Бунич И. Золото партии

цельного куска янтаря и выставленной в витрине московского магазина "Опал",
обслуживающего иностранцев. Богатые туристы неоднократно приценивались к
стоящему на витрине янтарному чуду, но неизменно получали ответ, что вещь
является национальным достоянием и не продается. В одно прекрасное утро
обезьянка из витрины исчезла. Слетевшиеся на эту новость аккредитованные в
Москве американские корреспонденты засыпали вопросами продавщиц и
администрацию ювелирного магазина. Продавщицы стереотипно отвечали: "Вещь
продана", а администрация, таинственно закатывая глаза, разводила руками. Не
могли же они рассказать, что по приказу генерала МВД Чурбанова - зятя
Брежнева и заместителя Щелокова - ночью был поднят с постели директор
магазина, и янтарное чудо исчезло. Чурбанов, если верить его словам,
выполнял каприз своей жены, Галины Леонидовны, но, несмотря на все ухабы
судьбы, отправившей самого Чурбанова за решетку, несмотря на многочисленные
обыски, совершенные на многочисленных квартирах и дачах дочери генсека,
обезьянку так и не нашли. Переплавленная в доллары, она заняла место в
частной коллекции на западе.
Не осталось незамеченным и уникальное бриллиантовое колье старинной
работы, принадлежавшее известной советской кинозвезде Зое Федоровой. Колье
было в свое время преподнесено актрисе ее мужем, американским адмиралом,
находившемся в годы войны с дипломатической миссией в Москве. После войны,
по всем правилам насаждаемых Сталиным норм социалистического образа жизни,
адмирала выслали, а Зою Федорову отправили в концлагерь. Видимо,
предчувствуя свою судьбу, актриса отдала на хранение колье друзьям, и тем
самым сохранила его. Ныне, на волне объявленной Брежневым из-за недостатка
твердой валюты и надвигающейся экономической катастрофы политики разрядки,
актриса попыталась выехать к мужу в Соединенные Штаты и получила разрешение.
Однако, колье через границу не пропустили, объявив Федоровой, что на такую
ценную вещь необходимо специальное разрешение. Федорова решила задержаться в
Москве, чтобы получить такое разрешение. Она бросила бы колье на таможне,
если бы оно не было памятью об ее единственной яркой любви юных лет. Любви,
которая стоила актрисе так дорого. Через несколько дней Зою Федорову нашли
убитой выстрелом в затылок в собственной квартире, а колье обнаружилось
гораздо позднее среди вещей застрелившегося генерала Щелокова. И не только
это колье.
Обо всем этом Андропов знал. Он сделал попытку подключить КГБ к делам
МВД, отобрав себе дела по вещам, "имеющим высокую историческо-художественную
ценность". МВД яростно сопротивлялось, не желая пускать соперников в свою
богатую житницу, но все-таки нехотя согласилось "на проведение в
исключительных случаях совместных операций". Еще до этого Андропову удалось
внедрить часть своих офицеров в систему ОБХСС и взять под некоторый контроль
так называемую "спецмилицию", занимающуюся мелкими и средними валютчиками,
Однако, выяснилось, что антикварные дела совсем не такие простые и легкие,
как это казалось на первый взгляд.
В квартиру академика Чудновского среди бела дня вломилась банда
грабителей, чья "кавказская национальность", если говорить официальным
языком, ярко бросалась в глаза. Преступников интересовали картины из
коллекции академика. С академиками было сложно. Им нельзя было
инкриминировать, как всем прочим коллекционерам, приобретение коллекции на
"нетрудовые доходы", а потому и доказать законность конфискации ее в "доход
государства". К академикам поэтому применялись другие методы. Связав
хозяина, грабители стали извлекать из рам несколько чрезвычайно дорогих
полотен Матисса, как раз входящего в большую моду на Западе. Один из
преступников, отжимая ножом гвозди рамы, в спешке всадил лезвие себе в кисть
руки и довольно основательно ее поранил. Сделав свое дело, кавказцы"
скрылись.
