Страница:
К тому моменту, когда Гурьев закончил излагать свой план, Вилье немного отошёл. У него даже слегка порозовели скулы. Он быстро взглянул на Гурьева и покачал головой:
– Не представляю, как мне удастся уговорить его… Такая сумма… Неужели вы думаете, что кто-нибудь поверит, будто это чистые, не криминальные деньги?!
– А мне и не нужно, чтобы в это верили. Всё, что мне нужно - это чтобы ваш приятель сделал вид, что верит в это. А дальше мы как-нибудь разберёмся.
– Десять процентов, - Вилье со вздохом закрыл глаза и откинул голову назад. - Четыреста тысяч долларов. Это безумие, Джейк, самое настоящее безумие!
– Только вообразите, сколько фишек можно купить в казино на эти деньги, - рассмеялся Гурьев. - Даже за вычетом вашего долга чести остаётся значительно больше половины! Ну же, Клод! Вдохните полной грудью. Наши паруса наполняются ветром надежды. Хотите чего-нибудь выпить? Я вижу, вам сегодня нужно непременно как следует выпить, несмотря на возражения вашей печени. Поднимайтесь!
– А… он? - с опаской указал Вилье подбородком на беркута.
– Рранкар - свой парень, - Гурьев щёлкнул пальцами так громко, что эхо покатилось по парку. - С ним мы порезвимся в другой раз. Вставайте, Вилье. Я знаю одно забавное местечко, где нам помогут основательно встряхнуться!
Нью-Йорк. Февраль 1934 г.
Нью-Йорк. Февраль 1934 г.
Нью-Йорк. Февраль 1934 г.
Нью-Йорк. Февраль 1934 г.
Нью-Йорк. Февраль 1934 г.
– Не представляю, как мне удастся уговорить его… Такая сумма… Неужели вы думаете, что кто-нибудь поверит, будто это чистые, не криминальные деньги?!
– А мне и не нужно, чтобы в это верили. Всё, что мне нужно - это чтобы ваш приятель сделал вид, что верит в это. А дальше мы как-нибудь разберёмся.
– Десять процентов, - Вилье со вздохом закрыл глаза и откинул голову назад. - Четыреста тысяч долларов. Это безумие, Джейк, самое настоящее безумие!
– Только вообразите, сколько фишек можно купить в казино на эти деньги, - рассмеялся Гурьев. - Даже за вычетом вашего долга чести остаётся значительно больше половины! Ну же, Клод! Вдохните полной грудью. Наши паруса наполняются ветром надежды. Хотите чего-нибудь выпить? Я вижу, вам сегодня нужно непременно как следует выпить, несмотря на возражения вашей печени. Поднимайтесь!
– А… он? - с опаской указал Вилье подбородком на беркута.
– Рранкар - свой парень, - Гурьев щёлкнул пальцами так громко, что эхо покатилось по парку. - С ним мы порезвимся в другой раз. Вставайте, Вилье. Я знаю одно забавное местечко, где нам помогут основательно встряхнуться!
Нью-Йорк. Февраль 1934 г.
Гурьев доставил практически невменяемого Вилье домой и посмотрел на часы. Самое время нанести визит Карлуччо, подумал он.
Проникнуть в дом Джованни не составило для него большого труда. Гурьев уложил "отдыхать" охрану и домочадцев и направился в спальню. Никто из солдат Карлуччо даже не мог представить себе, что человек способен двигаться настолько бесшумно и с такой скоростью, как это делал Гурьев. При переходе "на боевой взвод" он просто становился невидим для противника. Только очень хорошо тренированный боец или охотник с богатым опытом были в состоянии заподозрить хоть что-нибудь. Процентов пять из них, не больше. Не зря же Гурьев столько лет потратил.
Карлуччо-младший открыл глаза и увидел прямо перед собой огромного улыбающегося парня, вроде бы рассеянно прокручивающего ладонью барабан того самого револьвера, с которым Джованни не расставался даже ночью. Карлуччо резко повернулся к жене. Она спала, - немного непривычно повернув голову, но несомненно спала, поскольку одеяло мерно вздымалось и опускалось на её животе. Он снова взглянул на парня, выдвинув вперёд подбородок с уже начинающей отрастать щетиной.
Отлично, подумал Гурьев, некоторое количество самообладания нам отнюдь не помешает. Слизняк в роли дона семьи - это несерьёзно.
– Она спит, приятель, - тихо проговорил Гурьев. - И не проснётся, пока я этого не захочу. Кричать тоже не стоит, все остальные спят таким же богатырским сном. Никто не должен помешать нашей беседе, не так ли?
– Ты кто?!
– Сон в зимнюю ночь, Джованни, - улыбнулся Гурьев. - Давай лучше поговорим о деле, хорошо? А то на перечисление регалий, полномочий и родственников обычно тратится уйма времени, а у нас его не так много. Согласен?
– Ну?
– Я слышал, ты хочешь избавиться от босса. С удовольствием помогу тебе.
– Зачем?
– Игра, Джованни. Игра - самое увлекательное занятие на свете. И выигрыш, разумеется.
– Дальше.
– Пожалуйста. У тебя есть шанс вместе со мной переиграть Чезаре. Тебе ведь не по душе эта идея с похищением, а?
– Абсолютно. Это большой риск и большой шум. И сомнительный результат к тому же.
– Вот. А со мной всё получится. Нужно только немного подкорректировать план.
– Ты не итальянец. Кто ты такой? Ты из…
– Я игрок. Это гораздо важнее. Слушай. Самое слабое место - это процедура обмена заложников на деньги. Я знаю, что задумал Чезаре.
– Откуда ты можешь это знать? Ты что, ясновидящий?
– Вроде того. Ты слушаешь или продолжим радиовикторину "Спрашивайте - отвечаем"?
– Валяй.
– Если ты не будешь действовать так, как я тебе укажу, ты покойник. И ты, и твои братья, и твои солдаты. Чезаре хочет вас всех подставить под пули легавых. И жена Рассела, и мальчишки - просто разменная монета.
– То, что Чезаре - ублюдок, я знаю и без твоих подсказок, красавчик. Твои условия?
– Ты отдашь мне женщину и детей.
– Что я получу взамен?
– Миллион баков и голову Чезаре. И остальных, кого скажешь.
– Срань Господня, - усмехнулся Джованни. - Дай-ка мне закурить, вон там… Благодарю, - он с наслаждением затянулся сигариллой, выпустил в потолок густо-синий дымный клубок. - Силён. Хочешь забрать себе четыре пятых? А грыжу не заработаешь, красавчик?
