Так что теперь, возвращаясь, Тадеуш не медлил ни минуты, а сразу садился на стул перед архивампиром. Тот долго и внимательно рассматривал сложные узоры, которые всегда остаются на любом существе, выходившем на улицу. Человеку только кажется, что слово, сказанное кем-то, или картина, которую он мельком увидел, не оставили на нем своего отпечатка. Это как грязь на ботинках – специалист всегда определит местность, где побывал путник. Вместе с Тадеушем в комнату врывались тщательно скрываемые чувства, чужие тайны, разрушенные надежды.
   В этот раз наконец-то Иоахим сумел связать разрозненные нити плетущейся паутины. Он ясно представил себе участников разговора, место и цель их заговора.
   – Ты хорошо поработал, избранный. – Так он давно уже не называл Тадеуша. – Теперь уже недолго осталось ждать. Иди передохни немного, завтра начнем работу.
   Тадеуш прошел путем, по которому шел Чис-Гирей, и остановился у дома Октавио Карго.
   Нетрудно было домыслить, чего ждут друг от друга новые партнеры. Оставалось опередить их. Мучила тревожная мысль, что Тадеуш не справится. Того же, что Тадеуш может его предать, Иоахим даже и в мыслях не допускал, что свидетельствовало о его излишней самоуверенности.

13

   Я снял солнцезащитные очки и вышел из машины.
   Это была не та марка, которую я предпочитаю и к которой привык. Материал обивки был подобран неудачно, цвет мне тоже не понравился.
   Этот автомобиль я арендовал в одном из местных бюро по прокату. Если не обращать внимания на то, что он был некрасивым, неудобным и подержанным, он меня вполне устраивал.
   Именно так должен выглядеть автомобиль человека, который приехал в подобный отель на окраине Золотого побережья.
   Побережье чем-то похоже на Город эльфов – тропические растения, бесконечные линии золотых пляжей, невыносимая жара и мелкие насекомые.
   Но десять градусов разницы в широте делают климат побережья более горячим и влажным, парник да и только.
   Здесь, на побережье, тебя охватывает ощущение, что ты на каком-то далеком тропическом острове, где все носят цветные рубашки и тем только и заняты час за часом, день за днем, год за годом, что лежат под деревьями и ничего ни делают.
   В полутемном салоне спирает дыхание от духоты. Висящий под потолком вентилятор лениво гоняет раскаленный воздух, услаждая сам себя, а кондиционеров в этом месте, как видно, еще не изобрели.
   Мне тоже жарко, но я не снимаю свой светло-синий пиджак с маленькими черными пуговицами. Сняв его, я почувствовал бы себя комфортнее, но посетители, увидев кобуру у меня на поясе, наверняка почувствуют себя еще хуже, чем я в своем пиджаке.
   Меня не удивляет, что Овен выбрал этот отель в качестве пристанища. Он устал от тренировок в лесу и искал уютное местечко для отдыха. Такое, как это.
   Грязь, жара, мухи и проститутки – вот какое у него представление о рае.
   Я немало повидал убийц и террористов и могу сказать со знанием дела – у них либо грязные руки, либо не хватает пары винтиков в голове. Вот почему мало кто из этих ребят мне нравится.
   Я не считаю себя борцом за что-то или против чего-то, но, войдя в холл, был твердо уверен, что пистолет на моем поясе поможет парню на втором этаже пересмотреть свои взгляды.
   По крайней мере отучит его впутывать в свои игры простых, ни в чем не повинных людей.
   Я не задерживаюсь в холле. Здесь нет ничего, что могло бы заинтересовать кого-то, кроме разве что инспектора по контролю за насекомыми.
   Слава богу, я имею дело с вредителями более крупных размеров.
   Сложно перестрелять тараканов из пистолета, я так думаю.
   Я прохожу в бар.
   Бармен склонился над стойкой и вытирает ее. Умеет ли этот человек ходить распрямившись? Я сомневаюсь в этом.
