Страница:
И вот перед нами во всем своем величии тайна нашей глубокой древности — почему ни сарматы, ни готы, ни гунны не тронули богатого, земледельческого и ремесленного Поднепровья?.. Что за сказочные богатыри там жили, каким богам поклонялись, на каком языке говорили?
Жили там тогда примерно такие же люди, как мы с вами, даже в среднем пожиже комплекцией, поклонялись, подобно древним грекам, властелинам неба, богам земли, воды и плодородия, покровителям ремесел, домашних и диких животных, верили в домовых и русалок, как другие верили в гномов, эльфов и сирен.
Итак, каким образом смогли уцелеть наши далекие предки в той древности, когда бесчисленные орды завоевателей уничтожали без следа целые народы и растворяли в дыму истории даже память о них?
Н. В. Гоголь, размышляя о гуннском, самом страшном из нашествии, писал: «Великий аванпост Европы занят был, как мы уже видели, владычеством Готов. Их многочисленный племена и покоренные ими народы были передовыми ея стражами… И Готы, те Готы, которые считались непобедимым ея оплотом и силою, уступили перед ними. Это так и долженствовало быть. Тайна азиятского многочисленного набега была совершенно неизвестна Готам. Если б они знали, что азиятское нападение более всего страшно силою перваго порыва, что уменье долее противостать ему и продлить битву одни только могут выиграть… Впрочем, надобно сказать и то, что нужно было иметь нечеловеческую храбрость и крепость духа, чтобы выдержать первый напор Гуннов».
Истинным аванпостом Европы, однако, были в те древние времена не готы, а наши предки, которые не только знали тайну «азиятского многочисленного набега», но и сумели противопоставить ему, кроме храбрости и крепости духа, свою тайну, особую в ратной истории народов земли препону. И давайте прервем на секунду нашу всеобщую спешку сегодняшней разнообразной жизни, в которую далеко не всегда входит помогающая нам история, да поклонимся киевскому математику Аркадию Сильвестровнчу Бугаю за его двадцатилетние труды, нс имеющие, правда, никакого отношения к основной специальности этого человека.
Сокровенная тайна впервые было приоткрылась около века назад, потом ею почему-то перестали интересоваться, и только в наши дни А. С. Бугай со своими добровольными друзьями-помощниками занялся доскональным изучением необыкновенной системы обороны, созданной «скифами»-пахарями, которые, как доказывают крупные современные ученые, были предками восточных славян, живших на пограничье Великой Степи в эпоху подлинной нашей древности.
В основе этой системы был мощный земляной вал, обращенный фронтом к степи, с глубоким рвом у подножия. Остатки таких сооружений доныне сохранились во многих областях Украины, и народ издревле зовет их Змиевыми валами. То едва заметное, извивающееся среди полей возвышение, то протянувшаяся на многие километры гряда с ярко выраженным рвом у южной подошвы, то внушительные даже сейчас двенадцатиметровой высоты искусственные земляные поднятия. Один из валов, обследованный А. С. Бугаем, расположен на юге Киевской области. Поперечник основания-двадцать метров, теперешняя высока-до девяти, а гребень скрывается по обе стороны за Горизонтом. В толщу вала древние фортификаторы закладывали обожженные бревна, и современные методы радиокарбонного анализа древесного угля позволили определить точную дату сооружения — 370 год нашей эры. Именно в этом году гунны ворвались в Крым и стерли с лица земли Боспорское царство вместе со столицей Пантикапеей.
В иных местах валы тянутся параллельно друг другу, смыкаются с соседними системами, образуя неприступные, гениально простые, хотя и очень трудоемкие в строительстве защитные линия. Степная конница была бессильна прорвать их! Наездник не мог с ходу преодолеть рва и крутяка над там, а спешившийся степной воин терял все свои преимущества перед защитниками, которые не боялись и длительной осады. Степняки, впрочем, тогда вести ее не умели да и не могли — нужны были подсобные орудия, постоянный корм и вода для основных и запасных коней. Если же подножный корм в округе мгновенно стравлялся-вытаптывался и не текли речки, на суходоле не росло леса и неоткуда было пригнать рабов, которые могли бы соорудить осадные лестницы, то не лучше ли было повернуть морды коней туда, где таких неодолимых препятствий не встретится и не будет этих яростных бородатых воинов, ощетинившихся на гребне вала копьями, длинными крючьями, поднявших мечи, увесистые дубины и натянувших сильные луки с меткими стрелами на тетиве? Когда же, загромоздив ров трупами лошадей и людей, степняки все-таки прорывались на вал, за ним нежданно возникала другая оборонительная полоса, взять которую было еще трудней из стесненного, простреливаемого врагом пространства.
