Страница:
– Я думал, ты поймёшь, Шон, - Гурьев вздохнул. - Может, и не стоит тогда объяснять?
– Стоит, - упрямо посмотрел ему в глаза детектив. - Ещё как стоит. Потому что ты вроде как хороший парень, а это ни в какие ворота не лезет.
– Напротив, - усмехнулся Гурьев. - Главное - это держать слово, Шон. Даже если ты дал его такому, как Карлуччо. Главное - это сохранить честь и не потерять при этом лица. Мафия - это вовсе не воплощение вселенского зла и не порождение преисподней. Это просто люди, Шон. Люди, которые несколько иначе смотрят на всё, что делается вокруг. Скажи, тебе ведь не нравился сухой закон, не так ли?
– Нет, конечно, - раздражённо повёл плечом Хоук. - А кому он нравился?!
– Вот. А отменили его потому, что мафия показала государству, что государство поступило в данном случае совершенно по-идиотски. Это только один пример, частность. Не бывает леса без волков, Шон. Просто популяцию надо поддерживать на должном уровне. Не позволять волкам перерезать всех овец. А овцам - затоптать волков. Карлуччо нарушил правила.
– Какие правила?!
– Есть сферы, куда мафии нельзя вторгаться. Есть виды бизнеса, которые традиционно кормят мафию и будут кормить, даст Бог, ещё столетия. А есть, куда им нельзя. Например, в моё личное пространство. Там, где охочусь я, больше никто не может охотиться. Ни мафия, ни полиция, ни государство. Мне нужен был Рассел. Это была моя добыча. А Карлуччо этого не знал. Но мне всё равно, поэтому он лежит в морге без головы и руки. А Джованни меня понял с полуслова и ушёл с дороги.
– А я? - тихо спросил Хоук.
– Ты - другой представитель фауны, Шон, - улыбнулся Гурьев. - У нас с тобой всё разное - и диета, и среда обитания. Поэтому и делить нам с тобой нечего.
– Знаешь что, Джейк? Я рад, что ты уезжаешь.
– Да ну?
– Честно. До того, как ты появился, всё было понятно. А теперь… И Мэгги, и миссис Рассел… Я в какой-то момент был почти готов всё бросить. Но Мэгги сказала, что мы должны тебе помочь. Пройти этот путь до конца. И миссис Рассел… По-хорошему, она ведь должна была сдать тебя копам. А вместо этого молчит, как в рот воды набравши. А ведь она тебя видела, прекрасно знает, кто ты, и вообще… Как будто ты…
– Ну, договаривай, договаривай.
– На месте её мужа я бы решил, что вы любовники.
– А про Мэгги ты так не думаешь, надеюсь?
– Нет.
– Правильно, Шон. Женщины - лучшее, что есть у нас на этой земле, старик. Их надо просто любить. Как я. Не обязательно волочь их в постель при этом, всех подряд, я имею ввиду. Нужно просто любить. А уж они, это почувствовав, не останутся в долгу. Ни Эйприл, ни Мэгги - не исключение. И ещё, что касается миссис Рассел… У неё - сыновья. Инстинкт самосохранения одолел её страх поступить неверно. Страх - порождение нашего разума, загнанного в клетку предрассудками и стереотипами. А инстинкт самосохранения побуждает нас действовать - и побеждать. Иногда нужно просто следовать инстинкту, и ничего больше. Вот так. Ну, и напоследок - ко всему прочему, я везучий.
– Да уж, - детектив посмотрел на Гурьева, покачал головой изумлённо. - Не хотел бы я оказаться среди тех, кто… Где ты успел всему этому научиться?
– Я всю жизнь учился слушать больше, чем говорить. И говорить много меньше, чем понимаю. Так что лови момент, Шон. Меня нечасто ведёт на подобные штуки. Просто я так обрадовался за тебя и за Мэгги, что распустил слюни. Но это больше не повторится. И не вздумай обижать Мэгги, Шон. Я всегда буду наблюдать за вами, заруби себе это хорошенько на носу.
– Надеюсь, это твой последний совет.
– Мой последний совет - внимательно следить за новостями. Производство новостей промышленным способом - отличный бизнес. Дарю идею.
– Если честно, Джейк, - меня тошнит от твоих загадок. Почти так же сильно, как Мэгги.
– Это пройдёт, Шон. И у тебя, и у Мэгги. Удачи тебе, детектив. Да, кстати, - это мальчик.
– Что?!
– Ты уйдёшь, наконец, или спустить тебя с лестницы?
– Ты… Ты… Джейк, - прохрипел Хоук. - Джейк, ты - самый потрясающий парень, которого мне доводилось встречать.
– Ты повторяешься, приятель.
– Уезжай, Джейк, - расплылся в улыбке Хоук. - Катись отсюда ко всем чертям, сукин сын. Храни тебя Господь и Пресвятая Дева, Джейк. Чтобы тебе и дальше так везло напропалую. Может, и нам чего перепадёт?!
Мероув Парк. Июнь 1934 г.
Лондон. Июнь 1934 г.
Мероув Парк. Июнь 1934 г.
– Стоит, - упрямо посмотрел ему в глаза детектив. - Ещё как стоит. Потому что ты вроде как хороший парень, а это ни в какие ворота не лезет.
– Напротив, - усмехнулся Гурьев. - Главное - это держать слово, Шон. Даже если ты дал его такому, как Карлуччо. Главное - это сохранить честь и не потерять при этом лица. Мафия - это вовсе не воплощение вселенского зла и не порождение преисподней. Это просто люди, Шон. Люди, которые несколько иначе смотрят на всё, что делается вокруг. Скажи, тебе ведь не нравился сухой закон, не так ли?
– Нет, конечно, - раздражённо повёл плечом Хоук. - А кому он нравился?!
– Вот. А отменили его потому, что мафия показала государству, что государство поступило в данном случае совершенно по-идиотски. Это только один пример, частность. Не бывает леса без волков, Шон. Просто популяцию надо поддерживать на должном уровне. Не позволять волкам перерезать всех овец. А овцам - затоптать волков. Карлуччо нарушил правила.
– Какие правила?!
– Есть сферы, куда мафии нельзя вторгаться. Есть виды бизнеса, которые традиционно кормят мафию и будут кормить, даст Бог, ещё столетия. А есть, куда им нельзя. Например, в моё личное пространство. Там, где охочусь я, больше никто не может охотиться. Ни мафия, ни полиция, ни государство. Мне нужен был Рассел. Это была моя добыча. А Карлуччо этого не знал. Но мне всё равно, поэтому он лежит в морге без головы и руки. А Джованни меня понял с полуслова и ушёл с дороги.
– А я? - тихо спросил Хоук.