   Четыре, пять, нет, семеро мужчин сидят возле стойки и за небольшими столиками. Все они что-то пьют, все о чем-то говорят.
   Шестеро женщин – загорелые, в коротких юбках или ярких облегающих платьях.
   Если бы я не вырос в Городе эльфов, я принял бы их за проституток, а так кто их знает. По крайней мере трем из них давно пора помыть волосы.
   Я скольжу по ним усталым взглядом человека, который узнал, что находится у женщины под трусиками, и больше не ждет в этом отношении ничего нового или хотя бы заслуживающего интереса.
   Пройдя круг по претенденткам, я начинаю сначала. Мужчина выходит из бара, задевая меня плечом – не потому, что хочет меня оскорбить. Просто здесь такие простые и непосредственные нравы.
   Это побережье.
   Я останавливаю свой выбор на той, что сидит ближе к середине стойки. Она тянет из расширяющегося кверху бокала что-то, что нормальный человек не согласится даже поднести к носу. Дешевая юбка доходит до середины крепких бедер. Девица потягивает из трубочки свою бурду и ни на кого не смотрит.
   Другая улыбается мне. Она ничего, но от нее плохо пахнет. Я подхожу к той, которую выбрал, благо места рядом с ней свободны – справа и слева.
   – Могу я вас угостить? – спрашиваю я.
   Она смотрит на меня с плохо скрытым недовольством.
   – Ты мог хотя бы спросить, что такая девушка, как я, делает в таком месте, как это, – цедит она.
   Я усаживаюсь на облюбованном табурете поудобнее и подзываю бармена.
   – Повторите для дамы, – и обращаюсь к ней: – К чему задавать вопросы, чикита?
   Я лениво осматриваю полупустой бар:
   – И так ясно, что ты можешь здесь делать. Для девушки твоей профессии рановато, это правда. Пойдем к тебе или ко мне?
   – Заткнись, кретин, – шипит Франсуаз. Я замолкаю.
   – Он сидит в своем номере со вчерашнего вечера, – сообщает моя партнерша и опускает соломинку во второй бокал. – Поднялся с девицей, из местных. Полчаса назад она ушла, он еще спит.
   – Бурная ночь, чикита, – говорю я.
   – Сеньор будет что-нибудь пить? – спрашивает бармен.
   – Я экономлю деньги, – говорю я и заговорщицки подмигиваю.
   Он окидывает Франсуаз взглядом, прикидывает, сколько может запросить такая малышка за пару часов любви, и согласно кивает.
   Вот мы с ним и стали друзьями.
   На девушке белая блузка с оборками. Она прозрачна и позволяет увидеть отсутствие лифчика.
   – Вооружен? – спрашиваю я.
   Франсуаз покачивает туфелькой, я киваю.
   – Кто с ним? – спрашиваю я.
   – Двое парней. – Франсуаз пренебрежительно фыркает. – Они его охраняют.
   – Интересно, ценит ли кто-нибудь этого комедианта, кроме таких же сумасшедших бандитов, как он, – говорю я. – Я обошел гостиницу кругом – их не прикрывают снаружи.
   – Полковник Кэрриган был в этом уверен.
   – А я уверен сейчас.
   Франсуаз хмыкает и ставит на стойку второй бокал.
   – Как ты можешь пить эту гадость? – спрашиваю я.
   – Это полезно для здоровья, – наставительно отвечает она. – Здесь нет ни алкоголя, ни холестерина, ни жира. Сбалансированный состав.
   – Спасибо, Френки, я предпочитаю молоко. По крайней мере, оно не пахнет, как полуразложившийся труп.
   – Ты скотина.
   Я встаю.
   – Поднимемся в номер, чикита, – говорю я и кладу деньги на стойку.
   Девушка берет меня под руку и прижимается горячим телом. Бармен улыбается нам вслед.

14

   Лестница такая скрипучая, что лучшего сторожа для людей, находящихся на верхнем этаже, не сыскать. Администратор скользнул по нам незаинтересованным взглядом, хотя не мог не помнить, что ни я, ни моя партнерша не заказывали у него номер.
