Страница:
– Нежити не нужны внутренности, – пояснил Мубарраз. – Поэтому внутреннюю полость мы используем как сумку. Очень удобно, надо вам сказать.
Френки стошнило на пол.
Первый из гномов бросил своего покойника и засеменил к ней. Нажав ногой потайную кнопку, он раскрыл в полу люк и вынул оттуда короткий шланг. Быстрыми, точными движениями смыл все. Мутная вода исчезла в невидимых щелях, которые архитектор искусно спрятал между стенами и полом.
– Некроманты редко заключают союзы с эльфами, – продолжал чародей. – Но всякий раз результаты получались просто прекрасными. Не сомневаюсь, что и на этот раз у нас все получится.
Второй зомби высоко поднял топор, подпрыгнул и всем своим весом обрушил лезвие на шею покойника. Голова отскочила. Первый гном поднял ее. Из правой стены выдвинулся стальной конвейер; мертвяцких дел мастер положил на него отрубленную башку, и механизм задвигался.
– Если тело слишком изуродовано, нет смысла его воскрешать, – пояснил Мубарраз. – Видите? Этого парня буквально располосовали на части. Поработал настоящий мясник. Мне становится плохо при одной мысли о том, что на свете существуют такие люди.
Настоящий мясник – а, вернее, мясничица – стояла у него за спиной и все еще не могла прийти в себя после оглушительного приступа рвоты.
Поистине, люди так по-разному относятся к жизни.
Старший гном наклонился и растворил в полу люк. Пихнул туда обезглавленное тело и направился ко второму. Стальной конвейер уже увез голову куда-то прочь, в другую часть каземата, и был готов принять следующую.
– Кстати, это тоже изобретение Иль-Закира, – заметил Мубарраз. – И сама лента, и весь этот зал. Не думайте, что мы отдали лучшую лабораторию и кучу золота человеку со стороны. Нет, мудрец долго работал на нас, и мы всегда были довольны…
Он ослепительно улыбнулся.
– Люди полны сюрпризов, не так ли.
Франсуаз направилась к нам, но тут же дал о себе знать еще один сюрприз, которых она и правда оказалась полна. Девушка сложилась вдвое, ее выворачивало наизнанку.
Первый гном бросил свою работу и поспешил замывать пол.
– Зомби, – пояснил некромант, – прекрасные исполнители. С блеском выполняют все то, чему их научили при жизни. Эти двое, например, работали на мясокомбинате у людоедов. Знаете, эти их изделия – ветчина из человечины, сосиски «Веселый крестьянин»…
Я кивнул.
– Кстати, всегда был уверен, что ветчина бывает только из свинины. Впрочем, я вегетарианец, так что плохо разбираюсь в поедании трупов. Судите сами!
Гном подпрыгнул еще выше и отсек новую голову.
– Как вообще можно есть мертвечину… Это же отвратительно. Но я говорил не об этом. Вы видите, что зомби просто великолепны, когда делают знакомую им работу. Но у них нет ни фантазии, ни инициативы. Поэтому, скажем, нельзя оживить убитого генерала и послать его обратно, в качестве своего шпиона. Погодите-ка…
Он обошел гору трупов кругом, придирчиво осматривая каждый из них.
– Кажется, я заметил старого знакомого. Никогда не знаешь, где увидишь былых друзей! Этого парня, с распоротым животом, звали Абу Саффар, не так ли?
Я уже понял, что передо мной лежали останки тех, кто так невовремя обнажил оружие на городской площади. А еще мне в голову пришла мысль, что я и сам мог бы оказаться здесь и попасть под топор деловитых гномов.
После этой идеи я новыми глазами взглянул на нашего гостеприимного хозяина. Тот, впрочем, ни капли от этого не изменился.
– Он возглавлял тайную полицию города Маназира, – сказал я.
– Возглавлял, – пробормотал Мубарраз. – Это слово происходит от того же корня, что и «голова», не так ли? Жаль, что у меня нет чувства юмора, а то мог получиться превосходнейший анекдот.
Я подал Франсуаз носовой платок, надеясь, что она не станет мне его возвращать.
– Конечно, парню хорошо досталось, – говорил некромант, придирчиво осматривая окровавленную тушу. – Но это ничего. Ради особого случая можно и подлатать. Так, ребятки, положите этого молодца отдельно.
Он протянул руку и точно указал на труп, который имел в виду. Я отметил, что не было ни малейшего шанса понять его приказ неправильно и уволочь в угол другого покойника. Зомби требовались четкие указания.
Выполнив указания мастера, гномы вернулись к своей работе. Я снова услышал «охрясь», с которым головы отваливались от мертвых тел.
– Ты хорошо служил своему эмиру, – произнес Мубарраз, наклоняясь над безжизненным телом. – Впрочем, может быть, и плохо. Не знаю. Но для меня ты станешь верным помощником…
Он распахнул плащ. На его широком поясе сверкало несколько пробирок. Мне не хотелось знать, что в них, а уж тем более – из чего и как это было приготовлено.
Привычным движением, не глядя, Мубарраз вынул одну из маленького кармашка и полюбовался на свет. Жидкость внутри была совершенно прозрачной, лишенной цвета. Некромант встряхнул склянку, и в ней появились черные облачка. Так выглядят чернила, если капнуть их в воду. Колдун снова взболтал волшебный эликсир, и тот стал агатовым; некромант удовлетворенно улыбнулся и открыл пробку.
– Не хотите ли глоток, мадемуазель Дюпон? – спросил он. – Лучший черничный эль, который готовят феи.
– Я думала, это снадобье, – мрачно ответила девушка.
Она терпеть не может, когда ее ожидания не сбываются.
– Это?
Мубарраз хохотнул.
– Стал бы я тогда носить его на поясе.
Он подержал пробирку между ладонями, чтобы согреть ее – как поступают с изысканным вином. Потом сделал пару осторожных глотков.
– Прекрасно! – заметил он. – А вы подумали, будто для некромантии нужны эликсиры? Какой вздор. Мертвые, как живые – делают то, что им говорят. Надо только уметь приказывать. Поднимайся, увалень.
Взгляд некроманта не отрывался от склянки с элем. Он хотел вдоволь посмаковать первые два глотка, прежде чем делать следующие. На труп под своими ногами он далее не смотрел.
Глаза Абу Саффара открылись. В них не было никакого выражения. Мертвец сел, рот его распахнулся. Даже до меня донесло запах; Франсуаз сморщилась. Мубарраз кивнул своим мыслям и с удовольствием сделал еще глоток.
