Страница:
— Виа стала знатоком по сбору пищи, — пояснила Кейтри с чуть заметной ноткой упрека в голосе, — особенно после того, как вы взяли да и сбежали в одиночку. Она вспомнила все, чему вы нас учили. У нее просто талант по этой части.
— Даже фрейлины могут чему-то научиться, — высокомерно отозвалась Вивиана. — Даже от них бывает прок.
— Тогда давай я поучу тебя еще и готовить, — предложила Тахгил. — Все хоть какое-то отвлечение от внутренней боли.
Пологие лесистые холмы носили название Великого Западного Леса, однако, будучи на самом деле куда безобиднее обычных лесов, являли собой безбрежные заросли буков, берез, дубов и шумных, говорливых тополей, только что выпустивших первые клейкие листочки. Кое-где деревья перемежались орешником или кустами дикой смородины, подернутой прозрачной вуалью цветов. По усыпанным прошлогодней листвой овражкам текли звонкие ручьи, а на пригорках распускались лазурным ковром опасные, но такие красивые колокольчики.
Ориентируясь по блеклому, затуманенному солнцу, что изредка проглядывало в гуще ветвей, путницы весь день брели сквозь красно-коричневую дымку, а на закате, когда Тахгил от усталости уже буквально валилась с ног, нашли себе укрытие на исполинском буке, толстый ствол которого оплетал плющ — по этим-то живым канатам странницы и взобрались на удобную развилку, где отходили сразу три толстые ветви.
Внизу, вокруг корявых корней, на ковре палых листьев, щебеча, словно выводок воробьев, прыгала и кувыркалась стайка каких-то существ — веселых человечков не выше восьми дюймов ростом, с румяными и круглыми, точно спелые яблоки, щечками, темно-карими глазами без белков и постоянной ухмылкой на дерзком ротике. На головах у них лихо торчали высокие островерхие колпачки с кисточками. Они носили темно-коричневые штанишки до колен и зеленые камзольчики — и в этом-то типично сказочно-эльфийском виде ходили колесом и проделывали прочие акробатические трюки, которые сами, судя по всему, считали смешными и уморительными. Впрочем, трюки эти не вызывали у притомившихся зрительниц ничего, кроме скуки и раздражения.
— Ох, швырнуть бы в них чем-нибудь этаким, — досадливо промолвила Вивиана.
Угнездившись в развилке, Тахгил быстро уснула, снова погрузилась в полное забытье. Она проспала даже шанг, но несущая дозор Вивиана заботливо надела на голову госпоже капюшон талтри, чтобы той не приснилось дурных снов. Пряный воздух искрился и сверкал.
— Скоро придется рассказать ей обо всем, — сказала Кейтри.
Рассвет возвестил о себе едкой, зловонной моросью. Слабые лучи силились пронзить завесу пыли, порожденной гибелью Тамхании. Путницы потягивались, разминая затекшие руки и ноги.
— Силы небесные! — вскричала Тахгил, внезапно вспоминая о бдительности. — Повезло же нам, что вообще в живых остались, — мы не караулили ночью!
— Это вы не караулили, — чопорно отозвалась Кейтри, растирая в руках тимьяновые листья, чтобы выдавить эфирные масла. — А мы — очень даже.
Тахгил улыбнулась сквозь въевшуюся в лицо корку грязи и золы.
— Хорошо, что вы со мной.
Она тоже натерла листьями тимьяна тело и одежду. Позавтракали водой. Затыкая флягу, Кейтри поглядела на свою госпожу. Ввалившиеся глаза ее казались огромными, щеки были бледнее, чем обычно.
— Трудное предстоит время, — туманно заметила она.
— О чем ты, дитя? Твои глаза сулят мне какую-то ужасную повесть. Ах да, вспоминаю, ты уже пыталась рассказать мне что-то некоторое время назад. И теперь мне просто не терпится узнать, в чем дело. На этот раз ты должна непременно договорить до конца — ибо я чувствую это нечто, очень сильно меня касающееся.
Кейтри нервно сглотнула.
— Так и есть. Мне следовало рассказать вам раньше, но я не могла. Даже теперь…
— Ну давай же! Рассказывай скорее, не то я сойду с ума от ожидания!
— Подлый Саргот, тот, что прежде был Королевским Чародеем…
— Что с ним?
— Он бежал из дворцовых темниц и теперь свободно скитается по Эльдарайну. Он ищет вас и поклялся ужасно вам отомстить.
Потрепанный непогодой бук тянулся ветвями к свинцовому небу. Среди листвы, точно марионетки на ниточках, трепыхались синие, отливающие металлом бабочки.
— Кейтри, откуда ты знаешь?
— Подслушала в Тане, на следующий день после того, как приплыл последний корабль с новостями. Это было так жутко, я просто не могла ничего вам сказать. И потом, это ведь запрещено.
— От кого ты услышала?
— От принца Эдварда и герцога Эрсилдоуна. Они беседовали меж собой в соседней комнате, а я расставляла для вас цветы в вазе — розы-кровохлебки. Я не хотела подслушивать, просто ничего не могла поделать — они так громко разговаривали. Принц был очень расстроен и взволнован. Говорил, что хочет покинуть остров, отправиться на север, на войну. Сказал, чувствует себя, точно сокол в клетке, который только и мечтает о том, чтобы лететь в битву вместе с другими воинами. Сказал, это не по-мужски — отсиживаться в Тамхании, когда его место на поле битвы, когда он должен разить нежить, омыть меч черной дымящейся кровью. Герцог, он пытался переубедить принца, говорил, что тот еще слишком молод для битвы. А принц ответил, что должен тогда по крайней мере прочесать Эльдарайн в поисках бежавшего колдуна Саргота, который благодаря какой-то коварной уловке убил преследующих его солдат и поклялся пустить все свое могущество на то, чтобы сокрушить леди Рохейн, против которой затаил глубокую обиду.
Кейтри кусала губы, страдая от того, что рассказывает столь плохие новости.
— А потом герцог, он велел принцу Эдварду замолчать, говорить потише, потому что колдуна, без всяких сомнений, скоро поймают и не надо сеять панику, пересказывая угрозы, которые по сути дела и не угрозы вовсе, ведь миледи живет в безопасности Королевского Острова. И принц помолчал, а потом сказал, да, он и сам знает. И больше они на эту тему уже ничего не говорили.
— Ты уверена, что все верно расслышала?
— Да, абсолютно уверена. Ну как тут ошибешься? Мне очень жаль, но я решила, лучше предупредить вас…
Тахгил-Рохейн глядела на светло-коричневую кору бука, по которой медленно ползла яркая божья коровка, крошечное полушарие красного и черного на тоненьких, едва видных лапках. Хрупкое насекомое покачивалось на краю широкой трещины в коре.