– Ты - другой представитель фауны, Шон, - улыбнулся Гурьев. - У нас с тобой всё разное - и диета, и среда обитания. Поэтому и делить нам с тобой нечего.
– Знаешь что, Джейк? Я рад, что ты уезжаешь.
– Да ну?
– Честно. До того, как ты появился, всё было понятно. А теперь… И Мэгги, и миссис Рассел… Я в какой-то момент был почти готов всё бросить. Но Мэгги сказала, что мы должны тебе помочь. Пройти этот путь до конца. И миссис Рассел… По-хорошему, она ведь должна была сдать тебя копам. А вместо этого молчит, как в рот воды набравши. А ведь она тебя видела, прекрасно знает, кто ты, и вообще… Как будто ты…
– Ну, договаривай, договаривай.
– На месте её мужа я бы решил, что вы любовники.
– А про Мэгги ты так не думаешь, надеюсь?
– Нет.
– Правильно, Шон. Женщины - лучшее, что есть у нас на этой земле, старик. Их надо просто любить. Как я. Не обязательно волочь их в постель при этом, всех подряд, я имею ввиду. Нужно просто любить. А уж они, это почувствовав, не останутся в долгу. Ни Эйприл, ни Мэгги - не исключение. И ещё, что касается миссис Рассел… У неё - сыновья. Инстинкт самосохранения одолел её страх поступить неверно. Страх - порождение нашего разума, загнанного в клетку предрассудками и стереотипами. А инстинкт самосохранения побуждает нас действовать - и побеждать. Иногда нужно просто следовать инстинкту, и ничего больше. Вот так. Ну, и напоследок - ко всему прочему, я везучий.
– Да уж, - детектив посмотрел на Гурьева, покачал головой изумлённо. - Не хотел бы я оказаться среди тех, кто… Где ты успел всему этому научиться?
– Я всю жизнь учился слушать больше, чем говорить. И говорить много меньше, чем понимаю. Так что лови момент, Шон. Меня нечасто ведёт на подобные штуки. Просто я так обрадовался за тебя и за Мэгги, что распустил слюни. Но это больше не повторится. И не вздумай обижать Мэгги, Шон. Я всегда буду наблюдать за вами, заруби себе это хорошенько на носу.
– Надеюсь, это твой последний совет.
– Мой последний совет - внимательно следить за новостями. Производство новостей промышленным способом - отличный бизнес. Дарю идею.
– Если честно, Джейк, - меня тошнит от твоих загадок. Почти так же сильно, как Мэгги.
– Это пройдёт, Шон. И у тебя, и у Мэгги. Удачи тебе, детектив. Да, кстати, - это мальчик.
– Что?!
– Ты уйдёшь, наконец, или спустить тебя с лестницы?
– Ты… Ты… Джейк, - прохрипел Хоук. - Джейк, ты - самый потрясающий парень, которого мне доводилось встречать.
– Ты повторяешься, приятель.
– Уезжай, Джейк, - расплылся в улыбке Хоук. - Катись отсюда ко всем чертям, сукин сын. Храни тебя Господь и Пресвятая Дева, Джейк. Чтобы тебе и дальше так везло напропалую. Может, и нам чего перепадёт?!
Мероув Парк. Июнь 1934 г.
Наблюдая за компанией из Эйприл, Рэйчел, трёх мальчишек и беркута, явно смущённого благоговейным вниманием к собственной персоне, - дрожа от восторга, Джордан и Сидней наперегонки гладили великолепную птицу, терпеливо переносившую бурю детских эмоций, - Гурьев ощутил в горле колючий комок. Осоргин приблизился и молча встал рядом, не отрывая взгляда от детей и женщин. Покосившись на него, Гурьев тихо проговорил:
– Даю голову на отсечение - вы сейчас испытываете совершенно те же самые чувства, что и я. А, Вадим Викентьевич?
– Святая и истинная правда, Яков Кириллович, - хрипло ответил кавторанг. И, прокашлявшись, чётко повернулся на каблуках и вскинул руку к фуражке: - Разрешите доложить. Только что позвонили из Оклендри - машины господина Иосиды проследовали в направлении Мероув Парк. Какие будут указания?
На двух главных дорогах к поместью, в посёлках Оклендри и Мелленбрю, были установлены телефоны прямой связи, и местные олдермены получили указание немедленно сообщать обо всех передвижениях в направлении Мероув Парк. Все остальные дороги, по которым можно было сюда добраться прежде, были перекопаны так, что никакое транспортное средство, кроме танка, не могло по ним передвигаться. Система раннего оповещения прошла неоднократную проверку и работала достаточно надёжно, чтобы перебиться до того момента, когда у Гурьева дойдут руки до полноценного обеспечения безопасности. При таком гандикапе [75]у населения поместья было от сорока минут до часа для того, чтобы достойно встретить гостей - как желанных, так и не очень.
Гурьев кивнул и с сожалением повернулся спиной к идиллической картинке:
– Отлично. Давайте начинать.
В конце концов, надо же каким-то образом обеспечивать существование всего этого, подумал он. Именно обеспечением мы сейчас и займёмся.
– Ты что, Рэйчел?! Ведь это потрясающе, просто здорово! - Тэдди встал рядом, явно восторгаясь своим нарядом и мечом, которым уже немного научился, под чутким руководством Гурьева, пользоваться.
– Ещё бы, - в её голосе звучал неприкрытый сарказм. Надув губки и собрав их бантиком, она покачала головой, как китайский болванчик, и пропела, трепеща ресницами и закатив глаза: - Доброе утро, мой господин! Это я, твоя Чио-чио-сан, мой господин! Ах, ты, наверное, голоден, мой господин! Посмотри, что за деликатес я принесла тебе в этой прелестной лаковой коробочке, мой господин! Холодные сырые щупальца осьминога с липким сладким рисом! - И добавила уже нормальным голосом: - Ужас!
Тэдди засмеялся. Улыбнулся и Гурьев. Рэйчел же сердито продолжила:
– Несчастная страна, где женщины вынуждены забинтовывать себя и прятать всё то, что делает их женщинами! Не понимаю, как это только возможно?! Я похожа на воробушка, которого завернули в шёлковый носовой платок, оставив только клювик торчать наружу!
– Ты восхитительна, - убеждённо заявил Гурьев. - Неотразима. Ослепительна. Великолепна. Правда, Тэдди?
– Да! - выдохнул мальчик, осторожно прикоснувшись к локтю сестры. - Самая-самая!
– Ну, вот видишь. Нам пора. Дай мне руку, девочка. Нас ждут.
