечной болезни ее нежного возраста, и была уже с 39 градусами, и померла бы, как ее ни называй, никто ничего не слушал. И все ушли, уверенные, что Ванькин девчонку похоронным маршем задавил наповал.
   Вот-с, бывают такие штуки в нашей милой отдаленности.
   С почтением, Капорцев
   Четвертая корреспонденция
   БРАНДМЕЙСТЕР ПОЖАРОВ
   Покорнейше вас прошу, товарищ литератор, нашего брандмейстера пожаров (фамилия с малой буквы. - М.Б.) описать покрасивее, с рисунком.
   Был у нас на станции N Балтийской советской брандмейстер гражданчик Пожаров. Вот это был пожаров так знаменитый пожаров, чистой воды Геркулес, наш брандмейстер храбрый.
   Первым долгом налетел брандмейстер на временные железные печи во всех абсолютно помещениях и все их разобрал в пух и прах, так что наши железнодорожники, товарищи-граждане, братья-сестрицы, вымерзли, как клопы.
   Налетал Пожаров в каске, как рыцарь среднего века, на наш клуб и хотел его стереть с лица земли, кричал, что клуб антипожарный. Шел в бой на Пожарова наш местком и заступался и вел с разрушителем нашего быта бой семь заседаний, не хуже Перекопа. Насчет клуба загнали месткомские Пожарова в пузырек, а на библиотечном фронте насыпал Пожаров с факелами, совершенно изничтожил печную идею, почему покрылся льдом товарищ Бухарин со своей азбукой и Львом Толстым и прекратилось население в библиотеке отныне и вовеки. Аминь. Аминь. Просвещайся где хочешь!
   И еще не очень-то доказал гражданин брандмейстер свою преданность Октябрю! Когда годовщина произошла, то он, что сделает ей подарок, возвестил на пожарном дворе с трубными звуками. И пожарную машину всю до винтика разобрал. А теперь ее собрать некому, и ввиду пожара мы все просто погорим без всякого разговора Вот так имеет годовщина подарочек!
   Лучше всего припаял брандмейстер нашу кассу взаимопомощи. Червонец взял и уехал, а по какому курсу - неизвестно! Говорили, видели будто бы, что Пожаров держал курс на станц. X подмосковную. Поздравляем вас, братцы подмосковники, будете вы иметь!
   Было жизни пожарской у нас ровно два месяца, и настала полная тишина с морозом на Северном полюсе. Да будет ему земля пухом, но червонец пусть все-таки вернет под замок нашей несгораемой кассы взаимопомощи.
   Фамилию мою "Капорцев" не ставьте, а прямо напечатайте подпись "Магнит", поязвительнее сделайте его.
   Примечание:
   Милый Магнит, язвительнее, чем Вы сами сделали вашего брандмейстера, я сделать не умею.
   * Михаил Булгаков. Рассказ про Поджилкина и крупу
   Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.
   OCR Гуцев В.Н.
   В транспосекцию явился гражданин, прошел в кабинет, сел на мягкую мебель, вынул из кармана пачку папирос "Таис", затем связку ключей и переложил все это в другой карман.
   Затем уже достал носовой платок и зарыдал в него.
   - Прошу вас не рыдать, молодой человек, в учреждении, - сказал ему сурово сидящий за столом, - рыдания отменяются.
   Но гражданин усилил рыдания.
   - У вас кто-нибудь умер? Вероятно, ваша матушка? Так вы идите в погребальный отдел страхкассы и рыдайте им сколько угодно. А нам не портите ковер, м-молодой ч'эк!
   - Я не молодой чек, - сквозь всхлипывания произнес гость. - Я, наоборот, председатель железнодорожного первичного кооператива Поджилкин.
   - Оч-чень приятно, - изумился транспосекщик, - чего ж вы плачете?
   - Из-за крупы плачу, - утихая, ответил Поджилкин, - дайте, ради всего святого, крупы!
   - Что значит... дайте? - широко улыбнулся транспосекщик, - да берите сколько хочете! Сейчас нам предложил Центросоюз три вагона крупы-ядрицы. Эх вы, рыдун, рыдайло... рыдакса печальная!
   - Почем? - спросил, веселея, Поджилкин.
   - По два двадцать.
   Поджилкин тяжко задумался.
   - Эк-кая штука, - забормотал он, - ведь вот оказия! Вы тово, крупу минуточку придержите... а я сейчас.
   И тут он убежал.
   - Чудак, - сказали ему вслед. - То ревет, как белуга, то бегает...
   Поджилкин же понесся прямо в комиссию по регулированию цен при МСПО.
   - Где комиссия Ме-Се-Пе-О?
   - Вон дверь. Да вы людей с ног не сбивайте! Успеете...
   - Вот что, братцы... крупа тут подвернулась... ядрица... Да по 2 руб. 20 коп., а вы установили обязательную цену для розничной продажи в кооперативах тоже по 2 р. 20 к.
   - Ну? Установили. Дык что?
   - Дык разрешите немного дороже продавать. А то как же я покрою провоз, штат и теде?..
   - Ишь какой хитрый. Нельзя.
   - Почему?
   - Потому что нельзя.
   - Что же мне делать?
   - Гм... Слетайте на Варварку в Наркомвнуторг.
   Поджилкин полетел на трамвае э 6. Прилетел.
   - Вот... ядрица... упустить боюсь... два двадцать, понимаете... а цена розничная установлена... понимаете... тоже два двадцать... Понимаете...
