Демилль Нельсон. Школа обаяния (Без права на пощаду)

Демилль Нельсон
Школа обаяния (Без права на пощаду)

   Нельсон Демилль
   Школа обаяния (Без права на пощаду)
   перевод С. Беркова
   Памяти Джоанны Синдел
   Часть I
   Когда ваши дети вздумают роптать на Францию, прошу вас, воспользуйтесь моим рецептом, скажите им: поезжайте в Россию! Это путешествие полезно для любого европейца. Каждый, близко познакомившись с Россией, будет рад жить в какой угодно другой стране.
   Маркиз де Кюстин "Россия в 1839 году"
   Глава 1
   - Вам понравилось у нас в Смоленске, мистер Фишер? - спросила представительница "Интуриста".
   - Да, очень, - ответил он.
   - Не часто мы видим здесь американцев. В основном к нам приезжают туристы из социалистических стран.
   - Я сделаю вам широкую рекламу, - улыбнулся Фишер.
   Она перелистывала его документы, лежащие на письменном столе. При этом на лице ее отразилось сначала легкое беспокойство, но затем исчезло.
   - Прекрасно! Вы остановились в гостинице "Центральная"?
   - Да, вчера вечером.
   - Надеюсь, вы довольны обслуживанием?
   - Вполне.
   На вид ей было около двадцати пяти, немногим старше его. Не красавица, но миловидная.
   - Род ваших занятий? - поинтересовалась она.
   Фишера передернуло от этого вопроса. В каждом городе, где приходилось останавливаться, у него возникало чувство, будто он преодолевает государственную границу.
   - Бывший студент. Я недавно закончил университет, но на работу пока не поступил.
   - В Америке много безработных, - сочувственно сказала она.
   Фишер уже давно себе уяснил, что представления русских о его стране связаны главным образом с безработицей, бездомными, преступностью, наркотиками и расизмом.
   Она просмотрела план его маршрута и бухнула на документы красную резиновую печать.
   - Вы были в нашем парке культуры?
   - Да, и даже отснял там пленку.
   - Да? А в историческом музее?
   Фишер не хотел, чтобы к нему потеряли доверие, и потому честно ответил:
   - Знаете, нет, упустил. Но обязательно зайду туда на обратном пути.
   - Хорошо. - Она с любопытством изучала его. Наверное, ей доставляла удовольствие их беседа. В сущности, офис смоленского отделения "Интуриста" напоминал жалкое помещение торговой палаты какого-нибудь захудалого городка на Среднем Западе. - Вас интересует социализм?
   - Меня интересует Россия, - ответил Фишер.
   - А меня - ваша страна.
   - Тогда приезжайте.
   - Да. Когда-нибудь. Вы-то можете путешествовать где угодно. У вас любой может получить паспорт за тридцать долларов. На две, три, четыре недели.
   - Можно и продлить. Однако нельзя поехать во Вьетнам, Северную Корею, на Кубу, например.
   Девушка опустила взгляд на анкету:
   - У вас есть аптечка и набор инструментов в автомобиле?
   - Разумеется.
   - Хорошо. Вы должны придерживаться указанных в маршруте автострад. Вы имеете право останавливаться только для заправки и чтобы узнать дорогу у милиции.
   - И воспользоваться туалетом, - уточнил он.
   - Ну да, разумеется, - смутилась немного она. - Между Смоленском и Москвой нет благоустроенных ночных стоянок. Иностранным туристам не рекомендованы ночные поездки по сельской местности. С наступлением ночи вы не должны выезжать за пределы города Москвы.
   - Знаю.
   - В Москве сразу же сообщите о вашем прибытии представителю "Интуриста" в гостинице "Россия", где вы остановитесь.
   Она еще раз пробежала взглядом его маршрут.
   - Вам разрешено сделать небольшой крюк, чтобы заехать в Бородино.
   - Да, я знаю.
   - Но я бы вам этого не советовала.
   - Почему?
   - Уже поздно, мистер Фишер. А вам надо успеть в Москву до темноты. Я бы посоветовала остаться на эту ночь в Смоленске.
   - Но я уже выписался из гостиницы.
   - Я договорюсь о ночлеге. Это моя работа. - Впервые за все время девушка улыбнулась.
   - Благодарю вас. Но я уверен, что успею добраться до Москвы засветло.
   Она пожала плечами и вернула ему документы.
   - Спасибо, - по-русски сказал Фишер и сунул бумаги в сумку. - До свидания.
