Гохране, святая святых большевиков. Ленин немедленно вызвал Юровского" и
после почти трехчасовой беседы с ним узнал, что какие-то неизвестные машины
вывозят из Гохрана золото чуть ли тоннами, имея приказы, подписанные
управделами СНК и завизированные самим Лениным. Юровский сообщил, что
приказы были якобы фальшивыми и что в этом деле были замешаны некоторые из
работников Гохрана, которых арестовало ЧК и расстреляло еще в апреле.
Об этом, как выяснилось, Ленин ничего не знал. Однако и после того
вывоз золота и бриллиантов продолжался. Юровский якобы санкционировал новые
аресты, но тут ему стал мешать Бокий, который после скандала с великими
князьями в Петрограде, был переведен в Москву и курировал Гохран в качестве
сотрудника коллегии ЧК. В гневе Ленин потребовал от Бокия объяснений. Он уже
хорошо знал Глеба Бокия, и как крупно тот работает. Но его нужно было время
от времени хватать за руку, чтобы заставить делиться не только со своими
непосредственными начальниками, но и с высшими. Интересно, что донос
Юровского Ленин переслал именно Бокию и приказал доложить, что это все
значит? Бокий отреагировал вяло, отделавшись телефонограммой. 23 мая он
сообщил, что сведения Юровского, мягко говоря, сильно преувеличены. Что
хищения действительно имели место, но были настолько мелкими, что и говорить
о них не стоит. Что касается документов, о которых говорит Юровский, то все
они подлинные, имеются в секретной документации и, если угодно, Ленин сам
может в этом убедиться. Впрочем, уже приняты меры, чтобы мелкие хищения в
Гохране довести до минимума. И вообще, как бы между прочим, замечает Бокий,
кражи в Гохране при нынешнем персонале полностью прекратить невозможно, явно
делая намек на Юровского.
Ленин повел себя в этом деле несколько странно. Даже не упомянув о том,
что, по словам Юровского, в деле фигурируют якобы фальшивые документы с
подписями его и Горбунова, он 24 мая 1921 года посылает Бокию нервное
письмо: "Тов. Бокий! Получил Вашу телефонограмму, Совершенно не
удовлетворен. Так нельзя. Вы должны расследовать дело детально и дать мне
точные сведения, а не такой "взгляд в нечто": "преувеличены", "полное
прекращение кражи невозможно" (??!!). Это безобразие, а не доклад.
1) назвать мне всех ответственных лиц;
2) описать организацию дела;
3) перечислить кражи все, точно; время; сумма;
4) сколько всех работающих (...их состав? Стаж? И т. п.);
5) какие именно меры там принимаются для прекращения хищений? Точно
указать меры;
6) когда был суд и расправа там (IV. 1920)? Все случаи крупных судов?
Итого наказанных? Известите меня о получении этого и сроке исполнения.
Пред. СНК В. Ульянов (Ленин)".
Не дожидаясь расследования ВЧК, Ленин 29 мая пишет секретное указание
заместителю наркома финансов Альскому, недавно переведенному на этот пост с
должности заведующего Учетно-распределительным отделом ЧК. Альский (он же
Мальский) вполне "свой" человек, прошел школу Парвуса, прибыл с Лениным в
Россию в апреле 1917 года, службу знает. Ленин шлет ему лично составленную
инструкцию по укреплению порядка в Гохране, перемежая ее откровенными
угрозами и намеками, которых Альский, по мнению Ленина, не может не понять:
"тов. Альский! Обращаю Ваше внимание на этот доклад, представленный мне
специально уполномоченным мной по соглашению с тов. Дзержинским товарищем из
ВЧК. В Гохране неладно.
Обращаю Ваше самое серьезное внимание на это. Вы- в первую голову,
затем весь состав членов коллегии Наркомфина и тов. Баша специально должны
уделить Гохрану вдесятеро больше работы. Если в кратчайший срок дело в
Гохране не будет переорганизовано так, чтобы вполне исключить возможность
хищений, а вместе с тем ускорить всю работу и увеличить ее размеры, то
замнарком и все члены коллегии Наркомфина будут привлечены не только к
партийной, но и к уголовной ответственности. От промедления с работой
Гохрана (зимой работать трудно, до зимы надо много [Разрядка Ленина.]
сделать), от хищений в нем Республика несет гигантские потери, ибо именно
теперь, в трудные дни, нам нужно быстро получить максимум ценностей для
товарообмена с заграницей" (Запомните эти слова, к ним мы еще вернемся. - И.
