Но, с другой стороны, если Октавио будет в очень плохом настроении, то длинные концы тонкого крепкого шарфа – прямое предложение удушить его владельца. Вконец измученный тревожными мыслями, Тадеуш отказался и от шарфа, и от галстука. «Пойду так. Пусть это будет вроде бы дружеский визит, неофициальный».
   Натянув по самые уши шляпу, закутавшись в плащ, страшно вспотев, на подгибающихся ногах Тадеуш Владек, поспешая со скоростью улитки, отправился обходным путем к дому Карго.
   Он не сразу подошел к дверям особняка. Несколько раз оглядел себя в витринах магазинов. Сначала лихо заломил шляпу набок, потом сдвинул на затылок. Но в конце концов решил, что если натянуть поглубже, то будет лучше.
   Курт давно с изумлением наблюдал из окна второго этажа за странным поведением субъекта в черном плаще и шляпе.
   Он поспорил сам с собой, что это или полоумный, или пьяный, или наркоман. «Надо смотреть на вещи шире, – самодовольно думал Тидволл. – Один из вариантов все равно будет правильным, и ставка будет моя». Спорить с самим собой было любимейшим занятием лизардмена, тем более что он никогда не проигрывал.
   Вскоре занятие ему наскучило, он уселся на твердый, с прямой жесткой спинкой стул и принялся разглядывать комиксы для взрослых. Книг он не читал, потому что берег глаза. Все, кто любит читать, хотят набраться чужого ума, а мне и своего хватает, считал Курт.
   От напряженного разглядывания полуголых красоток его отвлек слабый звон колокольчика у входной двери.
   Курт вытащил огромный пистолет, бесшумно, что было удивительно для существа таких размеров, подошел к двери и встал сбоку. Он никогда не становился прямо перед дверью, потому что каждый идиот знает – любую дверь можно прострелить.
   – Кто там? – громко спросил он, включив переговорное устройство.
   – Мне нужно срочно повидать господина Карго, – донесся с улицы робкий писклявый голос.
   – Назначено? – со злостью спросил Курт. Он понял, что это скорее всего тот кретин, который скакал по улице.
   «Я не угадал, почему он так глупо вел себя. Он просто перетрусил. А это значит, что я проиграл. Убить его за это мало», – злился Курт.
   – Не то чтобы назначено, – промямлил визитер, пытаясь заглянуть в глазок. – Мы с сеньором Октавио, можно сказать, закадычные друзья. Вместе росли, и все такое.
   «Совсем обалдел, – изумился наглости юнца Курт. – У моего шефа уже империя была, а ты еще писался в постель».
   Лизардмен уже совсем было собрался выйти и накостылять наглецу по шее, когда услышал мягкий баритон Октавио.
   – Друг мой, напомни, когда я уполномочил тебя принимать самостоятельные решения – пускать в дом посетителя или прогнать в толчки. Видимо, я забыл. Пропусти его, это действительно мой старый знакомый, юный Тадеуш Владек. Пусть войдет, послушаем, чего ему надо.
   Сделав постную физиономию, лизардмен неохотно пошел открывать.
   Он долго возился с запорами, делая вид, что никак не может с ними справиться. Октавио ухмыльнулся и направился в кабинет.
   – Сеньор Октавио Карго велел войти, шляпчонку свою ложьте на стул, там же примостите и свой саван.
   Язвительные замечания Курта ничуть не смутили Тадеуша. Что с него взять, с этого грубого лизардмена? Ни культуры, ни ума.
   Он снял плащ и аккуратно повесил его на вешалку. Так же бережно Тадеуш разместил свою новую шляпу.
   – Проходите по лестнице и направо.
   Владек с восхищением осматривал роскошные покои Октавио. Хозяин вышел на лестничную площадку и радушно улыбнулся гостю, протягивая к нему руки. «Взял бы остолопа за плечики, а потом ножичком по вене чик-чик, и готово».