   - Счастливого пути, - отозвалась она и добавила: - Будьте осторожны, мистер Фишер.
   Грегори вышел на улицу. Его синий "понтиак Транс Ам" окружила толпа любопытных.
   - Извините меня, ребята... - по-русски сказал он, протискиваясь к машине, завел двигатель и медленно тронулся среди расступающихся людей.
   - До свидания, смоленцы, - приветливо помахал им рукой.
   Сверяясь с картой, Фишер миновал центр города. Через десять минут он снова оказался на автостраде Минск - Москва.
   День был ветреный и пасмурный. Чем дальше Фишер продвигался на восток, тем холоднее становилась осень. По обеим сторонам автострады открывался унылый ландшафт.
   За время своего монотонного и нескончаемого пути Грег Фишер думал о многом. Все эти формальности и процедуры раздражали и настораживали его. Но все же советские граждане, с которыми Фишеру приходилось встречаться, дружелюбно относились к нему. Он послал домой родителям такую открытку:
   "По иронии судьбы это - одно из последних мест, где все еще любят американцев". Русские тоже нравились Грегу. И то, что на его машину все обращали внимание, доставляло ему удовольствие. Иногда из-за нее буквально останавливалось дорожное движение.
   Его "Транс Ам" с литыми алюминиевыми дисками и светлой задней подвеской казался воплощением "сильной американской машины". Грег отметил, что еще ни разу не встретил ничего подобного по дороге в Москву.
   Аромат фруктов и овощей, подаренных ему жителями тех небольших сел и деревень, где он останавливался, заполнял салон машины. В ответ он дарил им фломастеры, американские календарики, одноразовые бритвы и другие "роскошные безделушки", которые ему посоветовали захватить с собой. Грег Фишер превосходно себя чувствовал в роли посла доброй воли.
   Судя по указателю, до Москвы оставалось 290 километров. Электронные часы на приборной доске показывали 14 часов 16 минут.
   После окончания Йельского университета и получения диплома магистра родители подарили эту машину и оплатили каникулы. Грег отправил машину морем в Гавр и провел лето, путешествуя по Западной и Восточной Европе. Побывать в России было его мечтой.
   Но скука и однообразие преследовали Грега последние восемь дней. Он мог бы поклясться, что погода изменилась, как только он пересек польскую границу, став вместо солнечной угрюмой и мрачной. К тому же он никак не мог привыкнуть к отсутствию привычного сервиса.
   - С каким удовольствием я бы сейчас проглотил биг-мак! - пробормотал Грег и вставил в магнитофон учебную пленку на русском языке.
   "Я плохо себя чувствую".
   "На что жалуетесь?"
   Эта унылая страна с ее бесцветными людьми и ужасным климатом не стоила того волнения, которое он пережил в предвкушении посетить ее. Грега возбуждало то, что сравнительно мало людей с Запада бывает здесь, ведь иностранный туризм в Советском Союзе не поощрялся. Возбуждали его и ксенофобия, глубоко укоренившаяся в этой нации, и то, что страна эта была "полицейским государством".
   * * *
   Солнце уже начало садиться, когда он свернул с автострады на параллельное шоссе, бывшее когда-то главной западной дорогой из столицы. Через несколько минут он оказался на окраине Можайска в 128 км от Москвы. В его путеводителе говорилось, что Можайск - город XIII века Московского государства. Однако в однообразной архитектуре не осталось и следа этого древнего мира. Поблизости должен был находиться монастырь. Грег разглядел лишь верхушку собора святого Николая, однако у него не было времени осматривать эту достопримечательность.
   Он проехал через Можайск, напустив на себя беззаботный вид, избегая пристального взгляда регулировщика, управлявшего движением на перекрестке.
   Наконец, когда город остался позади, он увидел то, что искал заправочную станцию на восточной окраине Можайска, отмеченную в путеводителе. Фишер остановил машину у желтой бензоколонки. На стуле у белого бетонного строения сидел человек в чистом рабочем халате и читал книгу. Заметив машину, мужчина поднял глаза. Грег вышел из машины и направился к нему.
   - Как дела? - спросил он и протянул талоны интуриста на 35 литров девяносто третьего бензина.
   Мужчина кивнул.
   - О'кей?
   Фишер вернулся к машине и начал заправляться.
   Мужчина последовал за ним и через его плечо наблюдал за счетчиком. Фишера давно перестали удивлять подобные вещи. Он набрал 35 литров, но так как бак оказался неполным, то добавил еще четыре литра. Служащий бензоколонки разглядывал "понтиак".