– Да что ты. Деньги будут в стандартных аккредитивах на предъявителя по десять тысяч каждый. Это вот такая пачечка всего, - Гурьев развёл подушечки указательного и большого пальцев на пару дюймов.
– И откуда только ты взялся на мою голову, грамотей?!
– Не юродствуй, Джованни. Это не твоё амплуа.
– Чего?!
– Хреново притворяешься, говорю.
– Аккредитив - это что?
– Это платёжные гарантии, выпускаемые банками для крупных финансовых операций. Но ты не волнуйся, свой миллион ты получишь сотенными купюрами, которые тоже занимают совсем немного места. Я обменяю жену Рассела и мальчишек на деньги у тебя, и тебе предстоит сообщить Чезаре о том, что всё идёт, как по маслу. А дальше - моя партия.
– Сотенные купюры - это не очень хорошо.
– Это гораздо лучше чем ничего, Джованни. Поверь моему опыту.
– А что, если…
– Ты не на скачках, Джованни, тебя не станут надувать без крайней необходимости. Веди себя правильно, и всё получится. Ну, а "если что", я провалю затею, и ты не увидишь ничего. А за место босса придётся сражаться так или иначе. Смотри, Джованни. Под сурдинку ты можешь избавиться от всех лишних фигур на доске. И выйти из игры чистеньким перед семьёй, да ещё и благодетелем. А чёрную работу я возьму на себя. Чезаре - это ведь только самая большая куча навоза. А есть ещё и другие, поменьше. Я помогу тебе избавиться от всех, кто может осложнить твоё положение нового дона. Что скажешь?
– Что искушение просто дьявольски сильное. А гарантии?
– Какие могут быть гарантии в таких делах? - удивился Гурьев. - Каких гарантий тебе хочется, Джованни? Если бы я был копом, всё выглядело бы несколько иначе, ты ведь понимаешь. А я сижу и уговариваю тебя, как девочку на втором свидании.
– Она точно спит? - покосился на жену Карлуччо.
– Конечно.
– И точно проснётся?
– Я же дал слово.
– Жаль, - опечалился Карлуччо и ухмыльнулся. - А как это?
– Повторить этот фокус у тебя не выйдет. Этому нужно долго учиться. С детства.
– Ага. Ну, ладно. Давай, что ты там придумал. Посмотрим.
– Сначала давай решим, что ты согласен, Джованни.
– Да я согласен, - ухмыльнулся опять Карлуччо. - Ты точно ни на кого не похож, и на итальянца не похож… Вряд ли ты мне конкурент. А плата за неустойку?
– О, это просто. Я снова приду сюда - и не только сюда - и сделаю всё, что захочу или посчитаю нужным. Ты ведь понимаешь это, Джованни? - Гурьев продемонстрировал рекламный оскал.
– Где это ты так навострился тарахтеть по-нашему? - проворчал Карлуччо, рассматривая Гурьева с неподдельным любопытством. - Акцент у тебя какой-то дурацкий, но, если бы не это…
– Обожаю Данте, Джованни. Могу почитать наизусть. Как-нибудь, при случае. Так что, по рукам?
– По рукам.
– Прекрасно. Только, пожалуйста, запомни одну вещь.
– Какую ещё?
– Если с головы миссис Рассел и её мальчиков упадёт хоть один волосок, я выстрогаю из твоих костей набор шахматных фигурок. Художественная резьба - одно из моих любимейших занятий.
– Не сомневаюсь, - после некоторой паузы хмыкнул Карлуччо-младший.
После того, как загадочный визитёр покинул дом, Карлуччо так и не смог заснуть, - до самого утра. Снова и снова прокручивал в голове разговор, смотрел на спящую супругу… Будь он чуть повнимательнее, безусловно, заметил бы, - к окончанию беседы странный "акцент" гостя, так удививший Джованни вначале, исчез. Без следа.
Проникнуть в дом Джованни не составило для него большого труда. Гурьев уложил "отдыхать" охрану и домочадцев и направился в спальню. Никто из солдат Карлуччо даже не мог представить себе, что человек способен двигаться настолько бесшумно и с такой скоростью, как это делал Гурьев. При переходе "на боевой взвод" он просто становился невидим для противника. Только очень хорошо тренированный боец или охотник с богатым опытом были в состоянии заподозрить хоть что-нибудь. Процентов пять из них, не больше. Не зря же Гурьев столько лет потратил.
Карлуччо-младший открыл глаза и увидел прямо перед собой огромного улыбающегося парня, вроде бы рассеянно прокручивающего ладонью барабан того самого револьвера, с которым Джованни не расставался даже ночью. Карлуччо резко повернулся к жене. Она спала, - немного непривычно повернув голову, но несомненно спала, поскольку одеяло мерно вздымалось и опускалось на её животе. Он снова взглянул на парня, выдвинув вперёд подбородок с уже начинающей отрастать щетиной.
Отлично, подумал Гурьев, некоторое количество самообладания нам отнюдь не помешает. Слизняк в роли дона семьи - это несерьёзно.
– Она спит, приятель, - тихо проговорил Гурьев. - И не проснётся, пока я этого не захочу. Кричать тоже не стоит, все остальные спят таким же богатырским сном. Никто не должен помешать нашей беседе, не так ли?
– Ты кто?!
– Сон в зимнюю ночь, Джованни, - улыбнулся Гурьев. - Давай лучше поговорим о деле, хорошо? А то на перечисление регалий, полномочий и родственников обычно тратится уйма времени, а у нас его не так много. Согласен?
– Ну?
– Я слышал, ты хочешь избавиться от босса. С удовольствием помогу тебе.
– Зачем?
– Игра, Джованни. Игра - самое увлекательное занятие на свете. И выигрыш, разумеется.
– Дальше.
– Пожалуйста. У тебя есть шанс вместе со мной переиграть Чезаре. Тебе ведь не по душе эта идея с похищением, а?
– Абсолютно. Это большой риск и большой шум. И сомнительный результат к тому же.
– Вот. А со мной всё получится. Нужно только немного подкорректировать план.
– Ты не итальянец. Кто ты такой? Ты из…
– Я игрок. Это гораздо важнее. Слушай. Самое слабое место - это процедура обмена заложников на деньги. Я знаю, что задумал Чезаре.
– Откуда ты можешь это знать? Ты что, ясновидящий?
– Вроде того. Ты слушаешь или продолжим радиовикторину "Спрашивайте - отвечаем"?
– Валяй.
– Если ты не будешь действовать так, как я тебе укажу, ты покойник. И ты, и твои братья, и твои солдаты. Чезаре хочет вас всех подставить под пули легавых. И жена Рассела, и мальчишки - просто разменная монета.