Мертвое тело соглядатая покачнулось вправо, потом влево. Из его распоротого живота стали вываливаться кишки. Он поднял руки, словно пытаясь за что-то уцепиться. Стал подниматься.
Гниющая жидкость вытекала из распаханного живота и лилась наземь.
– Поистине, это чудо. – провозгласил Мубарраз, который наконец обратил внимание на своего подопечного. – Смерть отступает. Жизнь, правда, не возвращается, но это уже детали.
Абу Саффар распрямился. Его тело сотрясло судорогой, и большой клок внутренностей вывалился на пол. В нем уже копошились черви.
– Ах, как неприятно, – пробормотал некромант, рассматривая паразитов. – Опять завелись немертины. А ведь мы протравили здесь все неделю назад. Самое неприятное, что они набрасываются на свежие трупы и портят их…
Зомби смотрел на свои руки. Потом взгляд мертвых глаз опустился, и соглядатай увидел собственную селезенку.
– Где я? – глухо произнесло умертвие.
– Ты среди друзей, – Мубарраз по-товарищески положил мертвецу руку на плечо. – Ты прожил хорошую жизнь, приятель, и Небесные Боги решили дать тебе еще один шанс. Сейчас тебя немного заштопают и будешь, как новенькая монетка.
Молчаливые гномы подхватили растерянного Абу Саффара под руки и повели прочь.
– Где я? – растерянно повторял зомби. – Что со мной?
– Не волнуйся ни о чем! – ободряюще прокричал ему вслед колдун. – Помни, что все мы – твои друзья.
Когда умертвия скрылись за невидимой дверью он покачал головой.
– Как только Абу сыграет свою маленькую роль придется порубить его на куски и скормить свиньям. В таком виде он ни на что не годен. Хотите еще печенья?
15
16
Френки стошнило на пол.
Первый из гномов бросил своего покойника и засеменил к ней. Нажав ногой потайную кнопку, он раскрыл в полу люк и вынул оттуда короткий шланг. Быстрыми, точными движениями смыл все. Мутная вода исчезла в невидимых щелях, которые архитектор искусно спрятал между стенами и полом.
– Некроманты редко заключают союзы с эльфами, – продолжал чародей. – Но всякий раз результаты получались просто прекрасными. Не сомневаюсь, что и на этот раз у нас все получится.
Второй зомби высоко поднял топор, подпрыгнул и всем своим весом обрушил лезвие на шею покойника. Голова отскочила. Первый гном поднял ее. Из правой стены выдвинулся стальной конвейер; мертвяцких дел мастер положил на него отрубленную башку, и механизм задвигался.
– Если тело слишком изуродовано, нет смысла его воскрешать, – пояснил Мубарраз. – Видите? Этого парня буквально располосовали на части. Поработал настоящий мясник. Мне становится плохо при одной мысли о том, что на свете существуют такие люди.
Настоящий мясник – а, вернее, мясничица – стояла у него за спиной и все еще не могла прийти в себя после оглушительного приступа рвоты.
Поистине, люди так по-разному относятся к жизни.
Старший гном наклонился и растворил в полу люк. Пихнул туда обезглавленное тело и направился ко второму. Стальной конвейер уже увез голову куда-то прочь, в другую часть каземата, и был готов принять следующую.
– Кстати, это тоже изобретение Иль-Закира, – заметил Мубарраз. – И сама лента, и весь этот зал. Не думайте, что мы отдали лучшую лабораторию и кучу золота человеку со стороны. Нет, мудрец долго работал на нас, и мы всегда были довольны…
Он ослепительно улыбнулся.
– Люди полны сюрпризов, не так ли.
Франсуаз направилась к нам, но тут же дал о себе знать еще один сюрприз, которых она и правда оказалась полна. Девушка сложилась вдвое, ее выворачивало наизнанку.
Первый гном бросил свою работу и поспешил замывать пол.
– Зомби, – пояснил некромант, – прекрасные исполнители. С блеском выполняют все то, чему их научили при жизни. Эти двое, например, работали на мясокомбинате у людоедов. Знаете, эти их изделия – ветчина из человечины, сосиски «Веселый крестьянин»…
Я кивнул.
– Кстати, всегда был уверен, что ветчина бывает только из свинины. Впрочем, я вегетарианец, так что плохо разбираюсь в поедании трупов. Судите сами!
Гном подпрыгнул еще выше и отсек новую голову.
– Как вообще можно есть мертвечину… Это же отвратительно. Но я говорил не об этом. Вы видите, что зомби просто великолепны, когда делают знакомую им работу. Но у них нет ни фантазии, ни инициативы. Поэтому, скажем, нельзя оживить убитого генерала и послать его обратно, в качестве своего шпиона. Погодите-ка…
Он обошел гору трупов кругом, придирчиво осматривая каждый из них.
– Кажется, я заметил старого знакомого. Никогда не знаешь, где увидишь былых друзей! Этого парня, с распоротым животом, звали Абу Саффар, не так ли?
Я уже понял, что передо мной лежали останки тех, кто так невовремя обнажил оружие на городской площади. А еще мне в голову пришла мысль, что я и сам мог бы оказаться здесь и попасть под топор деловитых гномов.
После этой идеи я новыми глазами взглянул на нашего гостеприимного хозяина. Тот, впрочем, ни капли от этого не изменился.
– Он возглавлял тайную полицию города Маназира, – сказал я.
– Возглавлял, – пробормотал Мубарраз. – Это слово происходит от того же корня, что и «голова», не так ли? Жаль, что у меня нет чувства юмора, а то мог получиться превосходнейший анекдот.
Я подал Франсуаз носовой платок, надеясь, что она не станет мне его возвращать.
– Конечно, парню хорошо досталось, – говорил некромант, придирчиво осматривая окровавленную тушу. – Но это ничего. Ради особого случая можно и подлатать. Так, ребятки, положите этого молодца отдельно.
Он протянул руку и точно указал на труп, который имел в виду. Я отметил, что не было ни малейшего шанса понять его приказ неправильно и уволочь в угол другого покойника. Зомби требовались четкие указания.
Выполнив указания мастера, гномы вернулись к своей работе. Я снова услышал «охрясь», с которым головы отваливались от мертвых тел.
– Ты хорошо служил своему эмиру, – произнес Мубарраз, наклоняясь над безжизненным телом. – Впрочем, может быть, и плохо. Не знаю. Но для меня ты станешь верным помощником…
Он распахнул плащ. На его широком поясе сверкало несколько пробирок. Мне не хотелось знать, что в них, а уж тем более – из чего и как это было приготовлено.
