Дарт-Торнтон Сесилия. Битва вечной ночи

   Веки ее открылись.
   Ашалинда стояла на коленях в беседке, сплетенной из золотых нитей, через которые струился бледно-желтый свет. Золото струилось по плечам, груди, спине девушки, спадая к коленям каскадом волос, еще более густых и пышных, чем прежде. Обеими руками приподнимая и раздвигая тяжелые пряди, Ашалинда выглянула из-под завесы живого золота.
   В элегантной белой комнате уже не шел снег.
   Во взгляде Моррагана смешались нежность и гнев. Он позвал девушку, окликнул ее по имени.
   — Вспомни Геата Поэг на Дейнайнн, — велел он, — или вини в гибели Легионов только саму себя.
   Однако Ашалинда, поднимаясь на ноги, вспомнила слова, что некогда сказал ей Тулли:
   «Для Дивного нет чести в том, чтобы поднять оружие против смертных».
   — Вы не станете пускать в ход свое могущество против смертных, не наделенных даром волшебства и не способных защитить себя, — сказала она, собравшись с духом. — Вы слишком благородны, сэр. Это всего лишь угрозы.
   — И вправду, Ихианнан, я сам не стал бы губить смертных, не стали бы и мои рыцари. Однако найдется немало таких, кому в радость проливать кровь смертных, кому по вкусу жестокость. Одно лишь воспоминание — и ты сумеешь обуздать этих врагов рода человеческого.
   — Если вы и напустите неявную нежить на людей Эриса, все равно Ангавар сумеет прогнать ее!
   Настоящее имя Торна так странно звучало на языке.
   — Что, хочешь проверить? — насмешливо осведомился брат Торна.
   Перед внутренним взором Ашалинды пронеслись видения ужасающей бойни. Девушка снова не осмеливалась встретиться взглядом с принцем, чьи зоркие серые глаза, казалось, с легкостью читали все ее мысли. Отвернувшись, пленница спрятала лицо за покрывалом вновь отросших волос.
   — Нет, — проговорила она через несколько секунд. — Давайте я еще раз попробую отыскать Ворота. Я буду стараться.
   В руки ей снова лег холодный и твердый пузырь прозрачного хрусталя. Ашалинда смутно подивилась тому, что совсем не мерзнет, хотя в комнате царит настоящая зима. А затем внимание ее всецело сосредоточилось на жемчужном оке.
   Однако поиски прервались, не успев начаться. Изображение Аркдура заволоклось, затуманилось, едва появившись в глубине шара. Девушка подняла взгляд. В комнату ввели гонца, который как раз преклонил колено у ног принца.
   То был смертный воин, доблестный капитан дайнаннцев — не кто иной, как сэр Тор из Пятого Батальона. Он был облачен в кожаный панцирь с бронзовыми наклепками. Никакого железа при нем не имелось — как эмиссар он обязан был явиться в твердыню врага без оружия и щита. Лицо его, поросшее каштановой бородкой, было бледнее пепла. Никто не назвал бы его красивым мужчиной, однако Ашалинда глядела на него долгим и любящим взглядом — ведь, если не считать Кейтри, Вивианы и сверхъестественным образом сохранившихся братьев Магрейнов, это был первый смертный, которого она видела с тех пор, как покинула Апплтон-Торн.
   — Изложи свои вести, — томно велел Принц-Ворон.
   — Ваше высочество, я принес послание от Короля-Императора.
   Внезапно в голове у Ашалинды словно померкло — как будто ей забили уши ватой. Капитан дайнаннцев что-то говорил, однако слова его звучали смазанно и нечетко, точно из-под воды. Когда он умолк, голос принца Моррагана прорезал вату как острый меч.
   — Отважен ты, смертный, что рискнул войти в эти стены. Храбрый слуга Ангавара, твоего фальшивого государя. Не торопись же вернуться к нему, ибо иные вестники передадут ему мой ответ. — Огненная сетка, холодные переливы молний пробежали по телу принца и тут же исчезли. — Убирайся, невежа, прочь с глаз моих.
