Во время летних каникул между первым и вторым курсами кадет Кемпбелл несколько недель проходила лечение в одной из частных клиник. По официальной версии ее госпитализировали после несчастного случая, происшедшего в ходе ночных учений в Форт-Бакнере. Мой источник утверждает, что на другой день из Германии прилетел генерал Кемпбелл.
   Из разговоров с разными людьми мой источник составил следующую картину происшедшего.
   В августе во время ночных учений кадеты прочесывали лес. Случайно или по чьему-то умыслу Энн Кемпбелл оказалась одна в группе пяти-шести мужчин — кадетов или военнослужащих из Восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии, которая участвовала в маневрах. Они раздели кадета Кемпбелл, с помощью кольев от индивидуальных палаток распяли на земле и по очереди изнасиловали. Что случилось потом — неясно, вероятно, ей угрожали расправой, если она донесет о случившемся. Насильники скрылись. Личности их не установлены, поскольку лица у них были выкрашены камуфляжной краской и было темно. На заре она явилась в место расположения вся растерзанная и в истерике. Кемпбелл поместили в госпиталь имени Энн Келлер, где ей была оказана лечебная и психологическая помощь. Медицинские заключения не содержат указаний на сексуальное надругательство. По прибытии генерала Кемпбелла ее перевели в частную клинику. Никакого расследования по поводу происшествия проведено не было, никто не привлечен к ответственности, и, чтобы не бросать тень на академию, дело было замято.
   В сентябре кадет Кемпбелл явилась на занятия. Говорят, что генерал Кемпбелл оказал давление на дочь, чтобы она не возбуждала дело. Очевидно, что и на самого генерала было оказано давление сверху.
   Уничтожьте сообщение и снимите показатель с факс-машины. Желаю успеха. Хеллман".
   Я отдал факс Синтии. Она сказала:
   — Довольно правдоподобно.
   — И вы знаете, кто ее убил? — спросила Кифер.
   — Нет, — ответил я, — но теперь мы знаем, почему она оказалась на стрельбище.
   Синтия сунула факс в бумагорезательную машину и спросила Кифер:
   — Вы, значит, хотели быть сыщиком?
   Кифер немного растерялась, но ответила:
   — Сыщиком хотела быть специалист Бейкер.
   — Пусть специалист Бейкер останется пока секретарем-машинисткой. Третий сыщик нам не требуется.
   — Слушаюсь, мэм, — произнесла Кифер, снова войдя в роль. — Но я буду слушать во все уши и смотреть во все глаза.
   — Извольте.
   Я обратился к Бейкер:
   — Скажите полковнику Кенту: мистер Бреннер хочет, чтобы полковник Мур не отлучался с базы до следующего распоряжения.
   — Хорошо, сэр.
   Чтобы избежать репортеров, мы с Синтией вышли из здания через запасный выход.
   — Теперь моя очередь возить, — произнес я, когда мы дошли до парковки.
   Мы сели в мой «блейзер». По дороге на Бетани-Хилл я сказал:
   — А Карл ничего мужик, хотя и порядочная шельма.
   Синтия улыбнулась.
   — Даже если он обвел нас вокруг пальца. Обвел ведь, правда?
   — Место повлияло. То-то я смотрю — что-то знакомое. Неестественно она себя вела.
   — Брось, Пол. Уж признавайся, раз попался на удочку. Господи, надо все-таки кончать с этой работой.
   — В Панаму собираешься?
   Наши взгляды встретились.
   — Да, подала рапорт, чтобы послали куда-нибудь за пределы континентальных штатов.
   — Это ты хорошо придумала, — сказал я и переменил тему: — Да, получается, что уэст-пойнтская история — это бомба замедленного действия.
   — Не могу представить, чтобы отец намеренно скрывал... Впрочем, если подумать... В Уэст-Пойнте такое творится после того, как ввели совместное обучение, ты не поверишь. К тому же генералу о собственной карьере надо было думать, и о репутации дочери тоже. Но спуску он ей не давал.
   — Что верно, то верно.
