Франсуаз бросила камни, которые держала в руках, чуть не попав мне на ноги.
   – Если все е щ е хочешь спуститься, – сказал я, – то самое время это сделать.
   За нашими спинами раздалось сухое покашливание, и из зева пещеры показалось бледно-желтое лицо, венчающее бесформенных очертаний тело.
   – Я слышал, вы собираетесь спасти Тита Марция, римского легионера, – прохрипело создание. – Он здесь, на самой глубине. Ждет, когда кто-нибудь придет к нему, чтобы спасти.
   – Мы пришли, – сказал Марат Чис-Гирей.
   – Это неплохо, – ответило создание.
   Рук у него не было, и лишь вокруг шеи свисала спутанная бахрома из щупалец. Незнакомец потер ими щеки и опустил снова.
   – Вот только пересечь этот порог можно лишь в одном направлении, – сказал он. – Кто войдет, тот уже не выйдет. Таков закон, как бы это сказать, природы.
   – Значит, если мы пойдем туда, чтобы спасти Тита Марция, – уточнил Марат, – то уже не выйдем, ибо таков закон природы?
   – Да, – подтвердило создание.
   – Мое сердце не может выносить несправедливости, – произнес Марат. – Мы должны войти.
   – Помню, когда я учился в колледже, – заметил я, пока Чис-Гирей переступал порог пещеры, – у нас был один профессор, который тоже систематически нарушал законы природы. Самое интересное, что он жив до сих пор.
   Франсуаз нетерпеливо подтолкнула меня в спину.
   Я остановился и стал с интересом рассматривать надписи, выбитые на неровных стенах пещеры. Это был какой-то древний язык, и мои познания в данной области, которыми я имею обыкновение гордиться, оказались недостаточными.
   – Послушай, приятель. – обратился я к созданию, осененный внезапной идеей, – а это, случайно, не знаменитая надпись «Оставь надежду, всяк сюда входящий»?
   – Не знаю, – задумчиво ответило существо. – Язык мне незнаком, но я всегда полагал, что оно значит: «Осторожно, низкая притолока».
   Громкий возглас раздался из глубины пещеры.
   – Я же говорю, – низкая притолока, – флегматично прокомментировало создание.
   Пещера уходила вниз и вниз, устремляясь к центру земли. Марат Чис-Гирей шел впереди, освещая путь фонариком.
   Внезапно он остановился – чей-то приглушенный голос послышался из темноты.
   – Вы тоже собираетесь ходить по мне? – спросило нечто.
   Марат замер, освещая низкие своды, однако поблизости никого не было – только безмолвное бледное создание, которое встретило нас у входа, теперь семенило следом – а по нему ходить никто не собирался, по крайней мере в настоящий момент.
   Марат направил луч фонарика вниз, туда, где бурые камни поросли плотным слоем зеленоватого мха. Чис-Гирей полагал, что где-то внутри растения скрывается существо, произнесшее эти слова.
   – И не надо смотреть на меня так удивленно, – отвечал мох. – К чему лицемерить и делать вид, будто не понимаете, что причиняете мне боль.
   Никто не собирался причинять боль мху, поскольку от него до нас оставался еще добрый десяток футов.
   – Все ходят, ходят туда-сюда, – продолжал мох, – наступают на меня, топчут. Им нет дела до того, что они приминают мои побеги.
   – Мы не будем наступать на тебя, – сказала Франсуаз, закусывая губу.
   Если бы девушка прошлась по этому созданию в своих тяжелых полуботинках, мох наверняка долго не смог бы жаловаться на судьбу.
   – Ты, – вздохнул мох. – Конечно. Ведь я – всего лишь мох, ничтожное растение, стелющееся по камням. Можно даже сказать – пресмыкающееся растение. Каждый может говорить мне «ты», хотя мы совсем не знакомы. Все смотрят свысока.
   – Есть другая дорога, чтобы обойти его? – осведомилась Франсуаз.