Б.). Необходимо:
1) организовать правильные и частые совещания с Бокием для быстрейшей
реорганизации Гохрана;
2) охрану и надзор довести до совершенства (особые загородки, шкафы или
загородки для переодевания; внезапные обыски; системы двойных и тройных
внезапных проверок по всем правилам уголовно-розыскного искусства и т. д., и
т. д. и т. п.);
3) привлечь в случае надобности, десятки и сотни ответственных и
безусловно честных коммунистов Москвы для участия (скажем 1 раз в месяц или
в 2 месяца) во внезапных дневных и ночных ревизиях. Инструкция и работающим,
и ревизорам должна быть архидетальна;
4) все без изъятия члены коллегии Наркомфина обязаны не менее одного
раза в месяц внезапно, днем и ночью, лично производить ревизию Гохрана на
месте работы и везде, где могут быть хищения. Замнаркома обязан вести лично
секретный журнал этих ревизий.
Ввиду секретного характера этой бумаги, прошу Вас вернуть немедленно
мне ее, с тем, чтобы здесь же расписались лично все члены коллегии
Наркомфина.
29. V. Пред. СНК В. Ульянов (Ленин).
(Р S. Если Чуцкаев еще не уехал, пусть и он прочтет: на нем вины не
мало!)"
О каких гигантских потерях говорит в этом документе Ленин, специально
подчеркивая это слово? Неужели хищение мелких служащих (грузчиков,
оценщиков, сортировщиков) могли вызвать "гигантские" потери в Гохране, где
все лица технического персонала работали под ежеминутным страхом ареста и
последующего расстрела без суда? Какие еще нужны были проверки, когда
практически все работающие в Гохране были сотрудниками ВЧК? И, наконец,
какой товарообмен тогда велся с заграницей, о котором упомянул Ленин,
намекая Альскому, что для этого понадобится максимум ценностей? Ответы на
эти вопросы, как бы интригующе они ни выглядели, лежат почти на поверхности.
Еще в октябре 1920 года, почувствовав себя более-менее уверенно, Ленин
подписал декрет (26 октября) "О продаже антикварных ценностей за границу",
имея в виду легализировать, насколько это возможно, перемещение за рубеж
национального достояния России, поскольку проводимые до этого тайные
операции были, в известной степени, рискованными и требовали немалых
расходов. В Европу была послана так называемая "экспертная комиссия",
возглавляемая Ракитским - человеком "архинадежным".
В Париже, Лондоне и Флоренции были организованы первые аукционы,
вызвавшие сенсацию и страшный скандал, так как многие знали владельцев
выставленных на аукцион вещей. Знали также, что бывшие их владельцы
расстреляны или пропали без вести. Однако никто не мог предъявить никаких
документов, необходимых для демократического суда, доказывающих незаконность
продажи антиквариата. Аукционы, благодаря низким ценам и уникальности
выставленных на них предметов, имели большой успех, суля фантастические
барыши. Сотни фирм ринулись к ленинским "экспертам", предлагая
сотрудничество в разбое. К этому времени количество конфискованных ценностей
в России измерялось тысячами тонн, а часто и кубометрами. На что сразу
обратили внимание все участвующие в "легальных" сделках (и о чем поначалу с
удивлением писали европейские газеты), это то обстоятельство, что деньги,
вырученные на аукционах, советские эксперты просияй переводить не в Россию,
а на счета в банках Европы и Америки. Некоторые эксперты брали вырученные
суммы наличными, набивая чемоданы купюрами. Дело принимало всемирный размах.
К этому времени вполне оформилось "Зазеркалье" ленинской номенклатуры,
которая сразу же показала свою беспредельную распущенность и жадность. Члены
ленинского ЦК жили, как правило, в старинных особняках, проявив болезненную
слабость к дорогой мебели, столовому золоту и серебру, драгоценным сервизам
и коврам, а также к картинам старых мастеров в массивных золотых рамах.
Шинели и косоворотки были у них чем-то вроде спецодежды. В особняках даже
был сохранен старый вымуштрованный штат прислуги, дворецкие и повара. В
подмосковном Юсуповском особняке, где обосновался Троцкий, сохранились даже
юные адъютанты из бывших корнетов, лихо берущие под козырек, щелкающие
каблуками и умевшие почтительно склонять голову с безукоризненным
старорежимным пробором.
Ленин, хотя и посмеивался, но никак всему этому не препятствовал,
поскольку и сам ушел не очень далеко. Ежедневно подписывая разнарядки и
требования для столовой ЦК и для различных кремлевских служб, он внимательно
следил за ассортиментом продуктов, куда обязательно входили три сорта
паюсной икры, разнообразные сорта мяса, колбас, сыров, деликатесных рыб,
особенно любимые им соленые огурчики, маринованные и соленые (когда не было
свежих), грибы и три сорта кофе. Ленин был гурман, и в разгар небывалого
голода, уносящего в день десятки тысяч человек, мог выговаривать Горбунову,
что "икра вчера имела странный запашок", "грибы были в безобразном маринаде"
и что "неплохо бы повара посадить на недельку в тюрьму". Имение великого
князя Сергея Александровича в подмосковной деревне Горки перешло к Ленину.
Все население деревни было выселено. В опустевших домах жили
охранники-интернационалисты, которых обобщенно ныне называют почему-то
"латышскими стрелками", хотя латышей там было всего около 20 человек.
[Подобно королю Людовику XIV, Ленин считал себя хозяином не только над
жизнью, но и над имуществом своих подданных. Но, в отличие от
"короля-солнца", он действовал исключительно по личному усмотрению,
поскольку никаких законов в стране не было. Решить надо было один вопрос:
буржуй или не буржуй. Известный профессор-почвовед А. Ярилов, известный
Ленину еще по революции 1905 года и эмиграции, подвергся из-за
неосведомленности исполнителей экспроприации, то есть у него, как у буржуя,
было конфисковано все имущество, включая и постельное белье. Профессор
пожаловался Ленину. Дело было в Краснодаре. Ленин тут же дал туда
телеграмму: "Кавказ, Краснодар, Предисполкома. Прошу вернуть семье Арсена
Ярилова все имущество, платье, белье и другие домашние вещи, реквизированные
у нее 24 марта в Краснодаре. В случае невозможности вернуть конфискованное,
предлагаю возместить натурой. Подтверждаю, что Ярилов ни по имущественным
признакам, ни по идеологии не может быть отнесен к классу буржуазии.
Предсовнаркома Ленин. 30 мая 1921 год". В связи с телеграммой Ленина
президиум Кубанско-Черноморского областного исполнительного комитета вынес
постановление возвратить вещи семье профессора Ярилова. Ленин часто
указывал, что в некоторых случаях только он может решать, кто буржуи, а кто
- нет. Поневоле вспоминается один характерный эпизод, происшедший несколько
позже в нацистской Германии. К всесильному рейхсмаршалу Герингу прибыли
офицеры гестапо с документами, неопровержимо доказывающими, что ряд офицеров
штаба Геринга, включая его помощника генерала Мильха, являются евреями по
происхождению. Геринг ознакомился с документами и сказал гестаповцам: "В
своем штабе я сам решаю, кто у меня еврей, а кто - нет". Ни в коем случае не
желая сравнивать Геринга с такой масштабной фигурой, как Ленин, я просто
хочу отметить одинаковую методику произвола
.]
Подобная жизнь, конечно, очень нравилась, и расставаться с ней не
хотелось. Поэтому, зная о ленинском первоначальном плане перевода всех
ценностей за границу во имя "мировой революции" и последующем бегстве,
номенклатура постоянно давила на вождя, что для бегства нет никаких
оснований. Надо продолжать строить "социализм" в России по прекрасно
отработанной методике: конфискации и расстрелы. Ленин неизменно соглашался,
громогласно уверяя еще в марте 1921 года своих сообщников, что не будет
никаких послаблений и изменений в доктринах и политике партии.
Объявление НЭПа, то есть перевод страны на рельсы более или менее
цивилизованной жизни, был многими воспринят как капитуляция, предательство и
сигнал "подготовиться к бегству". Как ни пытался Ленин доказать обратное,
все уже очень хорошо знали его беспринципность, азиатскую хитрость и
коварство. По лабиринтам ЧК шипящей змеей поползло "мнение": "Ильича надо
убрать". ВЧК начала операцию по вывозу ценностей Гохрана в свои секретные
хранилища. Другими словами, те, кто хотел остаться, брали свою долю у тех,
кто хотел бежать. Однако власть Ленина была еще достаточно сильна, да и в
самих ЧК и ЦК не было единства, в результате чего и последовал донос
Юровского, вызвавший столь бурную реакцию у Ленина. Глеб Бокий, как ему и
было приказано, начал следствие. Сразу же был арестован и обвинен в хищениях
оценщик Гохрана Яков Шелехес - друг Юровского, который до революции, как и
Шелехес, был ювелиром и часовщиком. Из Шелехеса быстро начали выколачивать
нужные показания. Юровский кинулся к Ленину, и Ленин сразу же попытался
вытащить Шелехеса из лап ЧК. 8 августа 1921 года он шлет секретную записку
Уншлихту - заместителю Дзержинского и непосредственному начальнику Бокия:
"В ВЧК, тов. Уншлихту. Прошу сообщить о причинах ареста гр. Шелехеса
Якова Савельевича и возможно ли его освобождение до суда на поруки партийных
товарищей или переводе из мест заключения ВЧК в Бутырскую тюрьму.
Председатель СНК В. Ульянов (Ленин)".
Ну, уж теперь - дудки! Арест Шелехеса вызвал настоящий переполох в
рядах большевиков-ленинцев. Но ВЧК, возможно, впервые с момента своего
создания, сделала вид, что не слышит воплей перепуганных вождей. На
ленинской записке Уншлихт начертал резолюцию: "тов. Бокий, пришлите мне
срочно справку". На этой же записке Бокий написал Ленину целое послание.
Напоминая Ленину, что тот сам приказал начать следствие, Бокий выражал
недоумение, почему же Ленин сейчас, когда виновник хищений изобличен,
арестован и называет сообщников, оказывает на него, Бокия, столь неприкрытое
давление с тем, чтобы вывести Шелехеса из-под удара. О Шелехесе, раздраженно
подчеркнул Бокий, его запрашивают по десять раз в день, мешая работать.
Может быть, откровенно издеваясь, спрашивал Бокий, между Лениным и Шелехесом
существуют какие-то не известные ему, Бокию, отношения, что Ленин так горячо
за него ходатайствует и хлопочет? В конце письма Бокий "убедительно просит
Ленина разрешить ему не обращать внимания на всякие ходатайства и давления
по делу о Гохране, отвечая Ленину и по существу: "Освобождение до суда, по
ходу следствия, не нахожу возможным".
Ленин приходит в бешенства, пытаясь воздействовать на обнаглевших
исполнителей через самого председателя ВЧК Феликса Дзержинского. Но
Дзержинский и Бокий - это старая и закаленная команда. Выпускник иезуитского
колледжа, отлично понимая, чего от него хотят, тем не менее, пьет из Ленина
кровь: "Но вы же сами приказали, Владимир Ильич... И почему вы так уверены,
что этот Шелехес невиновен?" Получив от Дзержинского заверения, что
показания Шелехеса умрут (вместе с ним) в ЧК, Ленин понимает, что сообщника
не спасти, что ЧК уже давно собирает материалы на него самого. В смятении он
пишет ответ Бокию, пытаясь, не очень удачно, объяснить свое участие в
ходатайствах за Шелехеса:
"9 августа 1921 года.
Тов. Бокий!
В письме о Шелехесе (Якове Савельевиче) Вы говорите: "за него хлопочут
вплоть до Ленина" и просите разрешить Вам не обращать никакого внимания на
всякие ходатайства и давления по делу о Гохране.
Не могу разрешить этого.
Запрос, посланный мной не есть ни "хлопоты", ни "давление", ни
"ходатайство".
Я обязан запросить, раз мне указывают на сомнения в правильности.
Вы обязаны мне по существу ответить: "доводы или улики серьезны,
такие-то. Я против "освобождения", против "смягчения" и т. д. и т. п.
Так именно по существу Вы мне и должны ответить.
Ходатайства и "хлопоты" Можете отклонить; "давление" есть незаконное
действие
. Но, повторяю, Ваше смешение запроса от Председателя СНК с
ходатайством, хлопотами и давлением ошибочно.
Пред. СНК В. Ульянов (Ленин)".
Ну, хорошо, хорошо. Извините, Владимир Ильич. Мы вовсе не собираемся
вас подводить. Только и вы, пожалуйста, тоже не лезьте в наши Дела. Ведь вы
хорошо знаете, в чем дело. Разве не вы еще в апреле 1921 года прислали нам
следующую записку:
"Совершенно секретно.
Т. Уншлихту и Бокию!
Это безобразие, а не работа! Так работать нельзя. Полюбуетесь, что там
пишут. Немедленно найдите, если потребуется, вместе с Наркомфином и тов.
Баша утечку.
Ввиду секретности бумаги, прошу немедленно мне вернуть ее вместе с
прилагаемым и вашим мнением.
Пред. СНК Ленин".
"Прилагаемым" была вырезка из газеты "Нью-Йорк Таймс" с уже сделанным
(лично Лениным, судя по почерку, переводом): "Целью "рабочих" лидеров
большевистской России, видимо, является маниакальное желание стать вторыми
Гарун-аль-Рашидами с той лишь разницей, что легендарный калиф держал свои
сокровища в подвалах принадлежащего ему дворца в Багдаде, в то время как
большевики, напротив, предпочитают хранить свои богатства в банках Европы и
Америки. Только за минувший год, как нам стало известно, на счет
большевистских лидеров поступило:
От Троцкого - 11 миллионов долларов в один только банк США и 90
миллионов швейц. франков в Швейцарский банк.
От Зиновьева - 80 миллионов швейц. франков в Швейцарский банк.
От Урицкого - 85 миллионов швейц. франков в Швейцарский банк.
От Дзержинского - 80 миллионов швейц. франков.
От Ганецкого - 60 миллионов швейц. франков и 10 миллионов долларов США.
От Ленина - 75 миллионов швейц. франков.
Кажется, что "мировую революцию" правильнее было назвать "мировой
финансовой революцией", вся идея которой заключается в том, чтобы собрать на
лицевых счетах двух десятков человек все деньги мира. Из всего этого мы,
однако, делаем скверный вывод о том, что Швейцарский банк все-таки выглядел
с точки зрения большевиков гораздо более надежным, нежели американские
банки. Даже покойный Урицкий продолжает держать свои деньги там. Не следует
ли из этого, что нам необходимо пересмотреть свою финансовую политику под
углом ее большей федерализации?"
Следствие началось лихо. В Москве по обвинению в шпионаже была
арестована американская корреспондентка агентства "Ассошиэйтед Пресс"
Маргарита Гаррисон, а несколько позднее - американский журналист Адольф
Карм, прибывший в Москву в качестве делегата на III Конгресс Коминтерна от
Американской социалистической рабочей партии. Было схвачено еще несколько
американских граждан. Всем им предъявили стандартное обвинение в сборе
разведывательной информации военного и политического характера. "Нью-Йорк
Таймс" - американская газета, значит, и отвечать должны американцы.
Несмотря на железную логику подобного утверждения, у Ленина все-таки
появилась мысль, что в данном случае ВЧК ищет не "утечку", а просто таким
нехитрым способом старается сорвать его предстоящие переговоры с
американским сенатором Френсом, инженером Вандербильдом, которого Ленин,
кстати, по справке ВЧК, ошибочно считал миллиардером Вандербильдом, и
дельцом Хаммером. В гениальной голове вождя возникла мысль продать и русские
недра, и он начал усиленно пропагандировать свою идею о "концессиях".
Американцы, которые всегда делали все возможное, чтобы выручить своих
граждан, попавших в тюрьму за границей, больше говорили с Лениным об
освобождении Гаррисон и Карма, чем о сути дела, хотя эта "суть" была для них
крайне интересна и фантастически выгодна. Оказалось, что Маргарита Гаррисон
является сестрой губернатора штата Мэриленд, а ведущий переговоры Франс -
сенатором от этого штата. Все это заставило Ленина взять следствие под свой
личный контроль и быстро убедиться, что чекисты гонят "туфту". Американцев
освободили, и Ленину стало ясно, что разыскиваемая "утечка" идет из недр
самого ЧК. Теперь в качестве "утечки" ему подсовывали Шелехеса.
Золото и власть уплывали из рук Ильича. Партия и ее боевой отряд ВЧК,
обтекая Ленина, зримо раскололись на два лагеря, группируясь вокруг двух
мощных фигур - Троцкого и набирающего силу Сталина, олицетворявших две
противоположные тенденции: сбежать с добычей и остаться, чтобы строить
социалистическое государство, из которого выжаты далеко еще не все
возможности. Противников объединяло только одно: резкое неприятие НЭПа.
Ленин все это прекрасно видел и делал постоянные попытки если не примирить,
то, по крайней мере, снова объединить враждующие кланы вокруг себя. Но дело
Шелехеса явно выбило вождя из колеи. Он нервничает, требует, чтобы ему
прислали протоколы допросов, но ЧК явно не спешит выполнять указания вождя.
Ленин теряет терпение и 19 августа шлет Уншлихту следующее послание:
"19. VIII.
Совершено секретно.
Тов. Уншлихт!
Прошу Вас поручить кому следует представить мне:
1) точные справки, каковы улики и
2) копию допроса или допросов по делу... Шелехеса. Я уже об этом писал.
Поставьте кому следует на вид, чтобы не опаздывали впредь.
С ком. приветом Ленин".
Но золото продолжает уплывать двумя путями: за границу и в тайные
хранилища ВЧК, Обе стороны делают все возможное, чтобы разоблачить друг
друга, организовывая утечку в западную прессу.
Газета "Нью-Йорк Таймс" в номере от 23 августа 1921 года пишет: "Банк
"Кун, Лейба и Ко", субсидировавший через свои немецкие филиалы
переворот в России 1917 года, не остался внакладе от своих благодарных
клиентов. Только за первое полугодие текущего года банк получил от Советов
золота на сумму 102 миллиона 290 тысяч долларов. Вожди революции продолжают
увеличивать вклады на своих счетах в банках США. Так, счет Троцкого всего в
двух американских банках за последнее время возрос до 80 миллионов долларов.
Что касается самого Ленина, то он упорно продолжает хранить свои
"сбережения" в Швейцарском банке, несмотря на более высокий процент годовых
на нашем свободном континенте".
В октябре 1921 года Шелехеса расстреляли. Судила "бедного ювелира"
Военная коллегия Верховного трибунала при ВЦИК, как будто он был одним из
вождей революции или классик марксизма.
Но Ленин пытается продолжать борьбу. 18 ноября 1921 года он шлет приказ
в ВЧК, МЧК и Наркомфин:
"В целях сосредоточения в одном месте всех ценностей, хранящихся в
настоящее время в различных государственных учреждениях, предлагаю в
трехдневный срок со времени получения сего сдать в Гохран все ценные вещи,
находящиеся ныне в распоряжении ВЧК. Председатель Совета Народных Комиссаров
В. Ульянов (Ленин)".
Никто не реагирует. Более того, к Ленину перестает поступать информация
из Гохрана, которую заменяют лозунги типа "Гохрану - ударный труд". Дескать,
Владимир Ильич, занимайтесь своим НЭПом, а мы вам больше не доверяем. Мы
тоже хотим быть в доле.
2 декабря 1921 года Ленин посылает своего верного Горбунова с секретной
миссией в ВЧК к самому Менжинскому. Горбунов вручает ему записку от Ленина:
"Совершенно секретно.
Прошу прислать мне секретно, через тов. Горбунова, доклад о том, в
каком положении находится дело в Гохране. Председатель Совета Народных
Комиссаров В. Ульянов (Ленин)".
"В Гохране все идет по-ударному", - отвечает Менжинский и, сославшись
на дела, выпроваживает Горбунова.
Логика действий подсказывает Ленину, что объединить сообщников вокруг
себя он может только одним способом - поднять их на новый массовый разбой.
В стране продолжал свирепствовать страшный голод, охвативший огромные
районы Поволжья и Украины. Примерно над 20 миллионами людей, включая и
детей, нависла угроза голодной смерти. Практически никакой помощи
правительство в Кремле им не оказывало, ссылаясь на безденежье.
"У нас нет денег!", - не уставал повторять Ленин и с трибун, и в
частных беседах с Алексеем Максимовичем Горьким и американскими
бизнесменами. Денег нет, а голодные бунты беспощадно подавляются массовыми
расстрелами. В июне 1921 года объявили забастовку голодные железнодорожники
Екатеринослава. Толпу рабочих-пролетариев расстреляли пулеметным огнем. На
месте было схвачено 240 человек. Из Них 53 были немедленно расстреляны на
берегу Днепра и сброшены в воду. Остальных потребовала на расправу
Всеукраинская ЧК в Харькове, где тогда находилась столица Украины. Части
особого назначения врываются в голодающие деревни, расстреливая всех
поголовно и оформляя потом документы, что в деревне имел место
"эсеро-меньшевистский заговор". По стране толпами бродят миллионы бездомных
и голодных детей, потерявшие родителей во время большевистской мясорубки.
Голод распространяется, охватывая все новые территории с 35 миллионами
потенциальных жертв.
А у элеваторов Петрограда, Одессы и Николаева грузятся зерном пароходы
иностранных компаний, увозящие хлеб за границу в обмен на золото. Ленин
зондирует почву на иностранных биржах о возможности продажи только одного
русского леса на миллиард золотых рублей. Американские "концессионеры"
выясняют с вождем подробности купли русских недр. Выясняются даже мелкие
детали: сколько нужно платить русским рабочим на шахтах, рудниках и