   — Женщины, скрывающие насилие, или те, которых заставляют его скрыть, потом горько плачут.
   — Или плачут другие по их милости.
   — Чаще всего и они сами, и другие... Знаешь, то, что произошло на стрельбище, во многом повторяет уэст-пойнтское изнасилование.
   — Боюсь, ты права.
   — Только с одной существенной разницей: на этот раз ее убили. Но — кто?
   — Еще несколько фактов, и у нас будет полная картина преступления, от начала до конца.
   — Ты знаешь, кто ее убил?
   — Я знаю, кто ее не убивал.
   — Не говори загадками, Пол.
   — У тебя есть подозреваемые? — спросил я.
   — Кое-кто есть.
   — Составь обвинительное заключение, а вечером в гостинице устроим судебное заседание.
   — Заманчивая перспектива. К утру, глядишь, кого-нибудь вздернем.

Глава 26

   Мы приехали в дом Фаулеров на Бетани-Хилл. Нас встретила миссис Фаулер, выглядевшая менее удрученной, чем утром. Она провела нас в гостиную, предложила кофе, но мы отказались. Хозяйка расположилась на диване, мы с Синтией устроились в креслах.
   По дороге мы обсудили, как вести разговор, и решили, что начнет его Синтия. Так она и сделала — повела светскую беседу о жизни, армии, Форт-Хадли, потом, когда прошла первая натянутость, Синтия сказала:
   — Единственное, чего мы хотим, — чтобы восторжествовала справедливость. У нас нет намерения чернить чьи-либо репутации. Мы обязаны найти убийцу, и сделать это так, чтобы не пострадали невинные люди.
   Миссис Фаулер молча кивала. Синтия постепенно подбиралась к сути.
   — Вы знаете, что Энн Кемпбелл имела половые сношения со многими мужчинами на базе. Мне хотелось бы сразу же заверить вас, что, судя по имеющимся уликам, имя вашего супруга никоим образом не связано с Энн Кемпбелл.
   Миссис Фаулер закивала энергичнее.
   — Мы входим в положение полковника Фаулера как адъютанта генерала Кемпбелла и, если не ошибаюсь, его друга. Мы ценим прямоту вашего мужа и благодарны ему за то, что он разрешил нам побеседовать с вами. Я уверена, он посоветовал вам быть такой же откровенной с нами, как он сам. — Выжидательный кивок. — Мы с мистером Бреннером, со своей стороны, обещаем быть вполне откровенными.
   Не торопясь задать прямой вопрос, Синтия кружила вокруг да около, не скупясь на слова сочувствия. Если свидетель с гражданки не вызван официально для дачи показаний, то с ним надо поступать именно так, как это делала моя напарница. Мне бы так не удалось.
   Наконец настал момент, и Синтия спросила:
   — Вы были дома, когда было совершено убийство?
   — Да, дома.
   — Ваш муж приехал из офицерского собрания около десяти вечера?
   — Совершенно верно.
   — И около одиннадцати вы легли спать.
   — Кажется, да.
   — Где-то между двумя сорока пятью и тремя часами ночи вас разбудил звонок в дверь.
   Миссис Фаулер молчала.
   — Ваш муж сошел вниз, чтобы открыть дверь. Потом он вернулся в спальню, сообщил, что это генерал и что ему надо немедленно уехать по срочному делу. Ваш муж оделся и попросил одеться и вас. Верно?
   Миссис Фаулер молчала.
   — Итак, вы поехали с ним. На вас были туфли седьмого размера.
   — Да, мы оба оделись и уехали.
   После недолгого молчания Синтия продолжила:
   — Вы оба оделись и уехали. А генерал Кемпбелл остался в вашем доме?
   — Да.
   — Миссис Кемпбелл была с ним?
   — Нет, ее не было.
   — Итак, генерал Кемпбелл остался в вашем доме, а вы с мужем поехали на стрельбище номер шесть. Верно?
   — Да, муж сказал, что Энн Кемпбелл найдена раздетой и надо взять халат. Кроме того, она связана, поэтому муж взял нож, чтобы разрезать веревки.
