Страница:
Леди Чейнхилл начала багроветь, и тогда Гурьев проделал нечто настолько немыслимое и ужасающе неприличное, что у Рэйчел всё поплыло перед глазами: резко шагнув вперёд и наклонившись к баронессе, он обвёл языком её ухо и прихватил мочку зубами. Рэйчел буквально остолбенела, увидев, какой длинный и гибкий у него язык, а Элизабет, чтобы выдержать острый приступ наслаждения, пронизавший всё её существо, пришлось судорожно ухватиться за спинку кресла. А Гурьев, отступив, как ни в чём не бывало, улыбнулся и произнёс почти ласково:
– Просто хотел проверить, достаточно ли тщательно вы моете уши для того, чтобы мне не пришлось дважды повторять для вас что-нибудь особенно важное. Желаю вам успешной охоты и приятного вечера, баронесса.
В следующее мгновение Гурьев уже вёл Рэйчел в очередном туре венского вальса. Всё ещё пребывая в смятении, она оглянулась и поймала взгляд Элизабет, полный ненависти и… восхищения. Рэйчел гордо вскинула подбородок и впервые за всё это время посмотрела Гурьеву в глаза:
– Вы думаете, это сойдёт вам с рук?!
– Это сойдёт мне с рук, леди Рэйчел, - усмехнулся Гурьев, и по этой усмешке Рэйчел поняла: сойдёт - и далеко не только это. - Хотите пари?
– Нет, - подумав, улыбнулась Рэйчел. - Пожалуй - нет, не хочу.
Это был первый вечер после довольно продолжительного перерыва, и Рэйчел устала. Устала до такой степени, что задремала в такси, которое по плану должно было отвезти домой сначала Гурьева, а потом её. Но получилось наоборот. Потому что Рэйчел уснула у него на плече. Проснувшись оттого, что автомобиль остановился, и шум мотора смолк, Рэйчел поспешно отстранилась:
– Простите.
Какое счастье, что уже темно, подумала Рэйчел. Что это происходит со мной опять?! Опять. Всегда. Всегда. Господи Всемогущий, я даже не знаю, как его зовут. Я вообще ничего не знаю о нём. То, что он рассказал… Это может и не быть правдой. Это может быть просто история. Может быть, он вообще с Марса. Или с Венеры. Ничего. Это просто болезнь. Я заболеваю, наверное. Но я выздоровею. Я ведь всегда выздоравливаю?
– Я вас провожу. Вы позволите?
– Пожалуй, - кивнула Рэйчел.
Гурьев вышел, открыл дверцу с её стороны, подал ей руку, помог выбраться из салона. И повёл к крыльцу, осторожно держа её под локоть, - словно боялся, что она упадёт. У двери Рэйчел повернулась к нему лицом, и на губах её снова заиграла улыбка:
– Должна сказать вам, что вы произвели фурор. Вас нашли чрезвычайно милым, интригующе непосредственным и экзотически таинственным. Без всякого сомнения, это настоящий успех. Я была готова лопнуть от гордости за вас. Ну, а уж что произойдёт после происшествия с Элизабет, я вообще боюсь себе представить. Вас это не пугает, как я вижу?
– Сейчас я начну возвращать комплименты, - в голосе Гурьева звучала неприкрытая, хотя и шутливая угроза.
– Не стоит, - Рэйчел продолжала улыбаться. - Ко всему прочему, ваша внешность производит на женщин совершенно сногсшибательное впечатление. Догадываюсь, что вы отлично знаете это и пользуетесь своим оружием без всякого стеснения. Меня завалили вопросами - кто вы по происхождению и насколько обеспеченны. Не хотите составить себе удачную партию? Правда, девушка из общества вряд ли согласится последовать за вами в Россию. Впрочем, я уверена, вам и самому совершенно нечего там делать.
– Вы это всерьёз?
О, Боже, подумала Рэйчел. Это что же - он насмехается надо мной?!
– Вполне, - она упрямо задрала подбородок. - Вы же знаете, какой популярностью пользуются титулованные невесты у состоятельных…
– Выскочек, - закончил Гурьев. - Именно так они всегда и поступают, не правда ли?
– Вы…
– А я слишком неотёсан для того, чтобы меня сочли настоящим джентльменом. Потому что только настоящий джентльмен в состоянии жениться на подставке для шляпки. Леди Рэйчел.
– Или чтобы жениться вообще.
– Иногда необходимо нарушать правила для того, чтобы оставаться самим собой. Поэтому я очень ценю людей, умеющих делать это. Тем больше, чем отважнее и безогляднее они это делают.
– Должна ли я понимать это так, что вы предпочитаете ни к чему не обязывающие отношения с женщинами, чья репутация невосстановима?
– Предпочитаю сам решать, обязан ли я чем-либо кому-нибудь - и до какой степени. И что представляет из себя чья-нибудь репутация, с которой мне захочется поработать. А уж когда я это решу…
Кажется, я понимаю, что ты решил, подумала Рэйчел, чувствуя, что опять, уже неизвестно в который раз, неудержимо краснеет и мысленно благодаря Бога за то, что свет фонаря над крыльцом дома скорее сгущает темноту, нежели освещает что-то. Сердце её колотилось у самого горла, но она протянула Гурьеву обе руки - так, словно предупреждение, прозвучавшее только что, не имело к ней ни малейшего отношения:
– Спасибо за чудесный вечер, Джейк. За мной давно никто так не ухаживал.
– Я старался, - честно признался Гурьев, целуя её руку и еле сдерживая рвущееся наружу желание обнять молодую женщину.
– Да, для сбежавшего из джунглей Амазонки совсем недурно, - кивнула она.
– Спасибо, леди Рэйчел.
– Вам совсем не обязательно говорить "леди", когда нет посторонних, Джейк, - тихо проговорила Рэйчел. - Главное, ничего не придумывайте себе. Не забывайте, что мы… партнёры, - она подняла на него взгляд. Крошечная заминка не ускользнула от его внимания, но Гурьев приказал себе не сметь сосредотачиваться на этом. Пока. - Договорились?
– Да, Рэйчел. До завтра.
– До послезавтра, Джейк. Спокойной ночи.
Гурьев поклонился и стремительно сбежал по ступенькам вниз. Рэйчел услышала, как хлопнула дверца, застрекотал мотор, и звук этот растаял в темноте. Она вздохнула, опустила голову и шагнула через порог.
Лондон. Апрель 1934 г.
Лондон. Апрель 1934 г.
– Просто хотел проверить, достаточно ли тщательно вы моете уши для того, чтобы мне не пришлось дважды повторять для вас что-нибудь особенно важное. Желаю вам успешной охоты и приятного вечера, баронесса.
В следующее мгновение Гурьев уже вёл Рэйчел в очередном туре венского вальса. Всё ещё пребывая в смятении, она оглянулась и поймала взгляд Элизабет, полный ненависти и… восхищения. Рэйчел гордо вскинула подбородок и впервые за всё это время посмотрела Гурьеву в глаза:
– Вы думаете, это сойдёт вам с рук?!
