Страница:
Советский Союз, его миролюбивую внешнюю политику и гений вождя всех народов,
победителя фашизма, генералиссимуса Сталина. При этом, по возможности,
втягивать в орбиту компартии другие партии и общественные группы Франции.
Ставка на компартию Франции делалась еще и потому, что в годы войны она
создала довольно сильные вооруженные формирования в движении Сопротивления и
даже пыталась с помощью этих формирований захватить власть в стране после
вторжения союзников в Нормандию. Ныне эти отряды, хотя и были официально
распущены, сохранили подпольно все свои структуры и вооружение, ожидая часа,
определенного в Кремле.
Морис Торез, будучи членом Исполкома Коминтерна с 1928 года, дело свое
знал и безоговорочно подчинялся Москве. Еще в начале второй мировой войны он
и его партия, выполняя инструкцию из Кремля, сделал все возможное, чтобы
разложить французскую армию и общество, сделав Францию легкой добычей
Гитлера. Сам Торез, дезертировав из армии, перешел на нелегальное положение,
а дождавшись немецкой оккупации, призвал французских рабочих добровольно
ехать на работы в Германию, чтобы помочь немецкому народу отразить
"англо-французскую" агрессию. После 22 июня 1941 года, получив новую
инструкцию из Москвы, Торез стал организовывать движение сопротивления,
чтобы помочь советскому народу отразить немецкую агрессию. Ни дня, ни часа
без приказа.
После войны запрещенная в 1939 году компартия снова стала легальной, а
сам Торез - членом правительства, что создавало великолепные возможности для
его деятельности. Но все это требовало гигантских расходов. Не говоря уже о
необходимости содержания громадного партаппарата, издания газет (толстых и
убыточных, как "Юманите"), Журналов, листовок и прокламаций, необходимы были
средства для организации забастовок, так как профсоюзы требовали всем
рабочим компенсации зарплаты за невыход на работу, на организацию
демонстраций, маршей и митингов, когда приходилось чуть ли не каждому
участнику платить по 300 франков, все это вместе требовало ежегодно
многомиллионных расходов. Один эффектный прыжок на рельсы знаменитой
Раймонды Дьен, остановившей поезд с боеприпасами, обошелся партии в 10 тысяч
франков (гонорар Раймонды) плюс еще 30 тысяч франков штрафа за срыв графика
железнодорожных перевозок. И, естественно, все эти деньги платила Москва.
В Париже на бульваре Османн еще эмигрантами первой волны было
приобретено здание, где разместился основанный ими Евробанк. В этом банке, в
частности, хранился золотой запас Белого движения и депозиты РОВСа. В
эйфории победного окончания второй мировой войны и при виде золотых погон на
плечах офицеров Красной армии, дряхлеющие руководители Белого движения и
многочисленных эмигрантских общественных организаций, насквозь
нафаршированные сталинской агентурой, сбитые с толку всевозможными
комитетами возвращения на родину и ловкой пропагандой старого агента еще ГПУ
графа Игнатьева, вознамерились передать этот банк Советскому Союзу.
Что касается "белого" золота, то с его передачей в руки Сталина больших
трудностей не возникало: владельцы золота сами вольны им распоряжаться.
Однако с самим банком возникли трудности, поскольку французский закон
запрещал существование на территории страны банка, не возглавляемого
гражданином Франции. Однако эта трудность была легко преодолима. Примерно
0,3% капитала банка передали французской компартии, которая выделила из
своего ЦК человека, формально возглавившего банк. А 99,7% капитала поделили
между собой Госбанк и Внешторгбанк СССР
Используя льготные проценты, Евробанк или Народный банк, как его иногда
называли, быстро охватывал своими щупальцами все доступные ему общественные
структуры Франции. Помимо постоянного финансирования Французской компартии и
всех причастных к ней организаций, банк начал открывать счета и
организациям, никакого отношения к компартии не имеющим. Всевозможные
профсоюзные, женские, молодежные и спортивные организации открыли свои счета
в столь льготном банке. Даже Всеобщая Конфедерация труда (ВТК), созданная на
частных предприятиях оборонного значения, попала в сети Евробанка. Кроме
того, все посольства "братских стран" во Франции обязаны были хранить деньги
на счетах Евробанка. Там же хранились и деньги советской разведывательной
резидентуры во Франции: МГБ и ГРУ. Счета были отдельные, ибо извечные
соперники не любили и не хотели иметь друг с другом дело, даже за рубежом.
Помимо банковских счетов, у резидентов спецслужб, действующих под прикрытием
дипломатических паспортов, хранились и большие суммы наличными для
экстренных нужд и оплаты агентуры, которой не было смысла открывать счета в
банке. Эти суммы составляли примерно около миллиона франков и постоянно
пополнялись. В случае экстренной необходимости из Москвы посылались
"золотые" курьеры - офицеры МГБ или ГРУ, которые под видом дипломатической
почты везли наличные деньги в разной иностранной валюте. В те годы - чаще
всего в фунтах стерлингов.
Так обстояло дело во Франции, но подобное - в большей или меньшей
степени - происходило и во всех остальных странах мира, оказавшихся по ту
сторону Железного занавеса. Появлялись на свет "народные банки" в Лондоне,
Берне, Бонне, Вене, Люксембурге, Тегеране, создавая мощную банковскую
структуру ВКП(б).
Перспективы открывались поистине безграничные. Кроме возможности
совершенно безопасного и легального финансирования нужных партий,
общественных организаций и людей, создавалась возможность финансового
проникновения в международную банковскую структуру, участия в биржевых
играх, вложения денег в недвижимость, в нужные отрасли западной
промышленности и даже контроля за теми или иными ключевыми предприятиями, за
их процветанием или банкротством в зависимости от необходимости. Только
строгие инструкции из Москвы несколько сковывали творческую мысль советских
дипломатов и разведчиков, трудящихся на международном финансовом поприще. За
невидимым фасадом постоянно вспыхивали разномасштабные скандалы. То
неожиданно проворовалась наша резидентура в Брюсселе, надеясь скрыться в
Европе. Все были быстро выловлены и доставлены в Москву на суд и расправу.