— Спасибо, Кейтри, — наконец произнесла девушка. — Ты хорошо поступила, что предупредила меня о том, что еще один враг жаждет моей крови. Нет-нет, я не смеюсь над тобой. Я совершенно серьезно. Тот, кто знает своего врага, лучше сумеет защититься. Презренный Саргот, куда бы он ни устремил свои шаги, уже не застанет меня врасплох.
Однако Кейтри, позволив себе на краткий миг вновь вспомнить о Тамхании, уже плакала.
— Бедный Эдвард, — всхлипывала она. — И милый Томас!
Слезы ее словно привели в действие спусковой механизм. Воспоминания обо всех, кого они любили и потеряли, явились трем девушкам с убийственной ясностью. Трагедия Тамхании, на время поблекшая в памяти из-за необходимости бороться за свою жизнь, теперь вновь вспомнилась им со всей силой и яркостью. Они вместе рыдали, пока не выплакали все слезы.
А потом на них снизошел глубочайший покой. Наконец Тахгил, уцепившись за побеги плюща, раскачалась и спрыгнула на землю. Наверх она не глядела.
— Пойдемте. — Горло саднило. — Пора в дорогу.
Вверху, над пологом лесной листвы, собирались дождевые тучи. Распустив серебристые пряди, они смывали висящие в воздухе пепел и пыль.
А на следующее утро прояснилось и омытый дождем воздух сверкал хрустальными искрами.
Подруги шли на северо-восток, держась примерно в двух милях от линии побережья. Северный ветер приносил резкий запах моря. Кругом постоянно, особенно по ночам, слышалось присутствие нежити: шаги, шорохи, внезапные взрывы безумного хохота или вопли, это особенное ощущение чьего-то незримого присутствия, от которого волосы на голове становятся дыбом, по коже начинают бегать мурашки, горло словно давят чьи-то холодные руки, а сердце стучит быстро и часто. Даже непонятно, что именно — тилгалы ли, сверкающее кольцо, здравый смысл, удача или все это вместе взятое — до сих пор оберегало неопытных путешественниц.
Время от времени Кейтри и Вивиана продолжали смазывать Тахгил маслом тимьяна, чтобы ее нельзя было опознать по запаху, поскольку в мире нашлось бы немало тех, кого не отпугнешь простыми чарами или удачей. Тахгил показала спутницам золотой браслет с инкрустацией и рассказала им, что вернулось к ней, пока она сидела в тени кальдеры. Обе девушки были поражены и преисполнены благоговейного ужаса.
— После всего, что стало известно теперь, моя госпожа и в самом деле настоящая леди, — сказала Вивиана с чисто придворной чуткостью к вопросам иерархии. — Редчайшая леди, если мне позволено будет так выразиться!
— Но как же это, госпожа, — на ходу недоумевала Кейтри, — как же вы не рассыпались в прах? В сказках, когда смертные возвращаются домой после многих лет в царстве Светлых, они завсегда рассыпаются в прах, едва коснутся ногой почвы Эриса.
Пепел к пеплу, прах к праху.
— Не знаю. Разве что это входит в дар леди Нимриэль или же просто свойство самих Ворот, в которых я провела тысячу лет.
— Но вы не можете вспомнить точного месторасположения прохода?
— Нет. Однако думаю, что узнаю его, если увижу.
— Мы для того и идем туда — искать?
— Да.
— Но не лучше нам было бы отправиться к Королю-Императору, чтобы вы рассказали ему обо всем, что вспомнили? — настаивала девочка. — Потому что если кто и может помочь вам в поисках Ворот, так именно его величество! Да с Королевским Аттриодом и всеми легионами Эриса он кого хочешь победит!
— У него и так сейчас связаны руки войной на севере, — быстро возразила Тахгил. Она немного помолчала, словно задумавшись, а потом добавила: — Говоря уж совсем начистоту, я бы предпочла держать моего господина подальше от всех этих опасностей, связанных с Воротами, принцами Светлых и охотниками из числа неявной нежити. Он и так рискует жизнью на поле брани. Я не хочу навлекать на него еще большую опасность.
— А на мой взгляд, — ответила Кейтри, тщательно подбирая слова, — решение ничего не рассказывать его величеству — не слишком разумно. Ведь он наш могучий государь и дайнаннский воин, которому нет равных. Волшебники толпами являются к нему на зов. Он командует великой армией, вооруженной железом и бронзой. Неужели моя госпожа и вправду считает, будто такой, как он, не способен защитить себя от какой-то нежити? А по-моему, очень даже может — как может и посодействовать выполнению вашей миссии.
— Я благодарна тебе за откровенность, — искренне произнесла Тахгил. — В твоих словах есть здравое зерно.
Кроме того, — хмуро подумала она, — между мной и моим возлюбленным, с которым я обручена, не должно быть никаких тайн…
— И уж верно, наш верноподданнический долг, — вмешалась Вивиана, — уведомить государя о природе ныне проявившихся смут и беспорядков. Уж верно, он, как монарх Эриса, имеет полное право знать имена врагов империи.
Лицо Тахгил исказилось от боли. Раздираемая сомнениями, она зашагала быстрее, хватая руками воздух, точно хотела нашарить ответ. Не в силах решить, стоит ли поддаваться на доводы подруг, она позволила себе немного подумать о другом.
Воистину, он командует многими армиями, — размышляла она. — Доспехи его сделаны из сверкающей стали, и если бы я не видела, как мой возлюбленный облачается в латы, то призадумалась бы — не в первый раз, — уж не течет ли в его жилах кровь Светлых. Однако для Светлых холодное железо — что для смертных огонь. Они не могут даже прикоснуться к нему. Ни один лорд или леди Светлых не в силах даже кончиком ногтя провести по стали, не испытав при том неимоверной боли.
Нет, он не из их народа. Причиной всему — моя любовь. Именно она заставляет его казаться в моих глазах куда прекраснее и удивительнее всех прочих мужчин. Говорят — любовь слепа. А правильнее сказать бы: «Любовь делает простолюдина принцем крови, смертного — властелином Светлых. В глазах любящего любимый теряет все земные недостатки, становится полубогом».
Кроме того, как может он быть кем-то, кроме как смертным? Он же Король-Император, при рождении которого присутствовал сам Лорд-Канцлep, не говоря уж о множестве бабок и повитух.
Тахгил резко замедлила шаг и подождала остальных.