   – Итак? – приветливо улыбался Карго, усаживая гостя в мягкое удобное кресло.
   Видя, что собеседник никак не решается начать разговор, Октавио завел разговор о литературе, вскользь похвалил литературные опусы Владека, которые никогда не читал.
   Молодой вампир оттаивал буквально на глазах. Он с щенячьей преданностью смотрел хозяину в рот, впитывая каждое его слово.
   – Что вы знаете о кольце Зари? – совершенно неожиданно для Владека спросил Карго.
   – Это фамильная драгоценность Владеков, она передается из поколения в поколение, чтобы мы, Владеки, были самыми сильными. А старый козел Иоахим проворонил общее наследство, теперь мы лишились своей власти. А все этот мерзкий старикашка!
   – Ведь он давно, так сказать, почил в бозе или нет?
   Владек смущенно потупился:
   – Почить-то почил, да не до конца.
   Злоба, копившаяся все эти дни, неожиданно прорвалась. Тадеуш уже не думал ни о кольце, ни о славе, ни о возможных последствиях.
   – Такие, какой, не умирают, готовы и после смерти мучить. Даже родственников.
   – Неужели? – В глазах Октавио светилось неподдельное сочувствие к Владеку и негодование по отношению к распоясавшемуся старцу.
   – Он и вам напакостить хочет, все как-то следит за вашими действиями, у вас, извините за выражение, запор случился, а он уже все знает. А теперь намерен отобрать у вас кольцо.
   – Друг мой, – как-то неожиданно заторопился Октавио, – я нашел более могущественный артефакт. Это дешевое колечко мне просто не нужно, так и передай своему дедушке-вампиру.
   Карго встал, давая понять, что визит можно считать за­конченным.
   Тидволл считал ниже своего достоинства помогать одеваться такому гостю. Потому Владек немного неловко стал натягивать плащ под пристальными взглядами Курта и Октавио.
   Хозяин окликнул молодого вампира, когда тот уже открывал двери.
   – Кольцо тебе не досталось, – фамильярно произнес он. – Из мести, что ли, донес на родственника, или как?
   Владек и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Он посмотрел на слугу и хозяина, запахнул плащ и, чувствуя себя совершенным идиотом, вышел на улицу.
   – Политика кнута и пряника, – с умным видом произнес. Карго. – Действует безотказно, но далеко не всегда приносит желаемые плоды.
   – Ага, – с важным видом подтвердил Курт, хотя ничего не понял.

17

   – Не могу поверить, что Колин нас подставил, – пробормотала Франсуаз. – Мерзкий таракан.
   Кабина лифта бесшумно возносила нас вверх.
   – Но зачем ему это понадобилось? Наверняка он не сам додумался до такой пакости. Но кто ему заплатил? – Девушка бушевала, как паровой котел. – Карго? Он бы все сделал сам. Ему незачем использовать кружные пути – у него своих головорезов хватает. Да и не верится мне, будто Колин, чистоплюй чернильный, мог иметь какие-то дела с аспониканским наркобароном.
   Нам повезло, что в кабинке, кроме нас, никого не было; увяжись с нами случайные попутчики, как часто бывает в лифте высотного здания, – Франсуаз пришлось бы сдерживать свое бешенство.
   А это могло закончиться таким сокрушительным взрывом, что даже думать не хотелось.
   – Тадеуш? Да. Он не смог бы организовать такое сам, а вот придумать и поручить исполнение другим – это вполне в его духе. Нас он особо не жалует, так что мотивы у него есть. Но вот представить вместе Колина и Тадеуша – нет, не годятся они на роли сообщников.
   Я вынул из внутреннего кармана ручку и быстро набросал несколько слов на правой манжете.
   – Только не говори, что уже все знаешь, – с подозрением сказала Франсуаз.
   – Не скажу. Ты прочитаешь это после того, как мы поговорим с Колином. И сможешь увидеть, прав я был или нет.
