Шестеро рабочих, сгрудившись за одним из столов в центре таверны, громко переговаривались. Они не замечали одинокого лизардмена, приютившегося в темном углу трактира, и не считали нужным понижать голос.
   – А потом она взмахивает мечом, – громко говорил один из каменотесов, обладавший, кажется, самым громким голосом в компании выпивох, – и…
   Он попытался передать звук, с которым лезвие клинка пронзает воздух, хотя его голосовые связки не были для этого предназначены.
   – …и голова у того солдата так и покатилась.
   – Ну, – недоверчиво воскликнул какой-то слушатель.
   – Так все и было, клянусь Ашшуром, – горячился рассказ­чик. – Вон и Тонг может подтвердить.
   Тот, к кому были обращены эти слова, коротко закивал и погрузил свой хобот еще глубже в кружку. Если рассказчик жаждал поделиться своими впечатлениями, то Тонг собирался утопить их в эле.
   Длинный язык в волнении высунулся изо рта Тидволла и спрятался обратно. Капитану не терпелось узнать, что произошло в склепе хоттов, но он не решался поторопить рассказчика.
   – Ну так вот, – каменотес приложился к кружке и в несколько глотков осушил ее наполовину, – вся лестница была покрыта мертвыми телами, вся как есть. Это я вам говорю. – Он наклонил голову, понижая голос. – Тот человек, что нас нанял – с бородой такой, – стоял перед гробом. Да все руку свою держит, что твой медведь лапу сосет. А потом… – Каменотес широко раскрыл рот и закатил глаза, собираясь перейти к самому интересному.
   – А потом мы свалили к чертовой бабушке, – глухо произнес Тонг, и его хобот со свистом втянул воздух со дна опустевшей кружки, пытаясь ухватить хотя бы капельку эля. – И больше ничего не видели. Эй, хозяин, еще!
   Трактирщик сам с интересом прислушивался к истории рабочего, а потому немедля откликнулся.
   Рассказчик замолк, разочарованно моргая маленькими глазками. Было ясно, что он уже успел сочинить красочную концовку, которая достойно завершила бы его повествование.
   Не получилось. Он с огорчением уставился в кружку, залпом осушил ее и заказал еще.
   Курт Тидволл поднялся и осторожно положил на влажный стол три медные монеты, стараясь не привлечь к себе внимания даже тихим звоном.
   – Что же, сеньор Карго, – пробормотал он. – Если так, то я знаю, чем все закончилось.
   Серый ослик помахивал хвостом за спиной Курта Тидволла. Перебирая короткими ногами, он вез лизардмена по широкой степи.
   – Да, сеньор Карго, – проговорил Тидволл, сдвигая на затылок широкополую шляпу.
   Она довольно нескладно сидела на плоской голове капитана, но это был единственный способ спастись от полуденной жары.
   – Вы были хорошим патроном – умным, изобретательным, даже в меру справедливым. Только вот черт понес вас в эту гробницу. Не будь ее, мы бы до сих пор гуляли.
   Курт Тидволл нагнулся, срывая высокую травинку. Широкополая шляпа едва не сползла с его головы, но лизардмен вовремя подхватил ее.
   Он засунул стебель в рот, пожевал и выплюнул. Флегматичный ослик подхватил его на лету и принялся перемалывать плоскими зубами.
   – Сеньор Карго, уж я-то не совершу вашей ошибки – не стану связываться с древними пророчествами.
   Что-то на горизонте привлекло внимание Тидволла. Лизардмен попытался подняться на стременах, но его кривые лапы не позволяли ему увидеть много.
   – Вперед! – приказал он ослику и направил его в сторону от дороги.
   Глаза лизардмена поворачивались каждый в свою сторону. Он еще не был уверен, правильно ли оценил увиденное. От волнения его язык бился о кривые зубы, а кончик хвоста дрожал, свешиваясь с седла.
   Курт Тидволл спрыгнул с ослика и неловко побежал, путаясь ногами в высокой траве. Картина разрушения развернулась перед его взволнованным взором. Тела людей и животных, мертвые, корчились на высохшей траве.