Сумев доказать, что действовали из чисто корыстных, а не политических
побуждений, отделались двадцатипятилетними сроками. То "золотой курьер"
капитан Седаков скрывается с чемоданом, хранящим 300 тысяч фунтов, дав повод
для захватывающей двухлетней одиссеи с погонями, перестрелками, фальшивыми
паспортами и таинственными убийствами. Отважный авантюрист все-таки был
настигнут в Монтевидео и доставлен в Москву, где и был расстрелян за
"бандитизм".
То выясняется, что отделение "народного банка" в Неаполе на корню
перекуплено американцами и фактически превратилось в филиал ЦРУ. Арест
виновных повлек гигантские финансовые потери. Но на них пришлось пойти,
главным образом из-за того, чтобы никому не было повадно впредь. Товарищ,
Сталин любил порядок в делах, и со всех требовал отчета до копейки,
беспощадно карая виновных, невзирая на лица. Денежными скандалами
переполнены все секретные судебные разбирательства и оперативно-розыскные
действия короткого послевоенного сталинского периода. Выяснилось, кстати,
что ни один из крупных резидентов нашей разведки после войны не сумел
отчитаться по расходам в валюте и все были примерно наказаны. Пройдут годы,
и эти резиденты будут писать в мемуарах, что у них были какие-то
идеологические разногласия со своим руководством, а то и с самим Сталиным. В
действительности, их главным образом, обвиняли в растрате.
Так, лидер "Красной капеллы", знаменитый Леопольд Треппер никак не мог
вспомнить: в каком банке у него осело 80 тысяч швейцарских франков. Отсидел
в ГУЛАГе, и только после смерти Сталина, оказавшись сначала в Польше, а
затем в Израиле, вспомнил номер счета, почему-то забыв, что деньги -
казенные. А знаменитый резидент советской разведки в Швейцарии Радо,
легендарный Радо, герой бесчисленных боевиков и телесериалов, был схвачен
после войны в Каире и доставлен в Москву, где выяснилось, что в течение всей
войны он, Радо, получая деньги на оплату услуг своего уникального агента
Рудольфа Рослера, преспокойно клал эти деньги на свой текущий счет, не дав
самому агенту ни гроша. Радо отделался двадцатипятилетним сроком, только
сдав все до последнего франка.
Многомиллиардные ежегодные траты на заграничные операции и
многомиллиардные траты на вооружение поневоле поднимали вопрос: откуда у
разоренной Москвы появились деньги, чтобы жить на столь широкую ногу? Этот
вопрос впервые подняли американские газеты в связи с крупным скандалом,
связанным с компартией Соединенных Штатов. Скандал разгорелся в 1949 году,
когда федеральные налоговые органы США выяснили, что маленькая и ничтожная
группа людей, именующая себя американской коммунистической партией, получила
неизвестно откуда 20 миллионов долларов, приобрела крупную недвижимость, не
уплатив ни цента в федеральную казну и казну трех штатов.
Начавшееся следствие быстро показало цепочку, протянувшуюся от
Нью-Йорка до Москвы. Национальный секретарь компартии США Гэс Холл ("Газовая
камера", как его называли некоторые газеты по созвучию произношения его
имени и фамилии) попал на 5 лет в тюрьму за мошенничество. Заодно всплыл
эпизод, как Гэс Холл уклонялся от призыва в армию в годы войны, бежав в
Мексику. Этот факт, наряду с признанием коммунистами факта получения денег
от главного потенциального противника США на мировой арене, привел к
дебатам, а не следует ли считать коммунистов "агентами иностранного
государства" со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая и
обязательную регистрацию в полиции. Поистине безразмерная американская
демократия не прощает своим гражданам только одного - уклонения от уплаты
налогов. Верховный суд признал право коммунистов на существование, обязав их
только впредь быть более аккуратными с деньгами, поступающими из-за границы.
В итоге коммунисты оказались под жестким финансовым контролем
правительства. Все это сопровождалось диким визгом советских газет о "травле
американских коммунистов", "разгуле фашизма в США", "об охоте на ведьм", "об
ужасах маккартизма" (по фамилии сенатора Маккарти, председателя следственной
комиссии конгресса США, расследовавшего финансовые и политические махинации
компартии) н было связно как раз с этим скандалом. Пришлось деньги
американским коммунистам доставлять по всем правилам доставки спиртного в
годы "сухого" закона в США. Курьеров ловили, начинались новые громкие
скандалы с высылкой советских дипломатов, с арестом партийных функционеров,
с закрытием совершенно убыточной коммунистической газетой "Дейли Уоркер",
тираж которой временами печатался и распространялся исключительно в СССР и
"братских странах". Постепенно выяснилось, сколько Москва тратит ежегодно на
подобные глупости и, естественно, всплыл вопрос: где она берет эти деньги?
Появилась смутная информация о нацистском золоте захваченном сталинской
разведкой после войны. Бывший гитлеровский генерал Гелен, возглавлявший в
годы войны "восточный" отдел абвера, давая секретные показания американской
следственной комиссии, сделал сенсационное заявление, подкрепленное якобы
неопровержимыми доказательствами, суть которых сводилась к тому, что
заместитель фюрера по партии Мартин Борман, будучи агентом Коминтерна,
передал после войны Сталину все ключи от золота нацистской партии, а сам
преспокойно смылся в Москву, где и проживает в настоящее время, посмеиваясь
над смертным приговором, вынесенным ему заочно Нюрнбергским трибуналом.
Возможно, что все оно так и было, как уверял американцев Гелен, однако это
не произвело особого впечатления, главным образом, потому, что нацистского
золота, наплавленного из золотых коронок и обручальных колец замученных в
концлагерях евреев, было, как говорится, кот наплакал. Уже к середине 1942
года, как правильно сообщала американская разведка, Гитлер был финансовым
банкротом, и того золота, которое якобы досталось Сталину, едва бы хватило
на полгода глобальных финансовых операций, которые с такой непринужденностью
вела Москва.