   Фишер сел в машину и через автоматически опустившееся стекло протянул служащему несколько открыток с видами Нью-Йорка.
   - Там ведь все бездомные, да? - спросил тот.
   Фишер поставил пленку с записью Брюса Спрингстина, выжал сцепление, резко развернулся на 180° и рванул вверх по дороге.
   - Действительно, сюрреализм какой-то, - пробормотал Грег.
   Он погрузился в музыку и не сразу заметил, что превысил скорость.
   Потом его мысли переключились на гостиницу "Россия" в Москве. "Это будет первое приличное пристанище после Варшавы. Дико хочется стейк и капельку шотландского виски. Интересно, а что мне делать с фруктами и овощами, валяющимися на заднем сиденье?"
   Еще одна мысль пронеслась в его голове. "Избегать всяких затруднительных положений, связанных с сексом". Это говорил ему представитель посольства в Бонне, когда Грег заезжал туда за своей советской визой. Тем не менее Грег захватил с собой пятнадцать пар колготок и дюжину тюбиков губной помады. До сих пор он избегал всяких сексуальных приключений, правда, в Варшаве пробыл совсем недолго.
   - Посмотрим, посмотрим, насколько сексапильны девушки в России...
   Теперь он собирался вернуться на главную автостраду, но вдруг заметил указатель со словом "Бородино". Часы на приборной доске показывали 16 часов 39 минут. Грег машинально нажал на газ, резко свернул на дорогу, ведущую к Бородину, прямо к угасающему солнцу.
   Он не знал, что его ожидает в Бородине, но что-то внутри подсказывало ему, что такую возможность нельзя упускать. В июне, стоя на нормандском берегу, он чувствовал себя глубоко потрясенным тем, что произошло здесь, в Бородине. Тогда же он подумал, что хорошо бы увидеть место, где Кутузов и Наполеон встретились лицом к лицу, а еще через полвека стоял Лев Толстой и обдумывал свою эпопею "Война и мир". И Грег решил, что он по крайней мере исполнит свой моральный долг перед Россией, побывав здесь перед тем, как въехать в Москву.
   * * *
   Дорога плавно поднималась вверх. По обеим ее сторонам росли тополя, и Фишер нашел это весьма живописным. Он медленно проехал через ряд каменных колонн, к железным воротам. Дорогу венчал небольшой холм, и Фишер увидел расстилающееся перед ним Бородинское поле, где великая армия Наполеона встретилась с русской армией под командованием фельдмаршала Кутузова. Внизу виднелось здание из белого известняка с красной черепичной крышей и портиком в неоклассическом стиле. По краям портика стояли две старинные пушки.
   По интуристовскому буклету Фишер узнал в этом здании Бородинский музей. Порывшись в магнитофонных пленках, он отыскал увертюру Чайковского "1812 год", поставил ее, усилив звук. Грег вышел из машины, оставив дверцу открытой. Над тихим спокойным полем зазвучала музыка, и в небо взметнулась стая диких уток. Он попытался представить, как здесь сентябрьским днем 1812 года сошлись четверть миллиона французских и русских солдат. Согласно путеводителю за пятнадцать часов обе враждующие стороны перебили друг друга, а вечером русские отступили к Москве. Сто тысяч убитых и раненых поглотила эта битва.
   Фишер разглядывал мемориал французским солдатам и офицерам, сражавшимся в 1812 году, а еще дальше находились памятники русским защитникам, попытавшимся на этом же самом месте в 1941 году остановить фашистов. Он отметил, что здесь не было памятника погибшим немцам.
   Грега охватило ощущение истории и трагедии, когда он разглядывал эти мирные ныне просторы, простирающиеся в осенних сумерках.
   Фишер вернулся к машине. Он захлопнул дверцу, сделал звук потише и медленно поехал по дорожкам мимо обелиска Кутузову, мимо братской могилы советских гвардейцев, павших в бою в 1941 году, мимо памятника французским воинам и мимо множества маленьких мемориальных досок погибшим русским.
   Уже заметно стемнело, когда он сообразил, что потерял счет времени и заблудился. Грег оказался на узкой дороге, ведущей к сосновому лесу. Он хотел найти место, где можно было бы развернуть машину. Включил фары, но видел впереди лишь темно-зеленые сосны, стеною возвышающиеся по обеим сторонам.
   - О, всемогущий Боже!..
   Внезапно фары осветили деревянный указатель, прибитый к дереву, и Фишер остановил машину. Он внимательно всматривался в буквы кириллицы и наконец разобрал знакомое слово "СТОП". Остальное написанное было ему непонятно, кроме одного также знакомого слова "СССР".