   Капитан наклонился над удлиненной мордой мертвой лошади, раздвинул губы. Средь засохшей пены виднелись изогнутые клыки.
   – Эрифманские кони, – прошептал Тидволл.
   Он торопливо встал, шагнул в сторону, снова опустился на колени и поднял из травы осколок черного пульсирующего камня.
   – Обелиск хоттов, – прошептал он. – Оторви мне хвост, если обелиск не стоял именно здесь.
   Тидволл вытянул шею, осматривая долину. Вдали поднимались шпили Фрейского собора.
   – Да, – прошипел лизардмен. – Камень стоял здесь.
   Он прополз по траве еще пару футов, вылавливая из нее пульсирующие осколки. Серый ослик, помахивая головой, терпеливо ждал своего хозяина.
   Лицо Тидволла пошло глубокими складки, что было признаком напряженного размышления. По мере того как мысли оформлялись в голове лизардмена, кожа расправлялась.
   – Обелиск рухнул, – прошептал капитан. – Сеньор Карго рассказывал мне о том, что это произойдет. Значит, вы все же сделали это.
   Лизардмен выпрямился и выбросил в траву осколки черного истукана, оставив себе лишь самый крупный.
   – Хозяин погиб, – произнес он. – И сила, которую он искал, досталась другому. Вот что произошло. Какой-нибудь сопливый вампиреныш сейчас лежит в канаве и не знает, что на него снизошло могущество архивампиров.
   Тидволл взглянул на осколок в своей руке. Черный камень пульсировал, втягивая в себя свет, словно была это черная дырка в иное измерение.
   – Кто же стал наследником? – вопросил сам себя Тид­волл. – При помощи этого камня можно определить, какой силой он владеет…
   Тидволл вскочил в седло и, погоняя ослика, поспешил к Минотавриной роще.

20

   Незыблемый ход вещей был несправедливо нарушен.
   Мерзкий червяк, подобие благородного вампира, обрел силу. А сеньор Октавио Карго мертв.
   Курт долго не осмеливался зайти в кабинет хозяина. Тот терпеть не мог, когда на столе скапливалась пыль, а почта не разбиралась. И день Тидволла всегда начинался с того, что он наводил порядок в хозяйском кабинете..
   Теперь же лизардмен не знал, следует ли запереть дом и предоставить его медленно текущему времени, или закрыть только кабинет.
   Мелькала даже совсем уж безумная мысль: собрать все и спалить виллу, чтоб никому не досталась, а самому либо сгореть дотла – что ему за жизнь без хозяина? – или пойти да устроить у гноллов мясорубку. Дону Джузеппе башку отрезать и на копье насадить.
   Такие вот мысли бродили в голове растерявшегося Курта, который никак не мог решить, что ему делать дальше, куда идти и для чего все это было.
   А стервятники, прознав о смерти Карго, трезвонят по телефону, и грязные морды прикладывают к окнам, заглядывают, есть кто в доме или нет. Пришла пора что-то решать.
   Первым делом Курт приказал всем людям Карго затаиться, вести себя по-тихому. В свалки не ввязываясь, но и выгоду не упускать. Сказал он все важно, и, странное дело, его со вниманием и уважением выслушали.
   Курт уже собирался ложиться спать, когда в кабинете зазвонил телефон. Это была отдельная, хорошо охраняемая выделенная линия. Октавио всегда сам брал трубку и разговаривал.
   Немного помешкав, Тидволл вошел в кабинет. Ему казалось, что его встретят черные тучи пыли и тяжелый затхлый воздух.
   Бесшумно работавший на автоматике кондиционер поддерживал заданную температуру, и только легкий, почти прозрачный слой пыли напоминал об отсутствии хозяина.
   Телефон звонил не переставая. Курт взял трубку.
   – Тидволл, – несколько сипло от волнения произнес он. – Резиденция…
   Он не стал продолжать по привычке «Октавио Карго».