— Сейчас нам важнее всего скорость, — решительно сказала она. — Если отправимся на поиски его величества, то потеряем слишком много времени. Чем быстрее мы приведем в исполнение мой план, тем скорее Светлые покинут Эрис и оставят нас в покое. А чем сильнее замешкаемся — тем больше шансов, что принц Морраган успеет найти Ворота раньше нас!
— И то верно! — согласилась Кейтри. Вивиана, смиряясь, пожала плечами.
— Значит, так тому и быть. Хотя мне это и не по вкусу, я с вами.
— Я тебя не держу, — мягко укорила Тахгил. Фрейлина улыбнулась и широким жестом обвела дикий лес вокруг.
— Ну да. А куда еще мне идти?
Небольшой родник питал лесное озерцо — темно-зеленый лоскут тишины в сени весеннего леса. Здесь странницы остановились, чтобы умыться, но держались настороженно, выглядывая, не заметят ли признаков, что озерце населено неявными, водяной нежитью — утопленниками, водяными лошадьми или фуатами, с которых вечно течет вода. Купаться девушки не осмеливались из страха, а вдруг из подводных глубин взметнутся бледные руки и схватят их. Впрочем, ничего особенного не произошло — если не считать того, что уже уходя от озерца, Тахгил обернулась и ей померещилось, будто бы в неверных, колеблющихся тенях она различает у кромки воды, там, где еще секунду назад никого не было, какую-то сидящую фигуру. Накинув талтри на голову, девушка поторопила подруг уходить.
Окутанные зеленой поволокой березовые рощи уступили место кущам цветущего миндаля и персиковых деревьев, теперь путь девушек лежал под иным морем: пенящимся простором роскошных белых лепестков, воздушным подвенечным нарядом весны, где роль музыкантов исполняли пчелы.
— Должно быть, последние остатки какого-нибудь старинного сада, — заметила Вивиана. — Как Циннарин. О, увидеть эти земли весной!
— На мой вкус, Циннарин расположен слишком близко к полям сражений, — возразила Кейтри.
Узкие длинные заостренные листья миндаля и округлые глянцевитые персиковые листочки еще не развернулись из тугих почек, и на ветвях покачивались лишь девственно-белые облака цветов. Каждый восковой лепесток был безупречен в своем изяществе. А меж цветов маленькими клочками пара скользили белые бабочки. Стаи белоснежных горлиц то вспархивали с деревьев, то вновь опускались на них — как пух, когда выбивают подушки. В воздухе призраками упавших звезд носились пушинки чертополоха.
Путницы перекусили листьями цикория и корешками лапчатки. По какой-то причуде памяти резкий запах заставил Тахгил с необычайной отчетливостью представить себе освиновские медовые персики, сваренные в соусе из кардамона и аниса, маслянистые миндальные рогалики — и хотя последний раз она ела их тысячу лет назад, казалось, это было только вчера. Но даже воспоминания о таких лакомствах не пробудили в ней аппетита, уже подточенного ланготом.
Как предсказал хор сумеречных птиц, небо налилось серебристой голубизной, подобной оттенку тускло светящегося жемчуга. На атласном фоне чернели верхушки деревьев. С самого тонкого кончика самой тонкой торчащей ветки медленно и тихо спустился, цепляясь за нее хвостом, крошечный опоссум. На несколько мгновений он завис в воздухе, а потом ухватился лапами за ветку чуть ниже, качнулся и снова исчез.
Той ночью, лежа в самой природой образованном гамаке густого плюща и выжидая, пока к ней придет сон, Тахгил слушала шебуршание опоссумов. Когда глаза ее привыкли к темноте, она осознала, что глядит прямо на одного из них — а тот, темный силуэт на фоне бледного неба, в свою очередь, смотрит прямо на нее. Застенчивая подружка зверька в панике убежала, напролом рвясь через сеть плюща. Этот же важно воззрился на девушку и лишь потом неторопливо растаял в ночи — дикое, любопытное, отважное создание. Неприкосновенное.
На миг девушка позволила себе наслаждаться фантазией, будто бы, повернув голову, увидит рядом с собой Торна. И не стала поворачиваться — чтобы не обнаружить, что его рядом нет.
Спутницы ее сладко спали. Треугольное личико Кейтри, обрамленное облаком густых каштановых волос, выражало мир и спокойствие. Тонкие бледные ручки привольно раскинулись по листве, а аккуратный изогнутый ротик был чуть приоткрыт.
На следующее утро снова двинулись в путь. По ту сторону белоснежного сада деревья росли реже, в просветы меж ними кое-где проглядывало небо — пастельно-нежная синь оттенка птичьего яйца, пересеченная неровными лентами рваных облаков. Сад начал редеть и наконец окончился, сменившись простором лугов и пастбищ, испещренных цветными пятнами цвета жженого сахара.
Эти приграничные земли напоминали дикий сад в самую пору цветения. Едкие ядовитые дожди, последствия гибели Тамхании, практически не затронули их. Повсюду росли кущи высоких рододендронов, пышные хвощи дерзко вздымали вверх свои потрясающие алые ершики, кругом виднелись лиловые магнолии. Ближе к середине цветочные луга тонули в глицинии, море душистых кистей, водопаде изящных цветочных цепочек, усеянных лепестками и пчелами.
Путницы поглядели вдаль. Там, на севере, за лугами, весь горизонт с запада на восток перегораживала темная полоса. С такого расстояния она напоминала не то горную гряду, не то оборонительный вал, не то строй рослых воинов, стоящих плечом к плечу.
— Впереди начинается великий лес Тимбрилфин, — сообщила Тахгил, заставляя себя перестать думать о Торне и вспомнить уроки географии, полученные еще в детстве. — Я никогда не бывала здесь, но слышала о нем, а однажды, с борта корабля, видела западную его окраину. Мы вышли на Арвенские луга на границе Тимбрилфина.
— Я знала, что в этих краях есть огромный лес, — заметила Вивиана, — однако такого названия не слышала. Не помню, как именно его называли, но в одном уверена — не так красиво, как вы.
— Наверное, за много лет название изменилось, — предположила Кейтри.
— Со временем все меняется, — отозвалась Тахгил. — И сам лес, наверное, стал другим.
— Как бы там ни было, а я туда идти не хочу, — заявила Вивиана. — Какой-то он темный и жутковатый, даже издалека видно.
— Очень может быть, — согласилась Тахгил, — и тем не менее наш путь лежит через него — в обход никак не пройти. А если и пойти в обход, придется на много лиг отклониться от выбранного маршрута: лес тянется на запад прямо до прибрежных скал — и почти столько же на восток.
— В ваше время, может, именно так он и тянулся, — возразила Вивиана, — но за тысячу лет вполне мог уменьшиться.
