Чекалов Денис. Дарующая жизнь

   – Ни шагу дальше, эльф! – воскликнул мудрец. – Ты видел водонапорную башню. Значит, тебе известно мое могущество. Стой и смотри – или судьба Алисы покажется тебе раем.
   – Я не владею магией, – сказал я, неторопливо приближаясь к нему. – Почти. Но моих способностей хватит, чтобы понять – вся твоя энергия ушла на механических монстров. Сейчас ты не способен даже на самое простенькое заклинание. Вот почему мы так легко смогли проникнуть в твой дом. Просто отпусти девушку.
   Франсуаз натянула тетиву длинного лука. Девушка позаимствовала его у одного из солдат эмира.
   – Ты все слышал? – спросила она. – Или прочистить тебе уши стрелой?
   – Это довольно вульгарно, – согласился я. – Мало подходит к высотам философии и глубинам науки, где вы обитаете. Но уверяю вас – она может прошить вам голову насквозь. Наконечник войдет в одно ухо и выйдет через другое.
   Я так и не решил, обращаться к нему на «ты» или на «вы», поэтому постоянно сбивался. Не думаю, чтобы кто-нибудь обратил на это внимание.
   Иль-Закир бросил взор на лук в руках девушки.
   Его взгляд был быстр; но он понимал, что стрела окажется гораздо быстрее.
   – Хорошо, – негромко произнес он. – Если я отпущу ее, что станет со мной?
   – Если я скажу, что вы сможете уйти, вы ведь мне не поверите?
   – Верно.
   – Тогда не стану пытаться. Вы окажетесь перед судом города Маназира за покушение на убийство. Или мы можем передать вас дознавателям Гильдии магов. Они будут более объективны, чем эмир или некроманты. Решать вам.
   Мудрец рассмеялся.
   Он отбросил в сторону Алису Шталь и в тот же миг отшвырнул прочь кинжал. Девушка упала на мягкий ковер. Иль-Закир стоял перед нами, совершенно безоружный. Я чувствовал, что он еще не в силах прибегнуть к своей магии.
   Однако лицо изобретателя оставалось спокойным – и почти сразу же на нем начали появляться признаки торжества.
   – Я сдаюсь, – произнес мудрец.
   Он был слишком хладнокровен.
   И чем больше становился уверен в себе Иль-Закир, тем сильнее беспокоился я. Словно присутствие духа перетекало от меня к нему незримым ручьем.
   Он знал, что делает – а мне оставалось только ждать удара.
   Мне стало гораздо страшнее, чем в тот момент, когда кинжал мудреца касался шеи Алисы Шталь.
   – Надеюсь, вы не держите на меня обиды за то, что я пытался убить вашу школьную подругу… Или нет? Сердитесь… Узы, заключенные в детстве, порой сильнее дружеских и даже любовных, не так ли.
   Иль-Закир вскинул руки, как делает фокуснику желая показать зрителям, что в них ничего нет. И чаще всего иллюзионист лжет.
   – Впрочем, хватит говорить. Вы еще подумаете будто я пытаюсь отвлечь ваше внимание, проделать исподтишка какой-то коварный трюк. Не бойтесь. Козырей у меня не осталось. Ведите меня! Куда захотите. К эмиру, к белым магам или же к некромантам… Кстати, откуда у вас оружие?
   Он обращался к Франсуаз.
   – Одолжил один из сержантов. Кажется, воин был рад мысли, что его стрела окажется в ваших внутренностях, даже если не сам он ее выпустит. Эти ваши механические твари солдатам не очень понравились.
   – Справедливо.
   Мудрец кивнул.
   – Не будем же теперь терять время. На суд. И вот еще, Майкл. Мне очень жаль вашего друга, алхимика.
   – У меня нет друзей, – быстро возразил я.