   На том конце провода помолчали, и низкий мужской голос произнес:
   – Как я понимаю, резиденция Курта Тидволла. Или я ошибаюсь?
   – Не ошибаетесь. – Курт неожиданно для самого себя зашел за стол, где находилось роскошное кресло Октавио Карго.
   – Что ж, все правильно, – бодро проговорил собеседник. – Один ушел, другой пришел, так и должно быть. Я скоро дам о себе знать. Ожидается хорошее дело, сеньор Тидволл.
   Курт положил трубку и сел в кресло хозяина. Небеса не разверзлись, в дверях не появился с пистолетом Октавио.
   «Теперь это мое кресло, моя вилла, мои деньги, ведь сеньор не имел ни родных, ни семьи».
   Сама мысль о том, что у Октавио могла быть семья, привела лизардмена в веселое расположение духа, он улыбнулся, впервые после смерти хозяина.
   «Не пора ли нанести визит самозванцу? Надо действовать, как сеньор. Пойду посмотрю, действительно ли поганец так силен, как мне представляется».
   Тадеуш вот уже пять минут сидел на кровати, вслушиваясь в равномерные удары в дверь.
   «Ну что за идиота принесло? – со злостью думал Владек. – Еще немного – и дверь вышибет вместе со стеной».
   – Открывай, не боись, это я, Курт Тидволл, пришел потолковать с тобой кое о чем.
   «Мстить пришел за своего хозяина. А я разве виноват, что он недоумком оказался?»
   Владек накинул черный шелковый халат, сунул ноги в чувяки из черной замши, неслышно подошел к двери и распахнул ее.
   Не ожидавший такого смелого поступка со стороны червяка Курт машинально занес лапу, чтобы ударить по двери еще раз, но, увидев враз помертвевшего от страха Владека, миролюбиво осклабился.
   – Пришел потолковать на предмет дальнейших совместных действий.
   – На что ты мне сдался, жаб бородавчатый? Телохранитель чертов, хозяина ухороводил. Теперь меня хочешь охранять до самой смерти? – Тадеуш нагло ухмыльнулся.
   Слова были несправедливыми, тем более что Курт пришел не ссориться, а потолковать, так что поведение червя было неправильным. А лизардмен любил, чтобы все было правильно, поэтому для исправления ситуации он не очень сильно врезал по наглой физиономии вампира, чтобы заиграли краски на его бледном вампирячьем лице.
   Тадеуш по-заячьи заверещал и бросился в другую комнату.
   – Я ж хочу, чтоб все было по чести, – гудел лизардмен, – я к тебе пришел посоветоваться. Дружбу, можно сказать, предложить, а ты сразу хамишь – я этого не люблю. Давай-ка мирно все обсудим, как дальше жить будем. Как ни крути, ты у меня в большом долгу. Из-за тебя умер мой сеньор.
   – То-то я смотрю, ты так сильно горюешь, – язвительно пропищал Владек, утирая сопли.
   – Горюю сильно, но в душе. А ты, как я погляжу, что-то не больно уж возвеличился, получив силу архивампиров. Вот несправедливость-то. Сеньор Карго уж знал бы, как миром вертеть, а ты…
   – Возвеличился или нет, – надменно сказал Владек, когда его опасения улеглись, – но не я к тебе на поклон пришел, а ты ко мне.
   – Ладно, хватит ходить вокруг да около, кто может включить это чертово кольцо?
   – Это тебе не сало в сиропе жарить, тут нужен человек знающий. Подумаю на досуге, дам тебе знать.
   – Пожалей себя и меня в искушение не вводи, подумай сейчас. Чего время даром терять, пошли, коли знаешь.
   – Мне надо переодеться и привести себя в порядок, – надменно сказал Владек.
   – И так хорош, пошли.

21

   Глухой шум раздавался за поворотом дороги. Я мог различить удары, словно люди, не особенно привыкшие это делать, лупили полупустой мешок с зерном. Время от времени, когда звуки тумаков становились реже, удавалось различить жалобные стоны и мольбы о пощаде.