   Уставившись на указатель, Грег размышлял, что делать дальше. Он так долго смотрел на него, что ему стал мерещиться за ним просвет. Грег достал из-под сиденья карманный фонарик и вышел из машины. Он прошел десять метров, направляясь к просвету. Им оказалась покрытая гравием маленькая площадка, явно предназначенная для разворота, чтобы позволить опрометчивому водителю послушно последовать указанию знака. "Русская точность", - подумал Фишер и пнул носком ботинка кусок щебенки. Он направился обратно к машине, но тут застыл от странного звука.
   Грег услышал, как осыпается хвоя с деревьев. "Наверное, фары привлекли оленя, - подумал он. - Ну, конечно же". Он шагнул к машине. Где-то неподалеку залаяла собака. "Недружелюбный лай", - отметил Грег.
   Яркий свет фар слепил глаза, и Фишер прошагал несколько метров к машине, заслонив их рукой. Раз, два, три, четыре, пять...
   - Русская точность, - произнес голос в нескольких шагах справа от Грега.
   Фишер почувствовал, как колени его слабеют.
   Глава 2
   Лиза Родз, пресс-атташе американского посольства, отметила, что уже пять часов. Она налила в бумажный стаканчик из-под кока-колы глоток виски. Окна ее кабинета на седьмом этаже выходили на запад, на Москву-реку. На противоположном берегу, на набережной Тараса Шевченко, возвышалась гостиница "Украина", двадцатидевятиэтажное строение сталинской архитектуры.
   Внизу берега реки соединял Калининский мост, переходящий в Кутузовский проспект, который бежал на запад мимо гостиницы "Украина" дальше, переходя в автостраду Москва - Минск. Она проследила взглядом проспект до того места, где он исчезал в лучах солнца на горизонте. "Россия... Огромное и негостеприимное пространство, более подходящее диким кочевникам и жвачным животным, и весьма непохожее на те территории, где раскинулась мощная империя европейцев и их города. Безусловно, это самое холодное государство из всех, когда-либо существовавших на земле", - думала Лиза.
   Зазвонил внутренний телефон. Она отошла от окна и взяла трубку.
   - Родз слушает.
   - Хэлло, - отозвался мужской голос. - Сегодня первый день Суккота*.
   _______________
   * Суккот - еврейский религиозный праздник.
   - И что из этого?
   - Меня пригласили на вечер в Садовники. Религиозные диссиденты. Тебе бы это тоже могло доставить удовольствие.
   - У меня сегодня вечером дежурство.
   - Давай я перенесу.
   - Нет... благодарю тебя, Сэз.
   - Значит, окончательно отказываешься?
   - Думаю, да.
   - Я получу экземпляр?
   - Сейчас я должна закончить пресс-релиз.
   - Ну что ж, по крайней мере, ты не влипнешь сегодня вечером в какие-нибудь неприятности. Спасибо тебе, Лиза.
   Она не поняла, имел ли в виду Сэз Айлеви неприятности или вечер, и ответила:
   - Разумеется, со мной все будет в порядке.
   - Пока.
   Она повесила трубку, скинула туфли и положила ноги на письменный стол. Держа стаканчике виски на колене, прикурила сигарету и, созерцая потолок со звукопоглощающей плиткой, размышляла о новом здании американского посольства. Строительство его вела западногерманская фирма в соответствии с договором, заключенным с американской компанией в Нью-Йорке. Если Советское правительство и было оскорблено таким пренебрежением к социалистическому труду и строительному опыту, то по крайней мере ни разу не выразило это вслух. Но оно не отказало себе в удовольствии создать кучу мелких неудобств и бюрократических проволочек и рассматривало проект пять раз, прежде чем окончательно утвердить. А потом выяснилось, что каждая железобетонная плита, доставленная Советами на стройплощадку, была напичкана подслушивающими устройствами. После нашумевшей истории с "жучками" произошло несколько скандальных разборок с морскими пехотинцами из охраны старого посольства на улице Чайковского и последовавшие за этим предписания и контрпредписания между Москвой и Вашингтоном. Больше года американскую дипломатическую миссию в Советском Союзе смешивали с дерьмом, и вся эта грязь со страниц газет прямиком шла в Соединенные Штаты.
   Судя по источникам Сэза Айлеви, русские долго потешались над этим. И по ее собственным наблюдениям, американские дипломаты в Москве чувствовали себя круглыми идиотами и какое-то время избегали контактов с представителями других посольств.