   При этих словах морозные стены прояснились, сделались прозрачными. С вершин укреплений прозвучал протяжный и жуткий крик, похожий на скрежет металла по льду. Сэр Тор попятился, задрожал и схватился за петушиный амулет на груди.
   Сверху посыпались хлопья сажи, раздался лай бешеных псов. С вершин Аннат Готалламора быстрой грозовой тучей вылетела Дикая Охота под предводительством Хуона Рогатого. Однако Охота мчалась не одна. С ней скакали Принцы Кошмаров из числа членов Неявного Аттриода, похожие на рваные отражения в зеркале, — Итч Уизге в доспехах из холодной злобы, Галл, Предводитель спригганов, безжалостный Керб, Убийца, тот самый, что вызвал обвал в рудниках Призрачных Башен, Куачаг, самый жуткий из фуатов, и Атах, верховный оборотень.
   К западу мчалась Охота, пока не достигла мигающих костров лагеря. Чернее ночного неба, непросветным дымом на фоне звезд, Войско Неявных кружило и вилось над Легионами Эриса. И хотя нападение произошло по крайней мере за милю отсюда, Ашалинде казалось, будто она слышит заливистый лай гончих, лязг зубов, пение тетивы луков, свист стрел и звон мечей, шипение искр, выбиваемых клинками, ударяющими по доспехам, вопли людей, пронзительное ржание лошадей, отвратительный скрежет искореженного металла, журчание льющейся из ран крови. Сердце девушки разрывалось от ужаса.
   — Прошу вас, положите конец этой резне! — взмолилась она, но с таким же успехом могла молить о пощаде камень. Морраган отвернулся и не обращал на пленницу никакого внимания, наблюдая за атакой. Длинные элегантные пальцы его правой руки покоились на украшенной драгоценными камнями рукояти меча. Принц-Ворон был неумолим.
   Грязная ледяная скульптура в углу комнаты ожила. Поверхность ее пошла трещинами. Стряхивая неровные обломки, Яллери Браун пустился плясать вприсядку, уперев руки в боки и выкидывая отвратительные коленца. Он радовался гибели людей Эриса — из башни происходящее в лагере опустошение было видно в мельчайших подробностях.
   Неявные твари, что собрались на Равнине, теперь хлынули вниз, на лагерь. Однако все же то была битва, а не резня — ибо Лорды Королевского Аттриода, защищенные могучими амулетами, что вручил им их государь, успевали повсюду. Даже Томас Рифмач, кроткий бард, скакал в атаку и в глазах его сверкала жажда боя. Возможно, его защищало какое-то колдовство, чары, наложенные Верховным королем Светлых. И в самом деле, семерых избранных друзей Ангавара окружала особая аура, облачко быстрого мерцающего света, придававшего им сходство с воителями древних саг, вышедших из курганов Светлых — и может статься, с этой силой они способны были отразить нападение жутких неявных созданий, жаждущих упиться кровью их сердец.
   Мальчик-паж из дворца Каэрмелора, некогда исполнявший обязанности юнги, теперь был знаменосцем. Он высоко поднимал Императорскую орифламму, привязанную к концу копья. Трехконечное, расшитое золотыми шелковыми кистями алое знамя бросалось в глаза издалека, как и подобает ключевому месту сражения. Из открытого рта мальчика вырывался боевой клич Батальона Короля-Императора. Люди Эриса, темные высокие фигуры на фоне огня, сражались против колдовских сил, и от их ударов дрожали и камни, и деревья.
   Неявное Войско реяло в небесах, с легкостью уворачиваясь от Летучих кораблей, обгоняя Всадников Бури, как сокол обгоняет дрозда. И там, где наклонялись Куачаг и Керб, люди падали, будто колосья под серпом жнеца. Там, где проходили Галл и Атах, рушились и вспыхивали шатры. Итч Уизге, в своем конском обличье, галопом носился по лагерю, сея на пути смерть, проливая потоки крови.