   Создание приподняло сразу все щупальца и отбросило их вниз.
   – Нет другой дороги, – ответило оно. – А чем плоха эта?
   – Вы только послушайте его, – вздохнул мох. – Никому нет дела до того, что мне больно.
   – Не придуривайся, мох, – отвечало создание. – Это – моя пещера, и я имею право здесь ходить.
   – Вот так всегда, – произнесло растение. – Все имеют права, и поэтому я обязан терпеть боль. Никто не думает о моих правах.
   – Послушайте. – Франсуаз опустилась на корточки перед собеседником. – А почему бы вам, например, не расти на потолке? Или на стенах? Тогда никто не станет на вас наступать.
   – Конечно. Я должен прятаться. Убегать. Ютиться в темных, грязных, вонючих щелях только потому, что кто-то хочет ходить там, где я живу. Никто не подумает о том, что мне удобно здесь, а не на потолке.
   Я подошел к небольшой нише в стене и подозвал к себе щупальцеглавое создание.
   – Что это за проход? Вентиляция?
   – Это мусоропровод. Брошенный сюда предмет устремляется к центру земли и там сгорает в магме ядра. Быстро и экологически чисто – хотя иногда вырывается пепел. – Создание наклонилось ко мне поближе и добавило шепотом: – Вот почему этот лежебока развалился именно здесь – пепел нужен ему как удобрение.
   – Хватит флиртовать с этой красоткой, – прикрикнула на меня Франсуаэ. – Мы должны найти способ пройти дальше.
   Бледное создание мало походило на какую-нибудь красотку, однако, очевидно, приняло слова Франсуаз за комплимент, и его щупальца начали волнообразно изгибаться.
   – А как же само водяное чудовище? – спросил я, обращаясь к бледному созданию. – Оно же не может переползать через мох. Тогда от мха ничего бы не осталось.
   – Верно, – поддакнула Франсуаз. – Должен быть другой путь, ведущий в пещеру, – тот, которым пользуется чудовище.
   – Он существует, – подтвердило создание.
   – Тогда почему мы не можем воспользоваться им? Щупальцеглав взглянул на меня, очевидно разочарованный в моих умственных способностях.
   – Потому, – объяснил он, – что им пользуется водное чудовище.
   – Это веская причина, – согласился я.
   – Это не причина, – ответила Франсуаз. – Если этой твари недостаточно плюх, которые она получила, она получит их еще. Где этот путь?
   Марат Чис-Гирей, посовещавшись со своим кольцом, сказал:
   – Римский легионер в самом деле находится здесь. Он прикован к стене на самом дне пещеры – если я не ошибаюсь, кандалами из драгоценных камней.

12

   Франсуаз устремилась вслед за щупальцеглавом, причем двигалась столь решительно, что на этот раз созданию действительно грозила опасность быть затоптанным. Хорошо, что она как-то умудрилась его обогнать.
   Извилистый путь вел все ниже, и я удивлялся, как стены вокруг нас еще не раскалились под воздействием магмы земного ядра.
   Бледное существо с щупальцами вокруг головы семенило следом за нами, и его лишенное позвоночника тело колебалось подобно маятнику, огибая темные наросты сталактитов.
   – Был когда-нибудь здесь? – спросила Франсуаз, не поворачиваясь к нему.
   – Я бы не осмелился, – тихо отвечало создание. – Речное чудовище съело бы меня. Как знать, может, через этот ход я смогу выбраться отсюда.
   – А мне казалось, тебе здесь нравится, – фыркнула девушка.
   – О нет. Мой дом наверху, и я еще помню, как выглядят звезды на мягком небе. Мой народ живет среди скал, там, где холодные капли собираются на стенах гротов и скатываются вниз. Мы боимся солнца, но по ночам всегда выбираемся, чтобы смотреть на звезды.
   – Как же тебя угораздило оказаться здесь?
