Демилль Нельсон. Школа обаяния (Без права на пощаду)

   - Вы же понимаете, что МИД сообщит КГБ о том, что пропуск выдали на ваше имя.
   - Разумеется, я понимаю это, - ответил Холлис.
   - Комитету вы нравитесь еще меньше, чем я. Они могут не справиться с искушением доставить вас в можайский морг на их условиях.
   - Я об этом сам позабочусь.
   - О вас я как раз не беспокоюсь. Вы - заноза в заднице. Я волнуюсь о Лизе Родз. И имейте в виду, мне не удастся вас прикрывать в Можайске.
   - Вы не смогли прикрыть меня в пятидесяти ярдах от посольства. Итак, до полудня в мой офис должны доставить два пропуска.
   Айлеви открыл дверь, чтобы уйти, но Холлис закрыл ее и спросил:
   - Вы выяснили, числился ли майор Додсон в списках пропавших без вести во Вьетнаме?
   - Это выясняется.
   - А как насчет нашего приятеля из номера 745? Я имею в виду Шиллера. В стране находится американец с такой фамилией?
   - Я проверяю, Сэм. Буду постоянно держать вас в курсе.
   - Знаю, что будете, Сэз. Сплошное удовольствие работать с ЦРУ.
   Айлеви похлопал полковника по плечу.
   - Постарайтесь, чтобы вас не прихлопнули на автостраде Минск - Москва. Мне хочется увидеть, чем закончится это дело.
   Глава 8
   Сэм Холлис натянул синие джинсы и кожаные сапоги. Сунул в левый сапог нож, а над правым ремнем прикрепил на лодыжке небольшую кобуру. Он проверил автоматический "Токарев" 7.62 советского производства. В сущности, тот был сделан по системе "кольта-браунинга", немного видоизмененной русским оружейным конструктором Токаревым, который, поставив на него свою фамилию, просто позабыл заплатить Кольту и Браунингу гонорар за патент. Холлис находил этот пистолет надежнее американского оригинала, кроме того, если придется пристрелить кого-нибудь, то лучше оставить в трупе пулю советского образца.
   Холлис навинтил надуло глушитель и сунул пистолет в кобуру, прикрыв ее штаниной джинсов. Он надел черный свитер с высоким воротом, поверх кожаную куртку, в которой лежало четыре обоймы по восемь пуль в каждой.
   Полковник вышел из своей комнаты и зашагал через широкий двор. Влажная трава хлюпала под сапогами, но небо было ясным, и сквозь облака слабо светило солнышко.
   Трое мальчишек лет по тринадцать гоняли мяч во дворе. Холлис узнал в них Ларри Эшмана, сына коммандера Пола Эшмана, военно-морского атташе, Тома Карузо, сына генерального консула, сына торгового атташе Джейн Лоури. Обычное субботнее утро. Как всегда. Младший Эшман крикнул:
   - Полковник Холлис? Вы готовы?
   - Конечно! - Холлис побежал к боковой линии, а тем временем Карузо и Лоури заняли линию защиты. Эшман сделал сильную низкую передачу через поле. Двое мальчишек подбежали ближе. Шипы на их бутсах шлепали по мокрому дерну. Холлис подбежал к падающему мячу, поддел его кончиком сапога и принял на грудь, но поскользнулся и едва не упал, однако успел развернуть плечо вперед, и мяч надежно укрылся на его груди между правой рукой и изогнутым плечом. Он услышал громкий вопль Эшмана:
   - Вот здорово! Молодец, полковник!
   - Все нормально, полковник, держите, - сказал Карузо и протянул Холлису его пистолет. Сэм сунул его обратно в кобуру на лодыжке, покрепче затянув ремешок.
   - Вы довольно быстро бегаете, полковник, - заметил Лоури. - Даже с этой железякой на ноге.
   Карузо сдерживал ухмылку, а Холлис сказал:
   - Когда я играл в финале в академии, я проходил три линии защиты.