Японцев разместили в большом зале новостройки. Пол был застелен новыми татами, стены оставались привычно обнажёнными. У торцовой стены находилось небольшое возвышение, отдалённо напоминающее сцену - здесь татами немного отличались по цвету от тех, на которых сидели прибывшие. Люди ждали уже около двадцати минут, ничем не выказывая своего нетерпения. Иосида понимал, что это ожидание - тоже часть проверки тех, за кого он поручился своей честью и добрым именем. И когда напряжение, казалось, достигло предела, Иосида изумлённо замер: на "сцене", ещё мгновение назад совершенно пустой, возник сидящий огромный человек в чёрно-серебряных одеждах. Замерли и все остальные - перед тем, как под невыносимым серебряным взглядом согнуться в глубоком поклоне.
Низкий, с гипнотически вибрирующими обертонами голос Гурьева, усиленный скрытыми за ширмами электрическими ревербераторами, разорвал тишину:
– Я рад приветствовать вас, господа, именно здесь, в самом сердце великой империи, над которой никогда не заходит солнце. Я знаю, что все вы добровольно покинули священную родину богов, откликнувшись на просьбу Сигэру-сама, и я бесконечно благодарен вам за это. Сейчас я представлю вам тех, чьи благополучие и достоинство отныне будут находиться под вашей защитой днём и ночью. Они нуждаются в вас так же, как и вы в них. Помните, что вы находитесь на пороге нового мира, и только если все мы вместе, согласно и точно, будем выполнять волю Провидения и следовать нашему предназначению, наши потомки будут иметь возможность гордиться нашей жизнью и нашей смертью.
– Хай [76], - слово, похожее на выдох, одновременно сорвалось с губ двух дюжин сосредоточенно внимавших Гурьеву людей. - Хай, вакаримас [77].
Гурьев слегка поклонился:
– Будет сделано всё возможное для того, чтобы все вы чувствовали себя дома. Через короткое время, когда вы подробно ознакомитесь со своими обязанностями и распорядком, вы будете сами решать, какие действия необходимо предпринять с тем, чтобы наилучшим образом служить тому делу, ради которого вы прибыли сюда.
– Хай!
Гурьев поднял руку. Стена за его спиной раздвинулась, показав, что была всего лишь перегородкой. Небольшого роста молодая женщина в небесно-синем кимоно и мальчик в сине-серебряном одновременно вступили на татами и, шагнув вперёд, почти синхронно опустились на маленькие скамеечки по левую и правую руку от Гурьева. Женщина подняла глаза на сидящих в зале людей, и нежная, ласковая улыбка осветила её лицо, совершенно прекрасное и в то же время необычайно живое. Сияние сапфирово-синих с золотыми искрами глаз, оттеняемое безупречно подобранными цветами её одежды, вызвало настоящую бурю в душе воинов, воспитанных в традициях служения красоте и преклонения перед ней. Красота этой женщины, хотя и экзотическая для японца, была так очевидна и несомненна, что ещё один вздох пронёсся по залу:
– Хэй-ва хэйко банзай [78]!
Женщина и мальчик наклонили головы. Самураи низко поклонились в ответ. Выпрямившись, они увидели рядом с сидящими людьми огромного беркута, рассматривающего их солнечно-золотыми глазами. На лапах птицы сверкали широкие золотые браслеты. Новый изумлённый вздох вознёсся к низкому потолку. Гурьев снова поднял руку:
– Графиня Рэйчел Дэйнборо. Рэйчи-сан. Граф Эндрю Роуэрик. Орю-сан. Рранкар, Солнечный Воин. Эта птица будет нашим помощником - особенно тогда, когда никакая другая связь невозможна или сведения слишком важны, чтобы доверить их бумаге или электрическим проводам. Каждое слово, которое вы произнесёте при нём, тотчас же станет мне известно. И если вам потребуется сила и ярость его когтей - позовите его тоже.
– Хай. Вакаримас.
– Теперь я попрошу каждого из вас подойти и представиться Рэйчи-сан. Начнём с вас, - Гурьев поклонился японцу, сидящему в первом ряду справа.
Тот поднялся, быстро и коротко поклонился и широким шагом приблизился к возвышению. Его глаза оказались на уровне глаз Рэйчел. Японец снова поклонился - на этот раз медленно и глубоко, и, выпрямившись, произнёс:
– Муруока Сидэи, Рэйчи-сан.
– Охаё годзаимас [79], Сидэи-сан, - безмятежная, ласковая улыбка, адресованная только собеседнику и никому больше, снова осветившая лицо Рэйчел, заставила самурая забыть о всяких правилах выдержки, и брови его изумлённо вздрогнули. Потрясённый и растроганный, Муруока снова поклонился и, осторожно пятясь, вернулся на своё место, уступив очередь следующему.
– Касуги Тодзиро, Рэйчи-сан.
– Хадзимэмасйтэ [80], Тодзиро-сан, - легким поклоном приветствовала его Рэйчел.
Ещё более потрясённый, нежели Муруока, Касуги возвратился в свой ряд. Настала очередь следующего:
– Тагава Исаму, Рэйчи-сан.
– О-мэни кокарэтэ урэсий дэс [81], Исаму-сан.
– Сюнгаку Юсаши, Рэйчи-сан.
– Додзо ёросику [82], Юсаши-сан.
Иосида, затаив дыхание, наблюдал за разворачивающимся действом, отчётливо понимая, что каждый жест, каждое слово, каждая деталь происходящего рассчитаны и выверены этим человеком, Гуро-сама, не просто до самых незначительных нюансов - всё, абсолютно всё выглядело, да и было на самом деле, идеально торжественным вступлением к чему-то грандиозному, великому, чему невозможно было подобрать ни названия, ни определения. Только теперь дипломат до конца осознал причину, по которой обивал пороги самых дорогих магазинов в Токио и Киото, выполняя заказы Гуро-сама, содержавшиеся в шифровке полковника Кагомацу, полученной Иосидой всего за несколько дней до его отъезда назад в Лондон. Жадно вглядываясь в чудесное лицо графини, которая умудрилась найти для каждого из своих будущих хатамото новый оттенок улыбки и ни разу не повториться, приветствуя их, готовый буквально расплакаться от восхищения Иосида увидел, с каким поистине волшебным чутьём подобраны детали её костюма, удивительно гармонирующие с необычной для него внешностью молодой женщины и превращающие её в совершенное, неземное существо, парящее над действительностью. Чёрно-серебряное одеяние Гуро-сама, его огромная гибкая фигура, смертоносная грация гремучей змеи и чудовищный взгляд внушали одновременно ужас и благоговение, а сияние, исходившее от его спутницы, окрыляло и согревало. Как ни удивительно, но и мальчик на этом фоне отнюдь не потерялся: сине-серебряный наряд придавал его глазам глубину и силу, а прямая спина и короткий, чуть длиннее, чем вакидзаши, парадный меч в богато украшенных ножнах сообщали юному графу подобающее его положению и окружающей обстановке достоинство. А присутствие необыкновенной птицы, чьё несомненно разумное спокойствие и безусловно осмысленный, внимательный взгляд, встречавший и провожавший каждого, придавало картине происходящего необходимую завершённость магического ритуала.