   – У каждого свой путь, чтобы попасть в подвалы преисподней. Со мной это произошло ночью, когда разразилась гроза. Мы боимся молний. Я забился в самую глубокую расщелину, какую смог найти, и прятался там. Слишком поздно я обнаружил, что у нее нет дна, и двигаться по ней можно было только вниз. Что мне еще оставалось?
   – Человек всегда сам выбирает свой путь, – уверенно заявил Марат Чис-Гирей.
   – Человек – возможно, – согласилось создание. – Но я же не человек.
   Вдалеке перекатывался шум – пока еще слабо различимый, но с каждым нашим шагом становившийся громче.
   – Это водяное чудовище, – вздохнуло бледное существо, закрывая голову щупальцами подобно тому, как смыкают свои лепестки цветы. – Оно всех нас съест.
   С этими словами создание взглянуло на роскошную грудь Франсуаз и отстало еще больше, надеясь, наверное, что успеет вовремя убежать, пока речной монстр будет занят поеданием более сочных гостей.
   – А почему ты сам не попытался выбраться отсюда раньше? – спросил Марат Чис-Гирей.
   – Я уже говорил, что таков закон природы. Тому, кто оказался в подвалах преисподней, уже нет пути назад.
   Шум усилился, рассыпаясь на голоса. Играла музыка, и если можно найти более раздражающие мотивы, то только в опере.
   – Плохо, когда нет пути назад, – согласился я. – Вот почему я не женился.
   Бледное существо ускорило движение, с любопытством вытягивая голову. Ему по-прежнему было боязно, но присутствие троих людей придавало увергнности. Громкие звуки и непривычные запахи притягивали его, заставляя забыть об осторожности.
   – Кажется, это пахнет баром, – сказал я, подходя ближе.
   – Ты-то уж не перепутаешь, – едко заметила Франсуаз.
   Ее задело замечание о женитьбе.
   Когда я в первый раз увидел речное чудовище, оно показалось мне огромным. Теперь же, неторопливо ползая по просторной пещере, оно выглядело не крупнее откормленного теленка. Круглые глаза с человеческими зрачками оживленно блестели, длинные щупальца были поджаты, чтобы никто не наступил на них.
   Те же, кто мог это сделать, сновали вокруг во множестве. Миленькие импы, перебирая подогнутыми лапками, поспешали вокруг с подносами; степенные гаргульи, уткнувшись носами в рюмки, раскачивались и время от времени громко икали, а за многочисленными спинами – ровными и согнутыми, гладкими и покрытыми гребнями – вовсю стучали кости и вертелась рулетка.
   – Моя тетушка Дженни наверняка назвала бы это преисподней, – заметила Франсуаз, упирая руки в бока и останавливаясь на пороге. – Но разве грешники не должны отбывать наказание?
   – Верно, госпожа, – согласился верткий имп. – Хотите соленых орешков?
   – Погляди-ка, наш старый знакомец, – заметил я. – Настолько старый, что уже забыл, чем должен здесь заниматься.
   Иоахим Владек, обнажая длинные кривые клыки, рассказывал что-то смешное пожилому виверну.
   Бледное создание, пришедшее с нами, незаметно для себя самого переступило порог. Его маленькие испуганные глаза расширились, а рот остался приоткрытым, как будто бедняга пытался хватать губами самый воздух, пропитанный атмосферой веселья.
   – Небось давно не видел ничего подобного? – спросил его я.
   – Никогда не видел, – ответил он растерянно. Марат Чис-Гирей посмотрел на нас. Весь его вид свидетельствовал о том, что он не одобряет царящего вокруг разврата.
   – Что здесь происходит? – зло спросила Франсуаз, хватая за шкирку импа, пробегавшего мимо с пачкой чистых салфеток.
   – Ик, – произнес в ответ криволапый официант, икнул еще раз и замер в испуге.
   – Я спросила, что здесь творится. Разве эти типы не должны отбывать наказание?
