Это значило, что Саффар будет особенно опасен.
   Для того чтобы собраться с мужеством, он еще раз взглянул на Франсуаз и наверняка раздумывал над тем, как было бы приятно вставить в нее свой инструмент. Потом он обратил внимание на обоюдоострый меч, лежащий по правую руку девушки.
   Оружие навело Саффара на мысль, что в него тоже кое-что могут вставить. Это его расстроило.
   Саффар покряхтел еще несколько секунд, топчась возле нашего столика.
   По всей видимости, он ожидал, что спрятанные за занавесями музыканты сейчас заиграют хвалу эмиру и несколько отрядов маназирской гвардии появятся на площади, чтобы укрепить его позиции.
   Но служение эмиру – дело неблагодарное, и никто не пришел на помощь Саффару. Агенту охранки пришлось переходить в атаку самому.
   Тогда он решительно пододвинул плетеный стул и уселся.
   – Я – офицер тайной полиции Абу Саффар, – представился он.
   Это важное сообщение было призвано повергнуть всех в смятение. Вслед за ним Саффар собирался что-то потребовать – либо клятвы на вечную верность эмиру, либо пару динаров для опохмелки.
   Продолжить ему, естественно, не удалось.
   Франсуаз округлила глаза.
   – Офицер тайной полиции? – искренне удивилась она. – А я думала, офицер – это что-то благородное.
   Саффар побелел.
   Надо сказать, что никто не любит тайную полицию. Наверное, потому, что ее задача – преследовать честных людей, которые говорят правду об эмире.
   Если у этих ребят и есть духовные братья, то разве что тараканы. Тараканы также проникают везде, и их крайне сложно вывести.
   Саффару нечем было ответить на замечание демонессы, кроме как обвинить ее в заговоре против эмира, неуважении к богам и измене родине.
   Но он опасался, что в таком случае не уйдет из чайханы без разреза между головой и плечами.
   – Госпожа Шталь, – произнес Абу Саффар. – Проследуйте со мной.
   Надо сказать, что у агентов тайной полиции есть определенный набор реплик, которые они, по всей видимости, изучают по специальному свитку, разумеется, строго секретному.
   Посмотрев на агента, чаще всего можно заранее знать, что он скажет дальше.
   – Алиса никуда не пойдет, – сказал я.
   Если бы рядом не было меня, Алиса Шталь покорно последовала за агентом охранки, куда бы он ни сказал. Но отчего-то мне казалось, что, не появись на горизонте моя благородная персона, Абу Саффар и не попытался бы запихнуть Алису в карету с зашторенными окнами.
   Алиса была готова беспрекословно подчиняться, и вопрос состоял лишь в том, чей авторитет окажется сильнее. Поскольку я оказался ее старым другом, у Саффара не было никаких шансов перетянуть этот канат.
   – Госпожа Шталь, – произнес Саффар.
   Я соединил кончики пальцев.
   – Такой хороший день, – произнес я. – Будем доигрывать до конца, или ты прямо сейчас поскачешь во дворец эмира?
   Абу Саффар с ненавистью посмотрел на меня. Люди ненавидят тех, кто прав, а прав оказался я.
   – Доигрывать? – с интересом спросила Франсуаз.
   – Да, – пояснил я. – В логический играх – как, например, шахматы – есть ситуации, когда одна сторона уже проиграла, но еще может сделать несколько ходов, которые ничего не изменят. Сейчас Саффар мог бы попросить Алису последовать за ней. Алиса откажется. Тогда Саффар потребует, чтобы она ему подчинилась. Я попрошу его не занимать наш столик и не портить мне вид из окна. Саффар скажет, что это дело национальной безопасности. Я отвечу, что в лучшем случае речь идет о безопасности эмира, а потому мне это глубоко безразлично. Саффар спросит, являюсь ли я патриотом своей страны. Я процитирую слова Оскара Уайлда о том, что патриотизм – это добродетель мерзавцев. Саффар заявит, что я должен подчиниться, как законопослушный человек. Я спрошу, есть ли у него бумага с подписью эмира. Бумаги у него нет, и ему придется скакать во дворец, чтобы получить ее. Потому я спрашиваю – Саффар, ты хочешь разыграть этот милый водевиль или сразу провалишься под сцену?
   Он ненавидел меня, еще когда подходил к нашему столику. Теперь его ненависть стала такой большой, как печень алкоголика.
   Я втайне надеялся, что его на месте хватит удар и он оставит нас в покое.