   В конце концов изобретательность и американские доллары расставили все по своим местам. Лиза Родз знала, что у многих американских сотрудников все же осталось чувство горечи после всех этих разборок. Остатки прошлой доброжелательности сменились чуть ли не открытой враждой между ними и русскими. В Госдепартаменте теперь серьезно подумывали о полной замене штата посольства. Лизе очень хотелось остаться здесь на своей должности, и она не теряла надежды.
   Сейчас она думала о Сээе Айлеви. Быть в связи с руководителем управления ЦРУ в Москве не так уж плохо для карьеры. Он может дернуть за веревочки, и ее оставят в посольстве, даже если департамент будет против. И она любила его. Или когда-то любила. Она не была уверена... Но почему-то связь с ним для нее была равноценна связи с его миром, а вот это ей как раз не нравилось. Это совсем не то, чего ей хотелось для своей карьеры и жизни. К тому же это было опасно. Да и само пребывание в Москве - это уже опасно.
   Глава 3
   Грегори Фишер определил свое местонахождение по памятнику Кутузову, освещенному луной. Среди мемориальных плит русским полкам он обнаружил тропинку, затем увидел белое здание музея, и уже через минуту очутился на дороге, ведущей к железным воротам. Но теперь они были закрыты. "О Боже!.." - прошептал он. Нажав на акселератор, он врезался в ворота и с треском распахнул их.
   - К чертовой матери отсюда! - вскричал он.
   Через несколько минут Фишер увидел наконец впереди пустынную старую московскую дорогу. Фары машины выхватили из темноты указатель, который он уже проезжал раньше. Грег резко свернул на нее и поехал назад, к главной магистрали Минск - Москва.
   - Надо было бы сразу ехать по этой дороге. И чего мне взбрело в голову смотреть на Бородино? Увидеть одновременно войну и мир...
   Он сильно ударился грудью о руль, когда "понтиак" попал в выбоину. За пустыми полями горели огни деревенских домов. Грег чувствовал, что оказался там, где ему вовсе не следует быть, и что ему как можно скорее нужно добраться туда, где он должен находиться, в его номере в "России", а еще лучше - в Коннектикуте. "Я ведь знал это, знал, что в этой стране не оберешься неприятностей!" И действительно, он чувствовал огромное напряжение с тех самых минут, как пересек границу. А теперь в его голове вспыхивал один неоновый знак: кошмар, кошмар.
   Наконец-то проселочная дорога пересеклась с автострадой. "О'кей... вот я и там, откуда начал свое путешествие!" Он быстро свернул на шоссе и направился на восток, к Москве.
   Грег понимал, что, скорее всего, первый же милицейский пост остановит его, и тогда ему придется отвечать на множество разных вопросов. Он уже заготовил несколько достоверных и убедительных ответов, но в глубине души знал, что милиция не поверит ни одному слову.
   Грегори внезапно ощутил, что двигается в пустоте, а затем возникло гнетущее чувство отстраненности. Он попытался убедить себя в том, что только что случившееся с ним не было правдой. "Боже... что же мне делать?"
   Стараясь ни о чем больше не думать, он поставил кассету и попытался окунуться в волшебные песни Дженис Джоплин. Она пела "Бобби Мак-Ги", пела таким глубоким, хрипловатым голосом, что Грег снова пришел в себя. Интересно, как она выглядит?
   Когда мысли Фишера снова вернулись к дороге, он заметил на черном горизонте какое-то странное мерцание. Грег взглянул на часы и спидометр. Москва! "Понтиак" пересек окружную дорогу - официальную границу города. В предыдущую ночь в номере смоленской гостиницы он несколько часов изучал карту Москвы. Теперь Грег без ошибки определил вдалеке справа Ленинские горы и Московский Государственный Университет, где он намеревался пообщаться со студентками. Однако его планы неожиданно изменились.
   Впереди, посередине дороги, он увидел Триумфальную арку, установленную в честь Бородинского сражения. Автострада Минск - Москва перешла в Кутузовский проспект. Ему чертовски повезло, что его ни разу не остановили. "Так вот какая она - бдительность полицейского государства". Он медленно пересек площадь Победы, оставив слева статую Кутузова на коне, а сзади здание Бородинской панорамы. Его буквально преследовали символы великого сражения.
   "Чертовы музеи... статуи... победы... войны..." - думал Фишер, остановив "понтиак" у первого светофора. Люди, переходящие проспект, глазели на его машину.