   – Вот! – весело воскликнул колдун. – Дружба делает нас уязвимыми, не так ли. Поэтому проще всего от нее отказаться. А вот Сильван, астролог и травник, по-прежнему считает вас своим близким товарищем. Он, кажется, тоже учился с вами в Даркмуре. Забавное совпадение, не так ли. Впрочем, не беспокойтесь. Вы еще успеете на его похороны.
   Я окаменел.
   – Что ты сделал с Сильваном? – закричал я. – Алиса рассказала тебе о нем?
   – Нет…
   Иль-Закир опустился в высокое кресло. Стало очевидно, что он не собирается никуда идти. Мудрец чувствовал себя победителем.
   – Конечно, я навел о вас кое-какие справки. Но это не потребовалось, мой остроухий приятель. Видишь ли, я перехватывал письма Алисы Шталь. Так, на всякий случай – чтобы узнать, по-прежнему ли она верна мне.
   Чародей устроился поудобнее.
   – И мне повезло. Впрочем, так везет каждому, кто хорошо делает свою работу и не упускает мелочей. Рано или поздно в твои сети попадет нечто ценное. Так и произошло. Я нашел в ее письмах конверт, адресованный тебе, эльф.
   Видишь ли, ты постоянно в разъездах. Сильван не знал, где тебя найти. Сам он живет в маленьком городишке, где-то на окраине болота. Поэтому и попросил Алису найти тебя – сделать это из такой крупной столицы, как Маназир, гораздо проще.
   – Что произошло с Сильваном? – спросил я.
   Мой голос дрожал от гнева.
   – Я не причинял ему вреда, остроух, если ты об этом. Твой глуповатый алхимик сам попал в неприятности – причем такие, что без посторонней помощи ему не выбраться.
   – Сильван не из тех, кто ищет приключений.
   – Согласен. Я понял это по тону письма. Он просто оказался случайной жертвой. Мухой, разбившейся о лобовое стекло. Но дело не в этом, эльф. Твой друг не знает, кому перешел дорогу. Тем более ему невдомек, как от них защититься. И ты тоже не сможешь его спасти – без моей помощи.
   Я сжал зубы.
   – Где письмо? – спросил я. – И почему мне вдруг тебе верить.
   – Конверт я отправил обычной почтой. Хотел, чтобы ты все же его получил. Это давало мне больше возможностей для маневра. Как видишь, я оказался прав. Что же до доказательств…
   Он побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.
   – Как тебе такая деталь? Сильван знает, что с тобой демонесса и ты можешь в долю секунды оказаться возле его дома, пройдя через волшебный портал. Но он боится, что колебания астрала привлекут внимание eго врагов и они уничтожат его раньше, чем он успеет пикнуть. Поэтому твой друг просит тебя приехать с обычным караваном и привезти цветы мандрагоры. Это удобный предлог. Их нельзя проносить через магические двери, ибо тогда они теряют свои чудесные свойства. Так ты прибудешь в его город, словно случайно, потому…
   – Достаточно, – я кивнул. – Такие предосторожности вполне в духе Сильвана. Вряд ли они пришли бы в голову кому-то другому. Теперь скажи, что с ним произошло.
   – Не торопись, – мягко сказал мудрец. – Здесь я не произнесу ни слова. Лучше поеду с вами. Вы поможете мне покинуть Маназир – подальше от эмира, некромантов и магов Проклятой Башни. Когда я спасу вашего бедолагу-травника, наши пути разойдутся. Я исчезну. Никаких долгов, никакого суда. Идет?
   – Не верь ему, – предупредила Франсуаз.
   Девушка не опускала лука.
   – А если с тобой что-нибудь произойдет? Если ты просто убежишь по дороге?
   – Я не сбегу. Мне известно, как эльфы кичатся своим честным словом. Если мы договоримся сейчас и я выполню свою часть сделки – значит, смогу больше не опасаться, что когда-нибудь вновь увижу твои длинные уши. Помочь тебе для меня так же просто, как щелкнуть пальцем. Зачем же мне нарушать договор, а потом всю жизнь прятаться от эльфийских рейнджеров.