   Атаку летучей нежити неизменно возглавлял один и тот же всадник, чье чело было увенчано жуткими рогами: Хуон Охотник. В мускулистых руках он сжимал длинный лук и беспрестанно натягивал и спускал тетиву, со сверхъестественной меткостью поражая одного врага за другим. Он казался настоящей боевой машиной, покуда на него стремительной кометой не налетел другой всадник и Хуон не низвергся с небес. Гигантские рога отвалились от разрубленной головы — меч, зажатый в левой руке Ангавара, разил без промаха. Ибо и в самом деле Ангавар сражался в первых рядах защитников лагеря. В каждом его движении сквозили сила и уверенность.
   А затем издалека донесся призывный сигнал рога Светлых. В Аннат Готалламоре по рыцарям и придворным Светлых пробежала еле заметная дрожь, точно тихая рябь на воде. Все они мгновенно исполнились странного волнения, а быть может, и изумления. Все подались вперед, к источнику звука, напряженные, сосредоточенные, выжидающие.
   Далеко на юго-западе отворилась, начала шириться слабая полоска света — как будто рассвет вдруг забрезжил там, где никакому рассвету быть не положено. И в сиянии этом вырисовался отряд всадников. На оружии и доспехах их сверкали крохотные бриллианты, трубы пели песню вызова. От волос их исходил бледный мерцающий свет.
   — Пробужденные! — вскричал голос, в котором Ашалинда узнала свой собственный, и ей показалось, что множество других голосов вскричало то же самое.
   Наблюдатели взволнованно зашевелились.
   Приближавшиеся всадники были высоки и стройны, прекрасны и ужасны. Мечи их пламенели и сверкали, копья искрились. Волосы подобны были кромешному затмению, вытканному звездным шитьем.
   Так против Неявного Войска выступили Светлые рыцари Ангавара, только что очнувшиеся от долгого сна под Орлиным курганом. Разящим острием копья разорвали они черную свору, рассеяли ее, разгоняя неявных охотников, рассекая небеса яркими клинками Светлых. Неявный Аттриод и уцелевшие колдовские всадники в ужасе умчались прочь, а на земле поток нежити повернул вспять, растекаясь в леса, забиваясь в трещины меж камней, укрываясь в подземных пещерах. По равнине раскатился восторженный гул — то ликовали тысячи смертных воинов.
   Ашалинда ликовала вместе с ними. Однако радость ее продлилась недолго.
   Шевеление в крепости переросло в настоящую суматоху. По слову принца рыцари Моррагана вооружились и вскочили на пляшущих от нетерпения коней. Неистовый ветер, исполненный колдовской силы, бушевал под сводами зимнего зала, сотрясая ледяные стены, наполняя их тьмой, превращая в каменные руины. Светлые воины направили скакунов в образовавшиеся проломы. Миг — и они покинули крепость.
   Однако рыцари Орлиного кургана уже скакали к плато. Наголову разбив Охоту, они гнали жалкие остатки перед собой и взлетели на край обрыва Вышней равнины в то самое мгновение, как сторонники Моррагана спустились с Черного кряжа. Неявные твари разбегались из-под копыт волшебных скакунов, что приземлялись на Равнине, выстраиваясь в безупречном боевом порядке. Два отряда успели обуздать, осадить коней и стояли теперь друг напротив друга, еще не вступая в битву. Длинные копья подняты, звездный свет сверкал на острых наконечниках, скользил по золоченым древкам. Вымпелы, украшавшие эти копья, струились по ветру над развевающимися плюмажами рыцарских шлемов, мягко раздувающимися золотыми ламбрекенами и серебряными накидками, что спадали со шлемов воинов на плечи.