   – Тогда отдавай манжету.
   – Что?
   – Отдавай. Я положу ее себе в карман. Ты ведь можешь ее подменить, если в конце концов окажется, что ты ошибся. Давай сюда.
   – Френки! Я не могу ходить с одной манжетой.
   – Отдавай.
   – Тогда я лучше напишу на листе бумаги. У тебя не найдется?
   Франсуаз принялась шарить рукой в кармане. На ее лице сменилось несколько выражений – от упертой настойчивости до торжества.
   Наконец она протянула мне нечто больше напоминавшее грязную тряпку.
   – Ты заворачивала в это требуху? – поинтересовался я.
   – Это письмо от моей кузины Луизы. Помялось, правда, немного. Вообще-то я не хотела его выбрасывать, ну да ладно.
   Я записал пару слов на полях, аккуратно сложил листок и передал его девушке. Затем вынул из кармана толстую записную книжку, положил в нее ручку и спрятал все обратно.
   – У тебя есть целый блокнот? – зашипела Франсуаз. – А я из-за этого испортила письмо кузины Луизы!
   – Целый блокнот у меня есть потому, – парировал я, – что я не трачу бумагу на такую ерунду, как ты.
   Девушка глубоко задумалась.
   – «Как ты» относилось к «трачу бумагу» или к «ерунде»? – подозрительно спросила она.
   – Это для меня слишком сложно, – солгал я.
   Длинные коридоры встретили нас унылыми лицами посетителей, которые уже не надеялись дождаться приема. Их глубокая грусть усугублялась еще и тем, что они точно знали – даже если их в конце концов примут, ни к чему хорошему это не приведет.
   Я прошел прямо к кабинету, на двери которого было написано: «Колин Зейшельд. Советник по внутренним аспектам внешних сношений. Приемная».
   – Ты назвал меня «ерундой»? – спросила Франсуаз.
   – Мистер Зейшельд занят, – отчеканила секретарша.
   Ее металлический голос прозвучал даже раньше, чем я успел войти.
   Когда же я все-таки вошел, девица посмотрела на меня с таким негодованием, словно переступить порог было немыслимым святотатством.
   – Вы плохо учились на курсах секретарш, сестричка. – Я покачал головой. – Надо говорить, что шефа нет, ведь если он на месте, я могу войти.
   – Нет, не можете! – воскликнула девица, вскакивая со стула.
   Но тут она увидела Франсуаз, и боевой задор пишбарышни угас, как угасает энтузиазм новобранца под первым обстрелом.
   – Сиди на месте, подружка, – посоветовала ей Франсуаз. – Или я научу тебя спускаться вниз без лифта.
   Наша новая знакомая, очевидно, не стремилась к подобным познаниям, поэтому медленно осела обратно на стул.
   – Но вы должны записаться, – пробормотала она и потянулась к огромному фолианту, что лежал справа.
   Франсуаз шагнула к столику секретарши, тонкие пальцы демонессы коснулись разграфленного листа.
   Книга вспыхнула, столб пламени взметнулся к потолку.
   – Надеюсь, этого хватит, – процедила моя партнерша, направляясь к следующим дверям.
   Кабинет, в котором был занят Колин Зейшельд, оказался длинным, словно полоса кегельбана. То ли его владелец любил смотреть на вновь прибывших через бинокль, то ли хотел иметь возможность скрыться в случае опасности через какую-нибудь боковую дверь, благо длины для боковых дверей хватало.
   В любом случае, при нашем появлении он не стал делать ни первого, ни второго. Он поднял глаза, посмотрел на нас и произнес:
   – А, вот и вы. Надеюсь, никаких проблем не было. Я собирался вам позвонить, но видите, я все время занят.
   Можно было предположить, что Колин испугается или по крайней мере ему станет неудобно. Он же вел себя так, словно к нему в кабинет вошли смиренные просители, умоляя об огромном одолжении.