   Франсуаз пустила гнедую в галоп, на скаку выхватывая меч из заплечных ножен. Я отпустил поводья верхового дракона, позволяя ему вырваться вперед.
   Возле поворота дороги стояли четверо минотавров. Их простая одежда выдавала в них фермеров. Рубахи были перепачканы землей, а нехитрые инструменты, сваленные у обочины, говорили о том, что их владельцы возвращались с полевых работ.
   Столпившись вокруг кого-то, кто корчился на пыльной придорожной траве, минотавры наносили ему удар за ударом. Они делали это неловко – привыкшие пахать да сеять, эти люди не умели работать кулаками.
   Наверное, очень веская причина заставила крестьян оставить свои мирные занятия. Даже со спины боевого дракона я не мог рассмотреть человека, на которого минотавры выплескивали свою ненависть.
   – Вот тебе, – приговаривали фермеры, нанося своей жертве очередной удар. – Будешь знать, как портить нашу рощу. Мерзкое создание.
   – Немедленно прекратите, – приказал я. Минотавры подняли головы. Я переводил взгляд с одного на другого, пока не добрался до последнего.
   – Бежим! – закричали крестьяне и кинулись в лес, от страха позабыв свои инструменты.
   Я спешился и подошел к тому, кто все еще корчился на земле. Он накрывал голову руками, лохмотья полностью скрывали его лицо. Франсуаз вывернула из-за поворота и спрыгнула на землю прежде, чем ее гнедая кобыла замедлила шаг.
   Существо поднялось на ноги. Обрывки одежды сползли с его лица, и на меня взглянули безумные глаза старика.
   – Книжник хоттов, – произнес я. – Что вы здесь делаете?
   Сгорбленный человек сверкнул злыми глазами на Франсуаз.
   – А что она здесь делает? – ворчливо спросил книжник. Он кряхтя взгромоздился на придорожный камень и принялся ощупывать свои кости.
   – Это добрый лес, – бормотал он. – В нем нечего делать всяким демоницам.
   Старик нашарил особенно болезненный синяк и заохал громче.
   – Вижу, местные жители от вас самих не в восторге, – заметил я. – Что произошло?
   – У нее спросите. – Человек взглянул на Франсуаз из-под нахмуренных век. – Священный камень хоттов разрушился. Теперь я остался без дома.
   – Эти люди били вас потому, что вы хотт? – спросила Франсуаз, подходя к старику. – Дайте я вас осмотрю.
   – Нет! – воскликнул старец.
   Он отшатнулся так поспешно, что свалился с камня.
   – Позвольте ей, – произнес я, усаживая старика обратно. – Она знает, как помогать раненым.
   – Лучше я умру, – взмахнул старик спутанной бородой, – чем подпущу к себе дщерь мрака.
   Он завернулся в лохмотья и стал смотреть в другую сторону. По всей видимости, книжник полагал, что выглядит сейчас преисполненным гордого достоинства. Однако он скорее напоминал мокрую галку, завернутую во вчерашнюю газету.
   – Значит, умирай, – бросила девушка.
   – А вы тоже хороши! – Книжник явно имел в виду меня. – Пойду, мол, все сделаю. Зачем только я открыл вам, где находится склеп. Все равно вы не успели.
   – Это не совсем так, – возразил я.
   – Не совсем так? – грозно спросил старик.
   Его визгливый голос мало соответствовал тону, которым книжник пытался говорить, и это только усиливало жалкое и комическое впечатление, которое производила нахохлившаяся на камне фигура.
   – Мой истукан разрушен, – пожаловался старик. – Где я теперь буду читать свои книги? Книги мои, и те погибли. А вы говорите – не совсем. Жалкое вы подобие человека, вот вы кто.
   Книжник, по всей видимости, совсем забыл, что это я только что спас его от разъяренных крестьян. Но люди всегда слишком быстро забывают добро.