   Замерев, не двигаясь, оба отряда смотрели друг на друга над широкой полосой горбатых скал, от которых разбегались во все стороны скрюченные фигурки — ни дать ни взять отступающее море в час отлива. А ниже, под Равниной, выстроенные в низинах Мглицы имперские Легионы ревели и стучали оружием о щиты, рвясь в наступление, мечтая о мести — однако теперь командиры уже владели ситуацией. Вокруг Аннат Готалламора, за спинами рыцарей Моррагана остатки нежити копошились во тьме, которой окутывали себя, точно вуалью черного муслина. Оттуда доносились вопли и взрывы визгливого хохота, вой и плач, резкий стук мог вдруг смениться зловещей тишиной — оркестр, прямиком шагнувший из самых кошмарных снов. Сейчас войско Моррагана состояло лишь из его рыцарей, а пятеро уцелевших членов Неявного Аттриода отступили в тень, затерялись среди своих менее могучих сородичей.
   Вышняя равнина ярко сияла в лучах вечно бодрствующих звезд. Оружие Светлых — украшенное вьющимися виноградными лозами, плетеными орнаментами и гравировками — лучилось эфирной дымкой. Золото этой дымки отливало кобальтом вокруг воинов наследного принца и ализарином вокруг тех, кто стоял рядом с Верховным королем — как будто доспехи и оружие их лизали языки текучего пламени заката.
   И, разумеется, он был здесь, во главе своих рыцарей — король Ангавар, верхом на крылатом Римскатре, и меч Арктур снова висел у него на боку, ловя звездный свет темной полированной рукоятью. Голова Ангавара была непокрыта. Темная сталь волос обрамляла чеканные скулы, острые, как два меча, глаза, неулыбающийся рот. По бокам от короля сидели на конях члены Королевского Аттриода. Все они были в полных боевых доспехах, скакуны тоже закованы в броню.
   Морраган, Фитиах Карконнора, глядел с высокой башни на тех, кто стоял, бросая ему вызов, и тех, кто ждал его повелений. Глядел на лицо Ангавара, своего брата, государя и соперника.
   — Илтариен, — сказал он одному из трех рыцарей, что еще оставались с ним, — спустись на Равнину, будь моим посланником. Когда мой брат изложит свой вызов, передай ему это.
   И он сказал лорду Илтариену что-то на языке Светлых. Ашалинда не знала этого языка, и все же он звучал для нее знакомо, знакомо на каком-то необъяснимом глубинном уровне — так порой пение птиц почти понятно людскому слуху, так звон колоколов или рев океана порой несет смутную весть. Когда Морраган умолк, девушка не знала, что было сказано, однако веселая мелодия слов звенела и танцевала у нее в голове.
   — Победа почти уже у меня в руках, — пробормотал принц, когда копыта коня Илтариена оторвались от каменного пола. — Однако разум отягощен мрачным предчувствием. Спуститься сейчас на Равнину означает пойти навстречу своей судьбе. Кто-то предаст меня — уж не ты ли?
   — Господин, — проговорил чей-то льстивый голос, — если эрисбанден окажется предательницей…
   — Яллери Браун, это же дочь смертного народа. Чего еще ждать от нее, как не измены? Дочь людей, не меньше… однако она могла бы добиться большего.
   Морраган нагнул голову к Ашалинде.
   Девушка почувствовала, как распадается на частицы, растворяется во вселенной, сливается с ней — кровь ее струилась с потоками рек, в голове шумел и бурлил океан, приливы которого вздымались в такт медленному биению ее сердца. Волосы ее прорастали длинными зелеными листьями, в венах текла весенняя живица, а тихий ветер темными локонами крался по неизведанному пейзажу. Она вознеслась в регионы, где за темными панелями ее глаз сияли звезды, а в призрачной дали таяли солнечные огни.
   Принц-Ворон легонько коснулся ее губ своими.
   — Нежить, — сказал он Яллери Брауну, — если по твоей милости хоть один волосок упадет с ее головы, клянусь, я разрублю тебя напополам.
