- Ой-о...
   - Постой, постой, не кричи. А тут?..
   - Ого-го...
   - Постой, не кричите.
   - Дрезина готова, - послышалось за дверью.
   - Сейчас, одну минуту... Голова болит?.. Когда заболела? То есть я хотел спросить: поясницу ломит?.. Ага! А коленки?.. Покажи коленку. Сапог-то стащи!
   - У меня в прошлом году...
   - А в этом?.. Так... А в будущем?.. Фу, черт, я хотел спросить: в позапрошлом?.. Селедки не ешь! Расстегни рубашку. Вот те градусник. Да не раздави смотри. Казенный.
   - Дрезина дожидается!
   - Счас, счас, счас!.. Рецепт напишу только. У тебя инфлуенца, дядя. Отпуск тебе напишу на три дня. Как твоя фамилия? То есть я хотел спросить: ты женатый? Холостой? Какого ты полу?.. Фу, черт, то есть я хотел спросить: ты застрахованный?
   - Дрезина ждет!
   - Счас! Вот тебе рецепт. Порошки будешь принимать. По одному порошку. Селедки не ешь! Ну, до свиданья.
   - Покорнейше вас благодарю!
   - Дрезина...
   - Да, да, да... Еду, еду, еду...
   II
   Через три дня в квартире доктора.
   - Маня, ты не видела, куда я градусник дел?
   - На письменном столе.
   - Это мой. А где казенный, с черной шапочкой? Черт его знает, очевидно, потерял! Потерял, а шут его знает - где. Придется покупать.
   III
   Через пять дней на станции сидел человек в куртке с бугром под левой мышкой и рассказывал:
   - Замечательный врач. Прямо скажу, выдающий врач! Ну до чего быстрый, как молния! Порх, порх... Сейчас, говорит, язык покажи, пальцем в живот ткнул, я свету не взвидел, все выспросил, когда да как... Из кассы 4 с полтиной выписал.
   - Ну, что ж, вылечил? Капли, наверно, давал. У него капли есть замечательные...
   - Да, понимаешь, не каплями. Градусником. Вот тебе, грит, градусник, носи, говорит, его на здоровье, только не раздави - казенный.
   - Даром?
   - Ни копейки не взяли за градусник. Страхкассовый градусник.
   - У нас хорошо. Зуб Петюкову вставили фарфоровый тоже даром.
   - И помогает градусник?
   - Говорю тебе, как рукой сняло. Спины не мог разогнуть. А на другой день после градусника полегчало. Опять же и голова две недели болела: как вечер, так и сверлит темя, сверлит... А теперь, с градусником, хоть бы ты что!
   - До чего наука доходит!
   - Только неудобство чрезвычайное при работе. Да я уж приловчился. Бинтом его привязал под мышку, он и сидит там, сукин сын.
   - Дай мне поносить.
   - Ишь ты, хитрый!
   * Михаил Булгаков. Паршивый тип
   Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.
   OCR Гуцев В.Н.
   Если верить статистике, сочиненной недавно неким гражданином (я сам ее читал) и гласящей, что на каждую тысячу людей приходится 2 гения и два идиота, нужно признать, что слесарь Пузырев был, несомненно, одним из двух гениев. Явился этот гений Пузырев домой и сказал своей жене:
   - Итак, Марья, жизненные мои ресурсы в общем и целом иссякли.
   - Все-то ты пропиваешь, негодяй, - ответила ему Марья. - Что ж мы с тобой будем жрать теперь?
   - Не беспокойся, дорогая жена, - торжественно ответил Пузырев, - мы будем с тобой жрать!
   С этими словами Пузырев укусил свою нижнюю губу верхними зубами так, что из нее полилась ручьем кровь. Затем гениальный кровопийца эту кровь стал слизывать и глотать, пока не насосался ею, как клещ.
   Затем слесарь накрылся шапкой, губу зализал и направился в больницу на прием к доктору Порошкову.
   x x x
   - Что с вами, голубчик? - спросил у Пузырева Порошков.
   - По...мираю, гражданин доктор, - ответил Пузырев и ухватился за косяк.
   - Да что вы? - удивился доктор. - Вид у вас превосходный.