Привычным движением, не глядя, Мубарраз вынул одну из маленького кармашка и полюбовался на свет. Жидкость внутри была совершенно прозрачной, лишенной цвета. Некромант встряхнул склянку, и в ней появились черные облачка. Так выглядят чернила, если капнуть их в воду. Колдун снова взболтал волшебный эликсир, и тот стал агатовым; некромант удовлетворенно улыбнулся и открыл пробку.
– Не хотите ли глоток, мадемуазель Дюпон? – спросил он. – Лучший черничный эль, который готовят феи.
– Я думала, это снадобье, – мрачно ответила девушка.
Она терпеть не может, когда ее ожидания не сбываются.
– Это?
Мубарраз хохотнул.
– Стал бы я тогда носить его на поясе.
Он подержал пробирку между ладонями, чтобы согреть ее – как поступают с изысканным вином. Потом сделал пару осторожных глотков.
– Прекрасно! – заметил он. – А вы подумали, будто для некромантии нужны эликсиры? Какой вздор. Мертвые, как живые – делают то, что им говорят. Надо только уметь приказывать. Поднимайся, увалень.
Взгляд некроманта не отрывался от склянки с элем. Он хотел вдоволь посмаковать первые два глотка, прежде чем делать следующие. На труп под своими ногами он далее не смотрел.
Глаза Абу Саффара открылись. В них не было никакого выражения. Мертвец сел, рот его распахнулся. Даже до меня донесло запах; Франсуаз сморщилась. Мубарраз кивнул своим мыслям и с удовольствием сделал еще глоток.
Мертвое тело соглядатая покачнулось вправо, потом влево. Из его распоротого живота стали вываливаться кишки. Он поднял руки, словно пытаясь за что-то уцепиться. Стал подниматься.
Гниющая жидкость вытекала из распаханного живота и лилась наземь.
– Поистине, это чудо. – провозгласил Мубарраз, который наконец обратил внимание на своего подопечного. – Смерть отступает. Жизнь, правда, не возвращается, но это уже детали.
Абу Саффар распрямился. Его тело сотрясло судорогой, и большой клок внутренностей вывалился на пол. В нем уже копошились черви.
– Ах, как неприятно, – пробормотал некромант, рассматривая паразитов. – Опять завелись немертины. А ведь мы протравили здесь все неделю назад. Самое неприятное, что они набрасываются на свежие трупы и портят их…
Зомби смотрел на свои руки. Потом взгляд мертвых глаз опустился, и соглядатай увидел собственную селезенку.
– Где я? – глухо произнесло умертвие.
– Ты среди друзей, – Мубарраз по-товарищески положил мертвецу руку на плечо. – Ты прожил хорошую жизнь, приятель, и Небесные Боги решили дать тебе еще один шанс. Сейчас тебя немного заштопают и будешь, как новенькая монетка.
Молчаливые гномы подхватили растерянного Абу Саффара под руки и повели прочь.
– Где я? – растерянно повторял зомби. – Что со мной?
– Не волнуйся ни о чем! – ободряюще прокричал ему вслед колдун. – Помни, что все мы – твои друзья.
Когда умертвия скрылись за невидимой дверью он покачал головой.
– Как только Абу сыграет свою маленькую роль придется порубить его на куски и скормить свиньям. В таком виде он ни на что не годен. Хотите еще печенья?
15
– Что с ним будет? – спросила Франсуаз.
Колеса пролетки тихо стучали по городской улице. Абу Саффар – или, по крайней мере, то, что после него осталось – сидел напротив меня. Жизнь так и не вернулась в его глаза. В них не было даже осмысленного выражения.
Но слуги некромантов умело нанесли на кожу умертвия слой розовой пудры, и теперь даже с близкого расстояния сложно было определить, что перед вами зомби. Парадный костюм и лакированные перчатки завершали картину, полностью скрывая следы утреннего кровопролития.
Что же до глаз – то кто в наши дни присматривается к ним? До чужих чувств никому нет дела.
– Ты слышала Мубарраза, – отвечал я. – Этот живой труп нужен нам, чтобы проникнуть в нору местной тайной полиции. Мы узнаем, какие пакости родились в их жалких умишках. Потом Саффар подпишет бумагу…
Я вынул из-за отворота камзола кусок пергамента.
– … В которой прикажет своим ищейкам держаться подальше от мудреца Иль-Закира и Гильдии некромантов. В городе воцарятся мир и покой. Затем наш спутник тоже найдет упокоение, в свиных желудках, и неприятности закончатся. Останется только помирить изобретателя и колдунов, но это уже не так сложно. Главное, чтобы эмир вышел из игры. Я вернул документ на место.
– Конечно, он мог бы поставить подпись заранее. Но у нас нет официального бланка тайной полиции. Поэтому придется все делать на месте.
– Ты не понял, – сказала Франсуаз. – Я хочу знать, что произойдет с ним?
Я пожал плечами.
– С Абу уже ничего не может произойти. Он мертв, и его душа заняла место, право на которое он с таким усердием заслуживал всю свою жизнь. Где-нибудь в центре Преисподней. То, что ты видишь перед собой, всего лишь мертвец, оживленный магией. Он как вещь; он даже меньше, чем вещь. Предметом еще можно пользоваться, а этого парня придется выкинуть вон после первого же употребления.
Девушка не слушала меня. Склонившись к Абу Саффару, она взяла его безжизненные пальцы в свои.
– О чем вы думаете? – спросила она.
– О смотре, – ответил тот. – В следующую среду у нас будет большой парад. Сам эмир Маназира выйдет на городскую площадь, чтобы принять его. Я иду в третьей колонне слева. Как вам кажется, заметит меня эмир?
– Не знаю, – ответила девушка.
– Я тоже. Мне очень хочется, чтобы он меня увидел. Знаете, каждый месяц наш господин призывает меня с докладом. И я всегда должен приходить к нему в обычном мундире, сером и уродливом… Это так ужасно. Когда перед этим я гляжу на себя в зеркало, то сам себе говорю: «Нет, Абу, человеку в такой одежде нечего думать о карьере».
– Но ведь таков протокол. Вы не можете одеться по-другому, когда идете к эмиру. Я права?
– Правы, конечно. Но что значат правила? Каждый месяц он видит перед собой меня в облике серой, забитой крысы. Я часто об этом думал… Эмир судит обо мне по внешнему виду. Как бы я ни работал, как ни старался, мне никогда больше не видать повышения. Как бы я хотел, чтобы он хоть раз посмотрел на меня в парадном мундире, а не в этих серых лохмотьях. Чтобы на мое лицо падали яркие солнечные лучи, а не тусклый свет его масляных ламп. Как я ждал этого парада…
Абу Саффар тяжело вздохнул.