   Дыхание принца Светлых пахло сладкой гвоздикой.
 
   Далеко внизу скакун Ангавара приземлился среди кавалерии Вороньего кургана, и Ангавар отправился на переговоры. По всей видимости король бросил вызов, оспаривая власть Моррагана над Вышней равниной и крепостью и требуя чего-то еще. Лорд Илтариен сурово и надменно передал ответ, продиктованный принцу предвидением — ибо кто мог предсказать побуждения и желания противника лучше, чем его же близнец? Тон и общий смысл этого ответа не вызывали никаких сомнений. Вызов был встречен ответным вызовом: никто не хотел уступать, никакой надежды на примирение не оставалось.
   И тогда снова прозвучал ясный и звучный голос Ангавара. На сей раз Верховный король говорил на Всеобщем наречии, дабы все могли слышать его.
   — Тогда, брат мой, раз нет меж нами согласия, — вскричал он, — ты должен встретиться со мною в поединке.
   И он приказал своему Королевскому Аттриоду скакать назад, за ряды верных рыцарей, вниз по круче к ожидающим внизу Легионам, дабы вести их в бой и защищать от сил Неявных.
   Но над Равниной пропели трубы. Копья передних рядов обоих Светлых отрядов, еще минуту назад направленные в темное звездное небо, теперь опустились горизонтально. Рыцари зажимали концы древков под мышками. В средних рядах мечи с дружным звенящим свистом покинули ножны. Боевые трубы вторично пропели сигнал, и враждующие стороны пустили коней в галоп. С ужасающим ревом они встретились, как два грохочущих морских вала, и земля задрожала от этого чудовищного столкновения.
   И когда Светлые рыцари схлестнулись в единоборстве, внизу, под утесами, Аттриод поднялся против Аттриода, и густой туман выползал из лесов, клубился над каждым ручьем и источником, заволакивая сражающиеся Легионы. Сквозь эту завесу смутно виднелись жуткие фигуры, что крались между деревьями, вылезали из болот, из расщелин в земле — и явно питали притом самые зловещие намерения. Однако среди них двигались и иные колдовские создания, защитники людей Эриса. Они не показывались в открытую, различить их удавалось лишь краешком глаза, мимолетно — то были уриски и лютые воины с шелковистыми седыми волосами, вооруженные трезубцами, черные псы размером с доброго жеребенка, карлики с боевыми топорами, горбуны, поднимающие над головой лампы, и прочие существа, слишком скрытные, чтобы разглядеть их даже уголком глаза.
   Клинки Светлых опускались и поднимались, разбрызгивая звездные искры. Ашалинде битва казалась сплошным хаосом, невнятной суматохой, бурлящим танцем смерти и разрушения. Замерев на развалинах башни, она неверящими глазами смотрела вниз, не в силах отвести взгляд.
   Ангавар не присоединился к своим сражающимся рыцарям. Он скакал сквозь ряды бойцов Моррагана, не обращая на них никакого внимания, словно не замечая, словно они никогда и не смели восставать против него. И они в изумлении расступались, не дерзая оказать ему сопротивления. Так величав он был в своем гневе, что рыцари Вороньего кургана невольно вспоминали с новой силой, что он — законнейший их король, а сами они — предатели и изменники.
   Могучие крылья Римскатра принесли Ангавара вниз, на земли под утесами, где он сражался бок о бок с членами Королевского Аттриода, защищая смертные Легионы. Ужасный Куачаг пал от удара Арктура, повержен был и Атах, однако Октарус Огье рухнул со своего эотавра, сраженный Галлом, сильнейшим из спригганов. Он упал меж пылающих шатров, и Итч Уизге разорвал его на куски, как раз в то время, как Керб пронзил копьем сердце отважного Джона Друмдунача, а Ангавар не успел пробиться сквозь сечу, дабы помочь своим товарищам. И когда это произошло, стало ясно, что гнев Ангавара достиг наивысших высот — охваченный жаждой мщения, король разил гнусную нежить обеими руками. Сияющее лезвие Арктура омылось свинцовой кровью.