   - Пре...вос...ходный? Суди вас бог за такие слова, - ответил угасающим голосом Пузырев и стал клониться набок, как стебелек.
   - Что ж вы чувствуете?
   - Ут...ром... седни... кровью рвать стало... Ну, думаю, прощай... Пу...зырев... До приятного свидания на том свете... Будешь ты в раю, Пузырев... Прощай, говорю, Марья, жена моя... Не поминай лихом Пузырева!
   - Кровью? - недоверчиво спросил врач и ухватился за живот Пузырева. Кровью? Гм... Кровью, вы говорите? Тут болит?
   - О! - ответил Пузырев и завел глаза, - завещание-то... успею написать?
   - Товарищ Фенацетинов, - крикнул Порошков лекпому, - давайте желудочный зонд, исследование сока будем делать.
   - Что за дьявольщина! - бормотал недоумевающий Порошков, глядя в сосуд, - кровь! Ей-богу, кровь. Первый раз вижу. При таком прекрасном внешнем состоянии...
   - Прощай, белый свет, - говорил Пузырев, лежа на диване, - не стоять мне более у станка, не участвовать мне в заседаниях, не выносить мне более резолюций...
   - Не унывайте, голубчик, - утешал его сердобольный Порошков.
   - Что же это за болезнь такая, ядовитая?! - спросил угасающий Пузырев.
   - Да круглая язва желудка у вас. Но это ничего, можно поправиться, во-первых, будете лежать в постели, во-вторых, я вам порошки дам.
   - Стоит ли, доктор, - молвил Пузырев, - не тратьте ваших уважаемых лекарств на умирающего слесаря, они пригодятся живым... Плюньте на Пузырева, он уже наполовину в гробу...
   "Вот убивается парень!" - подумал жалостливый Порошков и накапал Пузыреву валерианки.
   x x x
   На круглой язве желудка Пузырев заработал 18 р. 79 к., освобождение от занятий и порошки. Порошки Пузырев выбросил в клозет, а 18 р. 79 к. использовал таким образом: 79 копеек дал Марье на хозяйство, а 18 рублей пропил...
   - Денег нету опять, дорогая Марья, - говорил Пузырев, - накапай-ка ты мне зубровки в глаза.!..
   В тот же день на приеме у доктора Каплина появился Пузырев с завязанными глазами. Двое санитаров вели его под руки, как архиерея. Пузырев рыдал и говорил:
   - Прощай, прощай, белый свет! Пропали мои глазыньки от занятий у станка...
   - Черт вас знает! - говорил доктор Каплин, - я такого злого воспаления в жизнь свою не видал. Отчего это у вас?
   - Это у меня, вероятно, наследственное, дорогой доктор, - заметил рыдающий Пузырев.
   На воспалении глаз Пузырев сделал чистых 22 рубля и очки в черепаховой оправе.
   Черепаховую оправу Пузырез продал на толкучке, а 22 рубля распределил таким образом: 2 рубля дал Марье, потом полтора рубля взял обратно, сказавши, что отдаст их вечером, и эти полтора и остальные двадцать пропил.
   Неизвестно где гениальный Пузырев спер пять порошков кофеину и все эти пять порошков слопал сразу, отчего сердце у него стало прыгать, как лягушка. На носилках Пузырева привезли в амбулаторию к докторше Микстуриной, и докторша ахнула.
   - У вас такой порок сердца, - говорила Микстурина, только что кончившая университет, - что вас бы в Москву в клинику следовало свезти, там бы вас студенты на части разорвали. Прямо даже обидно, что такой порок даром пропадает!
   x x x
   Порочный Пузырев получил 48 р. и ездил на две недели в Кисловодск. 48 рублей он распределил таким образом: 8 рублей дал Марье, а остальные сорок истратил на знакомство с какой-то неизвестной блондинкой, которая попалась ему в поезде возле Минеральных Вод.
   "...Чем мне теперь заболеть, уж я и ума не приложу, - говорит сам себе Пузырев, - не иначе как придется мне захворать громаднейшим нарывом на ноге".
   Нарывом Пузырев заболел за 30 копеек. Он пошел и купил на эти 30 копеек скипидару в аптеке. Затем у знакомого бухгалтера он взял напрокат шприц, которым впрыскивают мышьяк, и при помощи этого шприца впрыснул себе скипидар в ногу. Получилась такая штука, что Пузырев даже сам взвыл.