– Знаете, когда тот шакал на площади распорол мне живот, первая мысль, которая у меня возникла, – я никогда больше не попаду на смотр. Это было так несправедливо, так обидно… Гораздо страшнее, чем просто умереть.
В глазах зомби появился блеск.
– Но теперь – слава Небесным Богам! – мне дали второй шанс. Могу представить, он выпадает не каждому. Теперь я буду работать еще лучше, еще прилежнее. Пусть Боги видят, что им не придется раскаяться в своем милосердии. А самое главное, мадемуазель Дюпон, самое главное – я все-таки смогу попасть на парад.
Девушка смотрела на него, и в ее глазах билась боль.
Я отвернулся.
Я хорошо знал, что память скоро покинет Абу Саффара. Черное колдовство смогло оживить его тело и ненадолго разбудило уснувший мозг. Но все это быстро кончится.
Не пройдет и пары часов, как мысли, чувства и желания человека исчезнут, поглощенные песком смерти. Он превратится в молчащее, лишенное разума существо, способное лишь выполнять команды своего повелителя.
Могли я осуждать некромантов? Нет. Они никогда не убивали людей. Никогда не пленяли души. Не вмешивались в ход судьбы и природы. Все, что делали колдуны, – это использовали мертвые тела так же, как садовник выращивает прекрасные яблони, не подозревая, что когда-то на месте его парка темнело кладбище.
Как знать! Может быть, некромантам даже удается смягчить ужас перехода, когда душа расстается с телом и низвергается в пучину вечности.
И все же мне было мерзко.
Черная табличка над невысокой дверью гласила: «Народный кавалерийский военный дозор».
– Нам же нужна была тайная полиция? – спросила Френки.
– Это она и есть.
Абу Саффар вышел из пролетки с генеральским видом. Наверное, он был единственным из всего дозора, кто раболепно не складывался пополам, подходя к этим дверям. Многим они внушали ужас.
Но глава тайной полиции начинал службу в простой кавалерии. Он был шпиком только наполовину. В глубине души оставался военным.
Наверное, получив этот пост, Абу Саффар думал – это повышение.
– Если он сделает доброе дело, пусть даже после смерти, в Преисподней смягчат наказание. Ты сама знаешь. Мубарраз и мы оказываем ему услугу. Даем второй шанс.
Я прекрасно понимал, что говорю правду. При жизни этот человек занимался тем, что шпионил за жителями Маназира. Одно неверное слово, неосторожный поступок – и болтливый горожанин оказывался в черном списке охранки.
Каждый месяц Абу Саффар подавал доклады эмиру. Те, чьи имена попадали туда, заканчивали жизнь на серебряных рудниках, соляных копях или военных галерах. Сотни судеб были безвозвратно погублены усилиями шефа тайной полиции. Теперь он мог спасти несколько жизней, хотя и не по своей воле.
Но почему, когда стремишься поступать правильно, тебя всегда терзают угрызения совести? Мне захотелось узнать, испытывал ли сомнения сам Саффар, когда относил эмиру черные списки.
Возле низких дверей не было караульных; это не в правилах тайной полиции. Зато когда они отворились, мы попали в маленькую узкую клетку, выход из которой щерился черной решеткой.
Прутья, окружавшие нас, были такими частыми что с первого взгляда было сложно увидеть вплетенную в них надпись: «Слава эмиру Маназирскому».
За маленьким окошком сидел унылый крокодил, словно портрет в металлической раме. Увидев своего патрона, аллигатор поднялся, надел на голову форменную фуражку и взял под козырек. Затем снова сел и снял головной убор.
Раздался тяжелый гул, с которым раздвигались толстые прутья. Мы могли войти.
– Надо позаботиться об Абу Саффаре, после того как мы здесь закончим, – сказала Франсуаз. Нельзя возвращать его такому чудовищу, как Мубарраз.
– Между «надо» и «нельзя» зияет пропасть человеческого бессилия, – ответил я. – Не ты убила нашего спутника. В его смерти нет даже доли твоей вины. А некроманты каждый день поднимают из мертвых тысячи людей, многие из которых гораздо больше заслуживают сострадания, чем Абу Саффар.
И, тем не менее, я знал, что она права.
Так уж устроено человеческое сердце. Мы можем хорошо понимать, что множество людей умирают по всему миру, от войн, голода и болезней. Помочь им всем невозможно. Но если ты можешь протянуть руку хотя бы одному из них, тебе приходится это делать, несмотря на сухой кашель здравого смысла.
И нет времени спрашивать себя, достоин этот человек помощи или нет.
В штаб-квартире Дозора было холодно. Мраморная лестница поднималась вверх, растекалась широкой, покрытой красным ковром площадкой и расходилась на две – справа и слева. Их принимала в объятия высокая балюстрада второго этажа.
Ровно на середине площадки поднимался столик, а на нем – позолоченный бюст эмира. На стенах висели флаги.
Абу Саффар поднимался медленно. Казалось, это из-за возраста и одышки. Но вот он остановился, и пальцы его крепче сжали перила.
– Что со мной? – тихо спросил он.
Память начинала покидать зомби, как уплывающий корабль медленно расплывается, уходя за горизонт.
Я поддержал его.
Странно, но у меня не возникло того естественного чувства отвращения, которое появляется, когда коснешься мертвого тела.
– Вы не помните?
Он несколько мгновений стоял, словно переводя дыхание. На самом деле, он пытался вернуть расшатывающиеся мысли.
– Я у себя в конторе…, – произнес он.
– Правильно. Пойдем дальше.
Абу Саффар зашагал снова, и я уже не мог определить – делает ли он это сам, глава департамента, вернувшийся в привычные стены, или бездумно выполняет мои приказы, как автомат.
Несколько гоблинов прошли по верхнему этажу. Увидев начальство, они по-военному отдали честь, а потом расползлись в разные стороны, как тараканы.
Я остановился у балюстрады и посмотрел вниз. Мраморная лестница казалась отсюда рекой, застывшей ледяными перекатами. Наверное, из-за нее чувствовался такой холод.
Зомби двигался со спокойной уверенностью, но теперь в его движениях сквозило что-то неуловимо неестественное. Он походил на лунатика, шагающего во сне.
Мне казалось, что кабинет Саффара, главы тайной полиции, должен отличаться от остальных. Сравнить было не с чем – я не собирался отправляться в экскурсию по зданию, – и все же вскоре я понял, что ошибался.
Все здесь было одинаково, даже двери. Ни на одной не виднелось номера.
Живой мертвец повернул ручку. Петли были хорошо смазаны, но когда мы проходили внутрь, мне показалось, что я слышу скрип и лязганье тюремной решетки.