   Но ведь Зейшельд был правительственным чиновником и видел в людях не людей, а промышленные отходы.
   – Колин, – сказал я, – мне не хочется быть грубым. Но в твоей компании почему-то такое желание возникает. Ты не знаешь почему?
   Трудно поверить, что после этого Зейшельд мог сказать то, что сказал. Но поверьте, это в самом деле было так.
   – Простите, сейчас я очень занят, – вымолвил он. – Зайдите лучше на следующей неделе. Или я вам позвоню.
   Франсуаз черной молнией пересекла длинный кабинет. Девушка не подбежала, не прыгнула – она просто в мгновение ока очутилась около Зейшельда.
   Не успел Колин открыть рот, как демонесса гибко вскочила на его стол, растоптав две папки и пару авторучек. Зейшельд еле успел отдернуть руки.
   Затем Франсуаз нанесла левой ногой столь сокрушительный удар, что он наверняка снес бы Колину голову. Но девушка метила не в чиновника, а в спинку кресла, на котором тот сидел.
   Трон Зейшельда перевернулся, и бюрократ вместе с ним. Девушка пружинисто спрыгнула, и кончик ее правого сапожка уперся прямо в горло хозяину кабинета.
   Это само по себе было достаточно неприятно, к тому же стоит учесть, что Франсуаз любит немного утяжелять носки своей обуви металлом – для вящей убедительности на подобных переговорах.
   – Говори, – коротко приказала красавица.
   – Что же до этой девушки, – пояснил я, неторопливо приближаясь к столу, – то она просто не может хотеть или не хотеть быть грубой. Она по натуре такая.
   – Я не знаю, – прошептал Колин.
   Он намеревался продолжить фразу, но Франсуаз чуть-чуть переместила центр тяжести, и это заставило чиновника передумать.
   – Я жду, – сказала Франсуаз.
   – Я тут ни при чем. – Голос Колина было трудно узнать, но я не стал заглядывать через стол, чтобы уточнить – кто это там говорит.
   Вряд ли там лежал еще кто-то.
   – Меня просто попросили. Влиятельный сановник. Очень высокопоставленный. Как я мог ему отказать? Он заявил, что это в интересах Великой Церкви… Отпустите, мне больно.
   – Так и должно быть, – назидательно сказала Франсуаз. – Полезно для укрепления памяти. Какая свинья приказала убить нас?
   – Я ничего не знал об убийстве!
   Колин забился на полу так сильно, что наверняка содрал весь лак с паркета. Стоило ему положить ковер и в этом месте – но нет же, пожадничал. Пусть теперь не жалуется.
   – Как я мог знать… Этот человек просто сказал, что вы вмешиваетесь в дела Великой Церкви. Задаете слишком много вопросов. Суете нос в дела, которые вас не касаются.
   – И поэтому ты решил нас прикончить?
   – Нет!
   Голос Зейшельда прозвучал как автосигнализация.
   – Он сказал, что вас надо отвлечь… Подбросить какое-нибудь дело. Якобы связанное с пророчеством. Вам просто надо было уехать на пару деньков. Я только повторил вам то, что придумал он.
   – Знаешь, Колин, – задумчиво произнесла Франсуаз, – а ведь я устала стоять на одной ноге. Так кто это был?
   Чиновник хрюкнул, охваченный священным ужасом. Ведь от него требовали настоящего святотатства – нажаловаться на большую шишку.
   – Марат Чис-Гирей, – потерянно прошептал он.

ЧАСТЬ IV

1

   – Дьявол, какое премерзкое чувство, – произнесла Фран­суаз.
   – Ты права, ежевичка, – живо откликнулся я. – Что-то мне подсказывало, не стоило есть эти пармезаны. А зачем, спрашивается, я стал их есть? Мало того что у меня дрянной привкус во рту, я еще чувствую себя ослом, раз не послушался внутреннего голоса.
