— Она была не бабенка, а женщина и офицер армии Соединенных Штатов. Специалист Бейкер тоже женщина и военнослужащая, — заметила Синтия.
   Берт сделал поклон и дотронулся до полей шляпы:
   — Просим прощения, мэм.
   Как мне хотелось разрядить свой «глок» в этих типов! Если бы только не крайний срок, отпущенный мне на расследование.
   Уэс завел свою шарманку:
   — Это точно, я иногда виделся с Энн, но я встречался и с другими девочками, и она тоже с другими мужиками. И мы вроде не обижались друг на друга. В ту ночь, когда ее прикончили, я был с патрульной машиной в северном Мидленде. Смена от двенадцати до восьми. И меня многие видели, человек десять могут показать, в том числе мой напарник и ребята с заправочной станции. Больше вам знать ни к чему.
   — Спасибо, полисмен Ярдли.
   После некоторого молчания Синтия спросила Уэса:
   — Вас расстроила смерть Энн Кемпбелл?
   — Ясное дело, — ответил он, подумав.
   — Дать вам успокоительное? — вставил я.
   Берт хохотнул и бросил сыну:
   — Забыл тебе сказать, что этот парень — ба-альшой забавник.
   — Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз, — сказал я Берту.
   — От сына у меня секретов нету.
   — И все же, шеф...
   Он посмотрел на меня и протянул:
   — Ну раз так... — Потом обратился к сыну: — Оставляю тебя с этой молодой леди, веди себя прилично. — Берт опять хохотнул. — Они не знают, какой ты у нас озорник. Считают, что ты только что со свекольного фургона свалился.
   На этой шутливой ноте и закончился общий разговор. Мы со стариком Ярдли вышли из кабинета, нашли пустую комнату и сели за длинный стол друг против друга.
   — Проклятые писаки, — сказал Берт, — суют нос, куда им не положено. Все выпытывают насчет слухов о генеральской дочке.
   Ни одного такого вопроса от журналистов я не припомнил.
   — Тем, кто стоит на страже законов, не следует вдаваться в домыслы.
   — Ясное дело! Мы с генералом хорошо ладим. Неприятно слышать, что болтают о его дочери. Особливо после ее смерти.
   — Вы к чему клоните, шеф? Выкладывайте.
   — Кое-кто, может, думает, что вы, из УРП, проведете меня. Когда бродягу поймают, мои молодцы получат свою долю пирога. Как пить дать!
   Речь Ярдли, особенно упоминание «пирога», раздражала меня, но еще больше злил он сам.
   — Не волнуйтесь, шеф. Полиция Мидленда получит свое по заслугам.
   Ярдли хохотнул:
   — Вот этого я и боюсь, парень, нам непременно надо участвовать.
   — Разговаривайте с ФБР. С завтрашнего дня дело ведут они.
   — Факт?
   — Да.
   — О'кей! А покамест накатай доклад о том, как помогла тебе полиция Мидленда.
   — Зачем?
   — Затем, что кричат на целый свет, пришьют, мол, к материалам следствия его, Ярдли, личное дело; затем, что паскудные газетчики успокоиться не могут, что молодой Ярдли был связан с потерпевшей; затем, что я вроде бы ни хрена не секу и из-за тебя в дураках остался; затем, черт побери, что тебе без меня не обойтись! Пора с этим кончать. Будет!
   Ярдли не скрывал, что тревожится, и было от чего. Воинская часть и местное население представляют странный симбиоз, особенно на Юге. В худшем случае это отношения между гражданскими и военными далеки от крайностей. Не желая усугублять и без того натянутые отношения, я сказал:
   — Я познакомлю вас с людьми из ФБР и дам им самый лестный отзыв о вашей помощи и успехах.
   — Это будет порядочно с твоей стороны, Пол. Но ты вдобавок все же черкни. Билл Кент вот тоже обещался. Слушай, может, дать ему звонок? Посидим, потолкуем...
   — У меня мало времени, шеф. Не беспокойтесь, вы будете задействованы в расследовании в полной мере.
   — Отчего мне кажется, что ты вкручиваешь мне мозги?