За дело взялся КГБ. Описания потерпевшего были точны, и опытные
оперативники быстро поняли, что речь идет о преступной группе из Баку, не
раз "светившейся" на делах подобного рода. Прямая спецсвязь с Баку работала
отлично, и уже через час в КГБ Азербайджана был передан приказ из Москвы об
аресте группы с именами и фамилиями для верности. Каково же было
разочарование в Москве, когда в Баку, внимательно выслушав поступившую из
Москвы информацию, ответили: "Да, это группа хорошо известна, но, к
сожалению, тут, видимо, какая-то ошибка поскольку перечисленные люди уже
скоро год, как выехали за границу по израильской визе". Но КГБ не был бы
КГБ, если бы даже сам себе верил на слово и пользовался бы только
официальными каналами. Связались с агентурой и выяснили, что вся банда
преспокойно находится в Баку, никуда не собирается уезжать, а, напротив,
недавно вернулась из поездки в Италию, привезя "кучу" валюты.
Андропов почувствовал себя оскорбленным.
Специальная команда оперативников инкогнито, соблюдая все меры
конспирации, вылетела в Баку. На одной из военных баз под городом
оперативников ждал готовый к немедленному вылету самолет. Банду быстро и без
шума повязали в городе, запихнули в автомобили и, не сказав даже "здрасте"
местному КГБ, доставили в Москву.
Опознание преступников прошло без сучка и задоринки. Характерные лица,
шрам на руке - все сходилось. Полковник КГБ, пожимая руку академику,
поздравлял его и себя с успехом, уверяя, что дальнейшее следствие не займет
и месяца. Через неделю академика снова вызвали к следователю. Глядя куда-то
поверх его головы на портрет Дзержинского, полковник, с видимым усилием
подбирая слова, сообщил, что дело закрыто, преступники освобождены за
недостатком улик. Академик не стал тратить время на "охи" и удивление, а
сразу же спросил, где можно обжаловать подобное решение. Полковник,
помолчав, ответил: "Видимо, обжаловать можно, если сразу пожалуетесь лично
товарищу Брежневу". Полковник делал то, что ему приказали. Академик слег в
больницу, не выдержав столь динамичного развития непрогнозируемых событий.
Но оба они были бы потрясены еще сильнее, если бы узнали, что благодаря
этому делу Андропов подвергся унижению, какого не испытывал со сталинских
времен, когда генералиссимус вспомнил о его контактах с союзниками во время
войны и чуть было не ликвидировал, так как был искренне убежден: любой
контакт с иностранцами всегда заканчивается для советского человека
вербовкой в империалистическую разведку.
Андропова вызвал к себе Суслов - член Политбюро и главный партийный
идеолог, в кабинете которого находился Борис Пономарев - заведующий
международным отделом ЦК КПСС. Суслов сухо поинтересовался: почему люди
Андропова позволяют себе бандитские акции в столицах союзных республик, даже
не ставя об этом в известность местное партийное руководство.
Андропов пытался объяснить, что речь идет об опасных преступниках,
можно сказать, о бандформировании, на ликвидацию которого было отпущено так
мало времени, что было совершенно невозможно затевать волокиту
межреспубликанских согласований. На это Суслов заметил, что только суд
определяет, является ли какое-либо лицо преступником или бандитом, а отнюдь
не органы безопасности, о чем имеется целый ряд партийных документов и
решений съездов, которые Андропову неплохо было бы изучить. Еще не совсем
понимая суть разворачивающейся интриги, шеф КГБ с недоумением взглянул на
главного партийного идеолога, но тут в разговор вмешался Пономарев. Борис
Пономарев был наиболее влиятельной фигурой в аппарате ЦК КПСС, настолько
влиятельной, что о делах возглавляемого им международного отдела ЦК даже
Андропов знал только то, что ему было положено знать, а все попытки узнать
больше, либо наталкивались на глухую стену непроницаемой секретности, либо
рассеивались в лабиринтах контрверсий, умело пущенных слухов и искусного
легендирования.
Люди Андропова обслуживали международный отдел ЦК, рыская по миру с
чемоданами иностранной валюты, передавая ее в укромных местах из рук в руки
представителям разных братских компартий, левацким группировкам и
многочисленным террористическим организациям - единственным представителям
выродившегося коммунистического рабочего движения. Из мозаичных рапортов
этих курьеров трудно было составить полную картину происходящего. Работала
старая конспиративная схема, родившаяся еще в гениальных головах Парвуса и
Ленина - самых талантливых преступников XX века.