   Мальчишки рассмеялись. Холлис посмотрел на них. Им, наверное, очень одиноко здесь, подумал он. Ни танцев, какие бывают в средней школе, ни вечеринок по субботам, ни пляжа, ни лыжных поездок, ни друзей, ни девчонок. И ни Америки.
   - Изучайте эту страну, ребята, пока вы здесь. И Москву тоже. Встречайтесь с русскими.
   Они кивнули.
   - И не показывайтесь в этих шиповках на глаза Ване. - Он имел в виду русского садовника, буквально помешавшегося на этом газоне. Он даже звонил Скоттам в Колумбус, штат Огайо, чтобы посоветоваться, как за ним ухаживать.
   Холлис направился к жилому блоку - трехэтажному кирпичному дому. Первый этаж, который в Штатах служил бы гаражом, использовался под прачечную и кладовую. Из холла лестница вела в гостиную, столовую и кухню. На третьем этаже располагались одна или две спальни, а иногда и рабочий кабинет, это зависело от ранга сотрудника. Холлис отыскал квартиру Лизы и нажал на звонок. Он услышал ее шаги на лестнице, затем дверь отворилась.
   - Привет! - улыбнулась она. - Я было подумала, что вы идете ко мне, а потом увидела футбол. А что вы выронили, когда играли?
   - Бумажник.
   - О! - Она отошла в сторону и покружилась перед ним. - Ну, как я выгляжу - достаточно скромно?
   Она была в невысоких сапожках, в широких вельветовых черных брюках и темно-синем жакете. Из-под воротника жакета виднелся такой же черный свитер, как и у Холлиса.
   - Очень мило, - ответил он.
   - Вы объясните мне, зачем вам понадобилось, чтобы я надела все темного цвета?
   - Я поклонник темных цветов. Пошли.
   - Ну, серьезно, Сэм... - проговорила она. - Я могу вас так называть?
   - Конечно.
   - Почему все-таки темное?
   - Расскажу позже.
   Они вышли на улицу не через главные ворота, а через калитку у казарм морских пехотинцев. Холлис подошел к милицейскому посту и по-русски сказал:
   - Передайте тем двоим, что стояли ночью у главных ворот, что полковник Холлис просит прощения за некорректное поведение.
   Один из милиционеров ответил:
   - Мы обязательно передадим это, полковник.
   - Всего хорошего.
   Холлис с Лизой направились по Девятинскому переулку.
   - О чем это вы их просили, Сэм? - спросила она.
   - У меня возникли небольшие неприятности, когда они спросили у меня паспорт.
   - Правильно, что вы извинились, - заметила Лиза.
   - Это правильно с военной точки зрения, - сказал он и прибавил: - К тому же мне не хочется, чтобы эти ублюдки решили, что сумели достать меня.
   - Где мы будем завтракать? - поинтересовалась Лиза.
   - В "Праге".
   - Тогда мы можем прогуляться по Арбату. Мне нужна передышка.
   Они повернули и пошли пешком по широкому бульвару.
   - Солнце светит... хоть какое-то разнообразие.
   - Вижу.
   - Вы часто бывали в "Праге"?
   - Нет.
   - За последнее время вы прочли какие-нибудь хорошие книги?
   - Не могу вспомнить ни одной.
   - Кто-то рассказывал мне, что вас сбили над Северным Вьетнамом.
   - Это правда.
   - Но вы не были военнопленным.
   - Нет, меня спасли в море.
   - Дело этого майора Додсона имеет для вас особое значение.
   - Возможно.
   - Вы не любите сложноподчиненных предложений, не так ли?
   - Это зависит от темы разговора.
   - Извините.
   Они свернули на Арбат у Министерства иностранных дел, еще одного сталинского небоскреба.
   - Вы когда-нибудь там бывали? - спросила Лиза.
   - Несколько раз.
   - Ну и на что это похоже?
   - Вы когда-нибудь были в здании госдепартамента?
   - Да.
   - Ну вот, на него и похож советский МИД, если не считать того, что весь вздор и лицемерные разговоры произносятся на русском языке. Атак почти никакой разницы.
   Они пошли по Арбату.
   - Вам здесь нравится? - спросил Холлис Лизу.