   А высоко в опаленных молниями развалинах башни Аннат Готалламора, где плющ оплетал крошащиеся камни, а из трещин росли лилии, возбужденно плясал на месте, скребя серебряными копытами пол и вскидывая длинную морду, волшебный скакун. Глаза его хозяина задумчиво созерцали Ашалинду. Девушка вяло отметила про себя, что принц уже в полном боевом облачении. В глазах его поселилась решимость.
   Она сердилась на себя за то, что не в силах противостоять его колдовской силе, хотя и понимала, что смертному было бы бесполезно даже пытаться оказывать сопротивление владыке Светлых. Ее гордости было мучительно больно осознавать, что, как ни борись, как ни бейся, все усилия будут напрасны. Поэтому девушка завернулась в остатки чувства собственного достоинства, как в рваный плащ. Нет, она не будет протестовать, не будет умолять или возмущаться — это слишком унизительно. Внешне она казалась вполне довольной своей участью — однако под напускной невозмутимостью бушевали скрытые страсти.
   Принц поднял девушку, посадил на спину своего коня и вспрыгнул в седло. Они не летали по воздуху, а под перестук копыт спустились по лестнице из башни, выехали через главные ворота Аннат Готалламора и далее вниз по извилистой дороге, что вела с Черного кряжа. За ними ехали виночерпий Моррагана, его бард и придворные дамы, а еще чуть подальше тянулся шлейф всякой нежити.
   Наследный принц ехал на переговоры со своим братом. Помимо возмущения, лихорадочного жара от близости Моррагана и головокружения, охватывающего девушку при каждом его случайном прикосновении, в Ашалинде боролись два основных чувства: страх и радость от предстоящей встречи с Ангаваром-Торном. Неминуемость этой встречи исполняла ее восторгом и ужасом. Бедняжка умирала от желания снова увидеть возлюбленного, но вдруг он посмотрит на нее с презрением? Ах, она не вынесет даже легкого укора с его стороны!
   — Как тебе нравится ехать на моем волшебном скакуне? — шепнул Морраган на ухо пленнице.
   Неожиданный вопрос насторожил девушку. Она хотела ответить, но язык у нее отяжелел, словно налился свинцом, она не могла даже пошевелить им. Морраган расхохотался у нее над плечом — по телу девушки пробежала дрожь от этого раскатистого смеха.
   — А ты думала, я поцеловал тебя в знак любви? — спросил принц. — Вот ведь глупая и тщеславная девица! Увы, вынужден разочаровать тебя — твои расчеты не оправдались.
   Ашалинду охватили ярость и отчаяние. Недавним поцелуем он лишил ее дара речи. А ведь единственная слабая надежда пленницы состояла в том, чтобы пустить в ход исключительно людское оружие — умение лгать. Однако теперь она снова стала немой — и на безумный миг на Ашалинду нахлынул иррациональный страх, что вместе с немотой к ней вернутся и все остальные напасти, что она снова сделается уродливой, одинокой, всеми презираемой, снова лишится памяти. Пророческий дар Моррагана каким-то образом предупредил его о намерениях пленницы. Кто-то предаст меня — уж не ты ли? Ведь она и в самом деле хотела крикнуть что-нибудь Ангавару, помочь ему, если только получится, — и вот теперь это стало невозможно.
   Однако пока Ашалинда скакала с принцем вниз с Черного кряжа, ее вдруг осенила новая мысль, рожденная отчаянием. Сперва совсем слабая, мысль эта постепенно обрела отчетливые очертания, начала набирать силу.