   — Не знаю отчего.
   — Я тебе сам скажу отчего. Оттого, что считаешь, будто у меня пустые руки. А задаром никто никому ничего не дает. Нет, брат, у меня имеется кое-что для тебя полезное.
   — Как факт?
   — Да. Я нашел в ее доме улики, которых ты не заметил. Но сначала надо обсудить условия.
   — Вы имеете в виду вещички из ее спальни в цокольном этаже?
   Ярдли вытаращил глаза. Приятно было смотреть.
   — Зачем же оставил там все это барахло? — наконец выговорил он.
   — Думал, что у вас ума не хватит, чтобы найти.
   Он нервно рассмеялся:
   — И кому же не хватило ума?
   — Но я не все оставил, кое-что взял. Несколько пакетов с фотографиями и видеозаписями мы унесли. — Ничего мы не унесли, хотя следовало бы.
   Он пристально смотрел на меня. Вид у него был не самый лучезарный.
   — А ты, видать, ловкий...
   — Да, я ловкий.
   — И где же это барахло?
   — В моем трейлере. В тайнике.
   — Не втирай мне очки, малый. В трейлере ничего нет.
   — Зачем вам знать, где это барахло?
   — Затем, что оно мое.
   — Ошибаетесь.
   Ярдли откашлялся.
   — Вот у меня снимут в той комнате отпечатки пальцев и просмотрят фотокарточки и киношные кадры с голыми задницами — многим олухам придется объясняться, очень многим.
   — Это точно, включая вас.
   Он опять уставился на меня. Я не отводил глаз.
   — На понт берешь?
   — Шеф, я думаю, что между Уэсом и Энн было кое-что, о чем он умалчивает. Конечно, не самая счастливая пара на земле, но как-никак два года гуляли, и не просто гуляли, но и любовь крутили. У меня вот какой к вам вопрос: ваш сын знал, что вы трахаете его подружку?
   Ярдли молчал, раздумывал, как ответить, и, чтобы заполнить паузу, я продолжал:
   — А миссис Ярдли знала, что вы трахаете генеральскую дочку? Что же вы молчите, Берт, я ведь не на обед к вам напрашиваюсь?
   Ярдли молчал, а я продолжал говорить:
   — Вы ведь не случайно обнаружили эту комнату, как сказали Уэсу. Наверное, он знал, что его девушка иногда бегает на сторону, но любовью с ней он занимался в ее спальне наверху. Если бы он увидел ту комнату, он накостылял бы ей по первое число и бросил, как это и водится у джентльменов на Юге. Вы же, напротив, все о ней знали, но сыну не говорили. Это она приказала вам молчать, потому что Уэс ей нравился. А с вами она трахалась, потому что вы имеете влияние на Уэса и можете устраивать дела в городе. Вероятно, вы ей несколько раз чем-то помогли. Словом, для нее вы были как добавочная страховка. Так или иначе, у вас с Уэсом не только одна кровь. Из-за Энн Кемпбелл жизнь у вас стала волнительная и рисковая. Думаю, она предупреждала вас, что хранит копии фотографий и видеозаписей в надежном месте — на тот случай, если бы вам вздумалось выкрасть у нее оригиналы... На тех картинках нетрудно распознать вашу толстую задницу. Поэтому вы начинаете думать о жене и сыновьях, о своем положении в городе, о духовнике и знакомых по церковным делам, о тридцатилетней службе в полиции, и в один прекрасный день вам приходит в голову ликвидировать бомбу замедленного действия. Правильно я рассуждаю?
   Ярдли не побледнел, как я ожидал, напротив, побагровел.
   — Я не такой олух, чтобы дать себя снимать.
   — А вы уверены, что вашего голоса нет на пленке?
   — Это не доказательство.
   — Может быть, но его достаточно, чтобы замарать ваше имя — как куча дерьма на новом ковре мэра.
   Мы сидели друг против друга, как два шахматных игрока, продумывающих на три хода вперед. Потом Ярдли кивнул и промолвил:
   — Разок-другой у меня возникала мысль прикончить ее.