— Думаешь? — спросила Тахгил. — Что-то ему ни в одну сторону конца-края не видно.
Сколько ни вглядывались ее подруги в темный горизонт, но в конце концов были вынуждены согласиться.
Нагруженные тяжелыми тюками путницы неуклюже пробирались среди высоких цветов. Случайный наблюдатель скорее всего принял бы их за трех крестьянок в капюшонах-талтри и крепких башмаках. Первая — и скорее всего главная — была высока и стройна, на лицо ее падали пряди грязных темных волос. Из-под капюшона второй, пониже и попухлее, выбивались соломенные кудряшки. Тонкое личико третьей, самой маленькой и хрупкой, казалось совсем еще детским, а волосы ее были аккуратно зачесаны назад. Странницы брели почти по пояс в цветах — среди многоцветья тюльпанов, похожих на изящные бокалы на тонких ножках, шелковистых неженок-пионов и лютиков, душистых стрелок нарциссов и шляпок фрезий, гроздей и колокольчиков гиацинтов, синих лент «девицы в зелени», простодушных личиков примул и столбиков крокусов, усыпанных шафранной пыльцой. Переходили вброд заболоченные ручейки по колено глубиной, и так же, по колено, шли среди воинств низкорослых ирисов, что размахивали благородными знаменами аметистовых цветов с желтыми язычками. На ночь девушки находили приют в развилках или на островках в таких вот ручейках, чтобы проточная вода уберегла их хотя бы от мелкой нежити.
Ибо нежить тут так и кишела.
С приближением вечера меж цветочных стеблей начинали скакать ежжи — крошечные горбатые карлики с выпученными глазами и злобными поросячьими лицами. Они швырялись в путниц камешками, выкрикивали всякие ругательства тонкими птичьими голосами, а потом, сделав сальто, катились по земле кувырком — и там, где только что был карлик, вдруг возникал ощетинившийся еж. Он разворачивался, фыркал и исчезал в траве. Цветы шелестели и покачивались, как будто по Арвенским лугам шли чьи-то невидимые ноги.
Эти ежжи изрядно досаждали девушкам, а кидались так метко, что очень скоро путницы были все в ссадинах и синяках. Причем, похоже, чем больше жертвы кричали и отмахивались, пытаясь прогнать мелких пакостников, тем больше тем все это нравилось. С презрительным хохотом они швыряли очередную порцию камней и, перекувырнувшись, пропадали из виду.
— Хватит, — наконец сказала подругам Тахгил. — Наша реакция их только раззадоривает. Не обращайте внимания на их выходки — авось им скоро наскучит.
— Гнусные ежжи, из-за них про всех ежей дурная слава идет, — в сердцах промолвила Кейтри, вытирая кровь со щеки, рассеченной острым камнем. — Верно, тут много лет смертных не проходило, вот теперь они так над нами и потешаются.
— Навряд ли им есть, о чем еще думать, — заметила Вивиана.
— Навряд ли им есть, чем думать, — язвительно поправила Кейтри.
Ежжи еще пару раз возвращались — видно, на случай, если странницы истосковались по столь малоприятной компании.
— И где они находят столько камней? — недоумевала Вивиана.
Звезды висели над головой огромными пылающими снежинками.
Однажды на закате, отправившись собирать сухие ветки рододендронов на растопку, Вивиана вдруг истошно закричала и, лепеча от ужаса что-то невнятное, бросилась через ручей на островок, где устроили лагерь. Схватив ножи и увесистые палки, Тахгил и Кейтри встали спина к спине, зажав между собой дрожащую Вивиану, и приготовились защищаться.
— Если явится что-нибудь и вправду серьезное, шансов у нас никаких, — пробормотала Кейтри Тахгил под истерические всхлипы Вивианы.
— Знаю.
Они обшаривали взглядами луга. Омываемые вольным ветерком цветы кивали головками. Слышались протяжные, точно голос флейты, крики сорокопутов. Казалось, этим безбрежным диким садам неведомо зло.
— Что ты видела, Виа? — не поворачивая головы, спросила Тахгил.
Нервы у нее вибрировали от напряжения, точно оснастка корабля в бурю.
— Он на меня ка-ак выскочил. Лицо человечье, только все такое помятое, с рожками. Выше пояса совсем голый, десять футов ростом, а ноги как у козла.
— Как у козла? А ты уверена, что он десяти футов ростом?
— Ну, скорее девять. Может, восемь. Но никак не меньше пяти или четырех…
— Уриск.
— Вы бы его видели! Просто ужас!
— По описанию, Виа, получается уриск. Скажи, он был похож на мраморную фигуру, что подпирает каминную полку в Каэрмелорском дворце?
— Нуда, пожалуй. Только…
— Если ты видела уриска, нам бояться нечего.
— Может, его, а может, и не его. Только страхолюдный он — жуть.
Никакой нежити на Арвенских полях сейчас не было видно и в помине.
Когда странницы зажгли костерок, книга ночи раскрылась. Темные страницы ее были покрыты рунами созвездий, медлительным, исполинским языком, древним, как мир.
— Вокруг полно трау, — заметила Тахгил на следующее утро, когда они собрали вещи и вновь двинулись по испещренной цветными пятнами равнине. — Я каждую ночь вижу, как они разгуливают в звездном свете.
— А, Серые Соседи, — кивнула Вивиана. — Вообще-то они довольно безвредные, но если их рассердить, непременно отомстят, не забудут обиды.
— В Башне мы вообще никакой нежити в глаза не видели, — сказала Кейтри. — Только когда собирали грибы и ягоды и возвращались из леса совсем уж поздно, иногда кто-нибудь мельком замечал в глубине чащи чьи-то горящие глаза. Но такое бывало совсем редко.
— У нас в Уитэме жил домовой, — сообщила Вивиана. — Его звали Слепой Билл — весьма ответственный домовик, его стараниями там все так и сверкало, ни сориночки. И еще одна придворная нечисть из свиты миледи в Аркуне — она, бывало, частенько пела с нами и раскачивалась на крючке для чайника. Но неявных я вблизи никогда не видела, — она передернулась, — пока не встретила хобиягов по пути в твою Башню, Кейт. Да и без этой встречи, по чести говоря, охотно бы обошлась.
— А теперь вот ты видала еще и уриска, — добавила Тахгил, — и более того, сильно подозреваю, что этот уриск идет за нами. По здравом размышлении сейчас мне кажется, он увязался за нами после того, как мы остановились умыться в том озерце в березовой роще.
— И что только ему нужно? — занервничала Вивиана.
— Вот уж не знаю.