   Это значило, что коллективные пьянки были здесь такой же нормой, как и тараканы.
   Они часто бродят вместе, эти двое.
   Администратор читал газету, раскрытую на странице «торговля недвижимостью».
   – Надо думать, крошка, отельный бизнес приносит большие деньги, – сказал я. – Я имею в виду – даже такой отельный бизнес. Если этот парень собирается приобретать недвижимость на побережье на то, что заработал честно.
   – Торговля недвижимостью? – Франсуаз приподняла брови. – Откуда ты знаешь, Майкл, может, он хочет продать свой член.
   Я не нашелся что ответить.
   Франсуаз нравится быть стервой.
   Двери были белого цвета, а стены – желтого; это значило, что при постройке отеля желтой краски купили больше.
   Теперь они соревновались в том, какая первой облезет.
   Белая держалась впереди.
   Паренек лет четырнадцати прислонился спиной к углу коридора и постукивал ногой по стене позади себя. Его зрачки были расширены, а взгляда не было – он променял его на утреннюю порцию кокаина.
   Франсуаз щелкнула пальцами перед носом паренька.
   – Пойди прогуляйся, – приказала она.
   Он продолжал стоять, кивая. В его мозгу играла какая-то музыка, и он отбивал такт.
   Франсуаз размахнулась и дала ему пощечину.
   Он тряхнул головой, его трясущаяся ладонь потянулась к разбитым губам.
   – Ну вот ты и с нами, – констатировала девушка.
   На парне была рубашка с красно-белыми разводами. Я не знал, что они изображают – цветы, морской закат или ожоги первой степени.
   Карман брюк паренька оттопыривался, Франсуаз резко дернула его. Послышался треск разрываемой ткани, и на пол посыпалась всякая дрянь, звеня и раскатываясь.
   – Вы чего это? – Парень попятился и обнаружил позади себя стену.
   – Мы здесь не за этим, милая, – мягко напомнил я.
   – А зачем? – поинтересовался парень. Его мысли, разбуженные крепкой пощечиной, теперь скакали в самых причудливых направлениях.
   – Я не могу позволить, чтобы этот сопляк попал под пули, – сказала Франсуаз.
   Она подняла с пола два целлофановых пакетика с белым крупитчатым порошком.
   – Что это? – спросила Франсуаз, тыкая им пареньку в лицо. Он хотел попятиться, но сзади была стена, так что он только потоптался на месте. И глупо засмеялся.
   – У тебя большие сиськи, – сообщил он. Франсуаз уперла руки в бока и зашипела.
   – Если боишься, что его заденет, просто перенеси его за угол, – посоветовал я. – Он там и останется.
   Франсуаз ткнула носком полуботинка в кучу мусора, лежавшую под ее ногами, и подтолкнула наверх сложенную бумажку.
   – Педро Вильяр, – сказала она, разворачивая измятый до­кумент. – Тебя так зовут?
   – Да.
   – Привлекался за угон автомашины. – Франсуаз протянула мне бумагу. – Его отпустили на поруки, потому что это было в первый раз. Наверняка они просто не знали, что и когда у него было в первый раз.
   – В первый раз? – удивленно спросил паренек. – Нет, я уже много трахался.
   Я с великим трудом сдержал улыбку, которая не обрадовала бы мою милую партнершу.
   – Кто взял тебя на поруки? – спросила она. Парень глупо засмеялся и начал икать.
   – Наверняка тот же, кто научил его грабить машины, – пояснил я. – Возможно, именно он и снабжает его наркотиками – видишь, сколько у него этой дряни. Паренька хотят повысить в звании, сделать из него дилера.
   Франсуаз зло посмотрела на меня.
   – Кругом полно всякой работы, а сволочи типа Колина еще и снабжают деньгами террористов, – сказала она.
   После чего сложила бумагу и спрятала ее в карман юбки.