   "Ну, теперича мы на этом нарыве рублей 50 возьмем у этих оболтусов докторов", - думал Пузырев, ковыляя в больницу.
   Но произошло несчастье.
   В больнице сидела комиссия, и во главе нее сидел какой-то мрачный и несимпатичный в золотых очках.
   - Гм, - сказал несимпатичный и просверлил Пуэырева взглядом сквозь золотые обручи, - нарыв, говоришь? Так... Снимай штаны!
   Пузырев снял штаны, и не успел оглянуться, как ему вскрыли нарыв.
   - Гм! - сказал несимпатичный, - так это скипидар у тебя, стало быть, в нарыве? Как же он туда попал, объясни мне, любезный слесарь?..
   - Не могу знать, - ответил Пузырев, чувствуя, что под ним разверзается бездна.
   - А я могу! - сказали несимпатичные золотые очки.
   - Не погубите, гражданин доктор, - сказал Пузырев и зарыдал неподдельными слезами без всякого воспаления.
   x x x
   Но его все-таки погубили. И так ему и надо.
   * Михаил Булгаков. Как школа провалилась в преисподнюю
   Транспортный рассказ Макара Девушкина
   Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.
   OCR Гуцев В.Н.
   - Это что! - воскликнул известный московско-белорусско-балтийский железнодорожник Девушкин, сидя в пивной в кругу своих друзей, - а вот у нас на Немчиновском посту было происшествие, так это действительно номер!
   Девушкин постучал серебряным двугривенным по мраморному столику, и на стук прикатил член профессионального союза работников народного питания в белом фартуке. Добродушная профессиональная улыбка играла на его лице.
   - Дай нам, милый человек, еще две парочки, - попросил его Макар Девушкин.
   - Больше чем по парочке не полагается, - ответил нарпитовец с сожалением.
   - Друг! - прочувственно воскликнул Макар, - мало ли что не полагается, а ты как-нибудь сооруди, - и при этом Макар еще раз постучал двугривенным.
   Нарпитовец вздохнул, искоса глянул на надпись на стене:
   "Берущий на чай не достоин быть членом профессионального союза".
   Еще раз вздохнул, порхнул куда-то и представил две парочки.
   - Молодец! - воскликнул Макар, приложился к кружке и начал:
   - Дачу бывшего гражданина Сенет знаете?
   - Не слыхали, - ответили друзья.
   - Замечательная дачка. Со всеми неудобствами. Ну-с, забрали, стало быть, эту дачку под школу первой ступени. Главное - местоположение приятное: лесочек, то да се... нужник, понятное дело, имеется. Одним словом, совершенно пригодная дача на 90 персон школьников. Но вот водопровода нету! Вот оказия...
   - Колодец можно устроить.
   - Именно - пустое дело. Вот из-за колодца-то все и произошло, и пропала дачка, к свиньям собачьим. Был этот колодец под самым крыльцом, и вот о прошлом годе произошло печальное событие - обвалился сруб... Нуте-с, заведующий школой бьет тревогу по всем инстанциям нашего аппарата. Туда-сюда... Пишет ПЧ-первому: так, мол, и так, - чинить надо. ПЧ посылает материал, рабочих. Специальных колодезников пригнали. Ну, те, разумеется, в два момента срубили новый сруб, положили его на венец, и оставалось им, братцы, доделать чистые пустяки - раз плюнуть.
   Ан не тут-то было: вместо того чтобы тут же взять и работу закончить, а ее взяли да и оставили до весны. Отлично-с.
   Весной, как начала земля таять, поползло все в колодец, а колодец 18 саж. глубины! Поехала в колодец земля и весь новый деревянный сруб. И в общем и целом провалилось все это... Получилась, друзья мои, глубокая яма более чем в 3 сажени шириной, и под самой стеной школы.
   Школьный фундамент подумал-подумал, треснул и полез вслед за срубом в колодец. Дальше - больше: р-раз! - треснула стена. Из школы все, понятное дело, куда глаза глядят. Прошло еще два дня - и до свидания: въехала вся школа в колодец. Приходят добрые люди и видят: стоит в стороне нужник на 90 персон и на воротах вывеска: "Школа первой ступени", и больше ничего - лысое место!