– То, что Чезаре - ублюдок, я знаю и без твоих подсказок, красавчик. Твои условия?
– Ты отдашь мне женщину и детей.
– Что я получу взамен?
– Миллион баков и голову Чезаре. И остальных, кого скажешь.
– Срань Господня, - усмехнулся Джованни. - Дай-ка мне закурить, вон там… Благодарю, - он с наслаждением затянулся сигариллой, выпустил в потолок густо-синий дымный клубок. - Силён. Хочешь забрать себе четыре пятых? А грыжу не заработаешь, красавчик?
– Да что ты. Деньги будут в стандартных аккредитивах на предъявителя по десять тысяч каждый. Это вот такая пачечка всего, - Гурьев развёл подушечки указательного и большого пальцев на пару дюймов.
– И откуда только ты взялся на мою голову, грамотей?!
– Не юродствуй, Джованни. Это не твоё амплуа.
– Чего?!
– Хреново притворяешься, говорю.
– Аккредитив - это что?
– Это платёжные гарантии, выпускаемые банками для крупных финансовых операций. Но ты не волнуйся, свой миллион ты получишь сотенными купюрами, которые тоже занимают совсем немного места. Я обменяю жену Рассела и мальчишек на деньги у тебя, и тебе предстоит сообщить Чезаре о том, что всё идёт, как по маслу. А дальше - моя партия.
– Сотенные купюры - это не очень хорошо.
– Это гораздо лучше чем ничего, Джованни. Поверь моему опыту.
– А что, если…
– Ты не на скачках, Джованни, тебя не станут надувать без крайней необходимости. Веди себя правильно, и всё получится. Ну, а "если что", я провалю затею, и ты не увидишь ничего. А за место босса придётся сражаться так или иначе. Смотри, Джованни. Под сурдинку ты можешь избавиться от всех лишних фигур на доске. И выйти из игры чистеньким перед семьёй, да ещё и благодетелем. А чёрную работу я возьму на себя. Чезаре - это ведь только самая большая куча навоза. А есть ещё и другие, поменьше. Я помогу тебе избавиться от всех, кто может осложнить твоё положение нового дона. Что скажешь?
– Что искушение просто дьявольски сильное. А гарантии?
– Какие могут быть гарантии в таких делах? - удивился Гурьев. - Каких гарантий тебе хочется, Джованни? Если бы я был копом, всё выглядело бы несколько иначе, ты ведь понимаешь. А я сижу и уговариваю тебя, как девочку на втором свидании.
– Она точно спит? - покосился на жену Карлуччо.
– Конечно.
– И точно проснётся?
– Я же дал слово.
– Жаль, - опечалился Карлуччо и ухмыльнулся. - А как это?
– Повторить этот фокус у тебя не выйдет. Этому нужно долго учиться. С детства.
– Ага. Ну, ладно. Давай, что ты там придумал. Посмотрим.
– Сначала давай решим, что ты согласен, Джованни.
– Да я согласен, - ухмыльнулся опять Карлуччо. - Ты точно ни на кого не похож, и на итальянца не похож… Вряд ли ты мне конкурент. А плата за неустойку?
– О, это просто. Я снова приду сюда - и не только сюда - и сделаю всё, что захочу или посчитаю нужным. Ты ведь понимаешь это, Джованни? - Гурьев продемонстрировал рекламный оскал.
– Где это ты так навострился тарахтеть по-нашему? - проворчал Карлуччо, рассматривая Гурьева с неподдельным любопытством. - Акцент у тебя какой-то дурацкий, но, если бы не это…
– Обожаю Данте, Джованни. Могу почитать наизусть. Как-нибудь, при случае. Так что, по рукам?
– По рукам.
– Прекрасно. Только, пожалуйста, запомни одну вещь.
– Какую ещё?
– Если с головы миссис Рассел и её мальчиков упадёт хоть один волосок, я выстрогаю из твоих костей набор шахматных фигурок. Художественная резьба - одно из моих любимейших занятий.
– Не сомневаюсь, - после некоторой паузы хмыкнул Карлуччо-младший.
После того, как загадочный визитёр покинул дом, Карлуччо так и не смог заснуть, - до самого утра. Снова и снова прокручивал в голове разговор, смотрел на спящую супругу… Будь он чуть повнимательнее, безусловно, заметил бы, - к окончанию беседы странный "акцент" гостя, так удививший Джованни вначале, исчез. Без следа.
Нью-Йорк. Февраль 1934 г.
Втроём они собрались в конторе у детектива - последние приготовления перед решающим часом. Гурьев с некоторым беспокойством поглядывал на Мэгги - девушка выглядела далеко не лучшим образом. Хоук волновался и тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Гурьев, несмотря на внешнюю невозмутимость, тоже был далёк от безмятежности, поэтому слишком большого значения непрезентабельному виду помощницы детектива поначалу не придал. И лишь в ходе обсуждения, ещё раз посмотрев на Мэгги, вдруг проговорил:
– Ты останешься в конторе, Мэгги.
– Что?!?
– Что слышала, - Гурьев чуть повысил голос. - Ты… Тебе нехорошо, поэтому рисковать не будем.
– Но…
– Спокойно, Шон. Поработаю за двоих. Не впервой.
– Чёрт побери, Мэгги!
– Спокойно, спокойно, - остановил разошедшегося детектива Гурьев. Это тебя должен побрать чёрт, жеребец ирландский, подумал он, и едва сдержался. Смех так и рвался из него, щекоча горло и нос. Он вдруг сделал вид дикой озабоченности и пробормотал: - Проклятье! Я оставил карту у тебя в машине, Шон. Принеси её, пожалуйста, будь другом - я должен там ещё маршрут заново отметить.
Помявшись, детектив, подозрительно окинув взглядом Гурьева и Мэгги, стремительно вышел на улицу. Убедившись, что его шаги прозвучали в нужном направлении, Гурьев поймал взгляд Мэгги и широко улыбнулся:
– Солнышко, поздравляю. Надеюсь, теперь этот ирландский остолоп точно никуда не денется.
Мэгги так залилась краской, что Гурьеву стало её даже жалко. У девушки прямо слёзы на глазах выступили:
– Ты что себе…
– Полтора миллиона - отличный свадебный подарок, Мэгги. Всё получится. Даю слово.
– Ты… Откуда ты…
Гурьев улыбнулся ещё шире:
– Ох, Мэгги. Меня иногда самого тошнит от собственного всезнайства. Могу даже сказать, мальчик будет или девочка. Если хочешь. Я знаю, для тебя самой это сюрприз. Но это отличный сюрприз. Один из лучших сюрпризов в жизни.