О, боги, подумал Иосида, пытаясь унять дрожь, поднимающуюся из самых глубин его естества, о, светлая Аматерасу. Если бы можно было запечатлеть всё это! Куда же ведёт нас этот человек? Что ждёт нас всех впереди?!.
Гурьев с гордостью и восхищением смотрел, с какими поистине царственными простотой и величием Рэйчел исполняла свою роль. Она ни разу не сбилась, произнося тщательно заученные слова на чужом языке, не сделала ни одного ошибочного или неуместного жеста, со спокойным мужеством выдерживая более чем серьёзное испытание на прочность и твёрдость духа. Я люблю её, подумал Гурьев. Я люблю её. Господи, есть ты или нет - я люблю её, и всё остальное я сумею устроить, как нужно.
Когда процедура знакомства завершилась, он снова заговорил. Теперь его голос, лишённый искусственного усиления, звучал несколько тише и более буднично:
– Сейчас вам покажут помещения, в которых вы будете жить, господа. Вы можете свободно осмотреть территорию и обменяться мнениями. Вечером, после захода солнца, вы получите ваше оружие и сможете задать свои вопросы командирам четвёрок, которые через четверть часа присоединятся ко мне. Благодарю вас за терпение и внимание, господа. - Гурьев поклонился и чуть развернулся в сторону Иосиды, поклонившись ему особо и передавая дипломату бразды правления: - Прошу вас, Сигэру-сама.
По его знаку Рэйчел и Эндрю встали и, легко поклонившись, вышли, не проронив ни слова. Следом за ними величественно вышел Рранкар, и последним покинул зал сам Гурьев. Кажется, всё прошло как по нотам, решил он, возвращая перегородку-сёдзи в исходное положение.
Иосида занял место Гурьева на возвышении и обвёл взглядом сосредоточенные и в то же самое время смятенные лица соотечественников. Они обменялись короткими поклонами, и, когда формальности завершились, Иосида проговорил:
– Есть ли у вас вопросы, господа?
Лёгкий, похожий на ветерок, шёпот промчался по залу. После некоторого замешательства поднялся Муруока:
– Прошу извинить, Иосида-сама. У всех нас только один вопрос. Почему?!
– Я думаю, гордыня многих из нас достала до самого неба, - тихо ответил Иосида. - Человек имеет право гордиться своими делами, а не тем, что получил от богов, как награду. Мы забыли о смирении и верности пути воина. Мы должны одуматься. Когда покачнулось равновесие мира, нет времени на объяснения и пустопорожние рассуждения. Настало время действий. Помните слова божественного Тэнно, господа. Всё, что будет необходимо. Если вам прикажут убить - убивайте. Если прикажут умереть - умрите. Здесь, вдали от берегов нашей священной Родины, только так, беспрекословно исполняя волю Сына Неба, мы сможем защитить её честь и умножить её славу, честь и славу божественного императора Ямато. Надеюсь, вы хорошо поняли меня. И хорошо поняли Гуро-сама.
И, хотя Иосида не ожидал ничего другого, он испытал радость и облегчение, услышав слитный выдох двух дюжин воинов:
– Хай, вакаримас. Тэнно хэйко банзай!
– Даю голову на отсечение - вы сейчас испытываете совершенно те же самые чувства, что и я. А, Вадим Викентьевич?
– Святая и истинная правда, Яков Кириллович, - хрипло ответил кавторанг. И, прокашлявшись, чётко повернулся на каблуках и вскинул руку к фуражке: - Разрешите доложить. Только что позвонили из Оклендри - машины господина Иосиды проследовали в направлении Мероув Парк. Какие будут указания?
На двух главных дорогах к поместью, в посёлках Оклендри и Мелленбрю, были установлены телефоны прямой связи, и местные олдермены получили указание немедленно сообщать обо всех передвижениях в направлении Мероув Парк. Все остальные дороги, по которым можно было сюда добраться прежде, были перекопаны так, что никакое транспортное средство, кроме танка, не могло по ним передвигаться. Система раннего оповещения прошла неоднократную проверку и работала достаточно надёжно, чтобы перебиться до того момента, когда у Гурьева дойдут руки до полноценного обеспечения безопасности. При таком гандикапе [75]у населения поместья было от сорока минут до часа для того, чтобы достойно встретить гостей - как желанных, так и не очень.
Гурьев кивнул и с сожалением повернулся спиной к идиллической картинке:
– Отлично. Давайте начинать.
В конце концов, надо же каким-то образом обеспечивать существование всего этого, подумал он. Именно обеспечением мы сейчас и займёмся.
* * *
– Это обязательно? - рассматривая себя в зеркале, пробормотала Рэйчел. - Никак нельзя без этого обойтись?– Ты что, Рэйчел?! Ведь это потрясающе, просто здорово! - Тэдди встал рядом, явно восторгаясь своим нарядом и мечом, которым уже немного научился, под чутким руководством Гурьева, пользоваться.
– Ещё бы, - в её голосе звучал неприкрытый сарказм. Надув губки и собрав их бантиком, она покачала головой, как китайский болванчик, и пропела, трепеща ресницами и закатив глаза: - Доброе утро, мой господин! Это я, твоя Чио-чио-сан, мой господин! Ах, ты, наверное, голоден, мой господин! Посмотри, что за деликатес я принесла тебе в этой прелестной лаковой коробочке, мой господин! Холодные сырые щупальца осьминога с липким сладким рисом! - И добавила уже нормальным голосом: - Ужас!
Тэдди засмеялся. Улыбнулся и Гурьев. Рэйчел же сердито продолжила:
– Несчастная страна, где женщины вынуждены забинтовывать себя и прятать всё то, что делает их женщинами! Не понимаю, как это только возможно?! Я похожа на воробушка, которого завернули в шёлковый носовой платок, оставив только клювик торчать наружу!
– Ты восхитительна, - убеждённо заявил Гурьев. - Неотразима. Ослепительна. Великолепна. Правда, Тэдди?
– Да! - выдохнул мальчик, осторожно прикоснувшись к локтю сестры. - Самая-самая!
– Ну, вот видишь. Нам пора. Дай мне руку, девочка. Нас ждут.