А. С. Бугай обследовал около семисот километров валов, обнаружил в одном месте фортификационную систему, по крайней мере, из шести параллельных земляных преград, определил тем же раднокарбонным методом дату сооружения самого древнего вала длиною в тридцать километров и прикрывавшего когда-то большое пресное озеро… Как вам, дорогой читатель, это ни покажется удивительным, вал тот, входящий в четырехрядную их систему, был насыпан в 150 году до нашей эры!
Историки помогают установить, что древнейшим из датированных к настоящему времени валов поднепровские славяне защитились от сарматов, только что покончивших тогда с многовековыми хозяевами Великой Степи — скифами. Найдены также валы, предотвратившие вторжение готов, и самые последние, направленные против агрессии аваров. Это уже VII век нашей эры, в который, строительство гигантских земляных крепостей прекратилось, наверное, потому, что позже оказалось более выгодным с военной и экономической точек зрения сооружать крепости-города и содержать на беспокойных южных рубежах опорно-сигнальные форпосты, а в распоряжении князей — мобильные дружины конных профессиональных воинов, включавших наемных кочевников и способных не только противостоять в открытой степи новым пришельцам-печенегам и половцам, но и совершать быстрые ответные рейды по их тылам и районам концентрации. Впрочем, старая добрая защита служила и позже, когда Киев возводил южную оборонительную систему крепостей против печенегов и половцев. Украинские археологи, обследовавшие недавно Змиевы валы в бассейне реки Стугны, утверждают, «что эти валы не только использовались, но строились или по крайней мере перестраивались в конце Х-начале XI в.» (Славяно-русская археология. Краткие сообщения, ь 155. М" 1978, с. 11).
А исследования Змиевых валов, будоражащих воображение, продолжаются. Подсчитано, например, что кубатура одного из них так велика, что на его сооружении работало не менее ста тысяч человек, в том числе, очевидно, рабы и военнопленные. Под защитой земляных твердынь располагались среди возделанных просторов города оптимально круглой планировки с населением примерно по тридцать-сорок тысяч жителей. Самая прочная, глубоко эшелонированная оборонительная система Древлянской земли создавалась девятьсот лет! Различные системы соседствующих земель смыкались, образуя сложный и единый фортификационный уникум, охватывающий полукольцом огромную территорию древнеславянской государственной федерации. Действительно, малочисленные племена или разрозненные роды не могли создать хотя бы один из сохранившихся валов — от Фастова до Житомира протяженностью сто двадцать километров; такое под силу было только своего рода государственному образованию, объединенному рядниками и нарядчиками — верховной властью князей, племенных вождей, языческих жрецов и народного веча, общими верованиями и целями, аппаратом управления, порядком.
И еще раз вспомним пресловутых норманистов, вспомним, как в 1862 году с помпой, но исторически спекулятивно и ошибочно, было отмечено тысячелетие России. Воздвигнутый к этой дате в Новгороде прекрасный памятник был разобран немецкими фашистами, но недавно возрожден для новой жизни. Хорошо, пусть стоит, только им отметили всего лишь эпизодическое, так называемое «призвание варягов», хотя первое устойчивое государственное образование сложилось на Русской равнине к 882 году, а в середине прошлого века можно было бы, наверное, со спокойным достоинством отметить 2000-летний, юбилей нашей своеобычной древней государственности, двадцативековой исторический путь великой и обильной, возделанной трудом наших предков — пахарей земли, защитившейся от степной Скифии-Сарматни первым оборонительным валом за полтора века до нашей эры, а может быть, и раньше…
А полтора тысячелетия спустя, в средние века, русский народ возвел на дальнем северо-западе своей прародины еще одну оборонительную систему, равных которой человечество тоже не знало ни до нее, ни позже.
Первой крепостью этого района была, очевидно, Ладога, основанная на заре средневековья. Наши предки пришли сюда еще в VI веке и поселились неподалеку от побережья Ладожского озера на речном мысу, омываемом водами Волхова и Ладожки. Традиционный земляной вал и ров перед ним защищали первопоселенцев с напольной стороны. В XII веке сильная каменная Ладожская цитадель надежно охраняла от шведской экспансии Новгород, запирая доступ к волховскому водному прямотоку, а через тысячу лет после ее основания Борис Годунов послал в город-крепость колокол с надписью: «Ладоге, оплоту государства моего».