   - Ничего. Немного получше, если вы понимаете, что я имею в виду. Я знаю каждый квартал, оставшийся от старой Москвы.
   - Неужели?
   - Я занимаюсь фотоочерком.
   - Занятно. Это хобби?
   - Более или менее. Я собираюсь опубликовать этот материал.
   - Желаю удачи, - произнес он и вдруг спросил: - Вы русофилка?
   Она смущенно улыбнулась.
   - Что-то вроде этого. Да, мне нравится... этот народ... язык... старая Россия.
   - Русские необъяснимы, не так ли? Я не могу постичь их, - заметил Холлис. - Они слишком много говорят о своих русских душах, но никогда не упоминают о своих сердцах.
   - Может быть...
   - К примеру, вместо того, чтобы сказать "разговор по сердцам", они говорят "разговор по душам".
   - Может быть, это вопрос сугубо семантического свойства...
   - Иногда я считаю их проблемы чисто генетическими.
   - Вообще-то и во мне течет русская кровь.
   - О, неужели? Значит, я попал впросак.
   - Я вас прощаю. Мои дед и бабка по отцу носили фамилию Питятовы. Они владели крупным поместьем и огромным кирпичным домом неподалеку от Казани, на Волге. У меня есть старинная фотография их дома.
   - И он сохранился?
   - Не знаю. Когда моя бабушка, Эвелина Васильевна, в последний раз видела его в тот день, когда бежала из страны, дом оставался еще целым и невредимым. В поместье у дедушки было пятьсот крестьян. Я пыталась разыскать поместье, но не получила разрешения МИДа. - Она вздохнула и с горечью добавила: - Почему мне нельзя потратить уик-энд на поездку по стране?
   - Вы рассказали им, что вы - аристократка и наследница пяти сотен крестьян?
   - Ну, разумеется, нет, - рассмеялась Лиза. - Но могу поспорить, что там до сих пор вспоминают фамилию Питятовы.
   - С любовью?
   - Кто знает? В России все иначе, чем в Западной Европе, куда вы можете приехать и проследить всю свою родословную, Здесь же была полная неразбериха, перелом, были уничтожены целые семьи, две мировые войны, революция, гражданская война, сталинские чистки, мор, насильная коллективизация... Ну и что я буду делать, даже если найду этот дом или кого-нибудь из Питятовых?
   - У вас же русская душа. Вы бы придумали что-нибудь, - сказал Холлис.
   Лиза улыбнулась, однако промолчала и повела его к магазину, где позолоченными деревянными буквами было написано: "Антиквар".
   - Это лучший из трех антикварных магазинов в Москве, - сказала она. - В других в основном торгуют всяким подержанным барахлом.
   Они вошли внутрь. Их встретила шикарно одетая привлекательная молодая женщина, она сердечно поприветствовала Лизу.
   - Анна, познакомьтесь, это мой друг Сэм, - сказала Лиза по-русски.
   Женщина с минуту оценивающе разглядывала его, затем спросила:
   - Вы ведь из посольства?
   - В некотором роде.
   - Значит, вы должны знать моего хорошего знакомого Сэза Айлеви.
   - Слышал о нем.
   - Если увидитесь с ним, передайте привет.
   - Обязательно передам, если увижусь.
   - Пожалуйста, смотрите... - она обвела рукой вокруг.
   Холлис наблюдал, как Лиза неспешно все осматривает: изделия из серебра, слоновой кости, полудрагоценных уральских самоцветов, тройку с колокольчиками, фарфор, картины в позолоченных рамах - изделия исчезнувшего мира. Холлис подумал, а может, Лиза искала тут Питятовых?
   - Вам нравится? - окликнула его Лиза, показывая круглую лаковую шкатулку.
   На крышке была изображена удивительно изящная русская доярка. Через ее плечо было перекинуто коромысло, с которого свисали два ведра с молоком. Ко дну шкатулки была прикреплена этикетка с указанием цены: четыреста рублей.
   - По-моему, это подлинная палехская шкатулка, - сказала Лиза. Наверное, дореволюционная.
