Чекалов Денис. Маятник Судьбы

   – Стоит мне что-то сказать, и все ждут, когда я вытащу этакую цепочку объяснений, как ленту из цилиндра фокусника. У меня ее нет. Просто это должен был быть ты, и все. Не спрашивай почему.
   – Долгие годы я хотел вернуться в верхний мир, – сказал Иоахим. – Годы! Когда люди используют этот оборот, они имеют в виду пять лет, от силы десять. Я томился внизу тысячи, тысячи тысяч веков. Тюрьма Сокорро была моим первым ша­гом. Но чародеи погрузили ее в ледяную сферу, и мне пришлось искать другие пути. Я их нашел. Все, чего мне недостает теперь, – это силы. Этот несчастный трус, мой жалкий правнук Тадеуш, мог ее обрести. Но испугался.
   – Его трудно упрекать, если вспомнить о том, что случилось с Октавио.
   – Наверное. И ты, я так думаю, уверен: похожая судьба ждет и меня?
   – Есть у меня такой прогноз.
   – Отлично. А у тебя нет бокалов? Как-то глупо пить нектар из горлышка.
   – Бокалы есть наверху, в столовой. Но потом нам опять придется спускаться сюда, к алтарю.
   – Тогда не будем терять время… Стало быть, ты знаешь, чего я хочу? Думаю, да, иначе бы ты не отослал прочь свою подругу. Видишь, я тоже умею вить цепь логических рассуждений. Но зачем тебе это нужно?
   – Я уже объяснял это Тадеушу и Курту. Смысл пророчества теперь ясен – настолько, насколько это вообще возможно, коли речь идет о предвидении. Нам нет смысла играть в эту игру вечно.
   Демон размышлял.
   – Ты предложил это Тадеушу и ящеру, потому что знал: мой правнук отступит, а без него лизардмен не сможет ничего сделать. Это был легкий способ отделаться от них. Но тебе ведь известно – я не откажусь от своего.
   – Конечно.
   – Значит?.. Значит, ты намерен перехитрить меня.
   – Разумеется.
   – Почему ты думаешь, что я пойду на это?
   – А иначе бы ты не пришел, – Я отпил немного из бутылки. – Ты ведь тоже уверен, что сможешь меня обмануть.
   – Хорошо, эльф. Можно сказать, что это идеальная сделка. Каждый из нас знает, что другой будет лгать.
   – И каждый уверен, что солжет лучше.
   Он отставил свою бутылку:
   – Ты знаешь, что мне нужно. Отдай мне свою душу, эльф. Ты был готов отдать мне ее еще тогда, когда расстался со своей партнершей. Я стану сильнее, обрету все свое былое могущество. А ты получишь все, чего захочешь.
   Я развел руками.
   Демон продолжал:
   – Ты еще можешь отказаться, эльф. Я найду кого-нибудь другого. Ты знаешь, что проиграешь все.
   – Взаимно.
   Я поднял руки, словно раскрывая крылья. Вокруг стало темно – не вдруг, не разом, а как-то незаметно и в то же время стремительно.
   Ничего не происходило.
   Я чувствовал, что все давно уже произошло – я просто этого не заметил.
   Внутри меня что-то взорвалось, обдавая все мое существо жидким пламенем, выжигал все изнутри и убивая чувства, но я не помнил, когда это произошло, не помнил как.
   Словно в те минуты я вовсе и не ощущал боли. Она пришла сейчас, как осознание потери, чего-то страшного, что случилось со мной, и чего-то прекрасного, чему уже никогда не сбыться.
   Я не смотрел на Иоахима, он сам возник перед моими глазами, словно помимо моей воли, как мысль, которую тщетно отгоняешь от себя.
   Облик архивампира не изменился, он не стал выше ростом, и магическое сияние не охватило его сгорбленную фигуру. Но в глубине своего существа, бьющейся в бешеной агонии, он ощущал такие же сильные перемены, как и я.
   У меня не было сил, – даже чтобы говорить, – поэтому я должен был что-то сказать. Просто открыть рот и выговорить какую-то фразу.
   Стремление никогда не сдаваться? Или мальчишеская гордость, вроде того, что, когда мимо проходит красивая девочка в короткой юбочке, надо сделать вид, будто ты ее не видишь и вообще ты голубой?
   Мысли у меня путались, меня тошнило, хотелось узнать: зачем я вообще позволил себе родиться на свет? Недальновидно было с моей стороны, весьма…
   – Как, демон? – спросил я. – Вернул свои силы?