   Правда находилась на моей стороне; но одно это не остановило бы агента тайной полиции. Никакие аргументы не в силах остановить шпионов охранки, когда они хватают на улицах честных людей.
   Но Саффар знал, что у него есть только два пути.
   Кликнуть своих людей и прибегнуть к грубой силе или уйти с площади живым.
   Он был патриотом и хранил верность эмиру.
   Но все же предпочел отступление.
   – Вы только что проявили себя как неблагонадежный человек, Майкл, – произнес он, вставая.
   Для пущей убедительности Саффар потыкал перед собой пальцем.
   – Не думайте, что наше ведомство когда-нибудь забудет о том, как вы себя повели.
   – Твой приятель – изрядный хам, – заметила Франсуаз.
   Если быть справедливым, то эта характеристика куда больше подходит ей самой. Саффар развернулся и пошел к выходу, как избитая и поруганная добродетель.
   – Боже мой, какой страшный человек, – прошептала Алиса Шталь.
   Мне хотелось ответить, что единственный страшный человек здесь – это она сама, поскольку только за ней увязались агенты тайной полиции.
   Но вскоре у меня появилась гораздо более интересная тема для обсуждения.
   Саффар шел через чайхану, погруженный в такую пучину бешенства, что ничего не замечал вокруг себя. Наверное, это и послужило причиной тому, что блестящая подготовка оперативника не смогла спасти ему жизнь.
   Сутулый человечек, носивший на шее знак городского писца, неловко поднялся со своего места.
   В его скрюченный пальцах была зажата пустая миска, из которой он успел выскрести весть рис и все кусочки мяса.
   Когда Саффар проходил мимо писца, тот оступился и преградил соглядатаю дорогу.
   Из широкого рукава писца выскользнул длинный, прямой кинжал.
   Лезвие вошло в живот Саффара так плавно, словно там от рождения находилось подходящее по размеру отверстие. Убийца выбросил вверх левую руку и сжал ею горло соглядатая. Крючковатые пальцы сжались вокруг шеи шпиона, не давая ему произнести ни слова.
   Глиняная миска вновь стояла на столе, словно у мнимого писца имелось множество времени, чтобы аккуратно поставить ее обратно.
   Все произошло так же быстро, как меняется правящая династия.
   Прямое лезвие вспороло живот Абу Саффара, накрошив толстые кишки и смешав их с тонкими. Пальцы ассассина продолжали сжимать ему шею, и я был уверен – убийца смог бы задушить соглядатая, даже не имея ножа.
   Клинок остановился в сотой доле дюйма от того места, где скользнул бы о ребра. Ассассин вынул лезвие из тела Саффара, словно не убил только что человека, а погружал руку в бесплотный туман.
   Глаза Абу Саффара закатились, а его внутренности, напротив, вывернулись наружу.
   Не знаю, о чем соглядатай думал в последние мгновения своей жизни – возносил хвалу эмиру или проклинал себя за то, что не стал пустынным разбойником.
   Убийца отбросил его тело и посмотрел на нас.
   И вот тогда я понял, что по-настоящему начались неприятности.

3

   Я мог бы посочувствовать Абу Саффару. Люди приходят в чайхану для того, чтобы согреть свои внутренности горячим чаем, а не затем, чтобы размазать их по столикам.
   Но, поступив на службу в тайную полицию, Абу Саффар потерял право на человеческое к себе отношение.
   Я мог бы также, пожалуй, упрекнуть себя в том, что не предупредил его вовремя; но меня утешала мысль, что я бы все равно не успел.
   Двое соглядатаев, которых Абу Саффар оставил на городской площади, не сразу узнали о бесславной участи своего бравого командира. Первый из них как раз тыкался носом в спелые дыни, разложенные на прилавке огра-зеленщика.
   А вскоре он нашел и более интересный способ занять себя, чем глядеть на мертвого Саффара.
   Огр-лавочник наклонился к своему прилавку, глухо бурча что-то о спелых дынях и бессовестных покупателях, которые товару-то перепортют. а купят с шиш.
   Когда огр распрямился, в его волосатой лапе сверкало прямое лезвие кинжала, подобно восходящей звезде. Он вонзил клинок прямо в горло соглядатая, и я видел, как окровавленное лезвие вышло у шпиона из шеи.
   Не знаю, умер тот сразу или же нет. По крайней мере, никто из людей на площади не выразил охоты сделать ему искусственное дыхание.