   — Не шутите?
   — Но как можно убить женщину за собственную глупость?
   — Не выветрился еще рыцарский дух.
   — Угу... Когда это случилось, я был в Атланте. Куча свидетелей.
   — Отлично, я поговорю с ними.
   — Валяй, дураком себя выставишь.
   — Зато без мотивов для убийства.
   Собственно говоря, я не считал, что Ярдли — убийца, но когда расспрашиваешь об алиби, люди начинают нервничать. Говорить, где ты был и что делал, всегда неловко, поэтому, если допрашиваемый запирается и качает права, спроси его алиби.
   — Можешь сунуть эти мотивы себе в задницу, умник. Мне, может, интересно знать, что тебя есть касательно меня и погибшей.
   — Мало ли кому что интересно. Может, у меня еще и фото есть: шеф полиции спит в ее постели.
   — А может, и нет никакого такого фото.
   — Может, и нет, но как я узнал, что вы были в той комнате?
   — Вот и поломай голову, малый. — Ярдли отодвинулся со стулом от стола, словно собираясь встать. — Хватит передо мной выламываться. У меня нет времени.
   В дверь постучали. Специалист Бейкер подала мне пакет. Я вскрыл его и вытащил пачку машинописных листов. Взяв один наугад, я стал читать, не стараясь смягчить удар:
   — "22 апреля. Около 21.00 заехал Ярдли. Я писала отчет, но он настоял, чтобы мы сошли вниз. Слава Богу, ему достаточно одного раза в месяц. В комнате он приказал мне раздеться, чтобы обыскать меня. Я раздевалась, а он стоял, уперев руки в бока. Потом велел повернуться и нагнуться. Он сунул палец мне в зад, сказав, что ищет наркотики, яд или тайное послание. Затем заставил меня лечь и раскинуть ноги для осмотра влагалища..."
   — Ладно, хватит.
   — Знакомо, шеф?
   — М-м... не совсем... Где ты это раздобыл?
   — В ее компьютере.
   — Такие свидетельства не принимаются.
   — В тяжелых случаях принимаются.
   — Может, это бабьи выдумки, и точка.
   — Может. Я передам материальчик в Главную военную прокуратуру и Главному прокурору штата Джорджия. Юристы и психиатры проанализируют. Глядишь, подозрения сами собой отпадут.
   — Какие подозрения? Даже если тут все правда, законов, черт возьми, я не нарушал.
   — Я не силен в законах Джорджии, особенно насчет разврата, но клятва в супружеской верности точно нарушена.
   — Кончай трепаться, малый. Мужик ты или кто? Может, голубой? Или женатый?
   Я перелистал распечатку.
   — Ну и ну, Берт... Ты фонариком производил досмотр ее... потом своим жезлом... даже пистолет использовал... У тебя просто страсть к длинным твердым предметам. Только я не вижу, чтобы твой собственный предмет стал длинным и твердым...
   Ярдли встал.
   — Ну, берегись, господин хороший... Попробуй только высунуть нос с базы, — прошипел он и пошел к двери.
   Я знал, что он не уйдет, и спокойно ждал, что будет дальше. Он вернулся к столу, взял стул, яростно крутанул и сел на него верхом. Я не знаю, что означает, когда переворачивают стул и садятся на него верхом. Может быть, стул, поставленный спинкой вперед, — средство обороны, может быть, защиты. На всякий случай я поднялся с места и присел на краешек стола.
   — Берт, мне от тебя одно нужно — чтобы ты отдал мне вещдоки, изъятые в ее доме. Все без исключения. Вплоть до зубной щетки.
   — Ты от меня ни хрена не получишь.
   — Тогда я разошлю эти страницы из дневника по всем адресам, какие есть в телефонной книге Мидленда.
   — Тогда я тебя прикончу.
   Угрозы наметили выход из тупика.
   — Предлагаю обмен вещдоками, Берт.
   — На-кась выкуси. Там компромат на всю генеральскую братию. Хочешь, чтобы все полетели?
   — У тебя только фото с масками на морде. У меня дневник.