Маленький, худой и подвижный, как сперматозоид, Пономарев отличался
небывалой для номенклатурного деятеля работоспособностью, лично колеся по
странам мира и имея доступ ко всем партийным генсекам планеты, включая и
Брежнева, в любое время дня и ночи. Глядя на Андропова через толстые стекла
западногерманских очков, Пономарев скучным и скрипучим голосом неожиданно
стал читать ему лекцию о текущих проблемах социалистического строительства.
Построение коммунистического общества отметил заведующий международным
отделом ЦК, наталкивается в настоящее время на препятствия в виде отрицания
социалистической государственности со стороны отдельных лиц и, не будем
скрывать, известных категорий населения, попавших под воздействие западной
пропаганду и в силу этого переродившихся. Кому-кому, а уж Андропову
наверняка известно, сколько сил и средств тратит ЦРУ на эти цели,
культивируя среди советских людей мещанскую идеологию, тягу к роскоши и
неуемному потребительству. Все больше удивляясь, Андропов внимательно
слушал. Он и сам, конечно, умел говорить на партийном "новоязе", но, как и
все, понимал его плохо.
Поэтому политика нашей партии, продолжал Пономарев, в сфере
коммунистического строительства, как и прежде, основана на бессмертных идеях
Маркса и Ленина о всеобщем равенстве в рамках единого социалистического
отечества.
Не выдержав, Андропов поинтересовался, какое отношение ко всем этим,
разумеется, бесспорным истинам имеет вооруженный разбой, в результате
которого похищены картины Матисса стоимостью в несколько миллионов долларов.
А такое, пояснил Пономарев, что картины Матисса стоимостью в несколько
миллионов долларов, висят не в каждой квартире, а потому создают нервозную
обстановку классового неравенства в бесклассовом обществе. Есть вещи,
которые вообще не могут храниться в частных коллекциях, как по
идеологическим соображениям, так и по соображениям безопасности самих вещей,
что указанный случай очень характерно подчеркнул.
Суслов согласно кивал, глядя в пространство. "Так где же эти картины?"
- сквозь зубы процедил Андропов, исподлобья взирая на заведующего
международным отделом ЦК.
Пономарев чуть не подпрыгнул.
"Да разве речь идет о картинах? - почти закричал он. Речь идет о людях,
которых вы схватили в Баку с нарушением всех норм социалистической
законности. Товарищ Алиев (Андропов, вздохнул и закрыл глаза) с возмущением
звонил лично Леониду Ильичу, и тот намерен поставить этот вопрос на
Политбюро. Партия всегда боролась и будет бороться против произвола и
беззакония!" Пономарев, помимо всего прочего, был еще и академиком, так что
спорить с ним было трудно...
Отдавая приказ начальнику следственного управления КГБ
генерал-лейтенанту Курбанову освободить бакинцев, Андропов, криво улыбаясь,
заметил: "Ни к кому больше не буду ходить в гости. Боюсь увидеть эти картины
в чьей-нибудь коллекции".
"Я могу сказать, в чьей", - ухмыльнулся Курбанов.
"Пока не надо, - остановил его Андропов, - скажете, когда я спрошу..."
Он сам коллекционировал картины, собирал французскую эротическую бронзу
прошлого века, музицировал и даже баловался стихами, как Мао-Цзе-дун. А
потому был вдвойне уязвлен.
Под "действием непреодолимых сил" он сдал уже многие позиции. Часть его
людей стала получать жалование в долларах и сертификатах. Он не только
разрешил, но добивался этого, составляя секретные докладные записки в ЦК о
необходимости прикрыть КГБ от всепроникающей, как направленная радиация,
коррупции. А случаев уже было столько, что можно было насторожиться.