– Только не слишком вовремя, - улыбнулась Мэгги вздрагивающими губами.
– Глупости, дорогая. Надеюсь, ты скажешь ему, когда всё закончится. Или это сделаю я.
– Только попробуй, - простонала Мэгги.
– И пробовать не стану, - пожал плечами Гурьев, - просто скажу, и всё.
Дверь распахнулась, и в кабинет вошёл детектив, протягивая Гурьеву карту:
– Эта?
– Да. Спасибо, дружище, - Гурьев взял планшет. - Итак, позиция будет следующей.
План был не таким уж и сложным. Гурьев должен был наблюдать за процессом похищения и вмещаться, если бы возникла угроза жизни или здоровью миссис Рассел и мальчиков. По его наущению, Джованни выступил с идеей усыпить всех троих в самом начале, для чего Гурьев передал ему специально приготовленный для этого раствор. Потом, уже находясь в укрытии, миссис Рассел, придя в себя, должна была написать по требованию гангстеров записку мужу с просьбой использовать как посредника детективное агентство Хоука. Эта деталь плана представлялась Хоуку не самой надёжной, но Гурьев настоял на своём варианте. Мэгги оставалась в конторе в качестве связной и для запудривания мозгов копам. Даже её недомогание оказывалось как нельзя кстати, придавая обстановке вожделенную нотку вящей достоверности. На случай присутствия полицейских непосредственно в конторе Гурьев разработал несложный вербальный код, который ничего не говорил непосвящённым и должен был позволить Гурьеву и Хоуку поддерживать связь друг с другом через Мэгги. Гурьев собирался освободить миссис Рассел с мальчишками, а Хоук - увезти их в безопасное место. В задачу Хоука входило также проследить, чтобы аккредитивы не были переписаны по номерам, что являлось одним из основных условий обмена. Затем Гурьев намеревался разделаться с Чезаре, после чего - бесследно раствориться. Были разработаны и несколько альтернативных вариантов - на всякий непредвиденный случай.
– Почему именно аккредитивы, Джейк?
– Это избавит полицию и власти от соблазна затянуть переговоры под предлогом сбора средств и прочей дребедени, которую любят пускать в ход в таких случаях. Расселу достаточно будет дать команду брокерам, и всё.
– А как вы собираетесь их оприходовать? Даже если номера не будут переписаны…
– Это я беру на себя.
– Вы слишком много всего уже взяли на себя, Джейк. Вы уверены, что справитесь?
– Абсолютно.
– Всё же я не понимаю, как будет с деньгами. Это самое слабое место. Намного слабее, чем сомнительные записки миссис Рассел.
– Деньги исчезнут в тот самый момент, когда бандиты, по идее, должны будут их забрать.
– Что значит - "исчезнут"?! - почти хором воскликнули Хоук и Мэгги, переглянулись и уставились на Гурьева.
– Вы верите в сказки, друзья?
– К чёрту ваши шуточки, Джейк!
– Я вовсе не шучу. Будет именно так, как я сказал. Я пообещал Джованни, что никто не узнает о его роли в похищении. Для посторонних всё должно выглядеть так, как будто Карлуччо-младший, осознав всю глубину морального падения старого дона и не желая в этом участвовать, железной рукой навёл порядок в семье и освободил миссис Рассел. Без всяких денег.
– А…
– Ваши деньги вы получите в любом случае, ребята. Не беспокойтесь.
– К дьяволу деньги, Джейк. Не хочу я никаких денег. Я сам готов приплатить всем вокруг, только бы это поскорее закончилось!
– Пессимизм разрушителен и плохо действует на печень, старина. Не будь таким педантом. Парад состоится, и кто будет им командовать, вы оба хорошо знаете. Знает это и малыш Джованни.
– Я всё-таки совсем не понимаю…
– Это чудесно, Мэгги, - ласково сказал Гурьев. - И вы оба, и Карлуччо, - никогда не сможете рассказать того, чего не понимаете и не знаете. Вам и не нужно этого знать, потому что я дал слово. Слово моё такое - все получат свои деньги и своих любимых, и все хорошие ребята останутся живы, а Чезаре Карлуччо со своими плохишами отправится прямо в ад. И на этот раз - действительно всё, ребята. За дело. У нас ещё масса работы по организации технических деталей.
И только когда Гурьев решил, что всё готово, Карлуччо, до того по его указанию всеми правдами и неправдами затягивавший операцию, дал отмашку на старт.
– Ты останешься в конторе, Мэгги.
– Что?!?
– Что слышала, - Гурьев чуть повысил голос. - Ты… Тебе нехорошо, поэтому рисковать не будем.
– Но…
– Спокойно, Шон. Поработаю за двоих. Не впервой.
– Чёрт побери, Мэгги!
– Спокойно, спокойно, - остановил разошедшегося детектива Гурьев. Это тебя должен побрать чёрт, жеребец ирландский, подумал он, и едва сдержался. Смех так и рвался из него, щекоча горло и нос. Он вдруг сделал вид дикой озабоченности и пробормотал: - Проклятье! Я оставил карту у тебя в машине, Шон. Принеси её, пожалуйста, будь другом - я должен там ещё маршрут заново отметить.
Помявшись, детектив, подозрительно окинув взглядом Гурьева и Мэгги, стремительно вышел на улицу. Убедившись, что его шаги прозвучали в нужном направлении, Гурьев поймал взгляд Мэгги и широко улыбнулся:
– Солнышко, поздравляю. Надеюсь, теперь этот ирландский остолоп точно никуда не денется.
Мэгги так залилась краской, что Гурьеву стало её даже жалко. У девушки прямо слёзы на глазах выступили:
– Ты что себе…
– Полтора миллиона - отличный свадебный подарок, Мэгги. Всё получится. Даю слово.
– Ты… Откуда ты…
Гурьев улыбнулся ещё шире:
– Ох, Мэгги. Меня иногда самого тошнит от собственного всезнайства. Могу даже сказать, мальчик будет или девочка. Если хочешь. Я знаю, для тебя самой это сюрприз. Но это отличный сюрприз. Один из лучших сюрпризов в жизни.
– Только не слишком вовремя, - улыбнулась Мэгги вздрагивающими губами.
– Глупости, дорогая. Надеюсь, ты скажешь ему, когда всё закончится. Или это сделаю я.
– Только попробуй, - простонала Мэгги.
– И пробовать не стану, - пожал плечами Гурьев, - просто скажу, и всё.