Несколько позже Ладоги возник Изборск, упомянутый летописью как город еще в связи с приключением 862 года; он на долгие века прикрыл собою с немецкой стороны другой важнейший торговый, ремесленный и культурный центр русского средневековья — Псков.
Новгородско-Псковская земля, избежавшая нашествия орды с востока, в XIII-XV веках героически сражалась на три смыкающихся фронта, защищая возрождающуюся Московскую Русь. Псковичи и новгородцы не смогли бы устоять, не сумели бы сохранить последний островок русской национальной независимости, если б не бросили тогда все силы на сооружение эффективной системы первоклассных крепостей!
На далеких от Новгорода северных рубежах Карельского перешейка возникли Корела и Тиверск, в истоке Невы-знаменитый Орешек, на северо-западном фронте — Копорье, принявшее на себя удары вначале датских крестоносцев (1224 год), затем немцев (1338 год), а вслед за ними пришел.было под стены этой крепости сам шведский король Магнус, да только вернулся восвояси.
Через сто лет, когда объединил с Ливонским орденом свои войска король Дании, Швеции и Норвегии Кристиан III, до Копорья пришлось ему две недели безрезультатно осаждать соседнюю крепость Ям на Луге, возведенную новгородцами вскоре после Куликовской битвы, и откуда он, потеряв множество воинов, «отъидоша в свою землю». В конце же XV века вознесся над Нарвой знаменитый Иван-город — в подкрепление Гдову и Кобыле — старинным северным псковским форпостам на Чудском озере. Однако самая мощная концентрация крепостей возникла на югозападных сухопутных подступах к Пскову и НовгородуВышегород, Опочка, Опока, Вышгород, Остров, Красный, Порхов, Владимирец, Дубков, Воронич, Колож, Выбор, Врев, Высокий, Котельно, Велье, Кошкин… И если какая-то из этих крепостей бралась длительной осадой или яростным штурмом, что, кстати, случалось не раз и не два, то за нею высились бастионы следующей, а затем целая гроздь неприступных твердынь, нанизанных на крутые речные берега, взять которую уже ослабленными силами было невозможно, и со дня на день могла подойти свежая новгородская или псковская рать, а то и обе вместе, да еще не дай Бог с войсками далекой залесной Московии, как это случилось зимой 1349 года, когда шведы вместе с датскими и немецкими наемниками были выбиты из первой же захваченной ими Орешковской крепости на Неве.
Вспомним, между прочим, что тогда уже наступило время «бога войны», пороховой артиллерии, появившейся вначале на вооружении захватчиков, но новгородцы и псковичи быстро противопоставили ей крепостные пушки да мощнейшие каменные бастионы, в которые закладывали огромные валуны, раскалывавшие, как орехи, чугунные ядра врагов. В 1428 году литовский князь Витовт так и не смог взять Порхова, хотя долго бомбардировал эту крепость из «Галки», крупнокалиберной тяжелой пушки, которую едва тащили цугом сорок лошадей… Сохранившиеся стены и башни Иван-города, Порхова, Орешка до сего дня поражают нас своей толщиной и высотой, инженерной планировкой и тайниками, искусством и трудолюбием строителей, сделавших возможным патриотический ратный подвиг нашего народа в самую опасную и жестокую годину средневековья.
29
И вот передо мной Козельская крепость с ее неотступной загадкой. Если в глубокой древности славянский юго-восток оборонялся землей, северо-запад в средневековье — камнем, то чем держалась почти два месяца эта срединная цитадель? При царе Алексее Михаиловиче жил в Тобольске образованный и наблюдательный серб Юрий Крыжанич, кстати, первым в истории высказавший мечту о грядущем единении всех славян. Заметив, что русский народ умеет замечательно использовать для обороны от врагов реки, озера, овраги, болота и естественные возвышения, он назвал такие места очень выразительно — «твердостями самородными». Но что были бы это за твердости, если б и древние и средневековые наши предки не приложили к ним рук и смекалки?..
По продольным и поперечным очертаниям эта огромная земляная гора напоминает солдатскую флягу, лежащую плашмя и чуть в наклон к меридиональному направлению, с горлышком, обращенным к югу. Достаю блокнот и рисую, как умею, эту флягу, а рядом — примерный профиль козельского мыса. «Горлышко» фляги — мост, жизнь и смерть древнего города. В поперечном сечении гора — та же фляга, омываемая водой. В районе Козельска в Жиздру впадают три речки — Другусна, Клютома и Орденка. Покатый мыс, завершающий водораздельный склон, круто вздымается между первой из них и Жиздрой.