   Довольно ограниченные знания Холлиса о палехских шкатулках не могли подсказать ему, как отличить старинную шкатулку от тех, которые изготовляли в Палехе в настоящее время.
   - Не думаю, что ее цена - четыреста рублей.
   - Именно это я и ожидала услышать от мужчины, - заметила Лиза.
   Холлис лишь пожал плечами, а она добавила:
   - Кроме того, мне нравится Анна. Она симпатичная и придерживает для меня кое-какие вещицы.
   - И для Сэза.
   - Да. Ей нравятся верблюды.
   - Простите?
   - Сигареты. Сигареты "Кэмел".
   - А!..
   - Я собираюсь это купить. - Она подошла к прилавку, о чем-то поболтала с Анной и отсчитала четыреста рублей. Завернув палехскую шкатулку в бумажную салфетку, Лиза положила ее в сумочку и протянула через прилавок блок "Кэмела". - Оставьте для меня, если будет, фарфор, инкрустированный серебром или золотом.
   Они попрощались с Анной и вышли на улицу.
   - Вы заплатили такую кучу денег за эту шкатулку, - осмелился заметить Холлис.
   - Знаю.
   - Вы что, постоянно носите с собой по четыреста рублей?
   - Я - истинно русский человек. Ни кредитных карточек, ни чековых книжек. Просто сотни рублей на случай, если что-нибудь понравится.
   - Откуда эта женщина знает вас и Сэза Айлеви, и то, что вы оба из посольства? И почему Сэз Айлеви часто заходит в этот магазин?
   - Хороший вопрос. Полагаю, вы можете сами рассказать мне об этом.
   - А я думаю, что не смогу.
   - Сэз дает мне деньги, чтобы я покупала там вещи. Вообще-то он сам говорит мне, что именно покупать. И всегда то, что продается по завышенной цене. Я бы вам это не рассказывала, но он мне никогда не говорил, что надо это держать в секрете.
   Холлис промолчал.
   - Это было предательство с моей стороны?
   - А вы что, обязаны быть ему преданной?
   Она пожала плечами.
   - Кое в чем, наверное. Тем не менее не считайте меня круглой дурой. Я получила приказ купить эту шкатулку.
   Лиза снова взяла его под руку, и он искоса взглянул на нее. Теперь, после того как она рассказала о себе, он заметил в ней что-то отдаленно русское. Но, возможно, это объяснялось лишь силой внушения, как тогда, когда он видел Джули Кристи в роли пастернаковской Лары на фоне московских декораций в Голливуде.
   Холлис решил, что Лиза довольно симпатична. У нее высокие скулы и мелкие черты лица, какие иногда встречаются у славянок. Она была белокожей, с огромными синими глазами и рыжеватыми волосами. Он заметил, что она умеет очень мило обиженно надувать губки, хотя чаще всего она улыбалась и прикусывала нижнюю губу, когда задумывалась.
   Она спросила, не глядя на него:
   - Разве мне на нос села муха?
   - Да нет... я... просто ищу русские черты.
   - Не надо искать их в лице. Ноги... Короткие, крепкие ноги и крупные ступни. Широкие бедра.
   Она улыбнулась и повела его вниз, в Калашный переулок. Названия переулков Арбата напоминали о поставщиках царского двора шестнадцатого века, когда-то живших и здесь: Плотников, Серебряный и тому подобные.
   - Куда вы меня сейчас ведете? - спросил Холлис.
   - Завтракать. Разве вы не пригласили меня?
   - Да, но я предпочел бы "Прагу".
   - А я решила, что могу выбирать.
   - Прекрасно, но здесь по дороге нет ни одного ресторана.
   - Есть один.
   - Как же он называется?
   - Не знаю, есть ли у него название. - Они перешли Калашный переулок и вошли в старое отштукатуренное здание, бывший дом богатого купца.
   Лиза указала на дверь, расположенную под лестницей, и они спустились в подвал. Перед ними открылось плохо освещенное помещение с низким деревянным потолком. Пол и стены были покрыты восточными коврами, а в воздухе витал табачный аромат. С широкой улыбкой их встретила пожилая женщина. У Холлиса создалось впечатление, что у нее чужие зубные протезы.