   — У меня, кроме того, пальчики по всему дому. Как сделаем снимки — сразу в ФБР их и в министерство.
   — Вещи все еще в комнате?
   — Не твое собачье дело.
   — Ладно, а что, если нам костерок устроить? Для растопки положим листочки с описанием твоих подвигов. Может, даже спичек не понадобится.
   Ярдли подумал.
   — А на тебя можно положиться?
   — Слово офицера.
   — Как факт?
   — Как факт. А на тебя?
   — Ни в жизнь! Но мне не в жилу, если раззвонишь моей бабе и парню.
   Я подошел к окну. Журналисты все еще толпились внизу, но полицейские оттеснили их ярдов на пятьдесят к дороге, чтобы они не мешали входу и выходу. Я размышлял над сделкой, которую предлагал Ярдли. Уничтожение вещественных доказательств грозит несколькими годами в Канзасе, но губить чужие жизни не входит ни в мои обязанности, ни в мои намерения.
   Я подошел к Ярдли и сказал:
   — Заметано.
   Мы обменялись рукопожатиями.
   — Вели своим ребятам покидать в грузовик мебель, шторы, ковры, видеопленки, фотографии, цепи, хлысты — словом, все до последней нитки, — и в городской мусоросжигатель.
   — Когда?
   — Как только я произведу арест.
   — Когда это будет?
   — Скоро.
   — Сообщишь заранее?
   — Нет.
   — Знаешь, иметь с тобой дело — все равно что дрочить наждачной бумагой.
   — Спасибо на добром слове. — Я отдал ему распечатку. — После костерка мы сотрем в компьютере эту дрянь. Можешь лично при том присутствовать.
   — Ну вот, полегчало малость. Кажется, тебе можно доверять, парень, сразу видно офицера и джентльмена. Но если вдруг смошенничаешь, прикончу, ей-ей прикончу. Бог мне свидетель.
   — Того же и я тебе обещаю. Поспи хоть сегодня спокойно. Конец виден.
   Мы вернулись в кабинет.
   — Скажи, чтобы мои личные вещи закинули в гостиницу.
   — Всенепременно, парень.
   При нашем появлении Синтия и Уэс Ярдли, сидевшие за столом, умолкли.
   — Кажись, помешали? — хохотнул Берт.
   Синтия посмотрела на старшего Ярдли, в ее взгляде ясно читалось: «Ну и свинья же ты!» Уэс встал и поплелся к двери.
   — Что это у тебя? — спросил он, увидев в руках отца бумаги.
   — Это?.. Новые армейские наставления. Надо прочесть. — Он повернулся к Синтии, приложил палец к шляпе: — Рад был встретиться, мэм. Держи меня в курсе, — бросил он мне на прощание.
   Ярдли ушли.
   — Бейкер нашла тебя?
   — Да.
   — Ну и как материал?
   — Ярдли заслушался. — Я пересказал ей наш разговор с Бертом. — Компрометирующие фотографии и другие улики будут уничтожены, но чем меньше ты об этом будешь знать, тем лучше.
   — Ты за меня не беспокойся. Не люблю.
   — Я всегда беспокоюсь за своих сотрудников. Может случиться, что тебя будут допрашивать. Тебе не придется лгать.
   — Ладно, поговорим потом... А этот Уэс не такой уж крутой, как делает вид.
   — Они все делают вид.
   — Страшно переживает, весь Мидленд верх дном переворачивает, чтобы разыскать убийцу.
   — Наверное, считал, что Энн Кемпбелл — его личная собственность.
   — Вроде того. Я спросила, разрешал ли он ей встречаться с другими мужчинами. Он ответил, что отпускал ее только на обеды, приемы и всякое такое. Сам он никогда не ходил с ней на официальные церемонии, где она общалась с «придурками офицерами». Это его слова.
   — Это по мне.
   — Догадываюсь. Только человека постоянно под слежкой не удержишь. Было бы желание...
   — Следовательно, он понятия не имел, какими... какими нетрадиционными способами Кемпбелл делает себе карьеру.
   — Вероятно, так.
   — Если бы он узнал, что его папаша тоже пользуется... ему бы не понравилось.