Японцев разместили в большом зале новостройки. Пол был застелен новыми татами, стены оставались привычно обнажёнными. У торцовой стены находилось небольшое возвышение, отдалённо напоминающее сцену - здесь татами немного отличались по цвету от тех, на которых сидели прибывшие. Люди ждали уже около двадцати минут, ничем не выказывая своего нетерпения. Иосида понимал, что это ожидание - тоже часть проверки тех, за кого он поручился своей честью и добрым именем. И когда напряжение, казалось, достигло предела, Иосида изумлённо замер: на "сцене", ещё мгновение назад совершенно пустой, возник сидящий огромный человек в чёрно-серебряных одеждах. Замерли и все остальные - перед тем, как под невыносимым серебряным взглядом согнуться в глубоком поклоне.
Низкий, с гипнотически вибрирующими обертонами голос Гурьева, усиленный скрытыми за ширмами электрическими ревербераторами, разорвал тишину:
– Я рад приветствовать вас, господа, именно здесь, в самом сердце великой империи, над которой никогда не заходит солнце. Я знаю, что все вы добровольно покинули священную родину богов, откликнувшись на просьбу Сигэру-сама, и я бесконечно благодарен вам за это. Сейчас я представлю вам тех, чьи благополучие и достоинство отныне будут находиться под вашей защитой днём и ночью. Они нуждаются в вас так же, как и вы в них. Помните, что вы находитесь на пороге нового мира, и только если все мы вместе, согласно и точно, будем выполнять волю Провидения и следовать нашему предназначению, наши потомки будут иметь возможность гордиться нашей жизнью и нашей смертью.
– Хай [76], - слово, похожее на выдох, одновременно сорвалось с губ двух дюжин сосредоточенно внимавших Гурьеву людей. - Хай, вакаримас [77].
Гурьев слегка поклонился:
– Будет сделано всё возможное для того, чтобы все вы чувствовали себя дома. Через короткое время, когда вы подробно ознакомитесь со своими обязанностями и распорядком, вы будете сами решать, какие действия необходимо предпринять с тем, чтобы наилучшим образом служить тому делу, ради которого вы прибыли сюда.
– Хай!
Гурьев поднял руку. Стена за его спиной раздвинулась, показав, что была всего лишь перегородкой. Небольшого роста молодая женщина в небесно-синем кимоно и мальчик в сине-серебряном одновременно вступили на татами и, шагнув вперёд, почти синхронно опустились на маленькие скамеечки по левую и правую руку от Гурьева. Женщина подняла глаза на сидящих в зале людей, и нежная, ласковая улыбка осветила её лицо, совершенно прекрасное и в то же время необычайно живое. Сияние сапфирово-синих с золотыми искрами глаз, оттеняемое безупречно подобранными цветами её одежды, вызвало настоящую бурю в душе воинов, воспитанных в традициях служения красоте и преклонения перед ней. Красота этой женщины, хотя и экзотическая для японца, была так очевидна и несомненна, что ещё один вздох пронёсся по залу:
– Хэй-ва хэйко банзай [78]!
Женщина и мальчик наклонили головы. Самураи низко поклонились в ответ. Выпрямившись, они увидели рядом с сидящими людьми огромного беркута, рассматривающего их солнечно-золотыми глазами. На лапах птицы сверкали широкие золотые браслеты. Новый изумлённый вздох вознёсся к низкому потолку. Гурьев снова поднял руку:
– Графиня Рэйчел Дэйнборо. Рэйчи-сан. Граф Эндрю Роуэрик. Орю-сан. Рранкар, Солнечный Воин. Эта птица будет нашим помощником - особенно тогда, когда никакая другая связь невозможна или сведения слишком важны, чтобы доверить их бумаге или электрическим проводам. Каждое слово, которое вы произнесёте при нём, тотчас же станет мне известно. И если вам потребуется сила и ярость его когтей - позовите его тоже.
– Хай. Вакаримас.
– Теперь я попрошу каждого из вас подойти и представиться Рэйчи-сан. Начнём с вас, - Гурьев поклонился японцу, сидящему в первом ряду справа.
Тот поднялся, быстро и коротко поклонился и широким шагом приблизился к возвышению. Его глаза оказались на уровне глаз Рэйчел. Японец снова поклонился - на этот раз медленно и глубоко, и, выпрямившись, произнёс:
– Муруока Сидэи, Рэйчи-сан.
– Охаё годзаимас [79], Сидэи-сан, - безмятежная, ласковая улыбка, адресованная только собеседнику и никому больше, снова осветившая лицо Рэйчел, заставила самурая забыть о всяких правилах выдержки, и брови его изумлённо вздрогнули. Потрясённый и растроганный, Муруока снова поклонился и, осторожно пятясь, вернулся на своё место, уступив очередь следующему.
– Касуги Тодзиро, Рэйчи-сан.
– Хадзимэмасйтэ [80], Тодзиро-сан, - легким поклоном приветствовала его Рэйчел.
Ещё более потрясённый, нежели Муруока, Касуги возвратился в свой ряд. Настала очередь следующего:
– Тагава Исаму, Рэйчи-сан.
– О-мэни кокарэтэ урэсий дэс [81], Исаму-сан.
– Сюнгаку Юсаши, Рэйчи-сан.
– Додзо ёросику [82], Юсаши-сан.
Иосида, затаив дыхание, наблюдал за разворачивающимся действом, отчётливо понимая, что каждый жест, каждое слово, каждая деталь происходящего рассчитаны и выверены этим человеком, Гуро-сама, не просто до самых незначительных нюансов - всё, абсолютно всё выглядело, да и было на самом деле, идеально торжественным вступлением к чему-то грандиозному, великому, чему невозможно было подобрать ни названия, ни определения. Только теперь дипломат до конца осознал причину, по которой обивал пороги самых дорогих магазинов в Токио и Киото, выполняя заказы Гуро-сама, содержавшиеся в шифровке полковника Кагомацу, полученной Иосидой всего за несколько дней до его отъезда назад в Лондон. Жадно вглядываясь в чудесное лицо графини, которая умудрилась найти для каждого из своих будущих хатамото новый оттенок улыбки и ни разу не повториться, приветствуя их, готовый буквально расплакаться от восхищения Иосида увидел, с каким поистине волшебным чутьём подобраны детали её костюма, удивительно гармонирующие с необычной для него внешностью молодой женщины и превращающие её в совершенное, неземное существо, парящее над действительностью. Чёрно-серебряное одеяние Гуро-сама, его огромная гибкая фигура, смертоносная грация гремучей змеи и чудовищный взгляд внушали одновременно ужас и благоговение, а сияние, исходившее от его спутницы, окрыляло и согревало. Как ни удивительно, но и мальчик на этом фоне отнюдь не потерялся: сине-серебряный наряд придавал его глазам глубину и силу, а прямая спина и короткий, чуть длиннее, чем вакидзаши, парадный меч в богато украшенных ножнах сообщали юному графу подобающее его положению и окружающей обстановке достоинство. А присутствие необыкновенной птицы, чьё несомненно разумное спокойствие и безусловно осмысленный, внимательный взгляд, встречавший и провожавший каждого, придавало картине происходящего необходимую завершённость магического ритуала.