Для тех, кто попадал сюда, ведомый агентами охранки, темница эмира считалась самым легким из наказаний.
Высокий поджарый человек стоял у письменного стола. Секретаршу я не увидел. Соглядатай поднял глаза, и в них я прочитал облегчение. Щеки у него были впалыми, словно между костями и кожей совсем не оставалось плоти.
– Рад видеть вас в добром здравии, мой господин, – сказал он.
– Я никогда не чувствовал себя лучше, – ответил Абу Саффар. – Наши люди, что, все еще дежурят у дома того изменника, Иль-Закира?
– Да, мой господин.
– Пусть уходят. Никуда он не денется, глупый чародей.
– Понимаю, – человек сделал глотательное движение, словно проталкивал в себя крупный камешек.
Я не сразу понял, что так он кивает.
– Вы хотите, чтобы колдун расслабился? Забыл об осторожности?
– Ты прав, Джоухар. Составь бумагу и принеси мне на подпись.
Колеса пролетки тихо стучали по городской улице. Абу Саффар – или, по крайней мере, то, что после него осталось – сидел напротив меня. Жизнь так и не вернулась в его глаза. В них не было даже осмысленного выражения.
Но слуги некромантов умело нанесли на кожу умертвия слой розовой пудры, и теперь даже с близкого расстояния сложно было определить, что перед вами зомби. Парадный костюм и лакированные перчатки завершали картину, полностью скрывая следы утреннего кровопролития.
Что же до глаз – то кто в наши дни присматривается к ним? До чужих чувств никому нет дела.
– Ты слышала Мубарраза, – отвечал я. – Этот живой труп нужен нам, чтобы проникнуть в нору местной тайной полиции. Мы узнаем, какие пакости родились в их жалких умишках. Потом Саффар подпишет бумагу…
Я вынул из-за отворота камзола кусок пергамента.
– … В которой прикажет своим ищейкам держаться подальше от мудреца Иль-Закира и Гильдии некромантов. В городе воцарятся мир и покой. Затем наш спутник тоже найдет упокоение, в свиных желудках, и неприятности закончатся. Останется только помирить изобретателя и колдунов, но это уже не так сложно. Главное, чтобы эмир вышел из игры. Я вернул документ на место.
– Конечно, он мог бы поставить подпись заранее. Но у нас нет официального бланка тайной полиции. Поэтому придется все делать на месте.
– Ты не понял, – сказала Франсуаз. – Я хочу знать, что произойдет с ним?
Я пожал плечами.
– С Абу уже ничего не может произойти. Он мертв, и его душа заняла место, право на которое он с таким усердием заслуживал всю свою жизнь. Где-нибудь в центре Преисподней. То, что ты видишь перед собой, всего лишь мертвец, оживленный магией. Он как вещь; он даже меньше, чем вещь. Предметом еще можно пользоваться, а этого парня придется выкинуть вон после первого же употребления.
Девушка не слушала меня. Склонившись к Абу Саффару, она взяла его безжизненные пальцы в свои.
– О чем вы думаете? – спросила она.
– О смотре, – ответил тот. – В следующую среду у нас будет большой парад. Сам эмир Маназира выйдет на городскую площадь, чтобы принять его. Я иду в третьей колонне слева. Как вам кажется, заметит меня эмир?
– Не знаю, – ответила девушка.
– Я тоже. Мне очень хочется, чтобы он меня увидел. Знаете, каждый месяц наш господин призывает меня с докладом. И я всегда должен приходить к нему в обычном мундире, сером и уродливом… Это так ужасно. Когда перед этим я гляжу на себя в зеркало, то сам себе говорю: «Нет, Абу, человеку в такой одежде нечего думать о карьере».
– Но ведь таков протокол. Вы не можете одеться по-другому, когда идете к эмиру. Я права?
– Правы, конечно. Но что значат правила? Каждый месяц он видит перед собой меня в облике серой, забитой крысы. Я часто об этом думал… Эмир судит обо мне по внешнему виду. Как бы я ни работал, как ни старался, мне никогда больше не видать повышения. Как бы я хотел, чтобы он хоть раз посмотрел на меня в парадном мундире, а не в этих серых лохмотьях. Чтобы на мое лицо падали яркие солнечные лучи, а не тусклый свет его масляных ламп. Как я ждал этого парада…
Абу Саффар тяжело вздохнул.
– Знаете, когда тот шакал на площади распорол мне живот, первая мысль, которая у меня возникла, – я никогда больше не попаду на смотр. Это было так несправедливо, так обидно… Гораздо страшнее, чем просто умереть.
В глазах зомби появился блеск.
– Но теперь – слава Небесным Богам! – мне дали второй шанс. Могу представить, он выпадает не каждому. Теперь я буду работать еще лучше, еще прилежнее. Пусть Боги видят, что им не придется раскаяться в своем милосердии. А самое главное, мадемуазель Дюпон, самое главное – я все-таки смогу попасть на парад.
Девушка смотрела на него, и в ее глазах билась боль.
Я отвернулся.
Я хорошо знал, что память скоро покинет Абу Саффара. Черное колдовство смогло оживить его тело и ненадолго разбудило уснувший мозг. Но все это быстро кончится.
Не пройдет и пары часов, как мысли, чувства и желания человека исчезнут, поглощенные песком смерти. Он превратится в молчащее, лишенное разума существо, способное лишь выполнять команды своего повелителя.
Могли я осуждать некромантов? Нет. Они никогда не убивали людей. Никогда не пленяли души. Не вмешивались в ход судьбы и природы. Все, что делали колдуны, – это использовали мертвые тела так же, как садовник выращивает прекрасные яблони, не подозревая, что когда-то на месте его парка темнело кладбище.
Как знать! Может быть, некромантам даже удается смягчить ужас перехода, когда душа расстается с телом и низвергается в пучину вечности.
И все же мне было мерзко.
* * *
Черная табличка над невысокой дверью гласила: «Народный кавалерийский военный дозор».
– Нам же нужна была тайная полиция? – спросила Френки.
– Это она и есть.
Абу Саффар вышел из пролетки с генеральским видом. Наверное, он был единственным из всего дозора, кто раболепно не складывался пополам, подходя к этим дверям. Многим они внушали ужас.
Но глава тайной полиции начинал службу в простой кавалерии. Он был шпиком только наполовину. В глубине души оставался военным.
Наверное, получив этот пост, Абу Саффар думал – это повышение.
– Если он сделает доброе дело, пусть даже после смерти, в Преисподней смягчат наказание. Ты сама знаешь. Мубарраз и мы оказываем ему услугу. Даем второй шанс.