   — Вы ехали по Райфл-Рендж-роуд и на последней миле выключили фары.
   — Да, муж сказал, что не хочет привлекать внимание постового. Дальше по дороге выставлена охрана.
   — Понятно. И вы остановились около джипа, как сказал генерал. В котором часу это было?
   — Это было... Примерно в половине четвертого.
   — В половине четвертого... Вы вышли из машины, и что дальше?
   — Я увидела что-то белое. Муж говорит: пойди разрежь веревки, и пусть она оденется, если что — крикни. — Миссис Фаулер помолчала. — Еще сказал — надавай ей пощечин, если заупрямится. Он был очень сердит.
   — Еще бы! Итак, вы шли по стрельбищу...
   — Муж немного проводил меня. Он опасался, что Энн Кемпбелл что-нибудь выкинет.
   — Подходя к Энн Кемпбелл, вы что-нибудь сказали?
   — Да, я позвала ее, но она... она ничего не ответила. Я подошла поближе, опустилась на колени. Глаза у Энн были открыты, но... Я закричала... Прибежал муж...
   Миссис Фаулер закрыла лицо руками и заплакала. Синтия, видимо, ожидала этого, вскочила с места, села рядом с ней на диван. Одной рукой она обняла ее за талию, другой подала платок.
   — Спасибо, — сказала Синтия, когда миссис Фаулер немного успокоилась. — Мы больше не будем ни о чем спрашивать. Не провожайте нас.
   Мы вышли и сели в мой «блейзер».
   — Иногда выстрел наугад попадает в цель, — сказал я.
   — Выстрел был не совсем наугад, — возразила Синтия. — Все становится на свои места, цепочка событий логична, если знать некоторые факты и характеры людей.
   — Ты хорошо провела разговор, молодец.
   — Спасибо, но придумал-то его ты.
   — Да, придумал я.
   — Не люблю, когда мужчины излишне скромничают.
   — Тогда ты оказалась с нужным мужчиной... Как ты думаешь, она говорила правду или ей так велел полковник?
   — Думаю, полковнику известно, что мы знаем об "а", "b", "с", и он велел рассказать обо всем остальном, если мы спросим. Сказано, и с плеч долой.
   — Да, и миссис Фаулер засвидетельствовала, что, когда они нашли Энн Кемпбелл, она была мертва. Следовательно, полковник Фаулер не убивал.
   — Вот именно, — заключила Синтия. — Я верю ей и никогда не поверю, что полковник Фаулер — убийца.
   Оставшуюся часть пути мы ехали, погрузившись в свои мысли.
   К дому Бомона мы приехали рановато, но решили, что ради разнообразия протокол можно поставить на второе место после реальности. Мы подошли ко входу, охранник проверил наши документы и надавил кнопку звонка.
   Так распорядилась судьба, что дверь нам открыл молодой лейтенант приятной наружности. Звали его Элби.
   — Вы прибыли на десять минут раньше, — не преминул заметить он.
   На рукаве у лейтенанта Элби был шеврон со знаком различия пехоты — две винтовки вперекрест, хотя никаких указаний на его участие в боевых действиях не было. И все же я привык уважать пехоту и звание офицера.
   — Мы готовы уехать и приехать через десять минут. Но может быть, вы соблаговолите поговорить с нами? — сказал я.
   Элби оказался человеком дружелюбным. Он провел нас в холл, где мы уже бывали.
   — По-моему, ты хотела попудриться, — сказал я Синтии.
   — Что? Ах да...
   — Дамская комната в холле слева, — объяснил Элби.
   Как только Синтия ушла, я спросил:
   — Лейтенант, мне известно, что вы встречались с капитаном Кемпбелл.
   Он пристально посмотрел на меня и промолвил:
   — Встречался.
   — Вы знали, что, помимо вас, она встречается с Уэсом Ярдли?
   Элби кивнул. По его лицу было видно, что это знание не из приятных. Я понимал его. Каково привлекательному подтянутому молодому офицеру делить дочь начальника с непривлекательной штатской шпаной.