Тем вечером Вивиана отстегнула от своего чудо-пояса швейные принадлежности, чтобы зашить прореху на штанах. Всю ночь девушки по очереди несли стражу, однако поутру обнаружилось, что пропал серебряный наперсток.
— Даже фрейлины могут чему-то научиться, — высокомерно отозвалась Вивиана. — Даже от них бывает прок.
— Тогда давай я поучу тебя еще и готовить, — предложила Тахгил. — Все хоть какое-то отвлечение от внутренней боли.
Пологие лесистые холмы носили название Великого Западного Леса, однако, будучи на самом деле куда безобиднее обычных лесов, являли собой безбрежные заросли буков, берез, дубов и шумных, говорливых тополей, только что выпустивших первые клейкие листочки. Кое-где деревья перемежались орешником или кустами дикой смородины, подернутой прозрачной вуалью цветов. По усыпанным прошлогодней листвой овражкам текли звонкие ручьи, а на пригорках распускались лазурным ковром опасные, но такие красивые колокольчики.
Ориентируясь по блеклому, затуманенному солнцу, что изредка проглядывало в гуще ветвей, путницы весь день брели сквозь красно-коричневую дымку, а на закате, когда Тахгил от усталости уже буквально валилась с ног, нашли себе укрытие на исполинском буке, толстый ствол которого оплетал плющ — по этим-то живым канатам странницы и взобрались на удобную развилку, где отходили сразу три толстые ветви.
Внизу, вокруг корявых корней, на ковре палых листьев, щебеча, словно выводок воробьев, прыгала и кувыркалась стайка каких-то существ — веселых человечков не выше восьми дюймов ростом, с румяными и круглыми, точно спелые яблоки, щечками, темно-карими глазами без белков и постоянной ухмылкой на дерзком ротике. На головах у них лихо торчали высокие островерхие колпачки с кисточками. Они носили темно-коричневые штанишки до колен и зеленые камзольчики — и в этом-то типично сказочно-эльфийском виде ходили колесом и проделывали прочие акробатические трюки, которые сами, судя по всему, считали смешными и уморительными. Впрочем, трюки эти не вызывали у притомившихся зрительниц ничего, кроме скуки и раздражения.
— Ох, швырнуть бы в них чем-нибудь этаким, — досадливо промолвила Вивиана.
Угнездившись в развилке, Тахгил быстро уснула, снова погрузилась в полное забытье. Она проспала даже шанг, но несущая дозор Вивиана заботливо надела на голову госпоже капюшон талтри, чтобы той не приснилось дурных снов. Пряный воздух искрился и сверкал.
— Скоро придется рассказать ей обо всем, — сказала Кейтри.
Рассвет возвестил о себе едкой, зловонной моросью. Слабые лучи силились пронзить завесу пыли, порожденной гибелью Тамхании. Путницы потягивались, разминая затекшие руки и ноги.
— Силы небесные! — вскричала Тахгил, внезапно вспоминая о бдительности. — Повезло же нам, что вообще в живых остались, — мы не караулили ночью!
— Это вы не караулили, — чопорно отозвалась Кейтри, растирая в руках тимьяновые листья, чтобы выдавить эфирные масла. — А мы — очень даже.
Тахгил улыбнулась сквозь въевшуюся в лицо корку грязи и золы.
— Хорошо, что вы со мной.
Она тоже натерла листьями тимьяна тело и одежду. Позавтракали водой. Затыкая флягу, Кейтри поглядела на свою госпожу. Ввалившиеся глаза ее казались огромными, щеки были бледнее, чем обычно.
— Трудное предстоит время, — туманно заметила она.
— О чем ты, дитя? Твои глаза сулят мне какую-то ужасную повесть. Ах да, вспоминаю, ты уже пыталась рассказать мне что-то некоторое время назад. И теперь мне просто не терпится узнать, в чем дело. На этот раз ты должна непременно договорить до конца — ибо я чувствую это нечто, очень сильно меня касающееся.
Кейтри нервно сглотнула.
— Так и есть. Мне следовало рассказать вам раньше, но я не могла. Даже теперь…
— Ну давай же! Рассказывай скорее, не то я сойду с ума от ожидания!
— Подлый Саргот, тот, что прежде был Королевским Чародеем…
— Что с ним?
— Он бежал из дворцовых темниц и теперь свободно скитается по Эльдарайну. Он ищет вас и поклялся ужасно вам отомстить.
Потрепанный непогодой бук тянулся ветвями к свинцовому небу. Среди листвы, точно марионетки на ниточках, трепыхались синие, отливающие металлом бабочки.
— Кейтри, откуда ты знаешь?
— Подслушала в Тане, на следующий день после того, как приплыл последний корабль с новостями. Это было так жутко, я просто не могла ничего вам сказать. И потом, это ведь запрещено.
— От кого ты услышала?
— От принца Эдварда и герцога Эрсилдоуна. Они беседовали меж собой в соседней комнате, а я расставляла для вас цветы в вазе — розы-кровохлебки. Я не хотела подслушивать, просто ничего не могла поделать — они так громко разговаривали. Принц был очень расстроен и взволнован. Говорил, что хочет покинуть остров, отправиться на север, на войну. Сказал, чувствует себя, точно сокол в клетке, который только и мечтает о том, чтобы лететь в битву вместе с другими воинами. Сказал, это не по-мужски — отсиживаться в Тамхании, когда его место на поле битвы, когда он должен разить нежить, омыть меч черной дымящейся кровью. Герцог, он пытался переубедить принца, говорил, что тот еще слишком молод для битвы. А принц ответил, что должен тогда по крайней мере прочесать Эльдарайн в поисках бежавшего колдуна Саргота, который благодаря какой-то коварной уловке убил преследующих его солдат и поклялся пустить все свое могущество на то, чтобы сокрушить леди Рохейн, против которой затаил глубокую обиду.
Кейтри кусала губы, страдая от того, что рассказывает столь плохие новости.
— А потом герцог, он велел принцу Эдварду замолчать, говорить потише, потому что колдуна, без всяких сомнений, скоро поймают и не надо сеять панику, пересказывая угрозы, которые по сути дела и не угрозы вовсе, ведь миледи живет в безопасности Королевского Острова. И принц помолчал, а потом сказал, да, он и сам знает. И больше они на эту тему уже ничего не говорили.
— Ты уверена, что все верно расслышала?
— Да, абсолютно уверена. Ну как тут ошибешься? Мне очень жаль, но я решила, лучше предупредить вас…
Тахгил-Рохейн глядела на светло-коричневую кору бука, по которой медленно ползла яркая божья коровка, крошечное полушарие красного и черного на тоненьких, едва видных лапках. Хрупкое насекомое покачивалось на краю широкой трещины в коре.