Дверь распахнулась, и в кабинет вошёл детектив, протягивая Гурьеву карту:
– Эта?
– Да. Спасибо, дружище, - Гурьев взял планшет. - Итак, позиция будет следующей.
План был не таким уж и сложным. Гурьев должен был наблюдать за процессом похищения и вмещаться, если бы возникла угроза жизни или здоровью миссис Рассел и мальчиков. По его наущению, Джованни выступил с идеей усыпить всех троих в самом начале, для чего Гурьев передал ему специально приготовленный для этого раствор. Потом, уже находясь в укрытии, миссис Рассел, придя в себя, должна была написать по требованию гангстеров записку мужу с просьбой использовать как посредника детективное агентство Хоука. Эта деталь плана представлялась Хоуку не самой надёжной, но Гурьев настоял на своём варианте. Мэгги оставалась в конторе в качестве связной и для запудривания мозгов копам. Даже её недомогание оказывалось как нельзя кстати, придавая обстановке вожделенную нотку вящей достоверности. На случай присутствия полицейских непосредственно в конторе Гурьев разработал несложный вербальный код, который ничего не говорил непосвящённым и должен был позволить Гурьеву и Хоуку поддерживать связь друг с другом через Мэгги. Гурьев собирался освободить миссис Рассел с мальчишками, а Хоук - увезти их в безопасное место. В задачу Хоука входило также проследить, чтобы аккредитивы не были переписаны по номерам, что являлось одним из основных условий обмена. Затем Гурьев намеревался разделаться с Чезаре, после чего - бесследно раствориться. Были разработаны и несколько альтернативных вариантов - на всякий непредвиденный случай.
– Почему именно аккредитивы, Джейк?
– Это избавит полицию и власти от соблазна затянуть переговоры под предлогом сбора средств и прочей дребедени, которую любят пускать в ход в таких случаях. Расселу достаточно будет дать команду брокерам, и всё.
– А как вы собираетесь их оприходовать? Даже если номера не будут переписаны…
– Это я беру на себя.
– Вы слишком много всего уже взяли на себя, Джейк. Вы уверены, что справитесь?
– Абсолютно.
– Всё же я не понимаю, как будет с деньгами. Это самое слабое место. Намного слабее, чем сомнительные записки миссис Рассел.
– Деньги исчезнут в тот самый момент, когда бандиты, по идее, должны будут их забрать.
– Что значит - "исчезнут"?! - почти хором воскликнули Хоук и Мэгги, переглянулись и уставились на Гурьева.
– Вы верите в сказки, друзья?
– К чёрту ваши шуточки, Джейк!
– Я вовсе не шучу. Будет именно так, как я сказал. Я пообещал Джованни, что никто не узнает о его роли в похищении. Для посторонних всё должно выглядеть так, как будто Карлуччо-младший, осознав всю глубину морального падения старого дона и не желая в этом участвовать, железной рукой навёл порядок в семье и освободил миссис Рассел. Без всяких денег.
– А…
– Ваши деньги вы получите в любом случае, ребята. Не беспокойтесь.
– К дьяволу деньги, Джейк. Не хочу я никаких денег. Я сам готов приплатить всем вокруг, только бы это поскорее закончилось!
– Пессимизм разрушителен и плохо действует на печень, старина. Не будь таким педантом. Парад состоится, и кто будет им командовать, вы оба хорошо знаете. Знает это и малыш Джованни.
– Я всё-таки совсем не понимаю…
– Это чудесно, Мэгги, - ласково сказал Гурьев. - И вы оба, и Карлуччо, - никогда не сможете рассказать того, чего не понимаете и не знаете. Вам и не нужно этого знать, потому что я дал слово. Слово моё такое - все получат свои деньги и своих любимых, и все хорошие ребята останутся живы, а Чезаре Карлуччо со своими плохишами отправится прямо в ад. И на этот раз - действительно всё, ребята. За дело. У нас ещё масса работы по организации технических деталей.
И только когда Гурьев решил, что всё готово, Карлуччо, до того по его указанию всеми правдами и неправдами затягивавший операцию, дал отмашку на старт.
Нью-Йорк. Февраль 1934 г.
Джованни выполнил свою часть работы безукоризненно. Похищение прошло гладко, Расселы не пострадали, - Гурьев с Рранкаром убедились в этом лично. Оставалось ждать развития событий.
Около суток ушло на всевозможные приготовления. В воскресенье рано утром аккредитивы были доставлены в контору Хоука в сопровождении целой когорты полицейских. Вооружённый до зубов эскорт вокруг портфеля, который легко мог унести ребёнок, выглядел довольно комично, хотя всем было и не до смеха. Начальники полиции Манхэттена и Нью-Йорка тоже прибыли сюда, по мере сил мешая всем, до кого могли дотянуться, и внося такую необходимую Гурьеву сумятицу и неразбериху в действия своих подчинённых. Недавно потрясшее страну похищение сына авиатора Линдберга [70], закончившееся гибелью малыша, ужасным фантомом маячило у всех перед глазами. Никто не был готов идти на риск дразнить похитителей затяжкой переговоров и прочими уловками, тем более что сам Рассел сразу же согласился заплатить всю сумму без каких бы то ни было условий. У Хоука при взгляде на миллионера, который старался бодриться, сердце сжималось от жалости, но он понимал, что единственный шанс снова увидеть миссис Рассел и мальчиков живыми - это неукоснительно выполнять указания Гурьева. Детектив пустил в ход весь свой дар убеждения для того, чтобы внушить эту мысль и Расселу, и всем остальным.
Получив записку от миссис Рассел с требованиями похитителей, кризисный штаб принялся за тщательную подготовку передачи выкупа.
– Что-о-о-о-о?!? - рёв начальника полиции Манхэттена легко заглушил бы брачные вопли стада бегемотов. В конторе Хоука было не так уж много места, что ещё более усилило эффект разорвавшейся звуковой бомбы. - Какой орёл, ослодыры?!? Какого дерьма вы наглотались с утра, пингвины беременные?!? Где деньги?!? Где эти чёртовы деньги, я вас спрашиваю?!?
В панике, поднявшейся после известия о том, что аккредитивы исчезли, всем стало не до Хоука. Поэтому ещё одного исчезновения - на этот раз самого детектива - никто просто не заметил. Ввинчивая автомобиль в поток городского транспорта, Хоук пытался понять, что же произошло на самом деле. Разумеется, у него ровным счётом ничего не выходило.