   – Собственно говоря, кто вы… – начал имп, но, сообразив, что будет лучше перейти сразу к делу, сменил тон: – Эта пещера находится ближе к поверхности земли, чем преисподняя. Вы только что обогнули земное ядро и вышли с другой стороны. Выпивка и азартные игры в этом секторе разрешены, так что у нас все законно.
   Франсуаз разжала пальцы, и имп судорожно завращал лапами, унося прочь свое толстое тельце.
   – Бюрократы, – процедила девушка, сминая стопку салфеток и вытирая о них пальцы. – Ты убиваешь этих проходимцев, а они здесь блаженствуют.
   – Иоахиму Владеку придется дать нам ответ, – произнес Марат, решительно направляясь к старому вампиру. – Он дал слово.
   Франсуаз не сказала ничего, потому что не могла говорить от бешенства. Она лишь шумно дышала.
   Бледное существо раскачивалось из стороны в сторону, но теперь уже не потому, что боялось снести себе голову сталак­титом. Его щупальца сжимали пакет с солеными орешками, а хитиновые челюсти работали так усердно, что я испугался за сохранность самого пакета.
   Этот парень начинал меня беспокоить.
   Мне уже доводилось видеть такую реакцию у человека, который дорвался до земных удовольствий после многолетнего воздержания. Тетушку Дженни после этого всю ночь рвало в ванной.
   – Я обещал рассказать вам, это правда. – Вампир Владек говорил слишком уж развязно, и Марат Чис-Гирей нахмурился. – Но только вы еще не вернулись к тому месту, где мы говорили. Значит, условие не выполнено.
   Бледное существо ползало по залу, и его длинное тело складывалось вопросительным знаком, когда оно заглядывало на столы для игры в кости.
   – Ты сам должен был оставаться в преисподней, – грозно проговорил Марат. – Так что выкладывай все прямо сейчас.
   – Зачем вам это знать? – Вампир поковырял во рту пальцами и достал маслину. – Постоянно накалываются на клык, – пожаловался он. – Все равно никто из вас не уйдет из подвалов преисподней. Здесь правят грешники, а не вы.
   – Не делай этого, приятель, – сказал я. Бледное существо обернулось и посмотрело на меня умоляющими глазами.
   – Но я должен.
   – Эй, оставьте его, мистер! – проговорило нечто толстое и крокодилообразное с отвисшим брюхом, собирая лопаточкой со стола ставки. – Если он решил играть – пусть играет.
   – Крупье говорит, что я могу выиграть свою свободу, – произнесло существо. – Ведь правда?
   – Определенно, – согласился крокодилоподобный. – Делайте ставки, леди и джентльмены, делайте ставки… Ставок больше нет.
   – То есть как – свободу? – спросил я.
   – Ставок больше нет, леди и джентльмены… – Металлический шарик звонко застучал о борта рулетки.
   – Когда праведник попадает в подвалы преисподней, – объяснил крокодил, почесывая живот, – то остается здесь навсегда. Если, конечно, не выиграет в рулетку судьбы.
   – А что будет, если он проиграет?
   – Тогда, – улыбаясь, ответил Иоахим Владек, – я навсегда уйду отсюда и вернусь во внешний мир. Он же не только останется здесь, но и будет страдать вместо меня – причем по-настоящему. А вам, – вампир оборотился к Марату, – придется подавиться моим обещанием.
   Зеленая поверхность сукна расчерчена цифрами, как татуировкой. Твари со всех концов зала сползаются к столу рулетки.
   – Ставок больше нет, леди и джентльмены, – возглашает крокодил-крупье, и его желтый кадык вздрагивает, играя морщинами. – Играет только один джентльмен… Вы играете, мсье?
   – Да.
   Бледное существо – нельзя даже определить, мужчина это или женщина, – стоит у колеса рулетки, и его лишенное позвоночника тело мелко и судорожно дрожит.