– Это сойдёт мне с рук, леди Рэйчел, - усмехнулся Гурьев, и по этой усмешке Рэйчел поняла: сойдёт - и далеко не только это. - Хотите пари?
– Нет, - подумав, улыбнулась Рэйчел. - Пожалуй - нет, не хочу.
Это был первый вечер после довольно продолжительного перерыва, и Рэйчел устала. Устала до такой степени, что задремала в такси, которое по плану должно было отвезти домой сначала Гурьева, а потом её. Но получилось наоборот. Потому что Рэйчел уснула у него на плече. Проснувшись оттого, что автомобиль остановился, и шум мотора смолк, Рэйчел поспешно отстранилась:
– Простите.
Какое счастье, что уже темно, подумала Рэйчел. Что это происходит со мной опять?! Опять. Всегда. Всегда. Господи Всемогущий, я даже не знаю, как его зовут. Я вообще ничего не знаю о нём. То, что он рассказал… Это может и не быть правдой. Это может быть просто история. Может быть, он вообще с Марса. Или с Венеры. Ничего. Это просто болезнь. Я заболеваю, наверное. Но я выздоровею. Я ведь всегда выздоравливаю?
– Я вас провожу. Вы позволите?
– Пожалуй, - кивнула Рэйчел.
Гурьев вышел, открыл дверцу с её стороны, подал ей руку, помог выбраться из салона. И повёл к крыльцу, осторожно держа её под локоть, - словно боялся, что она упадёт. У двери Рэйчел повернулась к нему лицом, и на губах её снова заиграла улыбка:
– Должна сказать вам, что вы произвели фурор. Вас нашли чрезвычайно милым, интригующе непосредственным и экзотически таинственным. Без всякого сомнения, это настоящий успех. Я была готова лопнуть от гордости за вас. Ну, а уж что произойдёт после происшествия с Элизабет, я вообще боюсь себе представить. Вас это не пугает, как я вижу?
– Сейчас я начну возвращать комплименты, - в голосе Гурьева звучала неприкрытая, хотя и шутливая угроза.
– Не стоит, - Рэйчел продолжала улыбаться. - Ко всему прочему, ваша внешность производит на женщин совершенно сногсшибательное впечатление. Догадываюсь, что вы отлично знаете это и пользуетесь своим оружием без всякого стеснения. Меня завалили вопросами - кто вы по происхождению и насколько обеспеченны. Не хотите составить себе удачную партию? Правда, девушка из общества вряд ли согласится последовать за вами в Россию. Впрочем, я уверена, вам и самому совершенно нечего там делать.
– Вы это всерьёз?
О, Боже, подумала Рэйчел. Это что же - он насмехается надо мной?!
– Вполне, - она упрямо задрала подбородок. - Вы же знаете, какой популярностью пользуются титулованные невесты у состоятельных…
– Выскочек, - закончил Гурьев. - Именно так они всегда и поступают, не правда ли?
– Вы…
– А я слишком неотёсан для того, чтобы меня сочли настоящим джентльменом. Потому что только настоящий джентльмен в состоянии жениться на подставке для шляпки. Леди Рэйчел.
– Или чтобы жениться вообще.
– Иногда необходимо нарушать правила для того, чтобы оставаться самим собой. Поэтому я очень ценю людей, умеющих делать это. Тем больше, чем отважнее и безогляднее они это делают.
– Должна ли я понимать это так, что вы предпочитаете ни к чему не обязывающие отношения с женщинами, чья репутация невосстановима?
– Предпочитаю сам решать, обязан ли я чем-либо кому-нибудь - и до какой степени. И что представляет из себя чья-нибудь репутация, с которой мне захочется поработать. А уж когда я это решу…
Кажется, я понимаю, что ты решил, подумала Рэйчел, чувствуя, что опять, уже неизвестно в который раз, неудержимо краснеет и мысленно благодаря Бога за то, что свет фонаря над крыльцом дома скорее сгущает темноту, нежели освещает что-то. Сердце её колотилось у самого горла, но она протянула Гурьеву обе руки - так, словно предупреждение, прозвучавшее только что, не имело к ней ни малейшего отношения:
– Спасибо за чудесный вечер, Джейк. За мной давно никто так не ухаживал.
– Я старался, - честно признался Гурьев, целуя её руку и еле сдерживая рвущееся наружу желание обнять молодую женщину.
– Да, для сбежавшего из джунглей Амазонки совсем недурно, - кивнула она.
– Спасибо, леди Рэйчел.
– Вам совсем не обязательно говорить "леди", когда нет посторонних, Джейк, - тихо проговорила Рэйчел. - Главное, ничего не придумывайте себе. Не забывайте, что мы… партнёры, - она подняла на него взгляд. Крошечная заминка не ускользнула от его внимания, но Гурьев приказал себе не сметь сосредотачиваться на этом. Пока. - Договорились?
– Да, Рэйчел. До завтра.
– До послезавтра, Джейк. Спокойной ночи.
Гурьев поклонился и стремительно сбежал по ступенькам вниз. Рэйчел услышала, как хлопнула дверца, застрекотал мотор, и звук этот растаял в темноте. Она вздохнула, опустила голову и шагнула через порог.
Лондон. Апрель 1934 г.
Гурьев сел в такси на переднее сиденье. Шофёр удивлённо на него покосился, но не возразил. Гурьев повторил адрес, и они тронулись.
Русский, решил Гурьев, рассматривая таксиста. Вот точно - русский. Мой тип. А что, рискнём? И он беззаботно засвистел мотив "Варяга".
Реакция не заставила ждать себя слишком уж долго, - к середине первого куплета шофёр нажал на тормоз так, что со всех сторон раздались возмущённые вопли клаксонов. Гурьев посмотрел на вытаращившегося на него шофёра и усмехнулся, забросив следующий крючок:
– Немножко подзабыли, как красиво швартоваться, не так ли, господин капитан? - первым начал он по-русски. - Ну, это ничего. Это службишка, не служба. Дело поправимое.
– Вы… кто? - хрипло спросил шофёр, тоже по-русски.
– Гурьев. Яков Кириллович. Будем знакомы, господин капитан? - он развернулся лицом к шофёру и протянул тому правую руку, - ту самую, на которой браслет.
– Господин Гурьев? Или товарищ Гурьев?
– Сочту за честь стать вам товарищем, господин капитан, - рука его упрямо висела в воздухе.
Шофёр, видимо, всё ещё колеблясь, взял руку Гурьева и чуть повернул, рассматривая браслет. И, приняв пароль за верный, кивнул:
– Осоргин. Вадим Викентьевич. Капитан второго ранга, минный крейсер "Переславль", Черноморский флот. Ныне, кажется, краснознамённый?