Около суток ушло на всевозможные приготовления. В воскресенье рано утром аккредитивы были доставлены в контору Хоука в сопровождении целой когорты полицейских. Вооружённый до зубов эскорт вокруг портфеля, который легко мог унести ребёнок, выглядел довольно комично, хотя всем было и не до смеха. Начальники полиции Манхэттена и Нью-Йорка тоже прибыли сюда, по мере сил мешая всем, до кого могли дотянуться, и внося такую необходимую Гурьеву сумятицу и неразбериху в действия своих подчинённых. Недавно потрясшее страну похищение сына авиатора Линдберга [70], закончившееся гибелью малыша, ужасным фантомом маячило у всех перед глазами. Никто не был готов идти на риск дразнить похитителей затяжкой переговоров и прочими уловками, тем более что сам Рассел сразу же согласился заплатить всю сумму без каких бы то ни было условий. У Хоука при взгляде на миллионера, который старался бодриться, сердце сжималось от жалости, но он понимал, что единственный шанс снова увидеть миссис Рассел и мальчиков живыми - это неукоснительно выполнять указания Гурьева. Детектив пустил в ход весь свой дар убеждения для того, чтобы внушить эту мысль и Расселу, и всем остальным.
Получив записку от миссис Рассел с требованиями похитителей, кризисный штаб принялся за тщательную подготовку передачи выкупа.
* * *
Полицейские положили потрёпанный дорожный саквояж с аккредитивами возле мусорного контейнера в глухом переулке Чайна-тауна - всё точности, как и было велено - и, отойдя на безопасное расстояние, стали ждать появления курьеров. Минуту спустя они, оторопев, увидели, как огромный, совершенно невероятных размеров орёл, приземлившись около саквояжа, придержал его лапой, открыл клювом и заглянул внутрь. Подняв голову, орёл внимательно окинул полицейских, впавших в совершенную прострацию, безмятежным взглядом золотых глаз и снова нырнул головой внутрь саквояжа. Видимо, удовлетворив своё любопытство, орёл сгрёб добычу когтями и, рассекая воздух чёрно-коричневыми крыльями, издававшими низкий, леденящий душу свист, со скоростью пушечного снаряда взмыл в небо. Через несколько секунд он уже превратился в точку в зените.– Что-о-о-о-о?!? - рёв начальника полиции Манхэттена легко заглушил бы брачные вопли стада бегемотов. В конторе Хоука было не так уж много места, что ещё более усилило эффект разорвавшейся звуковой бомбы. - Какой орёл, ослодыры?!? Какого дерьма вы наглотались с утра, пингвины беременные?!? Где деньги?!? Где эти чёртовы деньги, я вас спрашиваю?!?
В панике, поднявшейся после известия о том, что аккредитивы исчезли, всем стало не до Хоука. Поэтому ещё одного исчезновения - на этот раз самого детектива - никто просто не заметил. Ввинчивая автомобиль в поток городского транспорта, Хоук пытался понять, что же произошло на самом деле. Разумеется, у него ровным счётом ничего не выходило.
Нью-Йорк. Февраль 1934 г.
Конечно же, Гурьев не ошибся. Куски мяса с пушками - разного размера и калибра, - оказались одинаково слабо подготовленными к встрече с таким персонажем, как Гурьев. Он их не убивал - отключал, как и договорился с Джованни. Через полминуты путь был свободен. Удостоверившись, что всё вокруг спокойно, Гурьев тихо приоткрыл дверь и вошёл.
Миссис Рассел и мальчики лежали на кровати связанные, но не верёвками, а широкими бинтами - насчёт этой детали Гурьев проинструктировал Карлуччо особым образом. Глаза у всех троих были завязаны, а рты заклеены пластырем. Гурьев снял с глаз женщины повязку и улыбнулся:
– Здравствуйте, Эйприл. Могу я снять пластырь, вы ведь не станете кричать?
Она, подумав, качнула отрицательно головой. Гурьев кивнул:
– Замечательно. Только потерпите - будет немного неприятно.
Он взялся за конец липкой ленты и резко дёрнул. Эйприл зашипела от острой боли.
– Всё, всё, дорогая. Сейчас я вас распутаю.
– Как… Как вы…
– Эйприл. Вот ну ни секунды времени нет на объяснения. Потом, хорошо?
– Хорошо.
Гурьев разрезал на ней бинты и вручил женщине перочинный ножик, после чего они вдвоём освободили мальчиков. Увидев Гурьева, оба мальчугана воспряли духом: они ещё помнили его "подвиг" в парке.
– Выходим. Молча и очень быстро.
– Куда?
– Туда, где вы будете в безопасности.
– Но…
– Эйприл. Я на вашей стороне. Просто ещё ничего не закончено, поэтому вам придётся потерпеть. Осталось совсем немного, дорогая. Ещё буквально пару часов, и всё будет позади. Обещаю. Давайте, я помогу.
Они вышли из дома и нырнули в автомобиль, за рулём которого сидел Хоук. Усадив Расселов на заднее сиденье, Гурьев сказал:
– Слушайте внимательно, Эйприл. Сейчас детектив Хоук увезёт вас в охотничий домик в Нью-Джерси. Оттуда мистер Хоук свяжется со своей помощницей и подтвердит, что вы с детьми в полном порядке, и вы сможете поговорить с мистером Расселом. Пока все будут переваривать эту потрясающую новость, я займусь синьором Карлуччо. В Нью-Джерси вы будете находиться до тех пор, пока я не появлюсь. Это будет означать, что всё прошло как надо, и вы сможете наконец вернуться к мужу. Даю слово, что я появлюсь и что вам никто не причинит никакого вреда. Поверьте, всё, что сейчас делается, делается ради вашей безопасности. Не сиюминутной, а вообще безопасности, в более широком смысле. Вы сейчас ничего не понимаете, а я не имею ни времени, ни возможности объяснять. Потом. Просто не делайте глупостей, Эйприл. Это сейчас самое главное. Хорошо?
– Хорошо.
– Пообещайте мне не делать глупостей, Эйприл, - Гурьев мгновенно стёр улыбку с лица.
– Обещаю… Джейк.
– Отлично, - он успокаивающе улыбнулся снова и выбрался наружу.
Гурьев хлопнул ладонью по металлу дверцы, и машина умчалась. Гурьев вернулся в дом, забрал сумку и, выйдя через чёрный ход, минуту спустя был уже в переулке, где в автомобиле изнывал от нетерпения Джованни Карлуччо.
– Твои деньги здесь, - Гурьев втолкнул сумку на заднее сиденье автомобиля. - Будешь пересчитывать?
– Очень смешно, - скривился Карлуччо. - Что дальше?
– Как договаривались. Я отправляюсь в гости к дядюшке Чезаре, а ты можешь делать, что хочешь.