   Последняя ставка, которая осталась у него в жизни.
   – Я играю.
   – Не делай этого, приятель, – повторяю я. – Должен быть другой способ выбраться отсюда.
   – Нет другого способа. – Существо смотрит на меня, в его глазах мольба. – Я провел в этих стенах сто двенадцать лет. Думаете, я не искал другой способ?
   Крокодил повышает голос:
   – Мсье играет на свою свободу, леди и джентльмены, ставя в рулетке судьбы свою жизнь. Делайте ставку, мсье. Назовите число.
   – Пусть он прекратит, – громко говорит Франсуаз. Морда крокодила поворачивается, его маленькие, налитые кровью глаза-злобно сужаются.
   – Никто не может остановить рулетку судьбы.
   Он взмахивает короткими лапами, и сноп холодного света взрывается вокруг игорного стола.
   Светящаяся стена кольцом встает вокруг колеса рулетки. Только бледное существо и крупье, кожа которого покрыта бородавками, – лишь двое остаются внутри.
   – Назовите число, мсье, – говорит крокодил.
   Его пасть разевается, видно синевато-бордовое нёбо.
   – Число.
   – Нельзя было этого допускать, – негромко говорит Фран­суаз.
   Я вскидываю руки, давая понять, что ничего нельзя сделать.
   Иоахим Владек стоит в первых рядах, его лицо, бледное от природы, теперь приняло цвет застывшего льда. Только красные кровяные прожилки пронзают его, и видно, как кровь быстро бьется под тонкой кожей вампира.
   – Эта тварь Иоахим получит свободу в обмен на жизнь бедняги, – яростно шепчет Франсуаз.
   Марат Чис-Гирей стоит, сложив руки на груди, и его лицо напряжено, как будто он ждет пощечины, на которую не сможет ответить.
   Толпа замирает и вскрикивает.
   Мне не видно, на какое число поставил отчаянный игрок, но твари передают номер из уст в клювы, из пасти в жвалы.
   – Девятнадцать, красное, девятнадцать, красное.
   – Девятнадцать, красное, – внятно говорит Иоахим Вла­дек. – Не выпадет никогда.
   Слово «никогда» много значит, когда находишься в преисподней.
   И еще больше – если провел там больше времени, чем жил на свете.
   Металлический шарик звонко целует борт рулетки, и начинает вращаться. Почему бледное существо не следит за ним? Этот маленький блестящий шар решит сейчас его судьбу, как и судьбу омерзительной твари, что пристально смотрит на колесо рулетки из-за огненного барьера.
   Так почему же бледное, насмерть испуганное создание смотрит в другую сторону, в толпу?
   Кого он там ищет?
   Меня.
   Если бы я мог управлять шариком рулетки.
   – Девятнадцагь, красное, – громко повторяет крокодил. – Мсье ставил на девятнадцать, красное.
   Шарик продолжает звенеть.
   Франсуаз стискивает мою руку так сильно, что наверняка останутся следы.
   Колесо останавливается, но бледное существо по-прежнему не отрывает от меня взгляда.
   Я коротко киваю ему, только теперь замечая, как напряжены все мои мышцы.
   Шарик звякает в последний раз и замирает, как взгляд умирающего.
   Крокодил-крупье разевает пасть, и его морщинистый кадык дергается, готовый извергнуть слова, но Иоахим Владек говорит первым.
   Его внятный голос звонко отдается во внезапно наступившей тишине.
   – Двойной ноль.
   Бледное существо смотрит на меня широко раскрытыми глазами, словно ждет, что сейчас я подниму руку и скажу, что это неправда, что он выиграл, что он свободен и может идти домой. А если это не так, то я все исправлю.
   – Двойной ноль, – повторяет крокодил-крупье. – Отныне вы свободны, господин Иоахим.
   Вампир смеется – негромко. Его тихий смех похож на перестукивание ледяных палочек в холодной воде, и он скоро затухает, заглушенный воплями и ревом толпы.