   Так себе фразочка… Я даже не был уверен, смог ли я протолкнуть слова через горло или они все еще бьются мне о лоб, не в силах найти дорогу наружу.
   Иоахим услышал меня – разобрал мой хрип или прочитал мысли, не знаю.
   – Не силы, – ответил он. – Я вернул себя, эльф.
   Я шагнул вперед и понял, что стою, согнувшись. Я попытался вытянуть руку, схватиться за что-то, но это было чересчур сложно.
   А почему бы, собственно, и не упасть?
   – А сейчас, – молвил архивампир, – я верну тебя.
   Как же дрянно он выглядит, стоя во весь рост… Нельзя показывать, какой ты высокий, когда рядом кого-то складывает пополам. Это невежливо. Разве этому не учат в школах? А что такое вообще школа?
   Что-то заглянуло мне в лицо.
   Желто-зеленая кожа, выпученные глчза. Болотная кикимора. Здравствуй…
   Я понял, что больше не стою, согнувшись, а лежу. Боть охватила все тело, обняла меня, приласкала, создав противовес для разрывающей душу пустоты.
   Моя рука напряглась в поисках опоры и провалилась сквозь ил.
   Кикимора захохотала, заквакала. Один прыжок – и она исчезла в туман.
   – Как ты себя чувствуешь, эльф? – спросил Иоахим. – Выглядишь ты неважно.
   Что-то сыпалось справа от меня – очень близко. Слишком. Я знал, это рассыпается мое плечо. Оно начало гнить еще несколько недель назад, когда мы только вошли в эти болота.
   Военный лекарь присыпал его порошком и велел держать в тепле. Легко сказать… Впрочем, на болоте не холодно. Ил – словно теплая постель. Ляг в него и дремли. Дремли, пока боль не отступит, пока не исчезнут мысли, пока не растворится желание вернуться домой.
   Я не хочу домой.
   Я ничего не хочу.
   Сержант посоветовал мне присыпать плечо порохом, а не лекарским порошком. Помогло… Жаль, что у меня нет сейчас пороха.
   – Ты понимаешь, где ты, эльф? – спросил Иоахим. Голос его раздавался издалека, словно далекий крик. Архивампир стоял прямо передо мной, глядя сверху вниз.
   – Слышишь шаги?
   Он наклонился. Но человек не может согнуться так низко, чтобы взглянуть в глаза тому, кто наполовину сгнил в болотной воде.
   – Ты слышишь шаги, эльф?
   Да, я их слышал. Они разбудили меня – заставили проснуться, снова вспомнить про боль и про то, что я хочу вернуться домой.
   Только не сейчас.
   Позже. Пройдет час, какие-то полчаса – и я усну совсем и не смогу вас видеть, ни одного, и вы не сможете увидеть меня.
   – Шаги все ближе! – говорил Иоахим. – Я же сказал, что стану всесилен. Я вернул тебя в этот день, в это мгновение, которого ты боишься больше всего.
   Только не просыпайся. Представь, что шаги – они где-то вдали, тебя не касаются. Это прохожий идет по мокрой от дождя мостовой, а ты спи.
   Больно. Почему мне так больно?
   Я не хочу вставать.
   Ил чавкает и кричит, точно живая тварь. В левой руке у меня что-то зажато – что? Я не могу поднести ее к лицу, но я хорошо помню.
   Парадный погон.
   Добро пожаловать на смотр, эльфийский офицер.
   Смех – все смеются, почему они смеются надо мной? Зачем они это делают?
   Я различаю голоса орков. Их шесть. Я не вижу их лиц, но знаю каждого, смогу узнать в тысячной толпе – я навсегда их запомнил, много лет назад.
   Все повторяется – это лишь страшный сон, который мне снится, и чтобы он кончился, я должен заснуть.
   Я хочу спать – лечь и никогда больше не просыпаться.
   Иоахим закричал.
   Крик его разорвал небо и землю, ослепительным лезвием обрушился на мое тело и разрубил надвое. Я поднялся – быстро, одним движением., словно мощная волна подхватила меня и поставила на ноги.
   Боль исчезла – одна пустота внутри. Энергетический столб бил в меня, как теплый проливной дождь в фруктовом саду в моем родном поместье.
   Я выпрямился – мне казалось, что сотня хищных гиппопотамов прошла по моему телу и раздавила. Но мне было хорошо – так хорошо, как бывает только у себя дома.
   Иоахим корчился на полу между деревянными бочками и стеллажами. Свет гнилушек падал на его фигуру, словно на небе взошло туманное зеленое солнце.
   Он лежал – я стоял, поэтому я присел перед ним.