– Я пристрою "капусту" и проверю, как у тебя продвигается.
– Валяй, - милостиво разрешил Гурьев и дотронулся двумя пальцами до полей своего кофейного "стетсона" из первоклассного фетра. Карлуччо моргнул и в недоумении завертел головой: Гурьев как сквозь землю провалился. Не веря своим глазам, Карлуччо выбрался из машины и огляделся. Переулок был пуст. Карлуччо мог бы поклясться, что не слышал ни звука и не видел даже тени. Чёртов проклятый призрак, подумал он. Постояв ещё минуту, Карлуччо сплюнул в сердцах на асфальт и сел за руль. Времени было в обрез.
Миссис Рассел и мальчики лежали на кровати связанные, но не верёвками, а широкими бинтами - насчёт этой детали Гурьев проинструктировал Карлуччо особым образом. Глаза у всех троих были завязаны, а рты заклеены пластырем. Гурьев снял с глаз женщины повязку и улыбнулся:
– Здравствуйте, Эйприл. Могу я снять пластырь, вы ведь не станете кричать?
Она, подумав, качнула отрицательно головой. Гурьев кивнул:
– Замечательно. Только потерпите - будет немного неприятно.
Он взялся за конец липкой ленты и резко дёрнул. Эйприл зашипела от острой боли.
– Всё, всё, дорогая. Сейчас я вас распутаю.
– Как… Как вы…
– Эйприл. Вот ну ни секунды времени нет на объяснения. Потом, хорошо?
– Хорошо.
Гурьев разрезал на ней бинты и вручил женщине перочинный ножик, после чего они вдвоём освободили мальчиков. Увидев Гурьева, оба мальчугана воспряли духом: они ещё помнили его "подвиг" в парке.
– Выходим. Молча и очень быстро.
– Куда?
– Туда, где вы будете в безопасности.
– Но…
– Эйприл. Я на вашей стороне. Просто ещё ничего не закончено, поэтому вам придётся потерпеть. Осталось совсем немного, дорогая. Ещё буквально пару часов, и всё будет позади. Обещаю. Давайте, я помогу.
Они вышли из дома и нырнули в автомобиль, за рулём которого сидел Хоук. Усадив Расселов на заднее сиденье, Гурьев сказал:
– Слушайте внимательно, Эйприл. Сейчас детектив Хоук увезёт вас в охотничий домик в Нью-Джерси. Оттуда мистер Хоук свяжется со своей помощницей и подтвердит, что вы с детьми в полном порядке, и вы сможете поговорить с мистером Расселом. Пока все будут переваривать эту потрясающую новость, я займусь синьором Карлуччо. В Нью-Джерси вы будете находиться до тех пор, пока я не появлюсь. Это будет означать, что всё прошло как надо, и вы сможете наконец вернуться к мужу. Даю слово, что я появлюсь и что вам никто не причинит никакого вреда. Поверьте, всё, что сейчас делается, делается ради вашей безопасности. Не сиюминутной, а вообще безопасности, в более широком смысле. Вы сейчас ничего не понимаете, а я не имею ни времени, ни возможности объяснять. Потом. Просто не делайте глупостей, Эйприл. Это сейчас самое главное. Хорошо?
– Хорошо.
– Пообещайте мне не делать глупостей, Эйприл, - Гурьев мгновенно стёр улыбку с лица.
– Обещаю… Джейк.
– Отлично, - он успокаивающе улыбнулся снова и выбрался наружу.
Гурьев хлопнул ладонью по металлу дверцы, и машина умчалась. Гурьев вернулся в дом, забрал сумку и, выйдя через чёрный ход, минуту спустя был уже в переулке, где в автомобиле изнывал от нетерпения Джованни Карлуччо.
– Твои деньги здесь, - Гурьев втолкнул сумку на заднее сиденье автомобиля. - Будешь пересчитывать?
– Очень смешно, - скривился Карлуччо. - Что дальше?
– Как договаривались. Я отправляюсь в гости к дядюшке Чезаре, а ты можешь делать, что хочешь.
– Я пристрою "капусту" и проверю, как у тебя продвигается.
– Валяй, - милостиво разрешил Гурьев и дотронулся двумя пальцами до полей своего кофейного "стетсона" из первоклассного фетра. Карлуччо моргнул и в недоумении завертел головой: Гурьев как сквозь землю провалился. Не веря своим глазам, Карлуччо выбрался из машины и огляделся. Переулок был пуст. Карлуччо мог бы поклясться, что не слышал ни звука и не видел даже тени. Чёртов проклятый призрак, подумал он. Постояв ещё минуту, Карлуччо сплюнул в сердцах на асфальт и сел за руль. Времени было в обрез.
Нью-Йорк. Февраль 1934 г.
В дом к Чезаре Гурьев вошёл так же легко, как входил всюду, куда ему требовалось войти. Неважно, хотели ему помешать при этом или нет. Гурьева с некоторых пор мало занимали жалкие попытки ему помешать. Ну, разве из любопытства он иногда интересовался.
Никто из находившихся в комнате - ни сам Чезаре, ни его "быки" - не поняли, как этот… этот… как он здесь очутился, в общем. Даже удивиться не успели - разлеглись на ковре в странно неудобных позах. Только Карлуччо остался стоять у стола, сжимая в руке "кольт".
– А-а-а-а!!! - взвыл Карлуччо, вскинул ствол и надавил на спусковой крючок.
Выстрела не последовало. Странное ощущение, похожее на ожог, в районе кисти, - и Карлуччо увидел, как его рука с зажатым в ней револьвером падает на пол. И это было последнее, что он увидел. И ничего узнать и понять он тоже не успел, - Гурьев не собирался, следуя шаблонам гангстерских боевиков, стоять над Карлуччо, добрых полчаса пересказывать синопсис и, кривя в торжествующей усмешке губы, напыщенно разглагольствовать о собственном морально-этическом, интеллектуальном и военном превосходстве. Он просто взмахнул ещё раз одним из мечей. Тело Карлуччо, нелепо подогнув ноги, осело и повалилось набок. Голова откатилась к стене и уставилась на происходящее лицом, так и не утратившим злобно-удивлённого выражения. А Гурьев, подчиняясь воле Близнецов, властно, хотя и едва ощутимо дрогнувших в ладони теплом рукоятей, нанёс третий удар.