В 1950 году разгорелся знаменитый "нумизматический" скандал. Среди
нумизматов Европы особым спросом пользовались золотые франко-испанские
пистоли и французские луидоры - монеты, чеканка которых производилась в
Испании и Франции в относительно короткий период первой половины XVII
столетия. Цена каждой монеты по каталогу составляла примерно 30-50 тысяч
долларов, в то время как цена золота, содержащегося в монете, не превышала
200 долларов. Найти одинарный или двойной пистоль в хорошем состоянии
считалось большой удачей нумизмата. И вдруг эти монеты стали появляться в
разных странах в специальных магазинах, на аукционах и на "черном рынке" в
таком количестве, что вскоре их каталожная цена резко пошла вниз, с трудом
удержавшись где-то на рубеже в 800 долларов. Появившиеся на рынке монеты
выборочно были подвергнуты экспертизе. Все оказались фальшивыми. Попутно
выяснилось, что два сохранившихся станка для чеканки этих монет хранились в
Лувре, и в 1940 году были вывезены немцами в Берлин, где и попали в 1945
году в руки Москвы.
Переждав с гордым молчанием период наибольшего накала страстей, Москва,
как и водится, объявила всю эту "шумиху" гнусной клеветой и "очередной
разнузданной антисоветской кампанией". Никто уже другого ответа и не ждал,
хотя это был далеко не первый случай, когда "рука Москвы" выступала в
качестве фальшивомонетчика. Еще в героические ленинские времена была сделана
первая попытка наладить производство фальшивых пяти- и десятифунтовых
банкнот "для подрыва экономической мощи империализма". Тогда эта попытка,
проведенная на чисто любительском уровне из-за недостатка опытных
специалистов, с треском провалилась и обошлась очень дорого, приведя к
аресту и конфискации очень важных счетов партии в западных банках.
Но если во времена Ленина подобная акция имела чисто диверсионное
значение, то для Сталина она начала быстро приобретать значение жизненно
важное. Валюта была нужна постоянно, а ее вечно не хватало. Поэтому,
основанная во времена Ленина, секретная лаборатория в недрах НКВД продолжала
действовать, постоянно совершенствуясь и обрастая высококвалифицированными
специалистами. Известно, что Гитлер работал в том же направлении, но с
гораздо меньшим успехом. Фальшивые фунты немецкого производства быстро
распознавались и изымались из обращения. На пике советско-германской дружбы
в 1939-1940 годах Сталин даже посылал к Гитлеру своих
экспертов-фальшивомонетчиков, чтобы помочь своему незадачливому дружку
"подорвать экономическую мощь империализма".
В послевоенные годы в распоряжении секретного отдела НКВД-МТБ уже
находились подлинные клише всех западных валют и был полностью известен
технологический процесс их изготовления. Но, к чести товарища Сталина, надо
сказать, что он так и не решился на широкое применение потенциальных
возможностей секретной лаборатории. Старые скандалы сделали осторожного по
натуре Сталина еще более осторожным. Несколько крупных разоблачений в начале
50-х годов попыток сбыта фальшивых долларовых купюр на общую сумму примерно
в 500 миллионов долларов относятся, скорее, к международным организациям
фальшивомонетчиков, но послужили для Москвы хорошим уроком.
[Эта секретная лаборатория просуществовала до наших дней, и нет никаких
доказательств того, что она ныне не существует. Всем памятны недавние
разоблачения, когда при обыске в здании ЦК КПСС после провала августовского
путча были обнаружены сотни фальшивых паспортов всех стран, фальшивые печати
различного назначения, от таможенных до банковских, горы фальшивых бланков,
чековых книжек и тому подобное. Судя по готовой продукции, секретная
лаборатория ГПУ ленинских времен ныне превратилась в громадное предприятие,
никак не меньше Печатного двора'. А огромное количество долларов, затопивших
территорию бывшего СССР, невольно ставит вопрос: а не перешла ли эта
лаборатория на обеспечение внутреннего рынка?]
За всеми этими событиями внимательно наблюдали западные финансовые и
контрразведывательные органы. Ну хорошо, допускали они, на фальшивых
французских монетах Москва заработала чуть больше 700 миллионов долларов.
Если и существует доля Москвы в сбыте фальшивых банкнот, то она весьма
незначительна и не превышает пару миллионов долларов в год. Все это -
копейки. СССР не ведет фактически никакой внешней торговли. Государственная
денежная единица, не конвертируемая и чисто условная, оторвана от
международной валютной системы. На чем же основана мощь коммунистической
империи?
И тут необходимо заметить, что если в СССР очень плохо в те годы знали
Соединенные Штаты, постоянно влетая в разные скандальные истории из-за
элементарного незнания простейших основ американского законодательства, то и
Соединенные Штаты знали Советский Союз, мягко говоря, не лучше. Все
предвоенные годы американская политология тщательно изучала Германию, Японию
и свою старую маму - Англию. Ни американская дипломатия, ни американская
разведка не предпринимали серьезных попыток проникнуть за тот
помпезно-величественный, украшенный серпами, молотами и пшеничными снопами
фасад, долженствовавший представлять созданное Сталиным государство. Еще не
появилась на свет огромная армия советологов, еще не загудели компьютерами
бесчисленные научные центры по изучению всех аспектов советской жизни и
мотивировок советской внешней и внутренней политики. Еще не повалила толпами
из СССР эмиграция, неся бесценную информацию, а потому Москва, сияя
рубиновыми звездами, оставалась загадкой.
Первые же перебежчики либо хранили гробовое молчание, дрожа от страха
за свою жизнь и жизнь своих близких, а если и пытались говорить, то их никто
и не слушал. Было не до них. Непосредственная конфронтация со Сталиным еще
не началась. Напротив, он выполнял свою часть глобального американского
плана, мостя миллионами трупов широкую дорогу для будущего наступления
доллара.