Я прекрасно понимал, что говорю правду. При жизни этот человек занимался тем, что шпионил за жителями Маназира. Одно неверное слово, неосторожный поступок – и болтливый горожанин оказывался в черном списке охранки.
Каждый месяц Абу Саффар подавал доклады эмиру. Те, чьи имена попадали туда, заканчивали жизнь на серебряных рудниках, соляных копях или военных галерах. Сотни судеб были безвозвратно погублены усилиями шефа тайной полиции. Теперь он мог спасти несколько жизней, хотя и не по своей воле.
Но почему, когда стремишься поступать правильно, тебя всегда терзают угрызения совести? Мне захотелось узнать, испытывал ли сомнения сам Саффар, когда относил эмиру черные списки.
Возле низких дверей не было караульных; это не в правилах тайной полиции. Зато когда они отворились, мы попали в маленькую узкую клетку, выход из которой щерился черной решеткой.
Прутья, окружавшие нас, были такими частыми что с первого взгляда было сложно увидеть вплетенную в них надпись: «Слава эмиру Маназирскому».
За маленьким окошком сидел унылый крокодил, словно портрет в металлической раме. Увидев своего патрона, аллигатор поднялся, надел на голову форменную фуражку и взял под козырек. Затем снова сел и снял головной убор.
Раздался тяжелый гул, с которым раздвигались толстые прутья. Мы могли войти.
* * *
– Надо позаботиться об Абу Саффаре, после того как мы здесь закончим, – сказала Франсуаз. Нельзя возвращать его такому чудовищу, как Мубарраз.
– Между «надо» и «нельзя» зияет пропасть человеческого бессилия, – ответил я. – Не ты убила нашего спутника. В его смерти нет даже доли твоей вины. А некроманты каждый день поднимают из мертвых тысячи людей, многие из которых гораздо больше заслуживают сострадания, чем Абу Саффар.
И, тем не менее, я знал, что она права.
Так уж устроено человеческое сердце. Мы можем хорошо понимать, что множество людей умирают по всему миру, от войн, голода и болезней. Помочь им всем невозможно. Но если ты можешь протянуть руку хотя бы одному из них, тебе приходится это делать, несмотря на сухой кашель здравого смысла.
И нет времени спрашивать себя, достоин этот человек помощи или нет.
В штаб-квартире Дозора было холодно. Мраморная лестница поднималась вверх, растекалась широкой, покрытой красным ковром площадкой и расходилась на две – справа и слева. Их принимала в объятия высокая балюстрада второго этажа.
Ровно на середине площадки поднимался столик, а на нем – позолоченный бюст эмира. На стенах висели флаги.
Абу Саффар поднимался медленно. Казалось, это из-за возраста и одышки. Но вот он остановился, и пальцы его крепче сжали перила.
– Что со мной? – тихо спросил он.
Память начинала покидать зомби, как уплывающий корабль медленно расплывается, уходя за горизонт.
Я поддержал его.
Странно, но у меня не возникло того естественного чувства отвращения, которое появляется, когда коснешься мертвого тела.
– Вы не помните?
Он несколько мгновений стоял, словно переводя дыхание. На самом деле, он пытался вернуть расшатывающиеся мысли.
– Я у себя в конторе…, – произнес он.
– Правильно. Пойдем дальше.
Абу Саффар зашагал снова, и я уже не мог определить – делает ли он это сам, глава департамента, вернувшийся в привычные стены, или бездумно выполняет мои приказы, как автомат.
Несколько гоблинов прошли по верхнему этажу. Увидев начальство, они по-военному отдали честь, а потом расползлись в разные стороны, как тараканы.
Я остановился у балюстрады и посмотрел вниз. Мраморная лестница казалась отсюда рекой, застывшей ледяными перекатами. Наверное, из-за нее чувствовался такой холод.
Зомби двигался со спокойной уверенностью, но теперь в его движениях сквозило что-то неуловимо неестественное. Он походил на лунатика, шагающего во сне.
Мне казалось, что кабинет Саффара, главы тайной полиции, должен отличаться от остальных. Сравнить было не с чем – я не собирался отправляться в экскурсию по зданию, – и все же вскоре я понял, что ошибался.
Все здесь было одинаково, даже двери. Ни на одной не виднелось номера.
Живой мертвец повернул ручку. Петли были хорошо смазаны, но когда мы проходили внутрь, мне показалось, что я слышу скрип и лязганье тюремной решетки.
Для тех, кто попадал сюда, ведомый агентами охранки, темница эмира считалась самым легким из наказаний.
Высокий поджарый человек стоял у письменного стола. Секретаршу я не увидел. Соглядатай поднял глаза, и в них я прочитал облегчение. Щеки у него были впалыми, словно между костями и кожей совсем не оставалось плоти.
– Рад видеть вас в добром здравии, мой господин, – сказал он.
– Я никогда не чувствовал себя лучше, – ответил Абу Саффар. – Наши люди, что, все еще дежурят у дома того изменника, Иль-Закира?
– Да, мой господин.
– Пусть уходят. Никуда он не денется, глупый чародей.
– Понимаю, – человек сделал глотательное движение, словно проталкивал в себя крупный камешек.
Я не сразу понял, что так он кивает.
– Вы хотите, чтобы колдун расслабился? Забыл об осторожности?
– Ты прав, Джоухар. Составь бумагу и принеси мне на подпись.
16
– То, что вы делаете, глупо, – сказал иглобрюх.
Нельзя сказать, будто это его расстроило. В его словах не было ни бурного негодования, ни осуждения – таким тоном он мог бы мне сообщить, что пошел дождь.
– И тем не менее, – мягко ответил я.
В нем самом не нашлось бы ничего мягкого. Он напоминал большого, раскормленного суслика, но вместо мягкой шерсти со всех сторон из него торчали острые иглы.
– Если человек грешен, он должен понести наказание. Таков закон.
Существо приподняло палец и ткнуло куда-то в потолок, где пучились сталактиты.
– Но разве милосердие не требует, чтобы ему дали еще шанс? – спросила Франсуаз.
– Милосердие?
Глаза иглобрюха выпучились, став в три раза больше. Я испугался, что они сейчас лопнут; но, по всей видимости, для него это был всего лишь привычный жест.
– Вы в Преисподней, моя дорогая. Доброту надо проявлять до того, как попадешь сюда. Потом уже будет поздно.
Абу Саффар стоял рядом со мной, неподвижный как кукла, в которой закончился завод. Б штаб-квартире охранки он подписал все нужные бумаги и гордо отбыл, оставив своих подчиненных в полном неведении относительно своей истинной судьбы.