   — Мало сказать не понравилось бы...
   — Господи, сколько же людей у меня на удочке...
   — Не очень-то задавайся.
   — И не думаю. Просто выполняю работу.
   — Хочешь сандвич?
   — Угощаешь?
   — Само собой. — Синтия встала. — Хочу проветриться. Сбегать в клуб.
   — Чизбургер, хрустящую картошечку и колу.
   — Приведи тут все в порядок, — сказала Синтия и ушла.
   Я вызвал Бейкер, отдал ей бумагу о переводе Далберта Элкинса и попросил перепечатать.
   — Дадите мне рекомендацию в школу УРП? — спросила она.
   — Это не так интересно, как кажется, Бейкер.
   — Я правда хочу быть следователем по уголовным делам.
   — Зачем вам это нужно?
   — Очень уж увлекательная работа.
   — Может быть, вам стоит поговорить с мисс Санхилл?
   — Уже поговорила. Вчера. Она сказала, что скучать не придется. Много ездишь, встречаешься с разными интересными людьми...
   — И сажаешь их за решетку...
   — И еще сказала, что вы познакомились в Брюсселе. Как романтично!
   Я промолчал.
   — Мисс Санхилл поделилась, что получила назначение в Панаму на постоянную работу.
   — Свеженького кофейку не принесете?
   — Обязательно, сэр.
   — Тогда все.
   Бейкер ушла.
   В Панаму...

Глава 25

   В шестнадцать сорок пять позвонил полковник Фаулер. Я сказал Синтии, чтобы она подошла к параллельному телефону.
   — Можете встретиться с моей женой в семнадцать тридцать у нас дома, с миссис Кемпбелл в восемнадцать ноль-ноль в доме Бомонов. Генерал готов принять вас в восемнадцать тридцать у себя в штабе.
   — Напряженное расписание, — заметил я.
   — Составлено так, чтобы сделать разговоры покороче.
   — Я об этом и говорю.
   — У всех трех лиц, с которыми вы желаете побеседовать, мало времени, мистер Бреннер.
   — У меня тоже. Но, так или иначе, благодарю вас.
   — Мистер Бреннер, вам не приходило в голову, что вы расстраиваете людей?
   — Приходило.
   — Похороны, как я уже говорил, завтра утром. Полагаю, что вам надо ввести в курс дела сотрудников ФБР. Затем можете присутствовать на траурной церемонии, если пожелаете, после чего вам следует уехать. Расследование будет закончено без вас, и убийца рано или поздно предстанет перед судом. Незачем устраивать состязание на скорость.
   — Оно и не было состязанием на скорость, пока не вмешались болваны из Вашингтона.
   — Мистер Бреннер, вы с самого начала предпочли действовать нахрапом, как Грант под Ричмондом, не сообразуясь ни с протоколом, ни с чувствами людей.
   — Потому Грант и взял Ричмонд, что ни с чем не сообразовывался.
   — Потому Гранта и не любят на Юге.
   — Полковник, я с самого начала знал, что меня отстранят от дела, и меня, и вообще УРП. Со стороны Пентагона и Белого дома это политически верная акция, и да благословит Бог общественный контроль над военными. Но у меня еще осталось около двадцати часов, и я использую их по-своему.
   — Как вам угодно.
   — Я завершу расследование, причем таким образом, что армия избежит позора. В этом смысле не доверяйте ФБР и Главной военной прокуратуре.
   — Воздержусь от комментариев.
   — И правильно сделаете.
   — Позвольте о другом, мистер Бреннер. Ваша просьба наложить арест на содержимое кабинета полковника Мура пошла наверх, в Пентагон, и была отклонена по соображениям национальной безопасности.
   Лучшего соображения не придумаешь. Только странно, что в Вашингтоне хотят, чтобы я арестовал Мура, и в то же время не дают разрешения изучить его бумаги.
   — Так всегда бывает, когда посылаешь запрос. Должны знать.
   — Еще бы не знать! Больше я по официальным каналам не действую.