И вот вам, дорогой читатель, первая догадка и, быть может, отгадка Козельскон крепости… Все реки, текущие в северном полушарии по меридиональному направлению, воздействуют на правый берег частицами воды, что обусловлено влиянием вращения Земли, — об этом свидетельствуют как натура любой речной долины, так и теоретические обоснования Бэра и Кориолиса. Другусна, довольно сильная река длиною в сотню километров с двумя десятками притоков, текущая с крутяков водораздела, в глубокой древности подточила козельскую гору и образовала неприступный обрыв. С веками, однако, гора осыпалась, застраивалась, теснила речку, и на ее правой приверхе для усиления защиты крепости был насыпан вал, о котором речь впереди.
Что же касается противоположной, восточной стороны козельской горы, то она… тоже крутая, и вдоль нее течет Жиздра! Я поставил восклицательный знак потому, что не вполне понимаю, как здесь оказалась река, да еще такая большая. За ней просторная, шириной в несколько километров, пойма, на противоположном поднятии — лес и Оптина пустынь. И недоумение мое связано с тем, что инерционные и гидродинамические законы, по которым наши реки всегда подмывают правый берег, должны бы расположить пойму слева от русла реки, если смотреть по ее течению, а у козельской горы жиздринская пойма простирается почему-то за правым берегом. Она покрыта кустарником, густой травой и многочисленными озерками, продолговатыми изгибистыми вымоинами, так называемыми «старицами», и, быть может, в этом отгадка? Река, разработав в геологически давние эпохи довольно широкую долину, наносила сюда, к последним перекатам, так много взвесей — глины, камушков, песка, что начала менять русло. Такой же вид имеет, например, пойма Десны у Чернигова, вся покрытая тихими рыбными старицами, едва уже различимыми с Вала. Но Десна в том месте, где в нее впадает Стрижень, все же льнет к городу, и это законный крутой правый берег, а у Козельска, повторяю, Жиздра течет под крутым левым берегом! Что это — следствие естественного так называемого меандрирования, извилистости, характерной для равнинных рек, воздействия изгиба русла, из-за которого может подмываться и левый берег, или чтото другое? «Другим» может быть только одно — когда-то вятичи, дабы усилить оборонные качества своей главной крепости, помогли ослабевшей в широкой ровной пойме Жиздре, подсыпали, где надо, и направили ее к мысу, обеспечив надежной водной преградой всю восточную сторону крепости! Как бы то ни было, с двух продольных сторон козельского мыса, под обрывными берегами бежала и до сего дня бежит вода.
А над обрывом высились стены, у которых нельзя было без опорной площадки утвердить стенобитные машины. На забралах и в башнях сидели меткие стрелки и поражали врага на крутяках, воде или на открытой плоской местности, если речь шла о жиздринской пойме, и на склоне, обращенном к стене, если осаждавшие пошли бы на приступ через Другусну. От вершины горы до уровня воды по вертикали — около тридцати метров. И если прибавить пять-десять метров стены и боевых башен, то бессмысленным занятием было устанавливать внизу камнеметательные машины — большой, сметающий забрала и башни камень на такую высоту не бросить ни противовесом, ни натяжным устройством. Защитники же посылали вниз стрелы, бросали бревна и камни, набирающие в падении убойную силу. Таким образом, две самые протяженные стороны Козельской крепости — западная и восточная — были в средневековье совершенно неприступными. Причем вдоль восточной, жиздринской стороны тянулся понизу самый мощный из сохранившихся валов. Он и сегодня производит внушительное впечатление, хотя расплылся и на нем стоят деревянные и каменные строения.
В плане гора на первый взгляд не напоминает флягу. Жиздра течет более или менее прямо, зато Другусна делает несколько поворотов. У меня, к сожалению, нет горизонталей. Если же их квалифицированно нанести, то древняя городская черта пойдет над обрывными местами по довольно правильному овалу, почти идеально повторяющему в плане контуры солдатской фляги…
Пунктирные линии в северной части мыса. С удивлением и восторгом я узнал, что так текла Другусна до 1936 года! Сейчас у нее за северным мостом спрямленное русло, которое было изначальным, древнейшим. Быть может, еще вятичи прокопали ей новый путь, продлив водную петлю почти до середины восточной подошвы козельской горы. Они, можно сказать, повернули реку вспять, заставив ее работать в помощь Жиздре и себе, — Другусна взялась подмывать свой правый берег, над которым высился крепостной крутяк, и заболачивать левый… Едва ли много на свете рек, повернутых навстречу своему основному течению! Древние козельские гидротехники или с гениальной простотой использовали минимальный местный меридиональный уклон, или… создали его своими руками в том месте, где материнская река с перекатных шивер бросалась вниз.