   И этот смех ужасен.
   Бледное существо бросается вперед, ударяясь всем телом об огненную стену. Все его щупальца приподняты вверх, он тщетно бьется об искрящуюся преграду.
   Высокий, скатывающийся на визг голос крокодила поднимается над толпой:
   – Проигравший приговаривается к вечным мукам в подвалах преисподней. Он никогда не увидит солнечного света, никогда не услышит ничьего голоса и будет страдать вечно.
   Две каменные твари, чьи тела покрыты черными пластинами, скрывающими самые лица. Они появляются, словно всегда здесь были, и их мускулистые руки подхватывают бьющееся в ужасе бледное существо.
   – И да будет он страдать вечно, – говорит крокодил.
   – Нет! – кричит осужденный. – Нет. Оставьте меня. Я не хочу. Я только хотел вернуться домой, оставьте меня, отпустите.
   – И никогда не увидит он солнечного света и не услышит ничьего голоса.
   – Помогите мне, кто-нибудь. Выпустите меня!
   Вампир Иоахим Владек молча идет сквозь беснующуюся толпу.
   Он идет к выходу из преисподней.

13

   – Истинное могущество колец Зари сложно себе представить! – Брови Марата Чис-Гирея нахмурены. – Даже я понимаю его не в полной мере. Они были созданы существами, которые во много раз превосходят нас и все наши представления.
   Франсуаз фыркает, поскольку не допускает мысли, будто какое-нибудь существо может превзойти ее.
   – Иоахим Владек не будет пытаться познать кольца Зари, – заметил я. – Если вы дадите ему атомную бомбу, он не станет терять время, изучая ее устройство. Он просто нажмет красную кнопку.
   – Даже если это уничтожит его самого?
   – Иоахим Владек слишком самоуверен, – говорит Фран­суаз, словно она-то сама не отличается этим качеством.
   – Что станет делать Иоахим с кольцами Зари? – спрашивает Марат.
   – Это вопрос для вас. – Я понижаю голос, пока две гаргульи проходят мимо нас с подносом, уставленным игральными фишками. – Что вообще можно с ними делать?
   – Кольца Зари способны увеличить определенные характеристики своего обладателя. Если тот окажется недостаточно силен, то и поработить его.
   – Тогда вам следовало бы охранять их получше, – говорит Франсуаз.
   Я смотрю на часы:
   – Иоахим Владек уже вышел во внешний мир. И сейчас подбирается к одной из ваших побрякушек. Мы находимся в подвалах преисподней, мы еще не спасли римского легионера – а именно за этим мы сюда пришли, – а наш провожатый проиграл свою жизнь в рулетку. С этим надо что-то делать.
   Я направляюсь к крокодилу-крупье, который вяло водит лопаточкой по столу рулетки. После напряжения последней четверти часа, когда бледное, испуганное существо играло против Иоахима Владека в рулетку судьбы, всех охватила апатия. Души посетителей подземного казино привыкли к искусственному возбуждению, вызываемому игрой, преступлениями или страданиями других. Истощенные и истрепанные сильными эмоциями, их нервы теперь нуждались в отдыхе.
   – Что ты собираешься делать, Майкл? – спрашивает Франсуаз, топая следом за мной.
   – То, что нельзя было сделать раньше, – ответил я. На полдороге я останавливаюсь и поворачиваюсь к Марату Чис-Гирею.
   – У вас нет чего-нибудь яркого и ценного? Орден или что-нибудь такое.
   Марат строго сверкает глазами, сочтя неуместным мое замечание относительно ордена, и откалывает от галстука изящную золотую заколку.
   – Таких существует только шесть штук, – кротко напоминает он.
   – Я знаю, – так же кротко говорит Франсуаз, хотя Марат обращался не к ней. – Семья императора Асгарда раздавала их тем, кто имеет особые заслуги перед страной. А как она оказалась у вас?