   – А если тебя убьют? – спросила Франсуаз. – Прежде чем ты все расскажешь?
   Иль-Закир усмехнулся.
   – Значит, можете заказать венок на могилу своего друга. Никто, кроме меня, не сможет ему помочь. Не сочтите за хвастовство… К слову, если попытаетесь сделать это в одиночку – заодно купите цветов и на свои собственные похороны. У вас не хватит сил даже увидеть Зло, охотящееся за Сильваном. Не говоря уже о том, чтобы победить его. Выходит, вам придется опустить лук, молодая леди. Отныне вашей главной заботой стану я и моя безопасность.
   Мудрец пружинисто поднялся. Он ликовал.
   – Пойдем же? – предложил он. – Или все-таки хотите дождаться, пока придет посыльный с письмом? Не стоит – я помню его наизусть.
   – Не верь ему, Майкл, – повторила Френки.
   – У меня нет выбора, – отрывисто сказал я. – Не станем ничего ждать. Открывай портал. Найди стоянку караванов, достаточно близко от города, где живет Сильван. Скажем, в Артанийских холмах. Там же мы купим свежие цветы мандрагоры. Вы готовы, Закир!
   – Конечно! – просиял тот.
   Крупные капли крови упали на пол.
   Абдулла Иль-Закир, мудрец из города Маназира, опустил глаза и увидел длинный наконечник копья, торчащий у него из груди.
   – Проклятие, – прошептал он. – У меня почти получилось.
   Он упал; и тело его рассыпалось на тысячи сверкающих искр.
   Прямо передо мной стоял Абу Саффар. Его лицо уже покрылось трупными пятнами, один глаз вытек.
   – Последнее дело перед моей отставкой, – произнес зомби. – Эмир не любит, когда над ним насмехаются. И маги Башни Проклятых тоже. Это они отправили меня сюда.
   Он упал на колени.
   – Я так и не попаду на парад, верно? – прошептал мертвец. – А я так хотел…
   Жизнь вылетела из его уст вместе с последними словами. Саффар замер, как восковая кукла, и больше не двигался.
   Я посмотрел на Френки.
   – Сильван, – произнес я. – О боги. Что же теперь нам делать?
   В соседней комнате раздался шум. Франсуаз развернулась, вновь поднимая лук. Дверь распахнулась, и на пороге вырос бородатый гном. На плече он нес толстую кожаную сумку.
   Простые буквы на ней гласили: «Почта города Маназира».
   – Дверь была открыта, – пояснил он. – Правда, издалека мне показалось, будто ограда движется, но это, наверное, от кружечки эля, которую я выпил перед дорогой. Когда подошел к дому, увидел – забор, как забор. Вы – эльф Майкл?
   Поскольку во всей комнате только я имел острые уши, он направился ко мне.
   – Непросто же было вас найти, сударь, непросто… На месте вы не сидите. Один приятель, что служит у некромантов, подсказал мне, куда идти.
   Он осекся, увидев тело Абу Саффара и неподвижную Алису Шталь.
   – Вижу, без дела вы тоже не сидите… А, впрочем, не мое это дело. Вам письмо, сударь, от некоего Сильвана, алхимика. Распишитесь вот тут и заплатите почтовый, значится, сбор…
   Я взял пакет и спрятал его в карман, не читая.
   – Вперед, Френки, – негромко произнес я. – Нас ждут Артанийские холмы.

Часть III
ЧАША

1

   Звон мечей разрезал тишину леса.
   Казалось, каждый удар был нацелен в мирную тишину, разбивая ее в жалобно плачущие осколки. Я натянул поводья, останавливая верхового дракона. Звуки сражения доносились из зарослей, там, где встряхивали ветвями гигантские гаоляны.
   Я направил дракона над высоким кустарником. Удары раздавались все быстрее. Голоса сражающихся таяли в густой чаще, но я слышал, что там их не менее четырех.