   – Все кончено, – сказал я. – Прости за то, что фраза не очень оригинальная. Но герои-мужчины никогда не говорят оригинальных фраз, это привилегия женщин. Не знаю, почему, но таков уж закон жанра.
   – Что произошло? – спросил Иоахим.
   Голос его был едва различим – или я читал его мысли?
   – Все кончилось. Ты вернешься туда, откуда пришел. И знаешь – там не так-то уж плохо по сравнению с гнилым болотом Лернея.
   – Я забрал твою душу, – прошептал Иоахим. – Я держал ее в руках. Я чувствовал себя всесильным… Что же произошло?
   – Не ты взял мою душу, – сказал я. – А я отдал ее. Здесь есть большая разница.
   – Это слова, эльф…
   – Нет. Это секрет отношений между людьми. Они крепки только тогда, если оба только берут друг у друга. И ничего не дают взамен. Как только кто-то один начинает отдавать, жертвовать собой – все, связь между ними рушится навсегда.
   – Вздор, эльф… Как могут оба брать и ничего не давать? Это же невозможно… Невозможно и бессмысленно…
   Его тело дернулось, и огненный столб взвился к потолку.
   – Ты прав, Иоахим, – согласился я. – Бессмысленно и невозможно. Две основные характеристики нашей жизни.
   Я выпрямился.
   Больше мне ничего не оставалось делать. Погреб был пуст. Иоахим Владек, великий архивампир, вновь провалился в преисподнюю и уже никогда не выйдет оттуда. Тадеуш, его далекий праправнук, вернулся в свою мансарду, к стихам и мечтам, оставив свое стремление к власти. Курт Тидволл заковылял навстречу новым приключениям, но, слава богу, они меня не касались.
   Было еще одно дело, которое следовало закончить, но я никак не мог сообразить, в чем оно заключается. Я поднял с пола маленький веник и аккуратно прислонил его к каменному столу, как он стоял раньше, убрал две наполовину пустые бутылки нектара, прошелся вдоль рядов полок, убедившись, что влажность и температура в погребе в точности соответствуют тем, которые необходимы для хранения.
   И все же я что-то забыл, какую-то пустяшную мелочь. Я вспомнил об этом, когда уже подходил к дверям, держа в каждой руке по полупустой бутылке.
   Франсуаз – ну конечно! – можно уже ее вернуть.
   – Френки, – негромко произнес я.
   Белое облако серы распушилось передо мной, и из него выступила демонесса. В правой руке девушка держала маленькое фарфоровое блюдце, на котором красовался кусочек масляного пирожного, в левой – тонкую чашечку травяного чая.
   – … Конечно, он не хотел отпускать меня, – говорила Фран­суаз.
   Она сделала маленький, изысканный глоток – такого не хватило бы даже пьяной вдрызг мокрице. Однако демоны – народ, который ценит традиции и пристойность. Поэтому, оказавшись среди своих блаювоспитанных родственников, Франсуаз любит блеснуть светскими манерами.
   – Не хочу хвастаться, но Майкл и нескольких часов без меня не может. Знали бы вы, каких усилий мне стоило уговорить его отпустить меня к вам даже на пару часов. – Девушка вздохнула. – Бедняжка, наверное, уже весь извелся там один.
   Облако рассеялось, и Франсуаз обнаружила, что уже пару минут оживленно разговаривает сама с собой.
   Ее алые губки распахнулись, а к лицу мгновенно прилила краска.
   – Майкл? – озадаченно пробормотала она.
   – Может, напомнишь, какими словами я уговаривал тебя остаться? – спросил я. – На будущее.
   Девушка отставила чашку с блюдцем, и они исчезли в тающем облаке серы.
   – Мне надо было как-то объяснить свое появление, – смущенно пробормотала она. – Вот я и сказала, что приехала поздравить их с днем таяния лавы… Майкл, а почему это я оправдываюсь?
   – Тебя толкает к этому чувство вины, – пояснил я, – которое ты боишься осознать.
   Франсуаз задышала часто-часто, словно надувала самое себя, как воздушный шар.
   – Надеюсь, ты передала привет от меня своим кузинам, – добавил я.
   – Привет?
   Девушка зарычала, как гемсивфанский крокодил.
   – Кларисса, как только меня увидела, тут же бросилась собирать вещи. Хотела враз занять мое место рядом с тобой, не успела я даже с четверенек встать.
   – Ты упала, милая? – участливо спросил я.
   – А ты как думал, Майкл? Я грохнулась прямо в преисподнюю, пролетела шесть измерений, как мусор, который сбросили в мусоропровод с десятого этажа. Хорошо еще, не плюхнулась лицом в лаву – а так хоть костюм не сгорел.