И удивительные совпадения! Маршрут основных сил орды от верховьев Воронежа до Торжка имел форму гигантского вопросительного знака. Обратный путь БатуСубудая по водоразделам — перевернутый вопросительный знак размером поменьше. Искусственное русло Другусны, полукольцом охватывавшее козельскую гору, — тоже вопросительный знак, только в зеркальном отражении! Правда, в 1936 году он потерял свое завершающее скругление — когда протянули железную дорогу по верху горы и новому направлению, инженеры сочли, что береговые опоры путепроводного пойменного сооружения ослабят эта подмывающая склон струя и болото, поэтому Другусну вернули в древнее русло.
Пробираясь по тальниковым зарослям прежнего, теперь уже старого русла, поднимаюсь на вал, который тянется над ним все еще мощной искусственной грядой, где я, оглядевшись, понял, что землю для этого вала взять было неоткуда, кроме как снизу, от подножия горы и русла Другусны. Таким образом, с запада и севера, где болотистая пойма Другусны соединялась с поймой Клютомы, с северо-востока, где искусственное устье Другусны примыкало к Жиздре, и с востока были надежные преграды под крутыми обрывами. Удивительно! Крепость великолепно защитилась с трех сторон, и это были стороны, откуда издревле ожидались враги. Единственная доступная ее сторона, так называемая напольная, располагалась с юга, где исторически сложившиеся обстоятельства образовали метрополию Козельска — Чернигово-Северское княжество.
Пунктиры же через «горлышко» фляги — это третья загадка Козельской крепости, которую тоже не вдруг отгадаешь. Сейчас в этом месте, под мостом, глубокая прямая выемка. По дну ее шла старая железная дорога. Только не строители в прошлом веке перекопали это самое узкое место горы; ров существовал задолго до них, и мост через него издревле связывал город-крепость с водоразделом. Шагаю по буграм над «горлышком» и опять прихожу к выводу, что землю для них можно было тут взять только снизу, из рва, который со временем, потеряв свое оборонительное значение, заилился, осыпался и зарос. Железнодорожники снова углубили его, выравнивая подъем из поймы, а землю переместили в пойменную насыпь.
Пытаюсь представить себе это место, каким оно было в XIII веке. Конечно же, ров опускался до уровня речной воды и Другусна соединялась с Жиздрой рукавом! Такое решение древних или средневековых фортификаторов, умевших замечательно приспосабливать к своим целям природу, было бы естественным и даже единственно правильным. Здесь самое узкое — каких-то двести сажен — место перешейка, тут же единственный вход-выход, связывающий город с «большой землей», и наиболее уязвимое его «горлышко». Течение Другусны бьет в гору с плавного поворота, будто река сама просится скорей к Жиздре. И здесь же обитало деятельное и воинственное племя, которое имело замечательных инженеров, вытворявших с реками все, что захотят, и располагало достаточным запасом времени, чтоб догадаться о пользе и даже необходимости пропустить воду этой реки через ров. Впрочем, заполненная водою канава никогда, в сущности, не была оборонительной новинкой, ее простота и надежность использовались разными народами с глубочайшей древности до нового времени. Вдоль московской Красной площади, например, исторически недавно тянулся заполненный водой ров, соединявший Неглинку с Москвой-рекой и защищавший Кремль с напольной стороны.
Ученые насчитали немало типов средневековых русских крепостей, группируя их по способу использования особенностей рельефа и водных препятствий. П. А. Раппопорт пишет: «Известен на верхнеокской территории пример городища, расположенного на перешейке речной петли, — это древний Козельск. Расположение его вполне аналогично расположению некоторых тверских городищ». Специалисту, конечно, виднее, но если в Козельске Другусна была соединена с Жиздрой боковым руказом, то эта крепость уже приближалась к типу островных, самых надежных в те времена. Правда, принятая типология основывается прежде всего на природных признаках, и островными считаются крепости, которые защищались естественными водными препятствиями, главным образом болотами в северных районах Руси, известен ли был этот тип крепости в верховьях Оки? «Городища островного типа на рассматриваемой территории почти совершенно не встречаются, — пишет тот же автор. — Единственный пример — Городец на Жиздре, расположенный на овальном в плане холме посреди топкого болота на левом берегу Жиздры». Так вот, неужто жители столичного поселения на овальном высоком холме и на левом же берегу Жпздры не знали защитных особенностей соседней крепости? «Во время половодья городище бывает полностью окружено водой и превращается в подлинный остров», — утверждает ученый П. А. Раппопорт, а в Козельске снимали мост через ров и превращали свою гору в подлинный остров не только в половодье, но когда пожелают. И она стала таким островом героической и трагической весной 1238 года, в самое половодье…
Не претендуя на терминологическое новаторство в области военно-исторической науки, я бы назвал древний и средневековый Козельск искусственно-островной крепостью. Бесспорно, она была на Руси одной из самых надежных цитаделей, включавшей в себя весь город. Чтоб разобрать эту и другие ее особенности, я снова раскрываю одну из страничек моего козельского блокнота, на которой попытался восстановить план и облик этой оригинальнейшей крепости.