Империя, которую построил товарищ Сталин, была уникальной для своего
времени, а потому и представлялась неразрешимой загадкой для всех, кто жил
за пределами Советского Союза, даже для "братских" стран. Это был
средневековый анклав, причудой истории и судьбы вкрапленный на шестую часть
суши в мир двадцатого столетия. По административной структуре СССР почти
ничем не отличался от деспотии древности с неограниченным властью владыкой в
столице и сатрапами в провинции. Основу экономики страны, как и всюду,
составляла добывающая промышленность, обсуживаемая исключительно
заключенными, число которых к 1953 году составляло примерно 12 миллионов
человек. ГУЛАГ, как правильно заметил Солженицын, по численности своего
"населения" равнялся среднему европейскому государству, обеспечивая страну
всеми необходимыми видами сырья, включая и золото, причем практически
бесплатно. Аграрный сектор империи обеспечивала многомиллионная армия
колхозников, низведенная ниже уровня крепостных крестьян старых времен
российского абсолютизма. Крестьяне не имели паспортов, никуда из своих
деревень уезжать не имели права без специального разрешения местного
"помещика" - председателя (даже на рынок), за свой труд фактически ничего не
получали, если не считать знаменитых "палочек-трудодней", служа при этом
резервом для пополнения ГУЛАГа и армии. Так шло обеспечение страны
продовольствием и другими сельскохозяйственными продуктами, фактически тоже
бесплатно.
В строительных работах на всех нулевых и начальных циклах трудились
заключенные, составляя 60% от общего числа строительных рабочих, превышая
даже долю строительных батальонов армии, представляющих еще один вид
рабского труда. В обрабатывающей промышленности и на транспорте также
трудились заключенные, но их доля была относительно низкой. Однако,
"вольные" рабочие, даже высокой квалификации, получали нищенскую зарплату,
влача полуживотное существование, рискуя при этом за малейшую провинность
оказаться по другую сторону колючей проволоки. Восемь миллионов человек
находились под ружьем в вооруженных силах мирного времени.
Так существовал народ, протащенный через мясорубки бесконечного террора
и самой страшной в истории человечества войны.
Итак:
И все рабы примерно одного уровня. Заключенных можно было безнаказанно
расстреливать, морить голодом, убивать непосильной работой. Прав у них
никаких не было, и даже само их существование, несмотря на количество, было
государственной тайной, о которой запрещалось даже говорить вслух.
А уж тем более запрещалось говорить вслух об армии, кроме того, что она
"непобедимая и легендарная". Но прав у военнослужащих было еще меньше, чем у
заключенных. Не моргнув глазом, можно было на живых солдатах провести
натурные испытания атомного взрыва, а затем бросить уцелевших без всякой
медицинской помощи, взяв у них, правда, строжайшую расписку "о
неразглашении". Даже умирая от лучевой болезни, они боялись рассказать
сбитым с толку врачам, что с ними произошло.
Не было ничего хуже, чем вернуться из армии инвалидом. Все еще хорошо
помнили многомиллионную армию инвалидов сразу после войны. Звеня
многочисленными орденами и медалями, они собирались в крупных городах вокруг
рынков и вокзалов, прося подаяния или пытаясь в меру своих сил как-то
подработать. Все это были, главным образом, молодые парни в возрасте до 30
лет. Буквально в один день все они исчезли. По всем городам были проведены
координированные облавы. Всех безногих и безруких покидали в машины и
увезли. А было их несколько миллионов. Куда они все делись? Не то что
говорить, но и думать об этом не полагалось. Любой генерал, а то и маршал
мог точно так же исчезнуть, и никто не имел права о нем вспоминать. Если уж
в годы войны били смертным боем и мочились на голову генерала армии
Мерецкова, то и после войны с неменьшим энтузиазмом делали то же самое с
маршалом Новиковым, генералом Телегиным, маршалом Яковлевым и многими
другими.
С крестьянами вообще можно было делать что угодно. Им не полагалось ни
пенсий, ни пособий, но при потере трудоспособности разрешалось кормиться с
крошечного приусадебного участка, который, кстати, могли в любой момент
отобрать, дом снести бульдозером, а самого либо посадить, либо выбросить
умирать куда-нибудь в чистое поле. Методика уже давно была отработана.
С рабочими, от имени которых как "класса-гегемона" и творились все
преступления, также никто не церемонился. Никаких средств борьбы за свои
права рабочие не имели. За само слово "забастовка" произнесенное вслух,
вполне можно было поплатиться жизнью. Безопасность труда находилась на
первобытном уровне, работа шла на износ, условия работы были подчас
каторжными, оборудование старым и изношенным, условия жизни просто
немыслимыми, так что очень малый процент рабочих вообще доживал до своей
нищенской пенсии. Страна жила в неописуемой нищете. Мужчины донашивали
военную форму и ватники, женщины тридцати лет уже выглядели старухами в
платках и валенках. Человек в костюме считался справедливо либо большим
начальником, либо шпионом, либо крупным уголовником. Модно одетая женщина,
если она не была женой или любовницей какого-нибудь крупного функционера,
рисковала попасть в зону за "низкопоклонство перед западной модой".
В несколько лучшем положении находилась немногочисленная техническая
интеллигенция, выпущенная из тюрем и шарашек, увешанная лауреатскими
медалями за проектирование и создание образцов нового оружия в годы войны и
ныне. Ей и платили получше, и кормили посытнее, создав даже для кандидатов
наук и полковников сеть так называемых лимитных магазинов с гораздо лучшим
выбором товаров, чем для простого народа, дав им таким образом почувствовать
сладостное чувство собственного привилегированного положения и временно
забыть о своем собственном полном рабском бесправии.
Таким образом, при самом поверхностном анализе легко выявлялась
примитивная схема рабовладельческого государства, где весь национальный
доход присваивался и по собственному усмотрению распределялся самим Сталиным
и его всемогущей номенклатурой.
Номенклатура вышла из войны еще более могущественной, чем была. В годы
войны она надела на себя высшие знаки воинского отличия, что дало ей
возможность еще более осознать свое значение в государстве, которое
считалось государством "нового типа", хотя было столь же архаичным, что и
государство Урарту. И если такое государство вообще могло существовать, то
только потому, что оно по всем швам сцементировано именно номенклатурой,
победителя фашизма, генералиссимуса Сталина. При этом, по возможности,
втягивать в орбиту компартии другие партии и общественные группы Франции.