   Так и прекратилось у нас просвещение на Немчиновском посту Московско-Белорусско-Балтийской железной дороги... За ваше здоровье, товарищи!
   * Михаил Булгаков. Путевые заметки.
   Скорый э 7 Москва-Одесса
   Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.
   OCR Гуцев В.Н.
   Отъезд
   Новый Брянский вокзал грандиозен и чист. Человеку, не ездившему никуда в течение двух лет, все в нем кажется сверхъестественным. Уйма свободного места, блестящие полы, носильщики, кассы, возле которых нет остервеневших, измученных людей, рвущихся куда-то со стоном и руганью. Нет проклятий, липкой и тяжкой ругани, серых страшных мешков, раздавленных ребят, нет шмыгающих таинственных людей, живших похищением чемоданов и узлов в адской сумятице. Словом, совершенно какой-то неописуемый вокзал. Карманников мало, и одеты они все по-европейски. Носильщики, правда, еще хранят загадочный вид, но уже с некоторым оттенком меланхолии. Ведь билет можно купить за день в "Метрополе" (очередь 5 - 6 человек!), а можно и по телефону его заказать. И вам его на дом пришлют.
   Единственный раз защемило сердце, это когда у дверей, ведущих на перрон, я заметил штук тридцать женщин и мужчин с чайниками, сидевших на чемоданах. Чемоданы, чайники и ребята загибались хвостом в общий зал. Увидев этот хвост, увидев, с каким напряжением и хмурой сосредоточенностью люди на чемоданах глядят на двери и друг на друга, я застыл и побледнел.
   Боже мой! Неужели же вся эта чистота, простор и спокойствие - обман? Боже мой! Распахнутся двери, взвоют дети, посыпятся стекла, "свистнут" бумажник... Кошмар! Посадка! Кошмар.
   Проходивший мимо некто в железнодорожной фуражке успокоил меня:
   - Не сомневайтесь, гражданин. Это они по глупости. Ничего не будет. Места нумерованы. Идите гулять, а за пять минут придите и сядьте в вагон.
   Сердце мое тотчас наполнилось радостью, и я ушел осматривать вокзал.
   Минута в минуту - 10 ч. 20 м. мимо состава мелькнула красная фуражка, впереди хрипло свистнул паровоз, исчез застекленный гигантский купол и мимо окон побежали, трубы, вагоны, поздний апрельский снег.
   В пути
   Это черт знает что такое! Хуже вокзала. Купе на два места. На диванах явно новые чехлы, на окнах занавески. Проводник пришел, отобрал билет и плацкарту и выдал квитанцию. В дверь постучали. Вежливости неописуемой человек в кожаной тужурке спросил:
   - Завтракать будете?
   - О да! Я буду завтракать!
   А вот гармоник предохранительных между вагонами нет. Из вагона в вагон, через метающиеся в беге площадки, в предпоследний вагон-ресторан. Огромные стекла, пол сплошь закрыт ковром, белые скатерти. Паровое отопление работает, и при входе сразу охватывает истома.
   Стелется синеватый, слоистый дым над столами, а мимо в широких стеклах бегут перелески, поля с белыми пятнами снега, обнаженные ветви, рощи, опять поля.
   И опять домой, к себе в вагон, через "жесткие", бывшие третьеклассные вагоны. В купе та же истома, от трубы под окном веет теплом - проводник затопил.
   Вечером, после второго путешествия в ресторан и возвращений, начинает темнеть. Как будто меньше снегу на полях. Как будто здесь уже теплее. В лампах в купе накаливаются нити, звучат голоса в коридоре. Слышны слова "банкнот", "безбожник". Мелькают пестрые листы журналов, и часто проходит проводник с метелкой, выбрасывает окурки. В ресторан уходят джентльмены в изящных пальто, в остроносых башмаках, в перчатках. Станции пробегают в сумерках. Поезд стоит недолго, несколько минут. И опять, и опять мотает вагоны, сильнее идет тепло от труб.
   Ночью стихает мягкий вагон, в купе раздеваются, не слышно сонного бормотания о банкноте, валюте, калькуляции, и в тепле и сне уходят сотни верст, Брянск, Конотоп, Бахмач.