А вот теперь пришла очередь Гурьева удивляться.
– Не может быть, - он так сдавил руку Осоргина, что тот поморщился против воли. - Не может быть.
– Ну, отчего же, - печальная усмешка искривила губы моряка. - И небывалое, как известно, бывает. А вы разве…
Гурьев знал. Перед ним сидел человек - живая легенда. Капитан Осоргин, уведший свой корабль из-под носа у красных, взяв на борт всех, кого мог утащить из охваченного паникой Новороссийска. Осоргин, протянувший на двух винтах и одной турбине через Дарданеллы и всё Средиземноморье - до самого Гибралтара. Не может быть, подумал Гурьев. Просто не может такого быть. Таких совпадений не бывает. Вот не бывает такого, и всё.
– Я думал, вы в Париже.
– Я тоже так сначала думал, - вздохнул Осоргин. - А зачем? Не люблю я французский… Несколько моих офицеров остались там. А остальные, кто со мной, - сюда. Теперь здесь вот… перебиваемся. Кому повезло, кто помоложе был - под торговый "юнион джек". А кто рылом не вышел - под шашечки пожалуйте.
– Пройдёмся ещё под Андреевским, господин капитан, - озорно улыбнулся Гурьев. - Давайте поедем, поднимемся ко мне. Посидим, как у нас, флотских, положено.
– Я за рулём, - усмехнулся невесело Осоргин.
– Ничего, Вадим Викентьевич, - Гурьев отпустил его руку. - Переночуете у меня, места хватит. А с завтрашнего утра вы на службе. Поедем. Я всё объясню.
– Гурьев, - Осоргин прищурился, посмотрел в лобовое стекло. - Гурьев. Легенда Корпуса. Единственный, кажется, в истории флота мичман при выпуске. "Гремящий", кажется? У Эзеля где-то их потеряли. Откуда браслет?
– Шестерых спасли датские рыбаки. Его не спасли, а браслет он велел передать мне. Браслет и наградной "Браунинг". Полозов и передал. Константин Иванович Полозов.
– Его плохо помню. Неважно. Как это произошло?
– Приняли бой с "Аугсбургом" и "Бременом". Шансов было - ноль, не мне вам объяснять. Но не сдались.
– Погибаю, но не сдаюсь, - Осоргин кивнул и снова взглянул на руку Гурьева с браслетом. - Ах, как это романтично, - погибаю, но не сдаюсь. Что ж, Яков Кириллович. Поехали, пожалуй.
Они остановились у дома, где находилась студия, снятая Рэйчел для Гурьева. Осоргин закрыл машину, и они поднялись наверх.
Гурьев быстро собрал на стол, открыл бутылку виски:
– Извините, господин капитан. Водки нет. Не готовился.
– Это хорошо, что не готовился, - кивнул Осоргин. И, разлив спиртное, поднял рюмку на уровень груди: - Помянем, Яков Кириллович. Погибаю, но не сдаюсь. Эх!
Он опрокинул виски в себя таким движением, как будто это всё-таки была водка. Его примеру последовал и Гурьев.
Осоргин опустился на стул, дождался, пока сядет Гурьев, налил по второй, легонько стукнул ножкой своей рюмки по его посудине:
– За встречу?
– За встречу, господин капитан.
Они снова выпили. Помолчали. Гурьев не торопился, - ждал, пока Осоргин созреет, чтобы задавать вопросы. Ожидание его длилось не слишком долго:
– Каким же ветром вас в Лондон-то занесло, Яков Кириллович?
Гурьев и сам не ожидал, что сможет уложиться в десяток предложений. Но уложился. Некоторые, особо пикантные нюансы - вроде шаровой молнии - он пока что опустил. Не так уж и много рассказывать. Дослушав, Осоргин разлил третью порцию:
– Легки вы на подъём, однако.
Это еврейская кровь, усмехнулся про себя Гурьев, но промолчал. Осоргин посмотрел на него исподлобья:
– А где же вы повоевать-то успели, Яков Кириллыч?
– Успел, - Гурьев чуть прищурился. - А что, разве заметно?
– Заметно, - кивнул моряк. - Хотели бы скрыть - я бы не заметил. А вы ведь и не скрываете.
– Нет, - улыбнулся Гурьев, - и не думал. Стыдиться нечего. Успел. В Трёхречье. В Маньчжурии.
– На чьей стороне, если не секрет?
– Ни на чьей, - Гурьев покачал головой. - Не был я тогда готов ни на чьей стороне воевать. Людей защищал, как умел. Плохо умел, конечно. А теперь займемся кое-чем поинтереснее.
– И что же это?
– Делом. Теперь нам предстоит множество дел, Вадим Викентьевич. В основном не очень весёлых и уж точно не слишком приятных. А также, возможно, кровавых. Вы как?
– Что это значит?
– Это значит, что можно попробовать.
– Попробовать - что?!
– Вернуться, Вадим Викентьевич. Только не приползти на карачках к большевикам, как некоторые это делают сейчас, а вернуться по-настоящему.
– Это чепуха, - махнул рукой Осоргин. - Они убивают всех, кто пытается хотя бы делать вид, что шевелится. Барон Врангель, генерал Кутепов…
– А мы никому не скажем, - наклонился через стол Гурьев. - Никому из посторонних, я имею ввиду.
– Вы представляете, сколько людей…
– Три десятка. Пока больше не нужно.
– Это смешно.
– Нет. Вы просто ещё всего не знаете. Я вам расскажу и покажу. Тогда вы, возможно, измените своё мнение. То есть наверняка измените, потому что вы боевой офицер. Я прекрасно понимаю, что вы сейчас думаете. И вообще, и обо мне в частности. Понимаю, что вы - и не только вы - давно отчаялись в душе, даже если снаружи пытаетесь делать вид, будто это не так. Я не собираюсь вас уговаривать, Вадим Викентьевич. Я буду действовать. И мне требуется помощь. В том числе ваша помощь.
Осоргин молчал невероятно долго, то поднимая взгляд на Гурьева, то опуская его вновь, задумчиво проворачивая в руках пустую рюмку.
– Что же реально можно предпринять? - стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, спросил Осоргин. - С десятком или с двумя? Пусть с тремя.
– Мы только начнём с десятков. Это так. Большевики тоже начинали не с миллионов, господин капитан. Дело не в количестве голов. Нужны просто правильные инструменты. И нужно научиться ими пользоваться. Мы научимся. И вообще, - Гурьев откинулся на спинку стула, сложил на груди руки и отчаянно улыбнулся, - дело даже не в этом. Дело в том, что нельзя смотреть. Надо драться. А получится или нет… Это не нам решать, Вадим Викентьевич. Если не драться, то точно ничего не получится. Вот совершенно.
– А как это вы угадали, Яков Кириллыч? - усмехнулся вдруг Осоргин. - Гипнотизёр вы, что ли?
– Я наблюдательный.