   Один бился против троих, и те побеждали.
   Темная молния сверкнула перед моими глазами. Франсуаз, сопровождавшая меня, заставила свою лошадь перепрыгнуть через широкие заросли кустов. Гнедая приземлилась, согнувшись, как пружина, но всадница крепко сидела в седле.
   Тот, кто вел неравный бой, начал теперь уставать. Он уже не наносил ударов сам, но только парировал их.
   Дракон летел быстро, зачерпывая крыльями горсти пространства и отбрасывая их назад. Стук копыт, мнущих лесную траву, пел о том, что гнедая не отстает от меня.
   Где-то впереди тихо разорвался и опал шум энергетической вспышки. Звон мечей прекратился.
   Верховой дракон вылетел на поляну и, развернув крылья парусом, всхлопнул ими, останавливаясь. Три гоблина, одетые в бурые камзолы, обступили человека; раненый привалился к стволу дерева, которое в бою защищало его спину.
   В лапе одного из разбойников пульсировал ионный пистолет. Гоблины редко используют энергетическое оружие. В тех мирах, которые населены ими, уровень магии чересчур высок. Он заставляет плазменные накопители перегреваться, и пистолет взрывается в руках у того, кто пытается из него выстрелить.
   Леса Артании, что жесткой щетиной поднимаются над длинным скальным хребтом, почти лишены магической ауры. Даже самый могущественный из колдунов с трудом способен вызвать здесь легкий весенний дождь.
   Приземистый гоблин, скаля грязные зубы, смотрел на пистолет в своей когтистой лапе. Тварь сама не была уверена, что оружие не разорвется, унося его к праотцам гоблинского племени. Но тихое мерцание, спутник энергетического выстрела, начинало стихать, и гоблин удовлетворенно выпустил изо рта несколько струек слюны.
   Наверное, ему было приятно умереть с такой успокаивающей мыслью. Крепкое лезвие меча раскололо его голову, обнажив бурый комочек мозга – сморщенное тельце, последи толстых черепных костей.
   Гоблин рефлекторно нажал на спусковой крючок и упал на ионную вспышку. Его тело начало поджариваться, словно кусок мяса, положенный на уголья.
   Два других разбойника обернулись. Их оскаленные зубы были покрыты темными кусочками воска.
   Гоблины всегда жуют его; они считают, что это избавляет их от дурного запаха изо рта.
   У них странные представления о том, что такое хороший запах. Жевательный воск отдает ароматом чеснока, смешанного с навозом. Кто знает, как пахнет изо рта у гоблина на самом деле; может быть, чайными розами. И это им не нравится.
   Франсуаз пнула одного из разбойников сапогом в лицо, и голова гоблина запрокинулась далеко назад. Он смог увидеть облака над своей головой, оставаясь прочно стоять на ногах. Это удовольствие стоило ему сломанной шеи – но за все приходится платить.
   Оставшийся в живых гоблин не успел осознать, какая опасность ему угрожает. Иначе он умер бы от страха. Выставив вперед короткий кривой клинок, из тех, каким пользуются кочевники, он бросился на Франсуаз.
   Девушка заломила ему руку и провела по горлу гоблина клинком его собственного оружия. Лезвие погрузилось в шею несчастного так глубоко, что отрубило ему язык.
   Дохлый гоблин обнял лапами землю, которую только что топтал. Очевидно, перед смертью в нем заговорила совесть.
   Я наклонился над человеком, который скорчился у подножия дерева. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы понять – судьба уже вынесла ему смертный приговор, и он будет исполнен в ближайшие несколько часов.
   Гоблины – неважные стрелки, если речь не идет о коротком арбалете. Но тот, кто кашлял кровью на белые цветы колокольчиков, получил энергетический разряд практически в упор.
   Я дотронулся до его лица, и он приоткрыл глаза. Он был еще совсем юн, но приближающаяся смерть доложила на его чело печать взрослого человека.