   Утром становится ясно: снегу здесь нет и здесь тепло.
   В Нежине, вынырнув из-под колес вагона, с таинственным и взбудораженным лицом выскакивает мальчишка. Под мышками у него два бочоночка с солеными огурцами.
   - Пятнадцать лимонов! - пищит мальчишка.
   - Давай их сюда! - радостно кричат пассажиры, размахивая деньгами. Но с мальчишкой делается что-то страшное. Лицо его искажается, он проваливается сквозь землю.
   - Сумасшедший! - недоумевают москвичи. Вслед за мальчишкой выскакивает баба и также в корчах исчезает.
   Загадка объясняется тотчас же. Мимо вагонов идет непреклонный страж в кавалерийской шинели до пят и раздраженно бормочет:
   - Вот чертовы бабы!
   Потом обращается к пассажирам:
   - Граждане! Не нарушайте правил. Не покупайте у вагона. Вон - лавка!
   Пассажиры устремляются в погоню за нежинскими огурцами и покупают их без нарушения правил и с нарушением таковых.
   Около часу дня, с опозданием часа на два, показывается из-за дарницких лесов Днепр, поезд входит на заштопанный после взрывов железнодорожный мост, тянется высоко над мутными волнами, и на том берегу разворачивается в зелени на горах самый красивый город в России - Киев.
   Под обрывами разбегаются заржавевшие пути. Начинают тянуться бесконечные и побитые в трепке, в войне составы, классные и товарные. Мелькает смутная стертая надпись на паровозе - "Пролетар..."...
   Пробегает здание и на нем надпись - "Киiв-II".
   * Михаил Булгаков. Торговый дом на колесах
   Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.
   OCR Гуцев В.Н.
   Молчаливая обычно станция "Мелкие дребезги" Энской советской дороги загудела, как муравейник, в который мальчишка воткнул палку. Железнодорожники кучками собирались у громадного знака вопроса на белой афише. Под вопросом было напечатано:
   ОНА ЕДЕТ!!!
   - Кто едет?! - изнывали железнодорожники, громоздясь друг на друга.
   Кооперативная лавка-вагон!! - отвечала афиша.
   - Го-го, здорово! - шумели железнодорожники. И на следующий день она приехала. Она оказалась длинным товарным вагоном, испещренным лозунгами, надписями и изречениями:
   Нигде, кроме как в нашем торговом доме!
   Сони, Маши и Наташи, летите в лавку нашу!
   Железнодорожник! Зачем тебе высасываться в лавке частного паука.
   Когда ты можешь попасть к нам?!
   - Ги-ги, здорово! - восхищались транспортники. - Паук - это наш Митрофан Иванович.
   Станционный паук Митрофан Иванович мрачно глядел из своей лавчонки.
   Транспортная кооперация, путем нормализации, стандартизации и инвентаризации спасет мелиорацию, электрификацию и механизацию.
   Этот лозунг больше всего понравился стрелочникам.
   - Понять ни черта нельзя, - говорил рыжебородый Гусев, - но видно, что умная штука.
   "Каждый, кто докажет документом, что он член, получает скидку в 83 1/2%, - гласил плакат, - все не члены получают такую же!!"
   В кассе взаимопомощи наступило столпотворение. Транспортники стояли в хвосте и брали заимообразно совзнаками и червонцами.
   А в полдень облепленная народом кооплавка начала торговать.
   Три приказчика извивались, кассирша кричала: "Сдачи нет!", и пер станционный народ штурмом.
   - Три фунтика колбаски позвольте, стосковались по колбаске. У паука Митрофана Ивановича гнилая.
   - Колбаски-с нет. Вся вышла-с. Могу предложить вместо колбаски омары в маринаде.
   - Амары? А почем?
   - Три пятьдесят-с.
   - Чего три?!
   - Известно-с - рубля.
   - Банка?!
   - Банка-с.
   - А как же скидка? Я член...
   - Вижу-с. Со скидкой три пятьдесят, а так они шесть двадцать.
   - А почему они воняют?
   - Заграничные-с.
   - Прошу не напирать!