   – А все потому, что связались с этой демоницей. – Он бросил на Франсуаз осуждающий взгляд. Так старый школьный сторож смотрит на целующихся подростков. – Скажите правду, она ведь забрала вашу душу? Сам вижу, что забрала… Теперь вы от нее в жизни не отделаетесь, от этой оторвы.
   Он сокрушенно вздохнул, печалясь о моей загубленной судьбе.
   – Что вы там говорили? – сварливо напомнил он.
   – Ритуал не завершен, – произнес я. – Тот, кто обрел силу архивампиров, еще не умеет ею пользоваться.
   Старик встрепенулся.
   – Это хорошо! – воскликнул он. – Вы еще не совсем безнадежны, молодой человек… Еще бы вам отделаться от этой вашей стервозы… Ну да ладно – молодежь сейчас никого не слушает.
   – Это все? – недобро спросила Франсуаз.
   – Я не с тобой разговариваю. – Старик сверкнул на нее желтыми белками глаз. – Нечисть! Пусть она держится от меня подальше, – обратился он ко мне. – А то, не ровен час, забудусь и закляну ее.
   – Да ты прежде слюной подавишься, – зло прошипела девушка.
   Я сделал ей знак, как бы предлагая поискать где-нибудь в закоулках души немного хладнокровия.
   – Нечего вам тут рассиживаться, – сказал старик, словно он не был единственным, кто сидел. – Найдите вампира и вгоните ему кол в сердце. Или отрубите голову заговоренным мечом.
   – Это очень ценный совет, – согласился я. – Но мы не можем оставить вас здесь, на вас снова могут напасть.
   – Ничего со мной не случится, – огрызнулся старик. – Я могу сам о себе позаботиться. Только убери эту демоницу, чтоб глаза мои ее не видели.
   Я задумался – мне не хотелось, чтобы книжник опять попал в руки фермеров.
   – Вот еще что, – сказал тот. – Пусть эта, твоя демоница, откроет мне двери Ниппура. Я знаю, она может.
   – Ниппура? – переспросила Франсуаз. – Ты же хотт. Что тебе делать в иной астральной сфере?
   – В Ниппуре мне будет хорошо, – пробурчал старик. – Там нет этих тупоумных крестьян, которые не понимают, что должны лупить нечисть вроде тебя. А они, вон, на меня накинулись. Нечего мне здесь делать. Отправляй меня в Ниппур.
   Франсуаз удивленно округлила глаза:
   – Разве ты можешь путешествовать между сферами астрала? Как же твоя религия, твоя вера?
   – Один черт! – Старик взмахнул рукой. – Хочу в Ниппур.
   Демонесса вопросительно посмотрела на меня.
   – Он хочет в Ниппур, – пояснил я.
   Франсуаз мрачно хмыкнула, приподняла руку, и ее длинный, красивый палец прочертил полукруг на уровне ее головы. Пласт пространства провалился, распахиваясь широкими дверями. Сильный ветер забил из провала между мирозданиями, рожденный разницей давления.
   – Вот давно бы так, – прокряхтел старик, поднимаясь с камня.
   Он засеменил к дверям Ниппура с быстротой, какую трудно было ожидать от того, кто еще мгновение назад расслабленно сидел на камне и брюзжал на весь свет.
   – А то все зачем да почему. Никакого от вас, демонов, толку нет.
   Продолжая что-то бурчать, он вошел в двери, и створки пространства закрылись за его спиной.
   – В Ниппуре ему будет хорошо, – заметил я. – Эта сфера астрала как раз для него.
   – Открывать двери преисподней мне нравится больше, – хмыкнула Франсуаз.
   – Да уж. Если бросить в него человека, он будет гореть в адском огне. Это для тебя много интереснее.
   – Заткнись, – фыркнула Франсуаз. – Но вот ведь какой вредный старикашка. Облил меня грязью с головы до ног, называл нечистью, а потом еще и об услуге попросил и не поперхнулся. И ты хорош – молчал.
   – Не мог же я кричать на слабого старика, – ответил я. – Не переживай, ты сделала доброе дело.