   – Если тебя беспокоит это, – девушка озорно улыбнулась, – то у меня есть прекрасное лекарство.
   С этими словами она прильнула к моим губам и не отрывалась, могу поспорить, целых минут пятнадцать.
   Учитывая, что Франсуаз перед этим съела добрую дюжину пармезанов, достоинства ее поцелуя для освежения полости рта были весьма и весьма спорными. Однако я не стал заострять на этом внимания и ограничился тем, что незаметно положил на язык пару мятных лепешек.
   – Помогло? – спросила Франсуаз.
   Ее настолько распирало от самодовольства, что я удивился, как оно у нее из ушей не вытекает.
   – Просто нет слов, – ответил я, нимало не покривив душой. – Но если тебя беспокоят не пармезаны, тогда в чем дело?
   На красивом лице демонессы отразилось такое недовольство, словно это ей, а не мне срочно требовались мятные лепешки для рта.
   – Все эта чертова история, Майкл. Проклятое пророчество. Мы не знаем, что делать. Нам не известно, какая пакость должна произойти. Все, что мы можем, – это бегать в хвосте событий и собирать оплеухи, от которых остальные успели увернуться. Я так не могу.
   – Френки! Все дело в твоем темпераменте. Ты привыкла к тому, что все вопросы решаются первым ударом кулака. Но так ведь не всегда бывает.
   – Я не такая дура, как тебе кажется, – огрызнулась Фран­суаз. – Послушать тебя, так у меня вообще мозгов нет. Но я действительно хочу это сказать – у меня такое ощущение, что мы застряли. Как пчела, попавшая в варенье. Все куда-то спешат, все знают, чего хотят, – но только не мы.
   – Хорошо, – согласился я. – Ты не такая дура, как кажешься. Тогда я расскажу тебе одну историю, которая произошла со мной в Лернее.
   Помню, была ночь. Я лежал на спине и смотрел вверх. В воздухе стоял волшебный туман – это рассеивались заклинания, которые во время боя накладывали наши и вражеские колдуны.
   Вдруг я увидел, как что-то черное, большое и страшное надвигается на нас по светлому небу. Я не знал, что это. Я ничего не мог сделать. Будь это опасно, караульные маги давно подняли бы тревогу. Значит, темная масса, которая наползала на меня, была чем-то большим, чем враг. Я понял – это злое предзнаменование. На войне человек становится суевернее, чем в обычной жизни. Я смотрел на черноту и думал: какие беды ждут впереди наш отряд?
   На мгновение волшебный туман надо мной рассеялся; теперь мой взор ничего не заслоняло.
   Это было как откровение, Френки. Не было никакой черной тучи, не было зловещей темной субстанции, которая наползала на меня. Это отступали облака, и моим глазам открывалось прекрасное, бесконечное небо с золотыми звездами.
   И тогда я понял, что самые дурные предчувствия могут рассеяться, а самые злые пророчества обернуться чем-то пре­красным. Меня это поразило…
   – Ты был ранен, Майкл? – участливо спросила девушка.
   – Ранен? – перепугался я. Я поспешно стал осматривать себя со всех сторон. – Где ранен? Когда? Видна кровь?
   – Не сейчас, Майкл! Тогда, в Лернее. Ты лежал раненый, среди павших в бою?
   – Это еще почему? – Я обиделся. – Просто я устроился на стогу сена, после… Э… В общем, собирался спать. Умеешь же ты, Френки, все опошлить.

2

   – Постарайся ни с кем не драться на базе наемников.
   – Я ни с кем не дерусь, – ответила Франсуаз.
   – Конечно, – подтвердил я. – В прошлый раз ты выбила одному человеку зубы, сломала другому шею и отрубила третьему нос – и все потому, что когда-то они сражались против тебя и захотели реванша.