– Ладно, господин вперёдсмотрящий, - Осоргин поднял рюмку. - За полное взаимопонимание, Яков Кириллович.
Осоргину от выпивки ничего не делалось. То ли выброс адреналина так на него подействовал, то ли ещё по какой причине. Это хорошо, подумал Гурьев. Это радует.
Он хотел было уже перевести дух, но тут-то и получил с размаху по сусалам:
– А она кто?
– Она…
Гурьев не смог справиться с лицом. Не смог - и всё тут.
– Ого, - вздохнул Осоргин. И снова наполнил посуду: - Ну, давайте, Яков Кириллыч.
– За прекрасных дам, - усмехнулся Гурьев и взял свою рюмку.
– Нет, - мотнул головой Осоргин. - За любимых женщин. За наших любимых.
Они оба замолчали, - надолго. Гурьев не решался спросить Осоргина о семье. Сам расскажет, когда время настанет, подумал он. Ну, пора.
– А служба - вот какая, Вадим Викентьич. Мне нужна армия. Маленькая, но армия. Из наших. Из настоящих наших.
– Понятно, - Осоргин опустил голову, посмотрел на свои руки. - Принципы рекрутирования? Если можно это так назвать.
– Вполне. Офицеры. Марковцы. Дроздовцы. Корниловцы. Моряки. Прочие, имеющие опыт боёв. Любых, неважно, где и когда. Георгиевские кавалеры, если встретятся, в идеале - кавалеры солдатских крестов. Возраст - желательно не старше сорока пяти, лучше - моложе, однако мальчиков попрошу всё же избегать. Пока. Нам требуются люди, умеющие и желающие самостоятельно мыслить, пусть и в рамках заданных границ. Хорошая физическая форма - или возможность достаточно быстро таковую приобрести. Желательно - пока одиноких либо без стойких привязанностей. Попутный совет, Вадим Викентьич - ищите людей своего типа. Так меньше возможностей ошибиться. Я сам всегда действую подобным манером.
– Странно это очень, Яков Кириллыч.
– Что странно?
– По типу, по складу мышления, по речи - я вас как своего ровесника ощущаю. А вы, простите, молоды ведь просто бессовестно. Непростительно, если будет позволен мне такой каламбур.
– Вот именно поэтому мне придётся доверить вам подбор кадров, - вздохнул Гурьев. - Каждому всё с самого начала объяснять - даже моего терпения на это не хватит. Объяснять, через понятную настороженность продираясь? После вас, Вадим Викентьевич, я, разумеется, с каждым побеседую. И плотно. Но после, а не вместо. И будьте готовы к тому, что не все ваши кандидаты пройдут отбор. Что же касается молодости… Мы с вами, господин капитан - как снаряды. Только я позже изготовлен. Вот и вся разница.
– Ну, не уверен, - покачал головой Осоргин. - Насчёт снарядов - это интересно. Но вот калибр-то у вас, Яков Кириллыч… Поболе будет.
– Даже не калибр, - задумчиво произнёс Гурьев. - Не калибр, скорее, начинка.
– Шимоза, - усмехнулся Осоргин. - Не то, что во мне, - дымный порох, да ещё и отсыревший, к тому же.
– Высушим, Вадим Викентьевич, - широко улыбнулся Гурьев. - Да не в этом дело.
– А в чём же?
– На самом деле я во многом не понимаю ваше поколение, Вадим Викентьевич. И с ужасом думаю иногда, что было бы, останься отец в живых. Я ведь не идеализирую прошлое, в отличие от многих из вас. Хотя у меня-то как раз имеются для этого все основания.
– Вы полагаете, мы его идеализируем? Прошлое?
– Конечно, Вадим Викентьевич. Без всякого сомнения. Таково свойство человеческой памяти. А ведь каратели Ренненкампф и Меллер-Закомельский, и девятое января, и пожары на Пресне, и быдло-солдатики, посылаемые толпами под пулемёты, - всё это тоже наше прошлое. Очень не хочется об этом помнить. Совершенно не хочется. А надо.
– Тогда зачем?!
– Затем, что Большевизия-Коминтерния, желающая растоптать весь мир - не Россия. Россия не была ни сказочным берендеевым царством, ни священной державой народа-богоносца. И безобразий было выше головы, и скотства хватало, и система, в самом деле, прогнила, и династия выдохлась окончательно, и тысяча ещё может быть названо причин. Но при всём этом - курс на мировую революцию мне нравится куда меньше. То есть совсем не нравится. Это всё портит. Что бы ни говорили - Россия всё же была живая страна, не идеальная, но живая. А не механическая орда, надвигающаяся на человечество. Вот затем. Чтобы не вляпаться снова.
– На что вы надеетесь, Яков Кириллыч?
– На то, что ещё не поздно. Что есть ещё шанс. Пусть последний, но есть.
– Шанс? - переспросил Осоргин. И покачал головой: - Шанс.
– Я знаю, как нелегко в это поверить. Просто очень многое изменилось.
– Давно ли?
– Не слишком. Но изменилось очень сильно. И будет меняться дальше. Мы только чуть-чуть подтолкнём. Направим процесс.
В конце-то концов, подумал моряк. Заниматься своим делом - или вертеть баранку, к которой так и не привык по-настоящему? День за год. Почему мне так нравится этот мальчишка, прах меня побери?! Мальчишка? О-о, нет. Не мальчишка. Всё, что угодно. Только не это.
– Мы сделаем вот что, Вадим Викентьевич, - продолжил Гурьев. - Я не собираюсь ни пирамид выстраивать, ни пудрить мозги, - ни вам, ни кому-либо другому. Вы лицензию таксиста имеете?
– Нет.
– Я куплю вам лицензию и таксомотор. Он будет полностью и безраздельно ваш, вот совершенно. И в любую минуту, как только вам окажется со мной не по пути, вы вернётесь к прежней жизни. Мне кажется, так будет достаточно честно. Согласны?
– Согласен. В излишнее благородство играть не стану, опыт не тот. Тем более, что выкуп вы сами назначили. Так что - на том и порешим.
– Ну и прекрасно, - Гурьев снова разлил спиртное по рюмкам.
– Хорошо. К делу, - кивнул Осоргин. - Сколько всё-таки человек, поточнее?
– Не более двух отделений. Плюс резерв и штаб. Итого - тридцать человек максимум. Большим количеством нам и руководить пока не под силу, и может вызвать ненужные кривотолки и слухи. И размещать людей надо, и довольствие организовать, и средства потребуются.
– Вот мы и подошли к следующему вопросу, - усмехнулся Осоргин.
По движению, которым моряк достал и закурил новую папиросу, Гурьев понял, в каком волнении тот пребывает. Он кивнул:
– Разумеется. Прошу к столу, господин капитан.
Несколько картинным, рассчитанным на эффект жестом, Гурьев вынул из кармана бархатный мешочек и высыпал его содержимое перед Осоргиным. Моряк непроизвольно отшатнулся, едва удержавшись на стуле.