   - Салям алейкум, - сказала женщина.
   Лиза ответила на приветствие и вместе с Холлисом последовала за ней к низкому столу, покрытому грязной красной скатертью.
   - Вашему другу нравится наша еда? - спросила женщина на ломаном русском.
   - Он ее очень любит. Вы не принесете нам бутылочку того сливового вина?
   Женщина ушла.
   - Это место есть в путеводителе?
   - Нет, сэр. Но должно быть. Здесь великолепно кормят.
   - Это евреи?
   - Нет, азербайджанцы. Я ведь сказала салям алейкум, а не шолом алейхем. Но это довольно близко, это ведь разновидность арабского языка.
   - Понятно.
   Помещение было переполнено; клиенты, главным образом мужчины, были явно не русского происхождения, русской речи совсем не было слышно. Как заметил Холлис, Москва была этнически разнородной, поскольку национальные меньшинства всегда стремились в центр империи. Режим старался препятствовать этой иммиграции, а коренные москвичи приходили от нее в ужас. Недавно Сэз Айлеви подготовил доклад, в котором подсчитал, что чуть ли не двадцать процентов московского населения сейчас представляют люди нерусского происхождения. Столица стала домом для узбеков, армян, грузин, татар и еще множества национальных меньшинств. Москва становилась более космополитичной и сложной из-за такого этнического многообразия, она превращалась в сточную канаву империи, как и прежние имперские столицы, ибо наполнялась различными пройдохами и махинаторами, бродягами, дельцами, спекулянтами и паразитами. Такими, как Миша. Там, где русские сталкивались с проблемами, Сэз Айлеви и Сэм Холлис видели благоприятные перспективы.
   Холлис обратил внимание, что большинство присутствующих разглядывали их, и спросил:
   - Это место безопасно?
   - Полагаю.
   - Оно не похоже на государственный ресторан.
   - Это заведение для обслуживания обедов, свадеб и т.д. Почти что частный клуб. Оно принадлежит азербайджанскому кооперативу. Все тут законно.
   - О'кей.
   - Вы когда-нибудь ели кооперативную пищу?
   - Нет.
   - Она лучше, чем в самых хороших ресторанах.
   Молодой человек поставил на стол блюдо с мелким белым виноградом и мандаринами.
   - Видите? Когда вы в последний раз ели мандарины? - спросила Лиза.
   - На прошлой неделе во сне. - Маленьким ножичком Холлис очистил мандарин от кожуры и разделил его на дольки. Они с Лизой отведали азербайджанских фруктов.
   - Ну как вам все это? - снова спросила Лиза.
   - Вы спасли меня от цинги.
   Она вытерла губы носовым платком, поскольку салфеток здесь не было.
   - Сюда приходят все азербайджанцы, живущие в Москве. Тут настоящая национальная еда.
   Холлис кивнул. В других московских так называемых "национальных" ресторанах, таких, как "Прага", "Берлин", "Бухарест" и "Будапешт", блюда были определенно русскими, а в "Гаване" единственным кубинским продуктом на столе оказался сахар. В "Пекине" подавали борщ.
   - Как вы отыскали это место? - поинтересовался он.
   - Это долгая история.
   Холлис подумал, что на это можно было бы ответить одним словом: Сэз.
   - Нам разрешается посещать такие места, - сказала она. - Большинство людей с Запада о них не знают или знают, но не станут здесь есть.
   - Не могу понять почему.
   - Вы чувствуете запах специй?
   - В общем-то, да. Но в воздухе очень сильно пахнет табаком.
   Принесли сливовое вино. Холлис поднял стакан и произнес тост:
   - Как говорят крестьяне: "За короткую зиму, обильные запасы мяса и сухие дрова для камина".
   - Вы забыли последние слова этого тоста.
   - Да. И за теплую женщину в моей постели.
   Они выпили.
   - Сэм, откуда вы по происхождению?