   – Рад, что Кларисса меня еще помнит… – пробормотал я.
   – Уже забыла! Сейчас ее голова занята другим – ищет способ побыстрее отрастить волосы.
   – Что?
   – Пришлось подержать ее минут пять тыквой в гейзере. Теперь у нее на макушке только пара рожек и торчит.
   – Бедная Кларисса!
   – Бедным будешь ты, когда я до тебя доберусь. Ты хоть понимаешь, как я себя чувствовала? Дура дурой!
   Я крайне удивился:
   – А разве ты еще не привыкла, Френки?
   Девушка пропустила мой вопрос мимо прелестных ушек.
   – Нет большего позора для демона, чем когда тебя возвращают, как негодный товар на склад. Надо мной сейчас все смеются… Стой. – Франсуаз посмотрела вокруг. – Это же подвал, Майкл. Ты говорил, демоны не могут сюда входить.
   – Могут, конечно. Здесь всего лишь погреб. Иначе как бы Иоахим смог спуститься сюда? Мне нужен был предлог, чтобы попросить тебя подождать.
   – Подождать?
   Слово прозвучало как разрыв артиллерийского снаряда.
   Пару секунд девушка стояла, тяжело дыша, потом осведомилась:
   – Ты разве не собираешься просить у меня прощения, умолять, клясться, что больше такое не повторится?
   Я подошел к девушке и провел ладонью по ее лбу.
   – Не иначе у тебя жар, конфетка.
   Франсуаз обхватила меня руками и прижалась к моим губам. Наш поцелуй длился так долго, что я чуть было не задохнулся.
   Девушка сделала шаг назад, удовлетворенно наблюдая за моей реакцией.
   – Скажи, Майкл, – произнесла она, – вот тебе нравится объяснять мне всякие вещи. Толковать про человеческую психологию. Объясни. Ты только что смешал меня с грязью, а мне по-прежнему хочется целоваться с тобой. Ответь – я мазохистка? Или все женщины – дуры?
   Я поставил две полупустые бутылки обратно на полку – таскаться с ними мне надоело.
   – Если рассматривать вопрос с этой стороны, – сказал я, – то ты, без сомнения, ближе к садистке – и хорошо это знаешь. Не обиделась ты на меня потому, что знала – так надо для дела, я ведь подробно объяснил тебе все заранее. А притворилась оскорбленной ты для того, чтобы расколоть меня на раскаяние и услышать мольбы о прощении. И это возвращает нас к началу – к твоим садистским наклонностям.
   – Ну, Майкл, умеешь же ты оскорбить девушку, – пробурчала Франсуаз. – Думаю, тебе это просто нравится. Но хватит обо мне. Я видела Иоахима, когда поднималась сюда. Он не выглядел особенно счастливым.
   – Мы не сошлись во мнениях.
   – Ты ни с кем не сойдешься во мнениях. Тебе слишком нравится быть умнее других. Меня, например. Ты так и не сказал мне, что дальше.
   – Дальше? – Я задумался. – Гарда обещала, что на ужин у нас будет утка по-пекински. И шоколадный торт с трюфелями. Если хочешь, завтра можем поехать на выставку еди­норогов. Там будут гладиаторские бои – ты хотела участвовать.
   Девушка тряхнула волосами:
   – Мне приятно, что ты про это помнишь, но я говорила о другом. Иоахим повержен – каков наш следующий шаг?
   Настала моя очередь трясти головой.
   – Сладкая моя конфетка. Я же только что объяснил. Чего ты еще хочешь?
   – Ну как же! Пророчество. Маятник судьбы. Ты сам видел, как Великая дрема кружилась над нашим миром, алчно высматривая жертвы. Как быть с этим?
   Я был озадачен:
   – Никак. Пророчество нахлынуло и ушло, как приливная волна. Дрема осталась Дремой, маятник судьбы – маятником. Что же еще?
   – Майкл…
   Девушка растерянно обернулась, как недавно беспомощно крутился на каменном полу Тидволл.
   – Ведь мы так и не знаем всей правды. Почему произошли все эти события? Как получилось, что Зло пришло в наш мир? Иоахим, Карго, Тадеуш – все это только пешки, статисты в большой игре. Они сошли со сцены, но смысла всей пьесы мы так и не поняли.
   – Френки, не сочти меня филистером, конечно, но мы победили, на ужин у нас утка по-пекински – это все, что нам надо знать. Какая пьеса? Какое пророчество?