— Спасибо, Кейтри, — наконец произнесла девушка. — Ты хорошо поступила, что предупредила меня о том, что еще один враг жаждет моей крови. Нет-нет, я не смеюсь над тобой. Я совершенно серьезно. Тот, кто знает своего врага, лучше сумеет защититься. Презренный Саргот, куда бы он ни устремил свои шаги, уже не застанет меня врасплох.
Однако Кейтри, позволив себе на краткий миг вновь вспомнить о Тамхании, уже плакала.
— Бедный Эдвард, — всхлипывала она. — И милый Томас!
Слезы ее словно привели в действие спусковой механизм. Воспоминания обо всех, кого они любили и потеряли, явились трем девушкам с убийственной ясностью. Трагедия Тамхании, на время поблекшая в памяти из-за необходимости бороться за свою жизнь, теперь вновь вспомнилась им со всей силой и яркостью. Они вместе рыдали, пока не выплакали все слезы.
А потом на них снизошел глубочайший покой. Наконец Тахгил, уцепившись за побеги плюща, раскачалась и спрыгнула на землю. Наверх она не глядела.
— Пойдемте. — Горло саднило. — Пора в дорогу.
Вверху, над пологом лесной листвы, собирались дождевые тучи. Распустив серебристые пряди, они смывали висящие в воздухе пепел и пыль.
А на следующее утро прояснилось и омытый дождем воздух сверкал хрустальными искрами.
Подруги шли на северо-восток, держась примерно в двух милях от линии побережья. Северный ветер приносил резкий запах моря. Кругом постоянно, особенно по ночам, слышалось присутствие нежити: шаги, шорохи, внезапные взрывы безумного хохота или вопли, это особенное ощущение чьего-то незримого присутствия, от которого волосы на голове становятся дыбом, по коже начинают бегать мурашки, горло словно давят чьи-то холодные руки, а сердце стучит быстро и часто. Даже непонятно, что именно — тилгалы ли, сверкающее кольцо, здравый смысл, удача или все это вместе взятое — до сих пор оберегало неопытных путешественниц.
Время от времени Кейтри и Вивиана продолжали смазывать Тахгил маслом тимьяна, чтобы ее нельзя было опознать по запаху, поскольку в мире нашлось бы немало тех, кого не отпугнешь простыми чарами или удачей. Тахгил показала спутницам золотой браслет с инкрустацией и рассказала им, что вернулось к ней, пока она сидела в тени кальдеры. Обе девушки были поражены и преисполнены благоговейного ужаса.
— После всего, что стало известно теперь, моя госпожа и в самом деле настоящая леди, — сказала Вивиана с чисто придворной чуткостью к вопросам иерархии. — Редчайшая леди, если мне позволено будет так выразиться!
— Но как же это, госпожа, — на ходу недоумевала Кейтри, — как же вы не рассыпались в прах? В сказках, когда смертные возвращаются домой после многих лет в царстве Светлых, они завсегда рассыпаются в прах, едва коснутся ногой почвы Эриса.
Пепел к пеплу, прах к праху.
— Не знаю. Разве что это входит в дар леди Нимриэль или же просто свойство самих Ворот, в которых я провела тысячу лет.
— Но вы не можете вспомнить точного месторасположения прохода?
— Нет. Однако думаю, что узнаю его, если увижу.
— Мы для того и идем туда — искать?
— Да.
— Но не лучше нам было бы отправиться к Королю-Императору, чтобы вы рассказали ему обо всем, что вспомнили? — настаивала девочка. — Потому что если кто и может помочь вам в поисках Ворот, так именно его величество! Да с Королевским Аттриодом и всеми легионами Эриса он кого хочешь победит!
— У него и так сейчас связаны руки войной на севере, — быстро возразила Тахгил. Она немного помолчала, словно задумавшись, а потом добавила: — Говоря уж совсем начистоту, я бы предпочла держать моего господина подальше от всех этих опасностей, связанных с Воротами, принцами Светлых и охотниками из числа неявной нежити. Он и так рискует жизнью на поле брани. Я не хочу навлекать на него еще большую опасность.
— А на мой взгляд, — ответила Кейтри, тщательно подбирая слова, — решение ничего не рассказывать его величеству — не слишком разумно. Ведь он наш могучий государь и дайнаннский воин, которому нет равных. Волшебники толпами являются к нему на зов. Он командует великой армией, вооруженной железом и бронзой. Неужели моя госпожа и вправду считает, будто такой, как он, не способен защитить себя от какой-то нежити? А по-моему, очень даже может — как может и посодействовать выполнению вашей миссии.
— Я благодарна тебе за откровенность, — искренне произнесла Тахгил. — В твоих словах есть здравое зерно.
Кроме того, — хмуро подумала она, — между мной и моим возлюбленным, с которым я обручена, не должно быть никаких тайн…
— И уж верно, наш верноподданнический долг, — вмешалась Вивиана, — уведомить государя о природе ныне проявившихся смут и беспорядков. Уж верно, он, как монарх Эриса, имеет полное право знать имена врагов империи.
Лицо Тахгил исказилось от боли. Раздираемая сомнениями, она зашагала быстрее, хватая руками воздух, точно хотела нашарить ответ. Не в силах решить, стоит ли поддаваться на доводы подруг, она позволила себе немного подумать о другом.
Воистину, он командует многими армиями, — размышляла она. — Доспехи его сделаны из сверкающей стали, и если бы я не видела, как мой возлюбленный облачается в латы, то призадумалась бы — не в первый раз, — уж не течет ли в его жилах кровь Светлых. Однако для Светлых холодное железо — что для смертных огонь. Они не могут даже прикоснуться к нему. Ни один лорд или леди Светлых не в силах даже кончиком ногтя провести по стали, не испытав при том неимоверной боли.
Нет, он не из их народа. Причиной всему — моя любовь. Именно она заставляет его казаться в моих глазах куда прекраснее и удивительнее всех прочих мужчин. Говорят — любовь слепа. А правильнее сказать бы: «Любовь делает простолюдина принцем крови, смертного — властелином Светлых. В глазах любящего любимый теряет все земные недостатки, становится полубогом».
Кроме того, как может он быть кем-то, кроме как смертным? Он же Король-Император, при рождении которого присутствовал сам Лорд-Канцлep, не говоря уж о множестве бабок и повитух.
Тахгил резко замедлила шаг и подождала остальных.
— Сейчас нам важнее всего скорость, — решительно сказала она. — Если отправимся на поиски его величества, то потеряем слишком много времени. Чем быстрее мы приведем в исполнение мой план, тем скорее Светлые покинут Эрис и оставят нас в покое. А чем сильнее замешкаемся — тем больше шансов, что принц Морраган успеет найти Ворота раньше нас!