   Огр выдернул кинжал и перемахнул через свой прилавок. Глядя на эти высокие, толстые, мохнатые существа, сложно предположить, с какой быстротой и ловкостью они двигаются.
   Всегда полезно иметь огра на своей стороне; если же он играет за других, стоит задуматься, правильно ли ты сам выбрал сторону.
   Но с этим парнем мы явно были в разных командах.
   Соглядатай опустился на колени, пытаясь соединить пальцами широкий разрез на своем горле. По всей видимости, у него это плохо получалось. Он застыл, глядя далеко вперед – туда, где восходящее солнце касалось своими лучами минаретов.
   Убийца-огр уже не обращал на него внимания. Он шел через площадь, и трое его помощников следовали за ним. Я начинал догадываться, что эти ребята зарабатывали на жизнь не только тем, что таскали овощи на городском рынке.
   Люди расступались перед ассассином, как немного раньше уступали дорогу городской страже. Простой народ относится к преступникам так же, как и к людям эмира – в конце концов, разница между ними лишь в том, то одни обличены официальной властью, а вторые нет.
   Третий соглядатай лежал, скорчившись, под стеной, в луже крови. Отчего-то у меня создавалось впечатление, что она была его собственной.
   Купцы, мирно потягивавшие чай из глубоких блюдец, поднялись со своих мест. Их просторные одежды, расшитые темно-красными узорами, ниспадали на деревянный пол, а в руках сверкали прямые кинжалы.
   – Гильдия некромантов, – пробормотал я. – Алиса, чем ты рассердила Гильдию некромантов?
   Франсуаз вскочила на ноги.
   Обоюдоострый меч сверкнул в ее руках.
   Такая уж моя Френки – чуть что, хватается за оружие.
   По всей видимости, у демонессы возникла мысль – а не зарубить ли первым делом Алису Шталь, как источник наших неприятностей.
   Скорее всего, у Алисы имелось на этот счет собственное мнение, но я сомневался, что Франсуаз станет ее спрашивать.
   – Мы станем разговаривать с некромантами, Майкл? – процедила сквозь зубы девушка, наблюдая за приближением убийц.
   – Разумеется, – ответил я.
   Я не стал подниматься – с того места, где я сидел, мне и так было все прекрасно видно.
   – Некроманты принадлежат к наиболее могущественным и мудрым волшебникам; они высоко ценят интеллект и всегда прислушиваются к разумным доводам. К сожалению, те, кого ты видишь – это не некроманты, а всего лишь их наймиты. Не думаю, что они станут тебя слушать…
   Огр – мнимый торговец фруктами подошел к основанию деревянной лестницы и посмотрел вверх. Его окладистая борода вздрогнула, когда он бормотал что-то на древнем языке огров.
   То ли убийца огорчался, что лестница настолько крутая, то ли прикидывал, что лучше отрезать у будущих жертв – уши или большие пальцы.
   Люди в купеческих одеждах начали приближаться к нам. Возможно, в деревянных коробах, что стояли под их столиком, на самом деле находились заморские товары; но я сомневался, что хочу что-нибудь у них покупать.
   Человек, со знаком городского писца на шее, тщательно вытер лезвие кинжала о полу своего одеяния.
   Они ждали, пока с площади подойдет подкрепление.
   Разве не стоило возрадоваться тому, что убийцы нападут все разом?
   Алиса сцепила руки и поднесла их к горлу.
   То ли она пыталась молиться, то ли раздумывала – а не удушить ли себя саму, чтобы все поскорее закончилось.
   В голове тихой философини не было места для мысли, что орда уличных поножовщиков попытается ее убить. Поэтому она не знала, как себя вести.
   Слава богу, она не начала кричать.
   Франсуаз ухватилась левой рукой за парапет террасы. В следующее мгновение девушка перебросила свое тело через ограждения и оказалась у подножия деревянной лестницы.
   Сложно сказать, какая там была высота, но нормальный человек при таком прыжке наверняка переломал бы ноги.
   Правда, нормальные люди селятся в сельской местности и занимаются выращиванием брокколи и моркови. А не совершенствуются во владении мечом.
   Убийца-огр, собиравшийся подняться в чайхану, остановился как вкопанный. Подобная метафора подходила к нему, как нельзя лучше – высокий, плотный и осанистый, он был в точь-в-точь как каменный истукан, врытый кочевниками где-нибудь в степи.
   Подобного маневра он не предвидел; скорее, он мог бы ждать появления эмирского сборщика налогов.