   – Смысл, Майкл! – воскликнула девушка. – Так много людей умерло. И еще больше могло бы погибнуть. Почему? Зачем? В чем смысл этих событий?
   – Ну вот, еще одна, – вздохнул я. – И откуда у людей такое желание искать во всем смысл? Навозный шар пролетел мимо тебя, попал в соседа – вот и радуйся, не доискивайся до сути вещей.
   – Я так не могу.
   – Знаю. И потому сделаю тебе один подарок. Не стоило бы, учитывая, как коварно ты пыталась заставить меня почувствовать себя виноватым, – ну да ладно.
   Франсуаз весело улыбнулась и повисла у меня на руке. Я повел девушку в глубь погреба.
   – Хотты были не самыми лучшими людьми в мире, – сказал я. – Но они сумели познать то, что оставалось неведомым другим народам. Например, именно они придумали рецепт великого штруделя гномов – божественного лакомства, за одну крошку которого любой гурман отдал бы полкоролевства. К сожалению, эта тайна, как и другие, погибла вместе с империей хоттов… Однако… – Мы обошли алтарь и теперь находились с другой его стороны. – Хотты верили, что во всех событиях мира таится промысел Великих Небес. Им казалось, что вся Вселенная пронизана нитями, на которых кто-то играет, словно на струнах. Ты хочешь узнать, в чем истинный смысл пророчества? Подойди и спроси.
   Франсуаз неуверенно обернулась, потом ее губы сжались, и демонесса уверенно сделата два шага вперед.
   – Отвечай, – резко приказала она, – В чем был смысл всего этого.
   Пространство раскрылось перед красавицей двумя створками, точно деревянные ставни. Из образовавшегося окна на нас с хитрой улыбкой взирал книжник хоттов.
   – Ты? – удивилась Франсуаз.
   – А чего такого? – ответил старик – Камень мой разрушили. Не буду уточнять кто. Хотя глаза эти, бесстыжие, прямо сейчас перед собой вижу. Вот и пришлось другую работу искать. А в моем возрасте переучиваться не так-то просто.
   – Я не думала… – пробормотала девушка.
   – Думай чаще, – отрезал книжник. – Авось лучше получаться будет. Так чего: будем ответ небес слушать или лясы точить?
   Франсуаз притихла, старик строго посмотрел на нее сверху вниз – а окошко его открылось повыше человеческого роста, – пробормотал: «То-то же» и распахнул большую старинную книгу, во все стороны топорщившуюся закладками.
   – Почему солнце по утрам встает. – он проводил пальцем по страницам указателя. – Почему утка плавает. Почему бутерброд падает маслом вниз. Ага! Вот оно.
   Он изловил соответствующую закладку и открыл книгу.
   – Слушай же, демон неразумный. Аки во времена оные живал на земле человече именем Сальваторе. Бываша он муж злобный и зело богомерзкий… Тьфу ты!
   Книжник досадливо сплюнул и отложил книгу.
   – Словом сказать, был он обормот, каких мало. Водку пил – не закусывал, наркотики продавал, пистолет чистил от силы раз в месяц. Небеса Великие на него-то сверху – глядь! Нехорошо, думают. Вот наказать его и решили. В этом и промысел, демон неразумный.
   – Это ты не на ту страницу смотрел, – сказала Франсуаз. – Кто такой Сальваторе? Я его и не знаю.
   – Вы, девочка, меня не учите. – Книжник погрозил демо-нессе пальцем. – Сальваторе Модеста – здесь сказано, что он был одним из охранников Генри Лэндора. Сама же ты его и убила там, на горе.
   – Нет, – Франсуаз засмеялась, – я не об этом спрашивала! Этот твой Сальваторе – мелкий бандит, он заслуживал смерти, но речь-то о другом. Я говорю о пророчестве, о маягшике судьбы.
   – Что за молодежь пошла! – вздохнул старик. – Ничего не понимают Нет, в наши дни девушки были скромнее… Платьев, которые уже у пупка заканчиваются, не носили Говорю же: предсказание, маятник, появление Великой дремы и прочие знамения – все было, чтобы наказать охламона ентого, Сальваторе.
   – Но такого не может быть! – воскликнула Франсуаз. – Если небеса хотели наказать простого гангстера – все можно было сделать проще. Он мог арахисом подавиться и умереть. А вместо этого – мироздания раскалывались надвое, древнее зло проснулось в своей могиле. Слишком сложно, старик, чтобы покарать одного мелкого преступника.
   Книжник хитро улыбнулся.
   – Для Великих Небес, – произнес он, – и то и другое одинаково просто.
   Где-то под нами шумела подземная река.