   — Вы любили ее?
   — Я не стану отвечать на этот вопрос.
   — Уже ответили. И у вас были благородные намерения?
   — С какой стати вы меня допрашиваете? Вы приехали поговорить с миссис Кемпбелл.
   — Мы приехали немного раньше. Значит, вы знали о Уэсе Ярдли. А вы слышали, что Энн Кемпбелл встречается с женатыми офицерами?
   — О чем вы говорите, черт побери?!
   Нет, видимо, он ничего не слушал и не слышал, и о комнате в цокольном этаже тоже не знал.
   — Генерал одобрял ваши отношения с его дочерью?
   — Одобрял, но я не обязан отвечать на ваши вопросы.
   — Три дня назад вы могли послать меня ко всем чертям. Через несколько дней вы, вероятно, так и сделаете. Но сейчас — да, обязаны. Следующий вопрос: миссис Кемпбелл тоже одобряла?
   — Да.
   — Вы с Энн Кемпбелл говорили о женитьбе?
   — Да.
   — Расскажите подробнее, лейтенант.
   — ...Я знал, что она встречается с этим Ярдли, и я был... я был очень раздосадован... Но не только из-за него... Энн говорила: ей надо убедиться, что родители одобряют ее выбор и когда генерал даст «добро», мы объявим о нашей помолвке.
   — А вы сами с генералом поговорили? Как мужчина с мужчиной?
   — Поговорил. Это было несколько недель назад. Он, кажется, был обрадован, но попросил месяц, чтобы обдумать все до конца. Он еще говорил, что его дочь — особа своенравная.
   — Понятно. И вскоре вы получили приказ ехать на другой конец света.
   Он удивленно посмотрел на меня:
   — Да, в Гуам.
   Я едва не рассмеялся. Элби старше по званию, но он годится мне в сыновья. Я положил руку на его плечо:
   — Лейтенант, вы могли бы стать подарком судьбы для Энн Кемпбелл, но этому не суждено было сбыться. Вас вовлекли в жестокую схватку между генералом и капитаном Кемпбелл. Они двигали вас, как пешку на шахматной доске. Подсознательно вы, конечно, чувствовали это. Живите и служите дальше, лейтенант. И если вам снова придет в голову безумное желание вступить в брак, примите две таблетки аспирина, ложитесь в постель, погасите свет и ждите, когда это желание пройдет.
   К сожалению, в эту самую минуту вернулась Синтия и окинула меня недобрым взглядом.
   Лейтенант Элби был растерян и раздражен, но не настолько, чтобы забыть о своих обязанностях. Он посмотрел на часы.
   — Миссис Кемпбелл сейчас вас примет.
   Он провел нас в просторную викторианскую гостиную. Миссис Кемпбелл поднялась с кресла. Она была в простом черном платье. Подойдя ближе, я увидел, как они с дочерью похожи. Ей было шестьдесят лет, другими словами, она находилась в том переходном возрасте, когда о женщине уже говорят «привлекательная», а не «красивая», однако пройдет еще лет десять, прежде чем люди прибегнут к нейтральному, почти бесполому выражению «приятная особа».
   Синтия первая пожала протянутую руку и высказала положенные слова соболезнования и сочувствия. Я сделал то же самое.
   — Может быть, присядете? — пригласила миссис Кемпбелл, указывая на диван у окна, и сама села в кресло. Рядом стоял столик с графинами и бокалами.
   — Хотите херес или портвейн? — предложила она.
   Откровенно говоря, мне хотелось выпить, но отнюдь не хереса и не портвейна. Я поблагодарил и отказался, но Синтия изъявила желание попробовать херес, и миссис Кемпбелл налила ей бокал.
   К моему удивлению, у нашей хозяйки был ощутимый южный акцент, правда, я тут же вспомнил, что во время кампании в Персидском заливе видел ее выступление по телевидению и подумал тогда, какая отличная пара: закаленный генерал, выходец со Среднего Запада, и утонченная дама-южанка.