   – Какое еще?
   – Теперь он не будет с предубеждением относиться к де­монам. Что бы он ни говорил.
   – Меня смешали с грязью, но я должна радоваться, так как спасла человеческую душу. Отлично.

22

   Странная парочка продвигалась к пансиону, где после печальных событий проживал великий асгардский аристократ.
   Деньги заканчивались. Чис-Гирей несколько раз пытался достучаться в дом Октавио Карго, но особняк либо заперли и бросили, либо никто не хотел открывать.
   Сунулся было Чис-Гирей к Тадеушу, но потом, поразмыслив, пришел к выводу, что тот не только не захочет ему помочь, но попросту вытолкает взашей. Кто знает, может, у него теперь в подчинении целая армия вампиров со сверкающими клыками.
   В ночной тишине раздались быстрые мерные удары по прикрытой ставне.
   От неожиданности Чис-Гирей выронил бокал с красным терпким вином, тот разбился вдребезги, забрызгав ковер густыми, красными, похожими на кровь каплями.
   «Вот черт!» – выругался он под нос. С одной стороны, это вроде бы хороший знак – к прибыли или удаче. С другой, как завтра объясняться с недотепой хобгоблином, который владеет пансионом и сам делает уборку?
   Меж тем стук продолжался.
   Чис-Гирей, ругая невоспитанное отребье, взял револьвер и распахнул дверь.
   Перед ним, щурясь от внезапного яркого света, стояли огромный лизардмен, правая рука Карго, и Тадеуш Владек.
   Видя, что визитеры настроены относительно миролюбиво, а Тадеуш даже и трусит, Чис-Гирей надменно посмотрел на них и спросил:
   – Чего надо? Не знаете, что порядочные люди сперва звонят, чтоб договориться о встрече? Да и вообще, в такое позднее время не шляются по чужим домам.
   Но Курта трудно было заставить отказаться от принятого решения.
   – Ты это, давай, пусти нас в дом, разговор есть.
   Не дожидаясь приглашения, Курт протиснулся в комнату и принялся озираться по сторонам.
   Следом за ним, держась бочком, вошел Тадеуш.
   Тидволл, убедившись, что приглашения сесть от хозяина не дождешься, опустился на край дивана.
   – Нам нужна консультация, – перешел он сразу к делу. – У дружка моего есть сила, а ума нет.
   – Следуй мудрым изречениям и пословицам, – нагло ответил Чис-Гирей.
   Тидволл в недоумении вылупил глаза:
   – Это каким же?
   – Сила есть, ума не надо, слыхал о таком? А вдвоем, так у вас вообще силы хватит на великие свершения. Зачем вам кольцо?
   – Он что, нарочно издевается? – обратился Курт к Тадеушу. – Или он совсем тупой, не понял?
   – Это ты тупой, если подумал, что мне нужна помощь этого клоуна.
   – А она тебе не нужна? Чего ж ты раньше не сказал, не­доумок.
   – Вы оба недоумки! – рассвирепел Чис-Гирей. – Выкатывайтесь из моей комнаты!
   Лизардмен, недовольно кряхтя, направился к двери:
   – Я все-таки чего-то не понял.
   – Ты и не мог понять, – устало проговорил Владек. – Вся сила у меня, но нужен кто-то, чтобы… Да ладно, тебе объяснять – все равно что воду в решете таскать.
   – Поняли наконец? – Чис-Гирей самодовольно ухмыльнулся. – Владеки всегда были голодранцами. Но с вами двумя мы можем договориться. Я вам отдам то, что вам нужно, но в обмен вы должны выполнить обязательства безвременно усопшего Октавио Карго.
   И начались переговоры. Лизардмен был уверен, что сможет получить все деньги и средства клана Карго. Все ключи и информация были у него в руках. А теперь, когда он заручился поддержкой асгардца и молодого вампира, казалось, что уже никакие трудности не смогут его остановить.