Некоторых чекистов пришлось даже расстрелять за взятки. Причем та быстрота,
с которой эти приговоры выносились и приводились в исполнение, явно говорила
о том, что к делу причастны и многие начальники казненных. Однако, выплата
некоторым подразделениям жалования в валюте мгновенно расколола и без того
уже не монолитные ряды потомков железного Феликса. Подразделения, которые
обошли, стали глухо роптать, явно демонстрируя свое недовольство. Некоторых
уволили из органов, других наказали в дисциплинарном порядке. Чекистам
читали лекции и проводили беседы, идиотские как по форме, так и по
содержанию. Люди сидели, откровенно скучая, и даже дремали. Пришлось по
военторговской сети срочно открыть по управлениям сеть закрытых магазинов за
рубли. Было в этих магазинах, предназначенных для младшего и среднего
офицерского состава, не Бог весть что, но все же: разные там дешевые джинсы,
бельгийские костюмы, рубашки "сафари", импортные сигареты, продовольственные
заказы. Люди взбодрились.
Андропов лично выбивал по округам льготную очередь на жилье для своих
людей, преодолевал явное непонимание обкомов и горкомов и яростное
сопротивление чиновников горисполкомов, теряющих свой законный "заработок"
на льготном предоставлении жилплощади. Все это помогало мало. Секретариат
Андропова был забит заявлениями на предоставление или улучшение жилплощади.
Все вместе дико завидовали Первому Главному Управлению (ПГУ),
занимавшемуся внешней разведкой. "Кадровая засоренность" там была
потрясающей, что неоднократно подчеркивал в своих секретных рапортах на имя
Андропова начальник управления кадров КГБ генерал Чебриков. Разные
маменькины сынки и элитарные детки из потомственной номенклатуры рвались в
кадры разведчиков, поскольку к этому времени столь героическая профессия
неожиданно стала совершенно безопасной, но по-прежнему высоко престижной и
очень выгодной. Проводя большую часть времени на западе под прикрытием
дипломатических паспортов и под крышей разных ведомств от АПН и Аэрофлота до
Госконцерта, получая зарплату в валюте и деньги на оперативные расходы,
разведчики, балдея от своей сказочной жизни и рискуя разве что быть
высланными, занимались за рубежом откровенной "чернухой", порой переводя
статьи из открытых западных журналов и посылая их в центр в качестве добытой
секретной информации. При этом они легко перевербовывались западными
контрразведками, иногда даже не подозревая об этом. В Москву шли такие
потоки информации и дезинформации, что обработать ее с помощью тех
примитивных средств, которые были в наличии, стало немыслимым. Назревал
информационный хаос.
Тысячи и тысячи кассет с подслушанными разговорами от министерских
канцелярий в Вашингтоне до коммунальных кухонь в собственной стране лежали
необработанными. Миллионы справок, отчетов, досье уходили в архив
непрочитанными.
Сказывался и постоянно увеличивающийся разрыв в уровнях образования и
технической подготовки на западе и в СССР. Одному резиденту в США за большие
деньги американцы подбросили чертежи гидролокатора образца 1942 года. Но в
этом в Москве быстро разобрались. А были случаи и посложнее. Полученные
якобы секретные американские технические разработки и расчеты направлялись в
соответствующие НИИ, приказывая им работать в данном направлении.
Многотысячные коллективы трудились годами приходя к выводу, что направление
бесперспективно и ведет в тупик. Но это еще нужно было доказать чиновникам.
А доказать это было трудно, так как в многотомных компьютерных расчетах
американцы сознательно вводили ошибки. Понимать это начинали, когда
разбивался очередной самолет, взрывалась ракета или разлетался на куски
испытательный стенд.
Но и это было не самое страшное. Страшной была обреченность, о которой,
не подозревая этого, докладывала разведка.
На западе удалось купить без особого труда и за четверть цены (три
миллиона долларов) американский истребитель-бомбардировщик "Фантом".
Советские специалисты, осмотрев машину, были поражены ее электронной
насыщенностью. Имея примерно равные с советскими машинами подобного класса
аэродинамические и маневренные характеристики, "Фантом", благодаря своей
электронике, имел возможность обнаружить и уничтожить советские самолеты
намного раньше и на гораздо большей дистанции. И ни одного узла из его
аппаратуры обнаружения, электронного противодействия и поражения советская
промышленность была не в состоянии даже скопировать. Старая болезнь,
начавшаяся от исторических сталинских слов о кибернетике как "о чуждой
марксизму жидовской лженауке", оказалась хронической и неизлечимой.