   Спрыгивая с террасы, Франсуаз высоко подняла над головой меч, и теперь единственное, что ей оставалось сделать, – это опустить его на голову огра.
   Когда ты видишь, что девица спрыгивает на площадь с высокой террасы чайханы – всегда полезно уступить ей дорогу. Однако огру эта мысль как-то не пришло в голову; или же лезвие меча опередило ее, погрузившись в его мозг.
   Голова мнимого торговца раскололась на две половинки. Если бы он на самом деле был прирожденным лавочником, то не преминул бы начать расхваливать ее, как самый спелый из арбузов.
   Глядишь, кто-нибудь бы и купил.
   В этот момент я как раз дотронулся до очередного круассана; но при виде мозгов, вываливающихся из располовиненного черепа, отказался от своего намерения.
   Франсуаз с силой пнула ногой одного из помощников огра. Того отнесло в сторону шагов на десять. Гадая, что осталось у него от желудка, он наверняка пожалел, что на самом деле не стал торговцем фруктами.
   От спелой хурмы не бывает таких неприятностей.
   По крайней мере, обычно.
   Пытаясь как-то научить меня пользоваться мечом – от чего я поспешно отказался – Франсуаз рассказывала, что противник всегда концентрирует внимание на том, кто лучше вооружен.
   Тогда я воспринял это сообщение скептически; жизненный опыт научил меня, что больше всего достается слабым и невиновным.
   Но Френки все же оказалась права.
   Увидев, что я остаюсь сидеть за своим столиком и не предпринимаю никаких попыток ввязаться в драку, наемники некромантов не сочли меня опасным. По всей видимости, они приняли меня за одного из знакомых Алисы Шталь – человека вежливого, начитанного и богобоязненного.
   Я порадовался, что хоть кто-то оценил меня по достоинству.
   Люди в купеческих одеждах и мнимый писец развернулись и направились к деревянной лестнице. Первые мгновения они колебались, не зная, что предпринять, и не стоит ли захватить Алису в заложницы.
   Но, видя, какую бурную деятельность развернула Франческа у подножия лестницы, они решили прийти на помощь своим товарищам.
   Дух товарищества – что может вызвать большее уважение?
   Второй помощник огра попытался произвести выпад. Без дальнейших отлагательств с ним было проведено занятие на тему: «Длина лезвия и его влияние на исход сражения».
   Он еще пару секунд пытался фехтовать, прежде чем понял, что его отсеченная кисть валяется где-то в пыли.
   Алиса осторожно приподнялась на своем стуле, словно боялась от резкого движения потерять невинность.
   – Ты разве не собираешься ей помочь? – спросила она, заглядывая вниз.
   – Ей? – я тоже посмотрел в ту сторону. – Да нет. Она обычно справляется.
   Из профсоюза торговцев свежими фруктами в строю остался только один человек, и тот раздумывал, не сложить ли с себя полномочия.
   Он посмотрел направо и увидел своего товарища, который пытался понять, чем его тошнит – все еще недавним завтраком или уже кусками внутренностей.
   Тогда ассассин поглядел налево; там находился другой его камрад, который как раз прикидывал, какой кузнец по сходной цене сделает ему крюк вместо отрубленной кисти.
   Боевого духа парню это не прибавило.
   Люди в купеческих одеяниях и мнимый писец уже скатывались по деревянной лестнице. Но только в древних сагах кавалерия успевает прийти и сделать нечто большее, чем похоронить погибших.
   Парень явно не знал, что предпочесть. Умереть на месте или дать повод Гильдии некромантов занести себя в черный список как труса и предателя.
   Франсуаз улыбнулась.
   Парень шагнул ей навстречу, и девушка снесла ему голову.
   Отрубленная часть тела покатилась по земле, собирая окровавленной шеей городскую пыль.
   Франсуаз развернулась вовремя, чтобы приветствовать переодетых купцов.
   Я вынул из кармана золотой брегет и раскрыл его. Потасовка внизу начинала меня утомлять.
   Ребята, которые спешили вниз на помощь своим товарищам, внезапно поняли, что помогать вроде как и некому. Когда несколько ассассинов, посланных Гильдией некромантов, видят перед собой только одного воина с мечом – они никогда не раздумывают, какое дело следующим записано у них в ежедневнике.
   Иной вопрос, если вокруг уже лежат кусочки их товарищей.
   Человек с бронзовым знаком писца спускался первым; внезапно он понял, что это ему не нравится.