   — Но в Пентагоне сказали, что, если вы произведете арест полковника Мура, они немедленно пришлют человека с соответствующими полномочиями, и тот поможет вам выборочно просмотреть бумаги. Но учтите, это не поездка на рыбалку. Вы должны знать, что ищете.
   — Ясное дело. Мы это уже проходили. Если бы я знал, что ищу, то, вероятно, оно бы мне не понадобилось.
   — Я сделал все, что мог. К какой степени секретности у вас допуск?
   — Это секрет.
   — Хорошо, я так и передам наверх. Тем временем Учебный центр посылает людей на Джордан-Филдз забрать все, что вы самовольно вывезли из кабинета капитана Кемпбелл. Ни против вас, ни против полковника Кента официальное обвинение не выдвигается. Но письма с рекомендацией вынести вам выговор уже в ваших личных делах... Надо подчиняться правилам, как мы все.
   — Я подчиняюсь, когда знаю правила... правила игры.
   — Вы не имели права изымать секретные материалы без разрешения.
   — Кто-то катит на меня бочку, полковник.
   — Не просто катит бочку — вас хотят утопить. Почему?
   — Понятия не имею.
   — Вы обращались с запросом в Уэст-Пойнт относительно капитана Кемпбелл?
   — Обращался. Разве в запросе неуместные вопросы?
   — По всей вероятности.
   Я глянул на Синтию.
   — Вы не могли бы поподробнее, полковник?
   — Мне ничего неизвестно, кроме того, что они интересуются, зачем вы спрашиваете.
   — Кто это «они»?
   — Не знаю. Но вы, видимо, задели чувствительные струны, мистер Бреннер.
   — Похоже, вы пытаетесь помочь мне, полковник.
   — Если вдуматься, вы и мисс Санхилл — лучшие кандидатуры для такого дела, но вы не сумеете завершить его в отведенный срок, поэтому остерегайтесь. Рекомендую залечь на дно.
   — Мы с мисс Санхилл не преступники, а следователи.
   — Выговор — это предупредительный выстрел. Второй нацелен в сердце.
   — Все верно, только второй выстрел сделаю я.
   — Вы просто сумасшедший. Нам бы побольше таких... Надеюсь, ваша напарница сознает, в какую историю влипает?
   — Боюсь, я сам этого не сознаю.
   — Я тоже, однако, все пошло с вашего запроса в Уэст-Пойнт. Желаю здравствовать.
   В трубке послышались короткие гудки.
   — Ну и ну... — протянул я, глядя на Синтию.
   — Значит, мы правильно сделали, что обратились в Уэст-Пойнт.
   Я позвонил в Джордан-Фиддз и попросил к телефону Грейс Диксон.
   — Грейс, я только что узнал, что к вам едут люди из Учебного центра забрать вещи капитана Кемпбелл. В том числе, разумеется, и компьютер.
   — Знаю, они уже здесь.
   — Проклятие!
   — Не волнуйтесь. После разговора с вами я все скопировала на дискету... Вот они как раз уносят компьютер... Но до интересующих нас файлов им не добраться — паролей-то они не знают.
   — Молодец, Грейс. Назовите мне пароли.
   — Их три. Один — для личных писем, другой — для списка имен, телефонов и адресов любовников, третий — для дневника. Пароль для писем называется «Злые заметки», для списка имен — «Папины дружки», для дневника — «Троянский конь».
   — Отлично... Берегите эту дискету как зеницу ока.
   — Держу ее у сердца.
   — Поспите сегодня с ней, ладно? Потом поговорим.
   Затем я позвонил в Фоллз-Черч, через несколько секунд меня соединили с Карлом Хеллманом.
   — Я слышал, что запрос в Уэст-Пойнт кого-то рассердил, а может, и напугал, — сказал я Карлу.
   — Кто вам это сказал?
   — Я спрашиваю: что вам удалось узнать?
   — Ничего.
   — Но это очень важно.
   — Я делаю, что в моих силах.
   — Что вы предприняли, Карл?
   — Мистер Бреннер, я не обязан вам докладывать.
   — Правильно, не обязаны. Но я просил вашей помощи, чтобы раздобыть эту информацию.