Поражающая свой эффективностью американская ракета воздушного боя
"Скайуиндер" была тоже без особого труда приобретена на западе за полцены
(позднее выяснилось, что и еще дешевле - разведчики тоже всегда "выкраивали"
себе на черный день). А две другие ракеты вообще достались почти даром - от
вьетнамских партизан, укравших их прямо из-под крыльев американских
истребителей на какой-то базе в Южном Вьетнаме. Советские социалисты,
которые постоянно мечтали посмотреть схему наведения этой ракеты, осуществив
свою мечту, скорбно поджали губы. Да, схема была простой, как грабли.
Американцы вообще никогда не любили сложностей, породив даже национальную
поговорку "он недостаточно умен, чтобы делать простые вещи". Все это было
так. Но в основу схемы наведения входили микролампы, которые Советский Союз
при всем своем желании производить не мог. Для этого понадобилось бы на два
порядка повысить вакуум на заводах, построенных в свое время заключенными и
стройбатовцами.
А американцы, как бы издеваясь, продают советской разведке весь
комплект чертежей (вагон) и все технологические карты производства атомных
подводных лодок-ракетоносцев типа "Джордж Вашингтон". Стройте, ребята,
веселитесь. Ах, как все тогда были возбуждены. На каждом листе американский
гриф "Топ сикрет!" И два наших "Совершенно секретно! Особой Важности",
фиолетовые штампы с двумя нулями и прочая экзотика. Сам Брежнев принимал
двух парней из ПГУ, которые купили и дотащили всю эту гору макулатуры до
Москвы, и вручил им по звезде Героя. На проверку оказалось, что даже и
говорить об этом не стоило. Достаточно только вспомнить, что единственным в
мире погибшим ракетоносцем оказался ракетоносец именно этой серии, которую в
судостроительных кругах так и прозвали "Иван Вашингтон".
Все эти игры стоили громадных денег, не принося либо никаких
результатов, либо откровенный вред. Это уже была традиция. Сильно ли помогло
стране, что разведка в свое время точно установила дату нападения на СССР -
22 июня?
Скверным во всем деле было то, что разведчики так привыкали к жизни на
западе, что возвращались домой с огромной неохотой, надеясь, что период
пребывания на родине будет кратковременным, а если такой надежды не было, то
просто отказывались возвращаться. При этом либо скрывались, либо шли
сдаваться. Трудно назвать страну, где бы подобное не произошло в
андроповские и постандроповские времена.
Но, как ни странно, все это никак не отразилось ни на карьере самого
Андропова, ни на карьере начальника ПГУ генерала Крючкова, которого Андропов
тащил за собой по служебной лестнице" со времен подавления венгерского
восстания в 1956 году. Это, видимо, происходило, во-первых, потому, что
бегство на запад номенклатурных сынков, составляющих основную массу
сотрудников внешней разведки, не очень беспокоило саму номенклатуру, уже
морально готовую последовать их примеру, а, во-вторых, еще и потому, что
фронт тайной войны на западе, несмотря на всю его романтичность, все-таки
считался вспомогательным по сравнению с глобальным фронтом тайной войны,
бушевавшей внутри страны.
В своем неугомонном желании спасти родину и в упоении от успехов на
Кавказе Андропов решил сделать следующий шаг. В качестве цели для следующего
удара он выбрал Московский Горком Партии, возглавляемый членом Политбюро ЦК
Гришиным.
Предшественником Гришина на посту первою секретаря МГК был некий
Егорычев, также погрязший до уши в коррупции, но мечтавший подняться на
уровень большой политики. А потому он регулярно слушал лекции о кознях
мирового сионизма и постоянно консультировался на эту тему с КГБ, который, в
свою очередь искал способа свалить Егорычева и посадить на его место
андроповского человека. Именно на борьбе с мировым сионизмом Егорычев и
сгорел. Как-то на совещании в Политбюро в присутствии Брежнева, когда на
Ближнем Востоке бушевала в 1973 году очередная война, Егорычев, хлебнув
коньяка больше обычного, предложил десантировать на Синайский полуостров
советскую морскую пехоту и начать марш на Тель-Авив.
Брови Брежнева изумленно взметнулись, а министр обороны побледнел,
поскольку почувствовал в этом лихом призыве интригу против себя. В 1973 году
высаживать еще было нечего и не на чем.