О, боги, подумал Иосида, пытаясь унять дрожь, поднимающуюся из самых глубин его естества, о, светлая Аматерасу. Если бы можно было запечатлеть всё это! Куда же ведёт нас этот человек? Что ждёт нас всех впереди?!.
Гурьев с гордостью и восхищением смотрел, с какими поистине царственными простотой и величием Рэйчел исполняла свою роль. Она ни разу не сбилась, произнося тщательно заученные слова на чужом языке, не сделала ни одного ошибочного или неуместного жеста, со спокойным мужеством выдерживая более чем серьёзное испытание на прочность и твёрдость духа. Я люблю её, подумал Гурьев. Я люблю её. Господи, есть ты или нет - я люблю её, и всё остальное я сумею устроить, как нужно.
Когда процедура знакомства завершилась, он снова заговорил. Теперь его голос, лишённый искусственного усиления, звучал несколько тише и более буднично:
– Сейчас вам покажут помещения, в которых вы будете жить, господа. Вы можете свободно осмотреть территорию и обменяться мнениями. Вечером, после захода солнца, вы получите ваше оружие и сможете задать свои вопросы командирам четвёрок, которые через четверть часа присоединятся ко мне. Благодарю вас за терпение и внимание, господа. - Гурьев поклонился и чуть развернулся в сторону Иосиды, поклонившись ему особо и передавая дипломату бразды правления: - Прошу вас, Сигэру-сама.
По его знаку Рэйчел и Эндрю встали и, легко поклонившись, вышли, не проронив ни слова. Следом за ними величественно вышел Рранкар, и последним покинул зал сам Гурьев. Кажется, всё прошло как по нотам, решил он, возвращая перегородку-сёдзи в исходное положение.
Иосида занял место Гурьева на возвышении и обвёл взглядом сосредоточенные и в то же самое время смятенные лица соотечественников. Они обменялись короткими поклонами, и, когда формальности завершились, Иосида проговорил:
– Есть ли у вас вопросы, господа?
Лёгкий, похожий на ветерок, шёпот промчался по залу. После некоторого замешательства поднялся Муруока:
– Прошу извинить, Иосида-сама. У всех нас только один вопрос. Почему?!
– Я думаю, гордыня многих из нас достала до самого неба, - тихо ответил Иосида. - Человек имеет право гордиться своими делами, а не тем, что получил от богов, как награду. Мы забыли о смирении и верности пути воина. Мы должны одуматься. Когда покачнулось равновесие мира, нет времени на объяснения и пустопорожние рассуждения. Настало время действий. Помните слова божественного Тэнно, господа. Всё, что будет необходимо. Если вам прикажут убить - убивайте. Если прикажут умереть - умрите. Здесь, вдали от берегов нашей священной Родины, только так, беспрекословно исполняя волю Сына Неба, мы сможем защитить её честь и умножить её славу, честь и славу божественного императора Ямато. Надеюсь, вы хорошо поняли меня. И хорошо поняли Гуро-сама.
И, хотя Иосида не ожидал ничего другого, он испытал радость и облегчение, услышав слитный выдох двух дюжин воинов:
– Хай, вакаримас. Тэнно хэйко банзай!
Лондон. Июнь 1934 г.
Он просто разрывался между делом и Рэйчел. Господи. Рэйчел.
Она уже совсем поправилась. Осматривавший её в последний раз доктор Хадсон даже не потрудился скрыть своё удивление под маской привычной невозмутимости:
– Откройте секрет, мистер Гур. Я же знаю, что это невозможно!
– Это общая беда всей европейской медицины, доктор. Вы лечите болезни, а я - больного. Конечно, оспу или холеру нельзя победить при помощи массажа. Но меня, например, никогда не возьмёт никакая оспа или холера. Я могу выпить стакан бульона с холерными вибрионами, и со мной ничего не будет, потому что мой иммунитет, усиленный при помощи внутриклеточного резонанса, активизированного, в свою очередь, акупунктурой, убьёт всю эту гадость ещё в пищеводе. Вы не верите, я знаю. Но это не вопрос веры. Вы никогда не видели ничего подобного. А теперь - пожалуйста.
– Но все китайцы и японцы, у которых есть деньги, едут лечиться сюда. Ведь это не случайно, вы не находите?
– Не нахожу. Лечение традиционными методами требует усилий не только врачевателя, но и больного. И массу времени. Кроме того, идея "проглотил пилюлю - здоров" чрезвычайно соблазнительна. Не верна, но очень, очень соблазнительна. Да и настоящих специалистов, к сожалению, не так много. И случаи бывают всякие. Я не против медицины, я за. Только не нужно думать, что врачам всё на свете известно и понятно. Вы знаете, например, как работает пищеварительный тракт?
– Разумеется, - снисходительная улыбка появилась на губах врача.
– Отлично. А если я поставлю вопрос иначе, - не как, а почему? И вся ваша наука стушевалась, доктор. Потому что на этот вопрос она не имеет ответа.
– Где вы этому научились? В Китае?
– И там тоже. Какая разница? Это неважно.
– Вы ведь можете не только вылечить человека. Но и убить можете, вероятно, так же легко?
– Конечно. Любое знание есть обоюдоострый клинок, доктор. Знание вне морали. Мораль - это человеческое.
– И вы к ней достаточно легко относитесь.
– Скажем так - когда требуется для дела, я рассматриваю разные варианты её использования.
– Могу я задать вам один… не совсем медицинский вопрос?
– Конечно, доктор.
– Простите, мистер Гур. Я слышал, вы достаточно обеспеченный человек, и графиня Дэйнборо говорила мне, что у вас есть влиятельные знакомые в финансовых сферах… вы не знаете, что это за странные слухи по поводу "Бристольского Кредита"?
– Знаю. А что, у вас там сбережения, доктор?
– Э-э-гм… Не то, чтобы очень большие, но…
– Можете перевести их в "Falcon Bank and Trust". Скажете, что я вас рекомендовал.
– А вы не могли бы… объяснить? Хотя бы в общих чертах?!
– Видите ли, дорогой доктор, - ласково проговорил Гурьев. - Тут такое дело. Если я стану объяснять всем и каждому, чего я хочу, почему я хочу, отчего, например, для вас лично то, что я делаю, исключительно хорошо - я только этим, то есть объяснениями, аргументированием, доказательствами - вынужден буду заниматься сорок восемь часов в сутки с пеной у рта. А это - ну вообще никак не возможно. Поэтому у вас есть два пути: поверить мне и через некоторое время убедиться в том, что я прав. Или не поверить мне - и всё равно убедиться в том же самом. При этом в первом случае мы могли бы продуктивно сотрудничать ко взаимному удовольствию. А во втором вы будете просто плевать против ветра. Это же глупо. В конце концов ваша собственная слюна совершенно испортит вам сюртук и галстук. И это - как минимум, помимо малоприятных ощущений. Я достаточно ясно излагаю свою мысль?