   - Ну?
   - Повысить разрешите.
   - Ишь ловкач. Нельзя.
   - Отчего?
   - Оттого что оттого.
   - Что же мне делать? - спросил Поджилкин и полез в карман.
   - Нет, вы это бросьте. Вон плакат - "Просят не плакать".
   - Как же не плакать?..
   - Идите в Ме-Се-Пе-О.
   Поджилкин поехал обратно на 4 номере.
   - Опять вы?
   - Дык к вам послали...
   - Ишь умники. Иди обратно...
   - Обратно?
   - Вот именно.
   Поджилкин вышел. Постоял, потом плюнул. И подошел милиционер.
   - Три рубля.
   - За что?
   - Мимо урны не плюй.
   Заплатил Поджилкин три рубля и пошел к себе в кооператив. Взял картонку и на ней нарисовал:
   "Крупы нет!"
   Подходили рабочие к картонке и ругали Поджилкина, а рядом частный торговец торговал крупой по 4 рубля. Так-то-с.
   * Михаил Булгаков. Электрическая лекция
   Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.
   OCR Гуцев В.Н.
   Науки юношей питают, отраду старцам подают.
   Наука сокращает нам жизнь, короткую и без того.
   В коридоре Рязанского строительного техникума путей сообщения прозвучал звонок. Классное помещение наполнилось учениками, красными, распаренными и дыщащими тяжко, со свистом.
   Открылась дверь, и на кафедру взошел многоуважаемый профессор электротехники, он же заведующий мастерской.
   - Т-тиша, - сказал электрический профессор, строго глянув на багровые лица своих слушателей, - по какому поводу такой вид? Безобразный?
   - Вентилятор качали для кузнечного горна! - хором взревели сто голосов.
   - Ага, а почему я не вижу Колесаева?
   - Колесаев умер вчера... - ответил хор, как в опере, басами.
   - За-ка-чался! - отозвался хор теноров.
   - Тэк-с. Ну, царство ему небесное. Раз умер, ничего не поделаешь. Воскресить я его не властен. Верно?
   - Веррр-но!! - грянул хор.
   - Не ревите дикими голосами, - посоветовал ученый. - На чем бишь мы остановились в прошлый раз?
   - Что такое электричество!.. - ответил класс.
   - Правильно. Нуте-с, приступаем дальше. Берите тетрадки, записывайте мои слова...
   Как листья в лесу, прошелестели тетрадки, и сто карандашей застрочили по бумаге.
   - Прежде чем сказать, что такое электричество, - загудело с кафедры, я вам... э... скажу про пар. В сам деле, что такое пар? Каждый дурак видел чайник на плите... Видели?
   - Видели!!. - как ураган ответили ученики.
   - Не орите... Ну, вот, стало быть... кажется со стороны, простая штука, каждая баба может вскипятить, а на самом деле это не так... Далеко, я вам скажу, дорогие мои, не так... Может ли баба паровоз пустить? Я вас спрашиваю?
   Нет-с, миленькие, баба паровоз пустить не может. Во-первых, не ее это, бабье, дело, а в-третьих, чайник - это ерунда, а в паровозе пар совсем другого сорта. Там пар под давлением, почему под означенным давлением, исходя из котла, прет в колеса и толкает их к вечному движению, так называемому перпетуум-мобиле.
   - А что такое перпетуум? - спросил Куряковский - ученик.
   - Не перебивай. Сам объясню. Перпетуум - такая штука... это, братишки... ого-го! Утром, например, сел ты на Брянском вокзале в Москве, засвистал и покатил, и, смотришь, через 24 часа ты в Киеве в совершенно другой советской республике, так называемой Украинской, и все это по причине концентрации пара в котле, проходящего по рычагам к колесам так называемым поршнем по закону вечного перпетуума, открытого известным паровым ученым Уан-Степом в 18 веке до рождества Христова при взгляде на чайник на самой обыкновенной плите в Англии городе Лондоне...
   - А нам говорили по механике вчера, что плиты до рождества Христова еще не было? - пискнул, голос.
   - И Англии не было! - бухнул другой.
   - И рождества Христова не было!!.
   - Го-го-го!! Го!! - загремел класс...
   - М-молчать! - громыхнул преподаватель, - Харюзин, оставь класс! Подстрекатель! Вон!
   - Вон! Харюзин!! - взвыл класс.
   Харюзин, разливаясь в бурных рыданиях, встал и сказал:
   - Простите, товарищ преподающий, я больше не буду.
   - Вон! - неуклонно повторил профессор. - Я о тебе доложу в совете преподавателей, и ты у меня вылетишь в 24 часа!
   - На перпетууме вылетишь, урра!! - подтвердил взволнованный класс.
   Тогда Харюзин впал в отчаяние и дерзость.
   - Все равно пропадать моей голове, - залихватски рявкнул он, - так уж выложу я все! Накипело у меня в душеньке!
   - Выкладывай, Харюзин! - ответил хор, становясь на сторону угнетенного.
   - Сами вы ни черта не знаете, - захныкал Харюзин, адресуясь к профессору, - ни про перпетуум, ни про электротехнику, ни про пар... Чепуху мелете!..
   - О-го-го?! - запел заинтересованный класс.
   - Я?.. Как ты сказал?.. Не знаю? - изумился профессор, становясь багровым. - Ты у меня ответишь за такие слова! Ты у меня, Харюзин, наплачешься!