   Когда Морраган со своей свитой приблизились к полю боя, раздались всеобщие крики, и сражающиеся отряды разъехались, остановили битву. Боевые кони замерли на месте, на Равнину пала тишина, мгновенно объявшая все кругом, — так пробегает рябь по глади черного озера. Внизу, под обрывом, сражение тоже прекратилось. Колдовские твари уже не рвались напиться человеческой крови, а солдаты Эриса, повинуясь какой-то первобытной интуиции, разом поворачивали головы к Вышней равнине.
   Орел и Ворон сошлись.
   Невдалеке друг от друга всадники спешились, однако Морраган по-прежнему удерживал свою пленницу, легонько обвив рукой ее талию. Снова, после столь долгой разлуки, увидев Торна, девушка вся трепетала от волнения. Воители, созданные из огня и тени, высокие герои древних легенд, эти королевские братья, ныне взиравшие друг на друга, но разделенные непримиримой и горькой враждой, были так хороши собой, что при одном взгляде на них сердце останавливалось от восторга, дыхание замирало на устах. Опасными выглядели они, и один, и другой — но какими же прекрасными!
   Ашалинда впервые видела Торна тем, кем он был на самом деле, а не тем, за кого себя выдавал. И в первый раз он видел ее такой, какой была она. Ни тени упрека не омрачило его взор, ни малейшей горечи, что она не доверила ему своей тайны. Он глядел на нее с таким лихорадочным напряжением, такой скорбью, что ей вдруг пришло в голову: если Светлый вообще способен глубоко любить, то в глазах Ангавара она сейчас читала именно такую страсть. Открытие это потрясло Ашалинду до глубины души, исполнило жгучей, невыносимой радостью. Девушка глубоко устыдилась того, что так незаслуженно сомневалась в возлюбленном. Увы, понимание пришло к ней слишком поздно.
   Ангавар-Торн не улыбнулся ей, даже не посмотрел на нее вторично после того первого обмена взглядами, в котором было выражено столь много. Все его внимание было устремлено на Моррагана, Ашалинды же он словно и вовсе не замечал. Она знала его достаточно хорошо, чтобы отдавать себе отчет: его всегда более всего интересует то, на что он обращает меньше всего внимания — показное небрежение маскирует самый пристальный его интерес. На самом деле он не упускал ни единого движения девушки.
   — Ключ у меня, — холодно, без всяких преамбул произнес Морраган.
   Ангавар ответил ему — и ясный голос короля Светлых звучал мягко, как спокойный океан, в глубине которого скрываются смертоносные течения:
   — Не ключ, а девушка. Будь у тебя ключ, ты бы сейчас стоял на иных берегах.
   — Она и есть ключ — и ты прекрасно это знаешь, — парировал Морраган, — только вот знание досталось тебе слишком поздно. Я могу убить ее или превратить в камень так быстро, что ты и вмешаться не успеешь.
   — И где тогда будет твой ключ?
   — Если ты будешь снова мешать мне, какое мне дело до ключа? Главное, что и ты не вернешься в Королевство. Что мне до изгнания, если оно будет значить изгнание и для тебя? — Принц оскорбительно улыбнулся.
   Ашалинда хотела сказать Ангавару-Торну: «Он не сделает этого, он не тронет меня». Но язык у нее во рту одеревенел, а пальцы Моррагана жгли запястье, словно огнем.
   — Ты не тронешь эту кайлеаг, — сказал Ангавар. — Забыл? Я слишком хорошо тебя знаю.
   — Пусть не я, — пожал плечами Морраган. — Зато другие вполне тронут.
   Яллери Браун, стоявший неподалеку, начал бочком-бочком придвигаться поближе.
   — Только по твоему приказанию, — ровным голосом возразил Ангавар.
   — Рискнешь проверить? — спросил его младший брат.
   Наступила тишина — жаркая, напряженная пауза, исполненная едва сдерживаемой ярости. Оба владыки Светлых мерили друг друга взглядами — ни один не желал отвести глаз первым, как будто их связали два стальных прута. И так ужасен был этот поединок взглядов, что ни один смертный не мог выдержать его, все в страхе отворачивались и прятали взор.