   – Гоблины, – прошептал он. – Они напали на меня.
   – Их больше нет, – ответил я. – Ты хорошо сражался.
   Улыбка появилась на лице умирающего; и я знал, что это предсмертная улыбка. Но вдруг внезапная мысль озарила его. Она оказалась настолько важной, что крепким крюком прицепила его к берегу жизни. Он не мог умереть прежде, чем получит ответ на свой вопрос.
   – Сумка, – прохрипел человек. – Нагрудная кожаная сумка. Где она?
   Я огляделся вокруг, но только тела издыхающих гоблинов мяли собой веселые колокольчики.
   – Сумка… – Силы начали оставлять умирающего. – Они забрали ее… Пока я сражался…
   – Что там было? – спросил я. – Скажи, и я найду это.
   – Сумка… – проговорил человек.
   Его тело начало вздрагивать, кровавая пена показалась на пересохших губах.
   – Путь… – произнес он. – Путь че…
   Его глаза закатились. Несчастный все еще оставался в сознании, но уже не мог ни говорить, ни двигаться. Франсуаз опустилась на колени рядом с раненым.
   – У него поврежден позвоночник, Майкл, – отрывисто сказала она. – Нервы оплавились от ионной вспышки. Он не выживет.
   – Я знаю, – ответил я.
   Франсуаз ласково прикоснулась рукой к лицу умирающего, и тот улыбнулся – едва заметно.
   Девушка резко повернула его голову и сломала человеку шею, чтобы прекратить его страдания.
   Утренняя роса блестела в чашах белых колокольчиков.

2

   – Гоблины ограбили его? – спросила девушка. – Грязные твари.
   Она перекинула тело человека через седло гнедого и вела лошадь в поводу.
   – Нет, – ответил я. – Они его не ограбили.
   Девушка настороженно взглянула на меня. Не знаю, что ей понравилось меньше – мои слова или то, каким тоном они были произнесены.
   – Тогда что? – спросила она. – Гоблины всегда грабят людей. Зачем им еще было на него нападать.
   – Да, – произнес я. – И нет. Гоблины убили era потому, что хотели ограбить. Они забрали у него кожаную сумку, что он носил на груди. Но они его не ограбили.
   Лицо Франсуаз стало злым и нетерпеливым. Ей очень хотелось сказать что-либо вроде «Говори толком», но по опыту она хорошо знает, что делать этого не следует.
   Я вынул огромные часы-луковицу, которые ношу на длинной золотой цепочке. Открыв крышку, я взглянул на циферблат и нажатием пальца переключил его на расписание мероприятий, запланированных на ближайшую неделю в окрестностях лесов Артании.
   Мне пришлось признать, что ни выставка фарфоровых статуэток, открываемая в замке дворфского виконта, ни народные гуляния в долине не смогут привлечь внимания Франсуаз.
   Тогда я переключил часы на список магазинов и лавок и там нашел то, что искал.
   – Что?
   Терпение все же изменило девушке, но теперь я мог ей ответить.
   – В городе за этим хребтом, – произнес я, – есть большой оружейный магазин. Самый известный в здешних краях.
   – Он вез что-то оттуда?
   Девушка начала что-то понимать, и это ее воодушевило.
   – Или туда? Гоблины украли оружие?
   – Нет, – покачал я головой. – У этого оружейника есть большой выбор мечей, брони и даже энергетических пистолетов. Ты говорила, что хочешь заменить некоторые из своих сюрикенов. Может быть, там окажутся подходящие.
   Я встряхнул часы, чтобы сделать надписи на них четче.
   – Говорят, там иногда бывают сюрикены из чешуи изумрудного дракона…
   – Постой-ка.
   Франсуаз выглядела так, словно ей только что сообщили, что она – парсианская невольница и должна немедленно отправляться в гарем.
   – Какого члена мы будем делать в оружейной лавке? Ты же обещал этому парню, что вернешь его сумку.
   – Я верну, – ответил я.