   - Ремней в данный момент не имеется, могу предложить взамен патентованные брюкодержатели "Дуплекс" - лондонские с автоматическими пуговицами "Пли". 7 руб. 25 коп. Купившим сразу дюжину дополнительная скидка - 15%. Виноват, гражданин. Он на талию надевается.
   - Батюшки, лопнул!!
   - Уплатите в кассу 7р. 25 к.
   - Ситцу нет, мадемуазель. Есть портьерная ткань лионская, крупными букетами. Незаменима для обивки мебели.
   - Хи-хи. У нас и небели-то нету.
   - Жаль-с. Могу предложить стулья "комфорт" складные для пикников...
   - А вам что, мадам?
   - Я не мадам, - ошеломленно ответил Гусев, поглаживая бороду.
   - Пардон, чем могу?
   - Мне бы ситцу бабе в подарок.
   - Миль пардон, ситец вышел. Для подарка вашей почтенной супруге могу предложить парижский корсет на шелку с китовым усом.
   - А где ж у него рукава?
   - Извиняюсь, рукава не полагаются. Ежели с рукавами, возьмите пижаму. Незаменимая вещь в морских путешествиях.
   - Нам по морям не путешествовать. Нет уж, позвольте корсетик. Вешица прочная.
   - Будьте покойны, пулей не прострелишь. Номер размера вашей супруги?
   - У нас по простоте, не нумерованная, - ответил стыдливо Гусев, известно, серость...
   - Пардон, тогда мы на глаз. Рукой обхватить можно? Гусев подумал:
   - Никак нет. Двумя, ежели у кого руки длинные...
   - Гм. Это порядочный размер. Супруге вашей диета необходима. Так мы предложим вам э 130, для тучных специально.
   - Хорошо, - согласился покладистый Гусев.
   - 11 р. 27 коп... Что кроме?
   Кроме Гусев купил бритвенное зеркало "жокей-клуб", показывающее с одной стороны человека увеличенным, а с другой стороны уменьшенным. Просил мыла, а предложили русско-швейцарский сыр. Гусев отказался за неимением средств и, подкрепившись у Митрофан Ивановича самогоном, явился к супруге.
   - Показывай, что купил, пьяница? - спросила Гусева супруга.
   - Вишь, Маша, выбор в лавке у них заграничный, ни черта нету, - пояснил Гусев, вскрывая сверток, - говорят, тучная ты э 130...
   - Ах они, охальники! (Супруга всплеснула руками.) Что они, мерили меня, что ли? И ты хорош: про жену такие слова!
   Она глянула в зеркало и ахнула. Из круглого стекла выглянула великанская физия с обвисшими щеками и волосами толстыми, как нитки.
   Супруга повернула зеркало другой стороной и увидала самое себя с головой маленькой, как чернильница.
   - Это я такая? э 130?! - спросила супруга, багровея.
   - Тучная ты, Ma... - пискнул Гусев, присел, но не успел закрыться. Супруга махнула корсетом и съездила его по уху так, что шелк лопнул и китовый ус вонзился ему в глаз.
   Через две минуты Гусев, растопырив ноги, сидел у входа в свое жилище и глядел заплывшим глазом в хвост поезду, увозившему кооперативную лавку.
   Гусев погрозил ей кулаком.
   Встал и направился к Митрофан Ивановичу.
   * Михаил Булгаков. Лестница в рай
   (С натуры)
   Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.
   OCR Гуцев В.Н.
   Лестница, ведущая в библиотеку ст.
   Москва-Белорусская (1-я Мещанская улица),
   совершенно обледенела.
   Тьма полная, рабочие падают и
   убиваются.
   Рабкор
   Рабочий Косин упал удачно. С громом приехал со второго этажа в первый, там повернулся на площадке головой вниз и выехал на улицу. Следом за ним приехала шапка, за шапкой - книжка "Война и мир", сочинение Л. Толстого. Книжка выехала горбом, переплет дыбом, и остановилась рядом с Косиным.
   - Ну как? - спросили ожидавшие внизу своей очереди.
   - Штаны порвал, - ответил глухо Косин, - хорошие штаны, жена набрала на Сухаревке, - и ощупал великолепный звездный разрыв на бедре.
   Затем он поднял произведение Толстого, накрылся шапкой и, прихрамывая, ушел домой.