   Синтия завела легкий разговор, и миссис Кемпбелл поддержала его, несмотря на свое горе. Выяснилось, что она из Южной Каролины и ее отец — кадровый офицер. Мне подумалось, что Джун Кемпбелл — так звали супругу генерала — воплощает все лучшее, чем одарил нас Юг. Она была учтива, очаровательна, изящна, как и говорил полковник Фаулер. От себя я мысленно добавил: верная и женственная, но со внутренним стержнем.
   Я почти физически чувствовал, как бегут минуты, но Синтия не торопилась перейти к болезненной теме, то ли сочла это неудобным, то ли у нее не хватало духу. И я не был за это к ней в претензии. И вдруг она сказала:
   — Очевидно, миссис Фаулер позвонила вам до нашего прихода. Или, может быть, сам полковник.
   Прекрасная пристрелка, дорогая коллега.
   Миссис Кемпбелл ответила тем же ровным голосом, каким вела светскую беседу:
   — Да, миссис Фаулер звонила. Я рада, что у нее появилась возможность поговорить с вами. Она была чрезвычайно расстроена, но сейчас чувствует себя гораздо лучше.
   — Да, так часто бывает. Мне приходится заниматься делами об изнасиловании, и когда начинаешь расспрашивать людей, то чувствуешь, что они как натянутая пружина. Потом кто-нибудь заговорит, и пружина начинает раскручиваться.
   Это произошло и с миссис Фаулер.
   Своеобразно Синтия разъяснила любопытную закономерность: как только печать молчания нарушена, люди валом валят в добровольные свидетели — лишь бы не быть в числе подозреваемых.
   — Из того, что сообщила миссис Фаулер, и из других источников нам с мистером Бреннером известно следующее. Ночью генералу позвонила Энн и попросила его срочно приехать на стрельбище — очевидно, чтобы о чем-то договориться. Это так?
   Еще один выстрел наугад, вернее — хорошая догадка, если отдать Синтии должное.
   — Звонок по красному телефону у кровати раздался приблизительно в час сорок пять ночи. Генерал тут же снял трубку. Я тоже проснулась. Он выслушал, но сам не произнес ни слова и начал одеваться. Я не спрашиваю его о срочных звонках, муж сам всегда говорит, куда едет и когда вернется. — Она улыбнулась — Здесь, в Форт-Хадли, ночью звонят не часто, но в Европе недели не проходило, чтобы по звонку он не вскакивал с постели, хватал заранее приготовленную сумку и не улетал в Вашингтон, на границу с Восточной Германией, вообще бог знает куда. Но всегда говорил, куда и зачем... В этот раз муж только сообщил, что вернется примерно через час. Он оделся в гражданское и уехал. Я видела, как он сел в мою машину.
   — Какая у вас машина, мэм?
   — "Бьюик".
   — Затем в четыре — четыре тридцать генерал вернулся и рассказал, что произошло...
   Миссис Кемпбелл смотрела в сторону с отсутствующим видом. Первый раз я увидел лицо измученной, убитой горем матери и представил, чего ей стоили прошедшие годы. Как жена и мать, она не могла согласиться с тем, что отец и муж сделал дочери во имя высшей пользы, продвижения по службе, соблюдения приличий в глазах окружающих, но, так или иначе, она принимала это.
   — Итак, около четырех тридцати утра ваш муж вернулся домой... — подсказала Синтия.
   — Да, я ждала его... здесь, в гостиной. Когда он вошел, я поняла, что Энн больше нет... — Миссис Кемпбелл поднялась. — Это все, что я знаю. Теперь, когда карьера мужа кончена, у нас осталась только надежда, что вы найдете того, кто это сделал. Тогда мы примиримся со случившимся и будем доживать наши дни.
   Мы тоже встали. Синтия сказала:
   — Мы сделаем, что в наших возможностях. Мы благодарны вам за то, что, несмотря на трагедию, уделили нам время.
   Я добавил, что провожать нас не нужно, и мы ушли.