В этой кучке не было ни одного алмаза весом менее чем в пять каратов. А были и тяжелее. И несколько штук, тянувших, пожалуй, на добрый десяток.
– О… Однако, - хрипло проговорил Осоргин через некоторое время, не обращая внимания на потухшую в его пальцах папиросу. - Позволите?
Гурьев кивнул утвердительно. Осоргин протянул руку, потрогал кристаллы. Взял один, покрупнее, посмотрел зачем-то на свет.
– И какова же… стоимость? Хотя бы примерно?
– Думаю, около миллиона фунтов.
– Надеюсь, вы не храните это… здесь?!
– Ну, разумеется. Это не всё, Вадим Викентьевич. Это нам на булавки.
– Откуда?!
– Я объясню. Позже. А пока - обсудим наши краткосрочные планы.
Русский, решил Гурьев, рассматривая таксиста. Вот точно - русский. Мой тип. А что, рискнём? И он беззаботно засвистел мотив "Варяга".
Реакция не заставила ждать себя слишком уж долго, - к середине первого куплета шофёр нажал на тормоз так, что со всех сторон раздались возмущённые вопли клаксонов. Гурьев посмотрел на вытаращившегося на него шофёра и усмехнулся, забросив следующий крючок:
– Немножко подзабыли, как красиво швартоваться, не так ли, господин капитан? - первым начал он по-русски. - Ну, это ничего. Это службишка, не служба. Дело поправимое.
– Вы… кто? - хрипло спросил шофёр, тоже по-русски.
– Гурьев. Яков Кириллович. Будем знакомы, господин капитан? - он развернулся лицом к шофёру и протянул тому правую руку, - ту самую, на которой браслет.
– Господин Гурьев? Или товарищ Гурьев?
– Сочту за честь стать вам товарищем, господин капитан, - рука его упрямо висела в воздухе.
Шофёр, видимо, всё ещё колеблясь, взял руку Гурьева и чуть повернул, рассматривая браслет. И, приняв пароль за верный, кивнул:
– Осоргин. Вадим Викентьевич. Капитан второго ранга, минный крейсер "Переславль", Черноморский флот. Ныне, кажется, краснознамённый?
А вот теперь пришла очередь Гурьева удивляться.
– Не может быть, - он так сдавил руку Осоргина, что тот поморщился против воли. - Не может быть.
– Ну, отчего же, - печальная усмешка искривила губы моряка. - И небывалое, как известно, бывает. А вы разве…
Гурьев знал. Перед ним сидел человек - живая легенда. Капитан Осоргин, уведший свой корабль из-под носа у красных, взяв на борт всех, кого мог утащить из охваченного паникой Новороссийска. Осоргин, протянувший на двух винтах и одной турбине через Дарданеллы и всё Средиземноморье - до самого Гибралтара. Не может быть, подумал Гурьев. Просто не может такого быть. Таких совпадений не бывает. Вот не бывает такого, и всё.
– Я думал, вы в Париже.
– Я тоже так сначала думал, - вздохнул Осоргин. - А зачем? Не люблю я французский… Несколько моих офицеров остались там. А остальные, кто со мной, - сюда. Теперь здесь вот… перебиваемся. Кому повезло, кто помоложе был - под торговый "юнион джек". А кто рылом не вышел - под шашечки пожалуйте.
– Пройдёмся ещё под Андреевским, господин капитан, - озорно улыбнулся Гурьев. - Давайте поедем, поднимемся ко мне. Посидим, как у нас, флотских, положено.
– Я за рулём, - усмехнулся невесело Осоргин.
– Ничего, Вадим Викентьевич, - Гурьев отпустил его руку. - Переночуете у меня, места хватит. А с завтрашнего утра вы на службе. Поедем. Я всё объясню.
– Гурьев, - Осоргин прищурился, посмотрел в лобовое стекло. - Гурьев. Легенда Корпуса. Единственный, кажется, в истории флота мичман при выпуске. "Гремящий", кажется? У Эзеля где-то их потеряли. Откуда браслет?
– Шестерых спасли датские рыбаки. Его не спасли, а браслет он велел передать мне. Браслет и наградной "Браунинг". Полозов и передал. Константин Иванович Полозов.
– Его плохо помню. Неважно. Как это произошло?
– Приняли бой с "Аугсбургом" и "Бременом". Шансов было - ноль, не мне вам объяснять. Но не сдались.
– Погибаю, но не сдаюсь, - Осоргин кивнул и снова взглянул на руку Гурьева с браслетом. - Ах, как это романтично, - погибаю, но не сдаюсь. Что ж, Яков Кириллович. Поехали, пожалуй.
Они остановились у дома, где находилась студия, снятая Рэйчел для Гурьева. Осоргин закрыл машину, и они поднялись наверх.
Гурьев быстро собрал на стол, открыл бутылку виски:
– Извините, господин капитан. Водки нет. Не готовился.
– Это хорошо, что не готовился, - кивнул Осоргин. И, разлив спиртное, поднял рюмку на уровень груди: - Помянем, Яков Кириллович. Погибаю, но не сдаюсь. Эх!
Он опрокинул виски в себя таким движением, как будто это всё-таки была водка. Его примеру последовал и Гурьев.
Осоргин опустился на стул, дождался, пока сядет Гурьев, налил по второй, легонько стукнул ножкой своей рюмки по его посудине:
– За встречу?
– За встречу, господин капитан.
Они снова выпили. Помолчали. Гурьев не торопился, - ждал, пока Осоргин созреет, чтобы задавать вопросы. Ожидание его длилось не слишком долго:
– Каким же ветром вас в Лондон-то занесло, Яков Кириллович?
Гурьев и сам не ожидал, что сможет уложиться в десяток предложений. Но уложился. Некоторые, особо пикантные нюансы - вроде шаровой молнии - он пока что опустил. Не так уж и много рассказывать. Дослушав, Осоргин разлил третью порцию:
– Легки вы на подъём, однако.
Это еврейская кровь, усмехнулся про себя Гурьев, но промолчал. Осоргин посмотрел на него исподлобья:
– А где же вы повоевать-то успели, Яков Кириллыч?
– Успел, - Гурьев чуть прищурился. - А что, разве заметно?
– Заметно, - кивнул моряк. - Хотели бы скрыть - я бы не заметил. А вы ведь и не скрываете.
– Нет, - улыбнулся Гурьев, - и не думал. Стыдиться нечего. Успел. В Трёхречье. В Маньчжурии.
– На чьей стороне, если не секрет?
– Ни на чьей, - Гурьев покачал головой. - Не был я тогда готов ни на чьей стороне воевать. Людей защищал, как умел. Плохо умел, конечно. А теперь займемся кое-чем поинтереснее.
– И что же это?
– Делом. Теперь нам предстоит множество дел, Вадим Викентьевич. В основном не очень весёлых и уж точно не слишком приятных. А также, возможно, кровавых. Вы как?