   – Будем вместе держаться, – увещевал Тадеуша лизардмен. – Ты трусливый, да и дурковатый какой-то. За мной большая организация, если они узнают, что мы с тобой корешуем, то враз поймут, кто главный. А ведь сеньор Октавио мне так доверял. Я много чего знаю, чтобы этих тлей на колени поставить. Тебе это тоже выгодно. Знаешь, таких, как ты, я не люблю – больно хлипкий, трусоватый, подлый, наверное, – но нам друг без друга никак нельзя.
   – Все у тебя так просто получается – враз, вмиг.
   Новые союзники недоверчиво посмотрели друг на друга. Было заключено очень хлипкое соглашение. Надо идти дальше.

23

   – У меня есть к вам только один вопрос, – сказал я. – Почему?
   Марат Чис-Гирей сидел в глубоком узком кресле. Обивка кое-где прохудилась, в нескольких местах виднелись темные пятна. В руках поэт держал литературный еженедельник, на правом подлокотнике лежали две немного потрепанные книги.
   Услышав мои слова, он посмотрел на меня, его нижняя челюсть опустилась, рот открылся в привычной кривозубой улыбке. То есть нет, все выглядело как раз наоборот – нижняя челюсть как будто оставалась неподвижной, а верхняя вместе с головой поднялась.
   – Приветствую, друзья мои! – громогласно произнес он. – Читали ли вы последнюю сатиру нашего прославленного автора, Хайла Д'Орна, в которой…
   И здесь Франсуаз вновь проявила дурные манеры. Она шагнула к поэту, схватила его за грудки и выволокла из кресла.
   – Ах ты, пятно чернильное! – прорычала девушка. – Какого черта ты натравил на нас бандитов?
   – Это очень ее расстроило, – пояснил я, подходя к книжным полкам.
   Здесь было много интересных изданий, но владелец был неопрятен и обращался с ними кое-как, так что мне не захотелось брать их в руки.
   – Можно сказать, разочаровало…
   – Не понимаю, о чем вы говорите!
   Чис-Гирей попытался рассмеяться, но это у него вышло даже хуже, чем его стихи.
   Франсуаз размахнулась и влепила ему пощечину. Марат отшатнулся. Его рот раскрылся, и, хотя удар был не то чтобы уж очень сильный, мне показалось, что сейчас оттуда повылетают все зубы до одного.
   – Вы сами виноваты, – заметил я. – Такие, как вы, кричат на каждом углу, что бить женщин нехорошо. Представьте, что в окружении людей мужчина ляскнет по щеке какую-нибудь девицу. Что же? Все на него набросятся. Сразу же найдется пяток-другой отважных защитников, готовых вступиться за девичью честь…
   Я перешел к другой полке:
   – Но если женщина прилюдно ударит мужчину – ее никто не осудит. Напротив! Многие станут ей даже сочувствовать. Заметьте, ни в первом, ни во втором случае никто не станет разбираться, кто прав, кто виноват. Просто женщинам можно бить мужчин, а наоборот – нельзя. Как это назвать? Феминизм? Садомазохизм? Социальное отклонение?
   Чис-Гирей попытался отступить, но позади него было кресло, и он снова туда упал.
   – Отвечай, – повелительным тоном сказала Франсуаз.
   Другой продолжал бы отпираться, но не Чис-Гирей. Заглянув в серо-стальные глаза демонессы, он лишился остатков того, что мужчины называют смелостью, а женщины – мужской глупостью.
   – Я сделал то, что должен был сделать, – сказал он.
   – Майкл! – Девушка обернулась ко мне. – Разве я не ясно задала вопрос?
   – Дай ему время, – посоветовал я. Франсуаз небрежно врезала поэту еще раз:
   – Вот, я дала ему в темя. Теперь пусть рассказывает.
   – Глупый, ничтожный демон. – Чис-Гирей встал.
   Он только что получил две хорошие оплеухи, причем от женщины. Опытные офицеры знают, что по части рукоприкладства прекрасный пол держит пальму первенства, но для Марата это было величайшим унижением в его жизни.