   – Проваливай, придурок, – приказала Франсуаз. – Задержишься хоть на секунду – я оторву тебе яйца, и прошлый раз у тебя будет последним, ты понял?
   Он ошарашенно хлопнул глазами и сглотнул так, что чуть не подавился.
   – Зачем ты забрала его бумагу? – спросил я, глядя, как он спускается по лестнице, рискуя кувыркнуться на каждой второй ступеньке.
   – Когда мы закончим здесь, я выясню, какой подонок приучает детей воровать в этом квартале.
   – И оторвешь ему яйца?
   – Если потребуется.
   – Френки, нельзя помочь всем.
   Я подошел к двери, которая была целью нашего визита в гостиницу.
   – Нельзя спасти всех маленьких мальчиков, которых превращают в преступников. И всех маленьких девочек, из которых делают проституток. Ты точно помнишь номер комнаты?
   Франсуаз упрямо тряхнула волосами:
   – Этому мы поможем. А если номер неправильный, ты сбегаешь вниз и спросишь снова.
   Франсуаз прислонилась спиной к стене справа от двери и постучала.
   Я вынул пистолет из кобуры. Моя партнерша приподняла подол короткой юбки, показав ярко-алые трусики, и отстегнула свое оружие от бедра.
   Секунды тянулись медленно, вытягиваясь в минуты и грозя обратиться в дни.
   Франсуаз постучала еще раз.
   – Заходить будешь ты, – вполголоса приказала она. – Надоело разыгрывать из себя шлюху.
   – Разве? – спросил я.
   – Только для тебя, дорогой, – процедила она. На этот раз постучал я.
   – Эй, кто заказывал пиццу? – гаркнул я так громко, что Франсуаз прыснула.
   Она очень несерьезно относится к нашей работе и даже получает от нее удовольствие.
   – А разве в таких кварталах разносят по домам пиццу, – шепотом спросила она.
   – По-твоему, я должен был сказать, что это обход квартального венеролога? – огрызнулся я.
   – Скорее ты похож на гробовщика.
   – Очень смешно.
   – Да, смешно.
   Кто-то завозился, что-то упало с небольшой высоты и разбилось.
   – Проклятие, мы могли просто войти и передушить их в кроватях, – пробормотала Франсуаз.
   – Надо было перестраховаться, – ответил я.
   – Перестраховщик.
   Осколки стакана зазвенели на полу снова, человек вскрик­нул. Наверное, опустил ноги на пол и наступил на острые осколки.
   Приятного пробуждения тебе, придурок.
   – Пиццу заказывали? – громко спросил я и затарабанил снова.
   Изнутри ругались на каком-то языке, и к первому голосу присоединился второй.
   Он жаловался на больную голову.
   – Сейчас я тебя вылечу, – пообещала Франсуаз. – Или у тебя заболит все сразу.
   – Пиццу заказывали?
   – Да чего он так орет…
   Очевидно, оба парня там, внутри, мучились ужасной головной болью.
   – Ладно, Френки, – сказал я. – Я вхожу.
   Я вынес дверь ногой и оказался на пороге.

15

   Дверь упала, как занавес.
   Только в спектакле, который ставил я, это означало начало акта. Два человека стояли передо мной – один на ногах, второй на коленях.
   Они были неодеты, ни на одном из них не было даже маек. На том, что стоял на ногах, оставались штаны, приспущенные до колен. Он пытался нащупать их левой рукой, хватая пальцами воздух, а правую запустил в жесткие волосы.
   Я не мог бы сказать с уверенностью, видит он меня или перед его слипающимися глазами все еще стоит туман.
   Он выглядел так, словно кто-то ночью выковырял у него глазные яблоки и запихал на их место спелые сливы. Не очень красиво, если смотреть со стороны. Но изнутри наверняка было еще хуже.
   Второй стоял на коленях, пальцами ног, коленями и ладонями в мелких осколках стекла.
   Он посмотрел на меня непонимающим взглядом, и только боль, причину и местоположение которой он не мог определить, помешала ему начать блевать.