   - Отовсюду. Я скверно воспитанное дитя военно-воздушных сил.
   - Вы говорите так, словно собираетесь удалять зубы.
   Он усмехнулся.
   - Ладно, давайте я расскажу вам о себе. Я родился во время второй мировой войны на военно-воздушной базе в Трэвисе. До восемнадцати лет я уже облетел весь земной шар. Затем четыре года в Военно-воздушной академии. Закончив ее, я поступил в школу истребителей. В 1968 году совершил путешествие во Вьетнам, в 1972-м - еще одно. Вот тогда-то меня и сбили над Хайфоном*. Я выпрыгнул с парашютом в море, и меня вытащило спасательное судно. После полученной легкой контузии врачи запретили мне летать. В то время мой отец был бригадным генералом и добился для меня временной должности в Пентагоне до тех пор, пока я окончательно не поправлюсь для военной службы. Пока я приходил в себя, учился на языковых курсах в Болгарии. Как вам, наверное, известно, в болгарском языке - славянские корни, это как латынь для романской группы языков. Вот так я провел три года в Софии в качестве военно-воздушного атташе, затем еще пару лет в других странах Варшавского договора, а потом, сам не заметив этого, я уже слишком крепко оказался связан с этим делом, с ними, чтобы мне разрешили вернуться в строй. - Холлис сделал глоток вина. - Я всегда подозревал, что отец стоял за всеми этими делами.
   _______________
   * Хайфон - морской порт на северо-востоке Вьетнама.
   - Значит, вы - шпион поневоле.
   - Да нет. Но без энтузиазма. Просто я... даже не знаю, что сказать. И вовсе я не шпион.
   - О'кей. А потом, примерно года два назад, вас прислали сюда. Высшая лига.
   - В нашем деле это единственная лига.
   - А что с вашей семьей?
   - Несколько лет назад мой отец ушел в отставку. Он вместе с матерью живет в Японии. Не понимаю почему. Они довольно странные люди. Думаю, слишком втянулись в дзен-буддизм. Очень много путешествуют по всему свету. Даже не знают Америку, а что им о ней известно, им не нравится. Отец напоминает мне римских центурионов или британских колониальных офицеров. А знаете что? С тех пор как закончилась вторая мировая война, в Америке появилась целая категория подобных людей.
   - Таких, как мы.
   - Да, таких, как мы. Эмиссары империи.
   - У вас есть братья или сестры?
   - Есть младшая сестра, она замужем за летчиком реактивного самолета, и сейчас они живут на Филиппинах. Детей у них нет. Есть еще старший брат, который работает на Уолл-стрит, носит желтый галстук и зарабатывает кучу денег. У него жена и двое детей. Он единственный истинный американец в нашей семье. - Холлис улыбнулся. - Еще будучи ребенком, после пятнадцатого переезда он пришел к мысли, что человек никогда не должен покидать своего поясного времени.
   - Поясного времени?
   - Да. Видите ли, он живет в восточном поясном времени. Он никогда не покидает его и фактически ограничивается двадцатью градусами широты в пределах этого пояса. Он свободно сменит почтовые индексы, однако пытается остаться в пределах своего междугородного телефонного кода.
   - Вы серьезно? - спросила Лиза.
   - Абсолютно.
   - Какая интересная семья. И вы все близки?
   - Существуют, конечно, узы. А вы? Расскажите мне о себе, Лиза.
   Она сделала вид, что не расслышала, и сказала:
   - По-моему, я что-то слышала о жене.
   - О жене? Ах да, Кэтрин. Она уехала в Лондон за покупками.
   - Похоже, она уехала почти на полгода.
   - Да, разве это слишком долго?
   - Вы в официальной разлуке?
   - В неофициальной.
   Казалось, Лиза хотела продолжить, но вместо этого она молча налила себе еще вина.
   К столу подошла хозяйка, и они начали обсуждать меню. Лиза заказывала и для себя, и для Холлиса.