– Что это значит?
– Это значит, что можно попробовать.
– Попробовать - что?!
– Вернуться, Вадим Викентьевич. Только не приползти на карачках к большевикам, как некоторые это делают сейчас, а вернуться по-настоящему.
– Это чепуха, - махнул рукой Осоргин. - Они убивают всех, кто пытается хотя бы делать вид, что шевелится. Барон Врангель, генерал Кутепов…
– А мы никому не скажем, - наклонился через стол Гурьев. - Никому из посторонних, я имею ввиду.
– Вы представляете, сколько людей…
– Три десятка. Пока больше не нужно.
– Это смешно.
– Нет. Вы просто ещё всего не знаете. Я вам расскажу и покажу. Тогда вы, возможно, измените своё мнение. То есть наверняка измените, потому что вы боевой офицер. Я прекрасно понимаю, что вы сейчас думаете. И вообще, и обо мне в частности. Понимаю, что вы - и не только вы - давно отчаялись в душе, даже если снаружи пытаетесь делать вид, будто это не так. Я не собираюсь вас уговаривать, Вадим Викентьевич. Я буду действовать. И мне требуется помощь. В том числе ваша помощь.
Осоргин молчал невероятно долго, то поднимая взгляд на Гурьева, то опуская его вновь, задумчиво проворачивая в руках пустую рюмку.
– Что же реально можно предпринять? - стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, спросил Осоргин. - С десятком или с двумя? Пусть с тремя.
– Мы только начнём с десятков. Это так. Большевики тоже начинали не с миллионов, господин капитан. Дело не в количестве голов. Нужны просто правильные инструменты. И нужно научиться ими пользоваться. Мы научимся. И вообще, - Гурьев откинулся на спинку стула, сложил на груди руки и отчаянно улыбнулся, - дело даже не в этом. Дело в том, что нельзя смотреть. Надо драться. А получится или нет… Это не нам решать, Вадим Викентьевич. Если не драться, то точно ничего не получится. Вот совершенно.
– А как это вы угадали, Яков Кириллыч? - усмехнулся вдруг Осоргин. - Гипнотизёр вы, что ли?
– Я наблюдательный.
– Ладно, господин вперёдсмотрящий, - Осоргин поднял рюмку. - За полное взаимопонимание, Яков Кириллович.
Осоргину от выпивки ничего не делалось. То ли выброс адреналина так на него подействовал, то ли ещё по какой причине. Это хорошо, подумал Гурьев. Это радует.
Он хотел было уже перевести дух, но тут-то и получил с размаху по сусалам:
– А она кто?
– Она…
Гурьев не смог справиться с лицом. Не смог - и всё тут.
– Ого, - вздохнул Осоргин. И снова наполнил посуду: - Ну, давайте, Яков Кириллыч.
– За прекрасных дам, - усмехнулся Гурьев и взял свою рюмку.
– Нет, - мотнул головой Осоргин. - За любимых женщин. За наших любимых.
Они оба замолчали, - надолго. Гурьев не решался спросить Осоргина о семье. Сам расскажет, когда время настанет, подумал он. Ну, пора.
– А служба - вот какая, Вадим Викентьич. Мне нужна армия. Маленькая, но армия. Из наших. Из настоящих наших.
– Понятно, - Осоргин опустил голову, посмотрел на свои руки. - Принципы рекрутирования? Если можно это так назвать.
– Вполне. Офицеры. Марковцы. Дроздовцы. Корниловцы. Моряки. Прочие, имеющие опыт боёв. Любых, неважно, где и когда. Георгиевские кавалеры, если встретятся, в идеале - кавалеры солдатских крестов. Возраст - желательно не старше сорока пяти, лучше - моложе, однако мальчиков попрошу всё же избегать. Пока. Нам требуются люди, умеющие и желающие самостоятельно мыслить, пусть и в рамках заданных границ. Хорошая физическая форма - или возможность достаточно быстро таковую приобрести. Желательно - пока одиноких либо без стойких привязанностей. Попутный совет, Вадим Викентьич - ищите людей своего типа. Так меньше возможностей ошибиться. Я сам всегда действую подобным манером.
– Странно это очень, Яков Кириллыч.
– Что странно?
– По типу, по складу мышления, по речи - я вас как своего ровесника ощущаю. А вы, простите, молоды ведь просто бессовестно. Непростительно, если будет позволен мне такой каламбур.
– Вот именно поэтому мне придётся доверить вам подбор кадров, - вздохнул Гурьев. - Каждому всё с самого начала объяснять - даже моего терпения на это не хватит. Объяснять, через понятную настороженность продираясь? После вас, Вадим Викентьевич, я, разумеется, с каждым побеседую. И плотно. Но после, а не вместо. И будьте готовы к тому, что не все ваши кандидаты пройдут отбор. Что же касается молодости… Мы с вами, господин капитан - как снаряды. Только я позже изготовлен. Вот и вся разница.
– Ну, не уверен, - покачал головой Осоргин. - Насчёт снарядов - это интересно. Но вот калибр-то у вас, Яков Кириллыч… Поболе будет.
– Даже не калибр, - задумчиво произнёс Гурьев. - Не калибр, скорее, начинка.
– Шимоза, - усмехнулся Осоргин. - Не то, что во мне, - дымный порох, да ещё и отсыревший, к тому же.
– Высушим, Вадим Викентьевич, - широко улыбнулся Гурьев. - Да не в этом дело.
– А в чём же?
– На самом деле я во многом не понимаю ваше поколение, Вадим Викентьевич. И с ужасом думаю иногда, что было бы, останься отец в живых. Я ведь не идеализирую прошлое, в отличие от многих из вас. Хотя у меня-то как раз имеются для этого все основания.
– Вы полагаете, мы его идеализируем? Прошлое?
– Конечно, Вадим Викентьевич. Без всякого сомнения. Таково свойство человеческой памяти. А ведь каратели Ренненкампф и Меллер-Закомельский, и девятое января, и пожары на Пресне, и быдло-солдатики, посылаемые толпами под пулемёты, - всё это тоже наше прошлое. Очень не хочется об этом помнить. Совершенно не хочется. А надо.
– Тогда зачем?!
– Затем, что Большевизия-Коминтерния, желающая растоптать весь мир - не Россия. Россия не была ни сказочным берендеевым царством, ни священной державой народа-богоносца. И безобразий было выше головы, и скотства хватало, и система, в самом деле, прогнила, и династия выдохлась окончательно, и тысяча ещё может быть названо причин. Но при всём этом - курс на мировую революцию мне нравится куда меньше. То есть совсем не нравится. Это всё портит. Что бы ни говорили - Россия всё же была живая страна, не идеальная, но живая. А не механическая орда, надвигающаяся на человечество. Вот затем. Чтобы не вляпаться снова.