Ставка на компартию Франции делалась еще и потому, что в годы войны она
создала довольно сильные вооруженные формирования в движении Сопротивления и
даже пыталась с помощью этих формирований захватить власть в стране после
вторжения союзников в Нормандию. Ныне эти отряды, хотя и были официально
распущены, сохранили подпольно все свои структуры и вооружение, ожидая часа,
определенного в Кремле.
Морис Торез, будучи членом Исполкома Коминтерна с 1928 года, дело свое
знал и безоговорочно подчинялся Москве. Еще в начале второй мировой войны он
и его партия, выполняя инструкцию из Кремля, сделал все возможное, чтобы
разложить французскую армию и общество, сделав Францию легкой добычей
Гитлера. Сам Торез, дезертировав из армии, перешел на нелегальное положение,
а дождавшись немецкой оккупации, призвал французских рабочих добровольно
ехать на работы в Германию, чтобы помочь немецкому народу отразить
"англо-французскую" агрессию. После 22 июня 1941 года, получив новую
инструкцию из Москвы, Торез стал организовывать движение сопротивления,
чтобы помочь советскому народу отразить немецкую агрессию. Ни дня, ни часа
без приказа.
После войны запрещенная в 1939 году компартия снова стала легальной, а
сам Торез - членом правительства, что создавало великолепные возможности для
его деятельности. Но все это требовало гигантских расходов. Не говоря уже о
необходимости содержания громадного партаппарата, издания газет (толстых и
убыточных, как "Юманите"), Журналов, листовок и прокламаций, необходимы были
средства для организации забастовок, так как профсоюзы требовали всем
рабочим компенсации зарплаты за невыход на работу, на организацию
демонстраций, маршей и митингов, когда приходилось чуть ли не каждому
участнику платить по 300 франков, все это вместе требовало ежегодно
многомиллионных расходов. Один эффектный прыжок на рельсы знаменитой
Раймонды Дьен, остановившей поезд с боеприпасами, обошелся партии в 10 тысяч
франков (гонорар Раймонды) плюс еще 30 тысяч франков штрафа за срыв графика
железнодорожных перевозок. И, естественно, все эти деньги платила Москва.
В Париже на бульваре Османн еще эмигрантами первой волны было
приобретено здание, где разместился основанный ими Евробанк. В этом банке, в
частности, хранился золотой запас Белого движения и депозиты РОВСа. В
эйфории победного окончания второй мировой войны и при виде золотых погон на
плечах офицеров Красной армии, дряхлеющие руководители Белого движения и
многочисленных эмигрантских общественных организаций, насквозь
нафаршированные сталинской агентурой, сбитые с толку всевозможными
комитетами возвращения на родину и ловкой пропагандой старого агента еще ГПУ
графа Игнатьева, вознамерились передать этот банк Советскому Союзу.
Что касается "белого" золота, то с его передачей в руки Сталина больших
трудностей не возникало: владельцы золота сами вольны им распоряжаться.
Однако с самим банком возникли трудности, поскольку французский закон
запрещал существование на территории страны банка, не возглавляемого
гражданином Франции. Однако эта трудность была легко преодолима. Примерно
0,3% капитала банка передали французской компартии, которая выделила из
своего ЦК человека, формально возглавившего банк. А 99,7% капитала поделили
между собой Госбанк и Внешторгбанк СССР
Используя льготные проценты, Евробанк или Народный банк, как его иногда
называли, быстро охватывал своими щупальцами все доступные ему общественные
структуры Франции. Помимо постоянного финансирования Французской компартии и
всех причастных к ней организаций, банк начал открывать счета и
организациям, никакого отношения к компартии не имеющим. Всевозможные
профсоюзные, женские, молодежные и спортивные организации открыли свои счета
в столь льготном банке. Даже Всеобщая Конфедерация труда (ВТК), созданная на
частных предприятиях оборонного значения, попала в сети Евробанка. Кроме
того, все посольства "братских стран" во Франции обязаны были хранить деньги
на счетах Евробанка. Там же хранились и деньги советской разведывательной
резидентуры во Франции: МГБ и ГРУ. Счета были отдельные, ибо извечные
соперники не любили и не хотели иметь друг с другом дело, даже за рубежом.
Помимо банковских счетов, у резидентов спецслужб, действующих под прикрытием
дипломатических паспортов, хранились и большие суммы наличными для
экстренных нужд и оплаты агентуры, которой не было смысла открывать счета в
банке. Эти суммы составляли примерно около миллиона франков и постоянно
пополнялись. В случае экстренной необходимости из Москвы посылались
"золотые" курьеры - офицеры МГБ или ГРУ, которые под видом дипломатической
почты везли наличные деньги в разной иностранной валюте. В те годы - чаще
всего в фунтах стерлингов.
Так обстояло дело во Франции, но подобное - в большей или меньшей
степени - происходило и во всех остальных странах мира, оказавшихся по ту
сторону Железного занавеса. Появлялись на свет "народные банки" в Лондоне,
Берне, Бонне, Вене, Люксембурге, Тегеране, создавая мощную банковскую
структуру ВКП(б).
Перспективы открывались поистине безграничные. Кроме возможности
совершенно безопасного и легального финансирования нужных партий,
общественных организаций и людей, создавалась возможность финансового
проникновения в международную банковскую структуру, участия в биржевых
играх, вложения денег в недвижимость, в нужные отрасли западной
промышленности и даже контроля за теми или иными ключевыми предприятиями, за
их процветанием или банкротством в зависимости от необходимости. Только
строгие инструкции из Москвы несколько сковывали творческую мысль советских
дипломатов и разведчиков, трудящихся на международном финансовом поприще. За
невидимым фасадом постоянно вспыхивали разномасштабные скандалы. То
неожиданно проворовалась наша резидентура в Брюсселе, надеясь скрыться в
Европе. Все были быстро выловлены и доставлены в Москву на суд и расправу.