Теперь мы находились в Лимбе – там, откуда, грешные души могут бросить последний взгляд на ушедшую жизнь.
– Но он совершил добрый поступок, – сказала девушка. – Помог остановить кровопролитие. Сойдись в схватке некроманты, люди эмира и Иль-Закир ради права распоряжаться его открытием, пострадало бы много невинных людей.
Иглобрюх квакнул.
– Что? – не поняла девушка.
– Ква, – отвечал он. – Это междометие. Все нормальные люди выражают так свои эмоции. Разве нет?
– Нет, кретин, – раздраженно огрызнулась Франсуаз. – Так только жабы орут. Что насчет нашего спутника?
Существо пожало плечами. Казалось невероятным, что при этом он в состоянии не поранить себя собственными же иглами. Но, по всей видимости, я зря беспокоился о его здоровье.
Живя в Лимбе, он не мог умереть.
– Добрые дела ваш друг совершил уже после смерти. Некроманты вечно вмешиваются в наши дела. Из-за них души на несколько часов застревают между мертвым телом и вечным наказанием. Но это не более чем отсрочка.
– Наказание?
Голос, раздавшийся позади меня, уже не принадлежал Абу Саффару. Лишенный жизни, он походил на завывание ветра. Но мысли и чувства еще сохранялись под мертвой оболочкой плоти.
– Конечно, – отвечал иглобрюх. – Извольте посмотреть сами.
Он провел перед нами перепончатой лапой. Воздух дрогнул, и в нем, словно в волшебном кристалле, возникло изображение.
– Одиннадцатый круг Ада, – пояснило существо. – Секция С.
– Мне казалось, здесь только семь кругов, – пробормотал я.
Мой собеседник лишь покачал головой да пробормотал себе под нос:
– Эти мне туристы…
Я увидел перед собой Абу Саффара – не мертвое тело, что сопровождало меня в этом путешествии, но бессмертную душу. Он стоял на краю высокой скалы, и длинный скимитар блестел в его руках.
– Вы здесь, – говорил он. – Я знаю! Не надо прятаться. Жалкие предатели. Вы посмели поднять руку на эмира. Посягнуть на нашу могущественную страну. И вам не уйти от ответа.
В голосе его не было сумасшествия. Ни одном нотки, которая отличает безумцев, параноиков, что видят врагов и опасности там, где их нет.
Абу Саффар говорил всерьез и глубоко в это верил.
– Получайте же!
Резкий выпад. Лезвие клинка пронзило воздух. В то же мгновение длинная, рубленая рана открылась на спине грешника. Из нее тут же полилась кровь; потом она загноилась и стала зарастать струпьями.
Абу Саффар рухнул на скалу, воя от боли и унижения.
– Трусы! – прокричал он. – Ударили меня в спину. Мерзавцы! Сойдитесь со мной лицом к лицу. Вы узнаете…
– Он сам себя ранил, – в голосе Франсуаз звучало потрясение.
– Демоны такие нежные, – неодобрительно сказал иглобрюх. – Этот тип попал в одиннадцатый круг, секция С. Конечно, он будет страдать. И мучиться. Вечно. А вы чего хотели? Пирогов ему и пряников? Чистоплюи несчастные… А еще дьяволами зоветесь. Вот и приходится делать за вас вашу работу.
Он вновь взмахнул ладонью, и видение исчезло.
– Рана на его спине скоро заживет, – будничным тоном рассказывало существо. – В конце концов, это лишь бесплотная оболочка. А вот боль, которую он испытывает, гнев, бессилие – они настоящие.
Зомби протянул руку, пытаясь удержать тающее изображение. Его пальцы почти коснулись иглобрюха; тот с поспешной брезгливостью отстранился.
– Суть наказания в том, – произнес служитель Лимба, – что оно может прекратиться в любой момент. Как только ваш спутник перестанет искать вокруг себя врагов и предателей, он прекратит наносить удары себе самому. И освободится.
– Скоро он это поймет, – полувопросительно сказала Франсуаз.
Иглобрюх квакнул.
– Одиннадцатый круг Ада, – отвечал он. – Секция С. Те, кто попал сюда, никогда и ничего не понимают. Так уж они устроены. Они сами терзают себя. И будут делать это Вечность.
– Почему? – глухо произнес Абу Саффар.
Франсуаз смерила служителя тяжелым взглядом. Не находись мы в Лимбе – с бедолаги тут же осыпались бы все иглы, как с елки после Нового года.
– Я знаю, этот человек не был ангелом, – сказала она. – Но мы многим ему обязаны. И жители Маназира, которые не попали между молотом и наковальней, тоже. Наверняка можно что-нибудь сделать.
В ее голосе прозвучало: «А если нет, я сверну тебе шею и посмотрю – вдруг на твое место поставят кого-нибудь поумнее».
Круглые глаза иглобрюха начали наливаться. Однако прежде, чем он успел снова произнести свое «ква», заговорил Абу Саффар.
– Как моя душа могла оказаться здесь? – спросил он.
Зомби приблизился к служителю Лимба, и глаза у того сразу же опали от страха.
– Всю жизнь я служил своей стране, любимому Маназиру. С каких пор это стало преступлением? Кто решил, будто верность родине – грех, за который надо наказывать? Я защищал народ от врагов, преступников и шпионов. В этом моя вина?
Иглобрюх лениво зевнул. Он успел понять, что находится в полной безопасности, несмотря на гнев зомби.
– Это не мне решать, – бросило существо, даже не трудясь внятно произносить слова. – Я только слежу за порядком.
Абу Саффар обратился ко мне.
– Верните меня назад. Я хочу закончить жизнь так, как положено нормальному человеку. Пусть мое тело похоронят, сожгут, или оно станет тупым орудием некромантов – неважно. Я чувствую, что покидаю его. Мне уже немного осталось. Хочу перед смертью еще раз увидеть стены моего города.
– Но мы можем помочь вам! – воскликнула Франсуаз. – Наверняка есть способ переубедить этого остолопа.
Саффар взглянул на служителя Лимба с гневными презрением.
Нельзя сказать, будто это его расстроило. В его словах не было ни бурного негодования, ни осуждения – таким тоном он мог бы мне сообщить, что пошел дождь.
– И тем не менее, – мягко ответил я.
В нем самом не нашлось бы ничего мягкого. Он напоминал большого, раскормленного суслика, но вместо мягкой шерсти со всех сторон из него торчали острые иглы.
– Если человек грешен, он должен понести наказание. Таков закон.
Существо приподняло палец и ткнуло куда-то в потолок, где пучились сталактиты.
– Но разве милосердие не требует, чтобы ему дали еще шанс? – спросила Франсуаз.