– Более чем. Кстати, я слышал, что барон Ротшильд, который имеет интересы не только в "Бристольском кредите", но и…
– А я, представьте себе, слышал, что барон недавно очень сильно оступился, - изобразив светскую улыбочку, перебил врача Гурьев и участливо осведомился: - Это правда?
– Д-да… А какое, собственно…
– Видите ли, это случается с людьми, - Гурьев сочувственно вздохнул и поджал губы. - Люди оступаются. Иногда они даже могут при этом сломать себе шею. Поэтому нужно - хотя бы изредка - посматривать себе под ноги. Но мы ведь не о Ротшильде, не так ли?
Доктор Хадсон покосился на Гурьева и пробормотал:
– Вы… вы очень опасный человек, мистер Гур. Просто… очень опасный.
– Благодарю вас, - Гурьев поклонился, опираясь на меч ладонями, сцепленными в замок на рукояти. - Я рад, что вы, дорогой доктор, хорошо это понимаете. К сожалению, это понимают пока не все, поэтому приходится подкреплять реноме опасного злодея практическими и наглядными демонстрациями.
– Только не со мной, ради Бога. Я очень давно всё понял. И большое спасибо за… рекомендацию.
– Да что вы, доктор. Пустяки.
Некоторое время помолчав, доктор Хадсон снова испытующе посмотрел на Гурьева:
– А если кто-то из моих… э-э-гм… Знакомых… Захочет последовать моему примеру?
– Ну, так пусть следует, - с великолепной, полной блистательного равнодушия улыбкой пожал плечами Гурьев. - Я думаю, "Бристольский Кредит" очень скоро прекратит своё существование как самостоятельный финансовый институт. Как правило, мои предсказания в экономической сфере имеют обыкновение сбываться. Так что можете считать, что я дал вам - и вашим знакомым - в некотором роде бесплатную финансовую консультацию. Но только - в некотором роде, доктор.
– Я понимаю, мистер Гур. Очень хорошо понимаю.
– Что ж, - Гурьев посмотрел на врача. - Это радует.
– Я сейчас приготовлю снимки, - доктор Хадсон отвёл взгляд. - Собственно, я и так понимаю, что всё совершенно в порядке. Да и вы, вероятно, тоже.
– Да и я тоже, - кивнул Гурьев. - И всё-таки - давайте взглянем.
Ассистент принёс плёнки, и они углубились в их изучение.
– Что скажете, доктор?
– Да ничего нового, мистер Гур. Всё просто великолепно. Ровным счётом никаких следов. Вы позволите мне использовать это в моей работе для "Хирургического вестника"? Разумеется, никаких имён и никаких частных обстоятельств.
– Спросите у графини, доктор, - пожал плечами Гурьев. - Я-то не возражаю, но вот как она к этому отнесётся?
– Вы очень странный человек, мистер Гур. Вас не интересует наука, вы равнодушны к славе, вам всё равно, сколько у вас денег…
– Я уже нашёл своё сокровище, доктор, - усмехнулся Гурьев. - Мне бы удержать в норме хотя бы тех, кто находится в моём личном пространстве. А там… Будет видно.
Вошла Рэйчел - она одевалась, пока Гурьев беседовал с доктором. И по тому, как сияли её глаза, Гурьев понял, что последнюю сказанную им фразу - насчёт сокровища - она услышала. Ну и пусть, подумал Гурьев. Это радует. Её радует - и хорошо.
– Доктор Хадсон сказал… - Гурьев вздохнул. - Доктор Хадсон сказал, что я трус, мямля и перестраховщик. И что я… что мы потеряли целую неделю времени, Рэйчел. Вот что он сказал.
– Я клянусь тебе, Джейк, - Рэйчел взяла его голову обеими руками и заглянула в глаза. - Клянусь тебе, я всё тебе верну. До последней секунды. А теперь - перестань, пожалуйста, дуться и поцелуй меня так, как тебе хочется меня поцеловать, Джейк!
Она уже совсем поправилась. Осматривавший её в последний раз доктор Хадсон даже не потрудился скрыть своё удивление под маской привычной невозмутимости:
– Откройте секрет, мистер Гур. Я же знаю, что это невозможно!
– Это общая беда всей европейской медицины, доктор. Вы лечите болезни, а я - больного. Конечно, оспу или холеру нельзя победить при помощи массажа. Но меня, например, никогда не возьмёт никакая оспа или холера. Я могу выпить стакан бульона с холерными вибрионами, и со мной ничего не будет, потому что мой иммунитет, усиленный при помощи внутриклеточного резонанса, активизированного, в свою очередь, акупунктурой, убьёт всю эту гадость ещё в пищеводе. Вы не верите, я знаю. Но это не вопрос веры. Вы никогда не видели ничего подобного. А теперь - пожалуйста.
– Но все китайцы и японцы, у которых есть деньги, едут лечиться сюда. Ведь это не случайно, вы не находите?
– Не нахожу. Лечение традиционными методами требует усилий не только врачевателя, но и больного. И массу времени. Кроме того, идея "проглотил пилюлю - здоров" чрезвычайно соблазнительна. Не верна, но очень, очень соблазнительна. Да и настоящих специалистов, к сожалению, не так много. И случаи бывают всякие. Я не против медицины, я за. Только не нужно думать, что врачам всё на свете известно и понятно. Вы знаете, например, как работает пищеварительный тракт?
– Разумеется, - снисходительная улыбка появилась на губах врача.
– Отлично. А если я поставлю вопрос иначе, - не как, а почему? И вся ваша наука стушевалась, доктор. Потому что на этот вопрос она не имеет ответа.
– Где вы этому научились? В Китае?
– И там тоже. Какая разница? Это неважно.
– Вы ведь можете не только вылечить человека. Но и убить можете, вероятно, так же легко?
– Конечно. Любое знание есть обоюдоострый клинок, доктор. Знание вне морали. Мораль - это человеческое.
– И вы к ней достаточно легко относитесь.
– Скажем так - когда требуется для дела, я рассматриваю разные варианты её использования.
– Могу я задать вам один… не совсем медицинский вопрос?
– Конечно, доктор.
– Простите, мистер Гур. Я слышал, вы достаточно обеспеченный человек, и графиня Дэйнборо говорила мне, что у вас есть влиятельные знакомые в финансовых сферах… вы не знаете, что это за странные слухи по поводу "Бристольского Кредита"?