   — Карьера генерала кончилась десять лет назад в военном госпитале имени Энн Келлер, — проговорил я. — Потребовались годы, чтобы это событие наконец настигло его.
   — Да, он предал не только дочь, — отозвалась Синтия. — Он предал жену и самого себя.
   Мы сели в «блейзер» и поехали прочь от дома Бомона.

Глава 27

   — О чем ты говорил с лейтенантом Элби? — спросила Синтия.
   — О любви и браке.
   — Да, эту часть нестареющей мудрости я слышала.
   — Знаешь, он еще слишком молод, чтобы остепениться. Элби сделал ей предложение.
   — О женитьбе на Энн Кемпбелл я не сказала бы — «остепениться».
   — И то верно. — Я пересказал Синтии наш недолгий разговор с Элби.
   — Теперь бедняга получил назначение в Гуам. Вот что случается, как в древнегреческой трагедии, когда смертный познает богиню... Он сходит с ума, его превращают в животное или неодушевленный предмет — или же ссылают в Гуам вместо Эгейского моря.
   — Типичная мужская чепуха.
   — Пусть... Семейные отношения у Кемпбеллов носили такой патологический характер, что места для любви и счастья просто не оставалось. Не приведи Господь попасть в такую нездоровую атмосферу.
   — Но наверное, у них были нормальные отношения до того, как ее изнасиловали.
   — Полковник Мур утверждает, что нормальные. Думаю, он нарисовал правдивую картину... Кстати, помнишь альбом, который мы видели в ее доме? Там есть фотографии, сделанные летом, между первым и вторым курсами. До и после изнасилования. Разница заметная.
   — Да, по фотокарточкам можно определить, когда произошла та или иная семейная трагедия. Подонки, совершившие групповое изнасилование, вряд ли получили удовольствие и продолжали жить как ни в чем не бывало. И о последствиях, конечно, не думали.
   — Последствия — страшная вещь. Хорошо, что преступников настигает справедливая кара. Но тогда ночью, в лесу, поблизости не было полицейских.
   — Тогда не было, зато сейчас есть мы... Как ты думаешь раскрутить генерала Кемпбелла? — спросила Синтия.
   — Не знаю, решим по ходу дела. Хорошо бы потрепать его как следует. Впрочем, он уже заплатил дорогую цену за свои ошибки. И потом, все-таки генерал...
   На стоянке возле штаба базы было почти пусто. Всего несколько машин, включая служебный генеральский лимузин темно-оливкового цвета и джип, поданный, вероятно, вместо того, который находился сейчас в ангаре на Джордан-Филдз.
   — В час ночи Энн Кемпбелл прошла через тот боковой выход, села в джип и поехала на бой с призраками прошлого, — сказал я задумчиво.
   — И победили призраки.
   Мы обошли двухэтажное здание из темного кирпича, построенное, очевидно, в тридцатые годы и отдаленно напоминающее школу — с той только разницей, что по обе стороны дорожки были расставлены пустые гаубичные снаряды 105-миллиметрового калибра и из каждого по ироничному контрасту торчали цветы. На лужайке красовалось несколько артиллерийских орудий разных эпох — наглядная демонстрация промышленного прогресса.
   Мы вошли в штаб. Поднявшемуся из-за стола навстречу нам рядовому я сказал, что у нас назначена встреча с генералом. Он сверился со списком посетителей и показал на коридор, ведущий в глубину здания.
   Мы шли по начищенному до блеска линолеуму, и наши шаги гулко отдавались в пустынных стенах.
   — Никогда не брал генерала под арест, — сказал я. — Нервничаю больше его.
   — Не он это сделал, Пол.
   — Откуда ты знаешь?
   — Я не могу это представить, а раз не могу, значит, этого не было.
   — Не помню, чтобы об этом говорилось в инструкциях.
   — Во всяком случае, ты не имеешь права арестовывать генерала. Можешь проверить по своим инструкциям.