   Он остановился и сделал знак другим, чтобы они последовали его примеру, по всей видимости, убийца боялся, что толпящиеся сзади собьют его с ног, и он покатится по ступенькам, как муж-рогоносец в плохой комедии.
   Алиса Шталь перегнулась через стол и, протянув ко мне руку, произнесла шепотом – таким страшным, что, будь на небе звезды, наверняка посыпались бы вниз.
   – Разве ей не нужно помочь? – спросила философиня. – Все-таки их четверо против нее.
   Я отмахнулся.
   – Оставь, – ответил я. – В начале их было восемь, так что теперь и говорить не о чем.
   Меня в этот момент заботила совершенно иная мысль. Я очень надеялся, что владелец чайханы убежал, испуганный начавшейся потасовкой.
   Тогда мне не придется платить по счету.
   А если учесть, сколько пирожков с вареньем наела Френки.
   Франсуаз провернула лезвие меча перед своим лицом. Алые брызги крови сорвались с клинка и заиграли в воздухе веселой радугой.
   Первый ассассин перескочил через перила лестницы и бросился бежать.
   Говорят, что Гильдия некромантов жестоко карает тех, кто служит ей недостаточно усердно. Но парень, со всех ног улепетывавший через городскую площадь, по всей видимости, смог убедить себя, что все это сплетни.
   Демонесса сделала шаг вперед.
   Человек в одежде купца, самый рослый и широкий в плечах, тоже попробовал перемахнуть через перила. Но его толстое, ниспадающее до пят одеяние не позволило бы ему даже перешагнуть черепаху.
   С громким хрустом ассассин обвалился на булыжники мостовой, унося с собой обломки перил.
   Как гласит пословица – одному гроб, остальным ступенька.
   Его товарищи ринулись в образовавшийся проем, словно рабы, продолбившие насквозь гору рудника. Они приземлялись на своего товарища и были очень благодарны ему за то, что он облегчил им переговоры с серым булыжником.
   Что думал при этом тот, на кого падали, осталось тайной; стоило ему поднять голову и раскрыть рот, как кто-нибудь вновь припечатывал его челюсть к мостовой.
   Не прошло и секунды, как никого из наемных убийц не осталось на городской площади. Франсуаз окинула взглядом окровавленные тела, хмыкнула и вернула меч в ножны.
   Когда я поднимался ей навстречу, то весь сиял.
   Владелец чайханы так и не появился.
   Не имело смысла оставлять деньги на столике – все равно кто-нибудь их украдет.
   – Полагаю, Гильдия некромантов не будет довольна своими посланниками, – заметил я.
   – Эти ребята придумают, что сочинить, – ответила девушка.
   Взгляд ее холодных серых глаз переместился на Алису Шталь.
   – Ладно, – произнесла демонесса. – Какого черта здесь происходит?
   Алиса стояла перед ней во весь рост; и роста этого было так мало, что философиня перепугалась еще сильнее. Ее белые пальцы были сцеплены перед грудью, она не решалась ни полностью поднять лицо, ни не смотреть в глаза демонессе.
   – Думаю, вам надо поговорить с моим учителем, – произнесла она. – Эти люди охотились не за мной, а за великим мудрецом Иль-Закиром.
 
* * *
 
   Франсуаз пробормотала нечто о том, что слово «мудрец» происходит от некоего другого термина, также начинающегося на этот слог.
   – Иль-Закир, мой учитель, находится в опасности, – произнесла Алиса.
   Она говорила негромко, словно боялась, что, повысив голос, тем самым еще больше увеличит нависшую над ее учителем угрозу.
   – Вы сами видели, насколько она велика. Хуже всего, что он сам этого не понимает.
   Я согласно кивнул.
   Любой человек, дерзнувший взять себе учеников, находится в большой опасности. В лучшем случае, они прирежут его во сне, из-за серебряных канделябров. В худшем – извратят его учение и сделают в таком виде достоянием всех.
   К тому же Алиса Шталь представляла опасности сама по себе, притягивая все возможные бедствия.
   Девушка продолжала:
   – За площадью, в переулке, нас ждет пролетка.
   Мгновение назад она обращалась к нам обоим; теперь повернулась ко мне.
   – Майкл, если у тебя есть несколько минут, я бы хотела, чтобы ты увидел Иль-Закира и поговорил с ним.
   Я уже почти поднял руку, чтобы вынуть из кармана золотой брегет. Тогда я смог бы раскрыть его, взглянуть на стрелки часов и, с озабоченным видом покачав головой, посетовать, что пары минут у меня как раз и нет.