   Я решаю не заострять внимания на этом вопросе, так как Марат, по всей видимости, обиделся. Крокодил сгребает в кучку небольшие фишки и даже не предлагает леди и джентльменам делать ставки.
   Больших ставок все равно нет.
   – Он же не хочет играть на мою заколку? – вполголоса спрашивает Марат у Франсуаз.
   Это надо понимать так – Чис-Гирей, конечно, не против, чтобы его вещь послужила во имя доброго дела, однако он бы предпочел, чтобы его поставили об этом в известность заранее.
   – У него есть план, – отвечает Франсуаз громко, чтобы я услышал. – Но он ни слова об этом не скажет, пока все не закончит. А если все пойдет шиворот-навыворот, то потом он заявит, что так и задумывал.
   Я подхожу к крокодилу вплотную и показываю заколку Марата, сжимая ее в ладони.
   Морщинистый кадык крупье дергается – и только. Тусклые глаза крокодила смотрят на меня апатично.
   – Два стражника сопровождения, – говорю я. – И я должен осмотреть грешников.
   Крокодил приоткрывает зубастую пасть, уронив на блестящий пол клочья пены. За его спиной появляются два черных существа, закованных в пластинчатые панцири.
   Пол разверзся, и истрескавшиеся гранитные ступени, грохоча, рассыпались вниз. Облако холодного белого пара поднялось из глубин земли и растаяло в жарком воздухе.
   Мы идем гулять, глухо стуча по каменным плитам. Глаза обоих стражников светятся в окружившей нас темноте, четыре луча голубого цвета освещают нам путь.
   Мы находимся уже ниже, чем подвалы преисподней, – в казематах грешников, где самые отчаянные души, лишенные всего человеческого, принуждены находиться вечно средь холода, мрака, пустоты.
   Каменного потолка больше нет над нашими головами – только мгла. Ни звука, ни шороха, ни молчаливого взгляда, но все они здесь, миллионы и миллионы тех, кто сам обрек себя на страдания.
   Они не могут ни видеть нас, ни слышать, но они знают, что мы здесь.
   – Тут. – Голос стражника перекатывается, точно горсть камней, которыми играет рука бездушного великана.
   – Открывайте.
   Бледное существо вращается в потоке астрала. Его круглые глаза стали еще больше, разрываясь от нечеловеческой муки. Трещины холода пронизывают пустоту и вонзаются в его тело.
   Я прикасаюсь к поверхности астральной клетки, и она начинает распадаться.
   Существо посмотрело на меня и узнало.
   – Вы свободны, – сказал я. – И можете вернуться во внешний мир.
   Астральная клетка рассыпалась звенящими льдинками. Безвольное тело обессилевшего существа согнулось и рухнуло, подхваченное крепкими руками Марата Чис-Гирея.
   – Думаю, нести его туда придется мне, – говорит Марат.
   – Мне нужен второй, – властно говорю я, обращаясь к стражникам. – Тит Марций, римский легионер.
   – Он дальше, – отвечает чудовище, и его когтистые лапы начинают скрипеть по гранитному полу.
   Вторая астральная клетка, второй невинно осужденный вращается в медленном вихре мрака.
   Стражник останавливается, и его темные, лишенные зрачков глаза обращаются на меня.
   – Знак в вашей руке, – спрашивает чудовище. – Что он означает?
   Я прикасаюсь пальцами к холодной поверхности клетки, и она начинает рассыпаться.
   – Ничего, – отвечаю я. – Он ничего не значит. Черное существо раскрывает глаза, и теперь они наполнены неподвижной бесцветной пустотой.
   – Сколько невиновных томится еще в казематах грешников? – грозно спрашивает Марат.
   Закованное в пластинчатую броню чудовище оборачивается к нему, и искривленные когти его лап тянутся к горлу Чис-Гирея. Марат ударяет его в висок, и стражник падает, проваливаясь в холод астральной клетки.