   Мы вошли в помещение, напоминающее фойе. Здесь тоже никого не было. В дальней стене виднелась дверь с медной табличкой «Генерал-лейтенант Джозеф Л. Кемпбелл».
   Я постучал. Дверь открыла женщина-капитан, на ее нагрудной карточке мы прочитали имя — Боллинджер.
   — Добрый вечер. Я старший помощник генерала Кемпбелла.
   Мы пожали друг другу руки. Капитану Боллинджер было лет тридцать пять, невысокая, полноватая, но живая, общительная.
   — Не знал, что у мужчин-генералов бывают помощниками женщины. Слышал, правда, о подруге Айка, — сказал я.
   Капитан Боллинджер улыбнулась.
   — Нас несколько человек. Второй помощник генерала — мужчина, лейтенант Элби.
   — Да, с ним мы уже познакомились.
   Капитан Боллинджер имела очевидное преимущество перед лейтенантом Элби: она была неподвластна чарам Энн, следовательно, не являлась пешкой в опасной игре между отцом и дочерью и вполне устраивала миссис Кемпбелл.
   Она провела нас в пустую приемную.
   — Генерал выделил для вас столько времени, сколько потребуется. Но, пожалуйста, помните, что он... он просто убит горем.
   — Мы понимаем, — сказала Синтия.
   Я тоже понимал: встреча была назначена на вечер потому, что в штабе никого не будет, если вдруг в ходе разговора разразится скандал.
   Капитан Боллинджер постучала в дубовую дверь и представила нас как уорент-офицеров Бреннер и Санхилл. Генерал шагнул нам навстречу. Мы отдали друг другу честь, потом обменялись рукопожатиями, он кивнул на ряд обитых материей стульев, и мы все сели.
   В генеральских кабинетах бывают самые различные виды сидений, но при желании хозяин может поставить вас по стойке «смирно» или «вольно». Генерал Кемпбелл обошелся учтиво, не по нашему рангу. Возможно, это было связано с тем, что мы только что услышали признания двух жен в совершении преступных деяний, а именно: недоносительство и тайный сговор. Возможно, мы просто понравились генералу.
   — Не желаете ли выпить?
   — Благодарим вас, сэр, нет.
   Орудие выстрелило, флаг был спущен — в армии это то же самое, что звонок, приглашающий изголодавшихся подопытных собак Павлова к обеду.
   Я оглядел кабинет. Стены были покрыты белой штукатуркой, дубовые карнизы и плинтусы, мебель тоже сделана из дуба, на полу — ковер, привезенный, очевидно, с Востока. Почти не видно военных трофеев, сувениров, наградных свидетельств в рамках на стенах, только на небольшом круглом столе в углу, застланном синей накидкой, лежали сабля в ножнах, старинный длинноствольный пистолет и синяя фуражка.
   Генерал поймал мой взгляд.
   — Это вещи моего отца. Он был кавалерийским полковником в двадцатые годы.
   — Во Вьетнаме я был в первом батальоне Восьмого кавалерийского полка, но без лошадей.
   — Вот как? Да это же отцовский полк! Старая гвардия, еще с индейцами сражалась... Впрочем, это было до отца.
   Выходит, между нами все-таки есть что-то общее, почти общее. Синтия, разумеется, сразу же заскучала от нашей бывальщины-небывальщины, но толика мужской трепотни полезна перед тем, как схватить собеседника за горло.
   — Значит, вы не всегда были детективом? — осведомился генерал.
   — Не всегда, сэр. Раньше я занимался честным трудом.
   — Имеете награды, знаки отличия?
   Вероятно, ему было легче подготовиться к неприятным вопросам, зная, что я ветеран и участвовал в боевых действиях. Даже если бы у меня за плечами не было опыта вьетнамской войны, я все равно сказал бы, что бывал в бою. Доискиваясь истины, можно и солгать, как свидетель, не приведенный к присяге. Тому же, кто приведен к присяге, от вранья лучше воздержаться. Что до подозреваемого, то он всегда может сослаться на право не свидетельствовать против себя. Проблема, однако, в том, чтобы определить, кто есть кто.