   После чего оставить Алису объясняться с чайханщиком.
   Это было самое меньшее из того, что она заслужила. А если учесть, каков аппетит Франсуаз к пирожкам с вареньем, у чайханщика имелось масса тем для разговора.
   И все же я этого не сделал.
   Не потому, что я отношусь к числу рыцарей, что ловят солнечные лучи сверкающими доспехами.
   Тот, кто не сталкивался с доспехами лично, вряд ли сможет полностью это оценить, но я хорошо знаю – они тяжелые, неудобные, в них жарко и они везде натирают.
   А если в доспехах упадешь с коня – то если тебя кто-то и поднимет, то разве что ангел смерти.
   Вот почему я никогда не бросаюсь на помощь расстроенным девицам, ищущим помощи от драконов. Во-первых, если некоторое время не обращать на их крики внимания, то они замолчат – и, самое главное, навсегда. А спасешь этакую однажды – потом придется извлекать из неприятностей с удручающей регулярностью.
   Во-вторых, драконы тоже должны чем-то питаться.
   Однако я испытываю стойкую неприязнь к шпионам эмира. Это нечто вроде чувства, которое охватывает опрятного человека при виде грязи и отбросов. Если соглядатаи, состоящие на службе у правителя этого городка, повисли на хвосте у Алисы Шталь, мне будет приятно вернуть их в мусорную корзину. Вот почему я ограничился лишь тем, что напомнил – как не люблю пролетки.
   Алиса Шталь, по-видимому, ни мгновения не сомневалась в моем согласии. Это еще одна ее черта – она уверена, что каждый человек обязан отплясывать ту же бессмысленную кадриль, что и она сама.
   Чем меньше человек знает об окружающем его мире, тем тверже верит в свои иллюзии.
   Алиса начала спускаться на городскую площади столь же спокойно и самопогруженно, словно не оттуда несколько минут назад появились вооруженные ножами убийцы.
   Она даже не потрудилась осмотреться, чтобы узнать – не притаился ли в городской толпе еще один ассассин.
   Я окончательно убедился – Алиса принадлежит к тем, кого одни называют «блаженными», а другие «тронутыми».
   Но ведь нормальные люди не занимаются философией.
   Погруженный в столь высокие мысли, я внезапно почувствовал, что мою правую руку сжало раскаленными кузнечными клещами. Обернувшись с милой, всепрощающей улыбкой, я увидел Франсуазу.
   – Спасибо, что помог мне там, на площади Майкл, – прорычала демонесса. – Или от джема у тебя началась такая эрекция, что ты не мог со стула подняться?
   – Френки, – ответил я. – Побойся бога.
   Я ускорил шаги – нельзя было позволять Алисе Шталь отрываться от нас. Она могла попасть под телегу и не заметить этого.
   Кто потом платил бы за испорченную телегу?
   – Если бы я спас Алису от уличных хулиганов, – вымолвил я, – она бы не отстала от меня никогда.
   Франсуаз посмотрела на меня так мрачно, как проститутка на некредитоспособного клиента. Затем девушка вздохнула и более чем нехотя согласилась.
   – Ты прав, – сказала воительница. – Нельзя становиться героем для такого существа, как Алиса Шталь.

4

   Человеческая жизнь полна парадоксальных ситуаций, но люди редко задумываются о том, что причина этого, по всей видимости, в них самих.
   Человеку вообще свойственно сетовать на окружающий мир, вместо того чтобы посмотреть в зеркало; он готов обвинить во всем грабли, но никогда не откажется от милой привычки наступать на них.
   Взять, например, меня.
   У меня имелось множество тем для размышления.
   Я мог бы припомнить все, что мне известно о мудреце Иль-Закире и его исследованиях, и спросить себя – что полусумасшедший книжный червяк натворил такого, что шпионы эмира и Гильдия некромантов схлестнулись из-за него, как голодные воробьи из-за крошек.
   Стоило оценить опасность, которую представляют некроманты. Или же возблагодарить судьбу за то, что мое давнее знакомство с Алисой Шталь не продлилось так долго, как хотелось ей.
   Вместо же всего этого в моей голове вертелась одна мысль – может ли эрекция наступить от варенья, и если да, то происходило ли это когда-нибудь со мной?
   Наверное, я просто не хотел думать о том, о чем следовало, поскольку заранее знал, к каким выводам приду.