Сумев доказать, что действовали из чисто корыстных, а не политических
побуждений, отделались двадцатипятилетними сроками. То "золотой курьер"
капитан Седаков скрывается с чемоданом, хранящим 300 тысяч фунтов, дав повод
для захватывающей двухлетней одиссеи с погонями, перестрелками, фальшивыми
паспортами и таинственными убийствами. Отважный авантюрист все-таки был
настигнут в Монтевидео и доставлен в Москву, где и был расстрелян за
"бандитизм".
То выясняется, что отделение "народного банка" в Неаполе на корню
перекуплено американцами и фактически превратилось в филиал ЦРУ. Арест
виновных повлек гигантские финансовые потери. Но на них пришлось пойти,
главным образом из-за того, чтобы никому не было повадно впредь. Товарищ,
Сталин любил порядок в делах, и со всех требовал отчета до копейки,
беспощадно карая виновных, невзирая на лица. Денежными скандалами
переполнены все секретные судебные разбирательства и оперативно-розыскные
действия короткого послевоенного сталинского периода. Выяснилось, кстати,
что ни один из крупных резидентов нашей разведки после войны не сумел
отчитаться по расходам в валюте и все были примерно наказаны. Пройдут годы,
и эти резиденты будут писать в мемуарах, что у них были какие-то
идеологические разногласия со своим руководством, а то и с самим Сталиным. В
действительности, их главным образом, обвиняли в растрате.
Так, лидер "Красной капеллы", знаменитый Леопольд Треппер никак не мог
вспомнить: в каком банке у него осело 80 тысяч швейцарских франков. Отсидел
в ГУЛАГе, и только после смерти Сталина, оказавшись сначала в Польше, а
затем в Израиле, вспомнил номер счета, почему-то забыв, что деньги -
казенные. А знаменитый резидент советской разведки в Швейцарии Радо,
легендарный Радо, герой бесчисленных боевиков и телесериалов, был схвачен
после войны в Каире и доставлен в Москву, где выяснилось, что в течение всей
войны он, Радо, получая деньги на оплату услуг своего уникального агента
Рудольфа Рослера, преспокойно клал эти деньги на свой текущий счет, не дав
самому агенту ни гроша. Радо отделался двадцатипятилетним сроком, только
сдав все до последнего франка.
Многомиллиардные ежегодные траты на заграничные операции и
многомиллиардные траты на вооружение поневоле поднимали вопрос: откуда у
разоренной Москвы появились деньги, чтобы жить на столь широкую ногу? Этот
вопрос впервые подняли американские газеты в связи с крупным скандалом,
связанным с компартией Соединенных Штатов. Скандал разгорелся в 1949 году,
когда федеральные налоговые органы США выяснили, что маленькая и ничтожная
группа людей, именующая себя американской коммунистической партией, получила
неизвестно откуда 20 миллионов долларов, приобрела крупную недвижимость, не
уплатив ни цента в федеральную казну и казну трех штатов.
Начавшееся следствие быстро показало цепочку, протянувшуюся от
Нью-Йорка до Москвы. Национальный секретарь компартии США Гэс Холл ("Газовая
камера", как его называли некоторые газеты по созвучию произношения его
имени и фамилии) попал на 5 лет в тюрьму за мошенничество. Заодно всплыл
эпизод, как Гэс Холл уклонялся от призыва в армию в годы войны, бежав в
Мексику. Этот факт, наряду с признанием коммунистами факта получения денег
от главного потенциального противника США на мировой арене, привел к
дебатам, а не следует ли считать коммунистов "агентами иностранного
государства" со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая и
обязательную регистрацию в полиции. Поистине безразмерная американская
демократия не прощает своим гражданам только одного - уклонения от уплаты
налогов. Верховный суд признал право коммунистов на существование, обязав их
только впредь быть более аккуратными с деньгами, поступающими из-за границы.
В итоге коммунисты оказались под жестким финансовым контролем
правительства. Все это сопровождалось диким визгом советских газет о "травле
американских коммунистов", "разгуле фашизма в США", "об охоте на ведьм", "об
ужасах маккартизма" (по фамилии сенатора Маккарти, председателя следственной
комиссии конгресса США, расследовавшего финансовые и политические махинации
компартии) н было связно как раз с этим скандалом. Пришлось деньги
американским коммунистам доставлять по всем правилам доставки спиртного в
годы "сухого" закона в США. Курьеров ловили, начинались новые громкие
скандалы с высылкой советских дипломатов, с арестом партийных функционеров,
с закрытием совершенно убыточной коммунистической газетой "Дейли Уоркер",
тираж которой временами печатался и распространялся исключительно в СССР и
"братских странах". Постепенно выяснилось, сколько Москва тратит ежегодно на
подобные глупости и, естественно, всплыл вопрос: где она берет эти деньги?
Появилась смутная информация о нацистском золоте захваченном сталинской
разведкой после войны. Бывший гитлеровский генерал Гелен, возглавлявший в
годы войны "восточный" отдел абвера, давая секретные показания американской
следственной комиссии, сделал сенсационное заявление, подкрепленное якобы
неопровержимыми доказательствами, суть которых сводилась к тому, что
заместитель фюрера по партии Мартин Борман, будучи агентом Коминтерна,
передал после войны Сталину все ключи от золота нацистской партии, а сам
преспокойно смылся в Москву, где и проживает в настоящее время, посмеиваясь
над смертным приговором, вынесенным ему заочно Нюрнбергским трибуналом.
Возможно, что все оно так и было, как уверял американцев Гелен, однако это
не произвело особого впечатления, главным образом, потому, что нацистского
золота, наплавленного из золотых коронок и обручальных колец замученных в
концлагерях евреев, было, как говорится, кот наплакал. Уже к середине 1942
года, как правильно сообщала американская разведка, Гитлер был финансовым
банкротом, и того золота, которое якобы досталось Сталину, едва бы хватило
на полгода глобальных финансовых операций, которые с такой непринужденностью
вела Москва.