– Знаю. А что, у вас там сбережения, доктор?
– Э-э-гм… Не то, чтобы очень большие, но…
– Можете перевести их в "Falcon Bank and Trust". Скажете, что я вас рекомендовал.
– А вы не могли бы… объяснить? Хотя бы в общих чертах?!
– Видите ли, дорогой доктор, - ласково проговорил Гурьев. - Тут такое дело. Если я стану объяснять всем и каждому, чего я хочу, почему я хочу, отчего, например, для вас лично то, что я делаю, исключительно хорошо - я только этим, то есть объяснениями, аргументированием, доказательствами - вынужден буду заниматься сорок восемь часов в сутки с пеной у рта. А это - ну вообще никак не возможно. Поэтому у вас есть два пути: поверить мне и через некоторое время убедиться в том, что я прав. Или не поверить мне - и всё равно убедиться в том же самом. При этом в первом случае мы могли бы продуктивно сотрудничать ко взаимному удовольствию. А во втором вы будете просто плевать против ветра. Это же глупо. В конце концов ваша собственная слюна совершенно испортит вам сюртук и галстук. И это - как минимум, помимо малоприятных ощущений. Я достаточно ясно излагаю свою мысль?
– Более чем. Кстати, я слышал, что барон Ротшильд, который имеет интересы не только в "Бристольском кредите", но и…
– А я, представьте себе, слышал, что барон недавно очень сильно оступился, - изобразив светскую улыбочку, перебил врача Гурьев и участливо осведомился: - Это правда?
– Д-да… А какое, собственно…
– Видите ли, это случается с людьми, - Гурьев сочувственно вздохнул и поджал губы. - Люди оступаются. Иногда они даже могут при этом сломать себе шею. Поэтому нужно - хотя бы изредка - посматривать себе под ноги. Но мы ведь не о Ротшильде, не так ли?
Доктор Хадсон покосился на Гурьева и пробормотал:
– Вы… вы очень опасный человек, мистер Гур. Просто… очень опасный.
– Благодарю вас, - Гурьев поклонился, опираясь на меч ладонями, сцепленными в замок на рукояти. - Я рад, что вы, дорогой доктор, хорошо это понимаете. К сожалению, это понимают пока не все, поэтому приходится подкреплять реноме опасного злодея практическими и наглядными демонстрациями.
– Только не со мной, ради Бога. Я очень давно всё понял. И большое спасибо за… рекомендацию.
– Да что вы, доктор. Пустяки.
Некоторое время помолчав, доктор Хадсон снова испытующе посмотрел на Гурьева:
– А если кто-то из моих… э-э-гм… Знакомых… Захочет последовать моему примеру?
– Ну, так пусть следует, - с великолепной, полной блистательного равнодушия улыбкой пожал плечами Гурьев. - Я думаю, "Бристольский Кредит" очень скоро прекратит своё существование как самостоятельный финансовый институт. Как правило, мои предсказания в экономической сфере имеют обыкновение сбываться. Так что можете считать, что я дал вам - и вашим знакомым - в некотором роде бесплатную финансовую консультацию. Но только - в некотором роде, доктор.
– Я понимаю, мистер Гур. Очень хорошо понимаю.
– Что ж, - Гурьев посмотрел на врача. - Это радует.
– Я сейчас приготовлю снимки, - доктор Хадсон отвёл взгляд. - Собственно, я и так понимаю, что всё совершенно в порядке. Да и вы, вероятно, тоже.
– Да и я тоже, - кивнул Гурьев. - И всё-таки - давайте взглянем.
Ассистент принёс плёнки, и они углубились в их изучение.
– Что скажете, доктор?
– Да ничего нового, мистер Гур. Всё просто великолепно. Ровным счётом никаких следов. Вы позволите мне использовать это в моей работе для "Хирургического вестника"? Разумеется, никаких имён и никаких частных обстоятельств.
– Спросите у графини, доктор, - пожал плечами Гурьев. - Я-то не возражаю, но вот как она к этому отнесётся?
– Вы очень странный человек, мистер Гур. Вас не интересует наука, вы равнодушны к славе, вам всё равно, сколько у вас денег…
– Я уже нашёл своё сокровище, доктор, - усмехнулся Гурьев. - Мне бы удержать в норме хотя бы тех, кто находится в моём личном пространстве. А там… Будет видно.
Вошла Рэйчел - она одевалась, пока Гурьев беседовал с доктором. И по тому, как сияли её глаза, Гурьев понял, что последнюю сказанную им фразу - насчёт сокровища - она услышала. Ну и пусть, подумал Гурьев. Это радует. Её радует - и хорошо.
* * *
– Что сказал тебе доктор Хадсон? - с беспокойством спросила Рэйчел, глядя на тёмное, как туча, лицо Гурьева.– Доктор Хадсон сказал… - Гурьев вздохнул. - Доктор Хадсон сказал, что я трус, мямля и перестраховщик. И что я… что мы потеряли целую неделю времени, Рэйчел. Вот что он сказал.
– Я клянусь тебе, Джейк, - Рэйчел взяла его голову обеими руками и заглянула в глаза. - Клянусь тебе, я всё тебе верну. До последней секунды. А теперь - перестань, пожалуйста, дуться и поцелуй меня так, как тебе хочется меня поцеловать, Джейк!
Мероув Парк. Июнь 1934 г.
Начав целоваться ещё в автомобиле, они не прекращали этого занятия до самого дома. Так, не разнимая губ и объятий, они вышли из машины и медленно направились к крыльцу. У порога он подхватил Рэйчел на руки и ударом ноги распахнул тяжёлые двери:
– Не беспокоить, - гаркнул он едва успевшему отскочить Джарвису и взлетел по ступенькам в её спальню.
– Они приехали?! Джарвис, где Джейк?! - только сейчас до мальчика дошло, что за звуки пытается исторгнуть из своих заскорузлых голосовых связок старый камердинер, и даже приоткрыл рот от неожиданности: - Джарвис?! С вами всё в порядке?!
– Не беспокоить, - гаркнул он едва успевшему отскочить Джарвису и взлетел по ступенькам в её спальню.
* * *
Тэдди вбежал в гостиную флигеля и подлетел к Джарвису, который, протирая замшевой салфеткой очередную совершенно ослепительно сверкающую бронзовую финтифлюшку над камином, пытался фальшиво насвистывать какую-то мелодию:– Они приехали?! Джарвис, где Джейк?! - только сейчас до мальчика дошло, что за звуки пытается исторгнуть из своих заскорузлых голосовых связок старый камердинер, и даже приоткрыл рот от неожиданности: - Джарвис?! С вами всё в порядке?!