Прежде всего о размерах укрепленной части городаони воистину необыкновенны н могут быть оценены только в сравнении с укреплениями других городов, например, того же Чернигово-Северского княжества. Путивль, обладавший примерно такой же системой обороны, как Козельск, имел защищенную площадь всего в 1-3 гектара, Вщиж — 6, Любеч — 5-10, Новгород-Северский — от 20 до 40, Чернигов — более 40 гектаров. Козельская гора была вся обстроена по овалу крепостной стеной. Длинная ось овала — чуть меньше километра, короткая — почти четыреста метров, то есть козельская система защиты окружала около 40 гектаров городской площади. Благо не было у козельцев недостатка в строительных материалах — по Жиздре стояли прекрасные леса с могучими стволами и их можно было приплавить к городу в любом количестве. Из отборных дубовых лесин возводились стены и башни, которые не являются ни загадкой, ни предположением, — они, бесспорно, существовали, играя роль сторожевых вышек, поднятых над стеной для лучшего обзора местности, и, конечно, оборонительных точек, откуда легче и безопасней было выцелить врага через узкие бойницы.
По продольным и поперечным очертаниям эта огромная земляная гора напоминает солдатскую флягу, лежащую плашмя и чуть в наклон к меридиональному направлению, с горлышком, обращенным к югу. Достаю блокнот и рисую, как умею, эту флягу, а рядом — примерный профиль козельского мыса. «Горлышко» фляги — мост, жизнь и смерть древнего города. В поперечном сечении гора — та же фляга, омываемая водой. В районе Козельска в Жиздру впадают три речки — Другусна, Клютома и Орденка. Покатый мыс, завершающий водораздельный склон, круто вздымается между первой из них и Жиздрой.
И вот вам, дорогой читатель, первая догадка и, быть может, отгадка Козельскон крепости… Все реки, текущие в северном полушарии по меридиональному направлению, воздействуют на правый берег частицами воды, что обусловлено влиянием вращения Земли, — об этом свидетельствуют как натура любой речной долины, так и теоретические обоснования Бэра и Кориолиса. Другусна, довольно сильная река длиною в сотню километров с двумя десятками притоков, текущая с крутяков водораздела, в глубокой древности подточила козельскую гору и образовала неприступный обрыв. С веками, однако, гора осыпалась, застраивалась, теснила речку, и на ее правой приверхе для усиления защиты крепости был насыпан вал, о котором речь впереди.
Что же касается противоположной, восточной стороны козельской горы, то она… тоже крутая, и вдоль нее течет Жиздра! Я поставил восклицательный знак потому, что не вполне понимаю, как здесь оказалась река, да еще такая большая. За ней просторная, шириной в несколько километров, пойма, на противоположном поднятии — лес и Оптина пустынь. И недоумение мое связано с тем, что инерционные и гидродинамические законы, по которым наши реки всегда подмывают правый берег, должны бы расположить пойму слева от русла реки, если смотреть по ее течению, а у козельской горы жиздринская пойма простирается почему-то за правым берегом. Она покрыта кустарником, густой травой и многочисленными озерками, продолговатыми изгибистыми вымоинами, так называемыми «старицами», и, быть может, в этом отгадка? Река, разработав в геологически давние эпохи довольно широкую долину, наносила сюда, к последним перекатам, так много взвесей — глины, камушков, песка, что начала менять русло. Такой же вид имеет, например, пойма Десны у Чернигова, вся покрытая тихими рыбными старицами, едва уже различимыми с Вала. Но Десна в том месте, где в нее впадает Стрижень, все же льнет к городу, и это законный крутой правый берег, а у Козельска, повторяю, Жиздра течет под крутым левым берегом! Что это — следствие естественного так называемого меандрирования, извилистости, характерной для равнинных рек, воздействия изгиба русла, из-за которого может подмываться и левый берег, или чтото другое? «Другим» может быть только одно — когда-то вятичи, дабы усилить оборонные качества своей главной крепости, помогли ослабевшей в широкой ровной пойме Жиздре, подсыпали, где надо, и направили ее к мысу, обеспечив надежной водной преградой всю восточную сторону крепости! Как бы то ни было, с двух продольных сторон козельского мыса, под обрывными берегами бежала и до сего дня бежит вода.