   Я подошел к ним, не опуская пистолета. Я мог бы прикончить обоих еще с порога, и даже голубь на окне снаружи не отличил бы щелчок пистолета с глушителем от скрипа старой лестницы.
   Но я человек миролюбивый.
   Тот, что стоял на ногах, открывал рот, чтобы заговорить. Я схватил его за горло левой рукой, помешав произнести хотя бы звук. Потом я распрямил руку и ударил его затылком о стену. Звук получился громким, и я понял, что мой новый знакомец отключился.
   Я разбудил его, это верно, но я же и помог ему продолжить утренний отдых.
   По-моему, это справедливо.
   Тот, что стоял на коленях возле кровати, зашевелился. Франсуаз решительно вошла в комнату и походя ударила его носком ботинка.
   Он как-то весело хрюкнул и упал лицом в осколки.
   – Люблю радовать людей по утрам, – сказала Франсуаз. – А ты, ублюдок, нажрался, как свинья.
   Она распахнула следующую дверь ударом ноги.
   Овен стоял у кровати совершенно голый, в правой руке он держал свой револьвер.
   Этот тип не собирался меняться.
   – Брось пушку, недоносок, – приказала моя партнерша.
   У Франсуаз такая привычка – давать человеку шанс исправиться. У меня такой привычки нет.
   Я всадил ему пулю в правую ладонь на слове «брось».
   Овен закрутился на месте, как червяк на крючке. Он все еще держал пистолет, но уже вряд ли смог бы им воспользоваться.
   Я решил это не проверять.
   Он рассказал мне о моем происхождении, и я счел это достаточной причиной, чтобы раздробить ему пулей запястье.
   После этого он ничего больше не сказал. Строить из себя юлу парень больше тоже не пытался. Он опустился на пол, прижав к груди раненую руку, и только постанывал.
   – Это было слишком жестоко, Майкл, – сказала Франсуаз.
   – Я добр только тогда, когда в тебя не целятся, – спокойно ответил я.
   Девушка отбросила в сторону револьвер убийцы, тот продолжал стонать.
   – Разберешься с ним? – спросил я.
   – Ты услышишь.
   Я вернулся в первую комнату и обыскал одежду двух ох­ранников. У первого на лице появилось столько шрамов, что теперь до конца дней он сможет хвалиться боевыми подвигами. Через открытую дверь я видел, что делает Франсуаз.
   – Больно? – сочувственно осведомилась она, наклоняясь над сидевшим на полу раненым.
   Он попытался сбить ее с ног, схватив за лодыжку. Девушка пнула его носком ботинка в пах.
   – Это было достаточно просто, – сказал я.
   Я хотел было сесть на кровать, но потом вспомнил, кто в ней кувыркался почти всю ночь, и предпочел прислониться к шкафчику.
   Франсуаз бросила пленнику простыню.
   – Можешь перевязать рану, – сказала она. – Я не приказываю тебе прикрыть твой обрубок, потому что его и так почти не видно.
   Он последовал ее приказу, перемотав руку. Я бросил ему карандаш, и он наложил жгут. Кончиком простыни Овен прикрыл наготу. На то место, на котором он сидел, материи уже не хватило, поэтому он продолжал на нем сидеть.
   – Теперь, – моя партнерша оглядела комнату взглядом домовитой хозяйки, которой предстоит решить, как именно заготовить впрок собранные в саду фрукты, – мы должны спустить их вниз и погрузить в машину. И потом предать в руки правосудия.
   – С этим не будет проблем, – сказал я. – За пару десяток это сделает местный носильщик.
   – Что мы ему скажем?
   – Ничего. Он не станет спрашивать. Это не тот район, чтобы задавать вопросы.
   – Хорошо.
   Франсуаз перевернула стул, на котором была сложена одежда, и ногой, чтобы не прикасаться руками, подтолкнула ему брюки.
   – Одевайся, – приказала она.