— И то верно! — согласилась Кейтри. Вивиана, смиряясь, пожала плечами.
— Значит, так тому и быть. Хотя мне это и не по вкусу, я с вами.
— Я тебя не держу, — мягко укорила Тахгил. Фрейлина улыбнулась и широким жестом обвела дикий лес вокруг.
— Ну да. А куда еще мне идти?
Небольшой родник питал лесное озерцо — темно-зеленый лоскут тишины в сени весеннего леса. Здесь странницы остановились, чтобы умыться, но держались настороженно, выглядывая, не заметят ли признаков, что озерце населено неявными, водяной нежитью — утопленниками, водяными лошадьми или фуатами, с которых вечно течет вода. Купаться девушки не осмеливались из страха, а вдруг из подводных глубин взметнутся бледные руки и схватят их. Впрочем, ничего особенного не произошло — если не считать того, что уже уходя от озерца, Тахгил обернулась и ей померещилось, будто бы в неверных, колеблющихся тенях она различает у кромки воды, там, где еще секунду назад никого не было, какую-то сидящую фигуру. Накинув талтри на голову, девушка поторопила подруг уходить.
Окутанные зеленой поволокой березовые рощи уступили место кущам цветущего миндаля и персиковых деревьев, теперь путь девушек лежал под иным морем: пенящимся простором роскошных белых лепестков, воздушным подвенечным нарядом весны, где роль музыкантов исполняли пчелы.
— Должно быть, последние остатки какого-нибудь старинного сада, — заметила Вивиана. — Как Циннарин. О, увидеть эти земли весной!
— На мой вкус, Циннарин расположен слишком близко к полям сражений, — возразила Кейтри.
Узкие длинные заостренные листья миндаля и округлые глянцевитые персиковые листочки еще не развернулись из тугих почек, и на ветвях покачивались лишь девственно-белые облака цветов. Каждый восковой лепесток был безупречен в своем изяществе. А меж цветов маленькими клочками пара скользили белые бабочки. Стаи белоснежных горлиц то вспархивали с деревьев, то вновь опускались на них — как пух, когда выбивают подушки. В воздухе призраками упавших звезд носились пушинки чертополоха.
Путницы перекусили листьями цикория и корешками лапчатки. По какой-то причуде памяти резкий запах заставил Тахгил с необычайной отчетливостью представить себе освиновские медовые персики, сваренные в соусе из кардамона и аниса, маслянистые миндальные рогалики — и хотя последний раз она ела их тысячу лет назад, казалось, это было только вчера. Но даже воспоминания о таких лакомствах не пробудили в ней аппетита, уже подточенного ланготом.
Как предсказал хор сумеречных птиц, небо налилось серебристой голубизной, подобной оттенку тускло светящегося жемчуга. На атласном фоне чернели верхушки деревьев. С самого тонкого кончика самой тонкой торчащей ветки медленно и тихо спустился, цепляясь за нее хвостом, крошечный опоссум. На несколько мгновений он завис в воздухе, а потом ухватился лапами за ветку чуть ниже, качнулся и снова исчез.
Той ночью, лежа в самой природой образованном гамаке густого плюща и выжидая, пока к ней придет сон, Тахгил слушала шебуршание опоссумов. Когда глаза ее привыкли к темноте, она осознала, что глядит прямо на одного из них — а тот, темный силуэт на фоне бледного неба, в свою очередь, смотрит прямо на нее. Застенчивая подружка зверька в панике убежала, напролом рвясь через сеть плюща. Этот же важно воззрился на девушку и лишь потом неторопливо растаял в ночи — дикое, любопытное, отважное создание. Неприкосновенное.
На миг девушка позволила себе наслаждаться фантазией, будто бы, повернув голову, увидит рядом с собой Торна. И не стала поворачиваться — чтобы не обнаружить, что его рядом нет.
Спутницы ее сладко спали. Треугольное личико Кейтри, обрамленное облаком густых каштановых волос, выражало мир и спокойствие. Тонкие бледные ручки привольно раскинулись по листве, а аккуратный изогнутый ротик был чуть приоткрыт.
На следующее утро снова двинулись в путь. По ту сторону белоснежного сада деревья росли реже, в просветы меж ними кое-где проглядывало небо — пастельно-нежная синь оттенка птичьего яйца, пересеченная неровными лентами рваных облаков. Сад начал редеть и наконец окончился, сменившись простором лугов и пастбищ, испещренных цветными пятнами цвета жженого сахара.
Эти приграничные земли напоминали дикий сад в самую пору цветения. Едкие ядовитые дожди, последствия гибели Тамхании, практически не затронули их. Повсюду росли кущи высоких рододендронов, пышные хвощи дерзко вздымали вверх свои потрясающие алые ершики, кругом виднелись лиловые магнолии. Ближе к середине цветочные луга тонули в глицинии, море душистых кистей, водопаде изящных цветочных цепочек, усеянных лепестками и пчелами.
Путницы поглядели вдаль. Там, на севере, за лугами, весь горизонт с запада на восток перегораживала темная полоса. С такого расстояния она напоминала не то горную гряду, не то оборонительный вал, не то строй рослых воинов, стоящих плечом к плечу.
— Впереди начинается великий лес Тимбрилфин, — сообщила Тахгил, заставляя себя перестать думать о Торне и вспомнить уроки географии, полученные еще в детстве. — Я никогда не бывала здесь, но слышала о нем, а однажды, с борта корабля, видела западную его окраину. Мы вышли на Арвенские луга на границе Тимбрилфина.
— Я знала, что в этих краях есть огромный лес, — заметила Вивиана, — однако такого названия не слышала. Не помню, как именно его называли, но в одном уверена — не так красиво, как вы.
— Наверное, за много лет название изменилось, — предположила Кейтри.
— Со временем все меняется, — отозвалась Тахгил. — И сам лес, наверное, стал другим.
— Как бы там ни было, а я туда идти не хочу, — заявила Вивиана. — Какой-то он темный и жутковатый, даже издалека видно.
— Очень может быть, — согласилась Тахгил, — и тем не менее наш путь лежит через него — в обход никак не пройти. А если и пойти в обход, придется на много лиг отклониться от выбранного маршрута: лес тянется на запад прямо до прибрежных скал — и почти столько же на восток.
— В ваше время, может, именно так он и тянулся, — возразила Вивиана, — но за тысячу лет вполне мог уменьшиться.
— Думаешь? — спросила Тахгил. — Что-то ему ни в одну сторону конца-края не видно.
Сколько ни вглядывались ее подруги в темный горизонт, но в конце концов были вынуждены согласиться.