   – Это не считается, – возразила Франсуаз.
   – Пожалуй, – кивнул я. – Раз ты вырубила всех троих до того, как они успели оказать сопротивление, то, разумеется, это не называется «драться».
   – Я не знала, что это был его нос. Обычно его не носят… на этой части тела.
   – Он тоже его больше не носит, – согласился я. – Никак.
   Здание было окружено защитным энергетическим полем, и волны астрала, голубые и светло-золотого цвета, пробегали по металлическим ограждениям.
   Немало людей, которым заказан вход в штаб-квартиру на­емников, захотели бы рассчитаться с ее постояльцами. Подобные базы можно встретить во всех уголках мира, и выглядят они почти одинаково, то есть почти никак.
   Их стиль – это отсутствие стиля, строгий практицизм и минимализм. Люди, которые появляются здесь, сделали убийство своей профессией; некоторые из них имеют свой кодекс чести, некоторые убивают всех подряд, лишь бы за это платили.
   Многие из первых, если познакомиться с ними поближе, оказываются еще более отвратительными, чем вторые.
   – Жаль, что нам не удалось застать Чис-Гирея, – заметила Франсуаз. – Разгуливал бы он теперь без головы. Пока Колин Зейшельд пудрил нам мозги, Карго и Иоахим не сидели без дела. Как нам теперь их найти?
   – Оба они куда-то спешат, чего-то ищут, – произнес я. – А чем больше человек задает вопросов, тем больше поднимает пыли. Наемники всегда в курсе всего. Они подскажут нам, где нужно искать… Если захотят, конечно.
   Два голема стояли у входа в здание. Големы не люди, они не имеют памяти и не умеют обижаться. Охранять базу на­емников нельзя позволить самим представителям этой профессии.
   Рано или поздно возле базы появится тот, кого стражнику-человеку захотелось бы убить, или наоборот. Подобная охрана принесет больше беды, чем способна предотвратить. Одна из основных обязанностей големов – следить, чтобы наемники не убивали друг друга.
   Мы вошли в центральный холл базы. На низких скамьях без спинок сидели наемники. Они пили пиво или эль, переговаривались друг с другом, проверяли оружие. Франсуаз наклонилась к одному из окошек, положив локти на стойку.
   – Мне нужен парень, который отвечает на вопросы, – сказала она.
   Человек с заросшим лицом обезьяны отнял быстрые пальцы от клавиатуры компьютера. Экран его был поставлен так, что никто из зала не смог бы его увидеть, но я рассмотрел отражение в больших очках клерка. Он заполнял декларацию на покупку бронебойных патронов; в правом столбце была допущена ошибка в подсчете.
   – Второй лифт, третья кнопка, – ответил обезьян. – Но если тебе, красотка, нужен просто парень…
   – Скажешь, когда найдешь, – бросила девушка.
   Он присвистнул, когда Франсуаз направилась к лифту.
   – Никогда не верил тем, кто продает информацию на базе наемников, – сообщил я, когда мы вошли в кабинку.
   В таком месте, как это, в лифте обычно ездят по одному. Причина такой привычки в том, что иначе в нем кому-то приходится стоять спиной к другим. Если иного выхода нет, трое располагаются лицом друг к другу по периметру. Четвертый наемник не входит в кабинку ни при каких обстоятель­ствах.
   – Это место как-то не похоже на справочную контору.
   – Ты никому не веришь, – осуждающе проговорила Фран­суаз. – Ты и спать со мной отказывался, потому что никого к себе не подпускаешь – я имею в виду психологически.
   – Не подпустить тебя оказалось сложно, – ответил я.
   Девушка самодовольно усмехнулась.
   Я толкнул Франсуаз в живот, а она меня в грудь. Это произошло практически одновременно, и нас отбросило к противоположным стенкам.
   Три толстых плазменных луча ворвались в кабинку лифта, и озерцо оплавленного металла появилось на ее задней стенке.