   – Эй! – встрепенулся Овен. – Вы же еще не зачитали мне мои права.
   Девушка улыбнулась.
   – У тебя есть право получить по морде, – сказала она. – Хочешь воспользоваться им прямо сейчас?
   Она подхватила с пола стул и треснула им о край шкафа. Деревянные планки разлетелись, и в руках моей партнерши оказалась отломанная ножка.
   – Вот этим, – пояснила она. – Я люблю предоставлять арестованным их права.
   Овен подтянул к себе ноги.
   – Эй, – сказал он. – Так дело не пойдет. Я имею право на адвоката и телефонный звонок. Может, вы чего не поняли? Я чист, меня отпустили, если со мной что случится…
   Я не стал слушать продолжение.
   – Ты имеешь право надеть брюки, – сказал я, доставая из кармана сотовый телефон. – Если не хочешь, тебя выволокут отсюда голым, и вся улица сможет любоваться на тебя.
   Я закрыл сотовый телефон, не начав набирать номера.
   – Спустись за портье, Майкл, – сказала Франсуаз. – Пусть помогут стащить вниз тех двоих. Наплети ему чего угодно – что они пьяны, накачались наркотиками, умерли от передозировки. Сунь ему денег, и он поверит, что ты их родной дедушка.
   Я смотрел на арестованного, похлопывая себя по ладони сотовым телефоном.
   Я смотрел на него не потому, что он был голый.
   – Я присмотрю за ними, – сказала партнерша. – Только если одного-двух будут спускать уже мертвыми – ничего?
   – Убей хоть всех, – ответил я.
   – Так какого ж дьявола ты не звонишь?
   Я спрятал телефон и подошел к сидящему.
   – Слушай, приятель, – сказал я. – Я понимаю, у тебя ранена рука, течет кровь и тебе больно. Но я должен задать тебе вопросы, и чем быстрее ты на них ответишь, тем скорее получишь медицинскую помощь. Ты понял? Сколько человек ты оставил на базе?
   – Пятерых.
   – Их специализация?
   – Взрывчатые вещества. Трое неплохо стреляют, но не профессионалы. Двое почти не умеют. Я ведь только начал их тренировать.
   – Извини, приятель.
   Я отвел партнершу в сторону.
   – Это была подстава, Френки, – сказал я.
   – Что?
   – Посуди сама. Нас вызывают из Города эльфов, чтобы мы разобрались с террористами. Это бессмысленно. Почему мы, почему не люди Кэрригана?
   – Почему?
   – Трое в этом номере чувствуют себя в безопасности. Они так пьяны, что не могут оказать сопротивления. Почему не полиция, не кто-то еще?
   – Эй, долго вы там? – подал голос пленник. – У меня же кровь течет.
   Мне было его жаль, но ситуация складывалась чересчур серьезная.
   – Ты думаешь, это была западня?
   – Да. Когда мы оказались на базе – нас ждали не пятеро плохо обученных подрывников, а кое-кто похуже.
   – Зачем и кому это было нужно?
   – Не все коллекционируют твои ношеные трусики.
   – Ладно, мы прижгли задницы многим подонкам. Почему этим занимается Колин?
   – Потому что он скотина, каких мало. Грязная работа – его специальность.
   – Кто за этим стоит?
   – Любой, кто может отдавать Колину приказы.
   Франсуаз задумчиво повозила носком ботинка по полу:
   – Кэрриган знает?
   – Нет. Не думаю, что он хороший актер. В этом спектакле вообще не было надобности. Но теперь понятно, почему Колин отказал ему в его просьбе.
   – Я сверну Колину шею.
   – Давно пора.
   Пару минут мы пребывали в молчании. Франсуаз без замаха ткнула меня кулаком в живот, это значило, что решение принято.
   – Так и поступим? – спросил я. Франсуаз пожала плечами.
   – Я хочу свернуть шею не только Колину. Найдем ту гадину, которая отдавала ему приказы, и я засуну его голову в его собственную задницу.