То, что оставалось от души Чезаре Карлуччо, то, что он не успел сжечь, бестрепетно рассыпая горе, слёзы и смерть пригоршнями вокруг себя много лет подряд, то, что попыталось ускользнуть от Близнецов, утечь, взвиться, удрать - перестало быть. Это нельзя было отпускать туда, куда оно рвалось, и Гурьев не отпустил. Он ещё не знал, почему. И куда. Сейчас у него не было времени на то, чтобы выяснять. Позже. Не здесь и не сейчас.
Пару секунд мелко подёргавшись, труп Карлуччо застыл, как и голова на полу.
Ты проиграл, Чезаре, грустно подумал Гурьев. На этот раз проиграл. Ты просто не предполагал, кто твой настоящий противник. В этом всё дело. Извини. Ничего личного. Или - всё-таки личное?
Несколькими секундами позже в комнату влетел с револьвером в вытянутой руке Джованни. Увидев разделанную тушу дядюшки Чезаре в окружении живописно располосованных трупов остальных приближённых старого дона, он, повинуясь властному движению руки Гурьева, сжимавшей одного из Близнецов, медленно опустил ствол.
– Эй, парень, - едва сдерживая неотвратимо подступающую тошноту, прохрипел гангстер. - Ты что же, стрелять не умеешь?
– Я боюсь рикошетов, - усмехнулся Гурьев.
Он ритуальным синхронным движением встряхнул Близнецов, сгоняя кровь с клинков. От этого жеста у Джованни похолодели конечности и взмокли подмышки.
– Тибури, - тихо проговорил Гурьев. - Это называется - тибури. По следу тибури можно определить школу меча, Джованни. Только нужно учиться. Долго-долго.
Улыбаясь, Гурьев смотрел на гангстера. Едва слышно щёлкнул фиксатор. Несколько капель крови упали с потолка, запятнали воротник рубашки младшего Карлуччо, обожгли ему ухо и щёку. Он вздрогнул, тупо отметив краем сознания, что так и не увидел, когда этот дьявол успел спрятать свои жуткие - ножи, мечи? Сладкий запах крови дурманил сознание. Крови было - много. Повсюду. Куда больше, чем обычно.
– Я выполнил свою часть договора, Джованни. Тебе нравится?
– Неплохо, - всё ещё сражаясь с тошнотой, пробормотал Карлуччо. - Давай, проваливай поскорей. Чтобы я тебя больше никогда в жизни не видел.
– Ты мне тоже безумно дорог, Джованни, - усмехнулся Гурьев. - Не забудь сообщить тем, кто захочет снова потревожить мистера Рассела и его семью, что я не советую им этого делать.
– Да уж будь спокоен, - Карлуччо-младший, глядя в мёртвые глаза своего предшественника, громко сглотнул.
Никто из находившихся в комнате - ни сам Чезаре, ни его "быки" - не поняли, как этот… этот… как он здесь очутился, в общем. Даже удивиться не успели - разлеглись на ковре в странно неудобных позах. Только Карлуччо остался стоять у стола, сжимая в руке "кольт".
– А-а-а-а!!! - взвыл Карлуччо, вскинул ствол и надавил на спусковой крючок.
Выстрела не последовало. Странное ощущение, похожее на ожог, в районе кисти, - и Карлуччо увидел, как его рука с зажатым в ней револьвером падает на пол. И это было последнее, что он увидел. И ничего узнать и понять он тоже не успел, - Гурьев не собирался, следуя шаблонам гангстерских боевиков, стоять над Карлуччо, добрых полчаса пересказывать синопсис и, кривя в торжествующей усмешке губы, напыщенно разглагольствовать о собственном морально-этическом, интеллектуальном и военном превосходстве. Он просто взмахнул ещё раз одним из мечей. Тело Карлуччо, нелепо подогнув ноги, осело и повалилось набок. Голова откатилась к стене и уставилась на происходящее лицом, так и не утратившим злобно-удивлённого выражения. А Гурьев, подчиняясь воле Близнецов, властно, хотя и едва ощутимо дрогнувших в ладони теплом рукоятей, нанёс третий удар.
То, что оставалось от души Чезаре Карлуччо, то, что он не успел сжечь, бестрепетно рассыпая горе, слёзы и смерть пригоршнями вокруг себя много лет подряд, то, что попыталось ускользнуть от Близнецов, утечь, взвиться, удрать - перестало быть. Это нельзя было отпускать туда, куда оно рвалось, и Гурьев не отпустил. Он ещё не знал, почему. И куда. Сейчас у него не было времени на то, чтобы выяснять. Позже. Не здесь и не сейчас.
Пару секунд мелко подёргавшись, труп Карлуччо застыл, как и голова на полу.
Ты проиграл, Чезаре, грустно подумал Гурьев. На этот раз проиграл. Ты просто не предполагал, кто твой настоящий противник. В этом всё дело. Извини. Ничего личного. Или - всё-таки личное?
Несколькими секундами позже в комнату влетел с револьвером в вытянутой руке Джованни. Увидев разделанную тушу дядюшки Чезаре в окружении живописно располосованных трупов остальных приближённых старого дона, он, повинуясь властному движению руки Гурьева, сжимавшей одного из Близнецов, медленно опустил ствол.
– Эй, парень, - едва сдерживая неотвратимо подступающую тошноту, прохрипел гангстер. - Ты что же, стрелять не умеешь?
– Я боюсь рикошетов, - усмехнулся Гурьев.
Он ритуальным синхронным движением встряхнул Близнецов, сгоняя кровь с клинков. От этого жеста у Джованни похолодели конечности и взмокли подмышки.
– Тибури, - тихо проговорил Гурьев. - Это называется - тибури. По следу тибури можно определить школу меча, Джованни. Только нужно учиться. Долго-долго.
Улыбаясь, Гурьев смотрел на гангстера. Едва слышно щёлкнул фиксатор. Несколько капель крови упали с потолка, запятнали воротник рубашки младшего Карлуччо, обожгли ему ухо и щёку. Он вздрогнул, тупо отметив краем сознания, что так и не увидел, когда этот дьявол успел спрятать свои жуткие - ножи, мечи? Сладкий запах крови дурманил сознание. Крови было - много. Повсюду. Куда больше, чем обычно.
– Я выполнил свою часть договора, Джованни. Тебе нравится?
– Неплохо, - всё ещё сражаясь с тошнотой, пробормотал Карлуччо. - Давай, проваливай поскорей. Чтобы я тебя больше никогда в жизни не видел.
– Ты мне тоже безумно дорог, Джованни, - усмехнулся Гурьев. - Не забудь сообщить тем, кто захочет снова потревожить мистера Рассела и его семью, что я не советую им этого делать.
– Да уж будь спокоен, - Карлуччо-младший, глядя в мёртвые глаза своего предшественника, громко сглотнул.