   "Москва! Я - в Москве!" Он усмехнулся. Все города и селения от Бреста оказались просто "закусками". Это же было "основное блюдо". Столица, центр, как называли этот город русские. Он внимательно разглядывал людей и дома, запоминая каждую деталь, стараясь привыкнуть к тому, что он в самом деле находится на улицах Москвы. "Москва!"
   Загорелся зеленый свет, и Фишер поехал вперед. Он хорошо выучил свой маршрут, поэтому без труда узнал шпиль гостиницы "Украина" - еще один свадебный пирог сталинизма, как и здание Московского Университета. Грег пересек Москву-реку по Калининскому мосту. Где-то рядом должно находиться американское посольство.
   - Слава тебе. Господи!
   На мосту Фишер попал в довольно сложную транспортную развязку. Он искал поворот, чтобы свернуть к посольству, когда рядом притормозил бело-зеленый милицейский автомобиль. Милиционер сделал ему знак остановиться. Двое милиционеров подошли к его машине, и Фишер опустил стекло.
   - Американец? - по-русски спросили его.
   - Да.
   - Виза. Паспорт.
   Грегори Фишер справился с дрожью в руках и протянул документы.
   Милиционер внимательно изучал их, периодически поглядывая на Фишера. Второй ходил вокруг машины и с интересом рассматривал ее.
   Долгое время они не произносили ни слова. Внезапно появился какой-то человек в штатском. Он внимательно рассмотрел Фишера через ветровое стекло, затем заговорил с очень сильным акцентом, однако на правильном английском:
   - Будьте любезны, предъявите документы на машину. Ваши международные права, страховку, ваш автомобильный маршрут.
   - Конечно. Да, - добавил Фишер по-русски и протянул мужчине прямоугольный конверт.
   Человек в штатском проверил документы, щелкнул пальцами, и один из милиционеров поспешно протянул ему визу и паспорт Фишера.
   - Выключите зажигание, дайте мне ваши ключи и выходите из машины.
   Фишер повиновался. Он подумал, что этот светловолосый слишком высок и строен для русского, и скорее похож на скандинава.
   Мужчина внимательно разглядывал лицо Фишера, затем фотографии на паспорте и визе, точно так же, как это делал до него милиционер. Наконец спросил:
   - Вы приехали из Смоленска?
   - Из Коннектикута.
   - Сейчас вы приехали в Москву из Смоленска?
   - О да.
   - А уже два часа как стемнело. Какие у вас дела в этом районе города?
   - Туризм.
   - Да? Вы уже были в вашей гостинице?
   - Нет. Я решил просто прокатиться вокруг...
   - Пожалуйста, не лгите. Этим вы делаете себе только хуже.
   - Ну, я поздно выехал из Смоленска.
   - Неужели? - Мужчина взглянул на туристический маршрут Фишера. - А здесь указано, что вы покинули офис "Интуриста" в час пятьдесят пополудни.
   - Я заблудился.
   - Где?
   - В Бор... В Можайске.
   - Не понимаю.
   - Я заблудился. Вы понимаете?
   - Что вы посещали в Можайске?
   - Собор.
   - Так где же вы потерялись? В соборе, что ли?
   Страх Фишера сменился раздражением.
   - Потеряться или заблудиться - это значит, что ты не знаешь, где находишься.
   Мужчина вдруг улыбнулся.
   - Да. Потеряться - именно это и означает. - Похоже, он задумался. - Так что вы говорите?
   Фишер молчал.
   Мужчина до неприличия долго рассматривал Фишера, затем знаком попросил следовать за ним. Они подошли к задней части "понтиака", и мужчина открыл багажник. В нем находился запас продуктов, смазочные материалы для автомобиля и моющие средства. Мужчина поднял жестянку с автомобильными свечами "Рэйн Дано", изучил ее, затем положил на место.
   Фишер заметил, что прохожие лишь замедляют шаг у его машины, но не останавливаются и не смотрят на него - впервые за последнюю тысячу миль. Только тут Грег Фишер уяснил значение слов "полицейское государство". Оба милиционера внимательно осматривали его багаж и сумки из мешковины с овощами и фруктами на заднем сиденье.
   - Что значит "понтиак"? - спросил мужчина в штатском.
   - По-моему, это слово индейское или что-то в этом роде. Верно. Вождь Понтиак, - ответил Грег.
   Мужчина пристально разглядывал красно-бело-синий значок со звездами и полосами на куртке Грега. Потом щелкнул пальцем по американскому значку так, словно хотел оскорбить его.