– На что вы надеетесь, Яков Кириллыч?
– На то, что ещё не поздно. Что есть ещё шанс. Пусть последний, но есть.
– Шанс? - переспросил Осоргин. И покачал головой: - Шанс.
– Я знаю, как нелегко в это поверить. Просто очень многое изменилось.
– Давно ли?
– Не слишком. Но изменилось очень сильно. И будет меняться дальше. Мы только чуть-чуть подтолкнём. Направим процесс.
В конце-то концов, подумал моряк. Заниматься своим делом - или вертеть баранку, к которой так и не привык по-настоящему? День за год. Почему мне так нравится этот мальчишка, прах меня побери?! Мальчишка? О-о, нет. Не мальчишка. Всё, что угодно. Только не это.
– Мы сделаем вот что, Вадим Викентьевич, - продолжил Гурьев. - Я не собираюсь ни пирамид выстраивать, ни пудрить мозги, - ни вам, ни кому-либо другому. Вы лицензию таксиста имеете?
– Нет.
– Я куплю вам лицензию и таксомотор. Он будет полностью и безраздельно ваш, вот совершенно. И в любую минуту, как только вам окажется со мной не по пути, вы вернётесь к прежней жизни. Мне кажется, так будет достаточно честно. Согласны?
– Согласен. В излишнее благородство играть не стану, опыт не тот. Тем более, что выкуп вы сами назначили. Так что - на том и порешим.
– Ну и прекрасно, - Гурьев снова разлил спиртное по рюмкам.
– Хорошо. К делу, - кивнул Осоргин. - Сколько всё-таки человек, поточнее?
– Не более двух отделений. Плюс резерв и штаб. Итого - тридцать человек максимум. Большим количеством нам и руководить пока не под силу, и может вызвать ненужные кривотолки и слухи. И размещать людей надо, и довольствие организовать, и средства потребуются.
– Вот мы и подошли к следующему вопросу, - усмехнулся Осоргин.
По движению, которым моряк достал и закурил новую папиросу, Гурьев понял, в каком волнении тот пребывает. Он кивнул:
– Разумеется. Прошу к столу, господин капитан.
Несколько картинным, рассчитанным на эффект жестом, Гурьев вынул из кармана бархатный мешочек и высыпал его содержимое перед Осоргиным. Моряк непроизвольно отшатнулся, едва удержавшись на стуле.
В этой кучке не было ни одного алмаза весом менее чем в пять каратов. А были и тяжелее. И несколько штук, тянувших, пожалуй, на добрый десяток.
– О… Однако, - хрипло проговорил Осоргин через некоторое время, не обращая внимания на потухшую в его пальцах папиросу. - Позволите?
Гурьев кивнул утвердительно. Осоргин протянул руку, потрогал кристаллы. Взял один, покрупнее, посмотрел зачем-то на свет.
– И какова же… стоимость? Хотя бы примерно?
– Думаю, около миллиона фунтов.
– Надеюсь, вы не храните это… здесь?!
– Ну, разумеется. Это не всё, Вадим Викентьевич. Это нам на булавки.
– Откуда?!
– Я объясню. Позже. А пока - обсудим наши краткосрочные планы.
Лондон. Апрель 1934 г.
Рэйчел не покидало стойкое ощущение, что Гурьев проводит с Тэдди едва ли не больше времени, чем с ней. Ну, не меньше, - это уж точно. И учит его этим странным, не похожим ни на какую борьбу или бокс приёмам. И прыгать через скакалочку. Бог мой, а это ещё зачем?! И Тэдди. Он так изменился, подумала Рэйчел. Совершенно переменился. Просто сокровище, а не ребёнок. А всё это Джейк. У него просто настоящий талант. И Тэдди в него влюблён. Только и слышно - Джейк, Джейк, Джейк сказал, Джейк знает, Джейк может! А я?! Нет, я не могу. Я просто устала. Я так ужасно устала! Он такой великан. И это кольцо - он что, забыл, зачем приехал, о чём меня просил?! Он целыми днями пропадает с Тэдди и со мной. Нет, не может быть. Это же просто немыслимо. Ведь он… И цветы. Всё время цветы. Это же безумные деньги, - такие цветы. Сколько у него денег, - печатает он их, что ли?! Господи Боже, что за человек?! Интересно, что это он придумывает последнее время? Он что-то придумывает, я же вижу! Что это может быть? Литература по банковскому делу… Впервые после обустройства нанеся Гурьеву визит, Рэйчел была потрясена зрелищем огромного рабочего стола и количеством развешанных по стенам в идеальном порядке каких-то пилочек, ножниц и щипчиков, не только назначения, но и названия которых Рэйчел даже не представляла себе. Что замыслил этот ненормальный, чёрт возьми?!
Гурьев удивился и встревожился одновременно - Рэйчел сама распахнула перед ним дверь.
– Что-нибудь случилось?
– Нет. Джарвис занят в саду, а остальную прислугу я отпустила на уик-энд. Я иногда делаю это, когда нет ничего срочного. Что?
– У старины Джарвиса не бывает уик-эндов?
– Немыслимо, - вздохнула Рэйчел. - Вы не знаете Джарвиса.
– Зато догадываюсь.
– Ничего страшного. Он…
Только сейчас Рэйчел посмотрела на улицу. Увидев новенький "Ягуар" и шофёра, чем-то на Гурьева неуловимо похожего, она опешила:
– Это…
– Это наш экипаж, Рэйчел, - весело сказал Гурьев.
– Наш?! Вы с ума сошли!
– А мне нравится, - Гурьев отчаянно улыбнулся. - Вы не пригласите меня войти?
– Входите, чудовище, - вздохнула Рэйчел, и, улыбнувшись Осоргину, пропустила Гурьева внутрь особняка. Закрыв за ним тяжёлую створку двери, Рэйчел свела брови к переносице: - Это же давешний таксист, я его узнала. Где вы его выкопали?!
– В такси, - Гурьев слегка наклонил голову набок.
– Это ведь не просто шофёр?!
– Нет. Далеко не просто.
– Это я поняла, - Глаза Рэйчел вдруг расширились от внезапно осенившей её догадки: - Он… русский?!
– Конечно.
– Стоит вас только на один день оставить без присмотра! Что вы задумали?! Признавайтесь!
– Пока ещё не время, Рэйчел, - произнёс Гурьев. - Но обещаю рассказать, как только план окончательно созреет вот здесь, - и он постучал себя пальцем по лбу. - Мы остановились на персоне вашего дворецкого.
– Джарвис - на редкость консервативный малый, Джейк. И он лучший дворецкий из тех, кого я знаю. Сейчас таких, как Джарвис, уже невозможно отыскать даже за очень значительные деньги.
– Превосходно, - кивнул Гурьев. - В таком случае, я за вас совершенно спокоен. Да, кстати. У меня есть вопрос.
– Я слушаю.