   Франсуаз встряхнула головой, но даже перемешанные, ее мысли не смогли сложиться в нужную картинку.
   – Один, – пояснил я.
   – Что?!
   А потом сообщили, что свои обязанности невольницы она должна исполнить здесь и немедленно.
   – Сильван просил нас прибыть с караваном, – продолжал я. – На это уйдет несколько дней, но мы не знаем, что у него произошло. Поэтому не станем рисковать, нарушая его инструкции. Обоз идет достаточно медленно – я еще успею его догнать. Ты же пока можешь хорошо провести время. Осмотришь достопримечательности. Посетишь обелиск. В Артании много всего интересного.
   Серые глаза девушки расширились от удивления и растерянности.
   – Много интересного? – переспросила она. – Майкл, ты в своем уме?
   – Френки, – ответил я. – Этот человек умер веря, что я выполню его просьбу. Но я должен сделать это – один.
   – Почему?
   – Мне сложно объяснить.
   – Это связано с тем, о чем он не успел сказать? Он говорил о дороге. Что это значило?
   – Нет, – ответил я. – Он говорил не о дороге. Он говорил о пути.
   Девушка остановилась, и гнедая лошадь, покорная движению поводьев, тоже замерла, наклоняя голову к земле. Она знала, что везет убитого человека, и это заставляло ее испытывать то недоступное людям чувство, которое охватывает умных животных при виде смерти.
   – О пути ченселлора? – спросила она.
   – Да.
   Франсуаз продолжила идти, но теперь вся она изменилась. Удивление и закипающая ярость исчезли с ее прекрасного лица, а шаги стали осторожными и бесшумными, словно она подкрадывалась к стоящему в карауле солдату, готовая перерезать ему горло.
   – Ты никогда не рассказывал мне об этом, – сказала она.
   – Не рассказывал, – подтвердил я.
   Мне казалось, что такого ответа будет достаточно, чтобы подчеркнуть – я и не хочу это делать. По всей видимости, Френки угадала мои чувства, но это не помешало ей спросить:
   – Что это?
   – Путь ченселлора?
   Я переспросил, давая девушке возможность вставить нечто вроде: «Если не хочешь рассказывать сейчас, не надо. Я пойму. Расскажешь, когда сочтешь нужным».
   Но девушка опять не повела себя так, как ей следовало бы, и я продолжал:
   – Каждый человек идет в жизни определенным путем. Это основание, на котором строится учение ченселлора. Одни тропы перед человеком открыты, другие перегорожены. По одним идти легко, подругам сложно. Обычно человек избирает те дороги, что сами предлагают себя. Он не размышляет о том, что могут быть другие.
   Девушка не перебивала меня, как делала обычно. Ее лицо приобрело задумчивое выражение.
   – Но в душе человека есть некий компас, который указывает ему направление. Далеко не всегда это самый легкий путь, наоборот. Обычно он наиболее труден. Но только идя по нему, человек может быть счастлив.
   – Это и есть путь ченселлора?
   Все же Френки меня перебила…
   – Нет, это путь каждого человека Важно, что путь этот не обязательно приведет к успеху, к счастью. Он может закончиться очень печально – и не по случайности, а от того, что каждым шагом человек приближал себя к такому концу. И все же это его путь.
   Гнедая всфыркивала и поводила большой головой с умными глазами.
   – Большинство людей несчастливы, – негромко продолжал я. – Они не осознают этого, погруженные в рутину будней. Понимание того, что счастья нет и никогда не было, чаще всего приходит слишком поздно. Оно выражается в словах о желании «пожить», вместо того чтобы постоянно работать, неизвестно ради чего…
   – И путь ченселлора?..
   – Человек может реализовать себя лишь тогда, когда идет по своему истинному пути. Это способ, которым ченселлор открывает возможности своего сознания. Но для того, чтобы найти свою дорогу, необходимо услышать голос своей души. Очистить свой мир от голосов и образов, которые заглушают ее и предлагают более простые дороги. Это нелегко…
   – Тот, кто погиб в лесу, был ченселлором?