   - Здесь цена неизменная. Всего три рубля. Меню меняется каждый час. Правда, лучше, чем в этих больших ресторанах, где тебе постоянно намекают, что у них нет ничего из того, что ты заказываешь. - Она отломила кусочек лаваша и положила половинку к себе на тарелку. - Значит, вы изучали болгарский? Вот мне к показался ваш русский довольно странным. Я не имею в виду американский акцент.
   - Я также говорю немного по-польски.
   - Вы же объездили весь Восточный блок.
   Холлис кивнул:
   - Существует некая догма, что только русский способен говорить на русском языке. Вот Сэз Айлеви почти совершенен. Если бы он попытался выдать себя за русского, то москвич решил бы, что он ленинградец.
   - Возможно, по телефону, да. Но тут главное в русской сути, а не в языке. Собственно, то же самое происходит с любой национальностью, однако русские отличаются от других своеобразной неповторимостью. Вы когда-нибудь замечали, что русские мужчины при ходьбе опускают плечи.
   - Я обратил на это внимание.
   - И выражение лица у них иное, и манеры. Чтобы быть русским, нужно полностью владеть национальным и культурным опытом, - говорила Лиза. - Никто из нас - ни я, ни вы, ни Сэз - не сумеет выдать себя за русского, равно как не сможет сойти за жителя Востока.
   - Я нахожу в ваших словах какой-то русский мистицизм, мисс Питятова. Но меня интересует, возможно ли это вообще? Я имею в виду, можно ли получить правильное воспитание, ассимилироваться с культурой и тому подобное... Смог бы американец сойти за русского в группе русских? И сможет ли русский сойти за американца на приусадебном участке за барбекю*?
   _______________
   * Барбекю - пикник на открытом воздухе, во время которого гостей угощают мясом, жаренным на вертеле.
   Лиза на какое-то время задумалась.
   - Возможно, на время, если никто не будет специально выискивать самозванца. И не очень тщательно наблюдать. И все-таки, наверное, что-нибудь выдаст этого человека.
   - Да? А что, если русский, который уже знает английский, приедет в специальную школу? В школу с американским инструктором. Нечто вроде... пансиона благородных девиц? Полное "погружение" в быт и нравы Америки, скажем, на год или более. Получилась бы совершенная копия американского инструктора?
   - Инструктору и ученику пришлось бы полностью отдаться этой работе... И у американца должна быть очень веская причина, чтобы заниматься с этим... Мы говорим о шпионах, не так ли, Сэм?
   - Вы - да. А я - нет. Однако вы весьма проницательны. - Холлис сменил тему: - Ваш русский - грамматически совершенен. У вас превосходная разговорная речь и выражения. Но я заметил, что ваш акцент, разговорный ритм и лексика не московские, и говорите вы не так, как если бы изучали русский в Монтеррее или Висбадене.
   - Нет, я не ходила в наши школы. Русскому меня учила бабушка.
   - Эвелина Васильевна Питятова?
   - О, вы обратили внимание. Странно для мужчины.
   - Я шпион. И прислушиваюсь.
   - А также наблюдаете и подшиваете в дела. Все равно, моя бабушка была удивительной женщиной. - Лиза затушила сигарету и продолжала: - Я родилась и росла в Си Клифф, аккуратном городке с викторианскими домами на северном берегу Лонг Айленда. В Си Клифф возникла крупная русская община, еще в царские времена. После революции и гражданской войны прибыла вторая волна эмигрантов, среди которых были мои дед с бабкой. Им было немногим больше двадцати, и они недавно поженились. Мой прадед был царским офицером и погиб в бою с немцами, так что мой дед, Михаил Александрович Питятов, унаследовал поместье и титул, что в то время накладывало определенные обязанности. Родителей моей бабушки уже арестовали и расстреляли местные большевики, а мать Михаила - моя прабабка - застрелилась сама. Родственников с обеих сторон семьи разбросало по всей России, они собирались уехать или уже уехали. Поэтому, почувствовав, что бал окончен, Михаил с Эвелиной забрали драгоценности, золото и бежали. Они прибыли в Америку не нищими. Михаил с Эвелиной закончили жизнь в Си Клиффе, далеко-далеко от Волги.