В 1950 году разгорелся знаменитый "нумизматический" скандал. Среди
нумизматов Европы особым спросом пользовались золотые франко-испанские
пистоли и французские луидоры - монеты, чеканка которых производилась в
Испании и Франции в относительно короткий период первой половины XVII
столетия. Цена каждой монеты по каталогу составляла примерно 30-50 тысяч
долларов, в то время как цена золота, содержащегося в монете, не превышала
200 долларов. Найти одинарный или двойной пистоль в хорошем состоянии
считалось большой удачей нумизмата. И вдруг эти монеты стали появляться в
разных странах в специальных магазинах, на аукционах и на "черном рынке" в
таком количестве, что вскоре их каталожная цена резко пошла вниз, с трудом
удержавшись где-то на рубеже в 800 долларов. Появившиеся на рынке монеты
выборочно были подвергнуты экспертизе. Все оказались фальшивыми. Попутно
выяснилось, что два сохранившихся станка для чеканки этих монет хранились в
Лувре, и в 1940 году были вывезены немцами в Берлин, где и попали в 1945
году в руки Москвы.
Переждав с гордым молчанием период наибольшего накала страстей, Москва,
как и водится, объявила всю эту "шумиху" гнусной клеветой и "очередной
разнузданной антисоветской кампанией". Никто уже другого ответа и не ждал,
хотя это был далеко не первый случай, когда "рука Москвы" выступала в
качестве фальшивомонетчика. Еще в героические ленинские времена была сделана
первая попытка наладить производство фальшивых пяти- и десятифунтовых
банкнот "для подрыва экономической мощи империализма". Тогда эта попытка,
проведенная на чисто любительском уровне из-за недостатка опытных
специалистов, с треском провалилась и обошлась очень дорого, приведя к
аресту и конфискации очень важных счетов партии в западных банках.
Но если во времена Ленина подобная акция имела чисто диверсионное
значение, то для Сталина она начала быстро приобретать значение жизненно
важное. Валюта была нужна постоянно, а ее вечно не хватало. Поэтому,
основанная во времена Ленина, секретная лаборатория в недрах НКВД продолжала
действовать, постоянно совершенствуясь и обрастая высококвалифицированными
специалистами. Известно, что Гитлер работал в том же направлении, но с
гораздо меньшим успехом. Фальшивые фунты немецкого производства быстро
распознавались и изымались из обращения. На пике советско-германской дружбы
в 1939-1940 годах Сталин даже посылал к Гитлеру своих
экспертов-фальшивомонетчиков, чтобы помочь своему незадачливому дружку
"подорвать экономическую мощь империализма".
В послевоенные годы в распоряжении секретного отдела НКВД-МТБ уже
находились подлинные клише всех западных валют и был полностью известен
технологический процесс их изготовления. Но, к чести товарища Сталина, надо
сказать, что он так и не решился на широкое применение потенциальных
возможностей секретной лаборатории. Старые скандалы сделали осторожного по
натуре Сталина еще более осторожным. Несколько крупных разоблачений в начале
50-х годов попыток сбыта фальшивых долларовых купюр на общую сумму примерно
в 500 миллионов долларов относятся, скорее, к международным организациям
фальшивомонетчиков, но послужили для Москвы хорошим уроком.
[Эта секретная лаборатория просуществовала до наших дней, и нет никаких
доказательств того, что она ныне не существует. Всем памятны недавние
разоблачения, когда при обыске в здании ЦК КПСС после провала августовского
путча были обнаружены сотни фальшивых паспортов всех стран, фальшивые печати
различного назначения, от таможенных до банковских, горы фальшивых бланков,
чековых книжек и тому подобное. Судя по готовой продукции, секретная
лаборатория ГПУ ленинских времен ныне превратилась в громадное предприятие,
никак не меньше Печатного двора'. А огромное количество долларов, затопивших
территорию бывшего СССР, невольно ставит вопрос: а не перешла ли эта
лаборатория на обеспечение внутреннего рынка?]
За всеми этими событиями внимательно наблюдали западные финансовые и
контрразведывательные органы. Ну хорошо, допускали они, на фальшивых
французских монетах Москва заработала чуть больше 700 миллионов долларов.
Если и существует доля Москвы в сбыте фальшивых банкнот, то она весьма
незначительна и не превышает пару миллионов долларов в год. Все это -
копейки. СССР не ведет фактически никакой внешней торговли. Государственная
денежная единица, не конвертируемая и чисто условная, оторвана от
международной валютной системы. На чем же основана мощь коммунистической
империи?
И тут необходимо заметить, что если в СССР очень плохо в те годы знали
Соединенные Штаты, постоянно влетая в разные скандальные истории из-за
элементарного незнания простейших основ американского законодательства, то и
Соединенные Штаты знали Советский Союз, мягко говоря, не лучше. Все
предвоенные годы американская политология тщательно изучала Германию, Японию
и свою старую маму - Англию. Ни американская дипломатия, ни американская
разведка не предпринимали серьезных попыток проникнуть за тот
помпезно-величественный, украшенный серпами, молотами и пшеничными снопами
фасад, долженствовавший представлять созданное Сталиным государство. Еще не
появилась на свет огромная армия советологов, еще не загудели компьютерами
бесчисленные научные центры по изучению всех аспектов советской жизни и
мотивировок советской внешней и внутренней политики. Еще не повалила толпами
из СССР эмиграция, неся бесценную информацию, а потому Москва, сияя
рубиновыми звездами, оставалась загадкой.
Первые же перебежчики либо хранили гробовое молчание, дрожа от страха
за свою жизнь и жизнь своих близких, а если и пытались говорить, то их никто
и не слушал. Было не до них. Непосредственная конфронтация со Сталиным еще
не началась. Напротив, он выполнял свою часть глобального американского
плана, мостя миллионами трупов широкую дорогу для будущего наступления
доллара.