   – Нет, он только начинал этому учиться, Френки. И теперь я должен пройти за него по этому пути.

3

   Лицо человека, лежавшего в простом деревянном гробу, было прекрасно. В смерти нет ничего красивого; она уродлива, как может быть уродливо только само зло или сама природа.
   Но человеческие руки умеют придать совершенный вид даже тому, что отвратительно, а человеческий разум способен самый низкий из пороков нарядить в рясу святости.
   Люди подходили к открытому гробу, чтобы попрощаться с покойным. Старая женщина плакала, приложив к глазам измятый платок. Человек с седыми волосами, отец умершего, придерживал ее за плечи и молчал.
   Людей было много; гораздо больше, чем могло прийти к гробу простого деревенского паренька, убитого в лесу разбойными гоблинами. Но никто из них не плакал, кроме его матери; и я знал, почему.
   Были здесь и девушки – красивые и простушки; они подходили к деревянному гробу и склонялись над лицом, что застыло навсегда. Но не было среди них той, для которой он был бы единственным; по крайней мере, был бы сейчас.
   Путь ченселлора ведет в глубины души и уводит от людей. Ибо нельзя открыть в себе силы, не отказавшись соразмерять их с возможностями окружающих, подобно тому, как человек с громким голосом вынужден понижать его, чтобы не потревожить других.
   Франсуаз стояла под открытым небом, не заходя под простые деревянные своды.
   – Ты все еще хочешь идти? – спросил я.
   – Да, – ответила она.
   – Хорошо.
   Я протянул девушке чашу – простую, бронзовую чашу, которую я взял из пропитанного жаром жилища кузнеца, едва-едва вышедшую из ковочного штампа.
   – Наполни ее водой из колодца, – произнес я.
   – Водой?
   Девушка заглянула внутрь чаши, ожидая увидеть там нечто необычное; то, что оправдало бы Цель, с которой чаша эта была взята. Но бронзовый сосуд оставайся пустым; провернув изогнутую ручку, девушка вытащила деревянное ведро и осторожно, стараясь не пролить ни капли, наполнила чашу почти до краев.
   – Что теперь? – спросила она.
   – Теперь? Мы вернемся в лес и отберем у гоблинов кожаную сумку. То, что находилось в ней, не могло быть особенно ценным. Скорее всего, это письмо, или свиток. Мы доставим его по назначению, и наша миссия будет выполнена, Френки.
   – Но как же чаша?
   – Дело не в чаше. Взгляни на воду, которой ты ее наполнила. Какая она?
   Девушка покорно выполнила мою просьбу и со старанием рассмотрела бронзовый сосуд.
   – Чистая, – сообщила девушка. – Прозрачная. Пахнет приятно, как любая ключевая вода. Ладно, Майкл. Что я там должна была увидеть?
   – Ты уже все увидела.
   Люди проходили мимо меня и направлялись в дом, чтобы подойти к гробу. Я сел на боевого дракона и ждал, пока девушка тоже окажется в седле.
   – Так что мне с ней делать? – спросила она.
   – Ничего, – ответил я. – Вода – словно душа того мальчика, что умер сегодня в лесу. Она чиста и прозрачна, эта ключевая вода. Не выпускай чаши из рук, пока мы не выполним долг, который на себя взяли. Это будет значить, что тот паренек выполнил ее вместе с нами.
 
   – Майкл, – озабочено спросила Франсуаз, – а если она расплещется?
   Лошадь под ней медленно переступала ногами. Девушка крепко сжимала чашу, следя за тем, чтобы дрожащие волны не коснулись краев бронзового сосуда.
   – Это не так уж важно, – ответил я. – Чаша – только символ. Если вода разольется, нам придется начать все с начала, выбрав новую миссию. И все.
   Франсуаз смотрела на зеркальную гладь воды.