"Товарищ Егорычев, - поинтересовался Брежнев, - чье мнение вы
высказываете?"
"Мнение Московского горкома партии", - ответил первый секретарь МГК.
"Значит вы подобные вопросы обсуждаете на горкоме", - со зловещими
нотками в голосе спросил генсек.
Наступило тягостное молчание, в результате которого первым секретарем
МГК стал Гришин - человек Суслова.
Андропов был еще слишком слаб.
МГК превратился в гнездо коррупции, казнокрадства и разных прочих
темных делишек, до мелочей напоминая гангстерский синдикат где-нибудь в
Чикаго в начале 50-х годов. Разница была лишь в том, что гангстерский
синдикат платил налоги и побаивался полиции, в то время как МГК и налогов не
платил, и милиция вытягивалась в струнку и брала под козырек при виде даже
мелких клерков из этого могущественного заведения. Наглея от
безнаказанности, МГК стал совершать ошибки.
Член бюро горкома и первый секретарь Куйбышевского райкома города
Москвы - Галушко, получил взятку в полтора миллиона рублей (частично
драгоценными камнями) за предоставление четырех квартир каким-то темным
личностям из Тбилиси. Однако, взяв деньги, клиентов обманул. Разъяренные,
они не пожалели дальнейших расходов и вышли на весьма замкнутый и
влиятельный круг авантюристов, близких к дочери Брежнева - Галине.
Неизвестно, какие пружины нажала дочь генсека, но в спецдом к товарищу
Галушко пожаловала бригада ОБХСС во главе с самим генералом Гришиным (по
иронии судьбы, однофамильцем первого секретаря МГК) и произвела обыск,
конфисковав золота и ценностей, а также дензнаков на сумму в полтора
миллиона рублей. Галушко был арестован. На следующий день дело было передано
в КГБ. Андропов сам допрашивал потерявшего от страха голову секретаря
райкома и добился от него признания, что он был всего лишь "шестеркой" у
деятелей горкома.
Андропов стал обдумывать, как бы это все получше доложить Брежневу,
чтобы одним молодецким ударом свалить весь горком, сделать его филиалом
Лубянки и начать наступление на Кремль.
Но набат тревоги уже звучал в Московском горкоме партии.
Упрятав часть своих сотрудников на дачах и в спецбольницах, Гришин
кинулся к Брежневу.
Галушко был освобожден, а генерал Гришин отдан под суд "за
злоупотребление служебным положением" и осужден.
Андропова вызвали к Генеральному Секретарю.
Брежнев смотрел на него с укором. Присутствовавшие Суслов, Гришин,
Черненко и оказавшийся по какому-то случаю в Москве Рашидов набросились на
шефа КГБ, как свора охотничьих псов. Ему напомнили, что главной задачей КГБ
является охрана номенклатуры, а не надзор над ее нравственностью. Для этого
существует комиссия партийного контроля, у которой могут найтись вопросы и к
самому Андропову. Скажем, известно ли Юрию Владимировичу, что происходит
ежедневно на тех многочисленных и роскошных квартирах, которые переданы ему
из драгоценного спецфонда столицы в качестве конспиративных. Хороши
конспиративные квартиры, о дебошах в которых знает весь дом, а то и весь
район! Кому и сколько валюты сдают проститутки, работающие под надзором 5-го
управления КГБ? На какие деньги и зачем организуются непонятные боевые
подразделения КГБ? И главное: КГБ совершенно распустил своего основного
противника, ради которого партия и терпит на своем балансе столь огромный
карательный аппарат. Речь идет о населении страны, которое уже позволяет
себе черт-те что! Страна наполнена антисоветской литературой, по всем
каналам передается какая-то идеологически вредная музыка, печатаются черт
знает какие книги. Молодежь не желает ни работать, ни служить в армии. Имеет
место низкопоклонство перед Западом и восхваление западного образа жизни.
Вот с чем должен бороться КГБ, а не рыскать по райкомам в поисках добычи.
Андропов пробовал возражать.
Разве не сама партия затеяла заигрывание со Штатами, и в ответ на
кредиты открыла еврейскую эмиграцию из страны, получая деньги с каждого
выпущенного еврея? Разве не он, Андропов, всегда был против и заигрывания с