А над обрывом высились стены, у которых нельзя было без опорной площадки утвердить стенобитные машины. На забралах и в башнях сидели меткие стрелки и поражали врага на крутяках, воде или на открытой плоской местности, если речь шла о жиздринской пойме, и на склоне, обращенном к стене, если осаждавшие пошли бы на приступ через Другусну. От вершины горы до уровня воды по вертикали — около тридцати метров. И если прибавить пять-десять метров стены и боевых башен, то бессмысленным занятием было устанавливать внизу камнеметательные машины — большой, сметающий забрала и башни камень на такую высоту не бросить ни противовесом, ни натяжным устройством. Защитники же посылали вниз стрелы, бросали бревна и камни, набирающие в падении убойную силу. Таким образом, две самые протяженные стороны Козельской крепости — западная и восточная — были в средневековье совершенно неприступными. Причем вдоль восточной, жиздринской стороны тянулся понизу самый мощный из сохранившихся валов. Он и сегодня производит внушительное впечатление, хотя расплылся и на нем стоят деревянные и каменные строения.
В плане гора на первый взгляд не напоминает флягу. Жиздра течет более или менее прямо, зато Другусна делает несколько поворотов. У меня, к сожалению, нет горизонталей. Если же их квалифицированно нанести, то древняя городская черта пойдет над обрывными местами по довольно правильному овалу, почти идеально повторяющему в плане контуры солдатской фляги…
Пунктирные линии в северной части мыса. С удивлением и восторгом я узнал, что так текла Другусна до 1936 года! Сейчас у нее за северным мостом спрямленное русло, которое было изначальным, древнейшим. Быть может, еще вятичи прокопали ей новый путь, продлив водную петлю почти до середины восточной подошвы козельской горы. Они, можно сказать, повернули реку вспять, заставив ее работать в помощь Жиздре и себе, — Другусна взялась подмывать свой правый берег, над которым высился крепостной крутяк, и заболачивать левый… Едва ли много на свете рек, повернутых навстречу своему основному течению! Древние козельские гидротехники или с гениальной простотой использовали минимальный местный меридиональный уклон, или… создали его своими руками в том месте, где материнская река с перекатных шивер бросалась вниз.
И удивительные совпадения! Маршрут основных сил орды от верховьев Воронежа до Торжка имел форму гигантского вопросительного знака. Обратный путь БатуСубудая по водоразделам — перевернутый вопросительный знак размером поменьше. Искусственное русло Другусны, полукольцом охватывавшее козельскую гору, — тоже вопросительный знак, только в зеркальном отражении! Правда, в 1936 году он потерял свое завершающее скругление — когда протянули железную дорогу по верху горы и новому направлению, инженеры сочли, что береговые опоры путепроводного пойменного сооружения ослабят эта подмывающая склон струя и болото, поэтому Другусну вернули в древнее русло.
Пробираясь по тальниковым зарослям прежнего, теперь уже старого русла, поднимаюсь на вал, который тянется над ним все еще мощной искусственной грядой, где я, оглядевшись, понял, что землю для этого вала взять было неоткуда, кроме как снизу, от подножия горы и русла Другусны. Таким образом, с запада и севера, где болотистая пойма Другусны соединялась с поймой Клютомы, с северо-востока, где искусственное устье Другусны примыкало к Жиздре, и с востока были надежные преграды под крутыми обрывами. Удивительно! Крепость великолепно защитилась с трех сторон, и это были стороны, откуда издревле ожидались враги. Единственная доступная ее сторона, так называемая напольная, располагалась с юга, где исторически сложившиеся обстоятельства образовали метрополию Козельска — Чернигово-Северское княжество.