Нагруженные тяжелыми тюками путницы неуклюже пробирались среди высоких цветов. Случайный наблюдатель скорее всего принял бы их за трех крестьянок в капюшонах-талтри и крепких башмаках. Первая — и скорее всего главная — была высока и стройна, на лицо ее падали пряди грязных темных волос. Из-под капюшона второй, пониже и попухлее, выбивались соломенные кудряшки. Тонкое личико третьей, самой маленькой и хрупкой, казалось совсем еще детским, а волосы ее были аккуратно зачесаны назад. Странницы брели почти по пояс в цветах — среди многоцветья тюльпанов, похожих на изящные бокалы на тонких ножках, шелковистых неженок-пионов и лютиков, душистых стрелок нарциссов и шляпок фрезий, гроздей и колокольчиков гиацинтов, синих лент «девицы в зелени», простодушных личиков примул и столбиков крокусов, усыпанных шафранной пыльцой. Переходили вброд заболоченные ручейки по колено глубиной, и так же, по колено, шли среди воинств низкорослых ирисов, что размахивали благородными знаменами аметистовых цветов с желтыми язычками. На ночь девушки находили приют в развилках или на островках в таких вот ручейках, чтобы проточная вода уберегла их хотя бы от мелкой нежити.
Ибо нежить тут так и кишела.
С приближением вечера меж цветочных стеблей начинали скакать ежжи — крошечные горбатые карлики с выпученными глазами и злобными поросячьими лицами. Они швырялись в путниц камешками, выкрикивали всякие ругательства тонкими птичьими голосами, а потом, сделав сальто, катились по земле кувырком — и там, где только что был карлик, вдруг возникал ощетинившийся еж. Он разворачивался, фыркал и исчезал в траве. Цветы шелестели и покачивались, как будто по Арвенским лугам шли чьи-то невидимые ноги.
Эти ежжи изрядно досаждали девушкам, а кидались так метко, что очень скоро путницы были все в ссадинах и синяках. Причем, похоже, чем больше жертвы кричали и отмахивались, пытаясь прогнать мелких пакостников, тем больше тем все это нравилось. С презрительным хохотом они швыряли очередную порцию камней и, перекувырнувшись, пропадали из виду.
— Хватит, — наконец сказала подругам Тахгил. — Наша реакция их только раззадоривает. Не обращайте внимания на их выходки — авось им скоро наскучит.
— Гнусные ежжи, из-за них про всех ежей дурная слава идет, — в сердцах промолвила Кейтри, вытирая кровь со щеки, рассеченной острым камнем. — Верно, тут много лет смертных не проходило, вот теперь они так над нами и потешаются.
— Навряд ли им есть, о чем еще думать, — заметила Вивиана.
— Навряд ли им есть, чем думать, — язвительно поправила Кейтри.
Ежжи еще пару раз возвращались — видно, на случай, если странницы истосковались по столь малоприятной компании.
— И где они находят столько камней? — недоумевала Вивиана.
Звезды висели над головой огромными пылающими снежинками.
* * *
Однажды на закате, отправившись собирать сухие ветки рододендронов на растопку, Вивиана вдруг истошно закричала и, лепеча от ужаса что-то невнятное, бросилась через ручей на островок, где устроили лагерь. Схватив ножи и увесистые палки, Тахгил и Кейтри встали спина к спине, зажав между собой дрожащую Вивиану, и приготовились защищаться.
— Если явится что-нибудь и вправду серьезное, шансов у нас никаких, — пробормотала Кейтри Тахгил под истерические всхлипы Вивианы.
— Знаю.
Они обшаривали взглядами луга. Омываемые вольным ветерком цветы кивали головками. Слышались протяжные, точно голос флейты, крики сорокопутов. Казалось, этим безбрежным диким садам неведомо зло.
— Что ты видела, Виа? — не поворачивая головы, спросила Тахгил.
Нервы у нее вибрировали от напряжения, точно оснастка корабля в бурю.
— Он на меня ка-ак выскочил. Лицо человечье, только все такое помятое, с рожками. Выше пояса совсем голый, десять футов ростом, а ноги как у козла.
— Как у козла? А ты уверена, что он десяти футов ростом?
— Ну, скорее девять. Может, восемь. Но никак не меньше пяти или четырех…
— Уриск.
— Вы бы его видели! Просто ужас!
— По описанию, Виа, получается уриск. Скажи, он был похож на мраморную фигуру, что подпирает каминную полку в Каэрмелорском дворце?
— Нуда, пожалуй. Только…
— Если ты видела уриска, нам бояться нечего.
— Может, его, а может, и не его. Только страхолюдный он — жуть.
Никакой нежити на Арвенских полях сейчас не было видно и в помине.
Когда странницы зажгли костерок, книга ночи раскрылась. Темные страницы ее были покрыты рунами созвездий, медлительным, исполинским языком, древним, как мир.
— Вокруг полно трау, — заметила Тахгил на следующее утро, когда они собрали вещи и вновь двинулись по испещренной цветными пятнами равнине. — Я каждую ночь вижу, как они разгуливают в звездном свете.
— А, Серые Соседи, — кивнула Вивиана. — Вообще-то они довольно безвредные, но если их рассердить, непременно отомстят, не забудут обиды.
— В Башне мы вообще никакой нежити в глаза не видели, — сказала Кейтри. — Только когда собирали грибы и ягоды и возвращались из леса совсем уж поздно, иногда кто-нибудь мельком замечал в глубине чащи чьи-то горящие глаза. Но такое бывало совсем редко.
— У нас в Уитэме жил домовой, — сообщила Вивиана. — Его звали Слепой Билл — весьма ответственный домовик, его стараниями там все так и сверкало, ни сориночки. И еще одна придворная нечисть из свиты миледи в Аркуне — она, бывало, частенько пела с нами и раскачивалась на крючке для чайника. Но неявных я вблизи никогда не видела, — она передернулась, — пока не встретила хобиягов по пути в твою Башню, Кейт. Да и без этой встречи, по чести говоря, охотно бы обошлась.
— А теперь вот ты видала еще и уриска, — добавила Тахгил, — и более того, сильно подозреваю, что этот уриск идет за нами. По здравом размышлении сейчас мне кажется, он увязался за нами после того, как мы остановились умыться в том озерце в березовой роще.
— И что только ему нужно? — занервничала Вивиана.
— Вот уж не знаю.
Тем вечером Вивиана отстегнула от своего чудо-пояса швейные принадлежности, чтобы зашить прореху на штанах. Всю ночь девушки по очереди несли стражу, однако поутру обнаружилось, что пропал серебряный наперсток.