   Вторым рискнул Балчугов.
   - Я тебя осилю, я тебя одолею, - бормотал он, прижимая к груди собрание сочинений Гоголя в одном томе, - я, может, на Карпаты в 15-м году лазил, и то ни слова не сказал. Ранен два раза... За спиной мешок, в руках винтовка, на ногах сапоги, а тут с Гоголем, - с Гоголем да не осилить... Я "Азбуку коммунизма" желаю взять, я... чтоб тебя разорвало!.. я (он терялся в кромешной тьме)... чтоб вам с вашей библиотекой ни дна ни покрышки!..
   Он сделал попытку ухватиться за невидимые перила, но те мгновенно ускользнули из рук. Затем ускользнул Гоголь и через мгновение был на улице.
   - Ох! - пискнул Балчугов, чувствуя, что нечистая сила отрывает его от обледеневших ступенек и тащит куда-то в бездну.
   - Спа... - начал он и не кончил.
   Ледяной горб под ногами коварно спихнул Балчугова куда-то, где его встретил железный болт. Балчугов был неудачник, и болт пришелся ему прямо в зубы.
   - ...Сп... - ахнул Балчугов, падая головой вниз.
   - ...те!!. - кончил он, уже сидя на снегу.
   - Ты снегом... - посоветовали ожидающие, глядя, как Балчугов плюет красивой красной кровью.
   - Не шнегом, - ответил Балчугов шепеляво (щеку его раздувало на глазах), - а колом по голове этого шамого библиотекаря и правление клуба тоже... мордой бы... по этой лешниче...
   Он пошарил руками по снегу и собрал разлетевшиеся листки "Тараса Бульбы". Затем поднялся, наплевал на снегу красным и ушел домой.
   - Обменял книжку, - бубнил он, держась за щеку, - вот так обменял, шатается...
   Тьма поглотила его.
   - Полезем, что ль, Митя? - робко спросил ожидающий. - Газетку охота почитать.
   - Ну их к свиньям собачьим, - ответил Митя, - живота решишься, а я женился недавно. У меня жена. Вдова останется. Идем домой!
   Тьма съела и их.
   * Михаил Булгаков. Игра природы
   Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.
   OCR Гуцев В.Н.
   А у нас есть железнодорожник с
   фамилией Врангель.
   Из письма рабкора
   Дверь, ведущую в местком станции М., отворил рослый человек с усами, завинченными в штопор. Военная выправка выпирала из человека.
   Предместком, сидящий за столом, окинул вошедшего взором и подумал: "Экий бравый..."
   - А вам чего, товарищ? - спросил он.
   - В союз желаю записаться, - ответил визитер.
   - Тэк-с... А вы где же работаете?
   - Да я только что приехал, - пояснил гость, - весовщиком сюды назначили...
   - Тэк-с. Ваша как фамилия, товарищ?
   Лицо гостя немного потемнело.
   - Да, фамилия, конечно... - заговорил он, - фамилия у меня... Врангель.
   Наступило молчание. Предместком уставился на посетителя, о чем-то подумал и вдруг машинально ощупал документы в левом кармане пиджака.
   - А имя и, извините, отчество? - спросил он странным голосом.
   Вошедший горько и глубоко вздохнул и вымолвил:
   - Да, имя... ну, что имя, ну, Петр Николаевич.
   Предместком привстал с кресла, потом сел, потом опять привстал, глянул в окно, с окна на портрет Троцкого, с Троцкого на Врангеля, с Врангеля на дверной ключ, с ключа косо на телефон. Потом вытер пот и спросил сипло:
   - А скудова же вы приехали?
   Пришелец вздохнул так густо, что у предместкома шевельнулись волосы, и молвил:
   - Да вы не думайте... Ну, из Крыма...
   Словно пружина развернулась в предместкома. Он вскочил из-за стола и мгновенно исчез.
   - Так я и знал! - кисло сказал гость и тяжко сел на стул.
   Со звоном хлопнул ключ в дверях. Предместком, с глазами, сияющими как звезды, летел через зал III класса, потом через I класс и прямо к заветной двери. На лице у предместкома играли краски. По дороге он вертел руками и глазами, наткнулся на кого-то в форменной куртке и ему взвыл шепотом: