Страница:
...Приехав домой, он и в самом деле поставил французскую комедию. Когда вернулась Зойка, никакого удивления из-за отсутствия матери не выказала — как и он, держась со всегдашним спокойствием. В одиннадцать она отправилась спать, а Родион решил было ради пущего правдоподобия обзвонить парочку больниц в поисках законной супруги, но передумал. Ему шептали на ухо, что это, наоборот, как раз и покажется подозрительным — пожалуй, в такой ситуации ничего не ведающему, но злому до предела мужу стоит хватить пару стаканчиков и завалиться спать. А утром поскандалить вдоволь — должна же она утром вернуться?!
Зойка поутру удивлялась, но не особенно. Предположила вслух, что мама, должно быть, вынуждена была по неотложной необходимости поехать в Манск, на радиозавод, — такое уже случалось, звонить было некогда... Однако Родион перехватил в зеркале вполне женский взгляд дочки — быстрый, всепонимающий, насмешливый. Неужели знала или догадывалась? В самом деле, почти взрослая девушка, что-то соображает. Все бы ничего, но эта насмешка во взгляде — мимолетная улыбочка посвященной во взрослые тайны и проблемы полусозревшей соплюшки, исполненная даже не иронии в адрес конкретного человека, то бишь недотепы-папочки, а извечной женской солидарности, которую дочери праматери познают еще в колыбели...
В восемь двадцать пять раздался короткий звонок. Родион, ожидавший его, кинулся к двери опрометью, как и полагалось в его ситуации разъяренному, перенервничавшему мужу.
Это был не милиционер, а, как он и ожидал, белобрысый молодой здоровяк в приличном костюме и при галстуке — Ликин шофер, он же телохранитель и мальчик на побегушках. Родион решительно не помнил, как его зовут, хотя Лика и говорила.
— Простите, можно Анжелику Сергеевну? — вежливо спросил белобрысый холуй.
Перекосившись должным образом от нешуточного удивления, Родион помолчал немного и агрессивно бросил:
— Вам, по-моему, виднее, где она может быть...
— Простите? — холуенок был невозмутим.
— Домой она со вчерашнего дня не возвращалась, — сказал Родион. — Ясно?
— Вы серьезно?
— Серьезно! — рявкнул Родион с видом доведенного до белого каления подкаблучника. — Как уехала вчера утром с вами, так и не появлялась! Если встретите, будьте так любезны передать: могла бы хоть позвонить... — и шутовски расшаркался: — Я, конечно, в меру своего убогого разумения понимаю, что такое бизнесменские хлопоты, однако звякнуть могла бы — или вам поручить, в конце концов... Всего хорошего! — и решительно захлопнул дверь перед носом опешившего холуя.
Тот не стал звонить вторично — затопотал вниз по лестнице. Выглянув в окно, Родион разглядел, что белобрысый, сидя за рулем сверкающего БМВ, что-то с озабоченным видом талдычит в трубку радиотелефона. Выслушав короткий ответ, отложил телефон и выехал со двора. Родион довольно ухмыльнулся вслед — каша заваривалась...
Минут через сорок позвонила Ликина секретарша, изъяснявшаяся вежливо и чуточку виновато. Узнав, что госпожа Раскатникова дома так и не появлялась, вовсе уж медовым голоском попросила немедленно ей позвонить, если все-таки появится, — и повесила трубку, забыв попрощаться.
Родион налил себе стопочку коньяку. Муравейник закопошился. В отличие от него, супруга г-на Толмачева, идеального семьянина и заботливого отца, всю ночь, скорее всего, висела на телефоне, обзванивая отделения «Скорой помощи», больницы и морги. Ликины коллеги, из тех, кто прекресно осведомлен о ее отношениях с Толмачевым, рано или поздно сопоставят кое-какие фактики, а там кто-то непременно выломает дверь под номером 415... Ну да, личная машина Толмачева осталась на Каландарашвили, должны же сообразить...
Без «Зауэра», из предосторожности оставленного в тайнике, Родион чувствовал себя то ли голым, то ли осиротевшим. А вот без Лики — помолодевшим, говоря высоким штилем, стоявшим на пороге новой жизни, где найдется место и Зойке, и Соне, и много чему хорошему...
Правда, этой ночью белоснежный кошмар повторился с завидной непреложностью, но Родион как-то успел с ним свыкнуться.
...Раскачались господа бизнесмены довольно поздненько. А может, первую скрипку тут играла милиция. Как бы там ни было, второй звонок в дверь раздался лишь в половине второго. Он вновь рванул в прихожую, как призовой бегун. Главное было — не расхохотаться им в лицо...
Перед ним стояла Ликина секретарша Светочка, милое неглупое созданьице с дипломом о высшем образовании и стройненькими ножками манекена. Лица на ней не было — импортнейшая косметика поплыла, щеки влажные, взгляд застывший и оторопевший. Чуть отступив влево, за ней возвышался милицейский капитан гренадерского роста, в затемненных очках и лихо заломленном берете. На рукаве у него красовалась эмблема РУОП — белая рысь в черном круге. Ага, расследование с самого начала рвануло по заранее предугаданной Родионом дорожке...
— Ну что, отыскалась пропажа? — спросил Родион все так же агрессивно. — Какие дела?
Светочка, сдерживая слезы, кивнула в ответ на пытливый взгляд капитана. Лицо у того преисполнилось профессионального, казенно-привычного участия:
— Родион Петрович?
— Тридцать шесть лет Родион Петрович, — он сбавил на полтона ниже, как и полагалось благонамеренному гражданину при встрече с блюстителем порядка, но показывал всем своим видом, насколько он зол и раздражен. — В чем дело?
Капитан, на миг опустив глаза, произнес как мог мягче:
— Тут такое дело... Вам придется поехать с нами.
— Куда это? — взвился Родион. Потом «сообразил что-то», и, «охваченный нарастающей тревогой», подался вперед: — Случилось что-нибудь? Лика?
Простая душа Светочка громко всхлипнула, и слезы хлынули в три ручья. Тут и дурак обязан был догадаться. Родион шагнул к капитану и в «полной расстроенности чувств» схватил его за рукав серого бушлата:
— Что случилось? Ее шофер приезжал на ее машине, значит, не авария... «Да говори ты, болван, — добавил он мысленно, — а то я непременно хохотать начну...»
Капитан, с той же участливо-очерствевшей физиономией, со вздохом поведал:
— Родион Петрович, ваша жена погибла... Родион уставился на него так оторопело, что Светочка зарыдала еще пуще, по-детски шмыгая носом.
Зойка поутру удивлялась, но не особенно. Предположила вслух, что мама, должно быть, вынуждена была по неотложной необходимости поехать в Манск, на радиозавод, — такое уже случалось, звонить было некогда... Однако Родион перехватил в зеркале вполне женский взгляд дочки — быстрый, всепонимающий, насмешливый. Неужели знала или догадывалась? В самом деле, почти взрослая девушка, что-то соображает. Все бы ничего, но эта насмешка во взгляде — мимолетная улыбочка посвященной во взрослые тайны и проблемы полусозревшей соплюшки, исполненная даже не иронии в адрес конкретного человека, то бишь недотепы-папочки, а извечной женской солидарности, которую дочери праматери познают еще в колыбели...
В восемь двадцать пять раздался короткий звонок. Родион, ожидавший его, кинулся к двери опрометью, как и полагалось в его ситуации разъяренному, перенервничавшему мужу.
Это был не милиционер, а, как он и ожидал, белобрысый молодой здоровяк в приличном костюме и при галстуке — Ликин шофер, он же телохранитель и мальчик на побегушках. Родион решительно не помнил, как его зовут, хотя Лика и говорила.
— Простите, можно Анжелику Сергеевну? — вежливо спросил белобрысый холуй.
Перекосившись должным образом от нешуточного удивления, Родион помолчал немного и агрессивно бросил:
— Вам, по-моему, виднее, где она может быть...
— Простите? — холуенок был невозмутим.
— Домой она со вчерашнего дня не возвращалась, — сказал Родион. — Ясно?
— Вы серьезно?
— Серьезно! — рявкнул Родион с видом доведенного до белого каления подкаблучника. — Как уехала вчера утром с вами, так и не появлялась! Если встретите, будьте так любезны передать: могла бы хоть позвонить... — и шутовски расшаркался: — Я, конечно, в меру своего убогого разумения понимаю, что такое бизнесменские хлопоты, однако звякнуть могла бы — или вам поручить, в конце концов... Всего хорошего! — и решительно захлопнул дверь перед носом опешившего холуя.
Тот не стал звонить вторично — затопотал вниз по лестнице. Выглянув в окно, Родион разглядел, что белобрысый, сидя за рулем сверкающего БМВ, что-то с озабоченным видом талдычит в трубку радиотелефона. Выслушав короткий ответ, отложил телефон и выехал со двора. Родион довольно ухмыльнулся вслед — каша заваривалась...
Минут через сорок позвонила Ликина секретарша, изъяснявшаяся вежливо и чуточку виновато. Узнав, что госпожа Раскатникова дома так и не появлялась, вовсе уж медовым голоском попросила немедленно ей позвонить, если все-таки появится, — и повесила трубку, забыв попрощаться.
Родион налил себе стопочку коньяку. Муравейник закопошился. В отличие от него, супруга г-на Толмачева, идеального семьянина и заботливого отца, всю ночь, скорее всего, висела на телефоне, обзванивая отделения «Скорой помощи», больницы и морги. Ликины коллеги, из тех, кто прекресно осведомлен о ее отношениях с Толмачевым, рано или поздно сопоставят кое-какие фактики, а там кто-то непременно выломает дверь под номером 415... Ну да, личная машина Толмачева осталась на Каландарашвили, должны же сообразить...
Без «Зауэра», из предосторожности оставленного в тайнике, Родион чувствовал себя то ли голым, то ли осиротевшим. А вот без Лики — помолодевшим, говоря высоким штилем, стоявшим на пороге новой жизни, где найдется место и Зойке, и Соне, и много чему хорошему...
Правда, этой ночью белоснежный кошмар повторился с завидной непреложностью, но Родион как-то успел с ним свыкнуться.
...Раскачались господа бизнесмены довольно поздненько. А может, первую скрипку тут играла милиция. Как бы там ни было, второй звонок в дверь раздался лишь в половине второго. Он вновь рванул в прихожую, как призовой бегун. Главное было — не расхохотаться им в лицо...
Перед ним стояла Ликина секретарша Светочка, милое неглупое созданьице с дипломом о высшем образовании и стройненькими ножками манекена. Лица на ней не было — импортнейшая косметика поплыла, щеки влажные, взгляд застывший и оторопевший. Чуть отступив влево, за ней возвышался милицейский капитан гренадерского роста, в затемненных очках и лихо заломленном берете. На рукаве у него красовалась эмблема РУОП — белая рысь в черном круге. Ага, расследование с самого начала рвануло по заранее предугаданной Родионом дорожке...
— Ну что, отыскалась пропажа? — спросил Родион все так же агрессивно. — Какие дела?
Светочка, сдерживая слезы, кивнула в ответ на пытливый взгляд капитана. Лицо у того преисполнилось профессионального, казенно-привычного участия:
— Родион Петрович?
— Тридцать шесть лет Родион Петрович, — он сбавил на полтона ниже, как и полагалось благонамеренному гражданину при встрече с блюстителем порядка, но показывал всем своим видом, насколько он зол и раздражен. — В чем дело?
Капитан, на миг опустив глаза, произнес как мог мягче:
— Тут такое дело... Вам придется поехать с нами.
— Куда это? — взвился Родион. Потом «сообразил что-то», и, «охваченный нарастающей тревогой», подался вперед: — Случилось что-нибудь? Лика?
Простая душа Светочка громко всхлипнула, и слезы хлынули в три ручья. Тут и дурак обязан был догадаться. Родион шагнул к капитану и в «полной расстроенности чувств» схватил его за рукав серого бушлата:
— Что случилось? Ее шофер приезжал на ее машине, значит, не авария... «Да говори ты, болван, — добавил он мысленно, — а то я непременно хохотать начну...»
Капитан, с той же участливо-очерствевшей физиономией, со вздохом поведал:
— Родион Петрович, ваша жена погибла... Родион уставился на него так оторопело, что Светочка зарыдала еще пуще, по-детски шмыгая носом.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Казенный дом
Симптомчик был весьма обнадеживающий — Родиона вызвали не повесткой. Неудобно, должно быть, вызывать повесткой убитого горем мужа безжалостно застреленной гангстерами молодой женщины. Предварительно созвонившись, к нему прибыл парень лет тридцати, в штатском, профессионально неброский, оперуполномоченный старший лейтенант такой-то — фамилию он пробормотал довольно невнятно, старательно сунул под нос красную книжечку, но Родион ее отстранил с горестным видом, отрешенным голосом заявив, что верит и так.
Сели в старенький «москвичок» — шофер тоже был в штатском, но прибыли не в РУОП, а в «серый дом», огромное здание, где разместились областное и городское УВД, местное отделение ФСБ и ОВИР. На несколько мгновений в сердце поселилось беспокойство, однако Родион почти сразу же овладел собой и отогнал мимолетные страхи — Робин Гуду бояться как-то не с руки, в особенности если он уверен, что сумел замести следы...
Он лишь недоуменно — ничуть при этом не играя глянул на спутника:
— А почему сюда? Ко мне приезжали из РУОП...
Тот пожал плечами:
— Следствие ведет уголовный розыск... Мы.
«Интересно, как это следует понимать? — подумал Родион. — Что, они уже отмели версию насчет организованной преступности? Или тут что-то другое?»
Они шли по неприветливым, унылым коридорам самого казенного вида. Поднялись на третий этаж, спутник заглянул в кабинет без таблички, посторонился, пропуская Родиона, но сам следом не вошел.
За единственным, довольно старым столом сидела молодая женщина, лет тридцати, в сером кителе и майорскими погонами, симпатичная, даже красивая, но косметики был самый минимум, а рыжие волосы зачесаны назад и сплетены в старомодный хвостик, будто у пожилой учительницы.
— Садитесь, — сказала она с тем же казенным участием. — Майор Шевчук, Дарья Андреевна, уголовный розыск. Вы курите, если курите, я и сама дымлю... — Она помолчала, с постным лицом спросила: — Вам нашлось, с кем оставить дочку?
— Она у бабушки, — сказал Родион с соответствующим ситуации похоронным лицом. — У матери жены.
— Понятно...
Родион ее узнал — это она распоряжалась тогда окружающими ментами в форме и в штатском, стоя в дверях только что ограбленного обменного пункта. Только выглядела тогда гораздо сексапильнее, не затурканной чиновницей, как сейчас.
— Итак, Родион Петрович... — она выдержала паузу. — Простите, что приходится вам надоедать в такую минуту, но это необходимо...
Он молча кивнул.
— Придется задавать и не вполне тактичные вопросы, никуда от этого не денешься...
— Я понимаю, — сказал он нетерпеливо, давая понять, что обойдется без утирания соплей. И она, сразу видно, намек поняла.
— Вы уже знаете обстоятельства, при которых все... случилось?
— Да, мне говорили.
— У вас есть какие-то предположения, догадки?
— Откуда? — пожал он плечами.
— Жена с вами не делилась какими-то тревогами? Может, ей угрожали?
Он добросовестно «подумал», мотнул головой:
— Ничего, даже отдаленно похожего. По-моему, дела у нее шли прекрасно.
— Она вам много рассказывала о своих делах?
— Практически ничего. Понимаете ли, за порогом квартиры у каждого была своя жизнь. Я не разбираюсь в бизнесе, а ей наш завод был мало интересен. Но я бы непременно заметил, будь она подавленной или встревоженной... У них же там есть своя служба безопасности, можно у них узнать...
— Честно говоря, я с ними еще не успела поговорить, — сказала она извиняющимся тоном. — Масса работы... А людей мало. Платят сущие гроши, честно вам скажу, удержать нечем...
«То-то ты и серенькая такая, — подумал Родион, отметив, что ножки у майора женского пола весьма даже хороши. — Приодеть бы как следует в импорт, юбку укоротить... Обручального кольца что-то не видно — советская неудачница, надо полагать? Некуда больше податься? Вузовский значок, ага. И ленточка, смахивающая на орденскую, — ну, видимо, какая-то юбилейная медаль. Шевчук, Шевчук... Знакомое что-то».
— Значит, не было ни подавленности, ни тревоги?
— Нет, — твердо сказал Родион.
— Вот теперь позвольте нескромный вопрос — вы знали, что у нее есть любовник?
— Представления не имел.
— Значит, на ваше решение о разводе повлияло вовсе не это?
— Да. Не это.
— Простите, а можно узнать причины?
Он закурил и ответил с точно рассчитанной откровенностью:
— Ничего здесь сложного нет. Мы, как бы вам объяснить... жили в разных пространствах. Она делала неплохую карьеру в частном бизнесе, а я так и остался инженером на агонизирующем заводе. Смело можно сказать, что жили на ее деньги. Кого-то, быть может, такое положение и устраивало бы, но я так жить не хотел. Вот и предложил развестись.
— И как это восприняла ваша жена?
— Сначала — отрицательно. Подарила машину, думала этим удержать, предлагала идти к ней шофером... — он печально улыбнулся. — Только это любезное предложение возымело совсем не тот эффект, на который она рассчитывала. Не хватало еще быть шофером у собственной жены... В конце концов она перестала упираться, подали заявление...
— То есть, расставались мирно?
— Вполне. Квартиру решили не делить. Лика... Она мне обещала выплатить долю в квартире наличными, чтобы купил себе новую, мы даже подписали документ...
— Я знаю, — кивнула она. — Ну что ж, вполне цивилизованный развод, бывает гораздо хуже... И машину назад не требовала?
— Нет. Она себе купила «Тойоту». Понимаете, я бы ее никак не назвал мелочной...
— Понятно. И что вы собирались делать потом?
— Перебираться подальше отсюда, — сказал он. — Мне предложили хорошее место на Урале, там у меня старый знакомый...
Она не стала выяснять, где конкретно ему предлагали место и кто сей благотворитель. Почти ничего не записывала — очень похоже, беседа была чистой формальностью. Родион воспрянул духом, тревога испарилась окончательно.
— Значит, можно сказать, что вы оба после вполне мирного расставания ничего, собственно, не теряли? Вульгарно говоря, оставались при своих?
— Даже лучше, — усмехнулся он. — Оба обретали полное душевное спокойствие. Очень уж тягостно было нам вдвоем, оба это чувствовали.
— И все же она пыталась вас удержать?
— Скорее по инерции — знаете, все бизнесмены из простых советских людей произошли, старые традиции живучи. Довольно быстро перестала упрямиться. — Он сделал вид, будто его осенило. — Послушайте, может, она собиралась за... этого?
— Не похоже, — сказала она. — Нет у меня такого впечатления... Кстати, а что вы делали в тот вечер?
— В какой? — спросил он с простецким видом.
— Шестого мая, вечером. Когда... погибла ваша жена.
— Дома сидел, — пожал он плечами. — Смотрел фильм по видику, выпил пару бокалов...
— Понятно. Скажите, а у вас... кто-то есть?
— Да, — сказал он, не раздумывая.
— Знакомая, скажем так?
— Невеста, скажем так. Решили пожениться.
— Можно узнать ее координаты? Имя, фамилию?
— Мне бы не хотелось ее впутывать.
— Родион Петрович, уж извините, необходимо. Дело слишком серьезное.
— Ну ладно, — сказал он рассерженно. — Миладова Софья Илларионовна, Гагарина, восемьдесят восемь — тридцать один. Хорошая девчонка, училась в университете, не сложилось, теперь работает продавщицей. Где, точно не знаю. Какой-то магазин на Барковского. Там мы никогда не встречались, я не заходил...
Он не врал — Соня и в самом деле числилась продавщицей в частном магазинчике на Барковского, и те, кто получал за нее положенную зарплату, при нужде могли бы присягнуть на Библии, Коране и собрании сочинений Чейза, что Миладова С.И. исправно выстаивает за прилавком свои смены и к званию «Ударник капиталистического труда» не представлена только оттого, что выдумать это звание у правительства не дошли руки.
— Ваша жена знала о ней?
— Вряд ли.
— Значит, твердо решили вступить в брак?
— Да, — сказал Родион. — Уж извините за откровенность, но с Соней я долго еще останусь главой семьи и настоящим мужиком. Конечно, не только из-за этого... Красивая девчонка, родители из того же круга, что и я... В общем, этот брак непременно будет удачным.
— Желаю счастья... — она дописала еще пару строчек в разграфленном листе бумаги. — Мне придется и с ней поговорить...
— Ваше право, — сухо сказал Родион, с намеком приподнялся.
— Извините, мы еще не кончили... Вот вы сказали только что в бизнесе не разбираетесь. А меж тем ваша жена говорила кому-то из своих сослуживцев, что вы вдруг решили заняться бизнесом...
«Это у вас и называется — подлавливать?» — хмыкнул про себя Родион и чуть смущенно пожал плечами:
— Это я ей так сказал. Чтобы не считала вовсе уж законченным неудачником. Я ей не врал, просто с умыслом не точно выразился. Место, которое мне предлагают — в частной фирме. С одной стороны, это никак не означает «заниматься бизнесом», с другой же...
— И мы не лыком шиты? — подхватила она с дружелюбной улыбкой.
— Вот именно, — сказал Родион.
За Соню он не опасался — сумеет держаться с этой замотанной канцелярскими делами мышкой не хуже, чем Шарон Стоун в своих лучших ролях. Соня, правда, определенно что-то заподозрила: узнав о внезапной и загадочной смерти Лики вместе с любовничком, в первый миг бросила на Родиона чересчур уж испуганный и понимающий взгляд. Но видно по ней: если и догадывается, по большому счету ей на это наплевать. Собственное будущее заботит гораздо больше. Не пионеры, и не герои идейно выдержанных романов. Терять Родиона не захочет и в Павку Морозова играть не станет... Слишком многое связывает.
— С Толмачевым вы не были знакомы?
— С кем? — переспросил Родион. — А, этот... Не припомню точно. Одно время она меня приглашала на их вечеринки и разные торжества, но потом перестал ходить. Совершенно не мог найти с ними точек соприкосновения. А дома у нас ее коллеги бывали редко. Если нас с ним когда-то и знакомили, я его успел забыть.
— А такое имя — Вершин Сергей Степанович — вам что-нибудь говорит?
«Наконец-то, — подумал Родион. — Конечно, сопоставили пульки и установили, что выпущены из одного ствола, не стоит вас недооценивать. Но и переоценивать тоже не стоит...»
Он старательно изобразил долгое напряженное раздумье, в конце концов вскинул на нее глаза, пожал плечами:
— Не припомню...
— Может быть, узнаете? — она подала большую черно-белую фотографию.
Неизвестно, где был заснят покойничек, но он был трезвехонек и смотрел соколом, с жесткой улыбочкой таежного императора, вовсе не подозревающего, что за стеной два кузнеца куют серп и молот. Вполне возможно, будь он именно таким большую часть времени, Ирина не приняла бы решения стать вдовствующей императрицей...
— Это Вершин?
— Да, — сказала она.
— Тоже бизнесмен, надо полагать?
— Вы не читаете газет?
— Мне в последнее время было не до газет, — сказал Родион. — Предстояло покончить с прежней жизнью и начать новую, хлопот навалилось несчитанно... А что, он такой знаменитый?
— Ваша жена никогда не упоминала этой фамилии?
— Не припомню.
— И вы его никогда не видели в окружении вашей жены?
«А не запутать ли следствие, как настоящему преступнику и положено? — со злым азартом подумал Родион. — Пусть побегают зря, выискивая несуществующие связи...»
Он всмотрелся внимательнее, нахмурил лоб, пошевелил губами:
— А в натуре на него нельзя посмотреть?
— Сейчас — нет, — сказала она, не моргнув глазом.
— У него есть длинное черное пальто?
— Не знаю, — сказала она искренне. — Это имеет значение?
— Высокий?
— Метр восемьдесят один.
— Значит, повыше меня на... — Родион озабоченно потер лоб. — Вы знаете, припоминаю. Очень похож. Недели три назад, как бы не соврать, жена приехала на белом БМВ, довольно новеньком, года девяносто третьего. Я посмотрел в окно — дочка сказала что-то вроде: «Смотри, мама приехала». Они поговорили возле машины с минуту, потом она вошла в подъезд... Да, если подумать, это и привлекло внимание — длинное, модное черное пальто на фоне белого БМВ... Я ни о чем не стал спрашивать — мало ли кто из знакомых может подвезти...
— Вы ручаетесь, что это был он?
— Пожалуй, — сказал Родион. — Чертовски похож. Улыбочка эта характерная...
— Он сам сидел за рулем?
— Да. Я сначала подумал, у нее новая машина и новый шофер, но она бы сказала...
— Значит, недели три назад?
— Да, примерно. Недели три, плюс сколько-то дней... Откуда я знал, что надо запомнить дату?
— Действительно... — сказала она без малейшей иронии. — И номер машины, конечно, не помните?
— Я его и не видел, по-моему. Сверху же не видно... А что, этот тип имеет какое-то отношение...
Теперь она пожала плечами с видом полнейшего неведения.
— Хорошенькие дела, — начал он, решив, что не помешает немного рассердиться. — Человека... даже двух убивают средь бела дня, а вы задаете какие-то дурацкие вопросики, ничего не хотите сказать точно...
Она, глядя на бумаги, сказала негромко:
— Вечером, если быть точным... Родион Петрович, я все понимаю, но с такими преступлениями очень сложно...
— Вы мне можете сказать хотя бы приблизительно, кто ее убил и почему?
Майор Шевчук грустно улыбнулась:
— Если бы я это знала, здесь сейчас сидели бы не вы, а тот, кто их убил. Вот что... Может, приставить к вам человека?
— Ко мне!? — он в нешуточном удивлении разинул рот.
— Все бывает. К вам домой могут нагрянуть...
— Да нет, глупости. Кому я нужен?
— Знаете, случаются разнообразнейшие коллизии... Ваша жена держала дома служебные бумаги?
— Да, в сейфе. Крохотный такой, с цифровым кодом. Но ваши его осматривали, забрали все...
— И тем не менее, — сказала она настойчиво. — По-моему, какое-то время вам необходимо сопровождение. Скрытое, конечно...
— Увольте, — сказал он. — Ни к чему.
— Хотите сказать, будете встречаться с вашей невестой?
— Да. Простите за откровенность, мне, конечно, больно и горько, но так уж получилось, что о жене я давно уже думал как о бывшей... Это плохо?
— Ну что вы, Родион Петрович... Это жизнь. И все же позвольте мне настоять на своем.
— Да к чему?
И спохватился вдруг. Возможно, ему сейчас как раз и полагалось немного бояться загадочных убийц? Пожалуй. Нельзя представать очень уж уверенным в своей полной безопасности...
— Если надо... — сказал он, словно сдаваясь. — Вот только как это будет выглядеть?
— Какое-то время вы будете ставить в известность о всех своих перемещениях человека, с которым я вас сейчас познакомлю. — Она слегка покривила губы. — Не беспокойтесь, в вашей спальне он не будет присутствовать, на вашу личную жизнь никто не посягает, тем более что речь идет о невесте... Видите ли, мы не знаем еще, каковы были мотивы. Вы можете ничего не знать — но они могут придерживаться другого мнения...
— Вы думаете, мне что-то грозит? — постарался он сделать испуганное лицо.
— Я обязана предусмотреть все случайности. Служба такая.
— И надолго это?
— Не знаю, честное слово.
«Сработал на свою голову, — сердито подумал он. — Только персонального хвоста и не хватало. Ну, предположим, акций больше не предвидится, но нужно еще съездить к Виталику, да и с Ириной придется встречаться. Самое смешное, хвост будет не шпионить, а охранять от несуществующих в природе гангстеров, обхохочешься... Ладно, после всего прожитого не так уж трудно будет от него оторваться...»
Видимо, она нажала кнопку под столом — и не успела вынуть руку из-под столешницы, как дверь распахнулась:
— Познакомьтесь, — сказала она. — Старший лейтенант Сурганов, ваш ангел-хранитель на ближайшие несколько дней.
Родион обернулся — и приложил грандиознейшие усилия, чтобы лицо осталось бесстрастным. Это был тот, из обменного пункта, он же «подставка» из поезда — высокий, крепкий, светловолосый, в тех же черных джинсах и клетчатой рубашечке... На краткий миг сердце оборвалось — что, если тут тонкий умысел, дьявольская игра, ловушка? Нет, рано паниковать, допрос шел бы совершенно иначе, заподозри они что-то...
— Послушайте, я вас помню, — сказал он простецким тоном. — Я тогда ехал мимо обменного пункта, а вы с каким-то капитаном меня остановили и попросили подвезти до УВД...
— Да? — старший лейтенант смотрел на него, как на незнакомого, и этот взгляд успокоил Родиона окончательно. — Я и не запомнил вас тогда, голова была другим забита... Надо же, совпадение...
— Ну, давайте все быстренько обговорим, — сказала майор Шевчук. — У меня еще масса дел, уж простите, Родион Петрович...
Он предпринял последнюю попытку отбиться от нежданной чести:
— Вообще-то, у меня дома лежит газовый пистолет, от жены остался...
Увы, эта фраза возымела обратное действие. Она совсем было собралась улыбнуться, но вспомнила, что говорит с мужем злодейски убитой женщины, посерьезнела:
— Во-первых, Родион Петрович, пистолет должен быть должным образом зарегистрирован, а во-вторых, против таких людей он вам ничем не поможет...
...Нежданно-негаданно Родион оказался самым натуральным «охраняемым лицом». Нужно отдать им должное, они не доставляли хлопот — ехали следом на ничем не примечательной белой «семерке», чертов Сурганов по имени Слава и второй, которого Родиону так и не представили. Если не поглядывать в зеркальце, можно решить, что никакого хвоста и нет. Главное, не навести их на «берлогу»... Сколько дней пройдет, прежде чем отстанут? Вряд ли отцепятся скоро...
Соблюдая уговор, он ехал не спеша и лихих маневров не совершал. Припарковал машину возле магазина «Арлет», купил мороженое, свежие газеты, устроился на скамейке. Слава-клетчатый расположился чуть поодаль, мастерски притворяясь, что они незнакомы. Так и хотелось его пристукнуть, но такой роскоши себе никак нельзя было позволить...
Самое интересное, двойное убийство на Каландаришвили в газеты так и не попало. Несомненно, коллеги Лики и Толмачева нажали на все кнопки, до которых смогли дотянуться, и понять их легко: очень уж порочащие декорации сему убийству сопутствовали. Парочка семейных прелюбодеев, занимавших немаленькие посты в «Шантар-Триггере», сексодром, оборудованный в служебном офисе, надо полагать, за казенный счет... Для репутации фирмы такая плюха, безусловно, станет не роковой, но весьма обременительной... Интересно, сколько отвалили вахтеру, чтобы помалкивал?
Впрочем, и о безвременно скончавшемся самой естественной смертью (по российским меркам конца двадцатого века) Вершине практически перестали писать. В тех газетах, что полагали себя респектабельными столпами «четвертой власти», он удостоился пары строчек — да и то возвещавших, что следствие продолжается, но никаких подвижек пока что не произошло.
Зато «Шантарский сплетник», как и следовало ожидать, потрудился на славу. В отличие от чопорных изданий, объявлявших себя не более не менее как сибирскими аналогами «Вашингтон пост» или «Тайме» (но черпавших доходы главным образом из рекламы сомнительных фирм и дотаций от властей), «Сплетник» честно признавался, что является бульварнейшей газеткой (и даже сделал эти два слова подзаголовком).
Сели в старенький «москвичок» — шофер тоже был в штатском, но прибыли не в РУОП, а в «серый дом», огромное здание, где разместились областное и городское УВД, местное отделение ФСБ и ОВИР. На несколько мгновений в сердце поселилось беспокойство, однако Родион почти сразу же овладел собой и отогнал мимолетные страхи — Робин Гуду бояться как-то не с руки, в особенности если он уверен, что сумел замести следы...
Он лишь недоуменно — ничуть при этом не играя глянул на спутника:
— А почему сюда? Ко мне приезжали из РУОП...
Тот пожал плечами:
— Следствие ведет уголовный розыск... Мы.
«Интересно, как это следует понимать? — подумал Родион. — Что, они уже отмели версию насчет организованной преступности? Или тут что-то другое?»
Они шли по неприветливым, унылым коридорам самого казенного вида. Поднялись на третий этаж, спутник заглянул в кабинет без таблички, посторонился, пропуская Родиона, но сам следом не вошел.
За единственным, довольно старым столом сидела молодая женщина, лет тридцати, в сером кителе и майорскими погонами, симпатичная, даже красивая, но косметики был самый минимум, а рыжие волосы зачесаны назад и сплетены в старомодный хвостик, будто у пожилой учительницы.
— Садитесь, — сказала она с тем же казенным участием. — Майор Шевчук, Дарья Андреевна, уголовный розыск. Вы курите, если курите, я и сама дымлю... — Она помолчала, с постным лицом спросила: — Вам нашлось, с кем оставить дочку?
— Она у бабушки, — сказал Родион с соответствующим ситуации похоронным лицом. — У матери жены.
— Понятно...
Родион ее узнал — это она распоряжалась тогда окружающими ментами в форме и в штатском, стоя в дверях только что ограбленного обменного пункта. Только выглядела тогда гораздо сексапильнее, не затурканной чиновницей, как сейчас.
— Итак, Родион Петрович... — она выдержала паузу. — Простите, что приходится вам надоедать в такую минуту, но это необходимо...
Он молча кивнул.
— Придется задавать и не вполне тактичные вопросы, никуда от этого не денешься...
— Я понимаю, — сказал он нетерпеливо, давая понять, что обойдется без утирания соплей. И она, сразу видно, намек поняла.
— Вы уже знаете обстоятельства, при которых все... случилось?
— Да, мне говорили.
— У вас есть какие-то предположения, догадки?
— Откуда? — пожал он плечами.
— Жена с вами не делилась какими-то тревогами? Может, ей угрожали?
Он добросовестно «подумал», мотнул головой:
— Ничего, даже отдаленно похожего. По-моему, дела у нее шли прекрасно.
— Она вам много рассказывала о своих делах?
— Практически ничего. Понимаете ли, за порогом квартиры у каждого была своя жизнь. Я не разбираюсь в бизнесе, а ей наш завод был мало интересен. Но я бы непременно заметил, будь она подавленной или встревоженной... У них же там есть своя служба безопасности, можно у них узнать...
— Честно говоря, я с ними еще не успела поговорить, — сказала она извиняющимся тоном. — Масса работы... А людей мало. Платят сущие гроши, честно вам скажу, удержать нечем...
«То-то ты и серенькая такая, — подумал Родион, отметив, что ножки у майора женского пола весьма даже хороши. — Приодеть бы как следует в импорт, юбку укоротить... Обручального кольца что-то не видно — советская неудачница, надо полагать? Некуда больше податься? Вузовский значок, ага. И ленточка, смахивающая на орденскую, — ну, видимо, какая-то юбилейная медаль. Шевчук, Шевчук... Знакомое что-то».
— Значит, не было ни подавленности, ни тревоги?
— Нет, — твердо сказал Родион.
— Вот теперь позвольте нескромный вопрос — вы знали, что у нее есть любовник?
— Представления не имел.
— Значит, на ваше решение о разводе повлияло вовсе не это?
— Да. Не это.
— Простите, а можно узнать причины?
Он закурил и ответил с точно рассчитанной откровенностью:
— Ничего здесь сложного нет. Мы, как бы вам объяснить... жили в разных пространствах. Она делала неплохую карьеру в частном бизнесе, а я так и остался инженером на агонизирующем заводе. Смело можно сказать, что жили на ее деньги. Кого-то, быть может, такое положение и устраивало бы, но я так жить не хотел. Вот и предложил развестись.
— И как это восприняла ваша жена?
— Сначала — отрицательно. Подарила машину, думала этим удержать, предлагала идти к ней шофером... — он печально улыбнулся. — Только это любезное предложение возымело совсем не тот эффект, на который она рассчитывала. Не хватало еще быть шофером у собственной жены... В конце концов она перестала упираться, подали заявление...
— То есть, расставались мирно?
— Вполне. Квартиру решили не делить. Лика... Она мне обещала выплатить долю в квартире наличными, чтобы купил себе новую, мы даже подписали документ...
— Я знаю, — кивнула она. — Ну что ж, вполне цивилизованный развод, бывает гораздо хуже... И машину назад не требовала?
— Нет. Она себе купила «Тойоту». Понимаете, я бы ее никак не назвал мелочной...
— Понятно. И что вы собирались делать потом?
— Перебираться подальше отсюда, — сказал он. — Мне предложили хорошее место на Урале, там у меня старый знакомый...
Она не стала выяснять, где конкретно ему предлагали место и кто сей благотворитель. Почти ничего не записывала — очень похоже, беседа была чистой формальностью. Родион воспрянул духом, тревога испарилась окончательно.
— Значит, можно сказать, что вы оба после вполне мирного расставания ничего, собственно, не теряли? Вульгарно говоря, оставались при своих?
— Даже лучше, — усмехнулся он. — Оба обретали полное душевное спокойствие. Очень уж тягостно было нам вдвоем, оба это чувствовали.
— И все же она пыталась вас удержать?
— Скорее по инерции — знаете, все бизнесмены из простых советских людей произошли, старые традиции живучи. Довольно быстро перестала упрямиться. — Он сделал вид, будто его осенило. — Послушайте, может, она собиралась за... этого?
— Не похоже, — сказала она. — Нет у меня такого впечатления... Кстати, а что вы делали в тот вечер?
— В какой? — спросил он с простецким видом.
— Шестого мая, вечером. Когда... погибла ваша жена.
— Дома сидел, — пожал он плечами. — Смотрел фильм по видику, выпил пару бокалов...
— Понятно. Скажите, а у вас... кто-то есть?
— Да, — сказал он, не раздумывая.
— Знакомая, скажем так?
— Невеста, скажем так. Решили пожениться.
— Можно узнать ее координаты? Имя, фамилию?
— Мне бы не хотелось ее впутывать.
— Родион Петрович, уж извините, необходимо. Дело слишком серьезное.
— Ну ладно, — сказал он рассерженно. — Миладова Софья Илларионовна, Гагарина, восемьдесят восемь — тридцать один. Хорошая девчонка, училась в университете, не сложилось, теперь работает продавщицей. Где, точно не знаю. Какой-то магазин на Барковского. Там мы никогда не встречались, я не заходил...
Он не врал — Соня и в самом деле числилась продавщицей в частном магазинчике на Барковского, и те, кто получал за нее положенную зарплату, при нужде могли бы присягнуть на Библии, Коране и собрании сочинений Чейза, что Миладова С.И. исправно выстаивает за прилавком свои смены и к званию «Ударник капиталистического труда» не представлена только оттого, что выдумать это звание у правительства не дошли руки.
— Ваша жена знала о ней?
— Вряд ли.
— Значит, твердо решили вступить в брак?
— Да, — сказал Родион. — Уж извините за откровенность, но с Соней я долго еще останусь главой семьи и настоящим мужиком. Конечно, не только из-за этого... Красивая девчонка, родители из того же круга, что и я... В общем, этот брак непременно будет удачным.
— Желаю счастья... — она дописала еще пару строчек в разграфленном листе бумаги. — Мне придется и с ней поговорить...
— Ваше право, — сухо сказал Родион, с намеком приподнялся.
— Извините, мы еще не кончили... Вот вы сказали только что в бизнесе не разбираетесь. А меж тем ваша жена говорила кому-то из своих сослуживцев, что вы вдруг решили заняться бизнесом...
«Это у вас и называется — подлавливать?» — хмыкнул про себя Родион и чуть смущенно пожал плечами:
— Это я ей так сказал. Чтобы не считала вовсе уж законченным неудачником. Я ей не врал, просто с умыслом не точно выразился. Место, которое мне предлагают — в частной фирме. С одной стороны, это никак не означает «заниматься бизнесом», с другой же...
— И мы не лыком шиты? — подхватила она с дружелюбной улыбкой.
— Вот именно, — сказал Родион.
За Соню он не опасался — сумеет держаться с этой замотанной канцелярскими делами мышкой не хуже, чем Шарон Стоун в своих лучших ролях. Соня, правда, определенно что-то заподозрила: узнав о внезапной и загадочной смерти Лики вместе с любовничком, в первый миг бросила на Родиона чересчур уж испуганный и понимающий взгляд. Но видно по ней: если и догадывается, по большому счету ей на это наплевать. Собственное будущее заботит гораздо больше. Не пионеры, и не герои идейно выдержанных романов. Терять Родиона не захочет и в Павку Морозова играть не станет... Слишком многое связывает.
— С Толмачевым вы не были знакомы?
— С кем? — переспросил Родион. — А, этот... Не припомню точно. Одно время она меня приглашала на их вечеринки и разные торжества, но потом перестал ходить. Совершенно не мог найти с ними точек соприкосновения. А дома у нас ее коллеги бывали редко. Если нас с ним когда-то и знакомили, я его успел забыть.
— А такое имя — Вершин Сергей Степанович — вам что-нибудь говорит?
«Наконец-то, — подумал Родион. — Конечно, сопоставили пульки и установили, что выпущены из одного ствола, не стоит вас недооценивать. Но и переоценивать тоже не стоит...»
Он старательно изобразил долгое напряженное раздумье, в конце концов вскинул на нее глаза, пожал плечами:
— Не припомню...
— Может быть, узнаете? — она подала большую черно-белую фотографию.
Неизвестно, где был заснят покойничек, но он был трезвехонек и смотрел соколом, с жесткой улыбочкой таежного императора, вовсе не подозревающего, что за стеной два кузнеца куют серп и молот. Вполне возможно, будь он именно таким большую часть времени, Ирина не приняла бы решения стать вдовствующей императрицей...
— Это Вершин?
— Да, — сказала она.
— Тоже бизнесмен, надо полагать?
— Вы не читаете газет?
— Мне в последнее время было не до газет, — сказал Родион. — Предстояло покончить с прежней жизнью и начать новую, хлопот навалилось несчитанно... А что, он такой знаменитый?
— Ваша жена никогда не упоминала этой фамилии?
— Не припомню.
— И вы его никогда не видели в окружении вашей жены?
«А не запутать ли следствие, как настоящему преступнику и положено? — со злым азартом подумал Родион. — Пусть побегают зря, выискивая несуществующие связи...»
Он всмотрелся внимательнее, нахмурил лоб, пошевелил губами:
— А в натуре на него нельзя посмотреть?
— Сейчас — нет, — сказала она, не моргнув глазом.
— У него есть длинное черное пальто?
— Не знаю, — сказала она искренне. — Это имеет значение?
— Высокий?
— Метр восемьдесят один.
— Значит, повыше меня на... — Родион озабоченно потер лоб. — Вы знаете, припоминаю. Очень похож. Недели три назад, как бы не соврать, жена приехала на белом БМВ, довольно новеньком, года девяносто третьего. Я посмотрел в окно — дочка сказала что-то вроде: «Смотри, мама приехала». Они поговорили возле машины с минуту, потом она вошла в подъезд... Да, если подумать, это и привлекло внимание — длинное, модное черное пальто на фоне белого БМВ... Я ни о чем не стал спрашивать — мало ли кто из знакомых может подвезти...
— Вы ручаетесь, что это был он?
— Пожалуй, — сказал Родион. — Чертовски похож. Улыбочка эта характерная...
— Он сам сидел за рулем?
— Да. Я сначала подумал, у нее новая машина и новый шофер, но она бы сказала...
— Значит, недели три назад?
— Да, примерно. Недели три, плюс сколько-то дней... Откуда я знал, что надо запомнить дату?
— Действительно... — сказала она без малейшей иронии. — И номер машины, конечно, не помните?
— Я его и не видел, по-моему. Сверху же не видно... А что, этот тип имеет какое-то отношение...
Теперь она пожала плечами с видом полнейшего неведения.
— Хорошенькие дела, — начал он, решив, что не помешает немного рассердиться. — Человека... даже двух убивают средь бела дня, а вы задаете какие-то дурацкие вопросики, ничего не хотите сказать точно...
Она, глядя на бумаги, сказала негромко:
— Вечером, если быть точным... Родион Петрович, я все понимаю, но с такими преступлениями очень сложно...
— Вы мне можете сказать хотя бы приблизительно, кто ее убил и почему?
Майор Шевчук грустно улыбнулась:
— Если бы я это знала, здесь сейчас сидели бы не вы, а тот, кто их убил. Вот что... Может, приставить к вам человека?
— Ко мне!? — он в нешуточном удивлении разинул рот.
— Все бывает. К вам домой могут нагрянуть...
— Да нет, глупости. Кому я нужен?
— Знаете, случаются разнообразнейшие коллизии... Ваша жена держала дома служебные бумаги?
— Да, в сейфе. Крохотный такой, с цифровым кодом. Но ваши его осматривали, забрали все...
— И тем не менее, — сказала она настойчиво. — По-моему, какое-то время вам необходимо сопровождение. Скрытое, конечно...
— Увольте, — сказал он. — Ни к чему.
— Хотите сказать, будете встречаться с вашей невестой?
— Да. Простите за откровенность, мне, конечно, больно и горько, но так уж получилось, что о жене я давно уже думал как о бывшей... Это плохо?
— Ну что вы, Родион Петрович... Это жизнь. И все же позвольте мне настоять на своем.
— Да к чему?
И спохватился вдруг. Возможно, ему сейчас как раз и полагалось немного бояться загадочных убийц? Пожалуй. Нельзя представать очень уж уверенным в своей полной безопасности...
— Если надо... — сказал он, словно сдаваясь. — Вот только как это будет выглядеть?
— Какое-то время вы будете ставить в известность о всех своих перемещениях человека, с которым я вас сейчас познакомлю. — Она слегка покривила губы. — Не беспокойтесь, в вашей спальне он не будет присутствовать, на вашу личную жизнь никто не посягает, тем более что речь идет о невесте... Видите ли, мы не знаем еще, каковы были мотивы. Вы можете ничего не знать — но они могут придерживаться другого мнения...
— Вы думаете, мне что-то грозит? — постарался он сделать испуганное лицо.
— Я обязана предусмотреть все случайности. Служба такая.
— И надолго это?
— Не знаю, честное слово.
«Сработал на свою голову, — сердито подумал он. — Только персонального хвоста и не хватало. Ну, предположим, акций больше не предвидится, но нужно еще съездить к Виталику, да и с Ириной придется встречаться. Самое смешное, хвост будет не шпионить, а охранять от несуществующих в природе гангстеров, обхохочешься... Ладно, после всего прожитого не так уж трудно будет от него оторваться...»
Видимо, она нажала кнопку под столом — и не успела вынуть руку из-под столешницы, как дверь распахнулась:
— Познакомьтесь, — сказала она. — Старший лейтенант Сурганов, ваш ангел-хранитель на ближайшие несколько дней.
Родион обернулся — и приложил грандиознейшие усилия, чтобы лицо осталось бесстрастным. Это был тот, из обменного пункта, он же «подставка» из поезда — высокий, крепкий, светловолосый, в тех же черных джинсах и клетчатой рубашечке... На краткий миг сердце оборвалось — что, если тут тонкий умысел, дьявольская игра, ловушка? Нет, рано паниковать, допрос шел бы совершенно иначе, заподозри они что-то...
— Послушайте, я вас помню, — сказал он простецким тоном. — Я тогда ехал мимо обменного пункта, а вы с каким-то капитаном меня остановили и попросили подвезти до УВД...
— Да? — старший лейтенант смотрел на него, как на незнакомого, и этот взгляд успокоил Родиона окончательно. — Я и не запомнил вас тогда, голова была другим забита... Надо же, совпадение...
— Ну, давайте все быстренько обговорим, — сказала майор Шевчук. — У меня еще масса дел, уж простите, Родион Петрович...
Он предпринял последнюю попытку отбиться от нежданной чести:
— Вообще-то, у меня дома лежит газовый пистолет, от жены остался...
Увы, эта фраза возымела обратное действие. Она совсем было собралась улыбнуться, но вспомнила, что говорит с мужем злодейски убитой женщины, посерьезнела:
— Во-первых, Родион Петрович, пистолет должен быть должным образом зарегистрирован, а во-вторых, против таких людей он вам ничем не поможет...
...Нежданно-негаданно Родион оказался самым натуральным «охраняемым лицом». Нужно отдать им должное, они не доставляли хлопот — ехали следом на ничем не примечательной белой «семерке», чертов Сурганов по имени Слава и второй, которого Родиону так и не представили. Если не поглядывать в зеркальце, можно решить, что никакого хвоста и нет. Главное, не навести их на «берлогу»... Сколько дней пройдет, прежде чем отстанут? Вряд ли отцепятся скоро...
Соблюдая уговор, он ехал не спеша и лихих маневров не совершал. Припарковал машину возле магазина «Арлет», купил мороженое, свежие газеты, устроился на скамейке. Слава-клетчатый расположился чуть поодаль, мастерски притворяясь, что они незнакомы. Так и хотелось его пристукнуть, но такой роскоши себе никак нельзя было позволить...
Самое интересное, двойное убийство на Каландаришвили в газеты так и не попало. Несомненно, коллеги Лики и Толмачева нажали на все кнопки, до которых смогли дотянуться, и понять их легко: очень уж порочащие декорации сему убийству сопутствовали. Парочка семейных прелюбодеев, занимавших немаленькие посты в «Шантар-Триггере», сексодром, оборудованный в служебном офисе, надо полагать, за казенный счет... Для репутации фирмы такая плюха, безусловно, станет не роковой, но весьма обременительной... Интересно, сколько отвалили вахтеру, чтобы помалкивал?
Впрочем, и о безвременно скончавшемся самой естественной смертью (по российским меркам конца двадцатого века) Вершине практически перестали писать. В тех газетах, что полагали себя респектабельными столпами «четвертой власти», он удостоился пары строчек — да и то возвещавших, что следствие продолжается, но никаких подвижек пока что не произошло.
Зато «Шантарский сплетник», как и следовало ожидать, потрудился на славу. В отличие от чопорных изданий, объявлявших себя не более не менее как сибирскими аналогами «Вашингтон пост» или «Тайме» (но черпавших доходы главным образом из рекламы сомнительных фирм и дотаций от властей), «Сплетник» честно признавался, что является бульварнейшей газеткой (и даже сделал эти два слова подзаголовком).