   Три человека открыли по нам огонь в тот же момент, когда раздвинулись двери. Узкое пространство наполнилось запахом ионизированного воздуха. Я держал руку на прикладе короткого пистолета уже тогда, когда входил на базу наемников. Теперь я выхватил его из-за пояса и, кувыркнувшись по полу, направил ледяной луч вперед.
   Пол здесь тоже оказался решетчатым, но упругим и совершенно нежестким. Я сделал три оборота, не снимая пальца со спускового крючка. Плазменных очередей больше не было. Повернувшись в четвертый раз, я полностью осмотрел коридор. Три человека, которые попытались нас пристрелить, оказались единственными, кто нас ждал. Двойная металлическая дверь в конце была сомкнута.
   Я поднялся на ноги. Франсуаз распрямилась, резким движением отбрасывая назад волосы. Плазменный карабин в ее руках все еще легко вздрагивал.
   – Я говорил, что не доверяю этой лавочке, – произнес я.
   – Майкл, – прорычала девушка, – ты меня чуть насквозь не прошиб!
   – Это сила любви, – пояснил я.
   Три человека на решетчатом полу были мертвы. Это значило, что они уже никогда не расскажут, кто их послал. Неровный разрез рассекал все три тела примерно на уровне пояса.
   Убитые люди развалились на две половинки, и плоскость раны покрылась тонкой ледяной корочкой. Я спрятал пистолет за пояс и на всякий случай поставил его заряжаться.
   На уровне груди всех троих открывались глубокие обожженные раны, причиненные плазменным карабином.
   Профессиональные наемники никогда не носят с собой ничего, что могло бы заговорить после их смерти.
   – Надо узнать, как они проникли сюда.
   Франсуаз подошла к убитым и присела на корточки. Внимательно их рассмотрев, она подняла голову и жестко улыбнулась.
   – Лучше тебе отвернуться, Майкл. Тебе не стоит этого видеть.
   Я покачал головой.
   Девушка схватила за плечи одного из наемников и вытащила его из-под тел двух других. Это был куальский тупорыл, и его зубастая пасть все еще открывалась в предсмертной агонии.
   – Кто послал вас? – спросила Франсуаз.
   – Карго, – прохрипел умирающий. – Он прислал Тидволла, это его помощник… лизардмен… Мы должны были убить вас…
   – Как вы попали на базу?
   – Мы члены Ассоциации…
   – Еще.
   – Больше я ничего не знаю…
   – Клянись Болотной матерью тупорылов.
   Лицо умирающего покрылось испариной; каждое новое слово усиливало его страдания.
   – Хорошо… Тидволл прилетел с архипелага…
   Тело тупорыла вздрогнуло, и глаза начали выкатываться из орбит.
   – Карго что-то понадобилось на архипелаге, – сказала Фран­суаз. – Но там же ничего нет.
   – Поэтому там удобно что-нибудь спрятать.

3

   – Кто мог ожидать такого, – произнес широкоплечий орк, грудь которого украшала алая перевязь с бриллиантовой звездой. – Люди совсем потеряли стыд и достоинство.
   Остальные наемники, столпившиеся вокруг командира, негромко выражали свое согласие.
   Это была пестрая толпа; люди, родившиеся в разных местах и прошедшие через десятки стран и морей, пока не осознали, что их мир, один на всех, – это Ассоциация солдат удачи.
   Каждый из них выражал негодование по-своему, согласно традициям страны, в которой родился и вырос, они произносили молитвы или проклятия, бряцали оружием и взмахивали руками.
   Наемник может убить другого наемника из мести или в открытом бою; люди этой профессии нанимаются служить тем, кто хорошо платит, и нередко оказываются по разные линии фронта со своими боевыми товарищами.
   Но преследовать того, кто состоит в Ассоциации, прельстившись на вознаграждение, – такого не простят даже самые отпетые негодяи.