– Милосердие?
Глаза иглобрюха выпучились, став в три раза больше. Я испугался, что они сейчас лопнут; но, по всей видимости, для него это был всего лишь привычный жест.
– Вы в Преисподней, моя дорогая. Доброту надо проявлять до того, как попадешь сюда. Потом уже будет поздно.
Абу Саффар стоял рядом со мной, неподвижный как кукла, в которой закончился завод. Б штаб-квартире охранки он подписал все нужные бумаги и гордо отбыл, оставив своих подчиненных в полном неведении относительно своей истинной судьбы.
Теперь мы находились в Лимбе – там, откуда, грешные души могут бросить последний взгляд на ушедшую жизнь.
– Но он совершил добрый поступок, – сказала девушка. – Помог остановить кровопролитие. Сойдись в схватке некроманты, люди эмира и Иль-Закир ради права распоряжаться его открытием, пострадало бы много невинных людей.
Иглобрюх квакнул.
– Что? – не поняла девушка.
– Ква, – отвечал он. – Это междометие. Все нормальные люди выражают так свои эмоции. Разве нет?
– Нет, кретин, – раздраженно огрызнулась Франсуаз. – Так только жабы орут. Что насчет нашего спутника?
Существо пожало плечами. Казалось невероятным, что при этом он в состоянии не поранить себя собственными же иглами. Но, по всей видимости, я зря беспокоился о его здоровье.
Живя в Лимбе, он не мог умереть.
– Добрые дела ваш друг совершил уже после смерти. Некроманты вечно вмешиваются в наши дела. Из-за них души на несколько часов застревают между мертвым телом и вечным наказанием. Но это не более чем отсрочка.
– Наказание?
Голос, раздавшийся позади меня, уже не принадлежал Абу Саффару. Лишенный жизни, он походил на завывание ветра. Но мысли и чувства еще сохранялись под мертвой оболочкой плоти.
– Конечно, – отвечал иглобрюх. – Извольте посмотреть сами.
Он провел перед нами перепончатой лапой. Воздух дрогнул, и в нем, словно в волшебном кристалле, возникло изображение.
– Одиннадцатый круг Ада, – пояснило существо. – Секция С.
– Мне казалось, здесь только семь кругов, – пробормотал я.
Мой собеседник лишь покачал головой да пробормотал себе под нос:
– Эти мне туристы…
Я увидел перед собой Абу Саффара – не мертвое тело, что сопровождало меня в этом путешествии, но бессмертную душу. Он стоял на краю высокой скалы, и длинный скимитар блестел в его руках.
– Вы здесь, – говорил он. – Я знаю! Не надо прятаться. Жалкие предатели. Вы посмели поднять руку на эмира. Посягнуть на нашу могущественную страну. И вам не уйти от ответа.
В голосе его не было сумасшествия. Ни одном нотки, которая отличает безумцев, параноиков, что видят врагов и опасности там, где их нет.
Абу Саффар говорил всерьез и глубоко в это верил.
– Получайте же!
Резкий выпад. Лезвие клинка пронзило воздух. В то же мгновение длинная, рубленая рана открылась на спине грешника. Из нее тут же полилась кровь; потом она загноилась и стала зарастать струпьями.
Абу Саффар рухнул на скалу, воя от боли и унижения.
– Трусы! – прокричал он. – Ударили меня в спину. Мерзавцы! Сойдитесь со мной лицом к лицу. Вы узнаете…
– Он сам себя ранил, – в голосе Франсуаз звучало потрясение.
– Демоны такие нежные, – неодобрительно сказал иглобрюх. – Этот тип попал в одиннадцатый круг, секция С. Конечно, он будет страдать. И мучиться. Вечно. А вы чего хотели? Пирогов ему и пряников? Чистоплюи несчастные… А еще дьяволами зоветесь. Вот и приходится делать за вас вашу работу.
Он вновь взмахнул ладонью, и видение исчезло.
– Рана на его спине скоро заживет, – будничным тоном рассказывало существо. – В конце концов, это лишь бесплотная оболочка. А вот боль, которую он испытывает, гнев, бессилие – они настоящие.
Зомби протянул руку, пытаясь удержать тающее изображение. Его пальцы почти коснулись иглобрюха; тот с поспешной брезгливостью отстранился.
– Суть наказания в том, – произнес служитель Лимба, – что оно может прекратиться в любой момент. Как только ваш спутник перестанет искать вокруг себя врагов и предателей, он прекратит наносить удары себе самому. И освободится.
– Скоро он это поймет, – полувопросительно сказала Франсуаз.
Иглобрюх квакнул.
– Одиннадцатый круг Ада, – отвечал он. – Секция С. Те, кто попал сюда, никогда и ничего не понимают. Так уж они устроены. Они сами терзают себя. И будут делать это Вечность.
– Почему? – глухо произнес Абу Саффар.
Франсуаз смерила служителя тяжелым взглядом. Не находись мы в Лимбе – с бедолаги тут же осыпались бы все иглы, как с елки после Нового года.
– Я знаю, этот человек не был ангелом, – сказала она. – Но мы многим ему обязаны. И жители Маназира, которые не попали между молотом и наковальней, тоже. Наверняка можно что-нибудь сделать.
В ее голосе прозвучало: «А если нет, я сверну тебе шею и посмотрю – вдруг на твое место поставят кого-нибудь поумнее».
Круглые глаза иглобрюха начали наливаться. Однако прежде, чем он успел снова произнести свое «ква», заговорил Абу Саффар.
– Как моя душа могла оказаться здесь? – спросил он.
Зомби приблизился к служителю Лимба, и глаза у того сразу же опали от страха.
– Всю жизнь я служил своей стране, любимому Маназиру. С каких пор это стало преступлением? Кто решил, будто верность родине – грех, за который надо наказывать? Я защищал народ от врагов, преступников и шпионов. В этом моя вина?
Иглобрюх лениво зевнул. Он успел понять, что находится в полной безопасности, несмотря на гнев зомби.
– Это не мне решать, – бросило существо, даже не трудясь внятно произносить слова. – Я только слежу за порядком.
Абу Саффар обратился ко мне.
– Верните меня назад. Я хочу закончить жизнь так, как положено нормальному человеку. Пусть мое тело похоронят, сожгут, или оно станет тупым орудием некромантов – неважно. Я чувствую, что покидаю его. Мне уже немного осталось. Хочу перед смертью еще раз увидеть стены моего города.
– Но мы можем помочь вам! – воскликнула Франсуаз. – Наверняка есть способ переубедить этого остолопа.
Саффар взглянул на служителя Лимба с гневными презрением.