Империя, которую построил товарищ Сталин, была уникальной для своего
времени, а потому и представлялась неразрешимой загадкой для всех, кто жил
за пределами Советского Союза, даже для "братских" стран. Это был
средневековый анклав, причудой истории и судьбы вкрапленный на шестую часть
суши в мир двадцатого столетия. По административной структуре СССР почти
ничем не отличался от деспотии древности с неограниченным властью владыкой в
столице и сатрапами в провинции. Основу экономики страны, как и всюду,
составляла добывающая промышленность, обсуживаемая исключительно
заключенными, число которых к 1953 году составляло примерно 12 миллионов
человек. ГУЛАГ, как правильно заметил Солженицын, по численности своего
"населения" равнялся среднему европейскому государству, обеспечивая страну
всеми необходимыми видами сырья, включая и золото, причем практически
бесплатно. Аграрный сектор империи обеспечивала многомиллионная армия
колхозников, низведенная ниже уровня крепостных крестьян старых времен
российского абсолютизма. Крестьяне не имели паспортов, никуда из своих
деревень уезжать не имели права без специального разрешения местного
"помещика" - председателя (даже на рынок), за свой труд фактически ничего не
получали, если не считать знаменитых "палочек-трудодней", служа при этом
резервом для пополнения ГУЛАГа и армии. Так шло обеспечение страны
продовольствием и другими сельскохозяйственными продуктами, фактически тоже
бесплатно.
В строительных работах на всех нулевых и начальных циклах трудились
заключенные, составляя 60% от общего числа строительных рабочих, превышая
даже долю строительных батальонов армии, представляющих еще один вид
рабского труда. В обрабатывающей промышленности и на транспорте также
трудились заключенные, но их доля была относительно низкой. Однако,
"вольные" рабочие, даже высокой квалификации, получали нищенскую зарплату,
влача полуживотное существование, рискуя при этом за малейшую провинность
оказаться по другую сторону колючей проволоки. Восемь миллионов человек
находились под ружьем в вооруженных силах мирного времени.
Так существовал народ, протащенный через мясорубки бесконечного террора
и самой страшной в истории человечества войны.
Итак:
И все рабы примерно одного уровня. Заключенных можно было безнаказанно
расстреливать, морить голодом, убивать непосильной работой. Прав у них
никаких не было, и даже само их существование, несмотря на количество, было
государственной тайной, о которой запрещалось даже говорить вслух.
А уж тем более запрещалось говорить вслух об армии, кроме того, что она
"непобедимая и легендарная". Но прав у военнослужащих было еще меньше, чем у
заключенных. Не моргнув глазом, можно было на живых солдатах провести
натурные испытания атомного взрыва, а затем бросить уцелевших без всякой
медицинской помощи, взяв у них, правда, строжайшую расписку "о
неразглашении". Даже умирая от лучевой болезни, они боялись рассказать
сбитым с толку врачам, что с ними произошло.
Не было ничего хуже, чем вернуться из армии инвалидом. Все еще хорошо
помнили многомиллионную армию инвалидов сразу после войны. Звеня
многочисленными орденами и медалями, они собирались в крупных городах вокруг
рынков и вокзалов, прося подаяния или пытаясь в меру своих сил как-то
подработать. Все это были, главным образом, молодые парни в возрасте до 30
лет. Буквально в один день все они исчезли. По всем городам были проведены
координированные облавы. Всех безногих и безруких покидали в машины и
увезли. А было их несколько миллионов. Куда они все делись? Не то что
говорить, но и думать об этом не полагалось. Любой генерал, а то и маршал
мог точно так же исчезнуть, и никто не имел права о нем вспоминать. Если уж
в годы войны били смертным боем и мочились на голову генерала армии
Мерецкова, то и после войны с неменьшим энтузиазмом делали то же самое с
маршалом Новиковым, генералом Телегиным, маршалом Яковлевым и многими
другими.
С крестьянами вообще можно было делать что угодно. Им не полагалось ни
пенсий, ни пособий, но при потере трудоспособности разрешалось кормиться с
крошечного приусадебного участка, который, кстати, могли в любой момент
отобрать, дом снести бульдозером, а самого либо посадить, либо выбросить
умирать куда-нибудь в чистое поле. Методика уже давно была отработана.
С рабочими, от имени которых как "класса-гегемона" и творились все
преступления, также никто не церемонился. Никаких средств борьбы за свои
права рабочие не имели. За само слово "забастовка" произнесенное вслух,
вполне можно было поплатиться жизнью. Безопасность труда находилась на
первобытном уровне, работа шла на износ, условия работы были подчас
каторжными, оборудование старым и изношенным, условия жизни просто
немыслимыми, так что очень малый процент рабочих вообще доживал до своей
нищенской пенсии. Страна жила в неописуемой нищете. Мужчины донашивали
военную форму и ватники, женщины тридцати лет уже выглядели старухами в
платках и валенках. Человек в костюме считался справедливо либо большим
начальником, либо шпионом, либо крупным уголовником. Модно одетая женщина,
если она не была женой или любовницей какого-нибудь крупного функционера,
рисковала попасть в зону за "низкопоклонство перед западной модой".
В несколько лучшем положении находилась немногочисленная техническая
интеллигенция, выпущенная из тюрем и шарашек, увешанная лауреатскими
медалями за проектирование и создание образцов нового оружия в годы войны и
ныне. Ей и платили получше, и кормили посытнее, создав даже для кандидатов
наук и полковников сеть так называемых лимитных магазинов с гораздо лучшим
выбором товаров, чем для простого народа, дав им таким образом почувствовать
сладостное чувство собственного привилегированного положения и временно
забыть о своем собственном полном рабском бесправии.
Таким образом, при самом поверхностном анализе легко выявлялась
примитивная схема рабовладельческого государства, где весь национальный
доход присваивался и по собственному усмотрению распределялся самим Сталиным
и его всемогущей номенклатурой.
Номенклатура вышла из войны еще более могущественной, чем была. В годы
войны она надела на себя высшие знаки воинского отличия, что дало ей
возможность еще более осознать свое значение в государстве, которое
считалось государством "нового типа", хотя было столь же архаичным, что и
государство Урарту. И если такое государство вообще могло существовать, то
только потому, что оно по всем швам сцементировано именно номенклатурой,