Пунктиры же через «горлышко» фляги — это третья загадка Козельской крепости, которую тоже не вдруг отгадаешь. Сейчас в этом месте, под мостом, глубокая прямая выемка. По дну ее шла старая железная дорога. Только не строители в прошлом веке перекопали это самое узкое место горы; ров существовал задолго до них, и мост через него издревле связывал город-крепость с водоразделом. Шагаю по буграм над «горлышком» и опять прихожу к выводу, что землю для них можно было тут взять только снизу, из рва, который со временем, потеряв свое оборонительное значение, заилился, осыпался и зарос. Железнодорожники снова углубили его, выравнивая подъем из поймы, а землю переместили в пойменную насыпь.
Пытаюсь представить себе это место, каким оно было в XIII веке. Конечно же, ров опускался до уровня речной воды и Другусна соединялась с Жиздрой рукавом! Такое решение древних или средневековых фортификаторов, умевших замечательно приспосабливать к своим целям природу, было бы естественным и даже единственно правильным. Здесь самое узкое — каких-то двести сажен — место перешейка, тут же единственный вход-выход, связывающий город с «большой землей», и наиболее уязвимое его «горлышко». Течение Другусны бьет в гору с плавного поворота, будто река сама просится скорей к Жиздре. И здесь же обитало деятельное и воинственное племя, которое имело замечательных инженеров, вытворявших с реками все, что захотят, и располагало достаточным запасом времени, чтоб догадаться о пользе и даже необходимости пропустить воду этой реки через ров. Впрочем, заполненная водою канава никогда, в сущности, не была оборонительной новинкой, ее простота и надежность использовались разными народами с глубочайшей древности до нового времени. Вдоль московской Красной площади, например, исторически недавно тянулся заполненный водой ров, соединявший Неглинку с Москвой-рекой и защищавший Кремль с напольной стороны.
Ученые насчитали немало типов средневековых русских крепостей, группируя их по способу использования особенностей рельефа и водных препятствий. П. А. Раппопорт пишет: «Известен на верхнеокской территории пример городища, расположенного на перешейке речной петли, — это древний Козельск. Расположение его вполне аналогично расположению некоторых тверских городищ». Специалисту, конечно, виднее, но если в Козельске Другусна была соединена с Жиздрой боковым руказом, то эта крепость уже приближалась к типу островных, самых надежных в те времена. Правда, принятая типология основывается прежде всего на природных признаках, и островными считаются крепости, которые защищались естественными водными препятствиями, главным образом болотами в северных районах Руси, известен ли был этот тип крепости в верховьях Оки? «Городища островного типа на рассматриваемой территории почти совершенно не встречаются, — пишет тот же автор. — Единственный пример — Городец на Жиздре, расположенный на овальном в плане холме посреди топкого болота на левом берегу Жиздры». Так вот, неужто жители столичного поселения на овальном высоком холме и на левом же берегу Жпздры не знали защитных особенностей соседней крепости? «Во время половодья городище бывает полностью окружено водой и превращается в подлинный остров», — утверждает ученый П. А. Раппопорт, а в Козельске снимали мост через ров и превращали свою гору в подлинный остров не только в половодье, но когда пожелают. И она стала таким островом героической и трагической весной 1238 года, в самое половодье…
Не претендуя на терминологическое новаторство в области военно-исторической науки, я бы назвал древний и средневековый Козельск искусственно-островной крепостью. Бесспорно, она была на Руси одной из самых надежных цитаделей, включавшей в себя весь город. Чтоб разобрать эту и другие ее особенности, я снова раскрываю одну из страничек моего козельского блокнота, на которой попытался восстановить план и облик этой оригинальнейшей крепости.
Прежде всего о размерах укрепленной части городаони воистину необыкновенны н могут быть оценены только в сравнении с укреплениями других городов, например, того же Чернигово-Северского княжества. Путивль, обладавший примерно такой же системой обороны, как Козельск, имел защищенную площадь всего в 1-3 гектара, Вщиж — 6, Любеч — 5-10, Новгород-Северский — от 20 до 40, Чернигов — более 40 гектаров. Козельская гора была вся обстроена по овалу крепостной стеной. Длинная ось овала — чуть меньше километра, короткая — почти четыреста метров, то есть козельская система защиты окружала около 40 гектаров городской площади. Благо не было у козельцев недостатка в строительных материалах — по Жиздре стояли прекрасные леса с могучими стволами и их можно было приплавить к городу в любом количестве. Из отборных дубовых лесин возводились стены и башни, которые не являются ни загадкой, ни предположением, — они, бесспорно, существовали, играя роль сторожевых вышек, поднятых над стеной для лучшего обзора местности, и, конечно, оборонительных точек, откуда легче и безопасней было выцелить врага через узкие бойницы.