   – Эй, как там моя рука? – спросил пленник.
   – Тебе лучше знать, – огрызнулась Франсуаз. Она вопросительно посмотрела на меня.
   – Это проблема, – согласился я. – Сколько человек погибло во время последнего взрыва, который устроил этот ублюдок на полу?
   – Пятьдесят или шестьдесят, точно не помню.
   Франсуаз кивнула.
   Затем приставила дуло пистолета к голове мужчины и спустила курок.
   Он даже не успел ничего сказать.
   – Думаю, он не был бы против, если бы я спросила, – заметила моя партнерша. – Не могу дождаться, когда сделаю это с Колином.

16

   – Сегодня ты хорошо потрудился, принес неплохие вести. – Иоахим весь лучился притворным добродушием.
   – Вы нашли, что искали? – дрожа от нетерпения, спросил Владек.
   – Терпение – вот лучшая добродетель, – брызгая слюной, произнес старик. – Я знаю, где кольцо. Осталось только, чтобы ты проявил смекалку – пошел и взял его.
   Владек не очень ясно представлял себе, что произойдет с тем, кто овладеет кольцом, но чудилось ему, что станет он выше неба, быстрее молнии и будет ему доступно все, чего он только ни пожелает.
   – Что я должен сделать? – приосанившись, спросил молодой вампир. – Где скрывается кольцо?
   – Полоумный Чис-Гирей решил вести переговоры с Октавио Карго. Тот тоже умом не блещет, так что отобрать у них кольцо – пара пустяков, особенно для избранного.
   Тадеуш оторопел. Оказывается, Октавио Карго вот-вот овладеет перстнем и станет властелином мира.
   А с ним, Тадеушем, судьба обошлась так жестоко. Он сидит в своей маленькой грязной кухне, и ничего ему не остается, как оплакивать свои мечты.
   Этот мерзкий полутруп требует, чтобы он отправился к Карго и хитростью выманил у него перстень. Видно, совсем старик спятил. Как он может совладать с одним из самых могущественных людей, разве это так просто, да его даже на порог не пустят.
   Он хорошо помнил холодные глаза Октавио и совершенно пустые, безжалостные лица его помощников, когда они встретились.
   Тадеуш не привык никого жалеть, но теперь что-то очень похожее на жалость шевельнулось у него в душе, когда он вспомнил тонкую, почти прозрачную шею девчонки, которой Октавио вскрыл горло своим тоненьким остреньким ножич­ком.
   Хотя нет, не девочку он жалел, а самого себя, потому что следующим мог стать он, Тадеуш Владек.
   Иоахим брезгливо посматривал на своего «избранного». Он и сам понимал, что зачастую излишне груб и даже жесток по отношению к молодому вампиру. Но юнец был такой весь из себя деликатный и мягкотелый, что просто грешно было бы не ущипнуть его и не обидеть.
   План был прост. Пользуясь тем, что Октавио хорошо к нему относится, Тадеуш должен пойти и разузнать, как обстоят дела, как настроен хозяин особняка.
   На словах это было поручение для ребенка. На деле Тадеуш вообще сомневался, что дойдет живым до парадной двери.
   – Да ты никак трусишь, избранный? – насмешливо спросил Иоахим, с презрением разглядывая Тадеуша. – Пришел твой звездный час.
   «Идиот даже не догадывается, как мне необходимо кольцо Зари. Только надев его на палец, я смогу завершить ритуал телесного воплощения и порвать мучительную связь со своими останками, лежащими в саркофаге. Они тянут меня в землю, не дают обрести силу и власть, которой я всегда обладал. А из никчемного юнца я высосу всю кровь и порадуюсь», – подумал напоследок Иоахим.
   Тадеуш, чтобы произвести впечатление на могущественного наркобарона, надел лучший костюм и новую шляпу. Предметом особых размышлений стал галстук. Вместо него можно надеть белый шелковый длинный шарф, он очень красиво смотрелся на фоне черного плаща с малиновым подбоем.