– Я посмотрел счёт. Почему вы не включили туда расходы на Мероув Парк? Ведь это очень большие расходы.
– Вот ещё, - Рэйчел вспыхнула. - Никогда не собиралась… Откуда вы знаете?!
– Рэйчел. Пожалуйста. Почему?
– Потому что поместье принадлежит Тэдди.
– Вы его выкупили у банка?
– Да, - чуть поколебавшись, подтвердила Рэйчел. - Джейк, это…
– Долгая история. Я знаю. Зачем вы это сделали? Это наверняка поглотило все сбережения, сделанные вами с таким трудом.
– Оно принадлежит Тэдди, Джейк, - упрямо наклонила голову Рэйчел. - Кроме того, я, как вам хорошо известно, немножечко русская, и вы сами говорили, что сумасбродство у нас в крови.
– Брукс помогал вам? Оформление, подставной покупатель?
– Откуда… Да.
– Отлично. Старина Брукс знает своё дело, это мне нравится. Оно сильно запущено? Только откровенно.
– Оно никогда не походило на Версаль. Почему вы спрашиваете?
– Сдайте мне его в аренду. До совершеннолетия Тэдди, пока он не решит, что с ним делать.
– Зачем?!
– Я вам потом расскажу. Мне нужно.
– Вы определённо сумасшедший.
– Не больше вашего.
– А-а, вы хотите таким образом…
– Я хочу таким образом убить сразу нескольких зайцев, Рэйчел. Сократить ваши расходы и…
– Увеличить свои.
– Рэйчел, пожалуйста. Я вам говорил, что не стеснён в средствах.
– Прекратите присылать цветы. Тэдди смотрит на меня такими глазами!
– Какими?
– Чёрт вас побери, Джейк! Вы что, не понимаете?!
– Если вам не нравится, я велю больше этого не делать, - вежливо и стеклянно улыбнулся Гурьев.
– Джейк, - Рэйчел дотронулась до его руки. - Боже, Джейк. Разве дело в этом? Просто это так…
– Мне казалось, что вам нравится, - Гурьев посмотрел поверх её головы. - Простите.
– Джейк, перестаньте так щуриться. Это, наконец, немыслимо. Мне нравится, но…
– Нет никаких "но", Рэйчел, - Гурьев вздохнул. - Вы очень устали, я знаю. Вы столько делаете для меня, что я чувствую себя обязанным хоть как-то отблагодарить вас.
Гурьев удивился и встревожился одновременно - Рэйчел сама распахнула перед ним дверь.
– Что-нибудь случилось?
– Нет. Джарвис занят в саду, а остальную прислугу я отпустила на уик-энд. Я иногда делаю это, когда нет ничего срочного. Что?
– У старины Джарвиса не бывает уик-эндов?
– Немыслимо, - вздохнула Рэйчел. - Вы не знаете Джарвиса.
– Зато догадываюсь.
– Ничего страшного. Он…
Только сейчас Рэйчел посмотрела на улицу. Увидев новенький "Ягуар" и шофёра, чем-то на Гурьева неуловимо похожего, она опешила:
– Это…
– Это наш экипаж, Рэйчел, - весело сказал Гурьев.
– Наш?! Вы с ума сошли!
– А мне нравится, - Гурьев отчаянно улыбнулся. - Вы не пригласите меня войти?
– Входите, чудовище, - вздохнула Рэйчел, и, улыбнувшись Осоргину, пропустила Гурьева внутрь особняка. Закрыв за ним тяжёлую створку двери, Рэйчел свела брови к переносице: - Это же давешний таксист, я его узнала. Где вы его выкопали?!
– В такси, - Гурьев слегка наклонил голову набок.
– Это ведь не просто шофёр?!
– Нет. Далеко не просто.
– Это я поняла, - Глаза Рэйчел вдруг расширились от внезапно осенившей её догадки: - Он… русский?!
– Конечно.
– Стоит вас только на один день оставить без присмотра! Что вы задумали?! Признавайтесь!
– Пока ещё не время, Рэйчел, - произнёс Гурьев. - Но обещаю рассказать, как только план окончательно созреет вот здесь, - и он постучал себя пальцем по лбу. - Мы остановились на персоне вашего дворецкого.
– Джарвис - на редкость консервативный малый, Джейк. И он лучший дворецкий из тех, кого я знаю. Сейчас таких, как Джарвис, уже невозможно отыскать даже за очень значительные деньги.
– Превосходно, - кивнул Гурьев. - В таком случае, я за вас совершенно спокоен. Да, кстати. У меня есть вопрос.
– Я слушаю.
– Я посмотрел счёт. Почему вы не включили туда расходы на Мероув Парк? Ведь это очень большие расходы.
– Вот ещё, - Рэйчел вспыхнула. - Никогда не собиралась… Откуда вы знаете?!
– Рэйчел. Пожалуйста. Почему?
– Потому что поместье принадлежит Тэдди.
– Вы его выкупили у банка?
– Да, - чуть поколебавшись, подтвердила Рэйчел. - Джейк, это…
– Долгая история. Я знаю. Зачем вы это сделали? Это наверняка поглотило все сбережения, сделанные вами с таким трудом.
– Оно принадлежит Тэдди, Джейк, - упрямо наклонила голову Рэйчел. - Кроме того, я, как вам хорошо известно, немножечко русская, и вы сами говорили, что сумасбродство у нас в крови.
– Брукс помогал вам? Оформление, подставной покупатель?
– Откуда… Да.
– Отлично. Старина Брукс знает своё дело, это мне нравится. Оно сильно запущено? Только откровенно.
– Оно никогда не походило на Версаль. Почему вы спрашиваете?
– Сдайте мне его в аренду. До совершеннолетия Тэдди, пока он не решит, что с ним делать.
– Зачем?!
– Я вам потом расскажу. Мне нужно.
– Вы определённо сумасшедший.
– Не больше вашего.
– А-а, вы хотите таким образом…
– Я хочу таким образом убить сразу нескольких зайцев, Рэйчел. Сократить ваши расходы и…
– Увеличить свои.
– Рэйчел, пожалуйста. Я вам говорил, что не стеснён в средствах.
– Прекратите присылать цветы. Тэдди смотрит на меня такими глазами!
– Какими?
– Чёрт вас побери, Джейк! Вы что, не понимаете?!
– Если вам не нравится, я велю больше этого не делать, - вежливо и стеклянно улыбнулся Гурьев.
– Джейк, - Рэйчел дотронулась до его руки. - Боже, Джейк. Разве дело в этом? Просто это так…
– Мне казалось, что вам нравится, - Гурьев посмотрел поверх её головы. - Простите.
– Джейк, перестаньте так щуриться. Это, наконец, немыслимо. Мне нравится, но…
– Нет никаких "но", Рэйчел, - Гурьев вздохнул. - Вы очень устали, я знаю. Вы столько делаете для меня, что я чувствую себя обязанным хоть как-то отблагодарить вас.