   — Я позвоню, когда у меня что-нибудь будет.
   Синтия сунула мне листок бумаги, на котором написала: «Его прослушивают».
   Я кивнул ей. Голос Карла и вправду звучал как-то странно.
   — Карл, скажите — на вас наседают?
   — Наседать не наседают, но все двери захлопываются перед самым моим носом. Действуй без этой информации. Меня заверили, что она тебе не нужна.
   — Понятно. Спасибо.
   — Завтра или послезавтра увидимся.
   — Поскольку моя просьба не обременяет вас, может, устроите административный отпуск мне и мисс Санхилл и зарезервируете авиарейс куда я захочу с открытой датой?
   — В Пентагоне будут счастливы.
   — И, пожалуйста, выкиньте эту долбаную бумагу насчет выговора. — Я повесил трубку.
   — Объясни, пожалуйста, что происходит? — спросила Синтия.
   — Похоже, мы открыли ящик Пандоры, вытащили оттуда банку с червями и кинули ее в осиное гнездо.
   — Как-как? Повтори.
   Повторять я не стал, а сказал:
   — От нас все открестились. Ну да ладно, справимся одни.
   — Ничего другого нам не остается. Но что все-таки случилось в Уэст-Пойнте?
   — Карл уверяет, что это не имеет прямого отношения к убийству.
   Синтия помолчала.
   — Последнее время я вообще в нем разочаровалась. Никогда бы не подумала, что он даст задний ход.
   — Я тоже.
   Мы поговорили еще несколько минут, стараясь придумать куда еще сунуться, чтобы получить доступ к архивам Уэст-Пойнта. Потом я бросил взгляд на часы.
   — Ого, пора ехать на Бетани-Хилл.
   Мы уже собрались идти, как раздался стук в дверь, вошла специалист Бейкер с листом бумаги в руках и села на мое место.
   — Присядьте, Бейкер, — сказал я саркастически.
   Она глянула на нас и ответила спокойным, уверенным тоном:
   — Вообще-то я не Бейкер, а уорент-офицер УРП Кифер. Я нахожусь здесь два месяца по тайному заданию полковника Хеллмана. Разбираю заявления о нарушении правил дорожного движения — мелочевка и не имеет никакого отношения к полковнику Кенту и к убийству. Полковник Хеллман приказал мне поступить в ваше распоряжение в качестве секретаря-машинистки.
   — Значит, вы шпионили за нами?! — воскликнула Синтия.
   — Не шпионила, а помогала. Так всегда делается.
   — Все равно мне это не нравится, — сказал я.
   Специалист Бейкер, или уорент-офицер Кифер, сказала:
   — Понимаю, но полковник Хеллман весьма озабочен. Дело ведь взрывоопасное.
   — Полковник Хеллман повел себя некрасиво по отношению к нам.
   Она пропустила мое замечание мимо ушей.
   — За два месяца чего только я не наслушалась о полковнике Кенте и капитане Кемпбелл. Я уже рассказывала вам об этом. Но ничего о нем не докладывала — не люблю зря порочить людей. Он всегда выполнял свой долг, да и чем я располагала? Только канцелярскими сплетнями? Теперь я вижу, что они имеют прямое отношение к делу.
   — Отношение имеют, но это свидетельствует разве что о непроходимой глупости Кента.
   Мисс Кифер пожала плечами и подала мне листок бумаги.
   — Несколько минут назад мне позвонили из Фоллз-Черч и приказали открыться перед вами и принять сообщение по факсу. Вот что пришло.
   Сообщение было адресовано мне и Санхилл через Кифер, на нем стоял гриф «Только для прочтения».
   "Относительно сведений из Уэст-Пойнта. Как сказано по телефону, материалы либо засекречены, либо вообще отсутствуют. Устные расспросы тоже не дали результатов: никто не пожелал говорить на эту тему. Мне удалось, однако, связаться с бывшим сотрудником УРП, который в означенный период работал в Уэст-Пойнте. Тот человек согласился информировать при условии сохранения полной анонимности и сообщил следующее.